Текст книги "100 великих разведчиков"

Автор книги: Игорь Дамаскин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)

– Всё, что мы делаем, – переходы через границу, явки, информация – это неплохо, но не главное. Если мы хотим нанести настоящий вред Советам, надо рассорить их со всем миром. У меня для этого есть средства, и я кое-что делаю.

Орлов рассказал «Кейту» о тех фальшивках, о которых мы уже упоминали, и о других «проектах», направленных против советских представительств за границей и дискредитирующих отдельных лиц. А потом показал «Кейту» свою «фабрику».

Тот с удивлением разглядывал его обширную картотеку, штампы, печати, дубликаты наиболее злостных фальшивок, образцы подписей, фото– и химическую лаборатории, набор пишущих машинок с разными шрифтами и другие приспособления.

– Как человека умного и решительного, приглашаю вас принять участие в нашем деле. Оно не только нужное, но и хлебное. Между нами говоря, своё имение в Мекленбурге я приобрёл на доходы от него. Разведки хорошо платят и, между прочим, не особенно проверяют подлинность документов, которые я им предлагаю, им главное – качество исполнения и актуальность содержания.

С некоторыми оговорками «Кейт» дал согласие, и вскоре Орлов познакомил его со своим главным подручным – бывшим сотрудником ВЧК-ОГПУ Яшиным-Сумароковым, жившим в Берлине по выданным ему немцами документам на имя Павлуновского.

Тот отнёсся к «Кейту» с доверием, рассказал о перипетиях своей судьбы: влюбился в немку, некую Дюмлер, а та оказалась агентом полиции, склонила его к предательству. Замыслив побег, он прихватил с собой ряд документов резидентуры, часть отдал немцам в качестве платы за убежище, а часть передал Орлову, с которых тот скопировал бланки, штампы, подписи и печати, поэтому-то всё, что выходило с «фабрики», и выглядело как настоящее. Консультировал Орлова он и по вопросам чекистской и партийной терминологий, по реалиям советской жизни, по деталям взаимоотношений сотрудников представительств и резидентур и т. д. В общем, Яшин-Сумароков раскрыл все тайны орловской «фабрики».

Итак, в руках нашей разведки оказалась необходимая информация о деятельности Орлова. Наступило время принять контрмеры. Некоторые горячие головы предлагали просто разгромить и сжечь его «фабрику». Но это только на некоторое время приостановило бы его работу, к тому же все прошлые фальшивки остались бы неразоблачёнными, а советские спецслужбы обвинили бы в нападении на эмигрантов.

«Кейт» предложил другое решение. Он сделал слепки ключей от квартиры, лаборатории, сейфов и шкафов с документами. По ним изготовили дубликаты ключей. Несколько недель выжидал удобного случая. Наконец, когда Орлов уехал в Мекленбург, «Кейт» проник в его квартиру и изъял копии, черновики и заготовки фальшивых документов, образцы штампов и печатей. Среди изъятых были и заготовки двух фальшивок – о мнимом подкупе советским правительством американских сенаторов Бора и Норриса.

Советская разведка по своим каналам довела этот документ до сведения правительства США. Его публикация стала новой сенсацией в Америке. Попытка распространить провокационные акции на Соединённые Штаты произвела большое впечатление не только на американскую общественность, но и на правительство. Получив убедительные данные о том, как и кем была изготовлена фальшивка, Вашингтон потребовал суда над её авторами. К этому требованию присоединилась советская сторона. Возможно, это была первая в истории совместная советско-американская инициатива.

27 февраля 1929 года Орлов и его подручные – Яшин-Сумароков-Павлуновский, его любовница – агент полиции Дюмлер и полковник Кольберг – были арестованы и преданы суду. Их обвинили в попытке продажи корреспонденту американской газеты «Нью-Йорк ивнинг пост» Артуру Никкер-Бокеру фальшивого письма о получении сенаторами Бором и Норрисом денег от советского правительства за то, что они выступили за признание Соединёнными Штатами СССР и установление с ним дипломатических отношений. На суде были разоблачены и другие фальшивки.

Орлов был приговорён к четырёхмесячному заключению и по отбытии наказания выслан из Германии.

«Кейту» пришлось тоже срочно покинуть Германию, так как из-за грубого нарушения конспирации одним из сотрудников резидентуры над ним нависла угроза провала. На пароходе «Герцен» он отплыл на родину. «Кейт» ещё был в море, когда во всех газетах появились телеграммы о «таинственно исчезнувшем поручике» и пропавших из сейфа документах.

По разным причинам его роль в разоблачении Орлова и других акциях стала известна на Западе и в конце 1920-х годов послужила основой для сенсационных публикаций с броскими заголовками: «Король кремлёвских шпионов», «Хозяин секретных сейфов царя Кирилла», «Коллекционер ротозеев», «Человек, который проходит сквозь стену». Он стал знаменит во всём мире, кроме… своей страны, где о его делах долгие годы хранилось молчание. Счастье ещё, что с ним, как со многими другими разведчиками, не расправились в годы ежовщины-бериевщины.

Николай Крошко дожил до глубокой старости, долгие годы воспитывал молодых разведчиков, в 1967 году, уже будучи тяжело больным, написал воспоминания о своей разведывательной работе.

АРНОЛЬД ДЕЙЧ – СТЕФАН ЛАНГ (1904–1942)

Его имя долгое время хранилось в тайне, покрытое толстым слоем архивной пыли. Автору этих строк впервые удалось «смахнуть эту пыль» в 1991 году и открыть широкой публике имя и дела этого незаурядного человека.

Неоценимая заслуга Стефана Ланга (так его звали друзья, так он подписывал свои письма) в том, что именно он сумел создать «великолепную пятёрку» разведчиков, действовавшую на протяжении многих лет в самых высоких сферах Англии. Они пришли в разведку с его лёгкой руки, «крещены» и подготовлены им.

Дейч родился в семье мелкого коммерсанта, бывшего школьного учителя из Словакии. С 1920 года участвовал в революционном движении. В 1932 году по линии Коминтерна приехал в Москву. Спустя несколько месяцев был рекомендован в советскую разведку и с того времени действовал под именем Стефан Ланг. Он уже имел опыт работы в условиях подполья, знал несколько иностранных языков. Подготовка к разведке поэтому не заняла много времени.

В октябре 1933 года он получает задание обосноваться в Лондоне и начать активную работу. Вместе с ним из Австрии приехали три агента, с которыми он работал ещё в Вене, – один из них, «Джон», был англичанином, выполнял оперативные поручения Дейча; в частности, помог второму агенту, «Стреле», обосноваться в Лондоне. Она окончила курсы фотографии, стала прекрасным фотографом, её квартира использовалась для обработки и фотографирования разведывательных материалов. Третья помощница, «Эдит» (Эдит Тюдор Харт), вышла замуж за врача-англичанина, получила британское подданство, доступ в высшее английское общество. Её задача заключалась в изучении людей, работавших в интересовавших советскую разведку учреждениях, и перспективной молодёжи. Именно она познакомила Дейча с Филби.

В 1934 году Стефан поступил в Лондонский университет, где начал основательно изучать психологию. Пребывание в университете дало возможность заводить широкие связи среди студенческой молодёжи. Его, как разведчика, интересовали студенты, которые в перспективе могли стать его помощниками в разведывательной работе. Их он искал среди выходцев из высшего общества. Но в Лондонском университете таких практически не было.

Стефан скрупулёзно изучал существовавшую в Англии систему подбора чиновников и специалистов в ведущих государственных учреждениях. Было ясно, что кандидатов на работу «в верхах» следует искать среди студентов Кембриджского и Оксфордского университетов. И он обратил свои усилия в эту сторону.

В то время социалистическая идея, воплощаемая в СССР, имела много сторонников и в элитной среде английского общества, особенно среди молодёжи. Советская Россия была единственной страной, резко и однозначно выступавшей против германского фашизма. Поэтому и в престижных Кембридже и Оксфорде были люди, готовые бороться за социалистическую идею. Но таких людей надо было найти, оценить, выявить их способности и возможности привлечения к работе, обучить правилам конспирации, определить тактику поведения…

Чтобы добиться успеха, нужны были осторожность и сильные аргументы. Стефан не был разведчиком «плаща и кинжала», не располагал деньгами, да в его планы и не входило привлечение людей угрозами или подкупом. Только идеей – на ней можно было построить всё.

Действуя в Лондоне, Стефан Ланг приобрёл для советской разведки более двадцати (!) источников информации, то есть агентов, которые долгие годы служили ей не за страх, а за совесть. Все известные сейчас агенты Стефана Ланга – воспитанники Кембриджского университета. Однако среди завербованных им людей были и студенты Оксфордского университета, не менее талантливые и преданные, чем кембриджские. Никто из них, в отличие от кембриджцев, так никогда и не был разоблачён.

«„Оксфордские кроты“ Сталина, должно быть, прорыли такие же ходы в британское правительство, как и кембриджские, – писал английский исследователь Дж. Костелло. – Большинство из них унесло в могилу тайну своей подпольной работы на Москву. Но можно только представить, до каких служебных высот они доросли и к каким тайнам английских секретных ведомств имели доступ!» Но славу Арнольду Дейчу – Стефану Лангу принесла «кембриджская пятёрка» – Ким Филби, Дональд Маклейн, Гай Бёрджес, Энтони Блант и Джон Кернкросс.

Не имея возможности посвятить каждому из них очерк, хотя они этого заслуживают, мы предлагаем вниманию читателю отдельный очерк о К. Филби (см.), об остальных же поведаем коротко здесь, в рассказе об их «крёстном отце». Их деятельность продолжилась и закончилась через много лет после того, как они расстались, но начало всему положил он.

Итак, второй из «пятёрки» – Дональд Маклейн. Родился в Лондоне 25 мая 1913 года, сын видного политического деятеля, члена парламента. Став студентом Кембриджа, Дональд сразу оказался в гуще политических дискуссий, вступил в социалистическое общество студентов, мечтал поехать в Россию, чтобы стать там простым трактористом или учителем. Как и Филби, а затем и другие члены «пятёрки», публично отказался от своих левых взглядов после того, как Филби по поручению Ланга завербовал его в августе 1934 года. Окончив университет, начал работу в Форин Офисе – министерстве иностранных дел Англии. С этого момента и до июня 1940 года, когда он выехал из Франции, где работал в посольстве, он снабдил советскую разведку таким количеством документации, которое в архивах занимает сорок пять коробок, а в каждой из них более трёхсот страниц. Не менее интенсивной была его работа и в последующие годы, до того дня, когда в связи с угрозой провала он был выведен в Москву в 1951 году. (В то время он уже возглавлял американский отдел Форин Офиса.) Именно он в сентябре 1941 года сообщил о том, что британское правительство дало указание разработать проект «Тьюб эллойз» («Трубный сплав») – план создания атомной бомбы.

До конца своих дней Маклейн жил в Москве, стал видным учёным, доктором наук.

Третий из «пятёрки», Гай Фрэнсис де Монси Бёрджес, роился в 1911 году в семье кадрового морского офицера. После окончания Кембриджа поступил в Би-би-си и по заданию Дейча внедрился в английские спецслужбы. В 1938 году стал сотрудником УСО – Управления стратегических операций, секретной разведывательно-диверсионной службы Великобритании. Проявил себя как выдающийся вербовщик, приобретя для советской разведки много ценных агентов. В 1944 году был личным помощником министра иностранных дел, а в 1950 году получил назначение на дипломатическую работу в США. Особую ценность представляли его материалы о военной стратегии Англии и о деятельности английской и американской разведок.

В 1951 году под угрозой провала вместе с Маклейном был выведен в СССР. Умер в Москве в 1963 году.

Если имена Филби, Маклейна и Бёрджеса широко известны уже более трёх десятков лет, то имена двух остальных членов «Кембриджской пятёрки» всплыли на свет лишь в последние годы.

Джон Кернкросс родился в 1913 году в Шотландии, в семье лавочника. По квоте для простых людей и благодаря блестящим знаниям и интеллекту поступил в Кембридж. После Кембриджа был принят в Форин Офис, с 1940 года он стал личным секретарём лорда Хэнки, который имел непосредственное отношение к секретным службам. От Кернкросса было получено много материалов о подготовке немецкого нападения на СССР. В сентябре 1941 года он передал копию доклада Черчилля о проекте создания атомного оружия.

С 1942 года Кернкросс работал в Службе радиоперехвата и дешифрования. Он снимал для нашей разведки копии секретнейших документов, которые готовились только в трёх экземплярах: для Черчилля, министра обороны и начальника СИС, в первую очередь тех, которые касались Германии и советско-германского фронта. Кернкросс передал важнейшие сведения о подготовке немецкого наступления на Курской дуге, о чём официальный Лондон умолчал, хотя должен был предупредить об этом своего союзника. Тем самым Кернкросс спас жизнь десяткам тысяч советских воинов. Затем Кернкросс работал в СИС, занимаясь контрразведкой в СССР и Балканских странах. Благодаря ему были выявлены немецкие резидентуры и получен полный список английских агентов.

В связи с ухудшением здоровья он вынужден был оставить работу в разведке, и связь с ним была прекращена. Умер он в 1995 году в возрасте восьмидесяти двух лет.

И, наконец, пятый член «пятёрки» – Энтони Блант, выдающийся искусствовед. Родился в сентябре 1907 года в семье священника. Мать происходила из богатой аристократической семьи, что определило его будущее, в том числе и учёбу в Кембридже. В годы войны Блант работал в английской контрразведке. Он информировал о её деятельности против советской разведки, а также о тайных сепаратных переговорах, которые англо-американцы вели с представителями Германии в 1944–1945 годах.

После войны Блант занял пост «хранителя картин королевских дворцов», что открыло ему доступ в высшие политические сферы Великобритании. Он передавал важную информацию, однако по договорённости с руководством советской разведки не касался королевской семьи. С 1952 года он стал официальным советником королевы по вопросам искусства.

26 марта 1983 года Энтони Блант скончался.

Вот, собственно, вкратце и всё о членах «пятёрки». Добавим, что только за годы войны ими было переправлено в Москву более двадцати тысяч документов секретного характера. Помимо политической и военной информации большую ценность представили данные о датах и местах заброски после войны агентов на территорию СССР, что дало возможность своевременно их обезвредить.

В сентябре 1937 года Арнольд Дейч был отозван в Москву. К счастью, его миновала печальная участь многих других разведчиков – его не расстреляли, не репрессировали. Более того, ему даже разрешили поездку в Лондон для консервации завербованных им агентов.

Дейч внёс немалый вклад в совершенствование оперативной техники. Приобретая новые связи, встречаясь со своими помощниками, планируя и проводя сложные операции, он успевал совершать ещё множество дел. Достаточно сказать, что в Англии запатентовано шесть его изобретений. Будучи прирождённым экспериментатором, он серьёзно занимался совершенствованием методов снятия фотокопий с разведывательных материалов и изысканием наиболее надёжных способов пересылки их в Центр, интересовался практическим применением новых открытий в науке и технике, в частности, использованием ультрафиолетовых лучей для фотографирования в темноте, разработал несколько способов тайнописи.

Но по возвращении из Лондона он остался не у дел. Рассматривалась возможность его новой командировки, на этот раз в США, но она так и не состоялась. Фактически он оказался без работы. На рапорте о ремонте его комнаты и выделении денег на приобретение стола, кровати и шкафа стоит резолюция замнаркома «Отказать. Деканозов».

В конце 1938 года Дейч стал сотрудником Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР.

После 22 июня 1941 года руководство разведки решило направить Дейча в Аргентину, поддерживавшую в то время политические и экономическое отношения с фашистской Германией.

Разведчика и его группу планировалось направить через Иран, Индию, страны Юго-Восточной Азии. Но после 7 декабря 1941 года, после Пёрл-Харбора, этот путь стал опасным. К июню 1942 года группа оказалась в Тегеране, откуда Дейч направил начальнику разведки личное письмо, крик души патриота, изнывающего от вынужденного безделья в дни, когда решается судьба страны.

Вот это письмо.

«Уважаемый товарищ Фитин!

Обращаюсь к Вам как к начальнику и товарищу. Вот уже восемь месяцев я со своими товарищами нахожусь в пути, но от цели мы так же далеки, как и в самом начале. Нам не везёт. Однако прошло уже восемь ценных месяцев, в течение которых каждый советский гражданин отдал все свои силы на боевом или трудовом фронте. Если не считать трёх месяцев, проведённых на пароходе и в Индии, где я всё же что-нибудь да сделал для нашего общего дела, я ничего полезного для войны не сумел осуществить. А сейчас больше, чем когда-либо, время ценно. Мне стыдно своего „трудового рекорда“ во время Отечественной войны. Тот факт, что я лично в этом не виноват, меня не успокаивает.

Сейчас нам предстоит вновь неопределённое выжидание. Этого я больше не могу совместить со своей совестью. Условия в странах нашего назначения с момента нашего отъезда из Москвы изменились. Поставленные тогда перед нами задания, насколько я понимаю, сейчас частично нереальны. Даже в самом лучшем случае нам потребуется три-четыре месяца, чтобы добраться до места. К этому времени война кончится или будет близка к концу.

Цель этого письма – изложить свои соображения и просить Вас как начальника и товарища помочь мне сейчас перейти на полезную работу и нагнать потерянное время.

Прошу извинить за беспокойство, но я лишён возможности лично переговорить с Вами, а особые условия, в которых мы находимся, не дают мне другой возможности.

Разрешите мне вернуться в СССР и пойти на фронт для выполнения непосредственной для войны работы. Вы помните, что я уже был мобилизован от Политуправления РККА, откуда Вы меня сняли. Я могу работать для Вас, но очень прошу – не в тылу. Наконец, когда Красная армия перейдёт немецкую границу – в Германию или Австрию, – для меня найдётся достаточно работы.

Если я нужен, пошлите меня на подпольную работу, куда хотите, чтобы у меня было сознание, что я делаю что-нибудь непосредственно для войны, для победы против фашистов…

…Сейчас идёт война, я коммунист и понимаю, что существует дисциплина, поэтому выполню все Ваши указания беспрекословно. Но итог последних восьми месяцев и перспектива затяжной бездеятельности вынуждают меня обратиться к Вам лично и просить Вашего быстрого решения.

С лучшим приветом Стефан».

Через несколько дней в Тегеране была получена телеграмма об отзыве Стефана Ланга и его группы в Москву. Был разработан новый, северный маршрут.

В октябре 1942 года на танкере «Донбасс», направлявшемся на восточное побережье США, разведчик отправился в путь. 7 ноября 1942 года танкер был атакован немецкими самолётами, а затем крейсером «Адмирал Шеер». Судно разломалось пополам и пошло ко дну.

Танкер и весь экипаж были объявлены погибшими. Но, как оказалось, часть команды «Донбасса» спаслась и находилась в немецком плену. Капитан «Донбасса» В.Э. Цильке после возвращения из плена работал капитан-наставником на Чёрном море. Он подтвердил, что Стефан Ланг на его глазах был тяжело ранен взрывом торпеды – перебиты обе ноги – и вместе с носовой частью танкера погрузился в морскую пучину.

КИМ ФИЛБИ (1912–1988)

Его настоящее имя Гарольд Адриан Рассел Филби. Он родился 1 января 1912 года в индийском городке Амбала, где провёл первые четыре года своей жизни. Имя Ким в честь киплинговского героя дал ему отец Сент-Джон Филби, человек незаурядный. Будучи чиновником английской колониальной администрации, он увлёкся востоковедением, стал известным арабистом, принял мусульманство, взял в качестве второй жены саудовскую девушку-рабыню, подолгу жил среди бедуинских племён, стал советником короля Ибн Сауда, а во время Первой мировой войны оказался соперником Лоуренса (см. очерк) за влияние на арабов.

Ким с ранних лет овладел хинди и арабским языками, а уже потом немецким, французским, испанским, турецким и русским. Он воспитывался в духе классических британских традиций и получил наиболее престижное в Англии образование: в 1929 году поступил в Тринити – один из самых крупных и аристократических колледжей Кембриджа.

В это время Англия, как и другие капиталистические страны, переживала экономический кризис. Страну захлестнула безработица. А из Италии и Германии тянуло могильным холодом фашизма. Споры среди студентов не умолкали.

Решающими для последующей жизни Кима стали поездки в европейские страны, прежде всего в Германию и Австрию, которая была залита кровью рабочих. Ким рассказывал впоследствии: «В моей родной Англии… я тоже видел людей, ищущих правды, борющихся за неё. Я мучительно искал средства быть полезным великому движению современности, имя которому – коммунизм. Олицетворением этих идей был Советский Союз, его героический народ, заложивший начало строительства нового мира. А форму этой борьбы я нашёл в советской разведке. Я считал и продолжаю считать, что этой работой я служил и моему английскому народу».

Но ещё до установления связи с советской разведкой Филби вернулся в Вену, где принял участие в работе МОПР (Международной организации помощи рабочим). Там же познакомился с Литци Фридман, активисткой австрийской компартии. Вскоре они поженились (впоследствии брак распался).

Главной работой Кима было поддержание связи с коммунистами, нелегально проживавшими в Австрии, Венгрии и Чехословакии. Английский паспорт давал ему возможность беспрепятственного передвижения из страны в страну.

В 1934 году обстановка в Австрии ухудшилась. Наступал фашизм. Литци, наполовину еврейке, а к тому ещё и коммунистке, которой за это пришлось посидеть в тюрьме, оставаться в Австрии было нельзя, не выручал и английский паспорт Кима. Они перебрались в Англию.

К этому времени советская разведка уже держала Филби в поле своего зрения. Однажды знакомая Филби по Австрии Эдит Тюдор Харт предложила познакомить его с «очень важным» человеком, который может его заинтересовать. Ким согласился без колебаний.

Этим человеком оказался Арнольд Дейч – Стефан Ланг (см. очерк). После не очень долгого разговора Дейч предложил ему, как вспоминал Филби, стать «агентом глубокого проникновения». Филби согласился. С этого времени, то есть с июня 1934 года, в оперативной переписке он значился как «Зёнхен» – «Сынок» (нем.).

Первое, что попросил его сделать Дейч, это прекратить всякие контакты с коммунистами и даже с людьми, сочувствующими им. То же требовалось и от его жены. Второе – внимательно присмотреться к своим друзьям по Кембриджу с позиции их пригодности к разведывательной работе. Третье – с точки зрения решения разведывательных задач определить свою будущую карьеру.

В это время перед нелегальной разведывательной группой в Лондоне стояла долговременная задача: проникновение в английскую разведку «Интеллидженс сервис». Мог ли Филби решить эту задачу? Прямого пути в разведку, естественно, не было; можно было проникнуть в неё через МИД. Но и туда дорога оказалась закрытой. В университете ему не дали рекомендации, помня о его «левых» убеждениях в прошлом. Филби стал журналистом, памятуя о том, что английская разведка всегда проявляла интерес к людям этой профессии.

В это время к работе с Филби подключился резидент-нелегал А.М. Орлов. Будучи сотрудником журнала «Ревью оф ревьюз», Ким стал давать ему кое-какую интересную информацию, в частности, касавшуюся Ближнего Востока. Тогда же он через своего университетского приятеля Уайли получил обзор деятельности военного министерства и его разведки с характеристиками на некоторых её работников.

Примерно в это же время Уайли познакомил Филби со своим другом Тэлботом, редактировавшим «Англо-русскую торговую газету», выражавшую интересы старых бизнесменов, когда-то имевших дела в царской России. Но газета постепенно умирала вместе с её подписчиками, и Тэлбот задумал новое издание – «Англо-германскую торговую газету», для чего ему понадобился новый редактор. Им и стал Ким Филби.

В этом качестве он вступил в Англо-германское содружество, у него появились знакомые в германском посольстве, а оттуда и интересная информация. Каждый месяц он стал ездить в Берлин, был представлен Риббентропу; завязались контакты и с геббельсовским министерством пропаганды.

Но «перестараться» в подаче Филби как пронацистски настроенного человека было нельзя, так как в случае обострения англо-германских отношений, а тем более войны, ему грозили бы неприятности.

В 1936 году газета была закрыта, а у Филби и Дейча появился новый руководитель, резидент Теодор Малли, или «Малый», или «Манн», талантливый и преданный делу разведчик, который впоследствии был незаконно репрессирован. Дейч и Малли решили направить Филби в Испанию, где в это время развернулась гражданская война. Поездка была нужна не только и не столько для сбора информации о положении в этой стране, сколько для расширения разведывательных возможностей Филби и открытия новых перспектив. Перед ним была поставлена задача показать себя смелым, ярким журналистом, способным привлечь внимание британской разведки. Испания была в это время лучшим местом для демонстрации таких качеств.

Филби поехал в качестве «свободного» журналиста за «свой» счёт (в действительности за счёт резидентуры). Ему вручили адрес в Париже, на который он должен будет отправлять свои донесения, несложный код. Чтобы оправдать затраты, он продал часть своей библиотеки.

Прибыв в Лиссабон, получил визу в представительстве генерала Франко и выехал в Севилью, откуда и начал действовать. Информация, поступавшая от него, была интересной и основывалась на многочисленных контактах с испанцами.

Однажды случилось так, что Филби пришлось проглотить бумажку с кодом. Он запросил новый, и ему назначили встречу в Гибралтаре. Человеком, привёзшим код, оказался его друг Гай Бёрджес, которого он сам рекомендовал в нашу разведку.

Вернувшись в Лондон, Филби привёз большую «испанскую» статью. Но куда её поместить? Отец посоветовал «начинать с самого верха» и отнести её в «Таймс». Ему повезло. «Таймс» в это время остался без корреспондента в Испании, и Киму, после ознакомления со статьёй, предложили место постоянного корреспондента в Испании. Это был громадный шаг вперёд, можно сказать, прорыв. Стать сотрудником такой газеты – об этом можно было только мечтать!

В мае 1937 года Филби по командировке газеты и с благословения Дейча снова выехал в Испанию. Он заручился рекомендательными письмами германского посольства в Англии, где его знали как человека, «сочувствующего» нацистам. К тому же корреспондента влиятельной «Таймс» франкисты и без того встретили очень тепло. Он, не стесняясь, рассказывал о своём знакомстве с Риббентропом, которое в глазах фалангистов выглядело, как его дружба с этим уважаемым ими деятелем (хотя он виделся с ним всего пять минут).

Филби работал не покладая рук. Он добросовестно писал ежедневные корреспонденции в «Таймс», готовил сообщения для нашей разведки, однако всю эту информацию надо было сначала получить. А для этого требовалось устанавливать и поддерживать дружеские отношения с военными и гражданскими деятелями франкистского режима, выезжать на фронт. Там он сильно страдал, видя тела убитых и раненых республиканцев, присутствуя на их казнях. Но приходилось скрывать свои чувства. Филби делал это настолько умело, что генерал Франко наградил его орденом, который вручил лично. Однажды при артиллерийском обстреле или от взрыва мины Филби чуть не погиб, когда проезжал на машине вдоль линии фронта.

Свою информацию для разведки он передавал А.М. Орлову, в то время советскому резиденту в республиканской Испании. Для этого они встречались в небольшом французском приграничном городке.

После окончания испанской войны Филби вернулся в Лондон. Вскоре началась Вторая мировая война, и он был назначен главным военным корреспондентом при штабе английских войск. После падения Франции и возвращения в Лондон его вызвали в редакцию и сказали: «Вас просил зайти капитан Шелдон из Военного министерства». Так английская разведка сама вышла на Кима Филби. Правда, помог ей Гай Бёрджес, который в это время уже был её сотрудником и порекомендовал Филби как достойного кандидата.

Он был зачислен преподавателем в разведывательно-диверсионную школу секции «D», но вскоре понял, что, работая там, он так же далёк от секретов СИС, как и будучи корреспондентом «Таймс».

Осенью 1940 года из-за отсутствия практических результатов секцию «D» вместе со школой передали в ведение министерства экономической войны. Большинство сотрудников было уволено, Филби в числе немногих был оставлен во вновь организованной школе, получившей наименование «станция 17».

24 декабря 1940 года с Филби восстановил связь новый советский резидент в Лондоне А.В. Горский. Он согласился, что работа в школе ничего не даёт Киму как разведчику. Филби использовал все свои возможности для перехода на оперативную работу. В этом ему помог друг его отца Валентин Вивиан, заместитель директора СИС по внешней контрразведке. Зная, что Филби побывал в Испании, он способствовал его устройству на должность руководителя испанского сектора в СИС, который вёл контрразведывательную работу в Испании, Португалии и частично во французских североафриканских владениях в плане борьбы с проникновением в Англию иностранных разведок с этих территорий. С согласия Центра Ким занял эту должность.

Хотя по учётам английской контрразведки Филби числился как бывший член социалистического общества Кембриджского университета и подписчик «Рабочего ежемесячника», его жена антифашистски настроенной, а отец как придерживающийся «крайних взглядов», этому, очевидно, не придали значения, ограничившись официальной проверкой. Тем более что антифашистские взгляды в 1940 году не считались большим криминалом.

Филби принялся активно бороться с немецкой агентурой на Пиренейском полуострове. Он получил доступ к нужной для советской разведки информации, в том числе к дешифрованным телеграммам германского абвера. Тогда же он добыл первую информацию о попытках установления контактов между британской разведкой и Канарисом. Уже позднее, в 1941 году, ему станет известно о сепаратных переговорах англо-американцев с немцами.