Текст книги "Ветхий Завет с улыбкой"

Автор книги: Игорь Ушаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Есфирь спасительница Иудеев

В тот день царь Артаксеркс отдал царице Есфири дом Амана, врага Иудеев. Мардохей же вошел пред лице царя, ибо Есфирь объявила, кем она ему приходится. Тогда снял царь перстень свой, который он отнял у Амана, и отдал его Мардохею. Есфирь же поставила Мардохея смотрителем над домом Амана.

И продолжала Есфирь говорить пред царем и пала к ногам его, и плакала и умоляла его отвратить злобу Амана Вугеянина и замысел его, который он замыслил против Иудеев.

Сказал царь Артаксеркс царице Есфири и Мардохею Иудеянину:

– Напишите о Иудеях, что вам угодно, от имени царя и скрепите царским перстнем, ибо письма, написанного от имени царя и скрепленного перстнем царским, нельзя изменить.

Написал Мардохей от имени царя Артаксеркса, и скрепил царским перстнем письмо о том, что царь позволяет Иудеям, находящимся во всяком городе, собраться и стать на защиту жизни своей, истребить, убить и погубить всех сильных в народе и в области, которые во вражде с ними, детей и жен, и имение их разграбить. Были посланы письма с царским указом чрез гонцов на конях, на дромадерах и мулах царских во все города и веси великой империи Персидской.

И было тогда у Иудеев освещение и радость, и веселье, и торжество. И многие из народов страны сделались Иудеями, потому что напал на них страх пред Иудеями.

Итак, в месяц Адар, в тринадцатый день его, в который пришло время исполниться повелению царя и указу его, в тот день, когда надеялись неприятели Иудеев взять власть над ними, а вышло наоборот, что сами Иудеи взяли власть над врагами своими. Собрались Иудеи в городах своих по всем областям царя Артаксеркса, чтобы наложить руку на зложелателей своих. Никто не мог устоять пред лицем их, потому что страх пред ними напал на все народы, ибо велик был Мардохей в доме у царя, и слава о нем ходила по всем областям. Сей человек, Мардохей, поднимался выше и выше.

Есфирь жаждет крови…

И избивали Иудеи всех врагов своих, побивая мечом, умерщвляя и истребляя, и поступали с неприятелями своими по своей воле…

В тот же день донесли царю о числе умерщвленных в Сузах, престольном городе. И сказал царь царице Есфири:

– В Сузах, городе престольном, умертвили Иудеи и погубили пятьсот человек и десятерых сыновей Амана. Что же сделали Иудеи в прочих областях царя? Какое желание твое? Скажи, и оно будет удовлетворено!

– Если царю благоугодно, то пусть бы позволено было Иудеям, которые в Сузах, делать то же и завтра, что сегодня, и десятерых сыновей Амановых пусть бы повесили на дереве.

Не зря говорят, что каков поп, таков и приход. Но, видимо, правда и то, что каков Бог, таков и пророк!

Приказал царь по желанию кровожадной Есфири повесить десятерых сыновей Амановых. А Иудеи в Сузах умертвили еще триста человек. По всей стране славненько погуляли Иудеи, умертвив из неприятелей своих семьдесят пять тысяч. И это в мирное-то время! Право, Господи, воистину чудны деяния твои!

Да и царь Артаксеркс хорош! Чтобы бабу ублажить разрешил народ свой собственный перебить…

В четырнадцатый день сего же месяца Иудеи успокоились и сделали его днем пиршества и веселья. В этот день Мардохей установил каждогоднее празднование. А поскольку Аман Вугеянин, враг всех Иудеев, думая погубить Иудеев, бросал жребий, который на древнем языке назывался «пур», чтобы выбрать день погубления Иудеев, то и праздник тот получил название Пурим.

Мардохей Иудеянин стал любимым у множества братьев своих, ибо искал добра народу своему и говорил во благо всего племени своего.

А ведь ежели разобраться, то кабы не Есфирь, то быть бы всем Иудеям убиенным во время Амановой зачистки! Не Есфири ли обязаны евреи?

И сказал Мардохей:

– От Бога все это было, ибо видел я сон о всех сих событиях. Не осталось в нем ничего неисполнившимся. Малый источник сделался рекою, и был свет и солнце и множество воды. Эта река есть Есфирь.

Книга ИОВА

Эта книга одна из наиболее драматических и даже трагических во всей Библии. Иов являет собой неповторимый образ богоборца. Он бессилен в своей борьбе с всемогущим богом, как бессильны были страдальцы народные, столь же безжалостно замученные в застенках Лубянки. Однако он храбро вступает в словесное единоборство с Богом и выигрывает его!

Монологи Иова можно отнести к немногим образцам древней прозы, и по сию пору недосягаемой по своей эмоциональности и выразительности.

Сатана на встрече с Господом

Жил-был человек в земле Уц, имя которого было Иов.

Был он непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла. Владел он семью тысячами мелкого скота, тремя тысячами верблюдов, пятьюстами парами волов и пятьюстами ослицами. Было у него весьма много прислуги. Словом, был человек этот знаменитее всех сынов Востока.

Родились у него семь сыновей и три дочери. Иов освящал их и, вставая рано утром, возносил всесожжения по числу всех их плюс одного тельца специально за грех о душах их. Ибо, говорил Иов, может быть, сыновья мои согрешили и похулили Бога в сердце своем, а никто об этом и не знает.

И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа, а между ними пришел и Сатана. (Как известно, Сатана был одним из Ангелов Божьих, причем имя его означает «противник» или «обвинитель», т. е. Господь создал сам некий противовес своей абсолютной монархической власти.) Сказал Господь Сатане:

– Откуда ты пришел?

– Я ходил по земле и обошел ее. – Отвечал Сатана.

– Обратил ли ты внимание твое на раба моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле другого человека столь непорочного, справедливого и богобоязненного.

– А ты что думаешь, разве даром богобоязнен Иов? Не ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его ты благословил, и стада его распространяются по земле. За такие коврижки и я, Диавол, буду непорочным и богобоязненным. А вот ты простри руку твою и коснись всего, что у него. – Съехидничал гадкий юноша с черными крыльями. – Посмотрим, благословит он тебя или же начнет хулить и поносить по-черному!

Испытание веры Иова

И тут такое началось! Как говорится, не приведи Господь! Начал Бог Иова проверять на верность служения, как, наверное, и в подвалах Лубянских не проверяли бесконечно преданных идее людей, подозреваемых в инакомыслии и измене! Видать, забыл Всевидящий Господь, что он и мысли, и дела – всё знает наперед.

Был день, когда сыновья и дочери Иова ели и вино пили в доме первородного брата своего. Приходит в это время вестник к Иову и говорит:

– Напали на нас Савеяне, забрали волов и ослиц, а отроков-пастухов поразили острием меча. Спасся только я один.

Еще говорил первый гонец, как приходит другой и сказывает:

– Огонь Божий упал с неба и опалил овец и отроков и пожрал их. Спасся только я один.

Только закрыл рот второй – третий гонец явился, не запылился, со словами:

– Халдеи захватили верблюдов, а отроков поразили острием меча. Спасся только я один.

Не успел доложить о бедах своих третий гонец, на пороге появился следующий, чтобы возвестить самую ужасную новость:

– Сыновья твои и дочери твои ели и вино пили в доме первородного брата своего, когда большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли. Спасся только я один.

Тогда Иов встал, разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою, пал на землю и сказал:

– Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь.

(Куда он собрался возвратиться, Иов не сказал, а вот Господь, так тот точно имел в виду возвращение во чрево матери, причем самым естественным путем! Словом, как в детстве мы прилично ругались: «Мама, роди меня обратно!»)

Иов же продолжал свои вопли:

– Господь дал, Господь и взял. Как угодно было Господу, так и сделалось. Да будет имя Господне благословенно!

Говоря так, не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге…

……………………

Боже милосердный!..

Милосердный ли?…

Вторая дружеская беседа Господа с Сатаной

Был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господом, и опять между ними затесался Сатана. Не ясно, почему Всемогущий не мог этого Сатану давным-давно загнать в тартарары? Видимо нужен был для некоторых деликатных поручений.

И сказал Господь Сатане:

– Опять блуждал по земле? Обратил ли ты внимание на раба моего Иова? Каково я его искушал, а он, как партизан на допросе, – ни единого словечка проклятия в мой адрес, ни единого всхлипывания!

– Все, что ты делал с Иовом – это цветочки! А вот простри руку твою и коснись кости его и плоти его, – будет ли он благословлять тебя?

И сдал Господь Сатане Иова с потрохами, сказав:

– Вот, он в руке твоей, только душу его сбереги – мне самому пригодится для чего-нибудь еще.

Второе искушение Господне

Отошел Сатана от лица Господня и поразил Иова проказою лютою от подошвы ноги его по самое темя его. Взял Иов черепицу, чтобы скоблить себя ею, и сел в пепел вне селения. Подошла к нему жена его и без обиняков вылепила:

– Ну что, старый дурень, допрыгался? Вот тебе и «Боженька, Боженька»! Измывается он над тобой почище последнего подонка. Ты все еще тверд в непорочности своей?! Пошли ты его к черту! Уж лучше помереть…

– Что ты говоришь, неразумная? Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?

– Так за что же злое-то? У тебя злого – как у нищего золота али у глупого мыслей! Все эксперименты научные, что ли, Боженька твой проводит?

Так что опять во всем этом не согрешил Иов устами своими. Услышали трое друзей Иова о всех этих несчастьях, постигших его, и пошли каждый из своего места: Елифаз Феманитянин, Вилдад Савхеянин и Софар Наамитянин, и сошлись, чтобы идти вместе сетовать с ним и утешать его.

Подняв глаза свои издали, они не узнали его – так он изменился от горя. Возвысили тогда друзья голос свой и зарыдали, вопрошая, как жизнь у Иова. И ответил им мученик:

– Таки вы спрашиваете, как жизнь у Иова? Жизнь у Иова – хренова! Разве это жизнь? Вам бы век так не жить!

Разодрал каждый из Иововых друзей верхнюю одежду свою, и бросали пыль над головами своими к небу. И сидели с ним на земле семь дней и семь ночей, не говоря ни слова, ибо видели, что страдание его весьма велико.

Третье варварское искушение Господне

Пришла жена его с такими словами:

– Муж мой дражайший! Доколе ты будешь терпеть? Погибли с земли память твоя – сыновья и дочери твои. А ведь они и болезни чрева моего и труды, которыми напрасно трудилась. Это ваше, мужицкое дело не рожать, а сунул, вынул и бежать, а нам бабам каждое дитятко кровью да бессонными ночами дается! Вам бы только про политику подундеть да пива холодного заглотнуть!

Вот и сидишь теперь в смраде червей, проводя ночь без покрова, а я скитаюсь и служу, перехожу с места на место, из дома в дом, ожидая, когда зайдет солнце, чтобы успокоиться от трудов моих и болезней, которые ныне удручают меня.

Слабак ты был, слабаком и остался. Тебе хоть нассы в глаза, а ты всё: «Божья роса!»

Скажи некое слово к Богу и умри. Будь мужиком!

Первое слово Иова

После того открыл Иов уста свои и проклял день свой. И начал Иов и сказал:

– Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! День тот да будет тьмою! Да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя!

Ночь та! Да обладает ею мрак, да не сочтется она в днях года, да не войдет в число месяцев! О, ночь та! Да будет она безлюдна, да не войдет в нее веселье! Да померкнут звезды рассвета ее: пусть ждет она света, и он не приходит, и да не увидит она ресниц денницы за то, что не затворила дверей чрева матери моей и не сокрыла горести от очей моих!

Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? Зачем приняли меня колени? Зачем было мне сосать сосцы? Лучше бы лежал я, как выкидыш сокрытый, и не существовал бы, как младенцы, не увидевшие света.

На что дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душою, которые ждут смерти, и нет ее… Которые вырыли бы ее охотнее, нежели клад, обрадовались бы до восторга, восхитились бы, что нашли гроб?

На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком? Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода, ибо ужасное, чего я ужасался, оно и постигло меня… И чего я боялся, то и пришло ко мне.

Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло меня несчастье!

* * *

Вот мы славим Песни Соломоновы и Псалмы Давидовы как образцы велеречия и поэтической красоты. Мы воспеваем их, воспевших свои песни. А кто воспел этот вопль души Иова? Не есть ли он вершина трагизма? Этот душераздирающий крик отчаяния, крик боли человека, попавшего в непереносимую беду!

Первое нравоучение Елифаза

Отвечал ему Елифаз Феманитянин:

– Если попытаемся мы сказать к тебе слово, не тяжело ли будет тебе? Впрочем кто может возбранить слову!

Вот, ты наставлял многих и опустившиеся руки поддерживал, падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял.

А теперь дошло до тебя, и ты изнемог, коснулось тебя, и ты упал духом. Богобоязненность твоя не должна ли быть твоею надеждою, и непорочность путей твоих – упованием твоим?

Вот, ко мне тайно принеслось слово, и ухо мое приняло нечто от него. Дух прошел надо мною, но я не распознал вида его, а услышал голос:

– Человек праведнее ли Бога? Бог и слугам своим не доверяет и в Ангелах своих усматривает недостатки.

Взывай, если есть отвечающий тебе. Глупца убивает гневливость, и несмысленного губит раздражительность. Видел я, как глупец укореняется, и тотчас проклял дом его. Дети его далеки от счастья, их будут бить у ворот, и не будет заступника. Жатву его съест голодный, и жаждущие поглотят имущество его.

Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда, но человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх.

Но я к Богу обратился бы, предал бы дело мое Богу, который творит дела великие и неисследимые, чудные без числа. Он разрушает замыслы коварных, и руки их не довершают предприятия. Он уловляет мудрецов их же лукавством, и совет хитрых становится тщетным. Он спасает бедного от меча, от уст их и от руки сильного.

И есть несчастному надежда, и неправда затворяет уста свои. Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай, ибо он причиняет раны и сам обвязывает их, он поражает, и его же руки врачуют. Во время голода избавит тебя от смерти, и на войне – от руки меча.

И увидишь, что семя твое многочисленно, и отрасли твои, как трава на земле. Войдешь во гроб в зрелости, как укладываются снопы пшеницы в свое время.

Вот, что мы дознали. Так оно и есть. выслушай это и заметь для себя.

Второе слово Иова

Ах, как легко здоровому нравоучать того, кто при смерти! Как легко сытому вещать голодному о воздержании!

Признайтесь, сколько таких бездушных – при всем их внешнем соучастии – Елифазов-моралистов встречали вы на своем пути? Наверное, немало…

Отвечал Иов своему другу-нравоучителю:

– О, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! Оно верно перетянуло бы песок морей! Оттого слова мои неистовы! Ибо стрелы Вседержителя во мне, яд их пьет дух мой; ужасы Божии ополчились против меня.

О, когда бы сбылось желание мое и чаяние мое исполнил Бог! О, если бы благоволил Бог сокрушить меня, простер руку свою и сразил меня! Это было бы еще отрадою мне, и я крепился бы в моей беспощадной болезни. Что за сила у меня, чтобы надеяться мне?

К страждущему должно быть сожаление от друга его. Но братья мои неверны, как поток, как быстро текущие ручьи, которые черны от льда и в которых скрывается снег. Когда становится тепло, они умаляются, а во время жары исчезают с мест своих.

Так и вы теперь – ничто! Увидели страшное и испугались. Научите меня, и я замолчу, но укажите мне, в чем я погрешил.

Но что доказывают обличения ваши? Вы придумываете речи для обличения, на ветер пускаете слова ваши.

Вы нападаете на сироту и роете яму другу вашему. Но прошу вас, взгляните на меня: буду ли я говорить ложь пред лицем вашим? Есть ли на языке моем неправда? Неужели гортань моя не может различить горечи?

Не определено ли человеку время на земле, и дни его не то же ли, что дни наемника? Как раб жаждет тени, и как наемник ждет окончания работы своей, так я получил в удел месяцы суетные, и ночи горестные отчислены мне.

Когда ложусь, то думаю, встану ли? А вечер длится, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета. Тело мое одето червями и пыльными струпьями, кожа моя лопается и гноится.

Дни мои бегут скорее челнока и кончаются без надежды.

Редеет облако и уходит – так нисшедший в преисподнюю не выйдет, не возвратится более в дом свой, и место его не будет уже знать его.

Не буду же я удерживать уст моих! Буду говорить в стеснении духа моего, буду жаловаться в горести души моей.

Господи! Разве я морское чудовище, что ты поставил надо мною стражу? Как только подумаю я: «Утешит меня постель моя, унесет горесть мою ложе мое», ты тут же начинаешь страшить меня снами и видениями пугаешь меня. И тогда душа моя желает лучше прекращения дыхания, лучше смерти, нежели сбережения костей моих.

Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета. Что такое человек, что ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его?

Доколе же ты не оставишь меня, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою?

Если я согрешил, то что я сделаю тебе, страж человеков! Ты что, боишься меня? Зачем ты поставил меня противником себе, так что я стал самому себе в тягость?

Почему бы тебе не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? Ибо, вот, я лягу в прахе, а завтра поищешь меня, и меня нет…

Первое нравоучение Вилдада

Тут встрял другой нравоучитель – Вилдад Савхеянин:

– Долго ли ты будешь говорить так? Неужели Бог извращает суд, и Вседержитель превращает правду? Если сыновья твои согрешили пред Богом, то он и предал их в руку беззакония их.

Что ты скулишь все время: «Ах, у Иова, ах, у Иова жизнь тяжелая такая…»

Если же ты помолишься Вседержителю, и если ты на самом деле чист и прав, то он ныне же встанет над тобою и умиротворит жилище правды твоей. И если вначале у тебя было мало, то впоследствии будет весьма много.

Поднимается ли тростник без влаги? Растет ли камыш без воды? Еще он в свежести своей и не срезан, а прежде всякой травы засыхает. Вот таковы и пути всех забывающих Бога, и надежда лицемера погибнет, упование его подсечено, и уверенность его – дом паука: обопрется о дом свой и не устоит, ухватится за него и не удержится.

Видишь, Бог не отвергает непорочного и не поддерживает руки злодеев. Он еще наполнит смехом уста твои и губы твои радостным восклицанием. Ненавидящие тебя облекутся в стыд, и шатра нечестивых не станет.

Третье слово Иова

Отвечал и этому Иов:

– Правда! Знаю, что так. Но как оправдается человек пред Богом? Вот Бог пройдет предо мною, и не увижу его, пронесется мимо – и не замечу его.

И кто возбранит Богу? Кто упрекнет его: «Что ты делаешь?»

Бог не отвратит гнева своего: пред Ним падут поборники гордыни. Тем более могу ли я отвечать ему и приискивать себе слова пред ним?

Хотя бы я и прав был, но не буду отвечать, а буду умолять судию моего.

Если бы я воззвал, и он ответил мне, – я не поверил бы, что голос мой услышал тот, кто в вихре разит меня и умножает безвинно мои раны, не дает мне перевести духа, но пресыщает меня горестями.

Если действовать силою, то бесполезно – он всемогуществен. Если судом, кто сведет меня с ним? Если я буду оправдываться, то мои же уста обвинят меня: да хоть и был бы я невинен, то Бог признает меня виновным.

Невинен я! Не хочу знать души моей, презираю жизнь мою. Если этого поражает Бог бичом вдруг, то пытке невинных посмеивается. Земля отдана в руки нечестивых, лица судей ее он закрывает.

Если не он, то кто же?!

Дни мои быстрее гонца, – бегут и не видят добра, несутся, как легкие ладьи, как орел стремится на добычу.

Если же я виновен в чем, то для чего напрасно томлюсь? Хотя бы я омылся и снежною водою и совершенно очистил руки мои, то и тогда ты погрузишь меня в грязь, и возгнушаются мною одежды мои.

Ибо Бог не человек, как я, чтоб я мог отвечать ему и идти вместе с ним на суд! Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас.

Опротивела душе моей жизнь моя. Предамся печали моей, буду говорить в горести души моей.

Скажу я Богу:

«Не обвиняй меня, а объяви мне, за что Ты со мною борешься? Чем же это так хорошо для тебя, что ты угнетаешь людей, что презираешь дело твоих же рук, а на совет нечестивых посылаешь свет?

Твои руки трудились надо мною и образовали всего меня кругом, а теперь ты же губишь меня?

Если я виновен, горе мне! Да и если я прав, то не осмелюсь поднять головы моей – я пресыщен унижением. Взгляни на бедствие мое – оно увеличивается. Ты гонишься за мною, как лев, и снова нападаешь на меня… Ты выводишь новых свидетелей твоих против меня, а они ничего не могут доказать против меня! Ты усиливаешь гнев твой на меня – за что? Беды, накликанные тобою, одни за другими, ополчаются против меня. Что это – радость садиста?

И зачем ты вывел меня из чрева? Пусть бы я умер, когда еще ничей глаз не видел меня. Пусть бы я, как небывший, из чрева перенесен был во гроб!

Не малы ли дни мои? Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился, прежде нежели отойду, – и уже не возвращусь, – в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма».