Текст книги "Ветхий Завет с улыбкой"

Автор книги: Игорь Ушаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Челюсть ослиная – оружие массового уничтожения

Три тысячи человек вышли из Иудеи к ущелью скалы Етама для поимки государственного преступника. Начальник полчища Иудейского сказал Самсону:

– Разве ты не знаешь, что Филистимляне господствуют над нами? Что же ты наделал? Понимаешь ли ты, какой вред ты нанес государству нашему?

– Как они со мною поступили, так и я поступил с ними. – Пробурчал в ответ Самсон.

– Мы пришли связать тебя, чтобы отдать в руки Филистимлянам.

– Поклянитесь мне, что вы не убьете меня, и тогда я добровольно сдамся вам.

– Да на кой хрен ты нам, чтобы убивать тебя? Там, где шкодил – там и отвечай. Мы только свяжем тебя и отдадим тебя в руки их, а умертвлять не умертвим.

И связали его двумя новыми веревками и повели его из ущелья. Когда он подошел к Филистимлянам, те с криком встретили его. И опять сошел на Самсона Дух Господень, и веревки, бывшие на руках его, сделались, как перегоревший лен, и упали узы его с рук его.

Нашел он свежую ослиную челюсть, валявшуюся на дороге перебил ею тыщу человек.

Господь, взирая на то, довольно потирал свои бесплотные руки и радовался: сотворил Самсон мщение Филистимлянам. Правда, за что, он уже запамятовал: старость – не радость, маразм – не оргазм, как скажет впоследствии один большой хохмач. Но не корите Господа: поживете с его, так и вовсе сбрендите.

После совершённого избиения почувствовал Самсон сильную жажду, воззвал к Господу и сказал:

– Ты соделал рукою раба твоего великое спасение сие. Доволен? А теперь что? Умру от жажды, и попаду в руки необрезанных, так что ли?

Долг платежом красен: разверз Бог ямину, и потекла из нее вода. Напился Самсон, утер губы, и возвратился дух его.

После этих славных побед был Самсон судьею Израиля во дни Филистимлян двадцать лет.

Самсон и Далида

Но вот пришел однажды Самсон в Газу и, увидев там блудницу, вошел к ней. Ну, это обычное мужское дело: ведь Господь запретил жен да девиц пользовать, а блудницы – не в счет, это у них работа такая.

Жители Газы прослышали, что Самсон пришел в их место. И ходили они кругом, и подстерегали его всю ночь в воротах города, и таились всю ночь: вот, мол, до света утреннего подождем, и убьем его.

Самсон тешился с блудницей той лишь до полуночи, а в полночь же встав, схватил двери городских ворот с обоими косяками, поднял их вместе с запором, положил на плечи свои и отнес их на вершину горы, которая на пути к Хеврону, и положил их там.

Как он умудрился сделать это – уму непостижимо, ведь там караульщиков в засаде была тьма, и все они хотели изловить его.

Самсон был весьма женолюбив. Вскоре полюбил он одну женщину, жившую на долине Сорек, имя которой было Далида. Узнав про сие, к ней пришли владельцы Филистимские и сказали:

– Ты членша Патриотического Движения? Тогда выведай у своего хахаля, в чем великая сила его, чтобы смогли мы одолеть его и связать. За это каждый из нас даст тебе по тысяче сто сиклей серебра.

Много ли это, спросите вы? Ну, это с каждого по пудовой гире из серебра, наподобие той, которую пилил Шура Балаганов. Тут и без патриотического долга соблазн велик!

И вот однажды во время утех любовных спросила Далида Самсона:

– Самсончик, милый, до чего ж ты могуч, ты гоняешь стаи туч! Скажи мне, в чем великая сила твоя? Да и можно ли вообще связать тебя, чтобы усмирить тебя?

– Если свяжут меня семью сырыми тетивами, которые не засушены, то я сделаюсь бессилен и буду, как и все прочие люди. – Отшутился Самсон.

Принесли Далиде владельцы Филистимские семь сырых тетив, которые не засохли, и после очередных любовных плясок связала она заснувшего Самсона, а потом заорала благим матом:

– Самсон! Филистимляне идут на тебя!

Самсон, пробудясь, разорвал тетивы, как разрывают нитку из пакли, когда пережжет ее огонь.

И осталась не узнана сила его. Сказала Далида Самсону:

– Вот, ты обманул меня и говорил мне ложь. И не стыдно, Самсонушка? Скажи же теперь мне, чем связать тебя можно, чтоб наверняка?

– Дура ты дура! Все вы бабы одинаковые. Если свяжут меня новыми веревками, которые не были в деле, то я сделаюсь бессилен и буду, как прочие люди.

Принесли Далиде новые веревки, и когда Самсона сморил сон после исполнения мужеского долга, связала его и опять заорала:

– Самсон! Самсон! Тревога! Филистимляне у порога!

Сорвал Самсон веревки с рук своих, как нитки. Далида губки надула и жеманно так говорит Самсону:

– Все ты обманываешь меня, милый! Знать не любишь меня…

– Ладно, ладно, скажу уж тебе. Надо семь кос головы прибить гвоздем к ткальной колоде, и буду я бессилен, как и прочие люди.

И вот уснул как-то после бурной ночи Самсон у Далиды на коленях. Та взяла семь кос головы его и прикрепила их к колоде, и завопила:

– Филистимляне идут на тебя, Самсон!

Самсон вскочил, выдернув ткальную колоду. Опять обманул!

Далида же продолжала день за днем:

– Как же ты говоришь: «люблю, люблю», а сердце твое не со мною? Вот, ты уже трижды обманул меня, и не сказал мне, в чем великая сила твоя.

Как Самсон лоханулся

Вконец достала Далида Самсона, и он открыл ей все сердце свое. Ему, лопуху придорожному, и невдомек было, что неспроста она у него про его силу тайну выведать хочет, что она всего-навсего подставная проститутка. Устав от Далидиных упреков, Самсон проболтался ей о самом важном своем колдовском секрете:

– Я же назорей Божий от чрева матери моей, а посему бритва не касалась головы моей. Если же остричь меня, то отступит от меня сила моя, и я сделаюсь слаб и буду, как прочие люди.

Далида, видя, что он открыл ей все сердце свое, послала и звала владельцев Филистимских, сказав им:

– Деньги вперед. Как говорится, утром деньги, вечером стулья. Без задатка не работаю. Открыл мне Самсон тайну свою.

Пришли и принесли ей владельцы Филистимские серебро в руках своих. Усыпила Далида Самсона на коленях своих, и призвала соседа-стригаля баранов, который остриг Самсона наголо.

И когда завизжала Далида:

– Самсон! Самсон! Берегись!

Он пробудился от сна своего, но не знал, что Господь отступил от него: «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить»…

Филистимляне схватили его, на всякий пожарный, выкололи ему глаза, привели в Газу и оковали его двумя медными цепями. Там, в местном ГУЛАГе Самсон молол зерно.

Самсон-камикадзе

Между тем волосы на голове его начали отрастать, а с ними возвращалась и сила. Но об этом не подумали Филистимляне, а ведь приставь к Самсону местного цирюльника или даже простого овечьего стригаля, не было бы последующих забот.

Однажды Филистимляне собрались, чтобы принести великую жертву Дагону, богу своему, и отпраздновать свою победу над Самсоном. И весь народ, видя плененного Самсона, прославлял бога своего, говоря:

– Бог наш предал в руки наши врага окаянного и опустошителя земли нашей, который побил многих из нас.

В разгар веселья народного кто-то из властителей предложил:

– Приведите Самсона из дома темничного, пусть он позабавит нас.

Призвали Самсона из дома узников, и он забавлял их, а зрители заушали его, а потом поставили его между столбами, на которых утвержден был огромный домина – что-то вроде Дворца Съездов. Дом же был полон мужчин и женщин, среди которых была вся знать Филистимская, и на кровле было до трех тысяч мужчин и женщин, смотревших на забавляющего их Самсона.

И сказал Самсон отроку, который водил его за руку:

– Сынок, подведи меня, чтобы ощупать мне столбы, и прислониться к ним – намаялся я уже, ублажая толпу.

Отрок так и сделал. И воззвал Самсон к Господу:

– Господи Боже! Вспомни меня и укрепи меня еще разочек, чтобы мне в один раз отмстить Филистимлянам за два глаза мои.

И Самсон, у коего опять сила появилась, уперся руками в два средних столба, на которых утвержден был дом, и стал их рушить. И зарычал, аки лев:

– Умри, душа моя, с Филистимлянами!

Поднатужился Самсон, и обрушился дом на владельцев и на весь народ, бывший в нем. И было умерших, которых умертвил Самсон-камикадзе при смерти своей, поболее, нежели тех, что умертвил он за всю предыдущую жизнь.

Скажем прямо: Господь не искал легких путей. Ему ненавистных почему-то Филистимлян покарать – как два пальца об асфальт. Он же устроил какой-то театр одного зрителя, в котором Самсон разыгрывал трагикомедию с участием всего Филистимлянского народа.

* * *

Пришли братья Самсоновы и весь дом отца его, и взяли его, и пошли и похоронили его во гробе Маноя, отца его. Как нашли они его тело, погребенное под развалинами, одному Богу известно.

Книга
РУФИ

Эмигрантка Ноеминь

В те дни, когда управляли судьи сынами Израилевыми, опять случился голод на земле. Почему-то вечно у этих избранных, равно как и у богоносных народов, голод случается чаще, чем у других: то зима теплая, то лето холодное… Видать, у них вечные нелады с Богом!

И вот одна семья Ефрафян из Вифлеема Иудейского – глава семьи, Елимелех, жена его, Ноеминь, и сыновья их, Махлон и Хилеон – решила свалить за бугор. Пошли они искать счастья на полях Моавитских. Но только они обосновались на тех полях, как Елимелех приказал долго жить.

Шло время, подросли его сыновья и взяли себе жен из Моавитянок, имя одной было Орфа, что значит «шея», а другой – Руфь, что значит «подруга». Прожили они в мире и согласии всего около десяти лет, после чего и Махлон с Хилеоном вслед за папашей своим тоже отбросили сандали. Так было им предначертано судьбой, ибо имя Махлона, мужа Руфи, обозначает «слабость», а имя Хилеон означает «растрачивающий». Осталась Ноеминь одна со своими снохами.

Дошел слух до полей Моавитских, что Бог посетил народ свой при очередной инспекции и дал ему хлеб, чтоб не поперемёр с голодухи – иначе кто же будет ему молиться? Встала Ноеминь со снохами своими и пошла обратно с полей Моавитских в свою землю.

Возвращение из Моавитских земель

Когда они уже шли по дороге, возвращаясь в землю Иудейскую, Ноеминь сказала двум снохам своим:

– Знаете, девочки, возвращайтесь-ка вы каждая в дом матери своей. А за то, как вы поступали со мною и с сынами моими, да сотворит Господь с вами милость. Вы еще молоды, у вас вся жизнь впереди: желаю вам, чтобы вы нашли пристанище каждая в доме своего будущего мужа! Одним словом, желаю вам личного счастья в семейной жизни!

Поцеловала она их на прощание, но те подняли вопль:

– Нет! Мы с тобою пойдем к народу твоему.

– Возвратитесь, дочери мои, по домам, я вам добра желаю. Зачем вам идти со мною? Разве еще есть у меня сыновья в чреве моем, которые могли бы стать вам мужьями? Старая я уже кляча, чтоб мне быть замужем. Да если б я и сию же ночь стала бы жить с мужем и нарожала бы сыновей, то каково вам-то ждать, пока они выросли бы? Можно ли вам медлить и не выходить замуж? Нет, дочери мои, я весьма сокрушаюсь о вас…

Но снохи Ноемини плакали, не переставая. Однако, Орфа все же вняла совету мудрой свекрови своей и возвратилась к народу своему, а Руфь осталась с нею.

Уговаривала Ноеминь Руфь:

– Вот, невестка твоя возвратилась к народу своему и к своим богам. Шла б и ты вслед за невесткою твоею.

– Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя. Куда ты пойдешь, туда и я пойду, где ты жить будешь, там и я буду жить. Народ твой будет моим народом, а твой Бог – моим Богом. И где ты умрешь, там и я умру и погребена буду: смерть одна разлучит меня с тобою.

И пошли обе дальше вместе, доколе не пришли в Вифлеем. Когда пришли они в Вифлеем, весь город пришел в движение:

– Неужто это Ноеминь?

Она сказала им:

– Не называйте меня Ноеминью, ибо значит это имя «приятная», а называйте меня Марою, т. е. «горькою», потому что Вседержитель послал мне великую горесть. Вышла отсюда я с достатком, а возвратил меня Господь с пустыми руками. Зачем называть меня Ноеминью, когда Господь заставил меня страдать?

Руфь на сборе колосков

Так возвратилась Ноеминь, и с нею сноха ее Руфь Моавитянка, в Вифлеем в начале жатвы ячменя. Ни кола, ни двора, да и мужика подсобить нету. И на диету садиться не надо – голодуха!

Был у Ноемини родственник по мужу ее, человек весьма знатный, из племени Елимелехова, имя ему Вооз. И было в его владении поле.

Однажды сказала Руфь свекрови своей:

– Пойду я на поле и буду подбирать колосья по следам того, у кого найду благоволение.

– И то верно, поди, доченька, поди!

Руфь пошла и подбирала в поле колосья позади жнецов. И надо же – та часть поля, где она их подбирала, принадлежала именно Воозу! Бывают же такие совпадения!

В один из дней, Вооз пришел из Вифлеема с проверкой, не бездельничают ли рабы его. Подозвав слугу своего, приставленного к жнецам, он спросил:

– Чья это молодая женщина ошивается на моем поле?

– Эта Моавитянка, пришедшая с Ноеминью. Она попросила разрешения подбирать колоски после жнецов.

И сказал Вооз Руфи:

– Послушай, дочь моя, не переходи отсюда, подбирать колосья на другое поле, но будь здесь с моими служанками. Я приказал слугам моим не трогать тебя. А когда захочешь пить, иди к сосудам и пей, откуда черпают слуги мои.

Пала Руфь на лице свое и сказала ему:

– Чем снискала я в глазах твоих милость, что ты принимаешь меня, хотя я и чужеземка?

– Понаслышан я, сколько всего доброго сделала ты для свекрови своей по смерти мужа твоего, что ты оставила твоего отца и твою мать и твою родину и пришла к народу, которого ты не знала вчера и третьего дня. Да воздаст Господь за это дело твое, и да будет тебе полная награда от Господа Бога Израилева, к которому ты пришла, чтоб успокоиться под его крылами!

– Да буду я в милости пред очами твоими, господин мой! Ты утешил меня и говорил по сердцу рабы твоей, между тем как я не стою ни одной из рабынь твоих.

– Ладно, ладно…. – Сказал растроганный Вооз. – Время обеда наступило, приди сюда и ешь хлеб и обмакивай кусок твой в уксус.

Села Руфь возле жнецов, Вооз подал ей хлеба, она ела, наелась, и еще осталось. Потом встала она и подбирала колосья, оставшиеся после жнецов до вечера.

Ноеминь замышляет каверзу Воозу

Смолотив зерно, она пошла в город, и Ноеминь увидела, сколько она набрала. Подойдя к свекрови своей, вынула Руфь из-за пазухи своей то, что оставила от обеда, и дала ей. И спросила ее свекровь:

– Где ты собирала сегодня и где работала? Да будет благословен принявший тебя!

– Человеку тому, у которого я сегодня работала, назвался мне – имя его Вооз.

– Ну да?! Ёлы-палы! Так ведь он же из нашей родни!

– Он разрешил мне быть с его служанками, доколе не докончат они жатвы своей.

– Хорошо, дочь моя, что ты будешь ходить со служанками его, и не будут оскорблять тебя на другом поле.

Так и была Руфь со служанками Воозовыми и подбирала колосья, доколе не кончилась жатва ячменя и жатва пшеницы.

И сказала ей Ноеминь:

– Дочь моя, не поискать ли тебе пристанища, чтобы тебе хорошо было? Вот, Вооз эту ночь веет на гумне ячмень. Помойся-подмойся, сделай макияж, плесни на себя несколько капель Диора, надень на себя нарядные одежды твои и пойди на гумно, но не показывайся Воозу. Вот когда кончит он есть-пить и ляжет спать, тогда приди в то место, где он лег, открой у ног его и ляг. Ну, а что тебе делать дальше, он сам тебе скажет…

– Хорошо, матушка! Сделаю все, что ты сказала мне.

А Вооз и ныне там…

И пошла Руфь на гумно. Видит оттуда, что Вооз наелся-напился и развеселил сердце свое. А после пошел спать подле скирда. Руфь пришла тихонько к той скирде, открыла местечко у ног Воозовых и легла в полном соответствии с полученными от Мары-Ноемини инструкциями.

В полночь Вооз проснулся он отчего-то и видит – у ног его лежит женщина! Вооз вопросил:

– Кто ты?

– Кто, кто… Конь в пальто! – Пошутила Руфь. – Это я, Руфь, раба твоя, простри крыло твое на рабу твою, ибо ты родственник мой.

– Благословенна ты от Господа, дочь моя! Это последнее твое доброе дело сделала ты еще лучше прежнего – не пошла искать молодых людей. Не зря в нашей песне поется: «Старикам везде у нас почет». Не бойся, дочь моя, я сделаю тебе все, что захочешь, ибо у всех ворот народа моего знают, что ты женщина добродетельная.

Я, и правда, – твой родственник, но есть еще родственник ближе меня. Поэтому переночуй эту ночь здесь, а завтра же я поведу тебя к родственнику. Если он примет тебя, то хорошо, пусть примет, а если он не захочет принять тебя, то я приму. Жив Господь! Спи до утра.

И спала Руфь у ног его до утра и встала прежде, нежели могли они познать друг друга. Вот какой Вооз добродетельный был: не всякий бы устоял такого соблазна! Он же после этой ночи отмерил ей шесть мер ячменя: ведь и добрые намерения должно вознаграждать!

Руфь пришла к свекрови своей и рассказала ей обо всем.

Вооз покупает Руфь вместе с делянкой земли

В это же время Вооз вышел к воротам и сидел там. И вот, идет мимо тот самый родственник, о котором упоминал Вооз. Подозвал его Вооз и позвал еще десять человек из старейшин города, после чего сказал родственнику:

– Ноеминь, возвратившаяся с полей Моавитских, продает часть поля, принадлежавшую брату нашему Елимелеху. Скажи при сидящих здесь старейшинах народа моего, хочешь ли выкупить делянку?

– Ясное дело, хочу!

– Но коли ты купишь поле у Ноемини, то должен взять Руфь Моавитянку, жену умершего сына Ноемини, в замужество, чтобы восстановить имя умершего в уделе его.

– Ну уж нетушки, спасибочко! У меня и так дом полон жен! Хочешь, выкупай сам тот удел с таким приданным.

Прежде такой был обычай у Израиля при выкупе и при обмене для подтверждения какого-либо дела: один снимал сапог свой и давал другому, который принимал право родственника, и это было свидетельством у Израиля. Так что родственник снял свой сапог и вручил его Воозу. И сказал тогда Вооз старейшинам:

– Вы теперь свидетели тому, что я покупаю у Ноемини все Елимелехово и все Хилеоново и Махлоново, а также и Руфь, жену Махлонову, беру себе в жену, чтоб оставить имя умершего в уделе его, и чтобы не исчезло имя умершего между братьями его.

И взял Вооз Руфь, и она сделалась его женою. И вошел он к ней, и Господь дал ей беременность, и она родила сына.

И говорили женщины Ноемини:

– Благословен Господь, что он не оставил тебя ныне без наследника! И да будет славно имя его в Израиле! Он будет тебе отрадою и питателем в старости твоей.

И взяла Ноеминь дитя сие, и носила его в объятиях своих, и была ему нянькою. Соседки нарекли ему имя Овид, что означает «служитель».

Такова история жизни Руфи, дочери необрезанных, которая стала праматерью великого Израильского царя и не менее великого блудодея Давида.

Первая книга ЦАРСТВ

Илия-Пророк

Рождение Самуила Елкановича

Был один человек из Рамафаим-Цофима, с горы Ефремовой, имя ему было Елкана. У него были две жены – Анна и Феннана. У Феннаны были дети, у Анны же не было детей – Господь заключил чрево ее. Судя по всему, у Господа была немалая гинекологическая практика.

В положенные дни ходил Елкана из города своего в Силом поклоняться и приносить жертву Господу Саваофу. И всегда приносил Елкана жертву, давая Феннане и всем сыновьям и дочерям ее части, а Анне же давал часть особую, ибо любил Анну более, нежели Феннану.

Фенана постоянно зло поддразнивала Анну и сильно огорчала ее, побуждая к ропоту на Господа, который заключил чрево ее. Однако Анна только плакала и сетовала да с расстройства ничего не ела, но про Бога ни одного слова худого вслух не произносила.

И сказал ей Елкана:

– Анна! Ну что ты все плачешь да плачешь и не ешь ничего? Так и ноги протянуть недолго. Отчего скорбит сердце твое? Разве я для тебя не лучше десяти сыновей?

И встала Анна из-за стола, после того, как они ели и пили в Силоме, и стала пред Господом. А в стороночке на ступенечках у входа в храм Господень сидел Илий, священник того храма.

Анна была в скорби души, молилась Господу, и горько плакала и дала обет, говоря:

– Господи Всемогущий Боже Саваоф! Если ты призришь на скорбь рабы твоей и вспомнишь обо мне, и не забудешь рабы твоей и дашь рабе твоей дитя мужеского пола, то я отдам его Господу в дар на все дни жизни его. Вина и сикера не будет он пить, и бритва не коснется головы его.

Илий исцеляет Анну

Между тем как Анна долго молилась пред Господом, Илий смотрел на уста ее. А поскольку Анна говорила в сердце своем, а уста ее только беззвучно двигались, и не было слышно голоса ее, то Илий счел ее пьяною. И сказал ей Илий:

– Доколе ты будешь пьяною? Вытрезвись от вина твоего! А сейчас пошла вон от лица Господня!

– Нет, господин мой… Я – жена, скорбящая духом. А вина и сикера я не пила. Изливаю душу мою пред Господом. Не считай рабы твоей негодною женщиною, ибо от великой печали моей и от скорби моей я говорила доселе.

Послушал Илий женщину, совестно ему стало:

– Ну, иди, иди с миром! Походатайствую я за тебя перед Богом Израилевым, исполнит он прошение твое, чего ты просила у него.

– Да найдет раба твоя милость в очах твоих!

И пошла она в путь свой, и ела, и пила, и лице ее не было уже печально, как прежде. И когда возвратились они в дом свой в Раму, в ту же ночь познал Елкана Анну. И вспомнил о ней Господь, не забыл!

Зачала Анна и родила сына и дала ему имя Самуил, что значит «имя Бога», ибо, говорила она, от Господа Бога Саваофа я испросила его.

Как мы уже не первый раз видим, во времена ранней истории сынов Израилевых Господь занимался искусственным оплодотворением не лично, как это было потом с Девой Марией, Пресвятой Богородицей, а через посредство мужей бесплодных женщин.

Настало время совершить годичную жертву Господу и обеты свои исполнить – все десятины от земли своей сдать в Церковное Налоговое Управление. Пошел Елкана и все семейство его в районный центр – Силом. Анна же не пошла с ними, сказав мужу своему:

– Не хочу мальца по жаре таскать. Вот отнят будет от груди и подрастет, тогда я отведу его в храм. Пусть тогда явится пред Господом и останется там навсегда. А пока мы с ним дома побудем.

– Ну, о'кей. Делай, как знаешь. И да утвердит Господь слово, вышедшее из уст твоих.