Текст книги "Не хлебом единым"
Автор книги: Игорь Смолькин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
А Антонинушка готовилась. Попросила, чтобы еще раз ее причастили, а потом, в Фомино воскресенье, пожелала, чтобы пришли к ней попрощаться родные. В понедельник у ее постели собрались дочь, внуки, племянники. Антонинушка каждого отдельно перекрестила и сказала уже всем вместе:
– Чаще ходите в храм, исповедывайтесь, причащайтесь, чтобы мне не стыдно было там за вас. Еще водкой меня не поминайте, и скоромным, если будете в пост хоронить.
Ее слушали и молчали. Дочка опустилась на колени и прижалась лицом к матери. Антонинушка несколько раз погладила ее по голове, но больше ничего не говорила. Она слушала, как читает Анна Петровна канон на исход души и молилась своей многомощной непресекающейся молитвой, которая сильна отворить и самые Райские двери.
– О како узрю невидимаго? Како ужасное оно претерплю видение? – читала Анна Петровна, – Како дерзну отверсти очи? Како моего Владыку смею видети, Егоже не престаях от юности огорчевая присно...
Дочь собралась уходить последняя – было уже десять часов, а домой добираться далеко. Она уже выходила в прихожую, когда Антонинушка тихохонько вздохнув последний раз, закрыла глазки.
Сидящая на стульчике рядом Анна Петровна вскрикнула:
– Антонинушка! Сестрица!
Подбежала и дочь, чтобы взглянуть на бездыханное теперь тело матери, на белое-белое ее лицо и, впервые за последние годы, совсем недвижно застывшие губы... И будто бы заметили обе, как на мгновение всколыхнулся воздух, и светлое облачко взметнулось вверх, а там, будто бы что-то приоткрылось, и пахнуло ладаном и еще чем-то необыкновенно приятным, и упоительные звуки неземных голосов на мгновение проникли в эту тихую комнату, а лучики небесного света осторожно скользнули по смертному одру Антонинушки, нежно коснулись ее лица, и оно наполнилось внутренним светом и радостью – но увы, слишком уж неземной, чтобы стать понятной обитателям здешнего мира...
Было двадцать два часа и пять минут, канун праздника радоницы.
* * *
Взыскающии же Господа не лишатся всякого блага! Получилось так, как и уготовано было Антонинушке Самим Господом. Отец Валентин благословил похоронить ее в ту чудом сохраненную пустой могилу. “Ведь у самой церкви, благодать-то какая!” – изумлялись многие. Знать, заслужила сестрица, думала Анна Петровна, не пропали втуне ее молитвы. Слышал ее Господь и уже здесь на Земле грешной показал, что угодила она своему Господу...
А хоронили Антонинушку в среду – можно было и в четверг, но отчего-то заторопились родственники. И получилось то, чего она предчувствовала и опасалась: среда – как раз постный день, но никто не пожелал вспомнить о ее предсмертной просьбе. “Ты что! – махала на Анну Петровну племянница. – Осудят ведь люди. Как же без котлет? Ну и что, что пост?” Вот так: с одной стороны Божие, то, что так почитала Антононушка, а с другой – человеческое, где не возможно без колбасы и бутылки... “Утихни бабка, – шумела мужская часть родни, – как это не помянуть усопшую по русскому обычаю? Без бутылки не выйдет ничего!” И плакала Анна Петровна, но что же делать: не уходить же с похорон? Да что там ее, даже батюшку Валентина не стали слушать родственники! “Сделаем, как положено – и все тут!”
Гроб стоял в главном Георгиевском храме. Прежде батюшка отслужил обедницу, и потом уже запели: “Со духи праведных скончавшихся, душу рабы Твоей Антонины Спасе упокой...”
Анна Петровна плакала, и батюшка взглянул на нее с некоторой укоризной. Улучив момент, он приблизился и шепнул: “Ты что же это? Сестрица то твоя ко Господу пошла, в вечную радость, а ты чем ее провожаешь? Радоваться надо!” Надо! Но как же трудно себя перебороть! Как обратить эти слезы на радость? Господи, помилуй. Анна Петровна собралась с силами и осушила глаза, но на каждый припев: “Со святыми упокой Христе...” слезы опять так и норовили вырваться наружу.
Анна Петровна смотрела на знакомые иконы, на радостные святые лики и думала, что и Антонинушка будет теперь с ними, будет радоваться и будет молодой и красивой, как все небожители. Теперь ей хорошо, твердила она. А певцы запели уже “вечную память” и батюшка прочитал прощальную молитву. Потом встал на амвоне и тихо начал пастырское утешительное слово:
– Блаженны умирающие о Господе! – говорил он негромко и по обычаю, для концентрации внимания, прикрыв глаза. – Блаженны жившие о Господе. Вчера Церковь отмечала праздник радоницы и возвещала мертвым весть о Воскресение Христове. С этой благой вестью и отправилась в вечную жизнь новопреставленная раба Божия Антонина. “Многие же будут первые последними, и последние первыми” (Мтф. 19, 30), – говорит Господь и каждый раз делом подтверждает эти слова. Кем была в этой земной жизни покойная Антонина? Самой малой, самой последней в череде человеческих званий и должностей. Остались скрытыми от людей и ее высокие христианские добродетели. Но ин суд человеческий, и ин суд Божий. Господь позаботился указать, что угодила Ему новопочившая раба Божия, Он Сам уготовал и указал для нее место упокоения – на освященной земле рядом с церковной стеной. А для души ее распахнутся райские двери, и это не купить не за какие деньги. Никакая человеческая власть не в силах избавить от ада или открыть двери райского чертога. И пусть тщатся маловерные и по смерти заботиться о суетном и земном. Пусть устраивают пышные поминки и обильные угощения. Для нас христиан понятно, что не этого требуется для достойных проводов покойного. Вот умирает человек, близкий нам... Тяжелая эта картина: слезам и сокрушению нет конца! Это и понятно, потому, что умершего в том виде, в каком он был при жизни, мы уже не увидим и ничего от него не услышим. Но если мы любим своих родственников и близких к нам людей, и заботились о них при жизни, так мы обязаны позаботиться о них и после, когда их временная жизнь прекращается, и когда они переселяются в другой – высший мир. Но о чем обычно заботятся? Заботятся больше о теле, чем о душе: стараются и нередко из всех сил выбиваются, чтобы для покойника гроб был роскошный или хороший; устраивают торжественные похороны, украшают могилы покойников венками, родственникам и знакомым покойного предлагается обильное угощение и т. п. Но о главном, т. е. о душе покойного, не всякий заботится, хотя об этом-то и нужно бы думать... Но что же нужно покойному? Первое – молитва церковная и домашняя. Молитва часто творит чудеса: грешный человек получает облегчение своей участи и из грешника становится праведником. Второе – милостыня. Ничто так не поможет душе по смерти, как розданная о ней милостыня и поминовение ее при святых тайнах. “Потщимся, – говорит св. Иоанн Златоуст, – сколько возможно, помогать усопшим, вместо слез, вместо рыданий, вместо пышных гробниц, нашими о них молитвами, милостынями и приношениями, дабы таким образом им и нам получить обетованные блага”. Большинство из нас, при похоронах родных и родственников, раздает милостыню копейками, а на угощение сытых и богатых родственников и знакомых тратится большое количество денег, и сколько на этих обедах творится иногда неблагоприятного! Прилично ли это христианам, скорбящим о потере своих близких, и есть ли в том отрада для умерших – судите сами...
Потом с пением “Святый Боже...” гроб донесли до могилы и батюшка предал тело Антонинушки земле: “Господня земля, и исполнение ея вселенная, и вси живущии на ней...
Весеннее солнышко незатруднительно проникало сквозь кроны голых еще деревьев и мягкими лучиками касалось женских платочков и обнаженных мужских голов. Вывороченная наружу вместе с зимней стужей холодная земля впитывала это нежное тепло, и выдыхало притаившуюся зиму чуть заметной испариной, легко поднимающейся вверх и укачивающей невесомыми туманными лапками слова земной человеческой молитвы: “Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный...”, необыкновенно созвучной небесной гармонии и являющейся, возможно, самым точным ее отражением...
* * *
Прошел день и еще один. Анна Петровна молилась, занимая этим все время. Читала Псалтирь, поминая новопреставленную Антонину. Но то и дело по привычке поглядывала на сестрицыну кроватку: как мол там она? Пока еще не пришло осознание, что ее нет. На второй день после похорон Анна Петровна вдруг совершенно явственно услышала голос сестрицы: “Не слушают они нас!” Впечатление было настолько живым, что Анна Петровна оглядела все углы, а потом опять вернулась к молитве, с горечью подумав: Стыдно за нас Антонинушке!
Нет, не было Антонинушки ни в этой комнате, ни даже в этом мире, но все-таки Анна Петровна увидела вскоре сестрицу – во сне. Сидели они с Антонинушкой как прежде в их комнате за столом, рядышком друг с дружкой. Была сестрица беленькая, чистенькая и совсем не немощная, как в последнее время. А сказала она одну всего фразу: “Теперь я знаю, почему мне дали тогда красное яичко”. Ничего более она не объяснила, но Анна Петровна, как проснулась, сразу разгадала эти слова. Ведь в Пасху умерла Антонинушка! Яичко – это и была благая о том весть – о награде за среду и пятницу! Вот так – воистину, блаженны умирающие о Господе!
На могилке Антонинушки, прямо к кресту, по просьбе Анны Петровны, прикрепили прямоугольный листок жести с начертанными несмывающейся типографской краской строчками эпитафии, предельно незамысловатой и завершающейся словами: “…я дома, ты в гостях, подумай о себе”. Но была в этакой простоте сокрыта вся мудрость духовного строительства, созвучная безсмертным словам премудрого сына Сирахова: “Помни последняя своя и вовек не согрешишь”. Помни последняя своя!
А над церковной крышей, на стене подкупольного барабана, грозным предупреждением свыше, читались выведенные славянской вязью, красным по белому, слова: “Кому Церковь не мать, тому Бог не отец…”
Эпилог
Пройдут три года, и в один из июльских дней, у северо-восточного угла Георгиевского храма в полутора метрах от алтаря появится свежий могильный холмик, с простым деревянным крестом над ним. И пропоют “вечную память” тому, кого все хотели видеть живым. Но ин суд человеческий и ин суд Божий: по неведомым Божиим судам девятнадцатого июля отойдет в жизнь вечную настоятель храма великомученика Георгия, незаменимый наставник и пастырь, митрофорный протоиерей Валентин Мордасов. Батюшка перейдет в вечность спокойно, без мук и треволнений, явив своей смертью итог жизни подлинного христианина. Накануне он пособоруется, причастится и уже через час после этого отойдет ко Господу, а в храме в это время будут петь “Иже херувимы”. Да, не легко это будет вместить и примириться с этим его духовным чадам, но ведь у Бога все живы. Сколько раз об этом говорил сам батюшка! Он уйдет, чтобы отныне предстоять престолу Божию и молиться за тех, кто остался и по-прежнему так нуждается в его многомощных молитвах…
А еще раньше, за год до смерти батюшки, сюда на Камновский погост, под сень могучих вековых древ, навечно преселится и Анна Петровна. Лишь два-три десятка метров будут отделять ее от горячо любимой сестрицы. Прейдут для нее в прошлое все земные скорби и сам здешний мир, где гостила она без малого восемьдесят семь лет. Перекочует в мусорный бак ее безсменная выручалочка коляска-костылик, да и многие другие ее вещи последуют туда же. На окошках запестреют новые нарядные занавески, и будет все это значить, что въехала в их бывший с сестрицей дом семейка кого-то из внуков-наследников. Погостить… потому как, рано или поздно, и им придется съезжать; и их, не справившись о желании, призовут домой в вечность.
И, возможно, будут им прощально махать ветками все те же великаны деревья, и шептать, как делают это каждый раз, когда провожают кого-либо в последний путь: “Домой, домой, домой…” Будет звонить заупокойным звоном церковный колокол, распугивая низким ”бом-бом” кладбищенских приживалок-ворон, и выстреливать эхом в самое небо, чтобы, прежде чем затеряется оно среди необъятных голубых просторов, возвестить всей вселенной о еще одном усталом страннике, наконец-то возвращающемся домой.
Декабрь 1999 года, Псков
