Текст книги "Кровь королей"
Автор книги: Игорь Агафонов
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
прорвались. Да, здесь укрепления не такие сильные. Это точно.
Эврих кивнул. Он помнил битву на Лигере.
– Все разведчики доносят одно и то же, – сказал Винцентий. – Похоже, мы
сможем пройти. Прикажешь?
– Не спеши, комит. Я должен посмотреть сам. Если это правда, мы атакуем.
Он повернулся к замершему неподалеку Викторию. После своего бесславного
возвращения из-за Родана, комит Аквитании поседел еще больше. И теперь почти
всегда молчал.
– Викторий, если разведчики говорят правду, ты поведешь нашу пехоту на
римские укрепления. На этот раз ты должен оправдать мое доверье. Я тебе
очень советую.
Викторий вздрогнул и медленно поднял голову. Потом вдруг резко кивнул:
– Не подведу! Мы пройдем сквозь них. До стен Нарбона. Или же я не вернусь
с поля...
– Ну, будем прощаться, друг Копоний? Мне пора к легиону.
– Так уж прощаться, Варгунтий! Брось! После битвы мы еще выпьем с тобой...
Ладно уж, так и быть! Ту флягу фалернского, которую ты все хотел у меня
выменять.
Старый легат уже надевал шлем, но тут замер и вдруг рассмеялся:
– Да неужели?! Копоний сам обещает открыть заветную флягу? Не верю! И
никто во всей армии не поверит!
– Клянусь Вакхом! Чтоб мне вино в горло больше не лезло, если слова не
сдержу. Так что давай там, помни об этом. Думаю... Да, к вечеру управимся.
Жду тебя в моей палатке.
Они обнялись, похлопав друг друга по алым плащам.
– Боги за нас, друг, – сказал Копоний. – Помнишь, вот так же мы стояли под
Нолой, еще у Суллы, молодыми трибунами. И как ты весь трясся перед первой
битвой, а я тогда тебе говорил...
– Врешь ты все. Там просто холодно было!
– Конечно. И тот наглый патриций, как его там... Забыл! Тоже от холода,
наверно, описался. Ну, тебе пора.
Копоний хлопнул друга по плечу и тот, развернувшись, двинулся к лошади.
Но, сделав несколько шагов, вдруг остановился и посмотрел куда-то в сторону
запада, где то и дело сверкали далекие молнии.
– Копоний, – медленно выговорил он. – Думаю, это хорошо, что солдаты не
знают всех планов. Каждый видит лишь свое место в строю и товарищей рядом.
Но я-то знаю, что это – последний бой Четвертого.
– А если бы знали они? Что изменилось бы?
Варгунтий вскочил в седло. Усмехнулся, глядя в глаза старого друга.
– Ничего. Ничего бы не изменилось! Они – лучшие в армии. И Красс это
знает. Иначе он не поставил бы нас сюда. У них есть только Легион. И они
умрут вместе с ним. Прощай, друг!
Вороная кобыла рванулась с места в галоп. За ней, отставая, прянули кони
контуберналалов, ожидавших чуть поодаль.
– А я не прощаюсь! – крикнул им вслед Копоний. – И фалернского мы все
равно сегодня отведаем, старый хрен! Даже не думай там подыхать, один я не
пью...
– Шевелись, шевелись, коровы беременные! – орал центурион третьей когорты,
подгоняя своих. – Баба родить успеет, пока вы до места дойдете!
Кассий шел вместе со всеми, карабкаясь по крутому склону, оскальзываясь на
мокрой траве, цепляясь за ветви деревьев. Они взбирались на первый из трех
холмов, перевалив которые, должны были выйти во фланг армии готов. Квестор
вел Двадцать четвертый легион Сисенны и две тысячи федератов, и до места,
где они должны были ожидать сигнала к атаке, им оставалось пройти еще восемь
миль. Это около двух часов, если повезет. Точно такой же маневр проделывал
сейчас Шестой легион Лициния с приданными ему федератами, которых вел сам
проконсул. Только под другую сторону долины Атакса.
– Слишком поздно мы вышли, – выдохнул Одоакр, подтягиваясь к очередной
ветке, удачно подвернувшейся под руку. – Можем и не успеть.
– Раньше было нельзя. Эвриху могли сообщить из Нарбона.
Предводитель германцев ничего не ответил.
Мысль, что они не успеют, не давала покоя, гнала вперед, лучше, чем витис
центуриона солдат. Весь план битвы зависел от того, продержатся ли легионы
Варгунтия и Копония те несколько часов, что потребуются им для обхода.
Устоят ли два легиона против всей готской армии? Если бы они стояли за
хорошими укреплениями, в этом можно было не сомневаться. Но рвы, палисад и
рогатки – всего, что они построили там, – было слишком мало. И не потому,
что не успели выкопать достаточно глубокие ямы и вбить достаточное
количество кольев. Нет, они бы успели. Но так приказал Красс. Эврих должен
был проглотить наживку. Его армия должна была атаковать, и поэтому
осторожного короля готов не должны были слишком уж впечатлить оборонительные
сооружения римлян. Вот почему Четвертый и Двадцать пятый будут стоять за
слабой оборонительной полосой. В этом и состоял план. Конечно, за линией
легионов оставался еще резерв – тысяча всадников Цестия, но они вряд ли
могли бы переломить ход сражения. Их задачей было преследование бегущих
готов, если, конечно, до этого дело дойдет. И были еще несколько когорт
Двадцать третьего легиона, оставленные в качестве заслона против Нарбона.
Впрочем, на эти когорты рассчитывать не приходилось. Гарнизон города вполне
мог вмешаться в битву и, по приказу Красса, заслон не мог быть снять ни в
каком случае.
Кассий не знал, началась ли битва. Увидел ли Эврих, что его армия сможет
преодолеть палисады? Поверил ли он, что против него выстроены все римские
легионы? За рядами Двадцать пятого и Четвертого стояли воткнутые в землю
шесты, на которые нацепили старые плащи, разбитые шлемы и все прочее, что
сумели найти. Это была идея того центуриона из Арелата – Деция Сея. Крассу
она понравилась и удачно дополнила его план.
Да, план был хорошо. Но если он не сработает... Красс все поставил на
удачный бросок костей. Если готы уничтожат два легиона раньше, чем остальные
смогут ударить, армию римлян ждет гибель. Она будет разорвана на части и
легко разбита. Красс шел на огромный риск, и Кассий в душе не одобрял такого
решения старого полководца.
– Шевелись ты, крыса дохлая! – послышалось сзади и Кассий вздрогнул от
неожиданности, будто центурион обращался к нему. – О чем там задумался?!
Жопу забыл почесать?! Я тебе покажу жопу! Я тебе...
Стиснув зубы, легионеры карабкались по склону холма.
Ударяя мечами в щиты, пехота готов приближалась к линии римских
укреплений. Передние ряды прикрывались щитами, задние тащили связки фашин,
чтобы заваливать рвы. Среди массы готских воинов выделялся отряд саксов,
размахивавших грозными боевыми топорами.
– Римские псы! – кричали они. – Кровью умоетесь, дети шлюх! Мы ваших жен
имели! И матерей! И сестер!
Римский строй стоял молча. Фланги Двадцать пятого легиона, который должен
был принять первый удар, прикрывали шесть когорт Четвертого. Остальные
когорты Копония составляли вторую линию. А еще дальше, напоминая огородные
пугала, стояли лишь шесты с напяленными на них плащами. И за ними тысяча
всадников Цестия.
Не дойдя сотни шагов до палисада, огромный прямоугольник готской пехоты
остановился. Двадцать тысяч солдат ждали команды. Хотя саксам это было не по
нутру, ждали и они – все знали, Эврих скор на расправу. Нарушить дисциплину
– значит прямиком отправиться в ад.
Викторий вышел вперед. В этот бой он шел пешим. Недавний позор битвы при
Дюрантисе, когда он бежал одним из первых, не должен был повториться.
Сегодня он победит или умрет здесь. Так решил комит Аквитании.
Несколько минут он смотрел на римский строй. Викторий помнил эти ряды алых
плащей и похожих на корыто щитов. Помнил, что пробить этот строй нелегко. Но
сегодня у него нет выбора. Приказ Эвриха был ясен и четок – пехота должна
разрушить палисады, расчистив путь кавалерии. А для этого придется отбросить
римлян назад.
Он потянул меч из ножен. Поднял клинок, направляя вперед и вверх.
Оглянулся на замершие ряды солдат и глубоко вдохнул:
– За короля! – выкрикнул он. – Бей римских псов! Эврих! Эврих!
Готы и саксы взревели ранеными быками, грохот оружия заглушил громовые
раскаты.
– Эврих! Эврих! Смерть! Смерть!
– Вперед! – заорал Виктория, что было сил. – До смерти!
Он еще что-то орал, бешено вращая мечом, а двадцать тысяч германцев уже
неслись на римлян неудержимой горной лавиной. Так начался бой при Нарбоне.
– Пилум к броску! Бей!
Высоко поднимая щиты, чтобы закрыться от смертоносного ливня, готы лезли
сквозь вбитые в землю рогатки и колья, пробиваясь к палисаду, за которым
стояли легионеры. Трижды накрывал их железный дождь, и каждый раз на землю
валились те, кому в этот день боги определили остаться на поле. Стальные
наконечники пилумов, брошенных руками легионеров, пробивали щиты, прибивая
руки к дубовым доскам, падая сверху, вонзались в шею и плечи, но задние ряды
напирали – и тем, кто пережил очередной залп, не оставалось ничего, кроме
как с ревом лететь вперед.
Правда, на левом фланге готы с разбегу влетели в небольшое болотце, не
замеченное разведкой, и, сыпля проклятьями, продирались вперед по колено в
жидкой грязи. Но в центре и с правого фланга они добежали до палисада. В ход
пошли топоры и специально заготовленные тараны, вверх поднялись щиты,
образуя настоящую крышу – римляне за палисадом продолжали поражать атакующих
камнями, дротиками и стрелами.
В то время, как первые ряды, подобно морскому прибою, бились в римские
укрепления, те, кто стоял позади, спешно заваливали фашинами ямы и рвы,
выдергивали и валили заточенные рогатки, готовя путь кавалерии. На правом
фланге саксы, подсаживая друг друга, лезли на палисад, свирепо вращая
огромными топорами. И вот, несмотря на все усилия защищающих укрепления
когорт, палисад начал поддаваться безумному натиску. Сначала в одном, затем
сразу в нескольких местах, бревна рухнули – в проломы с воплями устремились
штурмующие.
– Седьмая когорта отходит! Секст Марций убит, центурион Фурий принял
командование, просит хотя бы манипулу.
С самого начала сражения Варгунтий внимательно наблюдал за битвой. Вдоль
линии укреплений носились его контуберналы, постоянно сообщая о ходе боя.
Уже четыре раза он отправлял в бой свежие центурии, закрывая наметившийся
прорыв, но теперь положение становилось угрожающим.
Хотя на правом фланге, где перед палисадом находилось моховое болото, враг
не достиг никакого успеха, с левого фланга напор готов был страшен -
проломов было уже столько, что в некоторых местах легионеры рубились с
врагом лицом к лицу, не полагаясь больше на преимущества палисада. Теперь
начал подаваться и центр – враг бросал туда все новые силы, у Варгунтия
просто не хватало людей, чтобы закрыть все проломы, слишком протяженной была
линия обороны. Старый легат видел, что когорты правого фланга, по-прежнему
удерживающие палисад, вот-вот попадут в окружение.
Оставалось только одно.
– Трубить отход! – скомандовал он. – Оставить укрепления!
Повинуясь сигналам букцин и командам трибунов, стоявшие в резерве когорты
немедленно образовали вторую боевую линию, оставив в своих рядах промежутки,
сквозь которые могли пройти оборонявшие палисад центурии. Эта линия была
гораздо короче первой, ее правый фланг прикрывало болото, но зато перед ней
уже не было укреплений.
Когорты первой линии отходили в образцовом порядке, держа строй и
прикрываясь сомкнутыми щитами, так что варвары не успели воспользоваться их
отступлением и, кинувшись преследовать разбитого, как они думали врага,
неожиданно столкнулись с новой линией римлян. Пропустив товарищей, когорты
второй линии быстро сомкнули ряды, и готы с разгону налетели на скутумы. Бой
вспыхнул с новой силой.
Первые капли дождя упали на истоптанную тысячами ног землю. Прямо над
полем грянул оглушительный раскат грома.
Вогнав окровавленный меч в ножны, Викторий жадно приник к баклаге,
протянутой ему кем-то из солдат охраны. Вырвавшись из боя, комит взобрался
на небольшой холм возле болота и оглядел поле сражения.
Вдоль линии палисада громоздились кучи трупов. За час здесь полегло три
тысячи готов, вперемешку с ними лежали тела семисот-восьмисот римлян. Бой
продолжался в сотне шагов от палисада, а его воины спешно растаскивали то,
что осталось от укреплений. Римляне отступили, но теперь фронт сократился и
Викторий больше не мог использовать свое численное превосходство. Одну за
другой враги отбивали атаки его пехоты, а время шло. Но он должен выполнить
свою задачу! И сделать это надо как можно быстрее.
Редкие пока еще капли стучали по шлему. Викторий поднял голову к небу.
'Если разойдется, будет нехорошо', – подумал он. 'Земля тут быстро
размокнет, кавалерия не пройдет'.
Впереди от римского строя откатилась очередная волна. В этот раз его
прочность пробовали саксы.
– Проклятые трусы! – зло сплюнул Викторий.
– Это же саксы, – прогудел в ответ командир его личной дружины. Гоур, как
и большинство его букеллариев, был из племени алан и отличался просто
великанским ростом. Говорил он на ломаной латыни и порой понять его слова
было непросто, но в бою ему не было равных. – Эти грязные крысы только жаб
ловить могут на своих островах. Отправь нас, господин, и мы сломаем их
строй.
Десятки выкриков тут же поддержали слова командира. Викторий видел, что
его аланы рвутся в бой. Он оглядел ряды воинов с белыми плюмажами на шлемах
и с гордостью подумал, что если кто и сможет смять римлян, то это его
отборная тысяча.
– Хорошо, Гоур. Мы пойдем первыми. И я сам поведу вас.
Паоний стоял над воротами покинутого римлянами лагеря рядом с Вибием
Цестием и во все глаза смотрел на равнину, где уже больше часа гремела
битва. Двадцать пятый легион застыл, как скала, и об эту скалу бессильно
разбивались, то и дело накатывающиеся волны прибоя. Варвары с криками
бросались вперед, видно было, как вдоль строя короткими вспышками мелькают
росчерки стали, строй легиона чуть подавался назад, красная линия
колебалась, но вот в какой-то момент натиск внезапно ослабевал, и варвары
катились назад, оставляя за собой пестрый ковер из убитых и раненых, а
легион быстро выравнивал строй, ожидая новой атаки.
Они видели уже четыре такие атаки, и с каждым разом красная линия
становилась все тоньше. В строю оставалось не более половины легионеров.
Паоний в волнении кусал губы, в последний раз ему показалось, что вот сейчас
готы пробьют этот строй – слишком далеко подались назад римляне, слишком
долго они не могли отбросить назад врага. Но, вопреки всему, легион вновь
устоял. Это казалось чудом.
– Почему не отвести их назад? – в волнении спросил он Цестия. – За ними
стоит Четвертый, они могли бы сменить их.
– Нельзя, – ответил префект императорской гвардии. Ноздри его раздувались,
видно было, что старый солдат сам рвется в битву. – Варвары у них на плечах,
смешают строй и конец. Смотри!
Из глубины поля, на смену только что разбитым отрядам, подошли свежие.
Впереди шли сотни воинов с белыми плюмажами на шлемах. Выстроив что-то вроде
клина, прикрывшись щитами, как будто подражая римлянам, они устремились
вперед, словно гигантский таран. Грохот столкновения донесся даже до лагеря.
Стальной кулак отборной пехоты Виктория обрушился на тонкий строй легиона.
– Конец, – прошептал Паоний, во все глаза глядя туда, где происходила
ужасная резня.
Каждый миг на землю валились десятки людей. Видно было, как строй легиона
изогнулся дугой, среди красных сагумов замелькали белые плюмажи гвардии
Виктория. Шаг за шагом легионеры медленно отступали назад, теснимые лучшими
воинами комита Аквитании. Над полем стоял треск сталкивающихся щитов,
кричали раненые и умирающие, но все перекрывал торжествующий рев аланов и
готов:
– Викторий! Викторий!
За спиной римского строя, прямо напротив лагеря, приготовились к бою
когорты Четвертого легиона. Никто уже не сомневался, что приходит их черед
принять на себя удар, Двадцать пятый сделал все, что было в человеческих
силах.
Свежие когорты чуть расступились, освобождая место для тех, кому
посчастливится вырваться из этой ужасной рубки, но вдруг, – Паоний едва не
задохнулся, не веря своим глазам, – красная линия замерла. Над полем
сгустилось почти физическое напряжение – строй вновь качнулся, но в этот раз
– вперед.
– Какие воины! – пробормотал рядом Цестий. – Вот это бойцы!
Это было похоже на чудо, и один Юпитер ведает, чего стоило измученным боем
легионерам, это последнее усилие. В тот день Двадцать пятый сделал больше,
чем было в человеческих силах. И строй варваров дрогнул. Сначала от него
отделилась одна белая точка, затем еще три и вот уже лучшие воины Виктория
прянули назад, как стая мальков.
Не помня себя, Паоний орал, как мальчишка, хлопая Цестия по плечу. Но
префект не ответил ему.
– Кончено, – сказал он и Паоний сразу осекся.
Двадцать пятого легиона больше не было. От пяти тысяч солдат, вступивших в
бой два часа назад, осталась лишь горстка с ног до головы забрызганных
кровью людей. Их было не больше трех сотен, но все так же реял над ними
золотой орел.
Когорты Копония двинулись вперед, чтобы сменить покрывший себя славой
легион, и Паоний ожидая, что уцелевшие храбрецы отойдут в тыл, двинулся,
было, вниз, чтобы узнать, жив ли Варгунтий, но, оглянувшись через плечо,
замер на месте:
– Бог мой! Что они делают?!
– Они атакуют. Сами.
Три сотни легионеров бросились вперед, преследуя убегающих варваров.
Паоний решил, что атака безумна – что может сделать горстка отчаянных
храбрецов против всей готской армии? 'Их сейчас сомнут', – подумал он, глядя
на спешно разворачивающийся навстречу строй вражеской пехоты. Но, как
оказалось, легионеры не собирались бросаться в безнадежную битву. Пробежав
несколько сотен шагов, они захватили небольшой холм, на котором совсем
недавно развевалось знамя готского военачальника. Составив щит к щиту,
солдаты приготовились драться на вершине холма, а следом за ними сомкнутым
строем, идя по трупам, уже наступали когорты Четвертого легиона.
Однако варвары не приняли боя. Над полем прогремел рев трубы, и пехота
врага подалась назад. Свою задачу они уже выполнили – палисад был разрушен,
рвы завалены фашинами. Теперь на поле боя вступала кавалерия готов.
– Проклятие! – выкрикнул Цестий. – Где же Красс?! Они не выдержат удара...
А, была не была! Я сам их встречу. А там – как Бог порешит.
– Ты в своем уме? Там двадцать тысяч тяжелой конницы. Вас стопчут и не
заметят. И как же приказ? Мы должны быть в резерве!
– Какой, к черту, резерв?! Легион не устоит. А мы хоть первый натиск
погасим, если повезет. Ты со мной?
– Эээ... Нет. Это глупо. Да и приказ все же. Но моих людей я тебе дам.
– Сенатор.., – усмехнулся Цестий. – Давай быстрее, время не ждет!
Кусая губы, Кассий уже полчаса наблюдал за развернувшимся в долине Атакса
сражением. Он видел последний бой Двадцать пятого легиона и сейчас с
нарастающим волнением смотрел, как разворачивается для атаки кавалерия
готов. Вспышки молний сверкали на остриях тысяч копий, могучие кони месили
копытами землю, хрипели, стремясь сорваться в неудержимый галоп. И вся эта
огромная сила готовилась обрушиться на последний оставшийся в строю легион.
– Да чего же мы ждем?! – яростно прошептал он. – Почему нет сигнала?!
Время атаковать!
– Спокойнее, вождь, – ответил Одоакр. – Красс отдал ясный приказ. Мы
должны стоять, пока не услышим сигнал.
– Поздно будет...
С неба хлынули потоки дождя. И в это время готская кавалерия рванулась
вперед. Лес копий опустился для таранного удара, за плечами всадников,
словно крылья хищных птиц, развевались плащи, вперемешку с раскатами грома
метался над полем боевой клич готов:
– Эврих! Эврих!
– Не удержат, – пробормотал Одоакр. Кассий не ответил, все его чувства
были сейчас там, где катилась на строй легиона огромная масса тяжелой
конницы.
Но навстречу конному валу вдруг вылетел небольшой отряд римских всадников.
Это была тысяча букеллариев Цестия – гвардия императора Запада, цвет римской
армии этого времени. Вынужденные обходит болото на левом фланге и холм, на
котором все еще держались остатки Двадцать пятого легиона, готские всадники
вынужденно стянули фронт атаки – на это и рассчитывал Цестий, бросая своих
людей против двадцатикратно превосходящего их врага.
Две волны всадников столкнулись с ужасным грохотом. Копья били в щиты,
кони налетали друг на друга, те, кто пережил первый удар, хватали мечи, – на
линии столкновения завязалась жестокая рубка, но исход ее был предрешен, -
тысячи готских всадников напирали на небольшой отряд Цестия. И тут, спеша
воспользоваться заминкой в рядах врагов, вперед двинулся Четвертый.
– Сигнал, вождь! – проорал Одоакр в ухо Кассию. Только тут квестор
стряхнул наваждение, поглощенный происходящим, он и правда чуть не пропустил
долгожданный рев римских букцин – на другом конце долины солдаты Красса
пошли в атаку.
– За мной! – выкрикнул Кассий, поднимаясь во весь рост. – Смерть варварам!
За наших братьев! За Рим!
Двадцать четвертый легион и германские федераты стремительно спускались с
холма, заходя во фланг смешавшей строй армии готов.
Разгром был полным. Оказавшись в окружении, видя со всех сторон римские
значки и наступающие легионы, готы дрогнули. Несмотря на все старания Эвриха
и других вождей установить порядок, армию охватила паника. Отдельные отряды
начали без команды прорываться из кольца, другие бежали, бросая оружие, иные
сдавались римлянам. С начала последней атаки прошло менее часа, а римлянам
осталось лишь преследовать бегущих врагов. План Красса удался, но к радости
от одержанной победы примешивалась изрядная доля горечи – победа досталась
римлянам дорогой ценой.
Ливень внезапно начавшись, так же внезапно прекратился. Среди разрывав туч
проглянуло солнце, осветив тусклыми лучами безрадостную картину. Двадцать
тысяч готов и восемь тысяч римлян осталось лежать на поле сражения. В
доспехах, забрызганных кровью, Кассий шел среди трупов и комок подкатывал к
горлу, когда он видел алые плащи легионеров Двадцать пятого, тех, кто,
выполняя приказ, не отступил ни на шаг, и чья доблесть дала римлянам время
для победного маневра.
У подножья холма сидели и стояли, опираясь на скутумы, несколько сотен
изможденных людей в изрубленных доспехах, многие были изранены – это было
все, что осталось от легиона. Они почти не разговаривали, многие то и дело
прикладывались к походным флягам. Над телом Варгунтия рыдал, не скрываясь,
Копоний.
– Как же ты это так? – едва слышно говорил он. – А фалернское-то мое? Не
верю, не верю...
Кассий отвернулся, чтобы не видеть горе старого легата. И тут же его
взгляд наткнулся на скорбную процессию – несколько всадников несли на плаще
своего командира. Цестий был еще жив, но глубокая рана в груди не оставляла
сомнений – до утра он не доживет.
'Красс пожертвовал этими людьми ради победы', – подумал Кассий. 'Был ли он
прав? Красс... Но где же он сам?'
Только сейчас квестор понял, что полководцу давно бы следовало появиться.
Он в тревоге посмотрел туда, где возвышался орел Шестого легиона. Почему
Красс не спешит ободрить людей, отдать приказ, что делать дальше? Где же он?
Охваченный внезапной тревогой, Кассий обернулся к контуберналу, вскочил на
коня и помчался к дальним холмам, с которых спустились солдаты Шестого.
'Неужели?!' – с ужасом думал он. 'Боги! Только не это!'
Красс лежал на земле под значком легиона. Тень орла падала на его грузное
тело. Кто-то позаботился ослабить ремни его лорики, кто-то сунул под голову
скатанный солдатский плащ. Рядом сидел Лициний, его шлем покоился на земле.
Неотрывно глядя на Красса, легат Шестого то и дело проводил рукой по щеке и
качал головой.
– Что с императором?! – крикнул Кассий, спешиваясь на ходу и холодея от
страшного предчувствия.
Лициний не ответил. Молчали и трибуны с контуберналами.
Кассий присел на колено, склонился к лицу проконсула.
– Он еще дышит! Лекаря...
– Послали уже, – тихо ответил Лициний. – Но он не успеет...
– Что произошло? Он ранен?
– Нет, квестор. Красс сам вел нас в бой. Я был рядом. И вдруг он начал
клониться с коня, мы его подхватили, в седле он уже не держался. Сердце не
выдержало... А он хотел одного – чтобы солдаты ничего не заметили. Последний
приказ был – продолжать атаку. Я думал...
– Кассий.., – толстые губы Красса чуть шевельнулись, глаза на миг
приоткрылись. – Это ты? Я ничего не вижу...
– Я, император.
– Мы... победили?
– Да. Готы разбиты. Эврих бежал. Я приказал преследовать.
– Хорошо. Что-то со мной... Больно в груди...
– Тебе не стоит говорить, император! Лекарь сейчас будет.
– Лекарь... Нет. Я должен сказать, пока есть еще время... Я ухожу к
предкам. Я знаю это. Но Рим... Рим остается. И он должен... должен стоять
вечно! Помни, Кассий! Поклянись мне... Ты... поведешь легионы... Рим...
Император... Мой сын...
Кассий склонился к самым его губам, но все равно едва слышал. С последними
словами голос Красса пресекся, грудь перестала вздыматься, сердце проконсула
больше не билось.
Квестор медленно выпрямился. Вслед за ним, глотая слезы, поднялся Лицний.
– Я клянусь тебе, – произнес Кассий, прижав к груди сжатый кулак. -
Клянусь продолжать твое дело, насколько хватит сил. Ты занял достойное место
среди предков, великий сын Рима.
Контуберналы, трибуны и простые легионеры склонили головы. Так, победив
при Нарбоне, ушел Марк Лициний Красс, Император.