Текст книги "Кровь королей"

Автор книги: Игорь Агафонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

есть верный мне раб... Так вот, мы немного изменим их великолепный план.

Надо не просто избавиться от сына этого выскочки, но сделать так, чтобы все

подозрения пали на Антемия. Пусть он сам разбирается с Крассом. Мне не

нравится, как они замечательно спелись. Передай Василиску, что действовать

надо быстро. Император уже снаряжает посольство в Рим, и наш человек должен

в него войти...

 Скромному содержателю таверны 'Под головою Льва' было невдомек, что под

его крышей решаются судьбы Империи. Он протирал посуду, время от времени

поглядывая на двух громил, поглощающих жареного барашка, и гадал, сколько

денег оставит ему уходя знатная госпожа. Каждый ее визит приносил Клеону

немалый барыш и потому он не задавался вопросом, кто же такая в

действительности эта загадочная незнакомка. 'Меньше знаешь – крепче спишь'

таков был его девиз.

 'Верно, любовник тут ее ждал. Мужа, наверное, опасается', – думал Клеон.

'Ну да мне никакого дела до этого нет. Пускай почаще встречаются, и денежки

мне приносят'.

 А ливень, между тем, превратился в грозу. Молнии сверкали над Пропонтидой

и раскаты грома сотрясали огромный город, заставляя торопливо креститься

суеверных людей.

 – Когда нам выступать?

 Гай Минуций, облаченный в кольчужную рубаху с мечом на поясе и луком в

руках выглядел довольно воинственно, чего никак нельзя было сказать о его

разношерстной армии, суетливо копошившейся вокруг них.

 Фульциний, устав от попыток привить вчерашним крестьянам хоть какую-то

дисциплину, сидел на замшелом стволе поваленного дерева и полировал меч. Это

занятие позволяло хоть как-то подавить закипавшее раздражение. Привыкший

командовать римскими солдатами, он отчего-то полагал, что точно так же

сможет вести за собой и галльских крестьян. Не тут-то было! Хотя, после

отъезда Риотама, все они, включая Минуция, безоговорочно признали его право

отдавать приказы, заставить их что-то делать оказалось не так-то просто.

Руганью и пинками Фульциний кое-как поднял их ранним утром и заставил как

можно скорее покончить с завтраком. Теперь они заканчивали последние сборы,

готовясь идти в свой первый настоящий бой. Глядя на их бестолковую суету,

Фульциний не сомневался, что для многих он станет и последним.

 Для нападения для Вапинкум – цитадель изменника Гирция – юный предводитель

'свободных людей' собрал почти целую манипулу. Включая его самого, их было

сто сорок три человека. По словам Минуция, дружина Гирция включала в себя

около пяти десятков профессиональных солдат. Такое вот получалось

соотношение сил, и Марку оно совсем не нравилось. Вся надежда была на

разработанный Риотамом план военной кампании, который они теперь старательно

претворяли в жизнь. Вот только старания у этих людей явно было больше, чем

умения.

 – Так когда выступаем? – нетерпеливо повторил Минуций.

 – Как только твои люди будут готовы, – ответил Фульциний, не поднимая

головы. – Время в запасе у нас еще есть, но неплохо было бы и поторопиться.

Мы должны оказаться в засаде до того, как они там проедут, а не после.

 – Я подгоню тех, кто еще копается.

 – Давай.

 Фульциний внимательно осмотрел меч и, вложив его в ножны, легко вскочил на

ноги. Вокруг поляны шумели огромные древние дубы, что помнили, верно, еще

тевтонов и кимвров. Где-то в их кронах, приветствуя рассвет, щебетали

пичужки.

 'Пора', – решил Фульциний. 'До той дороги топать еще около мили, да

сколько еще потом этих вояк по местам расставлять...'

 – В колонну стройся! – зычно заорал он. – Выдвигаемся! Отстающих не ждем!

Хотите пропустить всю потеху?! Так я вам и позволил!

 Они шли сквозь глухие леса, раскинувшиеся у подножья горы Геза, что

возвышалась на тысячу локтей, господствуя над окружающей местностью. С ее

вершины наверняка можно было увидеть Вапинкум, лежавший в долине, со всех

сторон окруженной горными склонами. Эта долина и была вотчиной Гирция. Здесь

находились его богатые виллы и подвластные ему деревушки.

 План Утера заключался в том, чтобы выманить солдат Гирция из-за стен

Вапинкума, заманить их в засаду и уничтожить. Другого пути взять

неприступную крепость не существовало. Взяв с собой того самого бородатого

крестьянина, что так недружелюбно встретил их у деревни Минуция, Утер сменил

одежду на лохмотья, без сожаления остриг свои волосы на здешний простой

манер и отправился в логово Гирция. Эти двое должны были изобразить

предателей, решивших заслужить прощение и награду, выдав местонахождение

лагеря 'разбойников', собиравшихся, якобы, напасть на одну богатую виллу,

расположенную в пятнадцати милях от Вапинкума, к западу от горы Геза. На

взгляд Фульциния план этот был слишком рискованным. Кто сказал, что Гирций

поверит двоим перебежчикам, а попросту не прикажет казнить их на месте? Но,

увидев изменившийся до неузнаваемости облик Утера и услышав его выговор -

точь-в-точь как у здешних крестьян – даже он признал, что план может

удаться.

 Бывший король отправился в Вапинкум еще затемно и теперь должен был уже

говорить с Гирцием, если конечно все шло так, как было задумано. Фульциний

беспокоился за него, хотя их знакомству не исполнилось еще и пары недель.

Однако за то время, что они вместе скитались по здешней глуши Марк успел

неплохо узнать этого человека, и он ему нравился. Занявшись знакомым делом и

вновь обнажив меч во имя Рима, Риотам оживал на глазах, из бледной тени

отшельника вновь становясь вождем, за которым готовы идти его люди. Если он

все-таки доберется до Арморики, Рим получит надежного и сильного союзника.

Тем более обидно будет погибнуть здесь, в честной, но в общем-то мелкой и

ничего не решающей стычке.

 С некоторых пор Фульциний начал сомневаться, верно ли он поступил, бросив

Петрея и отказавшись выполнить приказ старого центуриона. Чувства, которые

он испытывал к Ливии, заставили его поступить так, заставили изменить

присяге и долгу и теперь, немного остыв, Фульциний начал думать, что

поступил недостойно римлянина. Впрочем, отступать уже было поздно. Он должен

освободить Ливию, и он это сделает или погибнет. Ну а тогда ему уже будет

все равно. Фульциний старательно гнал от себя вполне разумную мысль,

озвученную Утером еще в той деревне: что если Ливии нет в Вапинкуме? С чего

он взял, что, вступая в борьбу с совершенно не знакомым ему Гирцием, спасает

тем самым девушку? А что, если это совсем не так?

 – Послушай, Марк, я все спросить тебя хотел, да как-то времени не было.

Фульциний обернулся. Минуций догнал его и зашагал рядом.

 – Ну, спрашивай.

 – Странный вопрос, наверное... Можешь не отвечать, если не хочешь. Мне

достаточно того, что ты и Утер на нашей стороне. Без вас мы бы не смогли все

так здорово сделать.

 – А мы пока ничего и не сделали.

 – Не важно. Сделаем. Но все же, кто вы такие? Мы очень удачно встретились,

и я начинаю думать, что Бог действительно существует. Вот только я никак не

могу понять... Что вы не из простых – это сразу видно. Вы – солдаты, я бы

даже сказал командиры. Утер...

 – Спроси его сам. Я не привык трепаться о тех, кого нет сейчас рядом.

 – Хорошо. Но ты-то ведь здесь. Ты отлично говоришь на латыни, но, уж

прости, речь твоя звучит для меня очень странно. По виду на варвара ты тоже

не похож...

 – Что это ты еще выдумал? Я римлянин.

 – Это меня и удивляет.

 – Почему?

 – Не знал, что среди римлян еще есть солдаты. И ты не настолько стар,

чтобы быть ветераном последних легионов. Но ты не можешь быть и каким-нибудь

комитом или другим высшим офицером. Вот мне и непонятно...

 – За тем поворотом уже лежит наш овраг. Сейчас не время болтать. Но когда

мы победим, я тебе расскажу. Обещаю.

 – А не забудешь?

 Фульциний только усмехнулся в ответ.

 Это место они с Утером выбрали заранее. Находилось оно в двенадцати милях

от Вапинкума. Дорога здесь делала крутой поворот, огибая большое болото, и

ныряла в овраг. С обеих сторон над ней высились крутые склоны, заросшие

ельником. Во многих местах корни деревьев проросли сквозь глинистые стены

оврага и выбивались наружу, причудливо сплетаясь друг с другом. Лучшего

места для засады, пожалуй, и не найдешь

 Хотя Фульциний заранее продумал, кого и куда стоит поставить, на деле это

оказалось не так-то просто. По обе стороны оврага он размесил два отряда

вооруженных луками и дротиками. Они вступят в бой, когда люди Гирция

попадутся в ловушку. Саму ловушку должен был захлопнуть два десятка под

командованием Минуция. Они засели на выходе из 'ущелья', заранее приготовив

огромную кучу камней и поваленные стволы деревьев. Все это они должны были

обрушить на дорогу, как только отряд Гирция минует поворот. От мысли создать

здесь завал заранее Марк отказался – если во главе отряда будет толковый

командир, это может заставить его сразу же повернуть назад, а тогда весь

план рухнет.

 На случай если враг попробует пробиться сквозь завал, Фульциний разместил

сразу за поворотом дороги еще два десятка парней, вооруженных длинными

копьями. Он надеялся, что с такими силами Минуций сможет сдержать любой

натиск, пока в бой не вступят главные силы. Захлопнуть ловушку должен был

еще один отряд, который Фульциний возглавил сам. Им выпадала самая трудная

задача – перекрыть врагу путь к отступлению, загородив дорогу стеной щитов и

копий. Таким образом, люди Минуция должны были атаковать врага сразу со всех

сторон и при том, находясь в гораздо более выгодной позиции. Добавив к этому

численное превосходство, можно было надеяться на победу, однако успех

целиком зависел буквально от каждого бойца.

 Нисколько не доверяя умению своих людей устраивать засады, Фульциний

несколько раз выходил на дорогу и не спеша проходил вдоль стен оврага,

внимательно оглядывая склоны. Предусмотрительность оказалась не лишней -

кое-кто из бойцов выбрал неудачное место, тут был слишком чахлый кустарник,

а там – слишком тонкое дерево, некоторых выдавал блеск оружия, а иных яркий

плащ или туника, с которыми они не подумали расстаться.

 Наконец, все были расставлены по местам, и Марк убедился, что каждый

полностью понимает свою задачу. Только после этого Фульциний вернулся к

первому повороту и, вскарабкавшись на склон, занял свой наблюдательный пост

– теперь оставалось только ждать.

 Всадники появились с севера. Они мчались рысью по старой дороге, спеша

поскорее разделаться с 'бандой' Минуция. Вскоре Фульциний, надежно укрытый

густым подлеском, уже смог их пересчитать. Тридцать один человек – все,

кроме одного, в кольчугах и шлемах, у многих к тому же были щиты. А этот

один... Утер, конечно. В одной тунике, безоружный и с обеих сторон от него

охрана. Не очень-то доверяя ему, враги, похоже, взяли его с собой не только

в качестве проводника, но и как заложника на случай предательства. Что ж,

скоро они узнают, что он их и правда предал. Вот только как же спасется

бывший король, когда все начнется? Об этом они не задумывались, а теперь уже

было поздно.

 Фульциний привстал на колено и поднял руку. Сигнал тотчас же передали по

цепочке к другому концу оврага – люди Минуция приготовились. Спустя еще пару

минут всадники ворвались в 'ущелье', сразу же наполнив его топотом копыт.

 Лихой громкий свист заставил их всех вскинуть головы, и тотчас же с

грохотом посыпались камни, мгновенно образовав завал на дальнем конце

дороги. Падая, камни подняли тучу пыли. Видно было, как встают на дыбы кони

и сбиваются в кучу всадники, пытаясь не попасть под обвал. Уши заложило от

ржания коней и проклятий.

 – Бей! – заорал Фульциний что было сил, бросаясь вниз во главе своего

отряда.

 Запели стрелы, полетели дротики, вонзаясь в скопление людей на дороге.

Два-три человека свалились с коней и тут же были затоптаны, но остальные

опомнились быстро – и весь план чуть не пошел псу под хвост. Вопреки

расчету, враги не стали пытаться прорваться сквозь баррикаду, вместо этого

они развернули коней и, прикрываясь щитами, повернули обратно. Отряд

Фульциния еще не успел выстроить свою стену щитов, как в нее уже врезались

всадники, остервенело рубя мечами направо и налево. Люди валились под

копыта, как сухие стебельки камыша – дорога покраснела от крови.

 Марк ловко ушел от удара налетевшего на него солдата и, нырнув едва не под

лошадиное брюхо, резко ударил снизу. Клинок вонзился в тело, человек

вскрикнул и ткнулся в шею коня. Но это был лишь единичный успех – воины

Гирция прошли сквозь заслон, разметав и растоптав весь отряд, оставив на

земле лишь пару своих. Тут бы все и закончилось, если бы предводитель врагов

не обманулся легкостью, с которой досталась ему победа. Он приказал своим

развернуться, надеясь все же покончить с бунтовщиками. А может он хотел

непременно расправится с тем, кто завел его людей в эту ловушку – Утер с

непостижимой легкостью ушел от своих охранников в самом начале заварухи и

вертелся ужом, избегая ударов сразу двух всадников. Как бы там ни было,

прорвавшиеся уже из окружения солдаты рванули назад. Это и было их роковой

ошибкой – в бой вступил отряд Минуция, а едва лишь завязалась новая схватка,

главные силы 'разбойников' атаковали, бросившись вниз по склонам.

 Все дальнейшее превратилось в кровавый кошмар и безумную рубку. Повсюду

мелькали копья, мечи, лошадиные морды, оскаленные в крике лица. Жестокой

свалке, казалось, не будет конца, и Марк думал лишь о том, как выжить среди

ударов, сыплющихся со всех сторон. В какой-то момент он вновь оказался рядом

с Утером – бывший король уже завладел длинным кавалерийским мечом и крутил

им вокруг себя с бешеной скоростью.

 Все закончилось также внезапно, как началось. Внезапно убивать стало

некого, вокруг были только свои. И ,как ни странно, в этой мясорубке

Фульцний не получил ни одной раны.

 – Победа, – сказал Утер и смачно харкнул на дорогу. – А я снова живой,

гляди-ка.

 Да, это была победа, но досталась она дорогой ценой. Повсюду лежали трупы.

За три десятка солдат Гирция они заплатили почти сотней своих.

 'Центуриона, который так организовал засаду, стоило бы разжаловать. Или

похуже что с ним сотворить', – подумал Марк. 'А кто это тут у нас центурион?

Не ты ли, Марк Фульциний? Хотя здесь не римская армия, а эти крестьяне не

легионеры. Так что будем считать, что это победа'.

 Вложив меч в ножны, Фульциний оглядел поле боя. Повсюду валялись трупы,

целая гора окровавленных изувеченных тел. Славно поработали вояки Минуция!

Да и наемники Гирция, по правде сказать, не хуже. Громко кричали раненые, но

на них не обращали внимания. Пережившие первый бой крестьяне обалдело

вертели башками, видно все еще до конца не веря, что они живы, в то время

как их товарищи навечно остались здесь.

 – Быстро, быстро! – кричал Утер, подталкивая особо задумавшихся в спину.-

Снимайте с них доспехи, надевайте на себя. Вы там! Лошадей, лошадей ловите!

А, проклятие!

 Последний возглас вырвался у него, когда он добрался до баррикады.

Фульциний увидел там группу людей, столпившихся вокруг лежащего на земле

тела. Юному Гаю Минуцию, похоже, не повезло. Его голова покоилась на коленях

одного из солдат, другой заботливо поднес баклагу с водой к губам вождя.

 'Ну, хоть жив вроде', – подумал Фульциний, подходя ближе.

 Гай был жив, но, поглядев на его рану, Марк только с досады прищелкнул

языком. Меч вонзился слева под ребра, пробив кольчугу. Кровь обильно

выступила из раны.

 – Как ты? – спросил Утер, склонившись над юношей.

 Минуций облизнул пересохших губы и, с трудом разлепив их, едва заметно

усмехнулся.

 – Паршиво. А ты как думал? Но обо мне не беспокойтесь. Возьмите Вапинкум.

Убейте Гирция.

 Он бормотал что-то еще, но слов различить было уже нельзя. Глаза Минуция

закрылись, он тяжело дышал.

 – Придется выделить людей отвезти его туда, где ему смогут помочь. Да и

остальных раненых тоже, – сказал Утер, покачав головой. – Но мы не можем

терять время...

 – Эй, ты, – бросил он белобрысому парню, который поддерживал Минуция. -

Возьми еще троих и позаботьтесь о раненых. Отправь кого-нибудь в ближайшую

деревню, возьмите там телегу, иначе вы их не дотащите.

 – Вряд ли они найдут там лекаря, – заметил Фульциний.

 – Все в руках Божьих. Мы здесь ничем не поможем, пока не возьмем Вапинкум.

А уж там лекарь найдется. Ты давай тут не стой, снимай лорику. Сойдешь за их

командира, по росту, вроде, похож. Его, кстати, Гернот звали...

 Красс решил задержаться в Немаузе еще на один день, предоставив легионам

краткий отдых. За это время он надеялся дождаться подвоза обещанных Полемием

припасов из Арелата, а, кроме того, вместе с ними должны были прибыть

последние добровольцы, решившие вступить в римскую армию под впечатлением от

разгрома главных сил готов.

 Среди тех, кто присоединился к его армии особенно выделялся старый

центурион Деций Сей. Полемий указал на него, как одного из героев, благодаря

которым Арелат устоял во время жестокого штурма. Старый солдат с мрачным

лицом сразу понравился Крассу. Говорил он мало, но всегда по делу, за

плечами у него был большой опыт военных компаний, и Красс доверил ему

командование когортой, сформированной из вступающих в армию добровольцев, а

также допустил к участью в военном совете.

 Совет этот прошел сразу же как только Немауз был очищен от последних

остатков готского гарнизона. Когда стало ясно, что город им не удержать,

небольшой отряд готов попытался укрыться в превращенном в крепость

амфитеатре. Однако их было слишком мало, чтобы успешно защищать огромную

арену и легионеры быстро выкурили их оттуда. Всего при штурме было убито

около трех тысяч готов, пленных было на удивление мало – только те, кто

догадался сдаться легионерам. После того, как пали ворота и готы бежали со

стен, в городе началась резня – граждане Немуза сполна отплатили варварам за

все обиды.

 Римская армия при штурме серьезных потерь не понесла. На все вопросы

Красс, усмехаясь, отвечал, что благодарить за это следует Одоакра и его

людей, которые под видом перебежчиков проникли в город. Как обстояли дела на

самом деле, Красс предпочел помалкивать, считая, что не пришло еще время

открыто говорить об этом.

 Военный совет, на котором присутствовали все командиры римлян, решал один

вопрос – как поступить дальше? Теперь, когда в руках римлян был Немауз,

прочная связь с Арелатом и галльскими провинциями, из которых Красс мог

черпать людей и припасы, была обеспечена, и можно было подумать о том, как

окончательно разгромить Эвриха. Часть легатов и офицеров стояла за марш на

Толосу, столицу вестготов. Осадив и взяв этот город можно было

распространить власть Рима на всю Аквитанию и, выйдя к Лигеру, соединиться с

наместником Северной Галлии Сиагрием.

 С другой стороны, Вибий Цестий, командир букеллариев, предлагал идти к

Пиренеям. Заняв горные проходы, можно было рассечь силы готов надвое,

отрезав от Аквитании войска находящиеся в Испании. Кроме того, Цестий

утверждал, что испанские провинции сохраняют верность Риму и станут

превосходной базой для продолжения войны.

 – Готы так и не смогли покорить Иберию, – говорил он. – Бетика и Лузитания

на юге все еще свободны. Они утратили связь с Римом, но по-прежнему признают

себя частью Империи. Тарракон также еще держится. Они присылали послов в

Рим, прося помощи против Эвриха. Еще недавно мы не могли оказать ее, но

теперь все изменилось. Войдя в Иберию, мы будем встречены с ликованием и при

полной поддержке населения легко разобьем готов. Таким образом, Аквитания

окажется окружена со всех сторон. На западе – Океан, на севере – Сиагрий, с

востока Арелат и на юге – наша Иберия. Готы не продержатся долго. В

Аквитании же полно предателей, и они будут стоять за Эвриха. Война здесь

затянется, а в это время Испания без нашей помощи может пасть.

 Против этого плана яростно возражал Паоний. Этот сенатор из Арелата по

слухам был очень богат и владел обширными землями. В свое время, лет десять

назад, он был префектом Галлии, а сейчас, хоть и был уже в годах,

присоединился к армии вместе со своими букеллариями. Этот крепкий старик с

живыми черными глазами, даже в походе не желающий расставаться с роскошью,

требовал идти на Толосу.

 – Взяв их столицу, мы закончим войну! – кричал он, багровея, в лицо

Цестию. – Ты всю жизнь прожил в Риме, а смеешь рассуждать о Галлии и

Испании, будто родился тут. Толоса – вот ключ к победе! Возьмем ее, и власть

готов рухнет. Магнаты Аквитании увидят, что у Эвриха нет больше военной

силы. Увидят, что готы – это никто, это – тьфу! И тогда они отвернуться от

самозваного 'короля'. Приползут к нам на брюхе, вымаливая прощения. Но мы

прощать их не станем – о, нет! Я об одном прошу тебя, великий Красс – не

слушай оправданий аквитанских собак! И ни в коем случае не позволяй им

оставить свои имения. Они уже предали Рим один раз, предадут и другой...

 Красс слушал их спор с непроницаемым лицом, но про себя усмехался. Этот

Паоний чем-то напомнил ему себя самого. Красс видел его насквозь – сенатор

думает совсем не о том, что так старательно выставляет на показ. Его заботит

не слава Рима и даже не разгром готов. И на войну он так рвется вовсе не для

того, чтобы спасти Галлию от ненавистных варваров. Нет, Паоний думает лишь о

том, как увеличить свое состояние. Наверняка, он уже прикидывает, какие

земли и конфискованные у предателей виллы достанутся ему и его семье.

Сложись дела по-иному, и, вполне возможно, он со своими букеллариями стал бы

верным сторонником Эвриха. Теперь, конечно, он видит, что быть верным Риму

выгоднее. Необходимо сделать так, чтобы так же думала вся здешняя знать. Без

этого победить будет трудно...

 – Могу я сказать? – неожиданно вмешался в спор Деций Сей.

 – Говори, – кивнул Красс, хотя большинство присутствующих с неодобрением

глянули на простого центуриона.

 – Первым делом нам следует взять Нарбон. Без этого мы не сможем полностью

контролировать Домициеву дорогу. Владея Нарбоном, мы держим в своих руках

путь на Толосу и Бурдигалу, а также самый удобный подход к Пиренеям. Ну, а

кроме того, Нарбон – единственный порт готов. Через него они могут

поддерживать связь с вандалами. Флота-то у нас нет и море все еще в руках в

Гейзериха. Овладев Нарбонской провинцией, мы можем идти в Испанию или же

двинуться на Толосу, как ты решишь. Но взять этот город надо первым делом и

во что бы-то ни стало. Так я думаю.

 – Поддерживаю, – тут же сказал Цестий. – Я тоже считаю, что к Пиренеям

надо идти через Нарбон.

 Даже Паоний, подумав, кивнул:

 – Разумно, – сказал он. – Нарбонская провинция богата и порт Наброна нам

пригодится.

 Других предложений не последовало. Вариант старого центуриона понравился

всем, одновременно откладывая решение основного вопроса еще не некоторое

время.

 – Решено, – подвел Красс итог военного совета. – Через день мы выступим на

Нарбон. А сегодня мне еще нужно повидаться со здешним епископом. Он

настойчиво просит меня о встрече, а Полемий советовал мне не пренебрегать

его дружбой.

 Вода была невероятно прозрачной, сквозь нее можно было видеть каждую

трещинку на мраморных блоках имплювия. Отражаясь от водной глади, солнце,

заглянувшее в перистиль, придавало ей удивительный серебристый оттенок. И,

странное дело, там, где вода вливалась в имплювий, она бурлила и кипела, но

в остальном ее поверхность оставалась ровной и безмятежной. Вода изливалась

из лепного сосуда. Искрясь и играя ее струи падали вниз, в небольшом

водовороте плясали песчинки, а в стороны разбегались волны, но они тут же

гасли, будто что-то мягко останавливало их, отталкивая назад. Созерцание

источника и звук бегущей воды завораживали, наполняя все существо зрителя

безмятежностью и спокойствием.

 – Дивный источник...

 Красс поднял голову, встретившись взглядом с Домицием. Лицо епископа

Немуза озаряла легкая улыбка.

 – Ты должен был увидеть это чудо. Поэтому я пригласил тебя сюда. Надеюсь,

ты не пожалел, что принял мое приглашение?

 Красс подумал, что искать расположения этого человека ему советовал

Полемий. Префект говорил, будто Домиций имеет большое влияние на христиан не

только в Немаузе, но и во всей южной Галлии. Его поддержка могла бы

доставить Крассу верность римского населения городов, которые предстояло

отнять у вестготов.

 – Разумеется, я не жалею, светлейший муж. Источник и правда чудесный.

 – Он очень древний. Давным-давно, когда римляне только пришли сюда, на

месте Немауза уже было селение галлов. Они почитали этот источник, как чудо.

И он творил чудеса. Больные, испившие из него, исцеляются. Всем остальным он

дарит покой и умиротворение. А что еще нужно несчастным заблудшим душам?

Господь сотворил это чудо на радость нам, и мы должны благодарить его за

это.

 – Боги творят много чудес, – осторожно ответил Красс, гадая куда клонит

епископ.

 – Бог един. И да, он творит чудеса, чтобы мы могли узреть его волю и

безграничную силу. Последнее его чудо – твое появление здесь. Твое и твоих

легионов. Бог дарует надежду римлянам и всему христианскому миру. И вот уже

Немауз свободен от еретиков-готов. Нашим церквям более ничто не угрожает.

Уверовал ли ты в могущество Божье?

 – После того, что случилось с нами, мне трудно не верить в богов, если ты

спрашиваешь об этом.

 – Я спрашиваю, признаешь ли ты единого Бога-Творца и единосущного с ним

сына, господа нашего Иисуса Христа?

 Красс присел на возвышение имплювия и опустил руку в воду. Она была

приятно прохладной.

 – В мое время я никогда не слышал об Иисусе. Но здесь все говорят о нем. И

я готов признать, что он существует. Почему нет?

 – Рад это слышать. Пусть это будет первым шагом на пути твоего обращения в

истинную веру. Я надеюсь, благодать Божья снизойдет на тебя и твоих воинов,

ибо только с его помощью вы сможете одолеет нечестивых готов.

 Красс про себя усмехнулся. Неужто жрец искренне полагает, что он

отступится от отеческих богов ради этого восточного культа? Впрочем, Красс

не стал разубеждать священника. Пусть думает так, если это позволит получить

его расположение.

 – Полемий говорил мне, что ты имеешь большое влияние на христиан

Аквитании, – сказал он, стряхивая с руки капли воды.

 – Я всего лишь скромный служитель Божий. Но да, чада церкви прислушиваются

к моим словам. И я по мере сил помогу тебе. Готы погрязли в арианской ереси,

их король – гонитель истинной церкви, а кроме того, они грубые варвары. Всем

честным римлянам правление готов ненавистно и радости находиться под их

властью никто не испытывает. Я разошлю людей по городам с вестью о близком

избавлении. Надеюсь, это поможет твоей армии... Сегодня я служу

благодарственный молебен за возвращение Немауза под руку Рима, а также

произнесу проповедь перед моими прихожанами. Придешь ли ты вечером в

церковь? Помолишься ли вместе со мной? Испросить помощи Божьей в военном

походе было бы мудро с твоей стороны.

 – Я приду. И готов помолиться вместе с тобой.

 'Почему бы и нет?', – подумал Красс. 'Нам пригодится помощь всех богов,

сколько их ни есть на Земле'.

 Можешь ты кривиться поменьше? – едва слышно спросил Красс, склонившись к

уху Кассия. – Не стоит так открыто выражать свое презрение здешним жрецам.

Их помощь может нам пригодиться.

 Кассий пожал плечами и так же тихо ответил:

 – Могу, если ты настаиваешь. Мне-то что? Но очень уж тоскливо в этом

храме, ты не находишь? Не то что, скажем, наши старые добрые Луперкалии!

 – Ты просто зол на христиан. Не пойму, кстати, почему. А сравнивать

Луперкалии с этой службой просто глупо. Лучше бы вспомнил торжественные

моления в храме Юпитера.

 – Там тоже было не так скучно. И я не злюсь на них. Я их просто не

понимаю. Они чужды нам. Чужды римскому духу вообще.

 – И я так полагаю. Тем не менее, прояви уважение к их верованиям. От тебя,

поверь, не убудет. А Домицию будет приятно.

 – Как скажешь.

 Молебен за освобождение города от готов проходил в христианском соборе,

явно переделанном в храм из базилики. Жрецы Иисуса в роскошных облачениях то

и дело что-то бормотали, хор, состоящий из юношей, в нужные моменты им

подпевал. При этом священники бродили туда и сюда, помахивая небольшими

жаровнями, с курившимися в них благовониями. Жаровни распространяли сильный

запах ладана.

 Служба в целом не произвела на Красса особого впечатления. Сидя на

приготовленной специально для него богато убранной скамье, – а стояла она на

возвышении, лишь немного уступающем месту, которое занимал сам Домиций, -

Красс откровенно скучал. Не будучи набожным, он никогда не приходил в

восторг, посещая жреческие церемонии и в своем времени. Здесь же все было

для него, как верно заметил Кассий, и вовсе чужим. Однако, желая выказать

уважение Домицию, Красс лишь благожелательно улыбался, делая вид, что

вслушивается в возносимые христианами молитвы.

 – Может, ты все же откроешь мне тайну? – прошептал вдруг Кассий, слегка

повернув голову.

 – Какую такую тайну?

 – Как мы взяли Немауз?

 – Нашел место говорить об этом!

 – Место это не хуже других. Даже лучше. Здесь нас, пожалуй, никто не может

подслушать. А делать нам все равно нечего. Я чувствую, эти песнопения нам

еще долго слушать придется. Так как?

 – Но ты уже знаешь, ворота открыли люди Одоакра. Я ничего не скрывал...

 – Это то, что известно всем. А я хочу знать, почему готы впустили их в

город.

 Красс едва заметно усмехнулся.

 – Хорошо. Тебе я скажу. Впрочем, теперь это уже не имеет большого

значения. Помнишь Эвердинга?

 – Разумеется.

 – Он шпион Эвриха. Именно поэтому он так старался убедить нас, что

бургунды нарушили мир.

 – Так значит эта гадюка виновна в гибели Третьего?!

 – Нуу... Я бы так не сказал. Слишком многое тут сошлось, одному Эвердингу

я бы не поверил, но о том же сообщал и Полемий. Словом, как мне ни тяжело,

гибель Третьего во многом на моей совести. В конце концов, это я принимал

решение.

 – Все равно! Подлый предатель должен был понести наказание! Где он сейчас?

 – Скорее всего, с Вилимером. Ведь это он убедил его предать нас.

 – Я поражаюсь тебе! Ты знал обо всем и ничего не предпринял!

 – А что я должен был, по-твоему, предпринять?

 – Как это что? Схватить мерзавца и отдать палачам.

 – Вот уж нет! Хватать известного нам шпиона – большая глупость. Его надо

использовать. И я это сделал.

 – То есть ты...

 – Именно! – глаза проконсула буквально сияли самодовольством. – Я не

сомневался, что он попытается склонить Вилимера на сторону Эвриха. Ведь они

оба готы. И я обсудил это с Вилимером. Ну а потом наш гот великолепно сыграл

свою роль. Эвердинг был убежден, что остроготы переходят на их сторону, вот

поэтому гарнизон Немауза впустил в город новых 'союзников'. А чтоб они не

вздумали проявить чрезмерную осторожность, я распустил слухи, что мы будем

штурмовать город, пока не возьмем, чего бы нам это ни стоило. Таким образом,