Текст книги "Юрий Никулин"
Автор книги: Иева Пожарская
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)
«НОВАЯ ВОЙНА» ЮРИЯ НИКУЛИНА…
Киноленты о Великой Отечественной войне до опреденно-го момента были у нас официозно-возвышенными. Снимались эпопеи с вождями, масштабные танковые сражения, штурм рейхстага, восславляющий силу советского оружия и советской стратегической мысли.
Но постепенно на смену им пришло кино, в котором появился новый взгляд на войну. В котором войну зрители видели уже глазами героя фильма, маленького человека. Да, человек этот маленький, не вождь, не стратег – но историю творит именно он. Юрию Никулину довелось сняться в нескольких таких картинах. В одной из них он сыграл солдата из неказистых военных будней. В другой – побывал в тылу войны, где человек может снова стать человеком, на миг получив право отдышаться, подумать, снова прикоснуться к жизни, к любви. Это кино было неожиданным, оба фильма поражали новой, еще неведомой нашему кинематографу правдой военного времени. Оба режиссера стремились к достоверности, и этого же хотели актеры, которых они приглашали сниматься в своих картинах: Василий Шукшин, Нонна Мордюкова, Георгий Бурков, Людмила Гурченко, Алексей Петренко, Юрий Никулин… Все вместе они создали новое советское военное кино – «новую войну». После них уже нельзя было снимать фильмы в духе «Падения Берлина».
* * *
Парадокс: клоун Юрий Никулин, артист эксцентрических кинокомедий Юрий Никулин, любимый всей страной комик Юрий Никулин снялся в картинах двух едва ли не самых радикальных советских режиссеров – Андрея Тарковского и Алексея Германа. На чем строилась их режиссура? Прежде всего на фактуре. Обычно из советских фильмов так и перла искусственность, наследство 1930-х годов. Фанерные декорации, «нормальный портретный свет» по голливудским канонам, которым учили и во ВГИКе: тут надо дать контровичок, тут подсветить тени, всё должно быть видно, герои должны определенным образом разговаривать, определенным образом смотреть в камеру – все это в Европе уже было взорвано неореализмом. Тарковский и Герман тоже снимали кино, взрывавшее традиционные представления о том, как «полагается» снимать кино. То же самое можно сказать и о Сергее Бондарчуке, о кинематографе которого уже написаны целые тома. Бондарчук тоже хотел, чтобы на его фильмах работал Юрий Никулин, еще до «Андрея Рублева». Две попытки пригласить его были неудачными (роль капитана Тушина в эпопее «Война и мир» и небольшая роль в картине «Ватерлоо»): цирк, как нередко случалось, не освободил клоуна от гастролей. И только спустя десяток лет Бондарчук снял Юрия Никулина в фильме «Они сражались за Родину».
Сергей Бондарчук в зените своей актерской славы решил стать режиссером, и первый его фильм «Судьба человека» 1959 года сразу заставил всех говорить о новом таланте в режиссуре. В 1961 году Сергей Федорович начал готовиться к съемкам картины «Война и мир», причем съемки по размаху и грандиозности были такими, что дирекция «Мосфильма» оказалась совершенно к ним не готова. Шутка ли – 15 тысяч артистов массовки в сцене Бородинского сражения! Режиссер сразу обрел славу непревзойденного баталиста, получив за свой фильм «Оскар».
И вот 1974 год. Близится 30-летие Победы. Сергея Бондарчука вызывают в Министерство обороны СССР, и маршал Андрей Антонович Гречко, протягивая ему свою книгу «Битва за Кавказ», говорит: «Надо сделать фильм, мы тебе всё дадим…» – «Хорошо, подумаю», – отвечает Бондарчук, берет подаренную ему книжку с личной подписью автора… и решает снимать фильм «Они сражались за Родину» по одноименным главам недописанного романа Михаила Шолохова. Почему основой для будущего фильма Сергей Бондарчук выбрал именно этот роман? Почему вообще он был недописан? Шолохов предпочитал вообще не писать, чем писать в стол или не всю правду. Не будучи уверенным, что при жизни роман опубликуют, писатель не мог над ним работать. Главы, написанные по свежим следам, на фронте, когда Шолохов был корреспондентом «Правды», «Красной звезды» и Совинформбюро, буквально «с колес» публиковались в газетах [ 83]. В начале 1970-х годов по многочисленным просьбам «Правды» Шолохов передал в газету новый отрывок, написанный уже после войны, но он вышел в настолько отлакированном, приглаженном виде, что писателю стало ясно: ни о какой серьезной работе над романом сейчас и думать нечего.
Для Бондарчука, снявшего уже «Войну и мир», Михаил Шолохов являлся как бы современным Толстым. В главах «Они сражались за Родину» он увидел духовную сторону жизни людей на войне, увидел ответ на вопросы – кто они были, как сражались, благодаря чему победили? Это книга о русском солдате, который вынес на своих плечах основные тяготы войны…
…1942 год. Отступление. Остатки полка, кучка обессилевших солдат, обороняют клочок земли. Они не сломлены неудачами и не потеряли веру в победу. Временами им кажется, что нет никакой войны. Кругом безмятежная степь: «На дороге – широкие следы танковых гусениц, четко отпечатанные в серой пыли и перечеркнутые следами автомашин. А по сторонам – словно вымершая от зноя степь: устало полегшие травы, тускло, безжизненно блестящие солончаки, голубое и трепетное марево над дальними курганами и такое безмолвие вокруг, что издалека слышен посвист суслика и долго дрожит в горячем воздухе сухой шорох красных крылышек перелетающего кузнечика» [ 84]. Абсурдное столкновение теплой, дышащей земли и бесчеловечной машины войны. Наши солдаты знают, чувствуют, что они защищают, и именно земля дает им силы.
Первым и непререкаемым требованием Михаила Шолохова стало то, чтобы фильм снимался именно в тех местах, где тридцать с лишним лет назад шли бои, в которых он сам участвовал, где происходит и действие его книги. Донские степи, граница Дона и Волги, станица Клетская, хутор Мелологовский. Сюда докатилась война летом 1942 года, и именно сюда в июне 1974-го приехала съемочная группа Сергея Бондарчука. Земля у хутора все еще была изрыта окопами – их только слегка углубили, «подновили», да чуть-чуть пожгли слишком уж мирную зеленую траву. Солдаты сводного полка, который дали в помощь киногруппе, готовя место для съемок, постоянно наталкивались на следы войны: ржавые осколки, мины, немецкие снаряды. Многие тут же обезвреживали, поэтому еще до съемок фильма начали звучать взрывы. Неожиданно нашли пачку полуистлевших писем-треугольников. Обратный адрес был стерт. Автор писал, что в тылу жить очень трудно, но уверенность в победе сильна, и желал солдатам терпения.
Из воспоминаний Юрия Никулина: «Когда Бондарчук предложил мне роль солдата Некрасова, я внимательно перечитал роман Михаила Шолохова. Потом долго думал: соглашаться или нет?…..Через два дня я уже подбирал на "Мосфильме" солдатское обмундирование для моего Некрасова. Надел грубое белье, гимнастерку, брюки, сапоги, затянул себя ремнем, примерил пилотку и в таком виде подошел к зеркалу. На секунду мне стало жутко – из зеркала смотрел пожилой солдат. Выгоревшая гимнастерка, стоптанные сапоги заставили вспомнить забытые годы фронтовой жизни, землянки, окопы, бомбежки, голод и тоску тех тяжелых лет…
…Я вдруг задумался: на каком плече – на правом или на левом – носили скатанную шинель? Потом вспомнил: конечно же, на левом, ведь на правом – ремень от винтовки…
…Странно и непривычно выглядели актеры в гимнастерках, сапогах, пилотках. Даже лица стали другими. Особенно ладно военная форма сидела на Лапикове и Шукшине. Казалось, будто они носили ее всю жизнь».
Сергей Бондарчук очень тонко подобрал актерский ансамбль: Вячеслав Тихонов, Иван Лапиков, Георгий Бурков, Юрий Никулин, Василий Шукшин, Нонна Мордюкова, Татьяна Божок… Военное лихолетье не обошло ни одного из тех, кто снимался в картине. Одни сами с первых дней войны сражались за родину, у других фронтовиками были отцы, старшие братья, матери, сестры. В фильме нет проходных, так называемых маленьких ролей. Уникальны герои, сыгранные Николаем Губенко, Иннокентием Смоктуновским, Ангелиной Степановой, Лидией Федосеевой-Шукшиной, другими актерами… Фильм «Они сражались за Родину» – это эпопея, состоящая из отдельных эпопей сыгравших в нем актеров.
В жизни эти актеры также были совершенно разными: Василий Шукшин – хохмач, записной матерщинник, курил по-страшному, любил и выпить; Иван Лапиков – тихий, спокойный дед, хороший рассказчик и заядлый рыбак; Юрий Никулин – ходячая энциклопедия анекдотов; Вячеслав Тихонов – сдержанный, неразговорчивый, лишнего слова от него не добьешься. Но это внешне, а какой внутренний, сокровенный человек жил в каждом из них!
Все актеры носили выданную им военную форму постоянно. И дело было не только в том, что надо вживаться в роль – просто форма на людях выгорала, покрывалась пылью, обминалась – словом, приобретала «фронтовой» вид. Бондарчук даже устраивал смотры на самое достоверное состояние формы.
Съемки начались с эпизодов отступления полка. За первые полчаса репетиции меловая пыль покрыла одежду и лица актеров. После нескольких дублей, во время которых снимались длинные пешие переходы, все по-настоящему утомились, а к концу съемочного дня еле передвигали ноги. Особенно устали те, кто тащил на себе тяжелые пулеметы и противотанковые ружья. Физически было очень тяжело: донская степь без единого кустика, изнуряющее солнце, 45 градусов в тени. А ведь все исполнители центральных ролей были людьми немолодыми; некоторые, как и Никулин, сами успели повоевать на фронтах Великой Отечественной.
Съемки проходили в условиях, приближенных к боевым. Рядом с актерами постоянно работали саперы: за месяц они извлекли более 60 килограммов взрывчатки, оставшейся после войны. Находили и человеческие останки. У одного из актеров в руках развалилась выкопанная берцовая кость и из нее выпала пуля. Был и другой случай: актер прилег поспать прямо в окопе, ворочался, ворочался, никак не мог удобно устроиться – оказалось, что под ним лежит какая-то банка. А это – мина! Однажды танк, не услышав команды второго режиссера Владимира Досталя, не остановился, а пошел на полном ходу на массовку. В дополнение ко всему, в округе было огромное количество змей. Людей они не боялись – правда, и не ужалили никого. Но однажды во время съемки, когда Шукшин и Бурков сидят в окопе, а вокруг гремят взрывы, вместе со взрывом очередного пиропатрона на голову Шукшину упала… живая змея! Бурков от неожиданности отпихнул от себя ручной пулемет, а уж как матерился Василий Макарович!..
А как волновался тот же Шукшин, когда режиссер и актеры поехали в станицу Вёшенская к Михаилу Шолохову, чтобы посоветоваться, уточнить некоторые детали, как снимать, как играть, какие у писателя есть пожелания. Шолохов просил всех передать правду солдатской жизни: «Пусть всё будет достоверно. Может быть, где-то и крепкое словцо прозвучит, это неплохо. Солдатскую жизнь не надо приукрашивать. Хорошо бы показать, как всё было на самом деле. Ведь второй год войны был для нашей армии очень тяжелым».
Около трех часов Бондарчук и артисты провели у Шолохова. Он рассказывал о том, как по предложению Сталина начал писать этот роман, как впервые его напечатали. Говорил он образно, убедительно. В конце разговора, когда уже все собрались уезжать, Никулин попросил Михаила Александровича, чтобы он, когда будет заканчивать роман, не убивал Некрасова – пусть уж доживет солдат до Победы. А Шукшин, вернувшись из Вёшенской, сказал Никулину: «Интересный он дядька. Ох, какой интересный. Ты не представляешь, что мне дала эта встреча с ним. Я всю жизнь по-новому переосмыслил. Много суеты у нас, много пустоты. А Шолохов – это серьезно. Это – на всю жизнь».
Из воспоминаний Юрия Никулина: «Хотя до моих игровых сцен было далеко, я исправно ходил на все репетиции. Мне хотелось посмотреть, как работает с актерами Бондарчук. Работал с актерами долго, очень тщательно отрабатывал текст роли. Тут для него мелочей не было. Начинал всегда со спокойной читки, уточняя текст роли. Если что-то актера смущало, какое-нибудь слово ему трудно было произнести, или, как мы говорим, фраза не ложилась, то шла неторопливая работа над каждым словом. Рядом со сценарием у Бондарчука всегда лежал роман Шолохова. Всех удивлял Шукшин. Он к каждому слову, каждой фразе подбирал свои интонации. Шел по тексту, как идут по болоту, пробуя перед собой ногой, ища твердое место».
Вот Стрельцов (роль Вячеслава Тихонова) заводит горький разговор о катастрофе армии, приведшей их сюда, к Дону (а впереди Волга, Сталинград!). На его слова откликается Лопахин (его играет Василий Шукшин): «А я не вижу оснований, чтобы мне по собачьему обычаю хвост между ног зажимать. Бьют нас? Значит, поделом бьют. Воюйте лучше, сукины сыны! Я тебе вот что скажу: ты при мне, пожалуйста, не плачь. Я твоих слез утирать не буду все равно». Стрельцов продолжает свое: «Да я в утешениях не нуждаюсь, дурень. Ты своего красноречия понапрасну не трать. Ты вот лучше скажи мне, когда же, по-твоему, мы научимся воевать?» В ответ Лопахин решительно: «Вот тут вот научимся. Вот в этих вот степях научимся! Я уж, например, дошел до такого градуса злости, что, плюнь на меня, слюна кипеть будет! Зверею!»
Сколько всего в этом простом, по-солдатски грубоватом разговоре – и горечь, и неимоверное физическое и эмоциональное напряжение пройденных дорог, и понимание, что именно от тебя зависит сейчас успешная оборона. И что именно здесь должен быть положен край отступлению, от которого можно будет начать новый отсчет войны.
Юрий Никулин не воевал в тех местах, где сражался шолоховский 38-й стрелковый полк. Но он, как и его герой, солдат Некрасов, испытал и помнил всю жизнь эту горькую горечь отступления, когда их зенитная часть в 1941 году оставляла Карельский перешеек.
Такой роли, как Некрасов, роли солдата на войне, у Юрия Никулина на тот момент еще не бьио. Впрочем, и потом не было, так как его Лопатин в фильме «Двадцать дней без войны» находится не на фронте, а в тылу. Но за свои семь лет в армии
Никулин повстречал столько разных людей, с такими интересными характерами столкнула его судьба, что у него, можно сказать, образовался «золотой запас», который необыкновенно помогал ему, актеру Он не раз видел на фронте таких Некрасовых, людей с чудинкой. Он совсем не герой, пожилой, флегматичный, немного «тюлень» – солдат Некрасов – Никулин. Этот простой, добрый, открытый человек вместе со всеми вот уже два года мужественно тянет тяжелую лямку войны, и солдаты знают, что в бою на него можно положиться. Своими рассказами Некрасов вносит оживление в суровый солдатский быт. И все-таки, несмотря на то, что он всех смешит, его немного жалко. Ведь его рассказ об «окопной болезни», вызывающий смех у бойцов, в конечном итоге очень печален. Здесь Михаил Шолохов показал страшное через смешное, ибо действительно страшно, когда человеку все время, даже ночью в избе, кажется, что он в окопе. Никулин и пытался сквозь юмористическую окраску роли передать эту едва заметную солдатскую грусть.
Из интервью Юрия Никулина: «Очень интересно мне работать с Бондарчуком, который заставляет нас вдумываться в каждую строчку шолоховского текста и создает удивительно правдивую обстановку на съемочной площадке. В одном из эпизодов мой герой должен подойти к Лопахину и попросить закурить. Оглянулся я вокруг – стоит полевая кухня, солдаты о чем-то разговаривают. И вдруг показалось мне на секунду, что я в своей батарее. "Слушай, родной, дай закурить", – обратился я к Лопахину. "Родной" – это фронтовое словечко внезапно всплыло из глубин памяти и вылетело у меня совершенно непроизвольно. Так часто обращались мы друг к другу на войне. И Бондарчук оставил эту фразу, хотя ее не было в тексте сценария».
День 18 901-й. 30 сентября 1974 года. «Шукшиночка»Василий Шукшин снимался в очередном эпизоде – со знаменем. Он был невысокого роста, поэтому рядом с Вячеславом Тихоновым и Георгием Бурковым «выпадал» из кадра. Василию Макаровичу соорудили маленькую подставку. После съемок он эту подставочку попросил сохранить, сказав, что она будет называться «шукшиночка». Никто не знал еще, что спустя два дня Шукшина не станет. Утром 2 октября его нашли мертвым в каюте теплохода «Дунай», где жили артисты. Диагноз – сердечная недостаточность.
Эта смерть ошеломила всех. Но съемки не остановишь. Среди недоснятых сцен еще оставались три с Шукшиным. Что делать? Найти актера, ростом и статью похожего на Шукшина, было нетрудно: переодев в шукшинскую гимнастерку, брюки, сапоги и пилотку, дублера сняли со спины – никто и не заметил подмену. Труднее было с озвучиванием, но здесь Бондарчуку фантастически повезло: его ассистенты нашли актера с голосом, очень похожим на шукшинский…
Картину долго не пускали в прокат. Военные чины из Минобороны во главе с маршалом Гречко требовали, чтобы Сергей Бондарчук непременно ввел в сценарий политрука, командиров. Бондарчук тяжело переживал все это, поскольку и название фильма «Они сражались за Родину», и сама идея шолоховского произведения воспринимались им глубоко символично: «они», то есть народ, сражались за Родину. И действительно, несмотря на обозначенную уже в заглавии безликость («они»), в первую очередь в память врезаются не картины сражений, но образы людей, несших на себе тяжкий крест войны. Людей не «вообще», а поименно – бойцов, не только не сливавшихся в единой массе, но и подчас кардинально непохожих друг на друга по характеру, темпераменту, взглядам на жизнь. Объединяет их, в сущности, одно – Родина, оказавшаяся в опасности. После выхода фильма на экран пришли тысячи писем от бывших фронтовиков, подтверждающих правдивость представленных в нем событий, но первым его одобрил Михаил Шолохов. Для него это был «поклон живым, которых уже остается очень мало». Картина стала лидером проката, ее посмотрели больше сорока миллионов зрителей, а Василий Шукшин был посмертно признан лучшим актером года.
День 19 009-й. 16 января 1975 года. Ташкент – город хлебный«Никули-и-ин, Никули-и-ин, Никули-и-и-ин…» – это слово, как молитву, повторяли сотни узбеков, собравшихся на площади в Ташкенте в январе 1975 года… Так начались съемки картины Алексея Германа «Двадцать дней без войны». И в Джамбуле, где тоже снимались некоторые сцены из фильма, местные жители натянули поперек центральной улицы плакат: «Джамбул приветствует Юрия Никулина». Сотни людей, привлеченных к съемке в массовке, приходили к директору картины, неся пачки денег. Они не могли себе представить, что за участие в съемках рядом с Юрием Никулиным не они должны за это приплачивать, а им самим будут за это счастье еще и платить!..
Что тут сказать?
«Двадцать дней без войны» начались для Никулина так же, как и картина «Ко мне, Мухтар!» – Юрий Владимирович решительно отказался от роли. «Ну какой я Лопатин? – сказал он режиссеру Алексею Герману, когда тот позвонил. – и стар, и по темпераменту другой. Да и вообще мне хочется сняться в комедийном фильме. Лопатин – не моя роль. Сниматься не буду!»
Герман – тот еще «каток»! – сделал вид, будто не расслышал, и сказал, что скоро будет в Москве и хочет встретиться, просто посидеть часок-другой. В день приезда Германа в цирке шел генеральный прогон новой программы, на который ленинградский гость и пришел вместе со своей женой [ 85]. После прогона, уже дома у Никулиных, пили чай, говорили о будущем фильме. Оказалось, что и сам Константин Симонов, по роману которого «Из записок Лопатина», во многом автобиографичному, писался сценарий, одобряет кандидатуру Юрия Никулина на роль Лопатина. К половине второго ночи, мечтая только о том, чтобы поскорее лечь спать, Юрий Владимирович согласился приехать на кинопробы в Ленинград. Подумал: «Ладно, хоть с фронтовыми друзьями повидаюсь».
Из воспоминаний Юрия Никулина: «На "Ленфильм" приехал к девяти утра. А возвращался с кинопробы в час ночи. Опаздывал на поезд и не успел снять грим. Наивный человек, я думал повидаться с фронтовыми друзьями! Какие там друзья… Разве я представлял себе, с каким режиссером встречусь? Герман поразил меня своей дотошностью. Такого въедливого режиссера ни до, ни после я больше не встречал. Методично, спокойно, как глыба, он стоял в кинопавильоне и требовал от всех, чтобы его указания выполнялись до мельчайших подробностей. Только подборка костюма заняла полдня. Он осматривал каждую складку, воротничок, сапоги, ремень, брюки… Ну, казалось бы, костюм Лопатина – военная форма. Взять военную форму моего размера, и всё! Нет! Он заставил меня примерить более десяти гимнастерок, около двадцати шинелей. Одна коротка, другая чуть широка, третья – не тот воротник, и так до бесконечности. В костюмерной лежали навалом шинели с петлицами, фуражки, шапки-ушанки, вещевые мешки, на столе – груда очков. Долго подбирали очки. Я остановился на очках в металлической оправе, надел их, подошел к зеркалу и вдруг, пожалуй, впервые в жизни, отметил, я это увидел, почувствовал свое сходство с отцом. Точно такие же очки в войну носил отец. Перед самой съемкой мне надели на руку большие часы. Первого московского часового завода. Именно такие часы носили в годы войны.
Вымотался я в тот день страшно… Еле добрался до поезда. В машине клонило ко сну. Думал – лягу и сразу засну, а не вышло. Не хотел, а думал о Лопатине, прокручивал в голове разговоры с Алексеем Германом. И потом ведь это моя первая роль на "Ленфильме"… Сняться хотелось. Это всегда так. Вначале отказываешься, не веришь в свои силы, но, вживаясь в роль, уже хочешь, мечтаешь ее делать».
Конечно, образ интересный – писатель, военный корреспондент, умный и мужественный человек, имеет боевые награды, русский интеллигент… Лопатин едет в поезде с летчиком, в основном слушает, смотрит в окно… Приезжает в Ташкент, встречается с женщиной… Вроде бы и любит ее, и не любит… Говорит со своей бывшей женой и просит, чтобы не было истерик… Выступает на митинге, произносит речь, очень спокойную, ровную. Вроде бы и играть нечего. Но таких ролей у Юрия Никулина еще не было. Ему уже стало интересно. Правда, некоторые сцены смущали: как играть влюбленного человека, как объясняться в любви, как сыграть зарождение чувства, смятение, грусть?..
* * *
Спустя полтора месяца Юрия Никулина утвердили на роль Лопатина. Главная женская роль, роль Нины, досталась Людмиле Гурченко. Угловатая, нервная, странная, она была совсем не похожа на ту юную, жизнерадостную Гурченко, что все видели в фильме «Карнавальная ночь». В середине января 1975 года начались натурные съемки в Ташкенте. В первый же день Никулина коротко постригли, и режиссер попросил, чтобы артист носил шинель и гимнастерку все время, чтобы одежда пообносилась.
И вот – вагон поезда, в котором Лопатин едет в Ташкент. Там происходит его разговор с летчиком (его играет Алексей Петренко), там он в первый раз видит Нину. В фильме эти сцены проходят за 10–12 минут, а снимали их целый месяц. Алексей Герман решил снимать в настоящем поезде. Отыскали спальный вагон военного времени, прицепили его к поезду, в котором жила съемочная группа, и около Джамбула, в 100 километрах от Ташкента, гоняли вагон туда-сюда, пока шли съемки. Стояла зима, минус 28, дул сильный ветер. Когда актеры произносили свой текст, изо рта шел пар, зубы стыли.
Из воспоминаний Юрия Никулина: «"Ну что за блажь! – думал я о режиссере. – Зачем снимать эти сцены в вагоне, в холоде, в страшной тесноте? Когда стоит камера, нельзя пройти по коридору. Негде поставить осветительные приборы. Нормальные режиссеры снимают подобные сцены в павильоне. Есть специальные разборные вагоны. Там можно хорошо осветить лицо, писать звук синхронно, никакие шумы не мешают. А здесь шум, лязг, поезд качает". Спустя год я понял, что обижался на Алексея Германа зря. Увидев на экране эпизоды в поезде, с естественными тенями, бликами, с настоящим паром изо рта, с подлинным качанием вагона, я понял, что именно эта атмосфера помогла и нам, актерам, играть достоверно и правдиво».
Своей требовательностью Алексей Герман доводил актеров до отчаяния. И без того нелегкие съемки осложнялись еще и тем, что Герман, как ни один другой режиссер, уделял особое внимание «второму плану» – прохожим на улицах, участникам митинга, массовке на перроне, танцующим девочкам во дворе дома, пассажирам в вагоне поезда и прочее, прочее, прочее. Пока главные герои фильма разыгрывали свои сцены и диалоги, там, на втором плане, тоже шла своя жизнь. И Герман тщательно прорабатывал все съемочные моменты буквально с каждым участником массовки. Лучшие дубли он мог забраковать и переснимать только потому, что кто-то из массовки на третьем-четвертом плане не так себя вел, не так шел. Впервые в жизни Юрий Никулин не чувствовал ни удовольствия, ни радости на съемках и от съемок. После каждодневных шести-семи дублей он возвращался в свое купе полностью опустошенным. От холода, усталости, неудовлетворенности ужасно хотелось есть, но Герман и в этом смысле «свирепствовал» – ему нужен был в кадре Лопатин осунувшийся от фронтового голода, холода, ужаса. Накануне съемок крупных планов Герман обычно говорил: «Юрий Владимирович, поменьше ешьте, у вас крупный план» – и в столовой рядом с Никулиным тогда садилась Светлана Кармалита – следить, чтобы Юрий Владимирович не ел много.
До самого конца Герман не мог определиться с финалом картины и снял два разных варианта. Первый заканчивался смертью молодого лейтенанта, воевавшего всего месяц. Уныние, отчаяние, безысходность, бессмысленность – вот что накатывало на Юрия Никулина от такого финала. Второй вариант был светлее: только что кончился обстрел, первый в жизни этого молоденького лейтенанта – и он уцелел! Лейтенант в эйфории, и они с Лопатиным (то есть Никулиным) идут по полю и говорят о каком-то американском журнале. И все живы! В фильм вошел второй вариант – Константин Симонов посоветовал Алексею Герману остановиться на более оптимистичном финале, оставлявшем зрителю надежду.
Оба финала снимались по-германовски – долго, трудно, нудно. Требовался дождь, актеров поливали из дождевальных машин, все безумно уставали. Режиссер вынимал из актеров всю душу, он требовал, требовал и требовал. Никулин постоянно ругал себя за то, что согласился сниматься, – «кой черт погнал меня на эти галеры!». К концу съемочного периода он чувствовал себя совершенно выбившимся из сил. Работа в цирке казалась отдыхом.
Но когда фильм вышел на экраны (хотя и незаметно, только в маленьких кинотеатрах) и все, кто его видел, отзывались хвалебно – а картина и вправду получилась незаурядной, – сложности, трудности, обиды быстро забылись… В памяти остались главным образом смешные случаи, например: солдатам-статистам выдали обмундирование, и один из пареньков стал ныть, что ему достались слишком длинные штаны, что шинель коротка, сапоги огромные – смотреть, мол, на него страшно. «Так воин и должен внушать страх», – со свойственной ему невозмутимостью сказал Юрий Владимирович, и все вокруг засмеялись. Что, кстати, спасло парня от разноса, который уже собирался устроить ему Герман.
Или другая история: к вагонам, в которых актеры жили, пока снимались сцены в поезде, прицепили вагон-ресторан, в котором вся съемочная группа завтракала, обедала, ужинала. Там висел большой портрет Сталина. Когда Алексей Герман увидел это, он велел директору ресторана убрать портрет. Тот ни в какую! Герман: «Сталина убрать! Иначе мы вас отцепим и пришлем другой вагон». Директор вагона-ресторана: «Ну и отцепляйте, я на вас только прибыль теряю с вашими копеечными суточными». Скандал разгорелся страшный! Ситуацию спасла Людмила Гурченко, увидев которую, директор ресторана так разволновался и потерял голову от восхищения, что портрет Сталина немедленно убрал. Когда же на следующее утро Юрий Никулин пришел завтракать, то, съев яичницу, сказал: «А при Сталине кормили лучше». Группа расхохоталась.
Из беседы с Алексеем Германом: «С Юрием Владимировичем Никулиным было очень легко работать. У нас, конечно, бывали с ним ссоры, но либо их провоцировали люди вокруг, либо он считал, что я грубый – не по отношению к нему, а по отношению к группе. Силу знаменитой никулинской доброты испытал и на собственной шкуре. По просьбе Константина Симонова нас принял в Ташкенте сам Рашидов, местный владыка. Нам необходимы были условия для съемок: войска, остановка трамвайного движения и прочее. И все время, пока я добивался этого для фильма, Никулин с таким же упорством выдавливал квартиру для какого-то старого клоуна, которому негде было в Ташкенте жить… Когда я понял, что происходит, я наступил ему на ногу. Он посмотрел на меня глазами своего персонажа – того, который выращивал на арене цирка чекушку до размеров громадной бутылки, – и продолжал просить за клоуна. В конце встречи я уже просто стоял у него на ноге. Наконец, мы вышли, и он мне сказал: "Да достанешь ты всё для своей картины – вон какой ты трактор! А за старого клоуна кто попросит?"».