Текст книги "Юрий Никулин"
Автор книги: Иева Пожарская
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)
«Ночь с 14 на 15 августа 1975 года. Москва Дорогой Сережа!
1. Получил весточку от тебя. Спасибо большое. Все приветы твои переданы нашей семье, которая, в свою очередь, просила написать в письме самые лучшие пожелания тебе.
2. Прости, что так долго не отвечал тебе. Были на это причины. Только не думай, что все это время я не думал о тебе и о твоей Судьбе. Наоборот…»
Это начало письма, которое Юрий Никулин отправил Сергею Параджанову в тюрьму. Их, таких писем, много. Это было написано, когда Параджанов, великий мастер, автор фильмов «Тени забытых предков» и «Цвет граната», уже более полутора лет сидел в лагере по сфабрикованному обвинению. Вот продолжение этого письма:
«3. Не думай, что я – инициатор этой жуткой картинки на конверте. Я не знал об этом. Узнал, когда уже на почте радостная девочка-телеграфистка протянула мне пачку конвертов с жуткими харями, под которыми написаны фамилии моя и Миши-партнера. Позже я узнал, что подобной рекламы удосужились Карандаш, Олег Попов, Берман, Борис Вяткин (все клоуны). Ужас!
Немного о моей жизни.
Максим. Он женился 9-го (этого месяца). На свадьбе было 35 человек (в основном родственники). Она (Маша) девочка, младше Максима на полгода. В прошлом году поступала в ГИТИС (т/ведческий), но не прошла, а в этом году поступила на вечерний (МГУ – журналистика). Они счастливы. Ну и мы вроде бы тоже. А что делать? Теперь проблема с жильем. Надо всё устраивать и продумывать. (Сейчас они в Каневе, в том самом прекрасном, где мы когда-то вместе отдыхали семьями.)
Друзья. Познакомился с милыми людьми: Лилей Брик и Василием Абгаровичем (ее муж). Очень приятные люди. Я впервые был в Переделкине. У них просидел часа полтора, и почти все время говорили о тебе и о… Маяковском.
Навещал в больнице Леву Кулиджанова. Он решил подлечить зубы и слегка отдохнуть (сердце пошаливает).
Звонил несколько раз Тарковскому, но телефон молчит. Видимо, они где-то отдыхают. ("Зеркало" видел. Это здорово!)
Враги. Их нет. Какое счастье!
Творческая жизнь. Заканчиваю книгу о цирке и кино. Уже почти три года она лежит грузом на мне. Писать трудно. Если бы знал, что так трудно, – не взялся бы. Но книга будет. Рано или поздно, и один из первых экземпляров – тебе.
Ближайшее будущее. В конце августа на нашей старенькой "Волге" мы переезжаем с Таней в Ленинград, где 5-го открылся сезон Ленинградского цирка. (Параллельно досъемки павильонов на "Ленфильме".)
Надежды. Они есть. Я надеюсь, что у тебя будет всё хорошо (во всяком случае, лучше, чем сейчас). А надежды, как ты знаешь, не только "юношу питают". Они должны питать и нас с тобой, которым перевалило уже за 50!
Указания: Будь сдержан. Терпелив. Выполняй все указания, регламенты и инструкции. Не вступай ни в какие конфликты. Это очень важно в твоем положении. Дисциплина – прежде всего. Поверь мне – это ОЧЕНЬ важно.
Эпилог. Прими мои лучшие пожелания и передай привет товарищам, если они у тебя здесь есть. До 29-го я в Москве, так что успеешь ответить.
Обнимаю.
Юрий Никулин» [ 86].
Каким был Параджанов? Он мог жить только в игре. Его одаренность выражалась во всем. Он учился во ВГИКе и однажды, будучи в Баку практикантом на фильме «Третий удар», взялся оформить к Новому, 1949 году ресторан. Начал с того, что убедил поваров ресторана не разбивать яйца, а выдувать их содержимое из двух отверстий, а пустые скорлупки отдавать ему. Эти скорлупки он нанизал на нитки, как бусы. Потом так же нанизал воздушную кукурузу и перемешал с гирляндами из яичной скорлупы. Получился воздушный полупрозрачный занавес необыкновенной красоты. Затем он выпросил у мацон-щика молодого осленка, на котором тот развозил товар, и выкрасил его золотой краской. Нашел карлика, и в 12 часов в колыхающихся гирляндах воздушной кукурузы появился карлик на золотом осле, знаменуя собой появление Нового, 1949 года. Все были в восторге. Но на следующий день разразился скандал с мацонщиком, которому Параджанов вернул осла, не смыв с него краску…
Окончив институт, он переехал жить и работать в Киев, где провел потом 23 года. В 1960-е годы, когда Параджанов вечерами после работы ехал в киевском общественном транспорте, где сидели и стояли уставшие, угрюмые люди, спустя пять минут все в троллейбусе или автобусе хохотали. Он был человек-театр: пойти с ним на рынок было все равно, что увидеть спектакль. Обожая красоту и обладая безошибочной интуицией, Параджанов был способен выловить жемчужину в куче отбросов. Рассказывали, как однажды Параджанов в компании с одним известным искусствоведом и коллекционером зашел в комиссионный магазин. Посмотрев на стопки тарелок, которые были поставлены одна на другую и возвышались как колонны, Параджанов обратился к продавщице: «Девушка, пожалуйста, из первой стопки дайте мне седьмую тарелку, а из второй пятую». Продавщица вытащила их. Обе тарелки оказались замечательные и продавались за гроши. Параджанов их купил. Искусствовед же попросил разрешения посмотреть все тарелки. Больше ни одной стоящей во всей партии не было!
А как он водил друзей по Киеву, показывая его достопримечательности! На Андреевский спуск – обязательно в полнолуние: это самое красивое время. А как он встречал слушателей сценарных курсов, молодых, начинающих сценаристов, приехавших в Киев! Когда их пригласили в Союз писателей Украины, Параджанов пришел туда же, принес охапку красных роз и каждому выступавшему вручал розу, говоря: «Этой розой пригвождаю тебя к кинематографу!» В общем, красота в любых ее проявлениях была для Параджанова кислородом, он без нее задыхался.
И еще он очень любил острить, веселить, эпатировать. К примеру, Параджанов отправил телеграмму Льву Кулиджанову, своему другу еще со ВГИКа, после выхода на большой экран его фильма «Преступление и наказание»: «Ваше преступление смотреть наказание». А на «Мосфильме» в дни 50-летия Октябрьской революции он сострил по поводу юбилея: «Наступил климакс…»
В то же время у него всегда были сложные отношения с нравственностью. Он всем своим существом утверждал вседозволенность. Он всегда оставался свободным человеком – внутренне свободным. Поэтому и вел себя так, как ему хотелось. Захочет – удивит, захочет – возмутит, захочет – обольстит, захочет – оскорбит… Для него не существовали правила или ограничения, его не связывали условности или обязательства. К тому же он совершенно не умел приспосабливаться. Почему его арестовали? Зная Параджанова, это странный вопрос. После ареста, по ходу следствия, статьи, которые инкриминировались подсудимому, все время менялись. То это было взяточничество, то валютные спекуляции, то ограбление церквей и, наконец, изнасилование мужчины. Подыскали человека, который дал показания, что явился жертвой насилия со стороны Параджанова.
Когда Сергея Параджанова арестовали (это было в декабре 1973 года), его большой друг, Лиля Юрьевна Брик, обращалась ко всем, кто смог бы что-нибудь сделать для его освобождения или хотя бы облегчения участи. К делу подключились Григорий Чухрай, Сергей Герасимов, Лев Кулиджанов, многие иностранцы. Чухрай и Герасимов решили пойти к председателю Совета министров СССР А. Н. Косыгину. Попав к одному из его многочисленных замов, они терпеливо объясняли, что Параджанов – очень талантливый кинорежиссер и человек, что он не заслужил наказания за преступление, которое ему приписывают. Они просили хозяина большущего кабинета сделать всё, чтобы освободить их коллегу и товарища. К сожалению, чиновник вообще не имел представления, кто такой Параджанов. Он, правда, вежливо выслушал Чухрая и Герасимова, но потом сказал: «Понимаете, речь идет об уголовном деле, а это компетенция соответствующих органов. Поэтому ничем не смогу помочь». Примерно то же самое сказали и Юрию Никулину в тех кабинетах, куда он пришел просить за Сергея Параджанова. Плюс еще и то, что не могут вмешиваться в дела другой республики: ведь Параджанова привлекли к уголовной ответственности по статье 122/1 УК Украинской ССР.
Когда Лиля Брик после ареста Параджанова позвонила Юрию Владимировичу, он тут же откликнулся и они договорились о встрече. В Переделкино, где Лиля Юрьевна жила со своим мужем Василием Катаняном, Никулина повез на своем жигуленке сын Катаняна, тоже Василий. По дороге Василий нарушил правила, машину остановил постовой милиционер. Катанян полез за документами, но Никулин велел: «Сиди!» – и сам вышел к инспектору ГАИ. Увидев перед собой Юрия Никулина, тот расплылся в улыбке, чуть ли не отдал ему честь, пожал руку и на вопрос: «Что случилось, шеф?» – ответил: «Нет-нет, ничего, поезжайте», – и потом еще долго смотрел вслед удаляющейся машине, улыбаясь.
В Переделкине Лиля Брик, Василий Абгарович Катанян и Юрий Никулин долго беседовали относительно параджановских дел, прикидывали, как лучше поступить. Юрий Никулин специально согласился на несколько выступлений в Киеве, чтобы на месте поговорить с украинскими властями. Все очень надеялись на эту поездку, но она не увенчалась успехом.
Тем временем Параджанов написал письмо Генеральному прокурору Украинской Советской Социалистической Республики: «9 января 1974 года, в ночь, когда осмеливаюсь обратиться к вам, мне исполнится 50 лет. Союз кинематографистов, кинопресса готовились приветствовать меня с юбилеем. В 52-м году окончивший ВГИК в Москве у мастеров Довженко и Савченко я был направлен на Украину, где и создал свой лучший фильм "Тени", нашел украинских друзей, семью, сына и творческую славу. Однако после "Теней", фильма, который принес славу украинской кинематографии, по ряду неизвестных причин не удалось создать следующий фильм, меня заглотнули клиническая безработица, пустота, безделье. Комитетами кинематографистов безосновательно были закрыты фильмы "Киевские фрески", "Интермеццо", "Земля, еще раз земля", "Икар". Именно в этот период от безработицы и пустоты мной был совершен ряд аморальных поступков, которые стали основанием для предъявления мне ст. УК 122/1, и ряд других подозрений, предъявленных мне следствием. Глубоко трагически осознавая свою вину в связи со статьей, беру всю вину на себя, осуждая себя, и хорошо представляю себе положение в советском обществе…
В связи со всемирным празднованием юбилея Ханса Кристиана Андерсена председатель Гостелерадио СССР Лапин возложил на меня ответственность по созданию фильма по мотивам сказок Андерсена. Мной в сотрудничестве с академиком Шкловским написан сценарий "Чудо в Оденсе". Сценарий утвержден и запущен в производство 25.12.1973. Известные актеры советского киноэкрана Ю. Никулин, С. Бондарчук, Н. Бондарчук являются творцами фильма-сказки [ 87]. Я официально командирован Студией имени Довженко с 25.12.73 на «Арменфильм». В связи с моим заключением работа над фильмом прервана.
…Прошу Вас приостановить меру пресечения, прекратить следствие в связи с моим полным признанием обвинения. В период с 17 декабря до сегодняшнего дня у меня нет претензий к следствию. А наоборот, есть благодарность за внимание и такт, проявленные ко мне следствием и охраной. Я обязуюсь перед Вами и следователем Евгением Васильевичем Макашовым прекратить свое поведение, вернуться в искусство и создать выдающийся фильм "Чудо в Оденсе".
Главное – в течение указанного Вами лично срока покину Украину, великую мою вторую Родину, где я прожил 23 года…
…Одновременно сообщаю Вам: наиболее ценные произведения искусства, которые принадлежали мне, мною давно добровольно и бесплатно переданы в фонды музея УССР.
1974 г., г. Киев, 1-я тюрьма, камера 29».
На самом деле это письмо – результат лживой и циничной сделки, которую организовал следователь Макашов. Никакой пользы оно не принесло – Параджанова всего лишь перевели в другую тюрьму, под Винницей, но и там, в бараке, среди урок, он остается собой – художником. Он творит чудеса с вещами – клеит, вырезает, штопает, нанизывает, творит из любой скорлупы, кефирной фольги… и пишет письма. С июня 1974 года по декабрь 1977-го он написал их 190 – жене, сыну, сестре, друзьям и коллегам. Вот одно из них – сестре Рузанне: «Я живу, как в системе Станиславского: порой сливаюсь с реальностью… Писать, даже новеллы, боюсь. Это ад Данте. Отсюда уходят на 10–15 дней и возвращаются на 15 лет. Среди этого мира и я. Кем я выйду? Тут отключают радио, если это Вивальди или Шопен. Терпят Огинского, и всё. Всё противопоказано. Я сумасшедший старик, рисующий, клеющий цветы. Это больше, чем приговор. С кем я? Страшно. Все время страх, угроза ножа и избиения»…
Больше всего писем посылалось Лиле Брик и ее мужу:
«Дорогая Лиля Юрьевна, Василий Абгарович!
Получил – фиалки! Освоился с новым местом – пишу! Думаю, что всё осложняется, надежд никаких. Надо ждать звонка. Это конец срока!!! Жутко, т. к. на эту среду я не рассчитывал. Это строгий режим – отары прокаженных, татуированных, матерщинников. Страшно! Тут я урод, т. к. ничего не понимаю – ни жаргона, ни правил игры. Работаю уборщиком в механическом цеху. Хвалят – услужлив! Часто думаю о Вас. Вы превзошли всех моих друзей благородством. Мне ничего не надо – только одно: пригласите к себе Тарковского, пусть побудет возле Вас – это больше, чем праздник.
Целую Вас всех. С.
1.6.75 г. Стрижавка».
«Дорогие мои Лиля Юрьевна и Василий Абгарович, сидеть я буду весь срок. Это тоже необходимо. Пугает меня одно – это тревога Лили Юрьевны, ее сон и грустные нотки между строк. Вы в произс; сдшей моей переоценке ценностей и людей оказались удивительными, щедрыми, мудрыми и великими. Вас не одержал тот страх, который овладел близкими моими друзьями на Украине и в Грузии. Я, вероятно, не знаю, за что сижу и сколько буду сидеть. Я признал свою вину и должен был сидеть год. Однако я осужден на пять лет. У меня изъята квартира и я лишен мундира художника и мужчины. Но это не главное. Главное – что потом? Что будет в судьбе Светланы, сына и моего искусства, которое я еще не выразил на экране в полную меру?..
…Мне надо набрать сил и сидеть. Уныние и жалость отменяются.
Целую Вас.
Все присланное Вами – это был праздник. Больше, чем праздник – это Ваш ВИЗИТ.
21.06.76. Стрижавка».
Они переписывались чуть ли не ежедневно. «Делайте что-нибудь! – просил, почти умолял Параджанов. – Не уставайте! Каждый день – хоть что-нибудь!» И 85-летняя «муза поэзии русского авангарда» билась, добивалась освобождения режиссера. Одно время ситуация казалась безнадежной…
«Лиля Юрьевна и Василий Абгарович!
Бандероль с блоком (сигарет) и жвачкой получил. Остальное отказали. Не переживайте! Не беда! Прошу Вас, не терзайте себя. Я на очень строгом режиме! В знак благодарности посылаю Вам и Василию Абгаровичу рукоделия. Не взыщите! Не указываю, что кому. Прошу одно, берегите себя! Может быть, и есть Бог! Мир Босха удивителен. Какой это круг ада по Дан-ту, не знаю. Но для всех я тут сумасшедший старик, что-то проповедующий и клеющий.
Никулин – удивительный человек. Прекрасный художник, и, к сожалению, не удалось (ему) сняться у меня в роли Андерсена. Он – Сирано де Бержерак, а не хохмы, которые он изображает на соцэкране.
Спасибо вам, мои дорогие и любимые. Пока мне ничего не надо.
Мне сообщили, что меня представят на "химию", но не было пока ни комиссии и не было суда. Надо уметь доигрывать затеянную буффонаду. Это необходимо. Привет всем. Прошу Вас, берегите себя.
Сергей.
При сем четыре коллажа из коры и засушенных цветов.
12.09.75 г.».
О Никулине в этом письме Параджанов упоминает в связи с одним событием в его тюремной жизни. Желая хоть сколько-нибудь облегчить себе жизнь, он сказал начальнику: «Дайте работу полегче, вам мои друзья подтвердят, что я болен. Знаете артиста Никулина?» Начальник в ответ: «Ну ты трепач! Да кто ты и кто Никулин?! Он – народный артист, а ты – зэк!» Но вдруг в тюрьму приехал сам Юрий Никулин: «Помогите моему другу!» И сразу же Параджанову дали терпимую работу, смягчили режим. В это самое время Юрий Владимирович пишет Льву Кулиджанову:
«Дорогой Лева! Пишу из Ленинграда. Доехали хорошо. Ехали до Питера всего одиннадцать часов без приключений. 5-го начинаем работу в цирке. Параллельно съемки на Ленфильме. Будет месяца два тяжело. Но моральное состояние хорошее.
Теперь о параджановских делах.
Сообщаю тебе, как ты просил.
Сестра его сделала такое письмо от себя. Что касается письма из Союза, то кроме тебя я ни с кем не говорил. Баталов в Болгарии. Но, на мой взгляд, такое письмо мог бы подписать Герасимов (Тамара сказала, что он готов) или, например, Рошаль (он на такое дело идет). Письмо должно быть адресовано Зам. начальника гл. Управления исправительно-трудовых учреждений МВД СССР Кузнецову Федору Трофимовичу (вот у этого генерала я и был)…
В письме просьба (ходатайство) в случае досрочного освобождения С. И. Параджанова и отправки его на работу, перевести его на работу в область поближе к Москве. В этом случае товарищи по работе могут поддержать его, чтобы до конца срока он мог бы заниматься своим основным делом в кино.
Вот и все дела.
Целуем вместе с Танькой всю Вашу семью.
Прими мои лучшие пожелания. Не болей больше.
Обнимаю.
Ю. Никулин».
Судьбу Параджанова решил, как известно, личный разговор французского поэта-коммуниста Луи Арагона с Л. И. Брежневым. Советская власть искала случая помириться с Арагоном: тот проклял ее после советских танков в Праге. Брик уговорила Арагона приехать в 1978 году в Москву. Повод – вручение Международной премии мира греческому поэту Яннису Рицо-су, тоже коммунисту. Арагон прилетел, вручил премию и встретился с членами политбюро. В итоге Сергей Параджанов досрочно вышел на свободу…
* * *
Если всех, кому за свою жизнь помог Юрий Никулин, поселить в одном доме, то здание это оказалось бы многоэтажным и многоподъездным. Как в одной из новелл У. Фолкнера, герой которой, 15-летний юноша, приезжает впервые в Нью-Йорк и смотрит из окна автобуса на Рокфеллер-центр. «Чей это такой громадный дом?» – спрашивает он у попутчиков. «Рокфеллера», – отвечают они. «Наверное, у него большая семья», – решает юноша. У Юрия Никулина, можно сказать, тоже была большая семья. Сотни людей благодаря ему получили работу, звания, путевки в санаторий, лечение в хороших больницах, крышу над головой, квартиру, прописку. Ведь большинство артистов цирка – люди без дома, чуть ли не каждый месяц переезжающие из города в город. Юрий Владимирович добивался для них квартир в Москве. Он также основал Фонд помощи ветеранам цирка.
А впервые Никулин вышел на широкую тропу помощи людям в 1971 году, когда отправился в Московский горком партии хлопотать о кооперативном доме для цирковых артистов. Принявший его чиновник А. М. Калашников не мог тогда поверить, что Юрий Никулин, заслуженный артист РСФСР, всенародный любимец, сам до сих пор живет в коммунальной квартире. Он устроил проверку, а потом предложил Никулиным переселиться в отдельную квартиру в доме на углу Малой и Большой Бронных. Из интервью Юрия Никулина: «Но тут взбунтовалась моя жена Таня. Почти все другие комнаты нашей коммуналки занимали ее родственники, и жене было жалко их бросать. Я долго убеждал жену переехать, но сдалась она только при условии, чтобы я, раз у меня так хорошо получилось, позаботился о всех остальных. За три года я это задание выполнил. С этого началась моя работа "ходоком". А закончилась 26 миллионами долларов на строительство нового цирка, которые помог получить Николай Иванович Рыжков. Так что и по сей день говорю "спасибо" Алексею Максимовичу Калашникову. Ходил к министру внутренних дел Ерину, хлопотал, чтобы Калашникову дали военную пенсию, как сотруднику органов внутренних дел в военное время, но не вышло. Не всегда удавалось помочь людям»…
ДИРЕКТОР
Алексей Герман: «Для меня остается загадкой, как он мог чем-то руководить. Он был человеком бесконечно добрым. Руководителю, наверное, в первую очередь требуется все-таки не доброта. А у него это было главное качество. Его всегда о чем-то просили, он всегда что-то для кого-то делал…»
Когда Юрию Владимировичу исполнилось 60, он ушел с манежа. Это было принципиальное решение, которое он принял много раньше, еще в 1975 году, когда ему исполнилось 54 года. Решение пришло, когда они с женой сидели в цирке и смотрели представление, в котором коверным выступал Карандаш, уже совсем старый. И номера, которые в свое время этот великий клоун исполнял изумительно, теперь, в свои 74 года, он был уже не в состоянии работать. При виде этого у Никулина защемило в груди от душевной боли, и он твердо решил: «Всё, стукнет 60 лет, я сам уйду». Так и сделал.
Он думал, что на пенсии сможет много читать, гулять, отдыхать, больше раскладывать пасьянсы и разгадывать кроссворды, смотреть фильмы и сниматься в кино, воспитывать внуков. Но в жизни всё произошло иначе: цирк опять его не отпустил. Юрий Владимирович Никулин сначала стал главным режиссером и худруком Московского цирка на Цветном бульваре, а с 1984 года – его директором. Много сил он отдал реконструкции старого цирка… Впрочем, обо всем по порядку…
1981 год. Юрий Никулин – больше не клоун. Анатолий Колеватов, директор Союзгосцирка, уговаривал его остаться: «Вы же еще физически крепки, народ идет в цирк на ваше имя, не бросайте цирка. О партнере, Михаиле Шуйдине, подумайте, в конце концов. Несколько десятилетий вместе. Каково будет ему, когда вы уйдете?» [ 88]
Михаил Николаевич Шуйдин, и правда, тяжело переживал эту ситуацию. Отношения этих двух людей складывались не так просто, как могло показаться многим. Они были отличными профессионалами, прекрасными партнерами, на манеже понимали друг друга без слов. Но по-человечески Юрий Никулин и Михаил Шуйдин, Миша и Юрик, никогда не были близки. И в доме у Никулиных Шуйдин был всего только один раз и то по случаю: принес фотографию для заграничного паспорта. Разговоров о чем-либо кроме цирка, работы, профессии они практически не вели. Когда в 1949 году они составили клоунскую пару, то сначала их отношения складывались как скрытое соперничество, потом они начали притираться друг к другу. И притерлись, но дружбы не возникло. А почему, собственно, она должна была появиться? Дружба не рождается по заказу, стать кому-то другом, пожалуй, даже сложнее, чем полюбить…
Михаилу Ивановичу, конечно, было трудно сосуществовать с Никулиным: прекрасный профессионал, он и звания получал позднее Юрия Владимировича [ 89], и зарплата у него была меньше, хотя работали они в паре на равных. Психологически артисту – впрочем, и не только артисту, любому человеку, – в такой ситуации очень трудно не впасть в зависть, в озлобление. Особенно когда в гардеробную после представления заходят разные публичные люди и говорят: «Как здорово, Юрий Владимирович! Вы просто удивительны, Юрий Владимирович! Ваше искусство потрясает, Юрий Владимирович…» Но работали-то на манеже оба! Словом, Михаил Иванович переживал. И хотя Никулин по-своему тоже тяжело переживал эту ситуацию, помогал своему партнеру в получении квартиры, званий, в лечении жены, знал о всех его проблемах, но душевной близости между ними не было. Тем не менее проработали они вместе более тридцати лет. Несколько раз возникали ситуации, когда они могли расстаться, но… острый момент проходил, и свое брала прагматичность обоих: зачем расставаться, мы же чувствуем друг друга, нам же легко друг с другом на манеже! И действительно, когда они выходили на манеж, всем казалось, что это самые близкие, самые родные люди, что они пара «не разлей вода», что они невероятно любят друг друга. Вот она – профессия!
Но сейчас, в 1981 году, Юрий Владимирович уходил и не колебался в своем решении, он остался непреклонен, несмотря на уговоры многих людей и самые веские аргументы. Непреклонность тоже была в его характере: при всей своей мягкости и доброте, он, если принимал какое-то решение, не отступал от него. Но цирк на Цветном, тем не менее, все равно оставался для Юрия Никулина жизнью, и он после долгих и трудных размышлений согласился остаться в нем главным режиссером. Уже в этом своем новом профессиональном качестве он ездил на гастроли в Швецию, США и Канаду, смотрел программы других цирков, был на выпускных экзаменах в Государственном училище циркового и эстрадного искусства. Немного снимался в кино – и бесконечно много помогал людям…[ 90]
* * *
1982 год, февраль. Из справки Прокуратуры города Москвы: «В феврале с. г. Прокуратурой г. Москвы возбуждено уголовное дело в отношении генерального директора Всесоюзного объединения „Союзгосцирк“, члена коллегии Министерства культуры СССР Колеватова Анатолия Андреевича, 1920 года рождения, русского, члена КПСС, образование высшее.
Расследованием установлено, что Колеватов в течение длительного времени злоупотреблял служебным положением, систематически получал от артистов и служащих Союзгосцирка взятки в виде драгоценностей, носильных вещей, радио, телевизионной аппаратуры, в том числе иностранного производства, а также иных предметов за оказание содействия в выезде за границу, утверждение номеров для выступлений, представление к присвоению почетных званий и другие действия, которые входили в его служебную компетенцию.
Перечисленные факты получения взяток подтверждены им лично, а также показаниями взяткодателей, свидетелей, вещественными доказательствами.
При обыске на квартире Колеватова изъяты ценности, по предварительным данным, на сумму около 2 миллионов рублей.
За совершенное преступление Колеватов А. А. от занимаемой должности освобожден, исключен из членов КПСС и арестован».
Анатолия Колеватова арестовали прямо в день похорон М. А. Суслова, 28 января 1982 года. ЛИ. Брежнев в то время находился уже в таком плачевном состоянии, что не мог реально участвовать в управлении страной, и противостояние в недрах ЦК КПСС вылилось в почти открытую войну. Двумя полюсами этого противостояния были Гришин и Андропов. В отсутствие Суслова именно они, первый секретарь Московского горкома партии и председатель КГБ, собирались самым серьёзным образом бороться за пост Брежнева, который, как все понимали, в весьма недалеком будущем станет вакантным.
Анатолий Колеватов, к своему несчастью, оказался в одном из кругов, расходящихся от эпицентра этого противостояния: его дочь дружила с Галиной Брежневой. А так как Галина Леонидовна в свое время была замужем за цирковым артистом Милаевым, то цирк и управляющая им структура оказывались в зоне риска. Арест главы Союзгосцирка был делом не столько хозяйственным или коррупционным, сколько политическим: шел интенсивный сбор компромата на Гришина, который не без оснований считал себя преемником медленно умирающего Брежнева. Кроме ареста Анатолия Колеватова получила огласку история со спекуляцией бриллиантами, в которой были замешаны Галина Брежнева и другая ее подруга, жена министра внутренних дел Н. А. Щелокова Светлана Владимировна. Позднее был арестован и близкий к дочери Брежнева директор Елисеевского магазина Юрий Соколов. Все они, вне всяких сомнений, были коррумпированы, но ход следствия, строгость приговоров и скорость их исполнения давали повод предполагать, что они стали разменной картой в большой игре и более того – их карта уже сыграна [ 91]. О том, какая сложная борьба велась в самых верхах, можно судить по самому аресту и времени предварительного заключения Колеватова.
Анатолий Андреевич Колеватов был задержан с поличным и помещен в камеру предварительного заключения на Петровке, 38, где начал давать признательные показания. Но на следующий день на Петровку в кабинет к сотруднику, ведшему это дело, вошли два следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР с постановлением о немедленном освобождении Колеватова. Мотивировка – пожилой начальник Союзгосцирка и так дал признательные показания, его можно не держать под стражей. На Петровке скисли: не исполнить распоряжения прокуратуры они не могли. Однако в дело самым неожиданным образом вмешался Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Весь день на Старой площади и по другим известным московским адресам явно шли какие-то подковерные игры, а к вечеру в здании на Петровке раздался звонок – Генеральная прокуратура приказала… немедленно арестовать Колеватова. В итоге его осудили, приговорив к 13 годам заключения. На зоне Анатолий Андреевич заведовал библиотекой, освободился досрочно за примерное поведение и умер в 1997 году, через день после своего с размахом отмеченного 77-летия. Зная, что случилось с другими фигурантами коррупционных дел 1982–1984 годов, можно сказать, что ему повезло.
К Юрию Владимировичу тогда обратилась с просьбой о помощи жена А. Колеватова, актриса Лариса Пашкова [ 92]. Никулин понимал, какая для нее это невыносимая трагедия, и очень ей сочувствовал. Он знал, что для Ларисы с арестом мужа не просто рушился мир – это было продолжение длинной цепи жесточайших ударов судьбы. Яркая театральная актриса, звезда «вахтанговской» сцены, игравшая во всех жанрах и амплуа, много снимавшаяся в кино, Лариса Пашкова была человеком сложным. Она отличалась вспыльчивостью, из-за чего часто конфликтовала с другими актерами и режиссерами, но в то же время блестяще играла – точнее «проживала» на сцене свои роли. Ее знания в области литературы, театра, живописи и музыки восхищали окружающих. После того как она озвучила главную героиню в картине «Ночи Кабирии», Джульетта Мазина подарила ей свое фото со словами восхищения и благодарности.
Но вот первая трагедия: автокатастрофа. Ларису Пашкову собирали буквально по кусочкам, и одна ее нога так и осталась короче другой. После нескольких лет простоя Пашкова предложила театру поставить спектакль «Западня» Золя, где сыграла хромую Жервезу. Благодаря этой работе актриса вновь поверила в себя и даже научилась скрывать свое физическое несовершенство. Но вскоре – новая беда: арест мужа и суровый приговор. Лариса Пашкова тут же стала «опальной». Стрессы, депрессии, ночные звонки «доброжелателей» быстро разрушили ее и без того подорванное здоровье. Выйдя из тюрьмы, Анатолий Колеватов уже не увидел свою жену живой – Лариса Алексеевна скончалась в феврале 1987 года. Кстати, досрочное освобождение он получил стараниями Юрия Никулина. Была у Никулина такая черта: не отвернуться от человека, попавшего в опалу, – тем более он считал, что в отношении Колеватова совершилась несправедливость, – поддержать, помочь, не боясь негативного общественного мнения.
* * *
В 1983 году на экраны страны вышел фильм «Чучело» – непривычно для советского детского кино глубокий, жесткий и реалистичный. В нем Юрий Владимирович сыграл свою последнюю большую роль в кино. В 1980-е годы он мало снимался [ 93], но на роль дедушки Лены Бессольцевой в картине Ролана Быкова согласился сразу.
