Текст книги "Юрий Никулин"

Автор книги: Иева Пожарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Из воспоминаний Юрия Никулина: «В перерывах между съемками Моргунов часто нас развлекал. Сидим мы как-то около шоссе, ожидая появления солнца, все перемазанные сажей, в обгорелой одежде (снималась сцена взрыва), и курим. Я с Моргуновым перекидываюсь какими-то фразами, а Вицин ходит в сторонке по полянке и напевает. Он любил отойти, побродить, помурлыкать под нос. На этот раз он пел "Куда, куда вы удалились…". И тут мимо нас проходит группа колхозников. Увидев Вицина, они остановились, удивленные. Ходитчеловек, оборванный, обгорелый, и поет арию Ленского. Подходит один из колхозников к нам и спрашивает:

– Что случилось?

Моргунов, не моргнув глазом, отвечает:

– Вы что, не видите, что ли? Иван Семенович Козловский. у него дача сгорела сегодня утром. Вот он и того… Сейчас из Москвы машина приедет, заберет.

А у Козловского действительно дача была в Снегирях, где мы снимались.

– Как же так, – говорят, – такая дача – и сгорела!

Колхозники расстроились.

– Чего его жалеть, – говорит Моргунов, – он артист богатый. Денег, небось, накопил, новую построит, – и крикнул Вицину:

– Иван Семенович, вы попойте там еще, походите.

Вицин же, ничего не понимая, отвечал:

– Хорошо, попою, – и продолжал петь.

Колхозники посмотрели на нас еще раз и быстро пошли к даче Козловского. Правда, обратно они не вернулись. Так, с шутками в ожидании солнца, со спорами о новых трюках незаметно прошло лето».

Наступила зима 1961 года. «Пес Барбос и необычный кросс» вышел на широкий экран. Короткометражка стала пятым фильмом в киноальманахе «Совершенно серьезно», но именно она принесла успех всему альманаху и более того – зажила самостоятельной жизнью. Фильм смотрелся на одном дыхании. Картина получилась короткой – девять минут сорок секунд – поэтому ее отлично принимали. Ее смотрели вся Москва и вся страна, залы кинотеатров грохотали от смеха, на фильм сбегали с уроков школьники, включая отличников и тех, кто никогда не пропускал ни одного урока. Ее купили на корню за рубежом, почти в сотне стран. Из воспоминаний Юрия Никулина: «Прошло несколько лет. Гастролируя в одной из зарубежных стран, мы попали на прием в советское посольство. После приема посол, взяв меня под руку, привел к себе в кабинет.

– Сейчас что-то покажу, – сказал он, открыл сейф и вытащил оттуда коробку с пленкой. Я решил, что мне покажут особо интересную хронику.

– Это ваш "Пес Барбос", – говорит посол. – Держу его в сейфе, чтобы подольше сохранился. По праздникам мы смотрим его всем посольством. А главное, "Пса Барбоса" мы показываем иностранцам перед началом деловых переговоров. Они хохочут, чуть не плачут от смеха. После этого с ними легче вести дела. Не поверите – подписывают все бумаги»…

* * *

А творческое объединение комедийных фильмов продолжало выпускать новые и новые киносборники. Гайдай искал сюжет для очередной короткометражки с участием троицы Трус – Балбес – Бывалый, и Никулин предложил ему использовать их с Шуйдиным репризу «Самогонщики». В ней на темный манеж, освещенный только двумя прожекторами, выходили две фигуры – Никулин и Шуйдин. Никулин нес стул, на котором стоял бак со змеевиком. Шуйдин вытаскивал на манеж табуретку с горящей керосинкой. Клоуны собирали странный аппарат (зрители, разумеется, догадывались, какой), в котором что-то булькало. Появлялся пар, и Никулин истошно орал:

– Идет, идет!!! Давай посуду!

Шуйдин в спешке приносил ночной горшок. В этот момент выбегал мальчишка и кричал:

– Атас!

Клоуны мгновенно переворачивали свои бачки, ставили на них тазы, полные белья, и делали вид, что стирают его. На трубу змеевика вешали выстиранные вещи. На манеж выходили два дружинника, разоблачали самогонщиков и уволакивали за шиворот прочь. Инспектор манежа спрашивал:

– А как же белье?

– Достираем, – отвечали ему Никулин и Шуйдин. – Через три года.

Не самая удачная реприза, но принимали ее зрители в цирке хорошо.

Гайдай написал сценарий фильма «Самогонщики» [ 60]. В лесной избушке живут три алкоголика-самогонщика. Их собака решает проучить мужиков. Она выхватывает зубами из самогонного аппарата самую важную деталь – змеевик и выбегает из избушки. Далее значительная часть сценария строилась на погоне. Съемки решили проводить там же, где снимали и «Пес Барбос…» – в Снегирях. На съемку снова вызвали Брёха с его дрессировщиком. Как только Брёх увидел Моргунова, он залаял, зарычал на артиста. «Всё, гад, помнит», – сказал Моргунов.

На этот раз с Брёхом опять возникли сложности. Тяжелый змеевик он поднимал с трудом, а после третьего дубля вдруг поджал ноги, заскулил и ни за что не захотел входить в кадр. Причину скоро разгадали: съемки шли ранней весной, когдаповерх снега ложится тонкий слой льда, о который, как оказалось, собака порезала лапы.

Два дня ждали, пока раны на лапах заживут. Наконец Брёх начал бегать. Но как только к нему подносили змеевик, пес отказывался его брать, видимо считая, что именно с ним связана боль в лапах, от которой он недавно так сильно мучился. Дрессировщик собаки с досады чуть не плакал. Но сколько он ни бился: ругал пса, умолял, ласкал – ничего не получалось. Брёх категорически отказывался сниматься.

Съемочную группу выручил ветродуйщик. Он предложил попробовать его овчарку Рекса, который, по его словам, «ничего и никого не боится, легко носит тяжести и вообще ко всему приучен». Из воспоминаний Юрия Никулина: «Первое, что сделал Рекс, когда появился на съемочной площадке, – кинулся на Моргунова. Почему Рекс так поступил, никто объяснить не мог, а Моргунов очень обиделся и всем говорил:

– Рекса против меня настроил Брёх. Это все проделки его дрессировщика.

С тех пор, стоило Рексу увидеть Моргунова, как он сразу ощеривался. Артист в ответ тоже оскаливал зубы. Так они, рыча друг на друга, и снимались».

На съемочной площадке Рекс быстро освоился и легко выполнял все команды. Змеевик он носил запросто. И вдруг за неделю до окончания натурных съемок Рекс пропал! Повсюду расклеили объявления, нашедшему собаку обещалось солидное вознаграждение. Шло время, Рекс не находился, а без него нельзя было снимать. Группа простаивала. Между тем всем членам съемочной группы – осветителям, рабочим, ассистентам, шоферам, актерам – шли командировочные и квартирные. Директор просто стоял на ушах!

К поискам собаки подключилась местная милиция: милиционеры привозили на мотоциклах разных бродячих собак. Вездесущие мальчишки тоже искали вовсю: постоянно притаскивали на съемочную площадку каких-то лишайных псов. Так прошло несколько дней. Гайдай решил все-таки продолжать работу, хотя бы снять крупные планы тройки артистов. Только приготовились к съемке, как вдруг на опушке леса показался Рекс, худой, облезлый, но живой! От радости ветродуйщик, хозяин Рекса, заплакал… Почему собака потерялась, так и осталось тайной.

У Никулина на съемках в Снегирях тоже был повод понервничать. По сценарию в одной из сцен Балбес скатывается с горы и, обрастая снегом, превращается в огромный ком. У подножия горы ком ударяется о сосну, разлетается на куски, и перепуганный Балбес убегает. Решили снимать это так: сначала спустить с горы сделанный из папье-маше огромный белый шар так, чтобы он попал в дерево. Затем камеру остановить, шар убрать, а на этом месте соорудить другой уже снежный ком, внутрь которого «замуровать» Никулина, и под ком подложить небольшой заряд взрывчатки. Из воспоминаний Юрия Никулина: «Перед съемкой Гайдай мне сказал:

– Как взорвется, ты снег разбрасывай, а сам выпрыгивай.

Посадили меня около дерева, облепили всего снегом (только маленькую дырочку оставили, чтобы дышал), и я стал ждать взрыва. Бабахнуло так, что мне вспомнился фронт. На секунду даже потерял сознание, ошалело встал и как бы издалека услышал недовольный голос Гайдая:

– Ну что же ты не подпрыгнул? Я же сказал: как взорвется, так снег разбрасывай и выпрыгивай. Такой дубль испортил!

Передо мной возник пиротехник:

– Товарищ Никулин, извините, я немножко того… переложил взрывчатки. Сейчас повторю.

Я разозлился:

– Убьете актера во имя искусства!

Потом успокоился, и взрыв повторили. Снова бабахнуло сильно, но я все-таки выпрыгнул».

И вот, наконец, картина вышла на экраны. «Для вас – встреча с прекрасным. "Самогонщики"». Такая табличка висела на фасаде одного из клубов в Подмосковье, зазывая на новый фильм Леонида Гайдая с участием полюбившихся зрителям Труса, Балбеса и Бывалого. «Самогонщики» не имели такого успеха, как «Пес Барбос…». Во-первых, они во многом строились на применении старых, уже использованных приемов. А во вторых, фильм шел 20 минут, а «Пес Барбос…» – в два раза меньше, около десяти, и воспринимался как короткий анекдот. И Никулин вспомнил слова Георгия Семеновича Венецианова: «Никогда не ищите успеха там, где вы однажды его нашли»…

Тем не менее троица Никулин – Вицин – Моргунов стала до невозможности популярной. Их приглашали выступать в телевизионных «Огоньках», на них рисовали карикатуры в журналах, они стали героями анекдотов. Это был период взлета, но одновременно и конец их совместного появления на экране. Леонид Гайдай снял троих актеров в своих следующих фильмах «Операция "Ы" и другие приключения Шурика» и «Кавказская пленница», фильмы имели успех, но после них Гайдай окончательно от троицы отказался, считая, что она себя изжила. Другие режиссеры еще несколько лет пытались вставлять Труса, Бывалого и Балбеса в свои фильмы, но там, как правило, эти персонажи выглядели инородным телом, как, например, в картине 1969 года «Семь стариков и одна девушка».

«КОГДА ДЕРЕВЬЯ БЫЛИ БОЛЬШИМИ»

День 13 978-й. 8 апреля 1961 года. Хорошо, что не молодой

«Юрий Владимирович, сколько вам лет? Скажите, пожалуйста, как вы выглядите, старым или молодым?» – вот такой неожиданный вопрос услышал Никулин в трубке телефона. Он как раз вернулся из Ленинграда, где они работали с Шуй-диным несколько вечеров, и только что вошел в квартиру. В первый момент Никулин растерялся: «Как сказать, мне сорок…» Трубка огорчилась. Ей надо было, чтобы Юрий Владимирович выглядел под пятьдесят. Звонили с Киностудии имени М. Горького, где Лев Кулиджанов собирался снимать фильм «Когда деревья были большими». «Вы не могли бы приехать завтра на студию? – спросила трубка. – Мы хотим с вами серьезно поговорить».

На студии Никулину дали сценарий Николая Фигуровско-го. Дома читали его всей семьей, и сценарий всем понравился. Это была история Кузьмы Кузьмича Иорданова, слесаря, потерявшего во время войны семью, запившего из-за этого и вконец опустившегося. Случайные заработки, друзья-собутыльники, аресты на 15 суток за пьянки… Соседки по коммунальной квартире и ругали его, и жалели. Да Кузьма и сам мучился из-за своей неприкаянности. Однажды случайно узнал о том, что в какой-то деревне живет девушка Наташа, родители которой пропали в войну. Она их даже не помнит, потому что была совсем маленькая, когда началась война, но верит, что рано или поздно ее мать и отец найдутся. И Кузьма Иорданов решает поехать к этой девушке, сказавшись ее отцом. Наташа ему поверила. Так Иорданов оказался в деревне.

Казалось бы, простая история, человечная, добрая. Какие в связи с ней могут возникнуть трудности у киногруппы? Между тем история появления фильма «Когда деревья были большими» чрезвычайно драматична. Всё началось еще весной 1960 года. Тогда киностудии страны подверглись реорганизации: «наверху» было принято решение децентрализовать прежнюю студийную структуру. Если раньше на киностудиях существовали единый большой художественный совет и общий сценарный отдел, то теперь предполагалось сделать по-другому: разделить студии на объединения во главе с худруками. Как раз тогда на «Мосфильме» и появилось объединение комедийных фильмов во главе с Иваном Пырьевым, в недрах которого рождались фильмы, в частности, с Юрием Никулиным в роли Балбеса. На Киностудии имени М. Горького тоже всё переменилось, творческих объединений стало три, а их художественными руководителями были назначены Сергей Аполлинариевич Герасимов, Марк Семенович Донской и Леонид Давыдович Луков. У каждого объединения – свой редакторский совет, свой сценарный отдел. Запуском фильмов в производство и их сдачей должен был заниматься худрук объединения. Директор студии оставался начальником всего производства и руководил творческим процессом в целом, главным образом контролируя соблюдение календарно-постановочных планов. Правда, на студии сохранялась должность главного редактора, который стоял над всеми и осуществлял неусыпный контроль при заключении авторских договоров. Возникало опасное двоевластие, все «прелести» которого проявились позднее.

Герасимов был полон энтузиазма. «К нам должны приходить интересные люди, им должно быть у нас хорошо. Кино не делается в одиночку», – говорил он. И новая структура действительно дала мэтру советского кино возможность окружить себя людьми, в творческие способности которых он верил. Теперь он мог опереться на единомышленников и создать обстановку, позволявшую снимать фильмы, руководствуясь не конъюнктурными соображениями, а творческой состоятельностью авторов. Кроме того, он получил возможность запускать в производство дипломные работы своих учеников из ВГИКа.

В объединение Герасимова входили следующие режиссеры: Юрий Егоров, Станислав Ростоцкий, Татьяна Лиознова, Лев Кулиджанов, Яков Сегель, Борис Бунеев, Марлен Хуциев, Юрий Победоносцев, Генрих Оганесян, Вениамин Дорман. Из сценаристов постоянными членами объединения были Валентин Ежов, Василий Соловьев, Будимир Метальников, потом и Николай Фигуровский. Это был самый первый состав объединения. Самым важным для Герасимова было формирование сценарного портфеля. Требовались хорошие сценарии, с которыми не страшно запускаться в производство. Ростоцкий начал работать с Александром Галичем над сценарием «На семи ветрах», Татьяна Лиознова – с Верой Пановой над экранизацией ее повести «Евдокия». Яков Сегель и Валентин Ежов сели за сценарий «Течет Волга». Борис Бунеев работал с Василием Соловьевым, они хотели делать комедию. Генрих Оганесян с Вениамином Дорманом планировали снимать «Девичью весну» об ансамбле «Березка», Марлен Хуциев стоял в плане с расширенной заявкой «Застава Ильича», которую он написал вместе со своим другом Феликсом Миронером. Юрий Егоров с Будимиром Метальниковым готовился к постановке сценария «Простая история», Юрий Победоносцев работал с писателем Анатолием Рыбаковым над повестью «Мишка, Серега и я».

У Льва Кулиджанова тогда никаких проектов не было – он погрузился в общественную жизнь, став кандидатом в члены КПСС. В партию он решил вступить, не имея никаких карьерных соображений, после реабилитации его отца и матери. Всегда далекий от какой бы то ни было партийной жизни, сын «врага народа», не принятый в свое время в комсомол, он вдруг поверил в оттепель. Ему казалось, что идеалы коммунизма, которым был так предан его отец, очистились от скверны и вернулись к «ленинским нормам» – в это на рубеже 1950—1960-х верили многие.

Всё лето 1960 года Кулиджанов провел на различных международных кинофестивалях и, вернувшись в Москву в середине августа, страшно затосковал по работе. Тем более что в объединении работа шла и все были при деле. Кулиджанов включился в общий процесс, и вместе с Будимиром Метальниковым они написали сценарий «Повесть о матери». Это была история молодой женщины, которая, отправив на лето двух маленьких детей к своей матери в деревню под Смоленском, впервые в жизни поехала с мужем, командиром Красной армии, отдыхать по путевке на Черное море. По дороге на курорт их застигло известие о начале войны. Муж поехал в свою часть и затем на фронт, а она – за детьми. Поиск детей на уже оккупированной территории и был основой действия. В сценарии возникали и ретроспекции – видения матери: страшная действительность бесчеловечной войны, несущей смерть, должна была перебиваться воспоминаниями о прошлом счастье. Двигаясь по разоренным и выжженным деревням, уже потеряв всякую надежду, героиня неожиданно встречает двух детей, которые и сами потерялись и теперь среди развалин пытаются найти свою мать. Дети были чужие, но они бросились к ней, веря в то, что это и есть их мать. И женщина приняла их… Кончалась эта история титром: «До конца войны оставалось еще 1350 дней».

Сценарий «Повесть о матери» Кулиджанов и Метальников сдали 12 октября 1960 года. Обсуждали его, как и всегда, на общем собрании объединения. Большего разгрома на студии еще не было, сценарий не понравился никому, и каждый ругал его на свой лад. Кулиджанов был буквально втоптан в землю, защищаться не было смысла, да ему и не хотелось. «Повесть о матери» не приняли, и фильм не состоялся.

В это самое время на киностудию пришла бандероль из Минска: Николай Фигуровский прислал свой сценарий под названием «Благоразумная ведьма». Сценарий был очень странный: прохиндей, назвавшись отцом, приезжает к бойкой молодой женщине (она и есть ведьма). Сюжет был плохо разработан, но Фигуровского, работавшего тогда в Минске, на студии имени Горького хорошо знали как человека талантливого [ 61]. Его сценарий «Певчие люди» всем нравился, а его «Огненные версты» получили вторую премию на Всесоюзном конкурсе сценариев. Поэтому Герасимов предложил Фигуровскому переписать сценарий «Ведьмы», доработать его. Фигуровский согласился с замечаниями и обещал прислать новый вариант, что он и сделал в самом начале зимы 1961 года. Теперь сценарий назывался уже по-другому – «Когда деревья были большими» – и адресован был лично Льву Кулиджанову, поскольку именно его замечания оказались созвучны мыслям самого Николая Фигуровского. На этот раз сценарий всем понравился, и решено было запускать его как можно скорее, так как в сценарии была прописана летняя натура и нельзя было упускать сезон. Из воспоминаний Натальи Фокиной, редактора картины «Когда деревья были большими»: «Неожиданно высказал возражения главный редактор студии Сергей Петрович Бабин. Он спросил меня:

– А как его классифицировать? Он же ни про что.

– Как ни про что? – нахально ответила я. – Это же сценарий о колхозной деревне.

– Почему?

– Потому что основное действие происходит в колхозной деревне, – безапелляционно заявила я.

– Ну, если так… Запускайтесь. Я доложу, что это сценарий на колхозную тематику, – сказал он».

Благодаря этой формулировке картину разрешили запустить в производство. Сегодня это звучит странно, но когда-то фраза «фильм на колхозную/производственную/партийную тематику» действительно решала многое, пробивала многие стены, как будто она заключала в себе некую магическую силу… Работа началась, Кулиджанов разрабатывал режиссерский сценарий. И все же сомнения в успешном завершении картины были у многих. Так, киновед Ростислав Юренев, узнав содержание будущего фильма, сказал Кулиджанову: «Как же это пропустили? Ведь эта история непроходная. Но дай бог, чтобы я был не прав».

И вот сценарий Николая Фигуровского о жизни опустившегося человека, готового на самый немыслимый обман молоденькой деревенской девушки, читает Юрий Никулин. Из воспоминаний Юрия Никулина: «На следующий день, как и обещали, позвонили со студии.

– Как вам сценарий?

– Нравится. Только вот кого мне играть?

– Режиссер хочет вас попробовать на роль Кузьмы Иорданова.

Я ахнул».

Льву Кулиджанову при первой же встрече Никулин сказал, что сценарий и роль ему очень нравятся: но вот сможет ли он ее сыграть? «Умоляю вас, не играйте. Только не играйте! – ответил Кулиджанов. – И вообще не говорите слова "играть". Будьте самим собой. Считайте, что ваша фамилия не Никулин, а Иорданов. И живете вы в Москве, в старом доме. Вам пятьдесят лет». Оказалось, что Кулиджанов не видел ни одной роли Никулина в кино. Он видел его только в цирке, и клоун ему понравился [ 62].

Но у Никулина все равно оставались большие сомнения: во-первых, как это – не играть? Во-вторых, у Кузьмы Кузьмича в роли много диалогов, а Никулин плохо запоминал текст. И, наконец, в-третьих, он работал в цирке, и если его утвердят на роль, то как удастся совместить свою основную работу со съемками? Кулиджанов выслушал внимательно, но не стал обсуждать все эти вопросы. Он спокойно продолжал говорить о предстоящей кинопробе. Им должен был стать эпизод встречи Иорданова с Наташей. Ее предстояло сыграть молодой актрисе Инне Гулая. Из воспоминаний Юрия Никулина: «И вот первая встреча с Инной. Она посмотрела на меня в упор и спросила:

– Вы клоун?

– Да…

Помолчав и еще раз посмотрев на меня внимательно, она сказала:

– Как интересно… Ни разу в жизни не видела живого клоуна. Меня зовут Инна, – представилась она, протягивая руку.

В павильоне выстроили комнату деревенской избы. На пробах снималась сцена разговора Кузьмы с Наташей. Чтобы мы не просто сидели за столом, а чем-то занимались, Кулиджанов предложил: "Пусть Наташа ест борщ". Принесли в павильон кастрюлю горячего борща. Начали снимать первый дубль. Инна Гулая спокойно, с аппетитом ела борщ. У меня даже слюни текли. Второй дубль. Инна съела еще тарелку борща. Третий дубль. Инна так же спокойно и с аппетитом съела третью тарелку. Сняли пять дублей. И, что меня поразило, Инна Гулая съела пять тарелок борща. Когда я спросил, почему она так много ест, она ответила:

– Волнуюсь.

Пробы прошли удачно. Меня утвердили на роль».

Кулиджанов собрал отличный ансамбль исполнителей. Инна Гулая до картины «Когда деревья были большими» уже сыграла свою первую роль в фильме Василия Ордынского «Тучи над Борском», и ее актерские данные всем в кулиджановской группе были вполне очевидны. Леониду Куравлеву, прекрасно сыгравшему острохарактерную роль у Михаила Швейцера в фильме «Мичман Панин», в «Деревьях…» предстояло стать героем-любовником. Василий Шукшин был тоже уже известен по фильму Марлена Хуциева «Два Федора». Только Людмила Чурсина, тогда еще студентка Щукинского театрального училища, снималась в кино впервые. Никулин тоже всем в группе нравился по кинопробам, но в отличие от Кулиджанова другие видели его только в эксцентриадах Гайдая и не представляли, как он справится с пронзительной драматической ролью.

Между тем у Никулина так и оставался нерешенным вечный для него организационный вопрос: как совместить работу в цирке со съемками? Ведь до сих пор он снимался в эпизодических ролях или в короткометражках, а тут – главная роль в полнометражном фильме. Попросить отпуск? В Союзгосцирке в отпуске отказали: «Вы – работник цирка, и это для вас главное. Так что в кино снимайтесь днем, а вечером будете работать на манеже. А летом цирк едет в Англию на 50 дней – и вы тоже. У киношников летняя натура? Что ж, придется им прерваться». После этого разговора Никулин совсем упал духом, но дирекция фильма, к всеобщей радости, согласилась на все условия циркового начальства.

И началось вхождение Никулина в роль. Внешний облик Кузьмы Иорданова – небритый мужчина. Для этого Никулин не брился три дня, а потом ему все время подстригали волосы ножницами. Долго искали костюм. Художник по костюмам и режиссер считали, что для Иорданова шить костюм специально не нужно. Он должен выглядеть каким-то обшарпанным, помятым и носить может что-то уже готовое, а то и взятое с чужого плеча.

Зная о специфике киносъемочной работы, когда сначала снимается конец картины, Никулин попросил, чтобы сцены снимали подряд – от начала и до конца фильма. Это помогло бы ему постепенно вжиться в роль. Режиссер обещал так и сделать. Но получилось с точностью до наоборот: сначала сняли всё, что по фильму происходит на улицах Москвы, потом поехали на натуру в деревню, а осенью в павильоне досняли оставшееся. Никулину приходилось трудно: как сниматься сегодня в эпизоде, продолжение которого будет лишь через несколько месяцев? А когда этот момент наступит, как вспомнить состояние, с которым играл раньше, как войти в него?

Съемки начинались с эпизода в мебельном магазине. Кулиджанов посоветовал походить до этого по Москве, присмотреться к людям, похожим на героя фильма – таких вокруг много. И Никулин ходил несколько дней около пивных, мебельных магазинов, смотрел, примеривался… И, видимо, так хорошо вжился в образ, что когда его, загримированного, привезли к мебельному магазину на Ленинском проспекте, где шли съемки, директор магазина пытался его не пустить. «Да я артист, снимаюсь». – «Знаю я вас, артистов. А ну давай отсюда! Сейчас старшину позову!» Когда всё выяснилось, директор был страшно удивден, потом долго извинялся.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Съемки велись и на Даниловском рынке. По сценарию фильм начинался с того, что Кузьма ехал за город и собирал подснежники. Потом вез цветы на рынок. Во время сбора подснежников его кусал шмель. С распухшей губой, с заплывшим глазом Кузьма приходил на рынок и пытался встать в цветочный ряд. Торговки его гнали.

Приехали мы на Даниловский рынок, выбрали место съемки.

– Пусть цветочницы будут те, которые торгуют. Массовки не нужно. Скажите им, что мы заплатим за все цветы, – сказал Кулиджанов ассистенту. – Только попросите их, чтобы они по-настоящему гнали Никулина в шею, когда он встанет в цветочный ряд.

Первый дубль запомнился мне надолго.

Одна бабка так стукнула меня банкой по голове, что потемнело в глазах, и я заорал слова, не имеющие отношения к роли.

К сожалению, эпизод на рынке в картину не вошел».

Работать было трудно. Трудно вдвойне. Сложно было совмещать работу в цирке со съемками. Настроенный на образ Иорданова, буквально живя им, Никулин после съемок, иногда даже не переодевшись, вынужден был мчаться в цирк. Замазывая толстым слоем грима лицо, чтобы хоть как-то скрыть небритость, он старался быстро психологически переключиться с Кузьмы Иорданова на клоуна Юрика. Рассказывал анекдоты, пел веселые песни – словом, делал всё, чтобы настроиться на цирковой лад. Так продолжалось два месяца. Когда отсняли московскую натуру, съемочная группа переехала в деревню Мамонтово, что недалеко от Ногинска. А Никулин с Шуйдиным отправились на гастроли в Англию.

Между тем над картиной сгущались тучи. Первое время авторитет С. Герасимова ограждал фильм от вмешательства цензоров из партбюро. После организации творческих объединений их слегка отодвинули, но постепенно всё возвращалось на прежние места. Партийные цензоры начали просить сценарий «Когда деревья были большими» для ознакомления. Им отказывали под предлогом, что в данный момент в кабинетах не осталось ни одного экземпляра – все в работе. Но, разумеется, достать напечатанный сценарий, с которым уже работают, всегда можно. Его и достали. В творческое объединение сразу же пошли звонки из Главного управления по производству художественных фильмов. Потом создателей картины стали «вызывать на ковер» и высказывать свое возмущение по поводу безыдейности сценария. Первые эпизоды картины были уже отсняты, когда на студию нагрянули ревизоры во главе с заместителем министра культуры Николаем Даниловым. Они потребовали принести отснятый материал фильма в проекционную и вместе с представителями дирекции киностудии пошли смотреть. Герасимова на студии в тот момент не оказалось – проверка нагрянула без предупреждения. Во время просмотра материала все сидели молча, выпрямив спины, но Данилов смеялся. Когда после просмотра все пошли в кабинет директора обсуждать увиденное, редакторы из главка высказались резко отрицательно и потребовали картину закрыть. Но совершенно неожиданно Данилов «позволил себе не согласиться» и похвалил Юрия Никулина. «Зачем торопиться закрывать, – сказал он, – мне было интересно». Так гроза прошла стороной.

А спустя полтора месяца цирк, а с ним вместе и Юрий Никулин, вернулся из Англии в Москву. И сразу же Юрий Владимирович отправился на съемки в деревню Мамонтово под Ногинском: киногруппа, сняв за два месяца всё, что можно, простаивала без него уже целую неделю. Эту деревню как съемочную натуру ассистенты Кулиджанова очень долго искали, исколесили всё Подмосковье и, увидев, сразу поняли – то, что надо: красивая, тихая бутылочно-зеленого цвета река Шерна с заводями и песчаными берегами, живописно раскинувшаяся на берегу реки деревня, поля с перелесками, прекрасные леса неподалеку.

Киноэкспедиция получилась семейной. Никулин привез с собой жену Татьяну, сына Максима и любимую тещу Марию Петровну. Звукооператор Дмитрий Белевич приехал с женой {Старой и дочкой Танечкой. Из воспоминаний Натальи Фокиной, редактора фильма «Когда деревья были большими»: «Главным центром притяжения очень скоро стал Юра Никулин. Его веселый, дружелюбный и очень контактный характер, гитара, всегдашняя спутница досуга, как магнитом, притягивали к нему людей. Поселились Никулины, как и все, в одной из деревенских изб. Хозяевами их были старые муж и жена. Детей у них или не было, или они покинули их и жили где-то далеко. Дом внешне имел вполне пристойный по деревенским меркам вид. Перед въездом Никулиных его помыли, и возражений это помещение не вызвало ни у кого. Как-то утром до начала съемок к нам прибежали Юра, Таня и Максим. Они не спали всю ночь. Ночью была сильная гроза.

– Я видела, как крыши текут, – сказала Таня. – Но чтобы так – не видала никогда.

Юра с Таней всю ночь перетаскивали раскладушку со спящим Максимом с места на место, пытаясь выбрать пространство, где текло меньше. Так до утра. Утром дождь кончился, и тут же была мобилизована вся административная часть группы, и из имеющихся материалов крышу починили. Эта проблема была решен*, но через несколько дней старик хозяин стал требовать, чтобы Никулины съехали.

– Почему?

– Да они люди хорошие, а условий у меня нету. Все разваливается.

– Что разваливается?

– Уборная… Боюсь, провалится кто-нибудь.

Речь шла о самом убогом деревянном строении весьма дряхлого вида во дворе. Решили и эту проблему: соорудили новое, столь же примитивное, но из новых досок и прочное. На этом все неудовольствия хозяев закончились. Таня и ее мать Мария Петровна очень жалели стариков и подкармливали их [ 63].

Погода стояла приличная, работали много и с удовольствием. Вечерами обычно собирались у нас с Кулиджановым. У нашей хозяйки в огороде росла необыкновенно вкусная картошка. Мы потом с Юрой Никулиным и Таней вспоминали ее: такой вкусной картошки в нашей жизни уже не было. Вот вокруг большой кастрюли с этой дымящейся, искрящейся сахаристым налетом картошкой, засыпанной укропом и зеленым луком, с селедочкой и разнообразными рыбными консервами и самой демократичной выпивкой проводили мы вечера после съемок. Юра под гитару пел песни входившего тогда в моду Булата Окуджавы…

Более радостной и согласной экспедиции у нас никогда не было. С выбором Юры Никулина на роль Иорданова многое переменилось в концепции сценария. Дело в том, что Юра обладал высшим уровнем артистизма, который присущ хорошему клоуну. В своей книге "Делать фильм" Федерико Феллини очень интересно рассуждает на эту тему, Хороший клоун всегда иррационален, пишет он. И это правда. Эта мера условности выводит на более высокую ступень обобщения, она восходит к философии. В случае с Юрой происходило что-то подобное».