Текст книги "Великие арабские завоевания"

Автор книги: Хью Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Мусульмане позаботились также перегородить войсками дорогу к северу от Дамаска. Это оказалось мудрой предосторожностью, так как Ираклий, который, как сказано, находился в то время в Хомсе, послал конное войско на выручку осажденному городу, но всадников перехватили, и попытка снятия осады не удалась. Неясно, сколько времени длилась осада. Арабские источники обескураживают, приводя самые разные сроки, от четырех до четырнадцати месяцев. У мусульман, кажется, не было осадных машин и вообще никакого осадного снаряжения сложнее веревок и лестниц. Даже лестницы пришлось позаимствовать в близлежащем монастыре. Кажется, осаждающие не предпринимали никаких действий, кроме блокады, в надежде, что голод, скука и внутренние распри заставят защитников города сдаться. Когда стало ясно, что подмоги не будет, горожане отчаялись. Согласно одному источнику, конец наступил, когда у «патрикиоса» (ромейского военачальника), командовавшего обороной, родился ребенок, и он позволил своим людям расслабиться, наесться и напиться в честь такого события. Халид ибн аль-Валид, который никогда не упускал удобного случая и точно знал, что происходит в городе, решил воспользоваться представившейся возможностью. Веревки и лестницы у него были. Несколько его воинов подобрались к воротам, переплыв ров на надутых шкурах животных. Они набросили веревки на укрепления и взобрались по ним, затем втянув наверх и веревки, чтобы их не заметили. Затем по сигналу они с криком «Аллах акбар!» бросились к воротам, перебили стражу и всех, кто оказывал сопротивление.

Между тем на другом конце города дамаскцы вступили в переговоры о мирной сдаче, и мусульманские войска начали входить в город с запада. Две группы, люди Халида с запада, а другие – с востока, встретились в центре города на старом рынке и начали переговоры. По условиям принятого соглашения горожан оставили в покое в обмен на дань. Имущество имперских чиновников было конфисковано в пользу всех мусульман, став частью «фати» (общего богатства мусульманского сообщества). Как всегда, имелась добыча, подлежащая дележу, причем командующие позаботились оставить долю тем, кто удерживал северную до-poiy, потому что, хотя они и не принимали прямого участия в осаде, но внесли свой вклад в победу и заслужили часть трофеев. Сложная история, описывающая взятие Дамаска с двух концов, возможно, была попыткой разрешить острый вопрос о том, был ли город взят силой или по договору. В данном случае власти, видимо, попытались найти компромиссный вариант.

Отчет о падении Дамаска также отражает раскол среди его населения. Город был центром имперской власти, его стратига назначал сам император, однако многие, если не большинство населения были арабами, исповедовавшими христианство. По-видимому, многие из них чувствовали, что им ближе арабы за городской стеной, нежели греки и армяне, составлявшие большую часть гарнизона. Так или иначе, город не пострадал от обстрела и разграбления. В следующем веке он превратился в столицу всего мусульманского мира и вступил в свой золотой век.

Примерно в то время, когда был взят Дамаск – данные хроник здесь, как обычно, неопределенны – в Медине скончался старый Абу Бакр, преемник Пророка и первый халиф ислама. Нам известно, что он умер в июле 634 года. Менее ясно, на какой стадии были к этому времени военные действия, однако имеется много сообщений, что известие о его смерти достигло мусульманских армий в Сирии во время осады. Новым халифом стал суровый и грозный Умар, которому многие авторы отводят роль идейного вдохновителя и мозга завоевания.

В сирийской армии его главенство приняли без возражений, однако у нового халифа имелись четкие идеи относительно ее командования. Как мы видели, Умар сильно недолюбливал Халида ибн аль-Валида. Его блестящие действия против «ридда» в восточной Аравии и позже в Ираке и Сирии не улучшили отношение к нему нового халифа. Тот немедленно отстранил Халида от командования и приказал ему вернуться в Медину. Есть сообщение, что Абу Убайде, занявшему теперь пост верховного командующего, было приказано добиться от Халида признания в обмане. Если бы он, как и следовало ожидать, отказался признать себя лжецом, с него следовало сорвать тюрбан и конфисковать половину его имущества. Поставленный перед таким ультиматумом, великий полководец попросил время на размышление, чтобы посоветоваться – не с друзьями и подчиненными, как можно было подумать – а с сестрой. Той было ясно, что Умар ненавидит ее брата, и если тот признает себя лжецом, то все равно не сохранит поста. Так что не было смысла пытаться задобрить халифа признанием в преступлении, которого он не совершал.

Интересно отметить, как этот эпизод отражает власть халифа и единство мусульман. Халид чувствует, что у него не остается иного выбора, как вернуться в Медину. Византийский генерал в его положении вполне мог поднять мятеж и призвать свои войска поддержать его в борьбе за трон. Генерал мусульманской армии, напротив, покорно принял отставку и унижение. Он прибыл в Медину, где Умар продолжал донимать его. Каждый раз, повстречав Халида, он язвительно повторял: «Халид, отдай мусульманам добро, которое сгреб себе под зад!», на что Халид смиренно отвечал, что у него ничего нет. В конце концов было достигнуто соглашение, по которому Халид отдавал большую часть своего имущества, сохранив только военное снаряжение и рабов. Вскоре он вернулся в Сирию, играл ведущую роль в битвах при Йармуке и Хал кисе, в котором и остался жить. Рассказывают, что Умар в конце концов признал, что несправедливо обошелся с Мечом ГЬспода и что Абу Бакр, доверявший Халиду, лучше него понимал людей. Великий генерал мирно скончался в 642 году. Это был блестящий, бесстрашный полководец, но наиболее благочестивые мусульмане никогда полностью ему не доверяли.

Между тем император Ираклий готовился одним мощным ударом выбросить мусульман из Сирии. После падения Дамаска он отступил на север Сирии к Антиохии, традиционной столице этой области. Отсюда он направлял последнюю кампанию. Византийцы стянули все войска, какие смогли собрать. Арабские источники приводят очень большие цифры, более 100 000, но сравнение с другими византийскими армиями того периода ясно говорит, что эта оценка сильно преувеличена, а более вероятна численность от 15 000 до 20 000 человек. Армия представляла собой очень пестрое собрание. В ней были византийские греки под командованием Феодора Трифурия, большой контингент армян под командой Георгия и местные арабы-христиане под предводительством шаха Гассанидов, традиционных союзников Византии, Джабала ибн Айхама. Верховным командующим был армянин Вахан. Различные части говорили на разных языках – на греческом, армянском и арабском – и, вероятно, с трудом общались между собой. Были между ними и глубокие религиозные и культурные отличия. Греки и армяне, видимо, собирались из оседлых, возможно, земледельческих поселений, а сражаться привыкли в гористой местности. Арабы, со своей стороны, были кочевниками, привычными к войне в пустыне. Все войска были по происхождению христианскими, однако ортодоксальные византийцы смотрели на армян и арабов как на еретиков. Неясно, насколько сильно повлияли эти различия на дальнейшие действия византийских войск, но источники переполнены слухами о взаимном неудовольствии, о том, что Георгий был накануне битвы обращен в ислам Халидом ибн аль-Валидом и что арабы-христиане в ходе сражения переходили на сторону мусульман. Арабские источники рассказывают, кроме того, будто бы христианские воины были скованы между собой, чтобы не дать им обратиться в бегство. Правда, эту историю можно найти во многих сообщениях о завоеваниях. Ее используют для противопоставления свободных и воодушевленных мусульман рабски покорным вражеским воинам: реальных свидетельств, что подобное непрактичное средство когда-нибудь применялось, не существует. Быть может, это искаженное отражение военного приема пехоты, смыкающей щиты в защитную стену.

Византийские силы, возможно, собирались в Хомсе и двигались на юг по долине Биквы мимо Баальбека с его громадными языческими храмами – теперь почти лишившимися почитателей, но по-прежнему великолепными даже в упадке – и далее к Дамаску. Предвидя подход этих сил, арабы, кажется, отошли от города, позволив византийцам занять его без боя. У нас нет сведений о том, в каком состоянии те нашли город, но существуют записи о напряженных отношениях между византийскими генералами, требовавшими, согласно обычной византийской практике, снабжения для своих людей, и местной финансовой администрацией, утверждавшей, что город не в состоянии прокормить их. Так или иначе, войско не использовало город как базу, а двинулось на юг.

Византийское войско сосредоточилось в Джабийе на Голанских высотах. Эти места традиционно служили летними пастбищами еще при Гассанидах. Согласно наиболее правдоподобной реконструкции, уже наступил август 636 года, и Голаны могли обеспечить войскам столь необходимые пищу, воду и пастбища. Тем временем мусульманские армии готовились встретить византийцев и удержать недавно завоеванные земли. Их войска также собирались в районе Голан, на юго-восток от византийцев. Несколько мусульманских армий соединились под командованием Абу-Убайды или, возможно, Халида ибн аль-Валида. Йазид ибн Аби Суфйан и Амр ибн аль-Ас вели свои войска. Согласно мусульманским источникам арабская армия насчитывала 24 ООО человек. Учитывая завышенность оценки византийской стороны, возможно, силы обеих армий были приблизительно равны.

Сражение между христианским и мусульманским войсками известно как битва на Йармуке и, равно как и битва при Кадисии в Ираке, считается главным сражением, символизирующим победу мусульман в землях Плодородного Полумесяца. Как и в случае со сражением при Кадисии, существует множество противоречивых арабских описаний, из которых затруднительно уяснить, что происходило на самом деле. Свидетельств современников или надежных источников, излагающих византийскую точку зрения, не существует. Обе стороны, по словам мусульманских авто-ров, были воодушевлены верой. Когда византийцы в своем укрепленном лагере готовились к бою, «священники, дьяконы и монахи вдохновляли их и оплакивали судьбу христианства». С другой стороны, Халид ибн аль-Валид обратился к своим людям: «Это – одна из битв Аллаха. В ней не должно быть месту ни гордыне, ни несправедливости. Бейтесь честно, ища Господа в трудах ваших, ибо в этом дне и то, что лежит за ним (т. е. будущая жизнь)» [25]25
  TabarL Tk'rikh. I. P. 2091-2092.


[Закрыть], и далее он наставлял их держаться дружно и биться в согласии.

Река Йармук, не пересыхающая даже летом, стекает с плато Хавран в долину Иордана чуть южнее Галилейского моря. Спускаясь по обрывистым склонам долины, она проточила глубокий каньон. С северной стороны в нее впадает множество меньших речных долин, из которых самая заметная – Вади аль-Руккад. Ее крутые берега определили исход битвы и, возможно, привели к катастрофе побежденных, когда те пытались бежать с поля боя. Собственно место битвы между ущельем Йармука на юге и Голанами на севере представляет собой пологие каменистые холмы со множеством полей и селений. В сущности, местность была достаточно ровной для маневров кавалерии, и в то же время давала возможность укрыться или устроить засаду за скалами и деревьями.

После 1948 года эта местность превратилась в «горячую точку», оказавшись на границе между Сирией (к северу от реки), Иорданом (на южном берегу) и оккупированными Израилем Голанскими высотами. В результате историку очень трудно получить доступ к месту сражения. Однако так было не всегда. До Первой мировой войны, когда все эти земли принадлежали Оттоманской империи, на месте сражения побывал великий итальянский востоковед Леоне Каэтани. Он, пользуясь собственными наблюдениями и арабскими источниками, определил географическое положение места битвы и описал его, взяв за основу наиболее правдоподобные свидетельства современников боя.

Битва при Йармуке была серией стычек, продолжавшихся, возможно, более месяца и достигших кульминации в большом сражении в конце августа. Первое столкновение произошло в районе Джабийи, поле чего мусульмане отступили на восток к Дааре. Затем последовал период выжидания и мелких стычек, пока византийцы готовили войска и пытались посеять рознь в рядах мусульман. По-видимому, настоящее сражение началось, когда мусульмане изобразили отступление со своих позиций и заманили часть византийской армии в скалы, где поджидала засада. Контратака мусульман отделила византийскую кавалерию от пехоты, дав возможность коннице мусульман нанести тяжелый удар по пехоте, пока кавалерия пробивалась сквозь фланг мусульманского войска. Рассказывают, что Халид ибн аль-Валид построил мусульманскую конницу «в боевой порядок, которого арабы прежде не использовали». Он разделил кавалерию на маленькие отряды (кардус) по тридцать шесть – сорок человек, очевидно, для того чтобы представить ее более многочисленной в глазах врага. Возможно, византийцев напугала и пыльная буря. Главные силы византийцев оттеснили к западу и зажали между скалистыми долинами Вади аль-Руккад и Вади аль-Аллан, а за спиной у них оказался каньон Йармука. Все надежды на отступление к западу рухнули, когда Халид ибн аль-Валид захватил старый римский мост через Вади аль-Руккад, и мусульманское войско штурмом взяло византийский лагерь в Йакусе на дороге к Галилейскому озеру. Мусульмане развивали полученное преимущество, а между тем войска христиан были деморализованы слухом, что арабы-христиане переходят на сторону мусульман. Отчаявшиеся византийцы совершенно утратили боевой дух. Рассказывают, что измученные и отчаявшиеся солдаты садились на землю, завернувшись в плащи, оплакивали свое бессилие отстоять христианство и ждали смерти. Других сбрасывали со скал в вади. Мусульмане почти не брали пленных.

Поражение на Йармуке стало катастрофой для Византии. Известие о нем разлетелось по всему свету. В далекой Франции один из авторов хроники Фредегара двадцать лет спустя упомянул об этом ужасном разгроме. Он оценивает мусульманское войско в 20 000 человек. По его словам, в ночь перед сражением «армию Ираклия поразила кара Господня: 52 000 его воинов умерли во сне». Не удивительно, что выжившие были сильно обескуражены. «Когда наутро настала пора вступить в битву, его люди, видя, что такое множество их пало перед господним судом, уже не дерзали наступать на сарацин, но повсюду стремились назад» [26]26
  Fredegar. The Fourth Book of the Chronicle of Fredegar with its Continuations. P. 55.


[Закрыть]. К концу VII века аскет святой Анастасий Синайский в своем отдаленном монастыре вспоминал ее как «первое, ужасающее и непоправимое поражение ромейской армии» [27]27
  KaegL Bysantium. P. 141.


[Закрыть].

На волне победы мусульмане продолжали покорять сирийские города. Одно войско под предводительством Абу Убайды и Халида ибн аль-Валида двинулось от Дамаска на север, к Хомсу, крупному городу позднего римского периода. Они осаждали город всю зиму (возможно, 636/37 годов), невзирая на жестокий холод и потери, которые наносил им византийский гарнизон. Защитники города не сомневались, что холод заставит обутых в сандалии арабов снять осаду, но когда настала весна, а арабы все еще стояли под стенами, среди осажденных послышались призывы к мирным переговорам. Согласно другому сообщению, мусульманам помогло землетрясение, сильно разрушившее стены – верный знак благосклонности Господа. В конце концов был заключен мир. Горожан, как обычно, обязали выплачивать мусульманам подати – одни, по-видимому, постоянные, а другие должны были меняться в зависимости от благосостояния города. Жителям гарантировали жизнь, сохранность имущества, городских стен, церквей и водяных мельниц, кроме только четверти церкви Святого Иоанна, которую превратили в мечеть. В то же время есть сообщения, что половина домов должна была достаться захватчикам. Генерал, возглавлявший осадное войско, якобы «разделил их между мусульманами по жребию, чтобы они могли занять их (дома). Он также поселил их во всех пустующих домах и в заброшенных садах» [28]28
  Al-BaladhurL Ahmad b. Yahya. Futuh al-Buldan. P. 131. Yaqut, Ya'qub b. "Abd Allah. Mu ^Mjam al-Buldan. «Homs».


[Закрыть]. Хомс был важным центром на краю Сирийской пустыни, и считалось, вероятно, что этот город вполне подходит для заселения бедуинами. Возможно, это был первый из Сирийских городов, где мусульмане составили значительную часть населения.

Кажется удивительным и не слишком правдоподобным сообщение о передаче четверти церкви под мечеть; непонятно, как могли представители двух разных религий, только что сходившиеся в жестоких битвах, делить главный городской храм. Тем не менее есть сообщения, что то же произошло и в Дамаске, где мусульмане использовали под первую мечеть половину собора. Только в начале VIII века, через шестьдесят лет после завоевания, христиане были изгнаны и начали возводиться особые здания для мечетей. И даже тогда христианам выплатили компенсацию, и они превратили в новый собор церковь Святой Марии, примерно в полукилометре на восток от мечети. Он и по сей день остается собором мелкитской (греческой православной) общины Дамаска. Любопытно отметить, что мы обнаруживаем археологические подтверждения этой практики в поселении Субейта, в Негеве. Там стоят две большие красивые византийские церкви. В нартексе, в притворе, одной из них есть основание небольшой мечети. Мы можем не сомневаться, что это именно мечеть, потому что ясно виден михраб – ниша, направленная в сторону Мекки. Все эти свидетельства указывают на то, что даже после политического поражения христиан два религиозных сообщества могли сосуществовать если не в гармонии, то по крайней мере во взаимной терпимости.

Следующим городом по дороге на север был Халкис, который арабы называли Киннасрин. В то время как Хомс и до сих пор остается одним из больших городов Сирии, Халкис практически исчез с карты. Лишь недавно в ходе археологических раскопок в маленьком селении на восток от дороги Дамаск—Алеппо (Халеб) был открыт древний город. Халкис стоял посреди плодородной равнины, где выращивали пшеницу; будучи важным административным центром, он и тогда не был большим городом. И теперь можно опознать остатки акрополя и раннего исламского поселения, лежавшего прямо за окраиной античного города, за стенами которого арабы образовали новые предместья. После взятия города Халид ибн аль-Валид решил поселиться в нем и вызвал к себе жену.

Возможно, именно в это время мусульмане столкнулись с наименее приятной стороной жизни Сирии – с чумой. Ее жертвами стали главный командующий мусульманскими силами Абу Убайда и Йазид ибн Аби Суфйан, чей пост унаследовал его брат Муавийя, впоследствии ставший первым халифом Омейядской династии.

Ираклий после битвы на Йармуке покинул Антиохию и остановился в Эдессе, откуда пытался организовать оборону северной Месопотамии и юго-восточной Анатолии. Затем он двинулся вверх по Евфрату, откуда повернул на запад к Константинополю, к столице, которой он не видел десять лет. Не существует доказательств высказывавшихся иногда предположений, что он впал в старческое слабоумие или был морально и физически сломлен, однако он, конечно, устал и болезненно сознавал масштаб поражения. Арабские авторы вкладывают в его уста множество скорбных и возвышенных речей. Широко известен рассказ о его прощании с Сирией. Согласно одной из версий он произнес: «Мир тебе, о Сирия! Это разлука, за которой не будет воссоединения. Ни один византиец не вернется более сюда иначе как в страхе (пленником), пока не явится Антихрист. Как сладостны будут его деяния (потому что он будет сражаться с мусульманами) и как горек его конец для Византии (потому что он будет разбит)» [29]29
  Tabari. Ti*rikh. I. P. 2396.


[Закрыть]. По другой версии, он сказал только, переходя через перевал гор Тавра и оглянувшись назад. «Мир тебе, о Сирия! Какая богатая земля досталась врагу!» [30]30
  Al-BaladhurL Ahmad b. Yahya. Futuh al-Buldan. P. 137.


[Закрыть]

Уходя, он вывел с собой гарнизоны из областей вдоль новой границы, создав своего рода нейтральную полосу между Византией и мусульманской территорией в северо-восточной части Средиземноморья. Поздний сирийский источник, глубоко враждебный ко всему византийскому, говорит, что «Ираклий приказал своим войскам разграбить и опустошить города и селения, как если бы эта земля уже принадлежала врагу. Византийцы похищали и отнимали все, что могли найти, и опустошили землю хуже арабов» [31]31
  Michael the Syrian. Chronicle. II. P. 424.


[Закрыть].

С отъездом императора оставшиеся сирийские города должны были сами решать свою судьбу. Антиохия, древняя столица Сирии, почти не оказала сопротивления, и горожане, кажется, даже не пытались воспользоваться защитой мощных стен, построенных императором Юстинианом немногим более ста лет назад: их просто осталось слишком мало, чтобы оборонять такой огромный периметр. Рассказывают, что позже они взбунтовались против правления мусульман, но это могло означать, что они всего лишь отказались или не смогли выплатить подати, а их вынудили это сделать. Сдача мусульманам других, меньших городов выглядела почти праздником. В маленьком городке Шайзар на излучине реки Оронт в центральной Сирии жители вышли навстречу мусульманскому войску с барабанами и цимбалами, как было заведено при встрече важных гостей. То же повторилось в Мааррат аль-Нумане и Апамее, некогда гордой римской провинции Сирии Второй, пришедшей теперь в глубокий упадок после жестокого разграбления персидскими войсками за шестьдесят лет до того, в 573 году. Не все бывало так просто: когда народ Даара в Южной Сирии вышел приветствовать своего халифа Умара барабанным боем и песнями, суровый монарх приказал все это прекратить. Его генерал Абу Убайда, успевший привыкнуть к нравам сирийцев, объяснил, что таков их обычай, и, если им не позволить это делать, они решат, что он разрывает договор. Строгий халиф нехотя разрешил продолжать.

Самое упорное сопротивление мусульмане встретили в городах сирийского и палестинского побережья. В этих районах издавна и твердо установилась греческая цивилизация. Кроме того, византийцы могли подвозить сюда войска и припасы морем. Войска Византии в Палестине большей частью оттянулись в Египет, но Газа и Кесария еще держались. В Газе в самом начале завоевания Амр ибн аль-Ас впервые столкнулся с византийцами, и, как видно, теперь он вернулся к этому городу и сумел его взять. Естественно, с этой позиции мысли его обратились к Египту, с которым Газа поддерживала тесные связи.

Далее по побережью самое упорное сопротивление оказала Кесария. Газа столько раз перестраивалась и сменяла население, что в ней почти не сохранилось следов античного прошлого, Кесария же была в основном покинута, и очертания древнего города, основанного Иродом Великим (73-74 гг. до н. э.) как окно в Средиземноморье, видны и теперь. Город процветал до VI века, и между великими памятниками античной эпохи встраивались новые жилые кварталы. Ближе к гавани над причалами и доками возвышалась изящная восьмигранная церковь. Кажется, город продержался несколько лет, возможно, до 641 года – пять лет после поражения Византии в битве на Йармуке, – и пал только тогда, когда один из горожан показал мусульманам проход через потайные водоводы. Рассказывают, что возглавлял армию завоевателей Муавийя ибн Абу Суфйан. Если так, то это была первая военная победа человека, ставшего через двадцать лет первым Омейядским халифом и правившего, обосновавшись в Дамаске, всем мусульманским миром. Поскольку город так долго сопротивлялся и был взят штурмом, многие горожане были обращены в рабство и уведены в Хиджаз, где, как рассказывают, они служили мусульманам секретарями и работниками. Возможно, здесь мы видим освоение мусульманами античной культуры, столь характерное для ранней эпохи завоеваний.

В Лакатии, самом большом из современных сирийских портов, жители закрыли перед захватчиками большие городские ворота. Рассказывают, что арабы великими трудами выкопали траншеи такой глубины, что в них скрывался всадник на лошади. Затем они изобразили отступление к Хомсу. Под покровом ночи они вернулись в укрытия. Наутро горожане открыли ворота, чтобы выгнать скот на пастбища – это явно был вполне сельскохозяйственный город. Арабы внезапно выскочили из укрытий и захватили ворота, овладев городом. Здесь горожанам позволили сохранить все их церкви, а для себя мусульмане выстроили новую мечеть. Города Ливана Бейрут, Тир и Сидон не оказали сопротивления. Только в Триполи византийцы держались долго, и город, снабжаемый с моря, устоял до начала правления халифа Усмана в 644 году. Мусульмане выстроили за его стенами маленькую крепость, чтобы следить за горожанами, и вот, проснувшись однажды утром, они обнаружили, что город пуст: всех защитников за одну ночь эвакуировали на византийских судах. Его падение обозначило полную утрату контроля Византии над восточным побережьем Средиземноморья.

Но был один город, завоевание которого имело скорее символическое, нежели военное значение, – Иерусалим. Он представлял собой огромную важность для первых мусульман, к нему были поначалу обращены их молитвы. Позже Иерусалим почитался как город, куда Мухаммад, по преданию, совершил знаменитое «Ночное путешествие», в котором ему открылись тайны небес.

Иерусалим к концу VI века был богатейшим центром паломничества и церковного управления. Стены его окружали примерно ту же территорию, какую занимает нынешняя его часть Старый Город. Мы располагаем необычно подробными сведениями о расположении города благодаря существованию документа, известного как мадабская карта. Эта мозаичная карта Святой Земли выложена на полу церкви в маленьком иорданском городке Мадаба, возможно в конце VI века. ГЬрод Иерусалим занимает на ней видное место. Мы видим коллонады вдоль античных улиц, направление которых повторяют улочки современного Старого Города. Мы видим стены и башни и огромную церковь Гроба Господня, отмечающую место, где Господь был распят, похоронен и воскрес вновь. Также мы видим огромную церковь Богородицы, известную как Новая церковь, построенную императором Юстинианом в процессе украшения города. Раскопки, проводящиеся с 1967 года, открыли фундамент церкви и новые улицы, проложенные к ней, подтвердив тем самым точность карты. Но об одном районе города карта ничего нам не говорит – это Храмовая гора. Это огромная площадка, на которой стоял храм Ирода, пустовавшая, возможно, с 70 года н.э., после того как римляне уничтожили храм. Через шестьдесят лет после мусульманского завоевания Омейядский халиф Абд аль-Малик построил на этом месте мечеть Купол Скалы, почитавшуюся правоверными суннитами на третьем месте после Мекки и Медины. Очень хотелось бы знать, что нашел (если там было что находить) на этом месте Умар, однако, как ни обидно, мозаика разрушена как раз в той части, где должно бы находиться основание Храма: если бы случайности времени пощадили еще несколько сантиметров древней мозаики, мы получили бы ответ на этот вопрос.

Главным в Иерусалиме был недавно назначенный патриарх Софроний. Это был греческий церковник, образованный и утонченный – живой контраст грубым бедуинам. Для Софрония явление арабов было знаком гнева Господа на грехи христианских народов. В пылкой проповеди он обрушился на верующих: «Отчего идут на нас войной? Отчего умножились вторжения варваров? Отчего восстали на нас ряды сарацин? Отчего не унимается кровопролитие? Отчего птицы небесные пожирают тела людей? Отчего осмеян Крест? Отчего на самого Христа, подателя всех благ и светоча нашего, воздвигается хула устами варваров? Сарацины, – продолжал он, – нежданно поднялись против нас за грехи наши и истребляют все в жестоком зверстве с нечестивой и безбожной дерзостью». Вот подлинный голос высокой греческой культуры, устрашенной и отчаявшейся при виде завоевания Сирии мусульманами.

При всем презрении и отвращении к арабам военное положение вынудило Софрония вступить с ними в переговоры. Он, однако, настаивал, что сдаст город только самому халифу Умару. Сдача Иерусалима вошла в историю и легенды и изобилует примерами для тех, кто интересуется отношениями между мусульманами и христианами.

Возможность представилась, когда Умар посетил Сирию. Как обычно, арабские истории противоречат друг другу относительно времени этого события и даже относительно того, побывал ли там халиф один раз или несколько. Наиболее вероятный сценарий таков: халиф прибыл в Джабийю в 637 или 638 году. Пока он находился там, решая множество административных вопросов, к нему прибыла делегация из Иерусалима для выработки условий. Посланцы приехали верхом и с мечами, и кое-кто в мусульманском лагере принял их за вражеский отряд. Однако халиф, в своей неизменной мудрости, уверил всех, что те прибыли лишь для переговоров. До нас дошел предполагаемый текст соглашения:

Во имя Господа, милостивого и милосердного! Вот заверение в безопасности (аман), которое слуга Господа Умар, повелитель правоверных, дает жителям Иерусалима. Он обещает безопасность им самим, их имуществу, их церквям, их крестам, больным и здоровым в городе, и всем обрядам их веры. Церкви не будут заняты мусульманами и не будут уничтожены. Ни им, ни земле, на которой они стоят, ни их имуществу не будет ущерба. Не будет насильственного обращения. Ни один иудей не будет жить с ними в Иерусалиме.

Народ Иерусалима должен платить подати (джизья), подобно жителям других городов, и должен изгнать византийцев и разбойников. Те из жителей Иерусалима, которые пожелают уйти с византийцами, взяв свое имущество и покинув свои церкви и кресты, будут в безопасности, пока не достигнут своего убежища. Сельские жители, укрывшиеся в городе от войны, могут остаться в городе, если согласятся платить подати как горожане. По желанию они могут уйти с византийцами или вернуться к своим семьям. У них ничего не возьмут до первого урожая.

Если они будут платить подати, как обязались, то условия, изложенные в этом письме под заветом Господа, на ответственности Его Пророка, халифов и правоверных [32]32
  Tabari. TVrikh. I. P. 2405-2406.


[Закрыть].

Далее приводится список свидетелей, в том числе Халида ибн аль-Валида, Амра ибн аль-Аса и будущего халифа Муавийи ибн Аби Суфйана. Действительно ли текст передает соглашение с Умаром или это древняя подделка, с точностью сказать нельзя, но он дает четкое представление об отношении мусульман к новым христианским подданным. Тот факт, что он подписан именем Умара, безусловно, добавляет ему весомости и авторитета. Упор на безопасность религии не удивляет, учитывая особый статус Иерусалима. Гораздо удивительнее заверение, что в городе не позволено будет селиться иудеям. Этот запрет был особенностью римского закона, и тот факт, что мусульманский источник подтверждает его, говорит о том, что христиане сумели провести свою линию в переговорах. Любопытны некоторые статьи, которые бросают свет на обстоятельства жизни города. Разрешение на отъезд греческих чиновников указывает на эмиграцию высших слоев общества и управленцев, а статья о сельских жителях, оказавшихся в городе, явно отражает современные обстоятельства.