Текст книги "Великие арабские завоевания"

Автор книги: Хью Кеннеди

Тем временем персы готовились покинуть столицу. Не успели еще арабы переправиться через реку, а Йездгерд уже отослал из города своих домочадцев. Теперь он и сам выехал по большой дороге к Ирану, догнав семью в Хулване. Он проезжал земли, пораженные голодом и чумой —той самой чумой, что опустошила Сирию. Люди, оставленные им для защиты столицы, как видно, утратили волю к сопротивлению. Они быстро навьючили на коней и мулов свое самое ценное имущество и захватили сколько могли сокровищ из казны. Эвакуировали персы и своих женщин и детей. Зато они оставили позади множество тканей и разных ценных предметов, а с ними и скот, овец, съестные припасы и питье, собранные на случай осады и так и не пригодившиеся.

Кажется, арабы, вступая в покинутый город, почти не встретили сопротивления. Белый Дворец сопротивлялся недолго, и оборону быстро сломали. Затем Саад устроил в нем свой штаб и приказал превратить великую Арку Хосрова в молитвенный дом мусульман. Ранние мечети почти не требовали обстановки – разве что михраб, смотревший в сторону Мекки, и минбар, место для проповедей по пятницам. Громада арки могла укрыть множество молящихся и была совсем не похожа на простые здания мечетей, которые мусульмане в последние годы возводили в Куфе и Басре. Такое мгновенное превращение великого памятника архитектуры в мечеть, вероятно, и обеспечило его сохранность. Великая арка не только сама осталась невредимой, но даже украшавшие ее гипсовые статуи оставались нетронутыми, пока мусульмане молились под ними.

Затем начался дележ добычи. Арабские источники с наслаждением описывают, как победители делили сокровища персидских царей. Рассказы подчеркивают два момента: контраст между грубой простотой бедуинов и роскошью персидского двора и скрупулезную честность в распределении трофеев.

Существуют рассказы о захвате царских регалий персов. Согласно одной версии, мусульманский авангард преследовал отступающих персов по горной дороге. Перед мостом через Нахраванский канал беглецы сбились в кучу. Одного мула столкнули в воду. Персы с великими трудами пытались вытащить его, и арабский командир заметил: «Видит бог, на этом муле везут что-то особенное. Они не старались бы так вернуть его, рискуя испытать остроту наших мечей в такой опасной ситуации, если бы этот мул не вез чего-то ценного, с чем им не хочется расстаться». Арабы спешились и бросились на врага, обратили его в бегство, после чего их командир велел вытащить мула из воды вместе со всем грузом. Они открыли вьюки не раньше, чем отряд вернулся на сборный пункт в Ктесифоне, и тогда нашли в них «все царские украшения, его одежды, самоцветы, боевой пояс и украшенную драгоценными камнями кольчугу. Все это шах надевал на себя по торжественным случаям». По другой версии, захватили двух мулов, нагруженных корзинами, в одной их которых оказалась царская корона, такая тяжелая, что носить ее можно было только с помощью двух украшенных драгоценностями подставок, в другой были его затканные золотом одежды, украшенные драгоценными камнями. По третьему рассказу, арабам достался и меч шаха, его шлем, наголенники и наплечники, а в другом мешке лежали кольчуги, принадлежавшие императору Ираклию, турецкому хакану Бахрам Чубину и другим врагам персидского царства, захваченные как трофеи.

Еще одна серия историй повествует о великом ковре, украшавшем дворец шаха. Он назывался «Царский источник» – «Бахари кисра» по-персидски. Ковер был огромным – около 30 квадратных метров. Его использовали при дворе зимой, чтобы устраивать на нем пиры, представляя себя в цветущем саду. Фон ковра был золотым, с парчовыми вставками, вшитые в ткань драгоценные камни изображали плоды, листва была вышита шелком, а воды золотом. И вот встал вопрос, что делать со столь драгоценной вещью. В ином случае ковер, вероятно, украсил бы дворец нового правителя, как украшал дворец прежнего, и в самом деле, некоторые предлагали отдать его халифу Умару, но первые мусульмане твердо держались закона равного дележа трофеев. Делать было нечего. Ковер отправили халифу как часть дани. В Медине его разрезали на множество кусков. Али, двоюродный брат и зять Пророка, принимавший самое деятельное участие в проведении похода, получил фрагмент, стоивший 20 000 дирхемов, но и другим представителям мусульманской элиты, несомненно, досталась своя доля.

После захвата города бедуины стали думать о том, чтобы направить свои отряды на завоевание Персидской империи. Арабы едва ли знали, что делать с попавшими им в руки сокровищами. Араб, которому досталась при дележе драгоценная благовонная камфара, принял ее за соль и приправил ею свою еду.

Между тем и вдали от городов власти персов был брошен вызов. Одна история повествует о персидском всаднике из Ктесифона, который находился в принадлежащей ему деревне, когда туда пришла весть о вторжении арабов и бегстве персов. Сначала он самоуверенно пропустил известие мимо ушей и продолжал заниматься своими делами, пока не вернулся домой, где обнаружил, что кое-кто из его рабов собирает свою одежду и готовится уйти. На его вопрос они ответили, что их выживают из дома шершни (занабир). Он немедленно взялся решить проблему, потребовал рогатку и побольше глиняных шариков и начал расстреливать насекомых, размазывая их по стенам. Вероятно, он скоро догадался, что все не так просто и, осознав, что рабы вышли из повиновения, струсил. Он приказал одному из них оседлать ему коня. Но едва отъехав от дома, он столкнулся с арабским солдатом, который проткнул его копьем и оставил умирать. Поражение персидской армии явно привело к тому, что персидская аристократия оказалась не в почете, и крестьяне больше не повиновались своим господам. Старый порядок кончился.

Персидское войско уходило на восток в горы, и мусульманское войско силой около двенадцати тысяч человек двинулись по дороге вслед за ними. Достигнув Джалулы, персы решили дать бой. От Джалулы пути расходились: отсюда персы Азербайджана и северо-запада страны должны были идти одним путем, а персы Мидии и Фарса – другим. Если они еще могли дать отпор, то лишь здесь. Шах уехал дальше в горы Загрос, оставив людей и деньги своему полководцу Михрану, так как не желал лично встречаться с врагом. Персы заняли оборону в Джалуле. Они, по обыкновению, предпочитали статичные, оборонительные военные действия, занимая крепости и изредка делая вылазки, в противоположность более мобильной тактике арабов. В Джалуле они возвели земляной вал, увенчав его остроконечными деревянными копьями, которые позже заменили железными. Мусульмане не возводили укреплений, а раз за разом атаковали противников. Согласно одному сообщению, укрепления удалось взять, когда персы делали вылазку и сами взломали часть вала, чтобы пропустить обратно конницу. Отряд арабов немедленно закрепился за валом и открыл путь остальным. Победа была полной, а потери персов – ужасающими.

И здесь предстояло разделить взятую добычу трофеи. Среди наиболее примечательных трофеев была статуя верблюда (величиной примерно с козленка, если поставить его на землю). Имелись и живые трофеи. Один из арабских воинов рассказывал, как вошел в шатер перса, где лежали подушки и одежда. «Вдруг я почувствовал, что кто-то скрывается за занавесями. Я сорвал их – и что же увидел? Женщину, подобную газели, сияющую как солнце! Я взял ее и ее одежды и отдал последние в общую добычу, но попросил, чтобы девушку оставили мне. Я сделал ее наложницей, и она родила мне ребенка». Таковы были блага победы, и мусульмане без стеснения пользовались ими.

Победа в Джалуле закрепила господство арабов над Савадом. Мусульманские войска продвинулись на север до Каркисии на Евфрате и Такрита на Тигре. Встал вопрос, идти ли им дальше, через перевалы гор Загрос и на Иранское плоскогорье за ними.

Одновременно с завоеванием Савада войска арабов совершали первые вылазки в Южный Ирак. Военные действия в общих чертах повторяли стратегию, применявшуюся севернее. Начиналось с набегов местных племен, старавшихся воспользоваться слабостью обороны Сасанидов. Вскоре Умар прислал из Медины подкрепление с командующим, Укбой ибн Газваном. Возможно, новые силы составляли всего несколько сотен человек, которые должны были позаботиться, чтобы все новые приобретения попадали под власть мусульманского правительства. Говорили также, что эта экспедиция составляла часть общей стратегии мусульман, нацеленной на то, чтобы отрезать персов в Южном Ираке и Фарсе от помощи их соотечественников с севера. Первым существенным их завоеванием стал город Убулла. Убулла (которую древнегреческие географы знали под названием Апологос) была в то время крупнейшим портом в глубине Залива. Нам мало сообщают о подробностях завоевания. Известно только, что арабы нашли здесь новый сорт хлеба, выпекавшегося из белой муки.

От этой базы завоевание распространилось к близлежащим городкам и селениям. Мы, как обычно, находим много подробностей, но не видим целостной картины. Сопротивление оказывали лишь местные персидские гарнизоны и дехканы. Не было ни одной попытки выступить против захватчиков крупными силами. По мере того как те или иные области попадали под контроль Медины, в них собирались и распределялись среди войска завоевателей налоги. Очень немногие бедуины умели читать и писать, поэтому ведение счетов доверили некоему Зияду, совсем еще мальчику. Ему за такую тяжелую работу платили немалое жалование в 2 дирхема в день. Так началась его блестящая административная карьера: мальчику Зияду предстояло стать одним из основателей аппарата управления ислама.

После смерти Укбы, возвращавшегося из паломничества в Мекку, на его место назначили Мугиру ибн Шуба. Мы уже знакомы с Мугирой – тем человеком, который дерзнул усесться на трон рядом с Рустамом. Умар выбрал его для командования мусульманами в Южном Ираке, потому что он был не бедуином, а уроженцем оседлого поселения в Хиджазе. Хотя он был обращен в ислам всего за два года до смерти Мухаммада, однако мог все же претендовать на статус спутника Пророка. Мугира был твердым и способным вождем, но его карьера вскоре оборвалась из-за скандала, едва не стоившего ему жизни.

Он завел связь с женщиной по имени Умм Джамил, женой человека из племени такиф. Другие члены племени проведали об их связи и решительно вступились за честь соплеменника. Они дождались случая, когда он пришел к ней, и прокрались посмотреть, что происходит между ними. Они увидели Мугиру и Умм обнаженными, причем он лежал на ней. Так же тихо удалившись, они известили халифа Умара. Тот, в свою очередь, послал добродетельного Абу Мусу принять командование в Басре и прислать Мугиру к нему в Медину для расследования. Когда тот прибыл, Умар представил ему четырех свидетелей. Первый так рассказал об увиденном: «Я видел, как он лежал на животе женщины, прижимаясь к ней и вводя и выводя свой пенис, как лопатка для грима входит и выходит из кувшинчика с косметикой (хул)». Двое следующих свидетелей подтвердили сказанное первым. Тогда Умар обратился к четвертому, юному Зияду, уже занимавшемуся ведением армейских счетов. Халиф надеялся, что тот не даст показаний, заставивших бы приговорить к смерти спутника Пророка. Зияд выказал дипломатический талант и сообразительность, хорошо послужившие ему и в будущем. «Я видел скандальное зрелище, – сказал он, – и слышал тяжелое дыхание, но не видел, входил он в нее или нет». Поскольку Коран для осуждения за прелюбодеяние требует недвусмысленных показаний четырех свидетелей, обвинение лопнуло, и нам сообщают, что халиф Умар приказал высечь остальных трех свидетелей за необоснованное обвинение. Эта история часто приводилась мусульманскими законоведами, потому что в ней великий Умар, главный после самого Пророка законодатель в суннитском исламе, сделал практически невозможным осуждение по обвинению в прелюбодеянии.

Теперь вести авангард мусульман в южные области Ирака предстояло благочестивому и деятельному Абу Мусе аль-Ашари, который и командовал войсками при завоевании Хузистана. Перейдя орошаемые земли в низовьях Тигра, где вскоре предстояло основать город Басру, мусульманские армии, естественно, продвинулись и дальше, в Хузистан, названный именем древнего и давно исчезнувшего народа хузи, занимавшего район от северо-восточного угла Залива до юга гор Загрос. То были земли древних эламитов, воздвигших на холме Чога Занбил огромный зиккурат, кото-рому ко времени прихода мусульман было уже 2000 лет, но который и теперь остается свидетельством их силы и богатства. Ландшафт этой части провинции во многом походил на Месопотамскую равнину, но земля здесь медленно поднималась к предгорьям, и бесконечные равнины Ирака переходили в пологие холмы и скальные выступы. В наши дни Хузистан с его неприглядной столицей Ахвазом является центром иракской нефтяной промышленности, но к приходу мусульман это был земледельческий и текстильный район, относившийся к богатейшим областям Среднего Востока.

Хузистан орошается не только Тигром и Евфратом, лениво протекающими по равнине далеко на запад, но и множеством меньших рек, в первую очередь рекой Карун, которая прокладывает извилистое русло сквозь расщелины южных гор Загрос и затем достигает долины. Весной талые снега с гор щедро насыщают ее водой, которую используют для орошения полей. У подножия крутых гор река глубоко врезается в пологие холмы, и для того, чтобы поднять ее воды до уровня ирригационных каналов, приходилось строить большие плотины. Часть их, такие как сасанидская дамба и мост в Тустаре, сохранились достаточно хорошо, чтобы дать представление о масштабе этих ирригационных сооружений. Процветание Хузистана, по-видимому, сильно возросло при Сасанидах. Такие города, как Тустар, Джундишапур и Ахваз, были основаны или разрастались в эту эпоху. Земля давала много риса и сахара, но прежде всего эта область славилась своими льном и хлопком. Здесь также существовали многочисленные христианские поселения со многими епископствами. В эту-то богатую и населенную область и вторглись теперь арабы.

Так же как история завоевания Ирака, ход кампании в Хузистане не слишком ясен, а многочисленные рассказы об эпизодах войны не столько проясняют, сколько еще больше запутывают ее. Есть, однако, два отличия. Первое состоит в том, что мы можем четко представить себе географию военных действий. ГЬрода и селения Ирака VII века для нас – не более чем имена. Хотя мы немного представляем себе план Ктесифона и знаем Хиру по фрагментарным раскопкам, но такие города, как Убулла и Кадисия, совершенно исчезли, поглощенные паводками в центральном Ираке или смытые постоянно меняющимися руслами рек. Напротив, в Хузистане, где реки глубоко врезаются в скалы, сохранилось гораздо больше, и мы можем пользоваться современными картами в помощь древним источникам. Есть и местные источники, написанные по следам событий, позволяющие отчасти проверить объемистые, но весьма запутанные сообщения мусульман. Так называемая Хузистанская хроника была написана на сирийском, языке восточной церкви, анонимным христианским автором. Большая часть хроники очень лаконична, однако автор, или один из авторов, уделяет некоторое место описанию завоевания его родины этими новыми пришельцами. Источник позволяет услышать еще один голос, подтверждающий многие моменты в арабских источниках, и потому мы можем в значительной мере доверять общему абрису истории завоевания этой области.

Оборона Хузистана была доверена полководцу Хурмузану, отправившемуся в эту провинцию после падения Ктесифона. Он взялся за дела решительно и мужественно, при необходимости заключая мирные договоры и громя мусульман, когда чувствовал, что сил для этого достаточно.

Автор хроники начинает с описания того, как пришельцы очень быстро захватили несколько укрепленных городов, в том числе главный город Джундишапур. В Джундишапуре имелось епископство и многочисленное христианское население, к тому же он славился как родина династии врачей Бухтишу, из поколения в поколение лечивших халифов. Увы, теорию о существовании там процветавшей медицинской школы, предлагавшуюся историками начиная с XIX века, пришлось отринуть под скептическим взглядом современных исследований: несомненно, в христианской общине были семьи врачей, но организованной академии не существовало. Сейчас город обезлюдел, однако аэрофотосъемка показывает следы и круглого, и квадратного города. Фундаменты эпохи Сасанидов накладываются друг на друга. Рельеф не способствовал успешной обороне, и мусульмане, вероятно, без труда взяли город.

Завоевание города дало повод для сочинения одной из поучительных историй, стремящихся восславить добродетели первых мусульман. Согласно этой истории «город доблестно оборонялся, пока однажды, к великому удивлению мусульман, ворота не распахнулись настежь, открыв вход в город». Мусульмане спросили защитников, что это на них нашло, и те ответили: «Вы прислали нам со стрелой письмо с обещанием безопасности. Мы приняли его и решили выплачивать дань». Мусульмане заявили, что не делали ничего подобного, однако, проведя тщательное следствие, обнаружили раба, уроженца Джундишапура, который признался, что действительно написал такое письмо. Командующий мусульман объяснил, что письмо было проделкой раба, не уполномоченного делать такие предложения, на что горожане возразили, что они об этом знать не могли и закончили заявлением, что собираются выполнить свою часть договора, даже если мусульмане изменят своей. Мусульмане обратились за советом к Умару, который ответил, что они связаны обещанием, «ибо у Господа обещания в высочайшем почете». Мораль ясна: обещание, даже данное рабом, следует уважать.

Вскоре, продолжает христианский автор, остались свободными только Сузы и Тустар. Город Сузы был родиной великих правителей Древнего Ирана Ахменидов: здешние дворцы величиной и роскошью соперничали с дворцами Персеполя. Александр Великий захватил этот город и множество сокровищ, и тогда же он провел свое знаменитое массовое бракосочетание, переженив, согласно легенде, одновременно 10 000 греков и персиянок. Позднее, во времена Сасанидов, город стал важным христианским центром и в результате был уничтожен сасанидским шахом Шапуром II (309-379), активно проводившим антихристианскую политику. Ко времени мусульманского завоевания он достаточно оправился, чтобы организовать сопротивление, а захватив его, мусульмане выстроили в городе одну из первых сохранившихся в Иране мечетей.

Над современным городом возвышается крепость, возведенная не каким-нибудь средневековым владыкой, а французской археологической экспедицией конца XIX века для защиты от нападений бедуинов. Впрочем, для первых мусульман самой примечательной чертой города было не наследие Ахменидов, а сохранившаяся в нем гробница пророка Даниила. Мусульмане за несколько дней взяли город и перебили жившую там персидскую знать. Арабские источники описывают взятие города как некое чудо. По-видимому, христианские монахи и священники вышли на укрепления, дразня осаждавших и уверяя их, что никто не сумеет взять Сузы, если в их армии не будет самого Антихриста. Если же среди них его нет, продолжали христиане, нападающим не стоит тратить сил и лучше сразу уйти. Один из мусульманских командиров в досаде и ярости подошел к воротам и пнул в них ногой. Цепи тут же лопнули, запоры сломались и ворота распахнулись. Горожанам оставалось только молить о мире.

Захватили они и дом святого Даниила и вынесли сокровища, хранившиеся в нем по приказанию персидских царей со времен Дария и Кира, – вот еще один пример грабежа, так часто сопровождавшего арабские завоевания. Кроме того, они взломали серебряный гроб и достали из него мумифицированный труп: «многие говорили, что это Даниил, но другие утверждали, что это Дарий». Даниила глубоко почитали, и, как рассказывают, император Ираклий пытался вывезти мощи, чтобы пополнить коллекцию мощей в Константинополе. В Коране, в отличие от других героев Ветхого Завета, Даниил не упоминается, и первым порывом мусульман было уничтожить культ. Халиф Умар приказал, чтобы тело перезахоронили на дне реки. Мусульмане сняли кольцо с печатью, с изображением человека между двумя львами, но Умар приказал вернуть его. Однако вскоре культ Даниила возник и среди мусульман. Они стали совершать паломничества к месту захоронения, и гробница Даниила все еще стоит в центре города – высокий беленый купол над рекой. Это один из первых случаев присвоения исламом и исламизации ранее существовавших культов.

После падения Суз остался только Тустар. ГЬрод стоял на скалистом холме у реки и был защищен крепостью, остатки которой уцелели до наших дней. Река преграждалась дамбой и мостом – мощными инженерными сооружениями, построенными, по преданию, римскими военнопленными после победы Шапура I над императором Валерианом в 260 году. До наших дней они известны как Банди Кайсар (плотина кесаря), и арабские авторы причисляют ее к чудесам света: большая часть ее дожила до наших дней. За дамбой в скале были прорублены два тоннеля, над которыми стоял город. По ним вода шла к орошаемым полям на юге. Хузистанская хроника живописно рисует их: «Эта Шуштра (Тустар) крепка и сильна, потому что ее, подобно рвам, окружают река и два канала. Один из них назван Ардашираган по сасанидскому шаху Ардаширу, выкопавшему его. Другой, сливавшийся с ним, звался Самирам, по царице, а еще один – Дарайаган по Дарию. Самый большой поток имеет бурное течение и стекает с северных гор».

Хурмузан решил превратить город в последний оплот, и, согласно Хузистанской хронике, Тустар продержался два года. В конечном счете к падению города привела не военная сила, а измена: двое из жителей домов на городской стене сговорились с арабами, что за треть награбленной добычи впустят их внутрь. Далее под городской стеной прорыли тоннели, по которым арабы и проникли за стену. Хурмузан отступил в цитадель и был взят в плен живым, но местный епископ вместе с «учениками, священниками и дьяконами» был убит.

История завоевания Хузистана заканчивается любопытной кодой, касающейся судьбы Хурмузана. Как и в случае с мудрым, но пессимистичным генералом рустамом, разбитым при Кадисии, личности Хурмузана уделяется много внимания с целью подчеркнуть различия между арабами и персами, мусульманами и немусульманами, а также и связи между теми и другими. После сдачи Тустара его доставили в Медину, чтобы показать халифу. Когда он под конвоем вступал в город, его одели в лучшие одежды из парчи и золотых тканей и в украшенную рубинами корону. Затем его провели по улицам, чтобы все могли посмотреть на него. Однако, подойдя к дому Умара, они узнали, что правителя там нет. Тогда они отправились искать его в мечети, но не нашли и там. Наконец они наткнулись на компанию игравших на улице мальчишек, и те сказали им, что халиф уснул в уголке мечети, подложив вместо подушки свернутый плащ.

Вернувшись в мечеть, делегация нашла халифа там, где сказали мальчики. Тот только что принимал послов из Куфы и, отпустив их, прилег отдохнуть. Пришедшие сели поодаль от него. Хурмузан спросил, где же стража и слуги халифа, но получил ответ, что у халифа их нет. «Тогда он, должно быть, пророк», – сказал перс. «Нет, – отвечали конвойные, – но ему ведомо то, что знают пророки». Между тем вокруг собирались люди, и их шум разбудил Умара. Приподнявшись, он увидел Хурмузана, и конвой попросил его поговорить с «царем Ахваза». Умар отказался говорить с ним, пока он не снимет своих роскошных одежд, и только когда с пленника сорвали все, что позволяли приличия, и надели на него взамен грубую одежду, начался допрос.

Умар спросил Хурмузана, что он думает о том, как в последнее время обернулись события, на что перс ответил, что в старину бог не занимал стороны персов или арабов, и персы в те дни возвышались, но теперь бог поддержал арабов, и те победили. Умар возразил, что истинная причина в том, что персы прежде были едины, а арабы нет. Умар склонялся к тому, чтобы казнить пленника, отмщая за всех им убитых мусульман. Хурмузан попросил воды, но, когда ее подали, сказал, что боится быть убитым, пока пьет. Халиф ответил, что его не убьют, пока он не напьется, после чего

Хурмузан позволил своей руке дрогнуть и расплескать воду. Когда Умар вновь пригрозил убить его, перс ответил, что ему уже обещана жизнь – ведь он так и не выпил воду. Умар пришел в ярость, но собравшиеся согласились, что Хурмузан прав. В конце концов его обратили в ислам, позволили поселиться в Медине и назначили значительное содержание. История о хитрости Хурмузана, вероятно, фольклорный мотив, вписанный в исторические события, но он иллюстрирует контраст между гордыней и роскошью персов и простотой мусульман, честность мусульман и проникновение элементов персидской элиты в мусульманскую иерархию.

Примечательная черта завоевания Ирака, которая, безусловно, дала арабам большой перевес, – это переход крупных частей персидских войск на сторону арабов, а также готовность, с какой мусульмане принимали таких перебежчиков и выплачивали им жалование. Среди них были и хамра (красные), из которых часть перешла к мусульманам перед битвой при Кадисии и участвовала в дележе трофеев, захваченных у их прежних товарищей по оружию. Другие присоединились к ним позже и сражались в рядах мусульман при Джалуле. В том числе было 4000 горцев Дайлама с юго-восточной стороны Каспийского моря, составлявших, кажется, элитное подразделение (джунд) армии шахиншаха. Многие из них впоследствии поселились в новом мусульманском городе Куфа, где жили отдельным кварталом. Еще одну группу перебежчиков составили асавира, отряд из 300 тяжеловооруженных кавалеристов, зачастую аристократического происхождения. Йездгерд III, отступая из Ирака в Иран, выслал их в авангард, но они, возможно потому, что не доверяли его руководству, перешли к мусульманам и поселились в Басре. Подобно хамрам из Куфы, и они получили привилегированное положение в мусульманском войске.

Итак, мусульмане завоевали обширную и богатую страну. Их было немного – быть может, не более пятидесяти тысяч, среди гораздо более многочисленного населения. Перед ними встал вопрос: как им удержать землю и воспользоваться ее ресурсами. Сразу после победы в Ираке мусульмане поселились в двух новых, специально для этой цели основанных городах, Куфе и Басре. Рассказывают, что Умар приказал мусульманам не рассеиваться по маленьким городам и селам Ирака и не возвращаться к жизни бедуинов в ближайшей пустыне. Они должны были сойтись вместе в новых городах, которым предстояло стать их родиной и военной базой.

Об основании Куфы нам известно гораздо больше, чем о Басре. Саиф ибн Умар дает полный отчет о том, что и зачем было сделано. Сразу после падения персидской столицы Ктесифона мусульманская армия поселилась там, или, точнее, разбила там лагерь, высылая экспедиции к Хулва-ну у подножия гор Загрос и на север, к Каркисии на Евфрате. ГЬворят, что в старой персидской столице был нездоровый климат. Рассказывают, будто Умар заметил, какими ослабевшими выглядят вернувшиеся оттуда арабы. Более того, они набирали там вес, а мускулы у них становились дряблыми. Один арабский командир, прибыв в столицу, спросил: «Хорошо ли здесь верблюдам?» Получив отрицательный ответ, он заметил, что Умар говорит: «Арабы не будут здоровыми на земле, где не живут верблюды».

Отправили двоих на поиски нового участка на окраине пустыни. Они порознь обследовали берега Евфрата от Ан-бара к югу, пока не сошлись в местечке, называвшемся Ку-фа, неподалеку от Хиры. Там они нашли три христианских монастыря с разбросанными между ними тростниковыми хижинами. Оба сразу решили, что нашли то, что искали. Они сошли с коней и совершили ритуальную молитву. Один из них продекламировал еще и стихи, примечательные по их очевидно языческой образности.

 
О Господь, властелин небес и всего, что под ними.
Владыка земли и всего, что она носит,
Ветров и всего, что они развеивают,
Звезд и всего, над чем они светят,
Морей и всего, что они затопляют,
Демонов и всех, кого они уловляют,
Духов и всех, кем они обладают,
Благослови это каменистое место
и преврати его в твердыню!
 

Саад прибыл из Ктесифона и подтвердил, что место подходит. Он так объяснял Умару его преимущества: «Я поселился на земле, усеянной камнями; она лежит между Хи-рой и Евфратом, окруженная с одной стороны сушей, а с другой – водой. Там изобилие сухих и свежих верблюжьих колючек. Я предоставил мусульманам в Ктесифоне свободный выбор, и тем, кто захотел, я позволил остаться в городском гарнизоне».

Во всяком случае, так вспоминает о выборе места «История» ат-Табари. Возможно, приведенные в ней слова и не произносились, но мотивы выглядят убедительно. Ктесифон вполне мог оказаться нездоровым местом для бедуинов и их животных, а Куфа предлагала куда лучшие пастбища. Учитывались, возможно, и другие соображения. Одним из них была необходимость поддерживать связь с Мединой, но, вероятно, еще важнее было держать мусульман кучно, чтобы ими легко было управлять и они не теряли боевой готовности, не позволять им разбредаться, утрачивая единство.

Большинство мусульман предпочло перебраться из Ктесифона на новое место. Правдоподобно звучит предположение, что первоначально взрослое мужское население города составляло около двадцати тысяч, хотя оно быстро росло за счет прибывающих из Аравии, надеявшихся получить свое. Рассказывали, будто кроме прочего имущества они везли с собой двери своих домов, чтобы навесить их в новых жилищах. Первые дома строились из местного тростника, но после того, как многие их них сгорели в пожаре, к Умару обратились за позволением строить из сырцового кирпича. Позволение было дано на условии, что никто не станет строить дома более чем с тремя комнатами и что дома не будут слишком высокими: опять мы видим, как подчеркивается скромность и равенство мусульман.

План нового поселения довольно тщательно разработал человек по имени Абу аль-Хаджадж, претендующий на звание первого мусульманского градостроителя. Дороги радиально расходились из центра города, и люди селились вдоль этих дорог по племенам, так что, по крайней мере поначалу, разные племена занимали разные районы. Это должно было поддерживать племенную солидарность и соперничество между племенами. Говорят, что Умар определил ширину улиц: 20 метров для главных дорог (40 локтей), 15 или 10 метров для боковых улиц, а малые переулки должны были иметь ширину 3-5 метров, и не менее того. Это был тщательно спланированный город, а не путаница переулков, где люди строились и селились, где им вздумается.