Текст книги "Великие арабские завоевания"

Автор книги: Хью Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Я день и ночь таскал копье, Из сустава вышло плечо мое. Два года не было у нас привала. Не на подушке, на камнях мы спали, Мне плащ, коль ночью соснешь, – броня, А постелью попона боевого коня.

Такими бедуины любили вспоминать своих героев: крепкими, одинокими, уверенными в себе и отважными. Этот дух и привел арабов к границам Китая.

Однако с людьми, убившими его сына, Абдаллах шутить не собирался. Он преследовал их с беспощадным упорством. Они укрылись в выстроенной из сырцового кирпича крепости городка Мервруд на берегах реки Мургаб. Оборону возглавил некий Зухайр. Он был отважен и умел рисковать. Он делал вылазки по сухому руслу, чтобы нанести удар Абдаллаху, и поклялся, что разведется со своей женой, если не прорвет строй Абдаллаха. Однажды Абдаллах приказал своим людям укрепить крючья на наконечниках копий, чтобы зацепить Зухайра за кольчугу и стянуть с седла. Четыре копья действительно зацепили его, но он был слишком силен и, рванувшись, вырвал древки у них из рук. Когда он вернулся в крепость, копья болтались у него по бокам как трофеи.

Годичная осада взяла свое, и оборонявшиеся готовы были сдаться. Зухайр уговаривал их дать бой и прорвать линию осады, и тогда, говорил он, перед ними ляжет открытый путь к мирбаду, огромной площади в центре родной Басры, от которой их отделяла тысяча километров. Но ему не удалось набрать достаточно сторонников – защитники предпочитали сдаться на милость Абдаллаха. Они открыли ворота и вышли из крепости. Со связанными руками их привели к Абдаллаху. Далее история гласит, что он готов был оказать им милость, но уцелевший сын его, Муса, стоявший рядом, не знал пощады. «Я паду на свой меч, – сказал он отцу, – если ты простишь их». И вот пленных одного за другим казнили традиционным арабским способом – одним коротким мощным ударом меча сзади по шее. Только троих пощадили, потому что за них вступились люди Абдаллаха.

Когда черед дошел до Зухайра, Абдаллах хотел пощадить его и даже дать ему поместье, где он мог бы жить. «Можно ли казнить таких, как Зухайр? Кто будет тогда сражаться с врагами мусульман? Кто защитит арабских женщин?» И снова вмешался безрассудный Муса, спросив отца, можно ли убить самку гиены, и оставить в живых самца; убить львицу и оставить льва? Закон мести был важнее безопасности арабов в тех далеких враждебных странах. Муса убил бы и собственного отца, если бы тот участвовал в убийстве брата. И снова Абдаллах подчинился своему неукротимому сыну. Зухайр высказал последнюю просьбу – он хотел умереть отдельно от остальных защитников крепости. «Я приказывал им умереть с честью, обнажив мечи против вас. Клянусь Богом, если бы он сделали так, твой сынок от страха забыл бы о мести». Его отвели в сторону и казнили отдельно.

Пока в сердце халифата, в Сирии и Ираке, бушевала гражданская война, Абдаллах правил Хорасаном как частным владением. Однако к 691 году Омейядский халиф Абд аль-Малик овладел Дамаском и взялся за восстановление централизованного управления. В его планы входило установление эффективного управления Хорасаном и находившимися там арабскими войсками, забывшими о дисциплине. Он начал переговоры с письма к Абдаллаху, в котором предлагал очень разумные условия: в течение семи лет он собирался извлекать доходы провинции на провиант. Но Абдаллах был слишком горд, чтобы принимать условия, и нанес халифу оскорбление, приказав посланцу съесть его письмо. Халиф одновременно начал устанавливать связи с его возможными соперниками в провинции. Их подбивали на восстание против тирана. Абдаллах впал в панику и бросил столицу, чтобы попытаться добраться от Мерва до Тирмида, где правил его сын Муса. В пути его перехватили враги. К полудню бой был закончен. Абдаллах лежал, пригвожденный к земле копьем, а вражеский воин, сидя у него на груди, собирался прикончить его. Но Абдаллах еще держался. Он плюнул на убийцу, прошипев, что тот – брат простого пастуха, не стоящий и горстки финиковых семян, а вот он, Абдаллах, глава рода Мудар. Так и не покорившись, он был убит, ему отрубили голову Местный житель уверял, что видел его тело, привязанное на спину мула, а на другой бок животному привязали камень, чтобы уравновесить груз тела. Голову его отослали халифу. Не приходится сомневаться, что смерть его обрадовала многих, однако его племя оплакивало его как отважного и щедрого вождя.

«Ныне остались лишь лающие псы, – писал поэт этого племени. – После тебя на земле не слышен львиный рык» [65]65
  TabartTh'rikh. II. P. 831-835.


[Закрыть].

К 696 году прибыл новый наместник Умайа, назначенный Абд аль-Маликом. Он принадлежал к правящему роду Омейядов, был человеком веселого нрава, щедрым и миролюбивым, или, как добавляли его враги, напыщенным и изнеженным как женщина. Ему предстояла трудная борьба за приведение к порядку непокорных арабов Хорасана. Самым действенным способом достижения этой цели было увести их в поход за реку, чтобы занять их мысли священной войной и добычей, а не кровной местью. Началась подготовка к крупной кампании против Бухары. Умайа не жалел денег на коней и вооружение. Рассказывали, что он одалживал деньги у согдианских купцов. Из этого видно, насколько сложными были взаимоотношения между арабами и местным населением. Бухара находилась в пределах Согдианы, однако нашлись по меньшей мере несколько купцов, готовых одолжить арабам деньги на завоевание своей родины. Для многих арабов предприятие открывало возможности к спекуляции – нам известна история о человеке, который назанимал в долг денег на снаряжение, а потом решил остаться дома и был посажен кредиторами в долговую тюрьму, откуда его выкупили друзья. Действительно, многие арабы, кажется, испытывали финансовые затруднения и жаловались, что сбор налогов доверен местным землевладельцам, что давало завоеванным некоторую власть над завоевателями. Для обедневших и недовольных арабов поход за реку, суливший солидную добычу, представлялся очень заманчивым предприятием.

В то же время Умайа, по-видимому, не добился доверия и уважения войск, так что поход закончился провально. После того, как он со своими людьми по лодочному мосту переправился через Оке к Амулю, его ставленник отказался двигаться дальше, вернулся с частью людей за реку, сжег мост и, захватив Мерв, объявил себя наместником. Он остался глух к напоминаниям о солидарности мусульман, он отбросил всякую заботу об оставшемся за рекой мусульманском войске Умайи, сказав, что их много, они вооружены и отважны и, если вздумают, могут дойти до самого Китая.

Войско Умайи попало в окружение. В безнадежном положении тот вынужден был заключить мир с бухарцами ценой «малого выкупа» и вернуться, чтобы восстановить свою власть. Политика силы и соперничество между арабами вновь возобладали над интересами священной войны и распространением ислама.

События явно доказали, что северо-восточная граница – не место для легкомысленных и миролюбивых вождей. Умайю вскоре отозвали в его провинцию.

Хорезм, а с ним и командование силами на северо-восточной границе было поручено правой руке халифа, Хаджаджу ибн Юсуфу – жесткому и деятельному наместнику Ирака и всех восточных земель. Он был одним из строителей раннего исламского государства. Тот, в свою очередь, поставил командующим Хорасана Мухаллаба. Мухаллаб представляет собой легендарного воина и прославленного военачальника. Его племя – азд – одно из самых влиятельных и многочисленных на востоке, почитало его и его семью как величайших вождей и заботливо сохранило память о них в песнях и мифах. Он составил себе репутацию, ведя партизанскую войну в Южном Иране – суровую, неблагодарную войну в тяжелейших условиях. Ему же приписывают заслугу введения в арабской армии металлических стремян.

Мухаллаб захватил с собой сына Йазида. Разумеется, ожидали, что новый правитель обрушит удар на Трансоксанию, чтобы собрать побольше добычи; ни приведенные им с собой арабы из племени азд, ни арабы, давно обосновавшиеся в провинции, ничего другого не ожидали. Мухаллаб избрал своей целью Кеш. Кеш, с XV столетия известный как Шахрисабз (Зеленый город), позднее прославился как место рождения великого завоевателя Тамерлана. Он лежит в плодородной долине под защитой горных хребтов на севере и на юге. Он не принадлежал к главным городам Трансоксании, однако представлял собой значительный трофей. Мухаллаб, кажется, действовал с большой осторожностью. Он два года осаждал город, не слушая советов оставить его за спиной и продвигаться дальше в Согдиану. В конце концов он отступил, выговорив дань. Города Согдианы не собирались сами даваться в руки.

Смятение и отсутствие руководства дали шанс неразборчивым в средствах авантюристам, а самым неразборчивым и рисковым из них оказался Муса, сын прежнего наместника Абдаллаха ибн Касыма. Он вырвал для себя клочок границы между двумя мирами: арабскими завоевателями и старинными царями этих мест. В чем-то он напоминал Эль-Сида, испанца XI века, действовавшего на границе и охотно заключавшего союз со всяким, кто брался ему помочь. Он был жаден до денег и щедр со своими сторонникам. И Муса, подобно Эль-Сиду, создал себе биографию, или, точнее, перечисление героических деяний, которые и дошли до нас.

Жизнь Мусы ибн Абдаллаха ибн Касыма в известном нам виде записана великим Абу л-Хасану аль-Мадаини более чем через столетие после событий. История явно основывается на фактах, но в ней много вымышленных и даже мифических элементов. Все же даже они позволяют нам проникнуть в мысли жителей пограничья того времени. В отличие от многих исторических текстов того времени рассказ имеет связный сюжет, прерываемый «иснадами», то есть альтернативными версиями. Он рассказывает о приключениях Мусы, о его правлении городом Тирмид, об отношениях с арабами и с неарабами и о его окончательном падении. Ошибки Мусы, особенно его склонность прислушиваться к сторонним советам вопреки своим лучшим суждениям, не затушевываются, но в целом повесть рисует его мятежным героем. Легенда явно показывает, что вначале арабы и другие народы, мусульмане и немусульмане, поддерживали Мусу и что в то же время самые яростные его оппоненты были арабами. Звездный взлет его карьеры объясняется его этнической принадлежностью (араб, неараб, тюрок). Религия не упоминается. Это был не джихад, и Муса никогда не претендовал на такой статус для своей войны. Если он и построил в Тирмиде мечеть и даже иногда молился в ней, в источниках об этом ни разу не упомянуто.

Против обыкновения многих описаний прежних завоевательных войн, в этой не фигурирует ревность к исламу и надежды на будущую жизнь. Ценятся здесь доблесть в битве, верность родичам и соратникам, выносливость и хитроумие. Мир границ был полон переменчивых союзов и обязательств, и мусульмане объединялись с немусульманами против соперников. Джихад оказывался на втором месте, уступая персональным амбициям и жажде богатства и власти.

Муса еще при жизни отца овладел городом-крепостью Ткрмид. Быстрое течение Окса огибало там низкие утесы и бурые кирпичи из высушенной на солнце глины в стенах крепости. Напротив лежал островок, упрощавший переправу через реку. Рядом с внушительной прямоугольной цитаделью расположился окруженный стенами город. Греки назвали его Александрией на Оксе, а позже, при Кушанах, вокруг соорудили множество буддийских ступ. ГЬрод обезлюдел после монгольского нашествия в 1220-х годах.

Вероятно, мощь цитадели и стратегическое расположение переправы через Оке привлекло сюда Мусу. Он занял здесь прочное положение и принимал визитеров. Его изображают вспыльчивым могучим человеком и рассказывают, что в бою он обвязывал шлем красной полоской материи со вставленным в нее сапфиром. Впервые он попал в Тирмид почти случайно. Когда звезда его отца стала заходить, и он утратил поддержку арабов в Мерве, отец велел Мусе забрать все имущество и найти для них безопасное место. Он должен был переправиться через Оке и искать убежища у одного из местных князей либо найти и занять подходящую крепость. К тому времени как Муса добрался до переправы в Амуле, к нему присоединилась группа разбойников (неясно, были то арабы или иранцы) и несколько его соплеменников. В отряде теперь набралось до 400 человек. Для этих людей нужна была постоянная база.

Первым делом он попытал счастья в Бухаре, но правитель города правомерно отнесся к нему и его сторонникам с большим подозрением. «Он убийца, – сказал правитель, – и люди его таковы же: люди, преданные войне и злодеяниям. Рядом с ними я не чувствую себя в безопасности». Так что Мусе дали денег, ездовых животных, одежду и отправили дальше. Тогда Муса направился к мелкому владетелю (дехкану) маленького городка рядом с Бухарой.

И снова он встретил холодный прием: владетель сказал, что местные жители бояться его и не примут их. Тем не менее Муса провел там несколько месяцев, прежде чем отправиться на поиски более подходящего укрытия или крепости. Больше повезло ему в Самарканде, где местный шах Тархун принял его с почестями и позволил остаться, вероятно, надеясь использовать его военный отряд против врагов. Такое счастье не могло длиться долго. Согласно легенде, в Согдиане по местному обычаю один день в году на стол ставили мясные блюда, хлеб и кувшины с питьем. Это была пища «воителя Согда», и ему одному дозволялось вкушать ее. Если кто-то другой дерзал попробовать от его угощения, ему предстояло сражаться с воителем, и его стол, а с ним и титул, оставался за победителем. Нечего и говорить, что грубые и воинственные арабы не устояли перед искушением, и один из них уселся за стол, говоря, что готов драться с рыцарем и сам станет «воителем Согда». Рыцарь, появившись, бросил ему вызов: «О араб, сразись со мной один на один!» Араб с радостью согласился и сразил согдийца. Однако правила тут же переменились: араб не мог быть воителем Согда. Шах пришел в ярость и велел Мусе со своими людьми убираться, добавив, что, не обещай он им прежде безопасности, все они были бы перебиты.

Муса и его люди теперь оказались полностью вне закона, и каждый мог обратиться против них. Они прошли через горы к югу от Кеша. Там местный царь встретил их оружием и обратился за помощью к Тархуну из Самарканда. Муса и 700 его воинов сражались день и ночь, многие из людей получили ранения. К вечеру они начали переговоры. Один из сторонников Мусы доказывал Тархуну, что, убив Мусу, тот не получит никакой выгоды: в сражении он неизбежно потеряет многих из лучших своих людей, а кроме того, Муса среди арабов занимает высокое положение (на тот момент это утверждение было сомнительным) и арабы, несомненно, явятся отомстить за него. Тархун, со своей стороны, говорил, что не может позволить Мусе остаться в Кеше, расположенном слишком близко к его владениям. Сошлись на том, что отряд Мусы отправится дальше.

В 689 году они вышли к Оксу южнее Тирмида, и на этом месте Муса обосновался и оставался до конца своей жизни. Там он познакомился с одним из дехканов тирмидского шаха. Тот был настроен против своего повелителя и дал Мусе несколько советов, как найти подход к шаху. По его словам, шах был добрым и на удивление застенчивым монархом, и с помощью подарков можно было добиться пропуска в его цитадель, потому что, добавил придворный, он слаб. Муса, впервые явившись в цитадель, поначалу не стал следовать совету и просто потребовал впустить его, однако, получив отказ, обратился к хитрости. Он пригласил ничего не подозревавшего шаха поохотиться с ним вместе и оказал ему все возможные любезности. По возвращении в город шах приготовил пир и пригласил Мусу с сотней его людей на полдник (гхада). Когда отряд Мусы въезжал в город, их лошади заржали, перекликаясь между собой, и народ увидел в том дурное предзнаменование. Обеспокоенные горожане просили Мусу и его людей спешиться. Пешком он вошли во дворец и принялись за еду. Наевшись. Муса откинулся на подушки и устроился отдохнуть, однако шах и его свита, забеспокоившись, попросили их уйти. Муса наотрез отказался, сказав, что нигде не найдет такого славного дворца (манзил), и этот дворец станет его домом или его могилой. В городе начались схватки. Множество горожан погибло, другие бежали. Муса захватил город и объявил шаху, что тот может уйти и никто не встанет него на пути. Шах ушел и отправился просить помощи у тюркских кочевников. Те с презрением отвергли его, насмехаясь над человеком, которого выжила из собственного дома какая-то сотня вояк. «К тому же, – добавили они, – мы уже сражались с этими людьми в Кеше и не хотим снова с ним драться». История умалчивает о судьбе изгнанного шаха, однако Трансоксания VIII века явно была неподходящим местом для таких наивных и доверчивых правителей.

Муса стал отныне правителем крепости и города и ни с кем не был связан союзами. При нем уже было 700 человек, а когда его отец Абдаллах, пытавшийся пробиться к нему, бесславно пал в битве, 400 его уцелевших соратников присоединились к Мусе. С этим маленьким отрядом он начал вербовать новых сторонников, накапливать богатства и строить оборону против врагов.

Врагов хватало с избытком. Рассказывают, что от столкновения с тюрками он уклонился, применяя отчасти хитрость, отчасти запугивая их. Некоторые рассказы явно относятся к фольклорному жанру: в них одна этническая группа предстает удивительно умной, а другая – столь же удивительно глупой. В данном случае это «хитроумные арабы против тупых тюрков». Возможно, это отражение анекдотов, ходивших в то время. В одной из таких неправдоподобных баек делегация тюрков прибыла в разгар лета (когда жара доходит до 50 градусов Цельсия) и увидела Мусу в окружении свиты сидящими у костра в зимних шубах. Tюpки решили, что видят не обычных людей, а джинов, злых духов, и удалились, не попытавшись напасть. В другой истории тюркский вождь прислал Мусе в дар стрелы (символ войны) и благовония (знак мира), предложив ему выбирать. Муса, как и следовало ожидать, поломал стрелы и выплеснул благовония. Из этого тюрки заключили, что не стоит связываться с человеком, который явно не в своем уме.

Когда Умаййа стал наместником Хорасана в 691 году, он решил послать экспедицию, которая выкинула бы Мусу из крепости. Жители Тирмида тоже были сыты по горло Мусой и его бандой и выслали навстречу делегацию с предложением объединится против него. Муса оказался в осаде. С одной стороны стояла арабская армия, с другой – армия тюрков.

Далее нам представляют один из тех советов, которыми арабские рассказчики пользовались для обсуждения воен-ной стратегии. В конце концов решено было, что Муса предпримет ночную атаку на тюрков, потому что арабы были искуснее в ночных сражениях. Вылазка принесла успех, они застали тюрков врасплох, захватили их лагерь, оружие и деньги. Против арабов Муса решил применить военную хитрость. Один из его офицеров позволил себя избить и в таком виде явился к арабскому командующему как перебежчик. Муса выразил сожаление, что того наверняка высекут, а возможно и убьют, но офицер возразил, что смерть ему грозит в любом случае, а вынести побои проще, чем исполнить остальную часть плана. Рубцы на спине, вероятно, выглядели достаточно правдоподобными, поскольку он был принят как перебежчик и попал в круг приближенных арабского командующего. Выбрав день, когда он остался с командующим наедине, и увидев того без оружия, перебежчик упрекнул его за такую беспечность, однако командующий, сдвинув край одеяла, показал лежавший рядом с ним обнаженный меч. Лазутчик Мусы схватил это самый меч и убил командующего. Он ускакал обратно к Мусе прежде, чем в лагере успели опомниться. После смерти командующего атакующая армия арабов распалась: одни бежали за реку, другие просили у Мусы свободного пропуска, который тот охотно выдавал.

Восторжествовав над союзными силами арабов и тюрков, Муса стал еще сильнее. Арабский правитель, сменивший Умайа, не делал попытки выкурить его из его логова у реки. Зато его владения привлекали всех недовольных присутствием арабов в Трансоксании.

В их числе были два брата: Хурайт и Табит ибн Кутба. Это были местные жители, возможно из высших слоев иранского населения. Обратившись в ислам, они на правах «мавали» присоединились к арабскому племени хузаа. Они хорошо служили арабским правителям в роли сборщиков податей и посредников, поскольку знали местные языки и условия. ГЬворили, что тот, кто хотел дать нерушимую клятву, клялся именем Табита и уже никогда не нарушал слова. Братья были богаты и могущественны, но все же не могли чувствовать себя равными среди арабов. Однажды Хурайт оказал услугу царю Кеша, устроив возвращение заложников, взятых взамен дани. Это было сделано вопреки прямому приказу наместника Хорасана Йазида ибн аль-Мухаллаба, явно подозревавшего, что Хурайт симпатизирует царю. Хурайт усугубил свой проступок, бросив тень на происхождение Йазида. Отряд тюрков перехватил его и потребовал выкупа, похваляясь, что им случалось брать выкуп и с самого Йазида. Хурайт отбился от них и, отбившись, сказал: «Не думаете ли вы, что мы с Йазидом – сыновья одной матери?» Если что и могло по-настоящему разъярить араба, то это оскорбление его матери. Неосторожные слова Хурайта дошли до Йазида, и тот, арестовав его, велел раздеть донага и дать тридцать ударов кнутом. Порка была жесткой, но хуже нее был позор – быть выставленным голым на людях. Хурайт заявил, что предпочел бы получить 300 кнутов, но сохранить достоинство.

После этого Хурайт с братом решили, пока еще было время, покинуть наместника. Они ушли с тремя сотнями своих шакирийя [66]66
  Шакирийя были военной и придворной свитой среднеазиатских аристократов того времени. Эти молодые люди в мирное время оказывали услуги по дому, но в случае войны превращались в боевой отряд.


[Закрыть]и с несколькими арабами. Сначала они направились в Самарканд к Тархуну, который не так давно отпустил Мусу. Тархун поддержал их и собрал дополнительные силы из населения Бухары и Саганияна и из войск двух других правителей – Найзака и Сабала из Хуттала. Совместными силами они выступили, чтобы объединиться с Мусой, засевшим в Тирмиде.

Муса между тем принимал к себе множество беглецов из разных арабских племен. На юге в Систане взбунтовалась арабская армия, которой осточертела долгая, трудная и безнадежная кампания в суровой неблагодарной стране. Под предводительством Абд аль-Рахмана ибн аль-Асхата они двинулись на Ирак, чтобы свергнуть власть Омейядов. Халиф Абд аль-Малик и его правая рука Хаджадж оказались им не по силам, мятежники были разбиты, и уцелевшие бежали на восток. Восемь тысяч из них собрались в Тирмиде у Мусы.

Теперь Муса располагал большими силами, но объединяла их только ненависть к Омейядскому режиму. Отношения между арабами и другими племенами, вероятно, были натянутыми, и Муса, конечно, понимал, что для обращения с его войском требуется немалая осторожность и дипломатия. Хурайт и иранские князья были честолюбивы. Они предлагали Мусе перейти Оке, изгнать омейядского наместника и захватить всю власть над провинцией Хорасан. Они рассчитывали превратить Мусу в свою марионетку и свести на нет полвека мусульманского владычества. Арабы в армии Мусы относились к этой идее с подозрением, не видя в ней выгоды для себя: Омейяды либо нанесут контрудар, потому что запросто отдать весь Хорасан они не могут, либо иранцы станут править провинцией к своей выгоде. Они убедили Мусу избрать более скромную цель – изгнать правительство Омейядов из пределов Трансоксании, чтобы, как они выражались, «мы сами могли питаться этой страной».

Этой цели достигли без особого труда, после чего князья Трансоксании отправились по домам, надеясь, конечно, что навсегда покончили с арабской угрозой своей родине. Муса правил Термидом, Хурайт и Табит были его первыми министрами. Подати текли рекой, и Муса входил в силу. Однако многие из его арабских сторонников не одобряли влияния иранских чиновников, уверяя Мусу, что те замышляют измену, и подговаривая убить их. Первое время он не слушал клеветников, отвечая, что не может предать людей, которые так много сделали для него, но мало-помалу он поддался их уговорам.

Между тем Муса столкнулся с более насущной угрозой. Иранские князья видели в нем союзника, но кочевники-тюрки держались другого мнения. Они собрали войско, которое арабские источники, безусловно с некоторым преувеличением, оценивали в 70 000 воинов в заостренных шлемах. Характерные остроконечные шлемы Средней Азии противопоставляются здесь округлым шлемам арабов. Эта мощная атака тюрков, если она в самом деле имела место, дает автору истории еще одну возможность показать военное искусство Мусы и его хитроумие. Муса, подобно многим его современникам, командовал сражением, восседая в кресле в окружении 3000 тяжеловооруженных всадников. Он позволил тюркам прорваться в предместье Тирмида и спокойно сидел, поигрывая своей секирой, пока не увидел, что настал подходящий момент обрушиться на них и выдворить из города. Тогда он вступил в битву, после чего спокойно вернулся на свое кресло. Устрашенные тюрки, по словам повествователя, бежали перед ним, уподобляя его великому иранскому герою (и их противнику) Рустаму.

В следующем эпизоде тюрки захватили на выпасе стадо Мусы. Муса тяжело переносил оскорбление, отказывался от еды и «играл своей бородой», обдумывая план мщения. Он решил предпринять еще одну ночную атаку. Взяв 700 человек, он подобрался по сухому руслу, скрытому растительностью по берегам, к самым укреплениям тюрков. У земляных укреплений арабы дождались, когда скот утром выгнали на пастбище. Тогда они окружили пастухов, убили всех, кто сопротивлялся, и отогнали стадо домой.

На следующее утро тюрки возобновили военные действия. Их царь стоял на холме, окруженный 10 000 воинов в наилучшем вооружении. (Число опять же следует принимать с осторожностью). Муса воодушевил своих воинов, сказав, что если они разобьют этих, то с остальными будет просто. Хурайт возглавил атаку, но был ранен стрелой в голову. Через два дня он умер, и его похоронили в его юрте (куббе). Между тем брат Мусы в очередной ночной атаке ранил царя и его коня, ускакавшего к реке. Царь, отягощенный своими доспехами, утонул. ГЪловы павших врагов доставили в Тирмид и захоронили в две пирамиды [67]67
   Соответствующее арабское слово – «йавсакван».


[Закрыть]. После этой победы напряженность между арабами и оставшимся в живых братом Хурайта Табитом усилилась. Мусу постоянно склоняли избавиться от него, однако он упрямо отказывался, и тогда арабы решили сами взяться за дело. Но Та-бит предчувствовал, что что-то готовится. Он нашел молодого араба из племени куза, с которым был в дружеских отношениях, и убедил юношу снабжать его сведениями. Тот должен был играть роль покорного слуги, пленника из далекого Бамиана в сердце гор Гиндукуш. Предполагалось, что он не знал арабского. Табит был начеку, и по ночам его охраняла его шакирийя. Муса между тем все еще не давал согласия на убийство Табита, потому что для такого дела не было оправдания и оно бы привело к общей катастрофе. Наконец один из его братьев, у которого были друзья среди арабов, решил проявить инициативу. Они так насели на Мусу, что тот по слабости принял план, по которому они собирались подстеречь Табита. затащить его в ближайший дом и казнить. Муса очень неохотно дал согласие и предупредил, что это будет концом для всех.

Молодой агент Табита, разумеется, все слышал и немедленно сообщил своему хозяину, который, собрав двадцать всадников, скрылся под покровом ночи. Утром, когда выяснилось, что Табит пропал, арабские заговорщики не сразу поняли, что их переиграли, однако, заметив, что исчез и юный слуга, разгадали уловку.

Табит со своими людьми укрепился в соседнем городке, где к нему присоединился Тархун и люди из Кеша, Насаф и Бухары, поддерживавшие его с тех пор, как он явился в Тирмид. Возник открытый конфликт между арабами и местными жителями. Теперь, когда столкновение стало неизбежным, Муса стремился покончить с ним как можно скорее и повел свое войско на Табита. Но скоро они попали в окружение и оказались в очень тяжелых условиях. И опять, там, где не помогала сила, прибегли к предательству. Один из людей Мусы, Йазид, решил, что лучше быть убитым, чем умирать от голода, и явился к Табиту под видом перебежчика. На его несчастье, его двоюродный брат Зухайр был приближенным советником Табита и слишком хорошо знал своего родственника: в Трансоксании политика разделила не только племена, но и семьи. Зухайр предупредил Табита против Йазида. Йазид, в свою очередь, сказал, что уже достаточно настрадался, когда Омейяды вынудили его покинуть Ирак и отправиться в Хорасан вместе с семьей, и что Зухайр чернит его из зависти. Поэтому ему позволили остаться, но взяли заложниками двух его малолетних сыновей. Йазид затаился и ждал случая. Настал день, когда из Мерва пришло известие, что умер сын одного из арабских сторонников Табита, и тот с маленьким эскортом отправился к нему выразить свое соболезнование. Возвращался он уже в темноте, и когда Табит оказался в стороне от охраны, Йазид, воспользовавшись случаем, нанес ему тяжелый удар мечом по голове. Тот после этого еще прожил пару недель. Йазид с двумя сообщниками скрылся, но его несчастные дети остались расплачиваться за преступление отца. Зухайр привел их к Тархуну, который, по-видимому, после смерти Табита принял командование. Одного казнили сразу, голову и тело сбросили в реку. Другой мальчик, когда палач замахнулся, повернулся в сторону, и удар пришелся в грудь. Тяжело раненного, его тоже бросили в реку, где он утонул.

Со смертью Табита его сторонники и союзники утратили боевой дух.

Главенство над войском перешло к Тархуну. Получив предупреждение, что Муса готовит ночную атаку на его лагерь, он преисполнился презрения. «Муса и на двор без помощников не сходит», – сказал он. Ему не следовало бы недооценивать Мусу. Ночью лагерь атаковали, и внутри укреплений и вокруг завязалась горячая битва. Воины Мусы пробились даже к шатру Тархуна и нашли его сидящим перед огнем, разведенным его шакирийей. Шакирийя, которой полагалось бы защищать его, бежала, но сам Ткрхун отчаянно защищался и в схватке сумел убить одного из братьев Мусы. Он отправил Мусе, с которым, естественно, был хорошо знаком, послание, предлагая отозвать своих людей, если тот согласится отступить. На следующий день противники арабов собрали свои пожитки и отправились в свои земли.

На первый взгляд это представляется славной победой Мусы, но в действительности это было началом конца. Ему удавалось сохранять независимость только благодаря поддержке своих арабских сторонников и других племен, которые следовали за Хурайтом, а потом за Табитом. Пока у Мусы было около тысячи человек, ими еще можно было управлять, однако с прибытием великого множества арабов из разбитых армий мятежников задача стала непосильной. Без поддержки неарабских народов Трансоксании Мусе уже не приходилось мечтать о независимости. Следует отдать ему должное: он, кажется, понимал это и приложил большие усилия, чтобы не дать коалиции распасться. Но в конечном счете – кровь не вода, и он объединился с арабами против остальных.