Текст книги "Великие арабские завоевания"

Автор книги: Хью Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

В середине располагалось нечто, что можно назвать общественным центром. В первую очередь возвели мечеть, занимавшую середину просторной площади. Призвали могучих лучников, которые, встав в центре, пустили стрелы во все стороны: строить жилые дома разрешалось не ближе того места, куда долетела стрела. Площадь была оставлена пустой для собраний горожан.

Сама мечеть представляла в плане неровный квадрат со стороной около 110 метров. Рассказывают, что поначалу в ней не было стен и только часть помещения была укрыта навесом. Возможно, это была очень простая постройка из тростника или ильных кирпичей. Изнутри нее можно было видеть соседний христианский монастырь в Хинде и, вдали, ворота, выводившие к мосту через реку, настланному на заякоренных лодках. Вскоре после его сооружения ограбили дворец правителя, и Саад приказал подвести мечеть к дворцу, так, чтобы у них одна стена была общей. Мечеть, в которой днем и ночью были люди, представлялась лучшей защитой от воров. Эта новая мечеть, вероятно, была куда представительнее. С одной стороны ее была крытая площадка длиной около 100 метров «с потолком, похожим на потолки византийских церквей», что означает, очевидно, открытые балки перекрытий, поддерживаемых мраморными колоннами. Рассказывали, что колонны вывезли из христианских церквей. До назначения наместником Зияда в правление первого Омейядского халифа Муавийи стен в мечети не было. Новые колонны высотой 15 метров сложили из ахвазского камня, скрепив его свинцовыми опорами и железными скобами.

Если мечеть была – сама простота, то дворец стал более сложным сооружением и дал повод горячим спорам. «История» ат-Табари передает рассказ Саифа. По его словам, цитадель для Саада выстроил перс из Хамадана по имени Рузбих ибн Бузургмихр, и сложена она была из обожженного кирпича, взятого из старого дворца доисламских царей Хиры. Поскольку дворец стоял в центре города, где было шумно и многолюдно, Саад устроил деревянную дверь с замком. Услышав о том, халиф Умар послал человека сжечь дверь, наказывая Саада за то, что тот отгородился от простых мусульман, не позволяя им входить к нему, когда им вздумается. История эта относится к полемической литературе, направленной против правителей, пытавшихся выделиться или поставить себя выше рядовых правоверных. Однако упоминание об использовании старого кирпича может быть верным.

Примитивная мечеть Куфы занимала то же положение, что современная городская мечеть. На этом месте в 661 году был убит халиф Али, и оно долго оставалось местом поклонения шиитов, так что археологические раскопки там были невозможны. Однако во дворце в 1950-х и 1960-х годах раскопки проводились. Определились три основные стадии постройки: ранняя, омейядская и ранняя аббасидская. К IX веку здание было практически заброшено, и его заселили бродяги. Первая постройка была снесена до фундамента при возведении второго, омейядского здания. Остались только внешние стены с расположенными с равными промежутками квадратными выступами бастионов. Были ли то остатки дворца Саада, как считали археологи, или здания, построенного Зиядом поколение спустя в начале эпохи Омейядов, как полагал главный историк города, – точно сказать невозможно.

Однако мы можем быть уверены, что за одно поколение от основания города в нем появились два публичных здания: мечеть и дворец, имевшие общую стену. Таким образом, установился общий архитектурный облик исламских городов, сохранявшийся веками. Этот официальный комплекс дополнял третий элемент – рынок. Ясно, что в Куфе с самого начала шла оживленная торговля: как-никак, победоносные арабские войска должны были куда-то потратить дирхемы, полученные при дележке трофеев. На первых, ранних стадиях им еще и платили жалование, которое они тоже тратили на покупку необходимых вещей и предметов роскоши. Говорят, именно шум, доносившийся с рынка, заставил Саада укрепить стены и ворота дворца. Впрочем, нам ничего не известно о том, как выглядели те первые базары: мы знаем только, что они занимали свободное место вокруг мечети и дворца. По-видимому, до начала Омейядской эпохи спустя век от основания города для торговли не строилось особых зданий. До тех пор, очевидно, обходились хрупкими навесами из тростниковых циновок на опорах из дерева или тростника. Тем не менее рынки в центре города, вокруг мечети и дворца, стали основополагающей чертой будущих исламских городов.

Мусульмане, воевавшие на юге Ирака, тоже заложили город на границе пустыни, в Басре. Отчеты о первом поселении в Баере очень противоречивы, хотя Хузистанская хроника четко приписывает его основание Абу Мусе аль-Ашари, командовавшему войсками, завоевавшими его родину. Кроме того, город был меньше Куфы, возможно, около 1000 человек населения, поскольку и армия на юге была малочисленней. Место, где стояла Басра, известно теперь под названием Зубайр и лежит примерно в 20 километрах от центра современного города. До берега реки от него было довольно далеко, так что для подвода воды провели канал. Хотя расположение города хорошо известно и большая его часть лежит открыто в полупустынной местности, публикации о его раскопках и серьезных исследованиях отсутствуют. Будь ситуация более мирной, чем в момент, когда я пишу эту книгу, раскопки этого раннего военного поселения предоставили бы прекрасные возможности для изучения раннего исламского урбанизма.

В этих новых городах пышно расцвела фискальная администрация раннего исламского государства. Население жило на долю из собранных налогов, выплачиваемых в наличных как жалование (ата). На первых порах оно дополнялось зерном, маслом и другими продуктами (ризк), но постепенно свелось к исключительно денежным выплатам. Те, кто имел право на такие выплаты, регистрировались в списках как «диван». Управление этой системой было очень сложным. В Басре, например, к концу халифата Муавийи в 680 году было якобы 80 000 человек, каждому из которых полагалось не менее 200 дирхемов в год. Для этого требовалось собрать и распределить миллионы дирхемов – огромный труд, выполнявшийся обученными работниками. Мусульманам пришлось нанимать счетоводов и чиновников, служивших прежде Сасанидам, и те принесли с собой традиции персидской финансовой системы и бюрократической практики.

Оба новых города, Басра и Куфа, сыграли чрезвычайно важную роль в истории раннего мусульманского мира, сначала как военные базы, из которых выступали войска для завоевания Ирана и стран на востоке, а затем как культурные центры. Куфа имела и политическое значение, будучи главным центром сопротивления халифам-Омейядам в Дамаске и центром движения в поддержку семьи Пророка, переросшего в шиизм. Основание в 762 году всего в нескольких километрах к северу отсюда Багдада нанесло смертельный удар благосостоянию города. К IX веку он совершенно пришел в упадок, и только древняя мечеть, ставшая целью паломничества, поддерживала существование города. Басра же, лежавшая достаточно далеко от зоны притяжения Багдада, долго оставалась главным портом в верховьях Залива.

Примерно в это же время войско из Куфы продвигалась вдоль Тигра к Джазире, принимая капитуляцию прибрежных городков и селений и жителей равнин по берегам реки. Дойдя до мест, где теперь стоит город Мосул, они обнаружили там крепость, несколько христианских церквей с маленьким поселком и иудейскую общину. Едва захватив это крошечное поселение, арабы начали строительство нового города, родоначальника современного Мосула. Между арабами распределили участки для строительства, и город быстро разрастался, превращаясь в главный урбанистический центр Ирака.

Абсолютная хронология событий весьма затруднительна, но мы можем с достаточной уверенностью предположить, что к концу 640 года силы мусульман захватили орошаемые земли Ирака от Такрита на севере до Залива на юге, а на востоке продвинулись к подножиям гор Загрос. Мусульманские поселения оставались редкими. Большая часть арабского населения концентрировалась в новых городах-гарнизонах, таких как Куфа, Басра и, в меньшем масштабе, Мосул. Гарнизон стоял и в прежней персидской столице Ктесифоне, а возможно, были и другие, о которых нам ничего не известно. Завоевателей было слишком мало, чтобы подчинить и удерживать такую большую и многолюдную страну. 20 000 взрослых мужчин из первых поселенцев Куфы были окружены сельской местностью, где проживало, как предполагают, до полумиллиона человек. Хотя численность арабов увеличивалась с иммиграцией, они всегда оставались весьма малочисленным меньшинством и в первом поколении не могли составлять более 10 процентов населения. Эта проблема усугублялось и труднодоступной местностью, рассеченной ирригационными каналами и арыками. Безусловно, столкнись арабы с решительным сопротивлением местного населения, они никак не смогли бы завоевать и удержать страну. Однако в данном случае сопротивление оказывала только армия персов. По не вполне еще выясненным причинам эта армия раз за разом терпела поражение от арабов. На полях сражений при Кадисии и Джалуле, в городах Ктесифон и Тустар Сасаниды потерпели явное поражение. После распада персидской армии арабы выставляли мирному населению достаточно легкие условия – они не уничтожали горожан и сельских жителей, не захватывали их домов и земель, не мешали им сохранять свою веру и обычаи, даже не селились среди них. Они требовали только выплачивать налоги и не оказывать помощи их врагам. Мы не знаем, были ли налоги выше или ниже, чем при предыдущей администрации, но с уверенностью можем сказать, что большинству иракцев это представлялось выгодной сделкой.

Глава 4. ЗАВОЕВАНИЕ ЕГИПТА

Завоевание Сирии и Ирака естественно следовали из завоевания Аравии. В Сирии и, в меньшей степени, в Ираке уже жили арабы, оседлые и кочевые, которых можно было присоединить к мусульманской армии или покорить. Далее было логичным и даже неизбежным продвижение мусульманских войск в области, населенные неарабскими народами.

С Египтом дело обстояло совсем иначе. Мы в современном мире мыслим Египет как арабскую страну, во многих отношениях политический и культурный центр арабского мира. Однако в начале VII века ничего подобного не было. В пустыне не было, видимо, ни значительных арабских поселений, ни кочевых арабских племен, а в городах вели дела лишь редкие арабские купцы. Первые мусульмане, безусловно, знали Египет, но почти не имели с ним связей.

История завоевания описана в арабских источниках со множеством противоречивых подробностей. Египет VIII и IX веков дал свою школу историков, совершенно не связанную с иракской традицией, на которую мы опираемся, говоря о завоеваниях земель Плодородного Полумесяца и Ирана. Великий багдадский историк ат-Табари, посвятивший сотни страниц собранным им рассказам о завоевании Сирии, Ирака и Ирана, на историю Египта отводит меньше двадцати страниц. Однако в Египте рано развилась собственная традиция исторических летописей. Рассказы о завоевании Египта мусульманами собирал и записывал историк Ибн Абд аль-Хакам (805-871) в середине IX века. Он происходил из арабской семьи, его предки пришли в Египет с завоевателями, и он стремился записать и сохранить великие деяния того времени. Он писал в эпоху, когда правящую арабскую аристократию в Египте вытесняли турецкие военные, завезенные с востока, и в его повествованиях звучит ностальгия по временам, когда его род вместе с другими такими же правили страной. Он извлекал сведения из множества трудов, утраченных ныне, созданных в Египте в VIII и начале IX веков, а возможно, опирался и на местные устные предания, отражая реальность социальной памяти исламского общества о завоевании. Полезно рассмотреть эти тексты как особый слой литературы, и я буду ссылаться на эти материалы как на египетско-арабские записи.

В то же время завоевание Египта отражено в современной ему христианской хронике, написанной Иоанном, епископом Никиу – маленького городка на западном краю дельты Нила. Иоанн был почти современником тех событий, которые описывал, и его хроника отражает взгляды того времени. Кроме того, он дает нам точные даты, обеспечивая рамки хронологии. Но и его хроника не лишена проблем. Коптский оригинал давно утрачен, и сохранилась лишь единственная рукопись на гизском (древнем языке эфиопской церкви), созданная в XII веке. Перевод местами явно неточен, и трудно сказать, насколько верно он передает оригинал. Имеются и лакуны в очень важных местах, например, в описании сдачи вавилонской крепости. Но все же Иоанн дает достаточно связное повествование и позволяет проверять египетско-арабские записи.

В наше время историю завоевания Египта исследовал Альфред Батлер в книге «Арабское завоевание Египта и последние тридцать лет византийского владычества». Батлер страстной и звучной викторианской прозой рисует запоминающуюся картину драматических, но невразумительных событий. Батлер был большим поклонником коптов и позволяет себе с размахом критиковать их врагов и тех, кто бросал на них тень, что вряд ли позволил бы себе современный историк. Однако он был крупным ученым, и, несмотря на то что в его время еще не был доступен оригинальный текст Ибн Абд аль-Хакама, многие его предположения и выводы выдержали испытание временем.

Египет был страной фараонов, их храмы и памятники доминируют во многих ландшафтах страны, их пирамиды для средневековых мусульман были столь же поразительными и таинственными, как для нас сегодня. Каждый путешественник или завоеватель неминуемо дивился их древнему величию. Мусульмане знали Египет по истории Иосифа, которую пересказывает, или, скорее, комментирует Коран, и пирамиды для них были житницами Иосифа.

Ко времени, когда мусульманские войска впервые перешли границу Египта, прошло почти тысячелетие с тех пор, как последний фараон был низложен Александром Македонским (такой же временной промежуток отделяет нас от битвы при Гастингсе и норманнского завоевания Англии). В последнее тысячелетие Египтом правили преемники Александра, Птолемеи, и он стал богатой и ценной римской провинцией, поставлявшей в столицу много зерна. Современный Египет – крупный импортер продуктов питания, поскольку Нильская долина не в состоянии прокормить 70 миллионов населения. Однако во времена римского владычества в этой области, вероятно, проживало не более пяти миллионов человек: в поздний ромейский период чума сократила население до трех миллионов. При разумном использовании плодородные земли вдоль реки, орошаемые и удобряемые ежегодными разливами Нила, могли давать постоянный избыток зерна.

Египет, хоть и обслуживал покорно интересы чужаков, во многом сохранился неизменным. Божественные императоры легко вписались в прежний египетский пантеон, а сам Египет заодно с зерном экспортировал в Рим и богов, таких как Осирис. Только приход христианства обозначил реальный разрыв с древним прошлым.

А вот IV и V века были золотым веком египетского христианства. Патриарх Александрии стал одним из важнейших чиновников Восточной Римской империи, обладал неизмеримым богатством и влиянием. В то же время святой Па-хомий (?-346) возглавил движение по основанию первых в христианском мире больших многолюдных монастырей, и именно в Египте более, чем в других районах христианского мира, распространилось отшельничество. Отшельники, подобные святому Антонию (?-356), жили в суровой пустыне, окаймлявшей долину Нила, и служили примером христианским аскетам в других странах.

То было время надежд и начинаний для христиан, и при этом то было окончание эры египетского язычества и сопутствовавшей ему культуры. В эллинизированной Александрии по приказу патриарха Феофила (385-412) был разграблен и превращен в церковь Святого Иоанна Крестителя знаменитый Серапеум. В то же время храм и Серапеум в Канопе превратили в церковь, освященную во имя святых Кирилла и Иоанна. Последние языческие ученые бежали, спасая жизни, а монахи заселяли древние великолепные руины. У мифа о том, как арабы сожгли Александрийскую библиотеку и с ней великое наследие античной науки, долгая история, и этот миф до сих пор гуляет среди тех, кто хотел бы дискредитировать ранний ислам. Печальная действительность состоит в том, что великая библиотека Птолемеев погибла, вероятно, в 48 году н. э., когда Юлий Цезарь поджег флот в гавани и огонь перекинулся на город. Храмовые библиотеки, пережившие ее, были, возможно, уничтожены христианами в конце IV века.

В то время, когда в Александрии шло планомерное наступление на античное наследие, заканчивалась и древнейшая традиция египетских фараонов. Последняя датированная иероглифическая надпись, посвященная празднеству рождения Осириса, была высечена 24 августа 394 года на стенах храма Исиды на острове Фила вблизи Асуана. Задолго до того, как мусульмане завоевали страну, знание древнего письма, передававшего деяния фараонов, их жрецов и министров, было безвозвратно утрачено, и иероглифы оставались непонятными даже для египтян на всем протяжении Средневековья.

Утрата древней языческой культуры не означала, что Египет лишился письменности и хроник. Имперская администрация, как и повсюду в Восточной Римской империи, пользовалась греческим языком. Церковь тоже приняла видоизмененный греческий алфавит для записи устного народного языка египтян. Коптский язык стал инструментом, донесшим до нас разрастающуюся христианскую литературу и предания. Коптской стали называть и местную церковь.

Введение христианства в качестве единственной официальной религии Египта и обращение большинства населения в новую веру не означали окончания идеологической борьбы. Монофизитская схизма, вызвавшая раскол церкви в Сирии, в Египте приняла еще более яростную форму. Огромное большинство египетских епископов и монахов наотрез отказывались принимать решения Халкедонского собора 451 года, объявившего диофизитское христианство государственной религией Римской империи. Начиная с этого момента между назначенным имперскими властями патриархом Александрии и остальной египетской церковью образовался открытый и часто враждебный раскол. Оппозиция, которую теперь называют коптской церковью, избирала собственного патриарха и епископов. В маленьких городах и селениях долины Нила и в многочисленных монастырях на краю пустыни на византийских священников из Александрии смотрели как на чужаков, угнетателей и, прежде всего, еретиков. Не многие встали бы на их защиту при нападении извне.

Власть Византии, как и в других областях Среднего Востока, была подорвана серией катастроф, начавшихся с середины VI века. В 541 году Египет стал первой из стран в бассейне Средиземноморья, пострадавших от чумы, вызвавшей громадные опустошения повсюду. За первой вспышкой эпидемии последовали новые, и предполагают, что население в результате сократилось до трех миллионов человек. Великие персидские войны, начавшиеся в 602 году, тоже сказались на Египте. Сначала военная кампания ограничивалась севером Сирии и Анатолией, но после падения Иерусалима в мае 614 года Египет попал во фронтовую полосу. Страну заполонили беженцы, спасающиеся от персов. В 617 году персидская армия вторглась в Египет по прибрежной дороге из Палестины. Персы захватили Пелизиум, разграбили монастыри и направились на юг в верховья дельты Нила. Неизвестно, оказал ли сопротивление Вавилон Египетский с древним римским фортом, охранявшим этот важный стратегический пункт. Миновав его, персидское войско направилось на северо-запад вдоль западного края дельты к Александрии. Здесь персы впервые за всю кампанию столкнулись с серьезным сопротивлением. Городская стена явно была в хорошем состоянии. Современный сирийский источник сообщает, что город «был выстроен Александром согласно советам его учителя Аристотеля, опоясан стеной, окруженной водами Нила, и снабжен крепкими воротами». Эти стены активно оборонялись, и персидская армия встала в осаду. При этом она, пользуясь случаем, захватила и разграбила окружавшие город монастыри. Возможно, горожане пали духом, оказавшись отрезанными от подвоза продовольствия и без надежды на помощь из Константинополя, но известны также и предания об измене и предательстве одного из жителей города. В конце концов персидское войско, видимо, вошло в город через гавань и водоводы, оборонявшиеся слабее, чем стены. В 619 году персы овладели Александрией. Затем персидское войско ушло на юг, грабя селения и захватывая многочисленные монастыри, пока не покорило всю страну в долине Нила до самого Асуана.

Поначалу персы, захватывая Египет, как и Палестину, кажется, не щадили ни людей, ни имущества, ни, тем более, церквей и их сокровищ, однако, установив свою власть, они стали править более легкой рукой: отсутствуют свидетельства, что они принуждали кого-либо принять зороастрийскую религию или хотя бы призывали к обращению в новую веру Персы, несомненно, оставались в стране чуждым и отдельным меньшинством без глубоких корней.

Нам мало известно об одиннадцати годах персидского правления, окончившегося вполне мирно. В июле 629 года император Ираклий, к тому времени вступивший в Персию и захвативший Ктесифон, встретился с персидским военачальником Сарваразом (Шахбаразом) в Арабиссосе на юго-востоке Турции и заключил соглашение о выводе всех оставшихся в Египте войск.

Восстановление административной власти Восточной Римской империи само по себе не нарушило мира и гармонии. В этот период, как и во многих других случаях, ожесточение вызывалось враждой между различными христианскими сектами: в данном случае – между преобладающей монофизитской коптской церковью и малочисленными халкедонцами, пользовавшимися поддержкой константинопольских властей. В Египте вражда еще подогревалась жестким личным соперничеством. Коптский патриарх Вениамин происходил из семьи богатых землевладельцев. На Рождество 621 года, во время персидского владычества, он вступил в монастырь под Александрией, где скоро выделился своей ученостью и благочестием. По словам преклоняющегося перед ним биографа, он был «красив и красноречив, и речи его были сдержанны и полны достоинства». Он скоро переселился в город как главный помощник коптского патриарха Андроника, и тот перед кончиной в 623 году назначил Вениамина, которому тогда было около 35 лет, своим преемником. При сравнительно мягком отношении персидского правительства новый патриарх принялся за реформацию церкви, отправившись в инспекционную поездку в Вавилон и Хулван, где народ радушно принимал его.

Восстановление власти Византии положило конец эпохе веротерпимости. Ираклий в Египте, как и в Сирии, решительно стремился объединить церковь под властью империи. Для этой цели он назначил некоего Кира, по непонятным причинам называемого в арабских источниках Аль-Мукавкисом. Тот, как многие сторонники Ираклия, был уроженцем Кавказа и до тех пор епископствовал в Фасисе. У него, в отличие от Вениамина, не было египетских корней, и страны он не знал, теперь он оказался на посту патриарха Александрии и одновременно гражданского правителя Египта, практически наместника.

С прибытием Кира осенью 631 года Вениамин бежал из города, получив, как рассказывали, предупреждение от явившегося во сне ангела. Перед бегством он призвал священство и мир крепко держаться своей веры и написал ко всем епископам, советуя им бежать в горы и пустыни, чтобы скрыться от грядущего гнева. Затем он ночью выбрался из города и направился сначала к поселению Map Мина, а оттуда, следуя вдоль западного края дельты Нила, добрался до маленького монастыря близ Куса в Верхнем Египте, прославленного в будущих веках как его убежище.

Кир прибыл во всеоружии имперской власти и взялся за задачу по объединению халкедонян-диофизитов и коптов-монофизитов в изобретенной императором монофелитской теологической формуле, которая стремилась отыскать общую почву для обоих течений. Насколько мы можем судить, Кир был человеком решительным, но довольно жестким, и приказывать для него было естественнее, чем убеждать. Он созвал собор в Александрии, но собрание не достигло успеха. Сторонники Халкедонского собора считали, что должны слишком многим поступиться, и оказывали очень вялую и неохотную поддержку. Копты же напрочь отвергали новое учение. Для них эта формула была вовсе не компромиссом, а новой попыткой провести ненавистную доктрину Халкедонского собора. Сгладить противоречия не удалось, и пропасть между грекоязычным военным и правящим классом Александрии и большинством коптского населения осталась столь же глубокой и непреодолимой, как прежде.

По всей стране расставили ромейские гарнизоны, и Кир начал силой устанавливать власть империи. Коптские источники – жития святых и патриархов – рисуют живую картину беспощадных и систематических преследований, а Кира ставят чуть ли не на одну доску с языческими императорами, подвергавшими гонениям христиан в III веке. Коптская церковь не выиграла от замены власти персов на христианскую. Как говорит Батлер: «Наказание бичами сменилось на наказание скорпионами». Множились рассказы о жестокости Кира и византийских властей и о героическом сопротивлении коптов. Родной брат Вениамина Мина стал мучеником, и верующие с трепетом описывали страдания, принятые им за веру. Сначала его пытали огнем, «пока жир не стал капать с его боков на землю». Затем ему вырвали зубы. Затем его засунули в мешок, полный песка. Всякий раз ему предлагали сохранить жизнь, если он примет решение Халкедонского собора, и всякий раз он отказывался. Наконец его вывезли на семь полетов стрелы в море и утопили. Биограф Вениамина не сомневается в том, за кем осталась победа: «Не они торжествовали над Миной, но Мина своим христианским долготерпением победил их».

Рассказывают, что гонения продолжались десять лет. Действительно ли они были так жестоки и беспощадны, как рисуют их жития мучеников, мы не знаем, но описания передают атмосферу страха и глубоко укоренившейся враждебности к имперским властям. Вероятно, многие копты считали, что любая перемена будет к лучшему.

На этом-то фоне, при совсем недавно восстановленной администрации Веточной Римской империи и резком расколе между нею и коптами, началось мусульманское завоевание Египта. Пока Кир без особого успеха пытался подчинить Египет своей воле, мусульмане занимали Сирию. К 636 году, когда Г&за и большая часть палестинского побережья оказались в их руках, власти Александрии должны были забеспокоиться. Реакция на новую угрозу оказалась смешанной. Кир готов был платить мусульманам дань в обмен на пакт о ненападении, и даже предлагал закрепить союз женитьбой дочери императора Евдокии и Амра ибн аль-Аса, командовавшего мусульманскими силами на юге

Палестины, после чего Амр, подобно многим варваром, известным в византийской истории, принял бы крещение, «потому что Амр и его армии доверяли Киру и относились к нему с любовью». Возможно, дань и выплачивалась в период между потерей Сирии и вторжением мусульман в Египет. В 639-м или, возможно, в 640 году политика византийского императора изменилась. Он денонсировал заключенный Киром договор и заменил патриарха-наместника военным, которому приказано было организовать более активную оборону. Кир был отправлен в изгнание на Кипр, а Константинополь отказывался признать, что, если бы его план был исполнен, и он бы собрал дань для арабов от налогов на торговлю, египтян оставили бы в покое. Но кажется, прекращение выплаты дани и послужило спусковым механизмом для вторжения.

Египетско-арабские повести о завоевании начинаются легендой о том, как Амр ибн аль-Ас впервые узнал о богатствах Египта. Еще до начала мусульманских завоеваний он с группой курайшитов отправился торговать в Иерусалим. Купцы по очереди пасли своих верблюдов на холмах вокруг города. Однажды, когда пасти их выпало Амру, тот увидел бредущего по холмам дьякона. Стояла сильная жара, и дьякон был едва жив от жажды. Амр дал ему напиться из своего меха, после чего дьякон лег наземь и уснул. Пока он спал, большая змея выползла из норы рядом с ним. Амр, заметив змею, выстрелил из лука и убил ее. Дьякон, проснувшись, спросил, что случилось. Услышав рассказ Амра, дьякон, потрясенный тем, что тот спас его жизнь не однажды, но дважды – от жажды и от змеи, – спросил, чем занимается Амр. Амр объяснил, что он торгует, в надежде нажить немного денег, чтобы прикупить третьего верблюда к двум своим. Дьякон спросил, сколько платят в народе Амра за спасение человеческой жизни, и, узнав, что жизнь ценится в сто верблюдов, сказал, что верблюдов в его стране нет, так сколько это будет в динарах? Одна тысяча – был ответ.

Дьякон объяснил, что он чужой в этой стране, что приехал помолиться в церкви Г^оба ГЬсподня и по данному обе-ту провести месяц в пустыне. Теперь он возвращался домой и пригласил Амра с собой, пообещав, что заплатит ему за двойное спасение.

Тогда Амр покинул своих спутников и отправился в Египет, где поразился величию, богатству и архитектуре Александрии, куда привез его дьякон. Он получил от дьякона должное вознаграждение, и тот дал ему проводника для возвращения в Иерусалим. Амр вернулся к своим спутникам, уже отлично представляя богатства Египта и Александрии.

Мы можем по праву усомниться в подробностях этого рассказа, но он указывает, что Амр, возможно, единственный среди первых мусульманских вождей, знал кое-что о Египте и открывавшихся там возможностях. Видимо, он лично обсуждал с халифом Умаром, возможно, когда тот, посетив Сирию, находился в Джабийе, свой план вторжения в Египет. Умар одобрил его план, хотя есть сведения, намекающие, что он испытывал некоторые сомнения. Амр выступил с силами от 3500 до 4000 человек, собранных из разных племен, прежде всего из племени акк, обитавшего в Йемене на равнине Ткама у побережья Красного моря. Это были не привычные к шатрам кочевники Аравийской и Сирийской степи, а люди, жившие в хижинах из тростника или древесных веток или в каменных домиках в горных долинах и возделывавшие поля. Они, как правило, бывали меньше ростом и более тонкого сложения, чем бедуины-кочевники, но такие же крепкие и закаленные. Кроме того, они привыкли к оседлой жизни, если не в городах, то в селениях, и не пригоняли с собой нуждающихся в выпасах отар. Во многих отношениях городки и деревни дельты Нила могли показаться им знакомым окружением, хотя ничто на их родине не могло сравниться с блеском Александрии.

Это было чрезвычайно дерзкое предприятие. Крошечной армии предстояло пересечь Синай, после чего в неизведанной дельте Нила разбить византийские войска и взять немало укрепленных городов. Если бы что-то пошло не так, помощи ждать было неоткуда. Согласно одному известному рассказу, халиф передумал и написал Амру, приказывая, если тот уже вступил в Египет, двигаться дальше, а если еще не перешел границу, отказаться от предприятия. Амр догадался о содержании письма и отказался вскрывать его, пока не достиг Аль-Ариша, обозначавшего вступление на египетские земли, 12 декабря 639 года. После этого он мог утверждать, что халиф сам санкционировал его действия.