Текст книги "Пленник замка Зенды"
Автор книги: Хоул Энтони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
– Значит, среди тех, у охотничьего домика, никого из шестерки не было? – разочарованно спросил я.
– Увы, мой мальчик, – столь же разочарованно произнес Сапт. – Это было бы слишком удачно для нас. Ведь тогда от шестерки осталась бы только четверка.
И тут я поймал себя на том, что, будучи всего лишь мнимым монархом, тем не менее обретаю подлинное монаршье лукавство. У меня созрел собственный план борьбы, однако я не стал посвящать в него ни Сапта, ни Фрица. Это была моя «государственная тайна». Суть же ее заключалась в следующем. Я постараюсь завоевать популярность среди подданных. По отношению к Майклу буду выказывать полное дружелюбие и с помощью такого маневра, возможно, обрету сторонников даже среди той части страны, которая относится к его приверженцам. Даже если поклонники Майкла и не полюбят меня, они перестанут видеть во мне угрозу своему кумиру, а мне и этого достаточно. Если мой план осуществится, никто не сможет больше считать Майкла жертвой. Стоит ему хоть что‑то предпринять против меня, и общество расценит это как черную неблагодарность.
Впрочем, в глубине души я совершенно не рассчитывал на открытое выступление Майкла. Я чувствовал, что он не решится этого сделать. Но я считал своим долгом укрепить власть короля. «Уж если я вынужден замещать его на троне, – размышлял я, – значит, не следует попусту тратить время». И я торжественно пообещал самому себе, что если за время моего «правления» власть Майкла и не уменьшится, увеличиться ей я, во всяком случае, не позволю.
Я приказал оседлать коня и в сопровождении Фрица и Сапта проехал верхом вдоль широченной аллеи королевского парка. Я старался отвечать на все поклоны встречных и чувствовал, что делаю это не зря. Затем я предпринял еще одну небольшую акцию. Проезжая по одной из центральных улиц, я увидел хорошенькую девушку, которая продавала цветы. Я остановился, и она протянула мне букетик. Я в ответ вручил ей золотой. К этому времени за моей персоной следовало не меньше пятисот человек, и малейший мой жест не оставался без внимания. Доехав до дворца принцессы Флавии, я остановился и повелел узнать, примет ли она меня. По толпе пронесся одобрительный гул, я почувствовал на себе сотни пристальных взглядов. Впрочем, я знал, что делаю. Ведь мне уже было известно, что принцесса Флавия – самая популярная личность в Руритании. Даже канцлер намекнул, что чем скорее состоится мое бракосочетание с принцессой, тем больше станут любить меня подданные. Разумеется, канцлер не знал самого главного. Думаю, иначе он поостерегся бы так торопить меня с женитьбой на Флавии. Однако я рассудил, что ни принцессе, ни настоящему королю не станет хуже, если я нанесу ей визит вежливости, престиж же мой в народе, несомненно, поднимется.
Я действовал на свой страх и риск. Вот почему я очень удивился, что Фриц явно поддерживает меня. Правда, в следующее мгновение он разъяснил, в чем дело. Оказалось, сам он был влюблен в графиню Хельгу – фрейлину и самую близкую подругу Флавии, и мой визит вполне отвечал его собственным намерениям и сердечным склонностям. Меня провели в комнаты принцессы, Фриц же остался беседовать с Хельгой.
Впрочем, сейчас мне было не до Фрица, ибо, переступив порог этого дома, я начал играть самую трудную и опасную часть своей роли. Предстояло достигнуть почти невозможного. Я хотел, чтобы принцесса была мне предана, но проявляла равнодушие. Самому же мне следовало выказать ей нежность, но не влюбляться. Иными словами, я должен был бороться за любовь другого человека. Если бы речь шла о какой‑то заурядной принцессе, у которой нет иных достоинств, кроме богатой родословной, моя задача не казалась бы столь уж трудной. Но в том‑то и беда, что Флавия отличалась редкостной красотой. Все же, собрав волю в кулак, я приступил к делу, но с первых же шагов понял, что отнюдь не преувеличивал трудностей.
– Вы заслуживаете золотых лавров, – с очаровательным смущением объявила Флавия. – Вы напоминаете шекспировского принца, который, став королем, изменился к лучшему. Но простите, сир. Я, кажется, забылась. Ведь вы же действительно стали королем, и мне не пристало говорить с вами таким тоном.
– Можете говорить все, что велит вам сердце. И не называйте меня сиром. У меня есть имя.
Мгновение она молча разглядывала меня.
– Вы радуете меня, Рудольф, – вдруг сказала она. – Теперь я горжусь вами. У вас даже лицо стало какое‑то другое.
Комплимент Флавии пришелся мне по душе, но она затронула опасную тему, и я поспешил переменить разговор.
– Я слышал, мой братец вчера съездил в Зенду, а сегодня вернулся.
– Да, – подтвердила принцесса.
И я сразу понял, что воспоминание о Майкле не доставляет ей удовольствия.
– Бедный Майкл! – продолжал я. – Не может долго оставаться без брата! Что ж, мы тронуты его вниманием. Пусть живет рядом. Чем он ближе, тем нам спокойнее.
Принцесса внимательно посмотрела на меня. Лицо ее вновь оживилось: мои колкости в адрес Майкла явно понравились ей.
– Итак, кузен, вы хотите…
– Видеть, что он замышляет? – договорил за нее я. – Возможно. А что, вас тоже радует, когда он рядом?
– С чего вы взяли?
– Так многие говорят, – уклончиво ответил я.
– Не могу же я отвечать за все, что обо мне говорят.
– Мне иногда тоже кажется… – начал я.
– Настоящие короли не ошибаются, – перебила она и всем своим обликом изобразила ироническое почтение, – но…
Она замолчала.
– Что «но»? – спросил я.
– Вынуждена вас огорчить. На этот раз вы ошиблись, ваше величество. Мне совершенно безразлично, где находится герцог Стрелсау.
– Какое счастье, что короли иногда ошибаются! – воскликнул я. «И как жаль, что я не настоящий король!» – с горечью додумал я про себя.
– Значит, вам нет никакого дела до кузена Майкла? – продолжал я вслух.
– Кузен Майкл? – пренебрежительно произнесла Флавия. – Никогда я его так не называю. Для меня он герцог Стрелсау.
– И все‑таки при встрече вы обращаетесь к нему по имени.
– Увы, так повелел ваш покойный отец.
– Значит, теперь вы будете называть его так, как прикажу я?
– Да. Вы оставляете приказ в силе?
– Разумеется. Все мы просто обязаны обращаться как можно лучше с нашим милым Майклом.
– Ну, а его друзей вы тоже прикажете мне принимать?
– Шестерку?
– Вы тоже их так называете?
– Не может же король отставать от моды. А вам я приказываю: вы не должны принимать никого из тех, кто вам неугоден.
– Разумеется, на королей приказ не распространяется? – улыбнулась Флавия.
– На других распространяется. А я буду просить вас о снисхождении.
Слушая меня, принцесса подошла к окну и выглянула на улицу.
– Герцог! – воскликнула она. – Герцог Стрелсау приехал!
Я улыбнулся и промолчал. Принцесса тоже не возобновляла беседы. С минуту мы молча смотрели друг на друга. Шум на улице утих. Зато послышались шаги в прихожей. Я завел с принцессой совершенно пустую беседу. Мы проговорили несколько минут. Майкл все не появлялся, и я ломал голову, куда он пропал.
– Кузен, вы нарочно его злите? – неожиданно спросила Флавия.
– Злю? – удивился я.
– А вы думаете, ему приятно, что вы заставляете его ждать в передней?
– Но я вовсе не хочу, чтобы он ждал в передней, дорогая кузина!
– Значит, ему можно войти?
– Конечно, если вам это угодно.
Она изумленно посмотрела на меня.
– Вы не забыли? – спросила она. – Пока я с вами, никто не имеет права войти.
– Мне это нравится! – нашелся я. – Теперь я вижу, что после коронации и впрямь стал всемогущим. Ну, а скажите, кузина, если бы у меня был кто‑то в гостях, а вам понадобилось бы войти, вы бы имели на это право?
– Вы не хуже меня знаете, что имела бы. Ведь мы с вами королевской крови. – И она снова удивленно посмотрела на меня.
Из‑за того, что Фриц не удосужился посвятить меня во все эти тонкости, я вынужден был выкручиваться. Раздавая в мыслях самые нелестные для него эпитеты, я как можно веселее воскликнул:
– Каюсь, кузина! Никак не могу запомнить всей этой чуши. Но раз уж я совершил оплошность, придется ее исправлять.
С этими словами я встал с кресла, распахнул дверь и вышел в переднюю. За столом с самым что ни на есть мрачным видом сидел Черный Майкл. Все остальные стояли. Все, за исключением Фрица фон Тарленхайма. Не обращая никакого внимания на Майкла, он вальяжно развалился в кресле и беседовал с графиней Хельгой. Увидев меня, он тут же вскочил на ноги, демонстрируя не столько почтение королю, сколько пренебрежение к Майклу. Герцог чрезвычайно выразительно посмотрел на Фрица. Легко было понять, что Фриц не снискал любви Майкла.
Я протянул Майклу руку, а потом, сердечно обнял его, провел в гостиную Флавии.
– Любезный брат, – виновато проговорил я. – Поверьте, знай я раньше, что вы тут, вам не пришлось бы ждать ни минуты. Я тотчас попросил бы у принцессы соизволения принять вас.
Майкл тут же заверил, что очень тронут такой заботой, однако сердечности я в его тоне не уловил. Вполне вероятно, что у этого человека было множество способностей, но актером он был никудышным. Он изо всех сил старался показать, что не подозревает подвоха и по мере сил играл роль любезного и почтительного брата. Увы, получалось это у него настолько плохо, что даже не очень внимательный наблюдатель сразу догадался бы, до какой степени мой любезный братец меня ненавидит и как неприятно ему, что я сижу рядом с Флавией. А я развлекался тем, что то и дело обращался и к нему, и к принцессе по имени. Если Майкл настоящего‑то короля не жаловал, воображаю, каково ему было терпеть панибратство от самозванца!
– Вы поранили руку, сир? – со всей заботливостью, какую только мог изобразить, спросил Майкл.
– Да, братец, я играл с собакой, и она меня вдруг укусила. Вы же знаете, эти полукровки такие взбалмошные… – решил позлить его я.
Майкл так свирепо посмотрел на меня, что я понял: колкость моя достигла цели. Я думал, он сейчас выдаст себя. Но, собрав остатки сдержанности, Майкл обуздал гнев и выдавил жалкое подобие улыбки. И тут Флавия нанесла ему еще один удар. Посмотрев на меня с тревогой, она воскликнула:
– А рана не опасна?
– Не волнуйтесь, кузина, – поспешил успокоить ее я. – Конечно, если бы я позволил укусить себя сильнее, неизвестно, чем бы все кончилось. Но я не позволил.
– Надеюсь, эту свирепую тварь усыпили? – спросила принцесса.
– Пока нет. Врач сказал, что сперва надо выяснить, не даст ли укус осложнений.
– Врач боится осложнений? – осведомился Майкл, лицо которого по‑прежнему кривилось от кислой улыбки.
– Да, милый брат. Если мне станет хуже, пса придется умертвить.
– Но если его оставят в живых, обещайте, что больше никогда не будете с ним играть! – потребовала Флавия.
– Не могу. Вдруг мне захочется развлечься.
– Но он может вас опять укусить.
– Пусть попробует, – с улыбкой ответил я.
На этом я почел за лучшее прекратить выпады.
Я уже и так достаточно выказал Майклу презрение. Дальше продолжать в том же духе было опасно. Этот несдержанный субъект мог сорваться и, забыв о собственной выгоде, пойти на открытый конфликт со мной. Но я пока не мог себе позволить такой роскоши и поспешил переменить тему. Не дав Майклу и рта раскрыть, я принялся что есть силы расхваливать его полк. Вначале я разглагольствовал о великолепной выправке и прекрасной строевой подготовке стрелков, затем отметил преданность, с которой полк Майкла приветствовал меня во время коронации. Справившись с дифирамбом полку, я начал превозносить охотничий домик в Зенде, особенно напирая на то, что нигде еще не находил такого уюта и не чувствовал себя так безмятежно, как там. Только я стал входить во вкус беседы, как пришлось замолчать: Майкл явно не захотел больше слушать похвал в свою честь и начал поспешно прощаться. Уже в дверях он остановился и, повернувшись ко мне, сказал:
– Ваше величество, не окажете ли вы чести троим моим друзьям? Они давно уже ожидают в передней и будут счастливы, если вы дозволите мне представить их вам.
Я тут же подошел к Майклу и предупредительно взял его под руку. Майкл просто затрясся от ярости. Я возликовал: ни одно мое слово не пропало даром.
Мы вышли в переднюю. Это было трогательное зрелище. Монарх, благостно улыбаясь, шел знакомиться с друзьями горячо любимого брата.
– Вот, ваше величество, – с достоинством и в то же время почтительно начал Майкл.
Учитывая его явно невысокие актерские способности, оставалось только удивляться, насколько хорошо он сейчас играл свою роль. Майкл подвел меня к троим головорезам и продолжал:
– Это мои самые близкие друзья. Позвольте заметить, ваше величество, что они всей душой преданы вам и не пожалеют жизни ради вашего процветания и могущества.
Я снова вынужден был отметить, что на этот раз он справляется со своей ролью просто замечательно. Говорил он свободно, жестикуляция отличалась непринужденностью и изяществом.
– Ну, если они преданы не только мне, но и вам, я рад их видеть вдвойне, – сказал я.
Они по очереди приблизились ко мне для рукопожатия. Де Готе отличался высоким ростом, изяществом и стройностью. Нафабренные усы и жесткая, коротко стриженная шевелюра как бы довершали образ этого галантного воина. Бельгиец Берсонин являл собой полную противоположность. Тучный, не слишком рослый, неуклюжий, он к тому же, несмотря на молодость, был совершенно лыс. Мой соотечественник Детчард был самым молодым из троих. Коротко остриженный, светловолосый, он словно воплощал типичный образчик спортсмена‑англичанина. Эти атлеты с широкими плечами, узкими бедрами и мало выразительными глазами всегда представляли для меня загадку. По‑моему, от них можно ожидать любых выходок. Я решил поговорить с ним по‑английски. Я нарочно говорил на родном языке с легким руританским акцентом. Мой соотечественник одарил меня в ответ ехидной улыбкой, и я убедился, что он в курсе дела.
Отделавшись от любимого брата и его чудесных друзей, я вернулся в гостиную, чтобы попрощаться с кузиной. Она ждала меня в дверях. Я взял ее за руку.
– Рудольф! – прошептала она так тихо, что я едва расслышал. – Будьте осторожны, прошу вас.
– Что вы имеете в виду?
– Я не смею говорить об этом. Но вы ведь сами все понимаете. Не забывайте, ваша жизнь нужна…
– Кому? – перебил я.
– Ну… – Она замялась. – Руритании.
Чем больше я оставался рядом с Флавией, тем дальше заходил в своей лжи. Разумеется, я клял себя на чем свет стоит за эту бесчестную игру. Видит Бог, я с радостью сразу признался бы Флавии, что я не король. Но я не мог этого сделать. Прочие же уловки с моей стороны были бы не более честны. И я продолжал играть роль влюбленного короля, ибо, если и не был королем, то в принцессу и впрямь уже почти что влюбился. И я ответил ей:
– Выходит, кроме государства, моя жизнь никому не нужна?
– Она нужна еще вашим друзьям.
– Друзьям?
– И вашей верной кузине, – добавила она шепотом.
Тут у меня пропал дар речи. Молча поцеловав ей руку, я в самом скверном расположении духа вышел в переднюю.
На глаза мне тут же попался счастливчик Фриц. Не обращая никакого внимания на слуг, он весело болтал со своей возлюбленной.
– Нельзя же жить одними интригами! – пылко объяснил он мне, когда мы выходили на улицу. – Я люблю и любим и не собираюсь жертвовать своим счастьем.
На нас уже глядели прохожие. Заметив это, Фриц вновь превратился в королевского придворного. Чуть пропустив меня вперед, он почтительно засеменил сзади.
Глава IX. Я убеждаюсь, что чайные столики бывают хороши не только во время чаепитий
Не стану описывать день за днем свое пребывание на руританском троне. Будни королей порой не менее однообразны и скучны, чем у большинства простых смертных. Вот почему ограничусь лишь событиями, имевшими непосредственное отношение к драме, в которой, волею судеб, мне была отведена главная роль.
Однажды ко мне вошел Сапт.
– Возьми письмо, мой мальчик. – Он протянул мне конверт. – Почерк, по‑моему, женский, но не бросайся сразу читать. Вначале послушай, что я скажу тебе.
– Что‑нибудь новое о короле? – спросил я.
– Да, судя по всему, он действительно в Зенде, но не в этом суть.
– А в чем?
– Теперь я точно знаю: трое остальных головорезов Майкла сидят в Зенде. Это Лоенгрэм, Крафштейн и Руперт Хенцау. Таких отпетых негодяев больше не сыщешь во всей Руритании. Фриц предлагает рискнуть.
– А что надо сделать?
– Фриц говорит, что вам надо повести к Зенде войска и атаковать замок пехотой, конницей и артиллерией.
– Может быть, Фриц посоветует, как нам вычерпать ров? – не удержался я от иронии.
– Ты прав, мой мальчик. И даже если бы мы осушили ров и взяли замок, мы бы и тела короля не нашли. Мы можем победить, только если нападем на них врасплох.
– А вы уверены, что король в Зенде? – снова спросил я.
– Скорее всего, он там. Иначе чего этим молодчикам торчать там без Майкла? Кроме того, мост постоянно поднят; его разрешено опускать только по личному распоряжению Черного Майкла или Руперта Хенцау. Надо помешать Фрицу.
– В Зенду поеду я.
– Не сходи с ума.
– Пока еще не сошел.
– Но ты же сложишь там голову.
– Все может случиться, – небрежно подтвердил я.
– Я вижу, ваше величество сегодня не в духе, – с деланной почтительностью сказал Сапт. – Кстати, как ваши сердечные дела?
– Не советую вам касаться этой темы, – довольно сердито отозвался я.
Сапт послушался. Не спуская с меня глаз, он раскурил трубку. Видимо, он понял: настроение у меня сегодня и впрямь скверное. Я принялся капризничать. Я объявил ему, что мне надоел хвост, который повсюду сопровождает меня.
– Ни минуты нельзя побыть в одиночестве, – проворчал я.
Сапт выпустил изо рта изрядный клуб дыма и спокойно сказал:
– Видишь ли, мой мальчик, Черный Майкл ничего не имел бы против, если бы ты вдруг исчез. Вот тогда‑то он и осуществит то, чему нам пока удается помешать.
– Я и сам за себя постою.
– Не забывай, Де Готе, Берсонин и Детчард все еще в Стрелсау. Если ты думаешь, малыш, что кто‑нибудь из них постесняется перерезать тебе горло, то ты глубоко ошибаешься. Да, кстати, что там в письме?
Я развернул конверт и принялся читать вслух;
«Ваше величество!
Если Вы пожелаете узнать некие важные сведения, которые непосредственно Вас касаются, прошу Вас поступить следующим образом. Сегодня же в полночь разыщите особняк, стоящий в конце Нового проспекта. Вы легко узнаете его по портику с нимфами и по пышному саду, обнесенному кирпичной стеной. Вам не следует появляться около ворот. С задней стороны в стене есть калитка. Войдите в нее и пройдите ярдов двести направо по саду, и Вы достигнете чайного домика с небольшим крыльцом. Если Вы решитесь преодолеть шесть ступеней и войти внутрь, Вы встретите преданную Вам женщину. Я никогда не осмелилась бы обратиться к Вам с такой просьбой, но поверьте. Ваше величество: речь идет о Вашей жизни и судьбе руританского престола. Единственная моя просьба: если Вы решитесь на свидание со мною, Вы должны приехать один. Иначе вы подвергнете и себя, и меня серьезной опасности. И еще: умоляю, Ваше величество, не показывайте никому этого письма. Вы знаете: Черный Майкл не прощает обид. Если письмо каким‑нибудь образом попадет ему в руки, преданная Вам женщина погибнет!»
– Обид‑то он, может и не прощает, а письмо «преданной женщине» продиктовать может премиленькое, – подал реплику Сапт.
Я был совершенно согласен с полковником. Письмо показалось мне явной фальшивкой. Я уже собирался скомкать его и выбросить в корзину, когда заметил надпись на другой стороне листка.
– Смотрите‑ка! – воскликнул я. – Тут еще что‑то есть.
И я снова прочитал вслух:
«Если вас одолевают сомнения, посоветуйтесь с полковником Саптом…»
– Ну и нахалка! – взревел Сапт. – Мало того, что она тебя считает полным дураком, она, кажется, и меня решила надуть.
Я поднял руку, возвращая его внимание к письму, и продолжал: «Спросите, Ваше величество, Сапта, кто та женщина, которая больше всего на свете хотела бы помешать женитьбе герцога на принцессе Флавии? Может быть, он Вам ответит, что имя этой женщины начинается с буквы „А“. И еще он Вам, наверное, скажет, что, в силу вышеизложенных причин, женщине этой никак не хотелось бы, чтобы Майкл стал королем».
Я в волнении вскочил на ноги. Сапт вынул изо рта трубку и положил ее на столик.
– Это Антуанетт де Мобан, – уверенно заявил я.
У Сапта даже лицо вытянулось от удивления.
– Ты‑то откуда ее знаешь?
Я рассказал все, что мне было известно об этой даме. Сапт удовлетворенно кивнул.
– Вообще‑то они недавно сильно повздорили с Майклом, – задумчиво проговорил он.
– А вдруг она действительно захотела помочь нам? – оживился я. – Она, как никто, может оказать нам услугу.
– И все же я думаю, что это письмо продиктовал ей Майкл, – упорствовал Сапт.
– Я почти согласен с вами. Но в нашем положении нельзя упускать ни малейшего шанса. Я пойду на свидание, Сапт.
– Нет уж, тогда пойду я, – возразил он.
– Вы можете постоять у калитки.
– Нет, – продолжал упрямиться он, – я пойду в чайный домик.
– Чтобы мне провалиться, если вы туда пойдете! – не уступал я.
Я поднялся с кресла и встал, прислонившись спиной к камину.
– Я пойду туда сам, Сапт, – повторил я. – Эта женщина внушает мне доверие.
– Ни одна женщина не может внушать доверия, – цинично заявил Сапт. – Я не пущу тебя туда, мой мальчик.
– Если вы меня не пустите, я уезжаю в Англию, – заявил я.
Сапт уже понял, что его влияние на меня не безгранично. Сейчас настал один из тех моментов, когда ничто не заставило бы меня подчиниться. И Сапт почел за лучшее уступить.
– Чем дальше мы будем выжидать, Сапт, тем большей опасности подвергаем жизнь короля. Мой маскарад тоже не может длиться вечно. Не надо ждать, пока Майкл начнет действовать. Мы должны начать первыми. Если все будет удачно, мы заставим их раскрыть карты раньше, чем они рассчитывают.
– Будь по‑твоему, – вздохнув, ответил Сапт.
Мы решили не ставить в известность о цели нашей поездки даже Фрица. Мы оставили его на страже королевской опочивальни, а сами отправились верхом к таинственному особняку. Ночь выдалась очень темной, и я был рад, что вместо тяжелого меча захватил с собой фонарь. Вооружение свое я ограничил револьвером и длинным ножом. Около полуночи мы поравнялись с калиткой в стене. Я спешился, Сапт остался в седле.
– Я буду ждать тебя здесь, – сказал он, пожимая мне руку. – Если хоть что‑то насторожит тебя, выстрели. Я тут же…
– Ни в коем случае, – не дал договорить ему я. – Вы должны думать о короле. Если вы погибнете, он погибнет тоже. Стойте здесь и не трогайтесь с места.
– Ты прав, мой мальчик. Удачи тебе!
Я нащупал во тьме ручку и нажал на нее. Калитка легко подалась, и я оказался в заросшем саду. Прикрывая фонарь, я посветил на землю. Справа виднелась заросшая травой тропинка, и я пошел по ней. Вскоре я заметил во тьме контуры чайного домика. Я подошел к нему вплотную и, дойдя до крыльца, поднялся по ступенькам. Теперь передо мной была хлипкая деревянная дверь. Легонько толкнув ее, я вошел внутрь.
Не успел я войти, как ко мне подбежала женщина.
– Закройте дверь, – схватив меня за руку, шепнула она.
Я послушался, затем осветил ее фонарем. На ней было великолепное вечернее платье, и она в нем выглядела поистине ослепительно. С трудом оторвав от нее взгляд, я осмотрел домик. Меблировка его исчерпывалась двумя стульями и металлическим чайным столиком наподобие тех, что стоят на террасах кафе.
– Не спрашивайте меня ни о чем, – быстро заговорила она, – времени у нас в обрез. Я едва успею сказать вам все, что надо. Я знаю вас. Вы мистер Рассендилл. Письмо вам велел написать герцог.
– Я так и думал, – ответил я.
– Через двадцать минут сюда явятся три человека. Они хотят убить вас.
– Это те самые?
– Да, – не дала договорить мне она. – Вы должны уйти раньше их. Иначе вам не спастись.
– Или им.
– Да помолчите вы. Вас хотят убить, а тело подкинуть в квартал, где живут разные сомнительные личности. Там его и обнаружат. Как только это случится, Майкл арестует всех ваших друзей, и в первую очередь – полковника Сапта и капитана Гарленхайма. Потом он объявит в Стрелсау военное положение и пошлет в Зенду гонца. Гонец привезет приказ убить короля, и те трое, которые ждут в замке, моментально сделают это. Тут герцог объявит себя королем или принцессу – королевой. Это зависит от того, насколько сильным будет в данный момент его положение. Но кто бы из них двоих ни сел на трон, Майкл все равно решил во что бы то ни стало жениться на Флавии, а значит, будет править Руританией.
– Отличный план, мадам. Но зачем вы…
– Может быть, я не совсем забыла, что я христианка, а может быть, просто ревную. Я не могу смириться. Он не должен жениться на ней. Теперь уходите скорее. Но помните: ни днем ни ночью вы не должны забывать об опасности. Вас охраняют три человека, верно?
Я кивнул.
– Так вот, учтите. – продолжала она, – за ними следуют по пятам еще трое. Это люди герцога. Они никогда не отпускают вас дальше двухсот ярдов. Если вы хоть раз окажетесь перед ними один, никто не поручится за вашу жизнь. Идите же! Калитку наверняка уже заперли. Обогните тихонько чайный домик. В ста ярдах от него к стене приставлена лестница. Взбирайтесь на стену и немедленно бегите.
– А как же вы? – спросил я.
– Я должна сыграть свою роль до конца. Если он догадается, вы больше никогда меня не увидите. Ну, что же вы медлите? Идите!
– А ему вы что скажете? – снова полюбопытствовал я.
– Скажу, что вы разгадали его хитрость и не пришли.
Я поцеловал ей руку.
– Мадам, – начал я, – сегодня вы сослужили королю добрую службу. Скажите, где его держат в замке?
Я сразу понял, что ей стало страшно. Все же, понизив голос до едва слышного шепота, она сказала:
– Если вы перейдете ров через подъемный мост, вы увидите массивную дубовую дверь. За ней… Ой! Что это?
Не успела она вскрикнуть, как я услышал шаги.
– Это они, – сокрушенно прошептала Антуанетт. – Они опередили вас. Опередили!
Даже при тусклом свете фонаря было заметно, как она разом побледнела.
– Ошибаетесь, мадам, – бодро ответил я. – Они не опередили меня. По‑моему, они подоспели как нельзя более кстати.
– Прикройте фонарь. В двери есть довольно большая щель. Взгляните, вы видите их?
Я прикрыл фонарь и, поглядел сквозь щель, смутно различил во тьме три силуэта. Головорезы Майкла стояли у самой лестницы. Я взвел курок револьвера. Антуанетт тут же ухватила меня за руку.
– В лучшем случае вы уложите одного из них, – сказала она, – а дальше что?
И тут снаружи послышался оклик.
– Мистер Рассендилл!
Моя фамилия была произнесена на безукоризненном английском. Это меня не подкупило – я не ответил.
– Мы хотим поговорить с вами, – продолжал англичанин. – Обещайте, что не станете стрелять, пока не выслушаете нас.
– Не с мистером Детчардом я имею честь беседовать? – спросил я.
– Не будем называть имен.
– Тогда и мое имя забудьте.
– Хорошо, ваше величество. У меня к вам есть предложение.
Я не спускал глаз с троицы. Они поднялись еще на две ступеньки и направили револьверы на дверь.
– Вы откроете нам? – продолжал Детчард. – Честное слово, мы не причиним вам зла.
– Не верьте, – шепнула Антуанетт.
– Мы можем беседовать и через дверь, – ответил я.
– А вдруг вы неожиданно выстрелите? – возразил Детчард. – Конечно, мы вас тут же прикончим, но один из нас может погибнуть. Вы дайте слово, что не выстрелите, пока мы не договорим до конца?
– Не верьте им, – снова шепнула Антуанетт.
И вдруг мне пришла в голову неплохая идея.
– Я даю слово. Я не выстрелю первым, но внутрь вас не впущу.
– Что же, я согласен. – ответил Детчард.
В это время троица преодолела последнюю ступеньку. Теперь они стояли вплотную к двери. Детчард шептал что‑то на ухо Де Готе, которого я сразу узнал по росту. Я приложил к двери ухо, но слов разобрать не смог. Я решил сделать вид, что не замечаю тайных переговоров и как ни в чем не бывало спросил:
– Ну, что же вы хотите мне предложить?
– Пропуск до границы и пятьдесят тысяч английских фунтов.
– Нет, не верьте, – еще тише, чем раньше проговорила Антуанетт, – это ложь.
– Недурное предложение, – ответил я, не переставая наблюдать за ними.
Предостережения Антуанетт были совершенно излишни. Я уже повидал на своем веку подобных мерзавцев и, разумеется, не верил ни единому слову Детчарда. Просто они ждали момента, когда я настолько увлекусь беседой, что меня можно будет взять врасплох.
– Я прошу минуту на размышление, – сказал я, и мне показалось, что кто‑то из троицы усмехнулся.
Я посмотрел на Антуанетт.
– Прижмитесь плотнее к стене, – прошептал я. – Иначе вас может задеть выстрелом.
– Что вы задумали? – с тревогой спросила она.
– Сейчас увидите, – ответил я.
Я приподнял металлический столик. Я был достаточно силен, чтобы без труда удерживать его на весу. Я схватил его за ножки, и теперь крышка чайного столика надежно защищала мне тело и голову. Я прикрыл фонарь и повесил его на пояс. Револьвер я сунул в карман брюк. И тут же заметил, что дверь трясется. Конечно, виной тому мог быть порыв ветра, но мне показалось, что ее дергают. Удерживая чайный столик в прежнем положении, я отошел подальше от двери и крикнул:
– Пожалуй, я согласен. Я полагаюсь на вашу честь, господа. Если вы откроете дверь…
– Откройте сами, – отозвался Детчард.
– Хорошо, – согласился я. – Но она открывается наружу. Спуститесь на одну ступеньку, а то как бы мне не ушибить вас.
Я подошел, брякнул задвижкой и отступил назад.
– Не открывается! – объяснил я. – Задвижку заело.
– Ладно, сейчас попробую! – крикнул в ответ Детчард. – Перестаньте, Берсонин, – тихо добавил он. – Что за глупые страхи? Он там один.
Я улыбнулся. Мгновение спустя дверь распахнулась. Луч фонаря выхватил всю троицу. Они стояли плечом к плечу, и дула их револьверов были направлены в комнату. Не мешкая ни секунды, я с громким воплем ринулся вперед. Тут же заработали три револьвера, пули со звоном отскакивали от крышки чайного столика. Еще мгновение спустя я вместе со столиком резко выпрыгнул вперед и сшиб всех троих с ног. Изрыгая ругательства, головорезы покатились вниз по ступенькам, а вслед за ними то же самое проделали и мы с преданным мне столиком. Антуанетт де Мобан испуганно вскрикнула. Я тут же поднялся на ноги и, смеясь, заверил ее, что цел и невредим.
Де Готе и Берсонин лежали на земле – я их изрядно оглушил метким ударом. Детчард тоже лежал: его придавило крышкой чайного столика. Однако стоило мне встать, как он оттолкнул столик и выстрелил. Пуля пролетела мимо. Я тоже выстрелил. Детчард исторг ругательство, и я понял, что пуля дошла до цели. Не испытывая дальше судьбы, я бросился со всех ног к стене, где должна была стоять лестница. Позади раздались шаги. Я обернулся и, не целясь, выстрелил во тьму. Шаги смолкли.
Я кинул взгляд на каменную стену. Высоты она была изрядной да еще утыкана железными шипами. «Дай Бог, чтобы она не соврала!» – с надеждой подумал я и тут же увидел лестницу. Я быстро переправился через ограду и нашел наших лошадей в целости и сохранности. Потом я услышал выстрелы со стороны калитки. Это был Сапт. Видимо, до его ушей донеслись звуки перестрелки и он, не послушавшись меня, ринулся на помощь. Я застукал его как раз в тот момент, когда он сражался с запертой калиткой. Он изо всех сил дубасил рукой по замку; в другой руке у него был револьвер, из которого он с большой щедростью стрелял в замочную скважину. Это было великолепное зрелище, и, хлопнув полковника по плечу, я расхохотался.