Текст книги "Ледяной ад (сборник)"

Автор книги: Хол Клемент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 61 страниц)

Ему бы очень хотелось слышать те замечания, которыми обменивались грабители, однако он уже выяснил, что Робинсон не стал затрудняться, чтобы вывести из строя передатчик, оставив в целости приемник. Он просто вывел из строя весь аппарат, поэтому Мак не мог ни передавать, ни принимать сообщения.

Он, образно говоря, подошел к двери внешнего шлюза, нажал на кнопку открытия и вошел в шлюз. Когда повернулся, чтобы посмотреть, следует ли за ним Джонс, то с удивлением обнаружил, что тот еще даже не надел свой шлем, а занят оживленной дискуссией со Смитом.

Горовиц иногда непроизвольно высказывался, но прошло уже более пятидесяти лет с того момента, когда он действовал так эмоционально, но теперь его механизм, отвечающий за сообразительность, изрядно заржавел. Он вполне мог бы закрыть входную дверь щлюза и включить откачивающий насос раньше, чем грабители успеют добраться до внешнего выключателя. Если он сможет это сделать, то получит преимущество в две минуты, а этого вполне Достаточно, чтобы успеть спрятаться на неровной, плохо освещенной поверхности астероида. С другой стороны, если они успеют Добраться до выключателя раньше, чем закроются двери, то он окажется блокированным, его застрелят на месте.

В скафандре были обычные устройства для ликвидации небольших утечек, но пуленепробиваемым он не был. Теперь он пожалел, что не сделал замечание насчет рикошета, оно вполне подходило для помещения с металлическими стенами, в котором они находились. К сожалению, грабители могли об этом вовремя и не подумать.

Горовиц, возможно, дай ему на размышления минуту-другую, и смог бы обдумать такой вариант, но прежде чем он пришел к какому-то решению, разговор закончился. Джонс натянул свой шлем, застегнул замки и взглянул в сторону шлюза. В этот момент все трое сообразили, что оба, и Смит, и Джонс, находятся вне досягаемости закрепленного предмета, от которого можно было бы оттолкнуться. Они, конечно, «стояли» на полу, так как находились в комнате уже приличное время, и все же весили несколько граммов, но этот вес не мог дать им достаточной силы трения для того, чтобы быстро добраться до выключателя. Опытный космонавт сделал бы сильный прыжок в любом направлении и, столкнувшись со стеной, задал бы себе направление движения, но как ясно показали последние два дня, никто из грабителей не был опытным космонавтом. Горовиц принял импульсивное решение, почти со слышимым скрипом ржавого железа, и щелкнул воздушным выключателем.

VII

Джонс схватился за ружье. Возможно, он и выстрелил, но от резкого движения в невесомости его потянуло в сторону, и он не смог прицелиться. Горовицу показалось, что он все же выстрелил, но звук выстрела не прошел через скафандр, а пуля, если таковая была, заметалась по помещению перед шлюзом. Внутренняя дверь шлюза закрылась, и, прежде чем он заметил другие интересные детали, он увидел красную лампочку, сигнализирующую о работе насоса.

Для того чтобы откачать воздух из шлюза, насосу потребовалось пятьдесят секунд, и еще десять секунд моторам, чтобы открыть внешнюю дверь. Почти в то же мгновение Горовиц оказался наружи, но тут начали действовать рефлексы, которые выработались у него в условиях слабой гравитации.

Невозможно быстро двигаться в таком месте, где усилия, которые на Земле только приподнимут человека на полмиллиметра, здесь придадут ему вторую космическую скорость. Зто действует даже тогда, когда кто-то ожидает, что в него могут в следующую минуту выстрелить; человек, медленно дрейфующий по пространству, где нет точки опоры для толчка, очень легкая цель. Главной целью было скорее исчезнуть из поля зрения, чем убежать подальше.

Поверхность астероида нельзя было назвать пористой, еще никому не удавалось найти пористое тело, образованное из лавы, но она была чрезвычайно неровной в результате периодических столкновений с метеоритами, летящими из-за Марса в течение нескольких миллионов лет. От этих столкновений образовалось множество трещин и воронок, были здесь и отверстия, проделанные человеком еще в те времена, когда массу для переработки брали прямо на астероиде.

Вокруг было множество вполне подходящих, для того чтобы спрятаться, трещин и ям. Горовиц направился к яме в пяти ярдах от шлюза и исчез.

Он даже не потрудился оглянуться назад. Он не знал, да его это и не волновало, преследуют ли его. Учитывая все нюансы, они могли даже отказаться от преследования. Однако, скорее всего, они вышлют по крайней мере двух человек: одного искать мифическое зеркало, а другого – охранять космический корабль, хотя, как надеялся старик, они не догадываются, что он собирается сделать с последним.

Оба положения, под землей и над землей, а именно там Горовиц и хотел бы их видеть, были особенно опасны для непредупрежденного космонавта.

Однако корабль представлял собой убежище, и Горовиц хотел попасть туда раньше возможного караула. Поэтому он развил максимальную скорость, карабкаясь по изрытой поверхности астероида.

Это было как работа трубочиста на каменных домах на Земле, правда, здесь она упрощалась тем, что почти не чувствовалось веса. Оператор был не очень-то искусен в карабканье, но, скорее всего, все-таки был лучше остальных.

Над головой, несколько к западу, виднелась Земля, она была в своей крайней западной точке и висела почти над шлюзом. А это означало, что времени осталось мало. Когда планета начнет свой путь на восток, она будет примерно в ста градусах от перигея, а эту дугу, находящуюся в конце основательно эксцентричной орбиты, она покроет в четверть часа.

Путешествие становилось все труднее и более опасным, в то время как планета опускалась за его спиной. Предел Роше для тела такой плотности находился примерно в двенадцати тысячах миль от центра Земли, и приливное возмущение, невидимая, неощутимая, чисто математическая игра потенциального поля Земли, не просто меняло свое направление, но становилось сильрее. Пока Земля, покрыв на небе примерно тридцать градусов, находилась у него за спиной, он был в безопасности, но он шел навстречу приливу, а прилив навстречу к нему. Он должен добраться до корабля до того, как это поле начнет на него действовать слишком сильно. Последняя тысяча футов была самой трудной, так как его вес определенно становился отрицательным; физически это приносило облегчение, но сама причина этого феномена шокировала Горовица. Совершенно случайно споткнувшись, он обнаружил, что грабители протянули трос от корабля до шлюза.

С его помощью они могли передвигаться гораздо быстрее, чем он. Возможно, около корабля уже выставлена охрана. Мак, чуть не потерявший голову от ужаса, начал поспешно и безостановочно подтягивать себя вдоль троса, пока не достиг точки, где увидел в ста футах впереди основание корабля.

Скафандров поблизости не было видно, но днище корабля находилось в глубокой тени. Убедиться в том, что там никого нет, можно было, только выждав в укрытии. Но это, очевидно, даст уверенность только в одном пункте. Старик отчаянными рывками начал подтягиваться вдоль кабеля к кораблю, ожидая, что каждое следующее мгновение будет для него последним, и в то же время убеждая себя, что там еще никого нет.

Ему повезло. Там действительно никого не было. Корабль уже «отделился от поверхности» примерно на фут; прилив на этой стороне астероида усиливался, и вес корабля стал отрицательным. Горовиц протиснулся в пространство между корпусом корабля и поверхностью и изо всех сил попробовал толкнуть корабль.

Его толчок на глазок можно было оценить примерно в пятьдесят фунтов. Чуть более минуты потребовалось на то, чтобы поднять корабль так высоко, что толкать его было уже невозможно. К этому моменту он приобрел скорость примерно два дюйма в секунду по отношению к астероиду, но она, хотя и медленно, постоянно увеличивалась под воздействием приливных сил.

Весь корпус, конечно, был покрыт скобами для того, чтобы космонавты в открытом космосе могли за них держаться и перемещаться вдоль корпуса корабля. Горовиц схватился за две такие скобы и начал подниматься вместе с кораблем. Было абсолютной правдой то, что дрейфующий в космосе человек с точки зрения спасательной партии безнадежен, но космический корабль – совсем другое дело. Если он сумеет уплыть на нем достаточно далеко, пока подоспеют грабители, он будет в безопасности.

Высота увеличивалась с чудовищной медлительностью. Постепенно из-за изломанного горизонта планетоида выкатывался силуэт Земли. Сначала маленькое тело виднелось как раз посередине большого, но потом, когда корабль по своей маленькой медленной орбите начал падать назад, астероид, казалось, поплыл к одной из сторон бело-голубого пятнистого диска. Горовиц наблюдал это с интересом и восторгом, зрелище было великолепное, но в то же время он не забывал и о той точке, в которой был закреплен трос.

Он уже поднялся примерно на пятьсот футов, когда заметил фигуру в скафандре, подтягивающую себя вдоль кабеля с видимой поспешностью. Она еще не дошла до того места, где бывшая посадочная площадка корабля поднялась бы над «горизонтом». Мак заинтересованно ждал, горя желанием посмотреть, какова будет реакция после того, как она обнаружат пропажу.

Зрелище оказалось впечатляющим – даже несмотря на то что у него было не очень-то удачное место для наблюдения. Грабитель был настолько удивлен, что даже выпустил трос.

Он, очевидно, передвигался со скоростью, превышавшей вторую космическую, или то, что должно было бы быть второй космической скоростью, даже если бы не было прилива. Любая скорость, так сказать, была бы слишком большой. На какое-то мгновение Горовиц подумал, что парень обречен.

Возможно, это был Робинсон, так как его реакция на происшедшее была быстрой и разумной. Он вскинул ружье и начал стрелять в сторону от астероида. Каждый выстрел производил незначительное изменение скорости дрейфующего тела, но этих нескольких дюймов в секунду было вполне достаточно. Он врезался в какую-то структуру у основания радиатора, оттолкнулся от нее при столкновении прочь и вниз и судорожно схватился за какой-то выступ, который Горовицу уже не было видно. Затем он начал озираться и очень быстро обнаружил корабль.

Оператор был вполне уверен, что парень не посмеет прыгнуть. Он снова пожалел, что у него не работает приемник, грабитель мог бы очень интересно высказаться, хотя, скорее всего, он сейчас находился вне зоны приема своих приятелей. Было бы очень здорово узнать, видит ли он фигуру Горовица, прицепившегося к кораблю. Это было вполне вероятно, так как нижняя часть корпуса корабля была освещена отраженным Землей светом, но уверенности в этом не было, так как грабителю приходилось смотреть почти в направлении солнца. Он не стрелял. И была большая вероятность, что его ружье было уже пустым.

Было досадно, что нельзя услышать его чертыханья, но Горовиц был в состоянии и сам придумать все, что думает этот парень, и вполне возможно, что фантазии оператора были намного забавней, чем настоящие мысли грабителя. Постепенно фигура добралась до троса и начала двигаться в сторону шлюза. Старик наблюдал за ней, пока она не исчезла из виду. Затем, чувствуя себя почти в полной безопасности, пристегнув себя карабинами к корпусу корабля, он решил предаться своему любимому состоянию релаксации.

Больше ничего делать не оставалось. Дрейфующий корабль если уже не обнаружили, то обнаружат в течение ближайшего часа, и кто-нибудь обязательно подойдет к нему, чтобы выяснить, в чем дело. В каком-то смысле это будет концом с разочарованием.

Какое-то время он раздумывал над тем, что бы в данном случае сделал Шекспир, чтобы избежать спада напряжения сюжета, возможно, он бы и догадался, если бы оставался бодрствовать, но заснул на самом интересном месте.

Как только Смит услышал, что корабль дрейфует в сторону от астероида, то как можно скорее добрался до стоянки около базы радиатора. Зная, что больше никакой надежды не осталось, он прыгнул, но, не будучи быстродействующим калькулятором, он, естественно, не смог учесть всех отклонений местного потенциального поля и, конечно, промахнулся.

Он использовал всего одну пулю для корректировки своего полета, и его скорость сравнялась со скоростью корабля, но вот траектория его полета прошла в пятидесяти ярдах в стороне. Он прекрасно видел Горовица.

К этому времени у него уже не было намерения ни смертельно изувечить старого оператора, ни взорвать станцию, но осознание того, что оператор частично является причиной потери его корабля, несколько изменило его взгляды. Когда прибыл полицейский корабль, он все еще пытался решить: то ли выстрелить последней пулей в Горовица, то ли в противоположном направлении. А сам Горовиц, конечно же, спокойно спал.

ВОПРОС

Большая часть из четырех акров дна колодца утопала в тени, но свет, отраженный от белой известняковой стены, не давал ему погрузиться в полную темноту. Три обитателя колодца спокойно могли бы увидеть наблюдателя, если бы случайно взглянули в его сторону. Однако он молчал, и игроки его не замечали. Он неподвижно стоял у выхода из тоннеля и смотрел на них с таким выражением на своем узком лице, что его не сумел бы прочитать и самый проницательный нищий в Риме.

В игроках, за которыми он наблюдал, не было ничего примечательного. Одна была девочкой лет двенадцати, а другая лет на десять-двенадцать старше. Третьим был мальчик пяти-шести лет. Они играли, произвольно перебрасывая друг другу мешок величиной с кулак, набитый песком или землей. Когда кто-нибудь из играющих ронял мешочек, мальчик издавал ликующий крик, который эхом отлетал от стен колодца. Более пристойное хихиканье и подзадоривающие выкрики старшей женщины достигали ушей наблюдателя много реже.

Пришелец с длинным бледным лицом не сводил глаз с мальчика. В отличие от женщин, одежда которых сковывала активность, тонкое тельце и еще более тонкие конечности мальчика были почти голыми. Единственная одежда – короткая, похожая на килт, ткань из яркой, но вылинявшей шерсти, позволяла ему свободно прыгать и крутиться, как того требовала игра. За ним-то и следил наблюдатель, отмечая каждое движение бледного тельца и нервных маленьких ручек, подмечая малейшую неуклюжесть, приводившую к падению мешочка на землю, каждое подпрыгивание и триумфальный выкрик, когда мальчику удавалось два раза подряд поймать игрушку. Мальчик сохранял достоинство, даже выигрывая у своих старших противников, но неизвестно – выигрывал он благодаря ловкости или из-за женского великодушия. Возможно, наблюдатель и хотел это понять, стоя в тени у выхода из тоннеля.

Игра продолжалась, а тень все больше и больше накрывала сад, который и образовывал дно колодца. Игроки начали замедлять движения, хотя крики ребенка были такими же громкими, как и раньше. Если даже он и устал, то не собирался в этом признаваться. Первой о прекращении игры заявила старшая женщина.

– Пора и отдохнуть, Кирос. Солнце уже заходит, – она указала на западный край колодца.

– Еще сколько хочешь света, и я ни капельки не устал.

– Может, и не устал, но ты скоро проголодаешься. А если Элита и я не перестанем играть, в доме не найдется готовой пищи.

Ребенок не собирался сдаваться.

– А разве я не могу поесть до того, как вы начнете готовить? – спросил он. – Должна быть какая-нибудь еда, которую не надо готовить.

Старшая женщина вопросительно подняла бровь и взглянула на младшую.

– Может, что-то и есть, – ответила младшая на молчаливый вопрос. – Я схожу посмотрю. Вы можете оставаться на свету, пока он нас не покинул, госпожа.

Девушка повернулась в сторону наблюдателя и тут же увидела его.

Ее удивленное лицо привлекло внимание остальных, и они взглянули в том же направлении. Мальчик, который начал было застегивать у себя на плечах легкий шерстяной плащ, отбросил его, издал радостный крик и бросился ко входу в тоннель. Старшая женщина отбросила достоинство, о котором не забывала даже среди игры, и с криком бросилась за мальчиком.

– Подожди, Кирос!

Девушка эхом повторила ее слова, но действовала быстро. Она стояла ближе к тоннелю, чем мальчик, и когда тот пробегал мимо, протянула руки и схватила, закрутилась и на какое-то мгновение почти замотала его в складках своего одеяния. Она держала мальчика, пока старшая женщина прошла мимо, а молчаливый мужчина спускался к ним по каменному откосу, соединявшему выход из тоннеля с дном колодца.

Когда эти двое встретилась у подножия склона, девушка выпустила своего пленника. Он тут же возобновил свой бег к обнимающейся паре; подпрыгивал и крутился вокруг, пока его не обняла рука и не прижала к сомкнувшейся группе. Элита стояла в нескольких ярдах от них и, спокойно улыбаясь, наблюдала за происходящим.

Наконец, старшая женщина отступила назад, все еще не отрывая глаз от пришельца. А он теперь держал мальчика левой рукой, смотря на него так же, как вовремя игры. Первой заговорила жена.

– Четыре месяца. А мне показалось, что прошел, как ты и предполагал, целый год, мой дорогой.

Он кивнул, продолжая смотреть на ребенка.

– Сто тридцать один день. Для меня это было тоже очень долго. Приятно видеть, что у вас все здесь хорошо.

Она улыбнулась.

– Действительно, все хорошо. Открой-ка рот и покажи своему папе, Кирос.

Мальчик в ответ просто подчинился, но со стороны это выглядело триумфальной улыбкой.

– Зуб… нет, два зуба! Когда?

– Сорок дней назад, – спокойно ответила его жена.

– Какие-то неприятности?

– Никаких. Они начали качаться вскоре после твоего отъезда. Элита за Киросом внимательно следила, и мы очень большое внимание уделяли его пище. С ним было все хорошо, хотя я никогда не знала, что он так любит яблоки. И он не трогал шатающиеся зубы, но они наконец просто сами выпали – в один и тот же день.

– И?

– Вот и все. Никаких неприятностей.

Мужчина медленно поставил мальчика на землю, и на его лице впервые появилась улыбка.

– Вы хотите поговорить, – сказала Элита. – Я бы тоже с удовольствием послушала о твоем путешествии, хозяин, но надо приготовить поесть. Мы с Киросом покинем вас пока, и…

– Я тоже хочу послушать! – воскликнул ребенок.

– Я не буду ничего рассказывать о своих приключениях, пока мы все не соберемся за столом, Кирос, так что ты ничего не пропустишь. Иди с Элитой и проследи, чтобы она приготовила то, что я люблю. Ты помнишь, что я люблю?

Беззубая улыбка появилась снова.

– Помню. Вот увидишь. Пошли, Элита!

Он повернулся и ринулся по откосу, девушка быстро устремилась за ним и поймала за руку.

– Ну, хорошо, – сказала она. – Оставайся со мной, чтобы я не упала, камни очень неровные.

Мужчина и женщина грустно проследили, как эти двое исчезли в тоннеле; затем мать быстро повернулась лицом к мужу.

– Расскажи мне все быстрее, дорогой. Ты сказал, что тебя возможно, не будет целый год. Ты вернулся так быстро, потому как что-то узнал или…

Она замолчала и постаралась сделать лицо непроницаемым, но это у нее не получилось. Мужчина обнял ее за плечи.

– Я кое-что узнал, но совершенно не то, на что надеялся. Я вернулся так быстро, потому что не мог оставаться… хотя почти боялся и возвращаться. Если бы я знал про зубы Кироса, то, может быть, смог бы еще задержаться. – Лицо женщины слегка опечалилось. – Я мог бы, моя Юдит. Я не знаю, что мне надо было делать.

– Что ты узнал? Другие целители говорили или писали об этой болезни? Они узнали, как ее лечить?

– Некоторые из них знают об этой болезни. Об этом упоминается в писаниях, некоторым из них очень много лет. Один человек, с которым я разговаривал, видел человека с такой болезнью.

– И вылечил его… или ее?

– Нет, – медленно сказал мужчина. – Это был маленький мальчик, как наш. Он умер, как… – обе головы повернулись к северной стороне сада, где три маленьких холмика были аккуратно убраны, как цветочные клумбы. Женщина быстро отвела взгляд.

– Но только не Кирос! Не было никаких неприятностей, когда выпали его зубы! У него совсем другое!

Муж мрачно посмотрел на нее.

– Ты думаешь, что мы просто понапрасну тратим силы, так тщательно ухаживая за ним? Ты забыл про синяки и хромоту, которые у него случаются время от времени? Ты поедешь обратно в Рим и позволишь ему играть и драться с другими ребятами?

– Я не вернусь в Рим ни в коем случае и побоюсь отпускать его играть с другими ребятами без моего присмотра, – призналась она, – но почему тогда не было никаких затруднений с его зубами? Или зубы чем-то отличаются? Никто из остальных, – она опять бросила взгляд в сторону могил, – не прожил так долго, чтобы терять зубы. У маленького Марка они так и не выросли. – Она внезапно всхлипнула и прижалась к нему. – Марк, милый Марк, почему ты стараешься? Ни один человек не может одолеть Богов или демонов, которые прокляли нас… прокляли меня. Ты только еще больше рассердишь их. Ты сам знаешь это. Должен знать. Иметь детей. Это просто не для нас. Я родила тебе четырех сыновей, и трое из них погибли, а Кирос…

– Что Кирос? – В его голосе появились суровые нотки. – Кирос может умереть, как и они. Ни один человек не может выиграть все свои сражения, а некоторые проигрывают все. Однако, если он умрет, то это произойдет не потому, что я не боролся, – его голос снова потеплел. – Дорогая моя, я не знаю, чем я, я ты, или мы вместе оскорбили богов до того, как я начал бороться за жизнь своих сыновей. Возможно, ты и права, когда говоришь, что это наказание или проклятие, но я никогда не пугался людей, не испугаюсь и бога. Без всякого сомнения, раз кто-то нападает и убивает моих сыновей, то если я не стану бороться, что ты обо мне подумаешь? Даже если мои враги и не люди, и я не могу видеть их, чтобы сразиться напрямую, то могу хотя бы узнать, как они нападают на моих детей. Возможно, я смогу найти щит, пусть даже у меня и не будет меча. Мужчина должен как-то сражаться, иначе он не мужчина.

Всхлипывания матери начали утихать, хотя слезы и продолжали катиться.

– Он может и быть мужчиной, но не таким, как ты, – признала она. – Но если никто из целителей не знает, как бороться с этой болезнью, почему ты думаешь, что с ней можно бороться? Люди не боги.

– Когда-то должен был появиться целитель, который научился лечить сломанные кости или простуду… Как он этому научился, нетрудно догадаться…

– Боги сказали ему! Другого пути нет. Или ты учишься от кого-то другого, или тебя учат этому боги.

– Тогда, может быть, боги и расскажут мне, как сохранить жизнь Киросу.

– Они определенно ничего не расскажут, раз сами навели болезнь, чтобы наказать нас. С чего они будут рассказывать, как победить ее?

– Если они не захотят, то, может быть, это захотят сделать демоны. Для меня это безразлично; я буду слушать кого угодно и что угодно, лишь бы это помогло спасти жизнь моему сыну. А ты нет?

Юдит молчала. Защищать своих детей это одно, а вот оскорблять богов – это совсем другое дело. Более заботливый муж не стал бы задавать этот вопрос, а более тактичный вообще бы не поднимал его с самого начала. Заглядывать в мысли других, даже тех, кого он больше всего любит, нехарактерная черта Марка из Бистриты.

– А ты нет? – повторил он.

Ответа так и не последовало, а жена поспешила отвернуться, чтобы он не увидел ее лица. Несколько секунд она продолжала стоять на том же самом месте, потом медленно направилась в тоннель, слегка споткнувшись, когда подошла к каменной «лестнице», ведущей ко входу. Какое-то время мужчина удивленно наблюдал за ней, затем поспешил, чтобы помочь. Он больше не стал повторять вопроса; он иногда был медлительным, но никогда – по-настоящему глупым.

Пока они входили в тоннель и углублялись в его темноту, не было сказано ни единого слова. Тоннель был очень извилистым и последние отблески света очень быстро исчезли. Единственным освещением остались масляные светильники, которые скорее указывали путь, чем давали возможность увидеть, что творится под ногами.

Затем тоннель вывел их в пещеру около сорока футов шириной. После темноты тоннеля она казалась очень ярко освещенной, на стены отбрасывали неверный свет около дюжины ламп. В гроте горел небольшой костер. Над ним на медной треноге висел глиняный горшок. Пар от горшка и дым от костра, перемешиваясь, вылетали в щель над гротом.

Элита и ребенок присели на коленях в ярде или двух от пламени, работая над чем-то, что трудно было разглядеть с другой стороны пещеры. Когда родители подошли поближе, то увидели, что ребенок при помощи камня колет орехи, тщательно выбирает ядра и складывает их в глиняную плошку, стоящую рядом с ним. Девушка занималась блюдами с пищей, которые казались уже почти готовыми. Если не считать окружающего фона, то это была обычная семейная картина, такая, какую Марку из Бистриты за свои сорок пять лет редко приходилось наблюдать и редко придется в будущем.

Когда муж и жена уселись на каменном полу рядом с остальными, мальчик им улыбнулся; едва уловимое напряжение, вызванное их приходом, внесло перемену в царившую здесь атмосферу. Камень, который использовался, чтобы колоть орехи, с силой приземлился не на орех, а на палец мальчика. Послышался испуганный крик, а за ним последовал поток слез, который был остановлен без особого труда; но был еще и кусок кожи, содранный с пальца, и именно это привлекло особое внимание Марка и его жены. На пораненном участке выступила кровь, по обычным для пораненного пальца стандартам не очень много, но здесь стандарты были необычными.

Обе женщины даже в неярком свете пещеры заметно побледнели. Мужчина не очень-то сильно изменился в лице, зато приступил к действию. Он вытащил кинжал из-под все еще накинутого плаща и сделал небольшой надрез на своем пальце. Мальчик этого не заметил, в это время мать пыталась его успокоить. Однако обе женщины увидели и все поняли, поэтому во время ужина все время оставались расстроенными. Марк сидел так, чтобы мальчик не мог его собственного пореза, и начал обещанный рассказ про В приключения, но глаза матери и служанки постоянно перебегали от одного пораненного пальца к другому. Дважды Элита роняла свою птицу. Несколько раз Юдит была не в состоянии ответить на вопросы сына или делала рассеянные замечания, которые не вполне вписывались в ситуацию. Наконец, Кирос возмутился.

Мама, ты разве не слушаешь то, что рассказывает отец? – звонкий, возмущенный голос привлек ее внимание. – Разве ты не слышишь, что он сказал солдату у…

– Боюсь, я задумалась о чем-то другом, мой малыш, – оборвала она его. – Извини, я исправлюсь и буду слушать внимательней. Что ты сказал солдату? – Вопрос вернул внимание мальчика к рассказу отца и спас ее от необходимости объяснять, о чем таком она задумалась, более интересном, чем события во внешнем мире. Она попыталась прислушаться к словам Марка, но ни ее мысли, ни ее глаза, пока продолжался ужин, а затем час, а то и больше после, пока она мыла посуду, не могли оторваться от двух небольших ранок. Она почти ненавидела этого человека все время, пока длился его рассказ; ей хотелось бы уложить ребенка в кроватку и перевести разговор на единственную интересующую ее тему. Марк хотя и был плохим дипломатом, вряд ли мог полностью игнорировать ее беспокойство, но, несмотря на те чувства, которые бурлили в душе жены, сконцентрировал свое внимание на мальчике. Он продолжал удерживать внимание сына рассказом о том, что случилось или могло случиться за время его шестинедельной поездки в Рим, пребывания там и возвращения обратно. Рассказ продолжался, и маленький парнишка постепенно прекратил задавать свои взволнованные вопросы и устроился рядом с матерью, не сводя глаз с лица отца. Рассказ продолжался, пока Элита не сделала все свои дела и не устроилась с другой стороны от Кироса. Рассказы продолжались до тех пор, пока не появились слишком большие зевки, чтобы их можно было спрятать на маленьком личике; тут истории внезапно прекратились.

– Пришло время ложиться спать, сын, – мягко заметил Марк.

– Нет! Ты еще не рассказал, что случилось после…

– Но ты уже засыпаешь. Если я расскажу тебе сейчас, ты все забудешь, и мне придется рассказывать все сначала в другой раз.

– Я не засыпаю!

– Засыпаешь, Кирос. Ты совсем спишь. Ты зевал все время, пока я рассказывал о своем путешествии из Рима в Римини. Элита сейчас отведет тебя в твою комнату, и ты ляжешь спать. Возможно, завтра мы сможем докончить историю. – Глаза отца и сына встретились и в наступившей тишине не покидали друг друга, затем мальчик передернул плечами – жест, который, очевидно, он перенял из арсенала родителя, взял протянутую Элитой руку и поднялся на ноги. Он попробовал укоризненно посмотреть на отца, но его беззубый рот расплылся в улыбке, несмотря на все усилия. В конце концов, он рассмеялся, обнял, пожелав спокойной ночи, родителей и, счастливый, удалился вместе с девушкой.

Мать подождала, пока эта пара удалится достаточно далеко по тоннелю, чтобы не слышать их разговора, после чего повернулась к мужу.

– Я же тебе сказала. С ним будет все в порядке. Палец прекратил кровоточить.

– Прекратил, – мужчина отвечал медленно, как будто старался найти золотую середину между абсолютной правдой и умиротворенным настроением женщины. – Сейчас прекратил. Но для этого потребовалось время. Мой прекратил кровоточить, когда мы еще ели, а его продолжал кровоточить, когда мы уже поели… и потом еще долго. Элита за это время дважды шевелила огонь в очаге.

– Он плохо горел.

– Царапина была небольшая. У меня рана была намного хуже, я позаботился об этом. Нет, моя дорогая, проклятие так и остается с нами. Может быть, на этот раз оно не так серьезно, как это было у других. Может быть, мне не стоит бороться так усиленно, как раньше, но если мы хотим увидеть, как Кирос вырастет до зрелого возраста, мне придется бороться.

– Но как можно бороться с такой вещью? Ты сам сказал: нет врага, которого можно было бы увидеть. Ты ничего не можешь поделать. Это не то что сломанная кость, о которой ты упомянул; в таких случаях человек может увидеть, как поступить разумно.

– Это очень напоминает простуду, хотя только с одной стороны, – заметил ее муж. – Здесь тоже мы не видим, с чем надо бороться, но мы научились медицине, способной охлаждать тело. Когда я был в Риме, я разговаривал с одним целителем в армии Аврелия, и он мне напомнил. Я, конечно, знал об этом, но тогда я чувствовал себя таким же растерянным, как и ты, а он постарался дать мне почву для надежды.

– Но ты же не можешь пробовать на Киросе одно лекарство за другим.

– Конечно, нет. Я хочу спасти его, а не отравить. Я еще не знаю, каким будет план сражения, моя дорогая, но я буду сражаться скорее как генерал, чем как солдат, который просто сметает все на своем пути. Я должен и думать, и работать; на это потребуется время, много времени.