Текст книги "Я люблю Будду"

Автор книги: Хилари Рафаэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

говорят, что анатомия – это судьба, и что касается анжелики, наверное, если бы она родилась миленькой пухленькой девочкой, а не фарфоровой статуэткой, она никогда бы не встретила ХИЁКО и, скорее всего, дожила бы до старости, наблюдая за тем, как ее милая детская пухлость превращается в складки жира, но я не хочу впадать в сентиментальность, в конце концов, это история про ХИЁКО, а не про анжелику, и эта история уже несет на себе отпечатки моей страсти к морализированию, так что давайте вернемся к повествованию, некоторые женщины много едят, когда сильно расстроены. ХИЁКО заказала промышленную микроволновую печь, судьба анжелики была решена, кое-кто из девчонок уже сообщил, что она расспрашивала их об организации – в своей ненавязчивой мягкой манере заботливой мамочки, и советовала им держаться подальше от этой секты, “для их же блага”, не будь анжелика такой харизматичной, ХИЁКО, скорее всего, просто забыла бы об ее существовании, но в ней была эта природная утонченность, отблеск ИКИ, если угодно, которая никак не давала гуру покоя, донимала ее похуже острой зубной боли: из анжелики получилась бы идеальная неогейша.

Глава 58

конечно, сыозан задумывалась о том, не являются ли их планы убить анжелику скорее проявлением террора, нежели посредничеством положительной кармы, сьюзан ни в коем случае не страдала моральной немощью, и поэтому было вполне естественно, что она много думала о диалектике бытия (про себя), посещала псевдо-тал-мудические чтения МАНИФЕСТА НЕОГЕЙШ и постигала основы моральной сейсмологии.

поэтому она и решила предупредить анжелику, что если та не сподобится неожиданного просветления – причем, в самое ближайшее время! – то станет первой мишенью воинствующих неогейш, если я выразилась не совсем ясно, тогда поясню: этот их разговор ни в коем случае не был “угрозой”, а скорей проявлением внимания и сочувствия к ближнему, добрым делом по собственному почину, поскольку сьюзан ничего не сказала ХИЁКО, бренди, касси и другим девушкам из руководства, может быть, это было тщеславие: когда сьюзан решила, что у нее непременно получится обратить стильную, рассудительную анжелику, которая так долго и так успешно сопротивлялась риторическому обаянию ХИЁКО. она считала своей победой уже то, что анжелика вообще согласилась с ней встретиться, ведь она сторонилась всех неогейш, как чумы, всегда говорила, что очень спешит, чтобы ей надо идти к своему парикмахеру или на дохан. было вполне очевидно (для сьюзан), что анжелика считала сьюзан девушкой серьезной и очень неглупой, другие неогейши (не все, но некоторые) хотя и были более сексапильны, и утонченного шика каждой их них хватило бы среднему человеку на всю семью, все-таки не всегда проявляли себя здравомыслящими людьми с чувством собственного достоинства.

когда сьюзан пришла на встречу, анжелика уже сидела, скрестив ноги, как изысканная фигурка оригами, на высоком вращающемся табурете, обтянутом черной кожей, у крошечного столика с тонкой, как лист бумаги, стальной столешницей, на краю маленького рва с водой, вечернее солнце было как бледный и омертвелый шар, зависший над токийским национальным музеем, но в двух местах свет рассыпался блескучими искрами: по воде – трепетной рябью, и концентрическими кольцами радужного сияния – от бриллианта в носу анжелики. сьюзан пришла ненакрашенной; ее лицо очаровательно раскраснелось после ванны, она была в старых линялых джинсах и спортивных тапочках, а анжелика – которая как раз аккуратно размешивала полторы порции сахара в чашке с дымящимся кофе, – напротив, была одета так стильно и элегантно, как будто ее наряжал голливудский дизайнер, в своей геометрической шляпке и черных перчатках, она казалась такой анахронично изысканной, и в то же время было в ней что-то футуристическое, я только никак не могла понять, что же именно, у нее был такой взгляд… как будто она видела будущее, заранее знала, что оно будет мрачным, но все же решила одеться как можно лучше.

сьюзан снимает темные очки в черепаховой оправе, надеясь установить дружеский контакт взглядов, но отблески света на рябящей воде слепят глаза, и она вновь надевает очки.

– анжелика, прости, пожалуйста, что я опоздала, там была авария, в метро, поезда не ходили, пришлось выйти на юракутё и взять такси.

анжелика (тихонько отпив кофе, как будто в замедленной съемке):

– ничего, все нормально, в таком месте и ожидание не в тягость, ты никогда не была внутри?

– нет. а там есть еще что-нибудь кроме кафе?

анжелика смеется своим профессиональным переливчатым смехом из категории “с вами так хорошо смеяться”.

– я бы сказала, что да! коллекция статуэток будды седьмого века, говорят, это первые изображения будды, появившиеся в Японии.

– правда?

– сьюзан, ты должна их увидеть, ты, как никто, их оценишь, они замечательные, из бронзы.

– обязательно схожу посмотреть…

анжелика кладет руку в печатке на запястье сьюзан. прикосновение убедительное, но легкое – словно бабочка села на лист.

– пойдем прямо сейчас, пока они не закрылись. – взгляд на изящные золотые часики. – у нас еще есть пятнадцать минут.

предложение застает сьюзан врасплох, но у нее слабость к людям утонченным.

– но нам надо поговорить…

– мы поговорим.

и к Людям, которые знают, что делают, и всегда остаются верны себе.

– ладно, пойдем.

они проходят по узкому мостику через ров. анжелика идет впереди, сьюзан – сзади, я иду следом, держась на достаточном расстоянии, автоматические двери дома будды раздвигаются перед ними, и они как будто вплывают внутрь – торжественно и неспешно, словно свадебная процессия под водой.

внутри горят свечи, горят неярко, видимо, чтобы свет не испортил старинные статуэтки, но кажется, что пространство освещено только бронзой, странное ощущение: мистическое, нездешнее, сьюзан с анжеликой ходят, держась за руки, от одной стеклянной витрины к другой, словно две бабочки, перелетающие с цветка на цветок, они разговаривают вполголоса, мне слышны только обрывки беседы.

сьюзан: они потрясающие.

анжелика: им уже тысяча четыреста лет.

сьюзан: даже представить себе невозможно, как долго.

анжелика: и это еще далеко не вечность.

***

сьюзан: анжелика, тебе нужно присоединиться к нам.

анжелика: ничего не получится!

сьюзан: ХИЁКО тебе поможет.

анжелика: никогда!

сьюзан: так для тебя будет лучше.

анжелика: позволь, я сама решу, что для меня лучше.

сьюзан: но ты в опасности.

***

анжелика: все идеи ХИЁКО, все это учение неогейш – это украденные идеи, все до единой.

сьюзан: они блестяще реконтекстуированы, разве тебе не понятно?

анжелика: я не совсем уж дремучая, я читала “сутру лотоса” сьюзан: ХИЁКО несет “сутру лотоса” в массы, анжелика: она ее извращает.

сьюзан: она – живое воплощение будды, и это твой шанс стать бодхисаттвой.

анжелика: а, так ты считаешь себя бодхисаттвой?

***

они шепчутся, склонившись друг к другу, и их утонченные лица отражаются в стеклянных витринах, защищающих статуэтки, отражения накладываются на безмятежные лики будд, так что уже непонятно, где кончается одно и начинается другое, две позолоченные девушки разговаривают вполголоса, благожелательно улыбаясь и глядя из-под полуопущенных век. эффект растворения – потрясающий.

сьюзан: в Тетради из кожи ящерицы содержится единственная подлинная мудрость.

анжелика: третьесортное подражание “запискам у изголовья” сэй сёнагон.

сьюзан: что такое “записки у изголовья”? книга, написанная тысячу лет назад, откровения гедонистки, потакавшей своим желаниям.

анжелика: нет, у сэй сёнагон был редкий талант к описаниям, она растягивала и сжимала время – только словами.

сьюзан: ХИЁКО приближает все эти формы к Пределу.

анжелика: теперь это слово имеет немного другое значение, не стоит идти назад – так, как вы.

сьюзан: ХИЁКО вскрывает противоречия нашего общества, до самых базовых элементов, эти истины откроются и тебе, главное – захотеть их принять.

анжелика: я предпочитаю классику.

сьюзан: у тебя есть идеал?

анжелика: подлинность.

***

тихий звон колокольчиков возвещает время закрытия, служащий музея с безукоризненными манерами низко кланяется в пространство и объявляет: мы закрываемся.

сьюзан: я бы не стала тебе ничего говорить, но ты очень мне симпатична, и я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

анжелика: я знаю, спасибо, [берет лицо сьюзан в ладони и целует ее в лоб. легчайшие прикосновение губ.]

сьюзан: она тебя приговорила к смерти.

анжелика: увядшие осенью хризантемы / вновь расцветут / если про них кто-то помнит/

сьюзан: ты это сама написала? анжелика: вот только что.

они выскальзывают наружу, как пар – из-под двери нагретой бани, анжелика вновь впереди: во всем черном, величавая, как жрица синто, сьюзан опять идет сзади, робкая и послушная – невеста линялых джинсах – потупив взгляд, следуя указаниям.

не придумав ничего лучше, я пошла в общественную баню, взяла полотенце и принялась усердно растираться.

Глава 59

это письмо анжелика тщательно выписала от руки на почтовой бумаге, соответствующей времени года, вполне очевидно, что она подошла к этому делу очень серьезно, поскольку иероглифы, которые всегда давались ей с трудом, прорисованы здесь безупречно, [здесь мне хотелось бы поблагодарить сатоми, мою переводчицу, которая охарактеризовала письмо анжелики как очень женственное, выразительное и лиричное.]

дорогой ямада-сан,

разве не чудная стоит погода? тихие трели птиц среди ветвей поистине радуют слух! сегодня я наблюдала, как падал лист, он как будто завис в чистом воздухе, как удивительно!

естественно, я подумала о вас…

примите мои самые искренние извинения за грубость, которую мне придется сейчас совершить… мне очень жаль, но я не смогу составить вам компанию в среду, на нашем традиционном ужине в этот день, вы же знаете, как трепетно я отношусь к этим встречам, но к моему глубочайшему сожалению, крайняя необходимость вынуждает меня отказаться от безграничного удовольствия видеть вас. я знаю, мне нет оправдания, и все же надеюсь, что вы не станете думать обо мне слишком плохо…

с надеждой и любовью, анжелика

Глава 60

Чтобы наказать

Мужчин за их грехи,

Бог дал мне кожу,

Нежную, как шелк,

И волосы, чернее самой ночи!

акико ёсано

“спутанные волосы”

стих 152

Глава 61

как человек утонченный, анжелика не могла исчезнуть из города – сбежать от опасности, если называть вещи своими именами, – не выдержав стиль,

[анжелика, да покоится она с миром, была стильной женщиной с тонким вкусом, позвольте, я поясню: в ней не было ни фана претенциозности, элегантность была у нее в крови, пожалуй, в этой истории она была самым искренним персонажем.] она знала один монастырь в киото, где мариновали редис, выращенный на собственном огороде, носили сандалии, сплетенные собственноручно, и мылись в кипарисовой ванне, туда принимали любого, кто был опрятен и молчалив, анжелике, такой опрятной и молчаливой, выделили ярко-синее платье, тесную келью с футоном и безграничное внутреннее пространство для обретения душевного успокоения, которым в последнее время она не могла насладиться сполна из-за угроз ХИЁКО, страсти ямады-сан и непрестанного шума токио – города, подобного пусть и учтивой, но все же не в меру болтливой женщине, которая постоянно что-то нашептывает тебе в ухо.

Глава 62

ХИЁКО пустилась в погоню за анжеликой. (хотя в ее понимании “пуститься в погоню” означало отнюдь не напряжные и где-то даже ленивые поиски, не мешавшие ей заглянуть по пути в видеомагазин на предмет закупиться новыми DVD, зайти ненадолго в баню и отдать термос на дезинфекцию.) то, что анжелика сбежала и спряталась, Предводительница расценивала как вполне однозначное признание вины, и поэтому поимка беглянки стала для нее первоочередной задачей. ХИЁКО имела привычку перепоручать выполнение всех задач – высокой, средней и низкой важности – своему “кабинету министров”, верховным жрицам; но дела, наиболее существенные, никак нельзя было доверить этой компании длинношеих клоунесс, что касается вероятного местопребывания анжелики, внутреннее чутье ХИЁКО – ее “монитор неосознанных подозрений” – принялось выдавать бешеные сигналы, когда она подумала про себя ‹киото›, тем более, что анжелика была предсказуемой, как обезьяна, моющая батат, сидя в горячем источнике; не говоря уже о ее тяге (как мотылек на огонь) ко всему оригинальному и элегантному, в частности – к симпатичным вещичкам и сувенирам, к тому же и сама Предводительница питала слабость к различного рода приятностям, возведенным в энную степень, маринованные суси, пустые гостиничные номера за тысячу долларов в сутки и парадигматически строгие, аскетические сады киото ее однозначно порадуют.

она взяла три билета в “зеленый вагон” первого класса, чтобы ехать в купе одной, ей надо было подумать.

где, размышляла Предводительница, такая женщина, как анжелика – благородная и возвышенная, и в то же время явно деградировавшая – будет чувствовать себя в безопасности? где она будет спокойно спать по ночам, положив на подушку свою шелковую, не подверженную обработке голову? у какого распахнутого окна она будет сидеть, размышляя о собственной невыразительности и предаваясь воспоминаниям, пронизанным скромной манией величия? мудрость ХИЁКО, всегда обострявшаяся перед лицом трудностей, как будто непреодолимых на первый взгляд, подсказывала, что ее маленькая немезида будет искать убежища у дзен-буддистов. поэтому, чтобы не терять драгоценного времени при выполнении Миссии в Киото, она решила позвонить аки – тому самому мальчику, который время от времени им помогал, – за подтверждением, ее мобильный не “брал” сигнал в поезде, и это было действительно раздражающее неудобство, но к счастью для ХИЁКО (и для нас, ее наследниц через систему), почти в каждом вагоне стояли телефоны-автоматы из ярко-зеленой пластмассы, которая так гармонировала с полями васаби и чая, проносившимися за окнами поезда – такие же навязчивые и неуместные, как оплаченный фоновый шум в лав-отеле. как вы знаете, у Предводительницы никогда не было с собой мелочи, и ей пришлось позаимствовать пару монет у какого-то служащего в клетчатых спортивных брюках. ‹ваша доброта не знает границ, мне так стыдно, честное слово, мне нет прощения, ни в коем случае не бросайте играть в гольф.›

когда ХИЁКО позвонила, аки как раз устанавливал новую локальную сеть, так что все прошло быстро и гладко, в свободное время он следил за анжеликой, хакнул ее электронный почтовый ящик (у нее было два адреса: один – для личных контактов, второй – для клиентов, причем личный адрес почти не использовался, что прискорбно), а также установил наблюдение за ее квартирой, пользуясь традиционными методами и технологиями (ее квартирка была такой маленькой, что хватило одной микро-камеры), он безоговорочно согласился с гипотезой об убежище в монастыре, и даже упомянул в этой связи кулинарную книгу дзенской макробиотики, с которой часто справлялась анжелика.

довольная тем, что судьба решительно мчится вперед, словно бульдозер с дистанционным управлением – каковым она, собственно, и была, – ХИЁКО использовала оставшуюся наличность, чтобы заказать себе номер в одной гостинице, которой было уже 700 лет. ‹да, сегодня вечером я буду ужинать у вас. да, все правильно, номер с видом на сад. да, да, я, безусловно, ценю вашу заботу, и мне очень жаль, что кому-то другому придется переехать в другой номер, я понимаю, что надо было звонить заранее, хотя бы за несколько дней, пожалуйста, передайте мою нижайшую благодарность хозяину, скажите мистеру судзуки, что мы непременно еще раз сыграем с ним в бадминтон, еще раз большое спасибо!› возможно, экономный аскетизм монастырских стен и подходил анжелике, но ХИЁКО нужно было собраться с силами.

Глава 63

Предводительница, всегда экономная в словах, подготовила легкие для прочтения карточки (иероглифы, с фонетическими субтитрами), которые она раздавала послушникам-привратникам в каждом монастыре, обычно послушник передавал карточку человеку, стоявшему выше его по рангу в традиционной монастырской иерархии, тот – тому, кто стоял выше него, и так далее, до самого верха, сама же ХИЁКО тем временем читала british news weekly – на карточке было написано:

ВЫ ДАЛИ УБЕЖИЩЕ ИНОСТРАНКЕ, ОТВЕЧАЮЩЕЙ СЛЕДУЮЩЕМУ ОПИСАНИЮ?

женщина

наполовину японка

среднего роста

изящного телосложения

каштановые волосы

карие глаза

украшение в носу – бриллиант

странный акцент

подозрительный вид

ЕСЛИ ДА, ТО БЕЗ ПАНИКИ. ОНА НЕ НАСТОЛЬКО ОПАСНА. ПРОСТО ВЫДАЙТЕ ЕЕ МНЕ! Я ПОСТАВЛЮ В ИЗВЕСТНОСТЬ ВЛАСТИ.

СПАСИБО.

УДАЧНОГО ВРЕМЕНИ ГОДА!

Глава 64

как это обычно бывает, поиски поначалу не дали никаких результатов, по прошествии времени, ХИЁКО с прискорбием констатировала, что все эти покосившиеся деревянные ворота и вечнозеленые сады не оправдали ее надежд – равно как и бессчетные торговые центры вдоль лесистой дороги.

в какой-то момент (который теперь мы расцениваем как кардинальный) она явилась к дверям очередного храма, пока она рылась в своей дырчатой кожаной сумочке в поисках карточки, к ней обратился весьма приятный мужской голос – молодой и одухотворенный.

не беспокойтесь, пожалуйста.

голос был чистым и звонким, как звон бронзового колокольчика, но, в общем и целом, заключал в себе свойства молчания, голос, отделенный от тела, потому что его обладатель пока оставался невидимым.

ХИЁКО ответила в пустоту перед ней: ‹прошу прощения? пожалуйста, поясните.›

дверь открылась, и на пороге возникло создание, исполненное такого спокойствия и такой безупречной симметрии, какой ХИЁКО еще не доводилось встречать в живых людях.

то, что вы ищите – его определенно здесь нет.

‹откуда вы знаете?› его сияющие, словно подсвеченные глаза!

мне и не надо знать.

‹а мне кажется, что оно может быть здесь.› его высокие скулы! позвольте с вами не согласиться.

‹в таком случае, вы, наверное, не будете возражать, если я пройду внутрь и посмотрю?› его неописуемая элегантность! нет, вы не пройдете.

‹где вы так хорошо выучили английский?› его бесшумное дыхание!

в штате нью-йорк.

‹правда? я сама из нью-йорка› его гладкая кожа!

поверьте мне, совпадения ничего не значат.

‹может быть, я ХИЁКО› сочные мочки его ушей!

что это? зачем такое жеманное прозвище? вы больше похожи на… я не знаю… может, на “вереск”.

‹поразительно! хитер, вереск – это и есть мое имя. как меня назвали родители› его пряный запах!

еще одно ничего не значащее совпадение.

реальность сместилась, и ХИЁКО как будто швырнуло в глубокий колодец, но не тесный – просторный, холодный и неестественно чистый, как ненагретый бассейн с хлорированной водой, этот мужчина, которому было чуть-чуть за тридцать, возбудил в ней любопытство; желание узнать его ближе встало комом в горле и едва не задушило ее.

‹а как зовут вас?› бесконечность, безмерность.

ХИКАРИ. как поезд-пуля, на котором вы, вероятно, приехали.

‹да, все правильно, что означает "свет"› столько знаний. я знаю, когда я был маленьким, родители мне постоянно твердили об этом.

смех ХИКАРИ и сам был как луч света: прозрачный, теплый и золотистый, улыбка полностью преобразила его лицо, его губы, похожие на окаменевшие розовые лепестки, вдруг словно ожили и расцвели, когда он рассмеялся. ХИЁКО это напомнило китайский театр масок, когда актер быстро меняет маску, так что зрители даже не успевают заметить момент замены, предводительница, привыкшая быть в центре внимания, теперь сама превратилась в зрителя, ее взгляд был жадным, как сама жадность, не знающая границ.

‹ХИКАРИ-сан, я действительно в поисках› аура.

все что-то ищут в наш век всеобщего упадка. он приподнял тонкую бровь.,

она в жизни не видела, чтобы у человека был такой ясный взгляд, в его глазах, словно горящих чистейшим огнем, не было той темной мути, которую ХИЁКО ассоциировала со всеми, кроме себя самой, глаза большинства людей затуманены желанием (и особенно это заметно в присутствии гуру); люди давно разучились смотреть на других людей прямо – они смотрят сквозь плотную сетку своей неуемной жадности, мелочных повседневных забот, страха смерти и неизвестности, эту серую муть ХИЁКО и называла “человеческий взгляд”, она даже сумела выработать в себе покровительственно-снисходительное отношение к этой дремучей мерзости, а потом ей встречается этот монах (безволосый, идеологически чистый, не владеющий никакими земными благами), и его испытующий взгляд пробуждает в ней благоговейный восторг, что-то подобное она испытала, когда в первый раз видела человеческую кремацию, она и раньше встречала монахов – всех школ и сект – но, если честно, все они производили впечатление законченных неудачников.

но даже этот эмоциональный переворот не смог отвлечь ее от выполнения главной задачи, решимость Предводительницы была закована в сталь, покрыта майларовой пленкой и привинчена к полу. ‹на самом деле, я ищу одного человека› людей этого типа здесь нет. ‹я же еще не сказала, что это за человек› вам и не нужно ничего говорить.

‹хорошо. ладно, я, пожалуй, пойду, спасибо за… помощь, или

это была не-помощь?›

ничто не могло задеть этого человека, даже саркастические дзенские насмешки ХИЁКО. он одарил ее очередной фирменной лучезарной улыбкой – той самой, что займет лидирующее положение в ее фантазиях при мастурбации.

ого. я вижу, вы кое-что даже читали, надеюсь, на этом вы не остановитесь.

‹мой этап чтения почти завершен, в последнее время я больше пишу сама, ладно, увидимся.› неосуществимость.

она отвернулась и быстро пошла прочь, опасаясь, что его аура, от которой, казалось, дрожал самый воздух, обездвижит ее и не даст ей уйти, никогда в жизни она не испытывала такого влечения к человеческому существу, он и вправду мог бы парализовать ее только взглядом: он был живым воплощением идеи, стоящей за всеми садомазохистскими играми со связыванием и т. д. острые каблучки ее сапог глухо стучали по выложенной камнем тропинке,

ведущей к дороге.

эй, ХИЁКО, когда закончите со своим поиском, приходите как-нибудь вечерком: выпьем сакэ. если ворота будут закрыты, позвоните в этот большой колокольчик, ладно?

она не ответила, в первый раз в жизни, Предводительница не нашлась, что сказать, не нашла нужных слов, по ощущениям это было похоже на оргазм.

она вышла из тени, на яркое солнце, и каждая частичка этого

света напоминала ей о ХИКАРИ.