Текст книги "Колумб Земли Колумба"

Автор книги: Хейно Вяли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Сальме

Незаметно загорается и становится все ярче тоненькая ниточка щели в дверном проеме. Она сообщает пленникам о том, что ночь миновала и занялся новый день. Что-то он им принесет?

Веревки, которыми их связали, больно впиваются в кожу, и измученные пленники застыли в каком-то странном состоянии. Это и не сон, и не бодрствование.

Руки Ааду стали почти бесчувственными. Но он все же ощущает, как по его голой руке ползет вниз что-то горячее. Рядом с его ухом прерывистое дыхание.

– Не плачь, – пытается он успокоить девочку. – Это не поможет. И… я не верю, что их застрелили.

Девочка всхлипывает и не отвечает.

– Пеэтер, спишь? – спрашивает Ааду.

– Нет, – слышится в темноте.

– О чем ты думаешь?

– «Думаешь»? О чем тут думать?! Хорошенькое место для раздумий.

– Все равно. Человек всегда думает. Я вот думаю о том, что когда-то читал. В книжках все казалось иначе. Например, «Молодая гвардия». Все там было ясно и просто, когда читал, думал: сам бы поступил точно так же. И если будут издеваться, или свяжут, или… плюнул бы им в лицо, зубами бы вцепился. И как умер бы – гордо! А теперь… – Ааду вздыхает и через некоторое время грустно добавляет: – Хочется спастись.

– И хныкать перед ними будешь? – допытывается Пеэтер.

– Не знаю… Нет, не стану… пожалуй…

– То-то и оно. А Урмасу сказал по дороге… Помнишь?

– Сердце болит поэтому, – отвечает Ааду. – Но ведь тогда я не знал, что все так просто.

– То-то и оно… – протяжно повторяет Пеэтер. – Но до тех пор, пока душа в теле, нельзя терять надежду. – Помолчав, продолжает: – Только бы ребятам повезло… было бы уже не так плохо. – И тут же замечает с иронией: – Тоже мне герой, заботится о товарищах, а сам в беде.

– Эх, черт побери все! – ругается Хиллар. – Но жалеть поздно. Надо…

– Надо что-то предпринять, так нельзя! – подхватывает Пеэтер, которого раздражают недомолвки. – Сами мы тоже дураки хорошие! Грызли веревку – аж все морды пораспухали. Можно было посмотреть, у кого самая толстая веревка, и развязать узел зубами. Сколько времени выиграли бы.

– Их, кажется, всего трое, а нас четверо, – рассуждает Ааду. – И они не все время втроем приходят… Если мы руки развяжем, а спрячем их за спиной, словно они у нас по-прежнему связаны… В полумраке этого не заметят. И если войдет, предположим, один, надо будет сразу напасть. Вырвать винтовку и… прикладом по башке, чтобы не пикнул.

– Надо ногу подставить, чтобы полетел носом в землю, – подхватывает Пеэтер. – И тогда… прикладом? А если у него автомат на груди висит?

– Действительно, риск большой, но ничего невозможного нет, – воодушевляется Хиллар. – Когда упадет, надо первым делом загнуть ему руки за спину.

– И сразу связать ноги, а потом руки, – уверенно говорит Ааду. – Ребята, у меня веревка толстая, может, попробуем?

Попробовать не удается. С шумом убирают запор у входа. Широкая полоса света заливает бункер и безжалостно обнажает всю безнадежность положения. Но пленникам не долго удается разглядывать себя. Ничего не говоря, Хусс наклоняется над Сальме и пытается развязать ее путы. Узлы затянуты крепко-накрепко, а Хуссу неохота возиться долго. Он выхватывает из ножен финку и освобождает девочке руки и ноги.

– Вставай! – сухо командует он.

Одеревеневшие ноги не хотят слушаться. Нетерпеливо Хусс следит, как медленно поднимается Сальме, наконец подхватывает ее и ставит на ноги. Потом толкает пошатывающуюся девочку к двери.

– Куда вы ее ведете? – спрашивают три мальчишеских голоса хором. В ответ только глухо стукает захлопывающийся люк.

Сальме впереди, Хусс за нею с автоматом, идут они через поляну. Жадным взором девочка смотрит на свежую, омытую росой зелень вокруг. Дух перехватывает от неудержимого желания свободы.

– Направо! Прямо! – сурово командует конвоир. – Иди, дурочка! – коротко прикрикивает Хусс, когда Сальме останавливается перед входом в другой бункер. Упершийся под лопатку ствол автомата заставляет ее войти в сумеречный проход.

Через бойницы под потолком проникает в бункер дневной свет, кроме того, тут горит еще и яркая газовая лампа. Одна половина ее прикрыта куском картона, чтобы свет не бил в глаза сидящим за столом. А за столом сидит Старик и барабанит пальцами.

Старик долго смотрит на девочку, не произнося ни слова.

– Сколько вас пришло сюда? – начинает он допрашивать девочку.

Сальме не отвечает.

– Сколько вас пришло сюда? – повышает голос Старик.

В своей коротенькой жизни Сальме несколько раз приходилось испытывать парализующий страх. Она боится мышей. Каждый раз, когда она видит эту маленькую серенькую зверюшку, все ее тело охватывает жар, она вскрикивает и колени начинают дрожать.

Сейчас она не вскрикивает, но колени ее пронизывает предательская дрожь.

Старик поднимается, берет со стола листок бумаги и тычет девочке под нос. Это отнятая у Хиллара карта.

– Где вы это взяли?

Колени у Сальме дрожат, словно она едет на подножке дряхлого грузовика. Широко раскрытыми глазами она уставилась на Старика. Перепуганная, она едва дышит.

– Отвечай! Где вы взяли карты?

Никакого ответа. Разъяренный Старик замахивается и дает девочке пощечину. Девочка падает. Поднявшись на ноги, она беззвучно всхлипывает.

– Молчать! – вопит Старик и добавляет ругательство.

Походив взад-вперед от стола к девочке и обратно, он садится за стол.

– Сколько вас пришло?

Пальцы Старика снова начинают барабанить по столу.

– Ах, по-доброму не говоришь? Ну как будет барышне угодно! Хусс, прижми-ка ее!

Хусс, хмуро стоящий за спиной Сальме, уставился в землю и не двигается.

– Прижми ее, Хусс! – командует Старик. – Легонько, но сладко.

Хусс по-прежнему стоит неподвижно. Наконец бросает Сальме:

– Отвечай, девчонка, что у тебя спрашивают. Говори, не действуй людям на нервы.

Сальме молчит. Но уже больше не от страха, а из упрямства. С ужасом в душе она внутренне готовится к тому, о чем Старик сказал «прижми».

Старик переводит взгляд с девочки на уставившегося в пол Хусса и раздумывает. Настроение штурмбанфюрера ему не по нраву! Тряпка! Но и не в этом дело. Штурмбанфюрер Хуго Миккал не выполнил приказ! Хорошо! Придет время, это ему зачтется!

Молчание становится долгим. Девочка тяжело дышит от страха.

– Так, девчонка, даю тебе время подумать. Уведи ее, Хусс, и возвращайся сюда, – велит Старик.

Хусс поднимает удивленные глаза и иронически улыбается. Выходит, он и Старик думали об одном и том же: чего не сделает Хусс, то с радостью выполнит Левша.

После неожиданного распоряжения Старика Сальме чувствует, что ноги совсем плохо слушаются ее. Держась за стену, она с трудом выходит из бункера. А в голове уже начинает стучать молотком тревожная мысль о том, что должно наступить позже.

Хусс отпирает «арестантскую». Не дожидаясь принуждения, Сальме входит туда. Ее руки остаются развязанными.

Копайте

Заложив руки за спину, Старик ждет Левшу перед входом в свой бункер. Кажется, что он вышел полюбоваться ясным, безветренным утром. Посмотрев на небо, он скользит взглядом по краю поляны и поднимающемуся за ней лесу и легким тоном дачника замечает:

– Красивое утро, а?

– Красивое, – хмуро соглашается Хусс.

– Не слишком ли у тебя вялая рожа для такого красивого утра, а? – зло спрашивает Старик.

– Ты звал меня, – холодно напоминает Хусс.

– Да, звал. – Старик щурится и глазами ощупывает собеседника. Затем, глядя в сторону, говорит тихо, но повелительно: – Нервы у тебя не в порядке, Хусс. Это во-первых. Во-вторых, терпеть не могу бесполезной возни и промедления там, где нечего медлить. Тебе ясно, что я имею в виду? Пусть выроют в бункере яму и… Сделаешь все тихо, без шума. И чтобы следов не осталось. Ясно?

Глаза Хусса начинают возбужденно поблескивать.

– Ты же обещал их этому садисту… Левше! Эта скотина способна, пожалуй, собственную мать удушить!

Старик ехидно усмехается:

– Обещал, а теперь передумал. Ясно?

– Я еще не пал так низко, чтобы убивать детей! – взрывается Хусс. – Не забывай, что я солдат.

– И выполнишь приказ как солдат. Иди!

Оба меряют друг друга взглядами.

– Любишь чужими руками жар загребать, господин Хансен! – не унимается Хусс. – Черную работу ты всегда оставлял другим!

– Не умничай, – поучает Старик. – Не умничай! Видно, я слишком долго смотрел на твое умничанье сквозь пальцы. Выполняй приказ. И вот еще что: девчонку отдашь Левше. Иди!

Хусс не отвечает, высоко вскидывает голову, резко поворачивается и уходит. Старик зло глядит ему в спину, рука его непроизвольно скользит в задний карман брюк, пальцы сжимают холодную сталь оружия, такую же холодную, как и его глаза…

Хусс бросает лопаты на землю у входа в бункер и закуривает. Сделав несколько затяжек, с грохотом открывает дверь. Входя, он спотыкается о ноги Сальме, но не падает. Худенькие мальчишки хватают его за рукава. Хусс отталкивает Ааду и Пеэтера к противоположной стене, Хиллар, бросившийся ему под ноги, получает приличный удар в ребра. Молниеносно Хусс поворачивается и хватает Сальме за подол, так что платье трещит. И тут до него доходит весь смысл происшедшего.

– Ишь ты… ишь, щенки! – рокочет Хусс скорее удивленно, чем зло. Резким движением он швыряет Сальме к мальчишкам. – Ну и щенки!.. И кто же вас, чертенят, снова развязал?

Пионеры подавленно молчат. Хусс, стоя у входа, закуривает потухшую сигарету, затягивается и тоже помалкивает, занятый какой-то своей мыслью. Сигарета плохо тянется.

– Черт! – машинально бормочет он и вдавливает окурок каблуком в землю. Пионеры готовятся к сопротивлению. Но Хусс шарит по карманам и бросает им сухари. Протягивает фляжку с водой. Ребята делят сухари поровну и, утолив жажду, жуют безо всякого аппетита.

– Когда нас отпустят? – спрашивает Пеэтер.

– Не ваше дело!

– А в кого тут ночью стреляли? – интересуется Сальме.

– Не ваше дело! В волка!

Они беспокойно обмениваются взглядами.

– Ну и как… поймали? – осторожно спрашивает Ааду.

– Не ваше дело! – огрызается бандит. Достает новую сигарету и добавляет: – Кажется, удалось убежать.

Пионеры переглядываются и облегченно вздыхают. Некоторое время в бункере тихо. Хусс исподлобья смотрит на пленников и затем спрашивает:

– Сколько же вас было?

Пленники молчат, упрямо уставившись в землю.

– Дурачки! – ворчит Хусс. – Берите лопаты, начинайте копать. Ну, убирайтесь от входа подальше! – Он идет на середину бункера и чертит на полу лопатой прямоугольник – примерно метр на полтора метра. – Вот здесь копайте.

– А что это будет? – интересуется Пеэтер.

– Не ваше дело! – отвечает бандит нетерпеливо. Немного погодя добавляет: – Погреб будет… Ну, начинайте!

– Для погреба тут место неподходящее. Слишком сырая земля! – возражает Хиллар.

– Заткнись! – нервно кричит Хусс. – Начинайте копать и не тявкайте. И запомните: кто высунет свой нос из бункера, того… – Он многозначительно показывает на автомат. – Ясно?

– Ясно! – тихо отвечают пленники.

Хусс выходит из блиндажа и усаживается шагах в десяти на солнышке. На его лице отвращение.

– Врет он! – шепчет Пеэтер товарищам. – Яма не для погреба, а для нас… Это всегда так заставляют самим для себя копать… И никаких следов не останется…

…Сальме прижимает руку ко рту. В глазах ее ужас. Хиллар медленно кивает головой.

– И я так думаю, – шепчет Ааду. – Что же предпринять? Кажется, есть только один путь к спасению, но для этого надо выиграть время… – И он кричит в дверь бодро, с едва уловимой дрожью в голосе: – Дядя, а можно копать погреб побольше?

Хусс поднимается на ноги, делает два-три шага к бункеру, но машет рукой, снова садится и отвечает:

– Ах, копайте какой хотите!

– Вы, Хиллар и Пеэтер, ломайте стену бункера, – командует Ааду шепотом. – Но осторожно! Ничего не должно быть заметно. А ты, Сальме, карауль. Я же буду копать яму и землю стану отбрасывать только к входу, чтобы было потемнее.

– И, ребята, все время громкий рабочий разговор, – наставляет Хиллар. – Чтобы не вызвать подозрений.

Начинают позвякивать лопаты.

– До чего же тугая земля! – слышит Хусс голос девочки.

– А ты копай, не хнычь! – отвечает ей кто-то из мальчишек.

Хусс обхватывает голову руками. Нервы? Или это беспокоит совесть? Разве безжалостная волчья жизнь на этом болоте еще сохранила у него совесть?

Хусс начинает запоздалую борьбу

Хиллар и Пеэтер выдирают из стены истлевшие брусья, пыхтя от волнения и напряжения. Горячим взглядом следит Сальме за Хуссом и тревожным шепотом напоминает товарищам:

– Разговаривайте, мальчики! Веселее!

Хусс нервно закуривает новую сигарету и встает.

По пояс мокрый, в тине, нетвердой походкой появляется из зарослей за бункером Левша. Глядя на приближающегося Левшу, Хусс прищуривает глаза и не пытается скрыть насмешливой улыбки.

– Ну, по каким топям ты ползал?

– Проныры окаянные! – бранится Левша и дрожащими пальцами откручивает крышку фляги. – Чудом выбрался из трясины. Будь они сто раз прокляты! – Он делает большой глоток из фляжки.

– И куда же эти «проклятые» делись? – насмешливо спрашивает Хусс.

Левша испытующе смотрит на него и бормочет неуверенно:

– Куда делись? Пустил в расход…

– Выстрелов что-то не было слышно…

– Хэ-э, дурак я, что ли, стрелять! – неуклюже объясняет Левша. – Я утопил их. Как котят. – И вдруг вопит: – Что ты скалишься, морда!

– Небось упал спьяну в трясину, а когда выбрался, больше и смотреть в сторону болота боялся, – спокойно говорит Хусс, – И не морочь мне голову.

– Ты смотри, Хусс! – угрожает Левша, сдерживая злобу. – А то я могу кое о чем рассказать, ха-ха! Ты знаешь, Старик тебе не доверяет, а он вспыльчив. Держи язык за зубами, Хусс, а то худо будет! Понял?

– Иди, доложись Старику, да ври половчее, – отвечает Хусс холодно. – Более уверенно, ясно? Чтобы твоя жалкая трусость не сразу была видна!.. Пошел прочь, подлец!

Хусс с ненавистью глядит ему вслед, выплевывает окурок, подходит к бункеру.

– Ну, копаете? – спрашивает он и вдруг продолжает совершенно неожиданно: – А если вас отпустить, вы же не знаете дороги назад? Утонете в болоте, как эта скотина недавно чуть не утонула.

– Не утонем! – уверенно отвечают ребята. А Хиллар добавляет: – В самых труднопроходимых местах мы оставили свои знаки.

– Знаки? – пугается Хусс. И срывается на крик: – Что вы уставились? Копайте!

Пионеры слышат, как он отходит от бункера.

– Ну и топает! – шепчет Сальме. – Об этом типе не знаешь, что и думать.

– А Яан и Урмас, кажется, спаслись, – взволнованно шепчет Ааду. – Слыхали, наш сторож не поверил этому бородатому. Верно?

– Конечно, они убежали! – утверждает Сальме. Выглянув в дверной проем, она испуганно шепчет: – Бородатый идет!

Левша подходит к Хуссу и говорит вполголоса:

– Щенков разделим пополам – приказ Старика. А мне давай девчонку. Не говорит, пусть не говорит… Я эту кошечку скручу, будет болтать, как попугай. Я таких знаю, хе-хе!

– Назад! – Хусс преграждает Левше путь. – Без меня ты не уведешь отсюда ни девчонку, ни мальчишек. – Они стоят друг против друга, лицом к лицу. – Ну, ясно тебе?

– Это приказ Старика! – повышает голос и Левша. – Или ты вдруг стал начальником?

– Пусть Старик сам придет сюда! – свирепо настаивает Хусс. – Тебя, Левша, я знать не желаю. Пошел, пошел прочь!

– Закрой пасть, тюрбанфюрер! – кричит Левша и пытается силой пройти вперед. Хусс кладет палец на спусковой крючок автомата.

– Пошел подальше, тебе сказано! Подальше от этого бункера.

– Ах так… – В голосе Левши ярость и испуг. – Сам ищешь неприятностей на свою голову, Хусс. Что же, придет Старик и…

Бранясь и угрожая, Левша снова уходит, а Хусс подбегает к входу в бункер и взволнованно спрашивает:

– Сумеете вы уйти через болото?

– Сумеем! – утверждают не менее, чем он, взволнованные пионеры.

– Тогда скорее! Бежим!

Через несколько секунд они скрываются в том же кустарнике, который прятал на рассвете Яана и Урмаса.

– Знайте же, что я никого не убил, я был радистом в немецкой армии, – объясняет Хусс на бегу. – А потом как волк убегал от своей совести, не осмеливался оторваться от мерзавцев, вернуться назад в общество людей. Теперь этому конец. Посадят? Пусть сажают! Отбуду наказание и начну жить. Мои руки не запятнаны кровью. Что, сбились с пути?

– Сейчас выясним! – тяжело дышит Пеэтер. – Ааду, сверни правее!

Густой кустарник мешает двигаться, ветки секут беглецам лица.

– Но вы замолвите за меня словечко? – Хусс хватает Сальме за плечо. – Скажете, что я заступился за вас?

– Сюда! Здесь верная дорога. Идите сюда! – зовет Хиллар.

– Проклятье! – бормочет Хусс. – Зря я так затянул… – Он прислушивается и меняется в лице. – Они нас догоняют… Проклятье, опоздал я. Скорее! Да не трещите ветками! Разве вы дороги не знаете?

– Сюда, сюда! – кричит Пеэтер впереди.

– Стой, Хусс! – доносится издалека голос Старика. – Стой или буду стрелять!

– Вперед! Вперед! Скорее! – подгоняет Хусс беглецов.

– Стой, Хусс! – раздается снова. – Стой! Стреляю!

– Ох, проклятые… – бормочет Хусс и, когда раздается первый выстрел, командует пионерам: – Бегите! Разбегайтесь в разные стороны! Ползите, спасайтесь! Хусс, Хусс, опоздал ты со своим решением! – Он ожесточенно трясет головой. – Эх!

Он останавливается на миг и видит, как мелькает вдали между кустами чей-то красный пионерский галстук. Хусс чутко прислушивается к звукам за спиной.

– Стой, Хусс, стой! – раздается уже довольно близко скрипучий голос Старика.

Хусс закусывает губу, размышляя, поглядывает туда, где несколько секунд назад еще виднелись беглецы, и, сцепив зубы, принимает решение.

– Левша! Старик! Стойте! – кричит он. – Назад! Поворачивайте назад!

На несколько секунд наступает полная тишина. Затем тарахтит автоматная очередь. В нескольких шагах от Хусса пули пробивают листву и тоненькие стволы деревьев.

– Проклятые, проклятые… – Хусс бросается на землю, упирает приклад автомата в плечо и посылает очередь туда, откуда раздались выстрелы.

В ответ ему раздаются новые очереди, но Хусс уже успел сменить место. Некоторое время царит тишина. Ее нарушает крик Левши:

– Сдавайся, Хусс!

Хусс стреляет на крик.

Минуты кажутся бесконечно длинными. Охота друг за другом продолжается в коварном кустарнике. Очереди стали короткими и стелются низко над землей.

На лбу Хусса жемчужинами выступили крупные капли пота. В магазине осталось лишь восемь патронов. Он старательно прислушивается – что делает противник? Левша и Старик долго не подают признаков жизни.

Хусс прижимает лицо к сырому мху, размышляет и решает снова сменить место. Осторожно, сантиметр за сантиметром двигается он. У него появляется страшная жажда жизни. Подальше отсюда, прочь с этого проклятого острова!

С треском ломается у него под локтем незаметная во мху веточка. И тут же по нему в упор бьет автоматная очередь. Последняя очередь неравного сражения…

– Готов! Не шевелится больше, тряпка! – говорит Левша, переворачивая его ногой на спину.

– Такова судьба предателя! – не скрывая досады, замечает Старик. – С нашей дороги возвращаться трудно. Пойдем!

– А щенки? – гнусавит Левша. – Их оставлять нельзя!

– Ты прав, надо прикончить щенков!

И они идут искать следы беглецов.

В волчьем логове

Первое, что делает Урмас возле потерявшего сознание товарища, – плачет. Выплакавшись, вытирает глаза досуха и прислушивается. Вокруг слабо шумит лес. «Тий-тий-тий-тий…» – голосят синицы.

Солнце уже поднялось высоко и бросает сквозь ветви деревьев яркие пятна света. Но все же в лесу сумеречно. Немного жутко стоять одному возле бледного, потерявшего сознание товарища. С кем посоветоваться? На чью помощь надеяться? Он сам должен помочь другим, Яану и остальным там, в темном бункере. Какую же помощь сможет оказать им Урмас? Слезы выплаканы. И хотя положение теперь, пожалуй, стало еще труднее и безнадежнее, Урмас чувствует уверенность и волю к действию.

После долгих поисков Урмас находит для своего товарища надежное укрытие в густом ельнике. С большим трудом взваливает себе на спину обмякшее тело Яана. В ельнике он озабоченно смотрит на бледное лицо товарища. Загара на щеках и лбу Яана как не бывало, его веки в густой сетке синих прожилок и, кажется, просвечивают насквозь, под глазами легли тени. Словно это другой Яан, а не прежний – розовощекий, сильный и насмешливый. Беспомощность друга пробуждает в душе Урмаса необъяснимое чувство жалости. Но жалость жалостью, а надо что-то предпринимать для спасения товарищей, и он освобождает в своей голове место для более деловых мыслей.

Сейчас Урмас горько сожалеет, что не занимался в школьном санитарном кружке. О первой помощи он знает совсем немного. Но одно ему ясно: Яана надо привести в сознание. Нужна вода! Он решает найти источник, намочить свою рубашку и таким образом доставить воду Яану. Но сначала надо обозначить укрытие Яана. Установив лишь одному ему понятные ориентиры, Урмас осторожно пускается в путь к источнику.

Все так же легонько шумит лес. В гуще зарослей попискивают синицы. Урмас пробирается вперед.

Неожиданно лес кончается, и он попадает в радостный мир солнечного сияния и голубого неба. И сразу же слышит поблизости чужие, злые голоса. На мгновение горло Урмаса сжимает знакомая судорога ужаса. Он превозмогает ее и торопливо начинает пробираться на звук голосов.

Между кустами уже проглядывает поляна. Урмас, словно змея, ползет вперед. Лишь позже он замечает, что лежит под тем же самым кустом, под которым они с Яаном ночью так долго выжидали подходящий момент.

Люк, закрывающий вход в бункер, откинут. Возле него стоят друг против друга двое мужчин, которых они с Яаном уже видели ночью.

– Тебя, Левша, я знать не желаю, – зло говорит мужчина с автоматом и преграждает другому путь. – Пошел, пошел прочь!

– Закрой пасть, тюрбанфюрер! – кричит тот, у которого они ночью утащили ружье, и пытается пройти вперед. Мужчина с автоматом кладет палец на спусковой крючок и целится другому в живот.

– Пошел подальше, тебе сказано! Подальше от этого бункера!

Широко раскрытыми глазами следит Урмас за ссорой мужчин. Он не понимает причины ее. Но когда бородатый с проклятиями скрывается в зарослях на другом краю поляны, а часовой, словно ужаленный, бросается в дверь бункера, сердце Урмаса едва не разрывается от волнения.

Волнение тут же переходит в захватывающее дух изумление. Из блиндажа вырываются его товарищи по звену. Все четверо! Какой-то миг они растерянно озираются, а затем бросаются бежать следом за Хилларом прямо к засаде Урмаса. Последним, подгоняя ребят, бежит часовой.

Все же до Урмаса они не добегают, а сворачивают в сторону, правее, и через несколько мгновений скрываются в кустах. Растерявшийся Урмас не может сразу сообразить, что предпринять. Подняться и бежать за ними вслед? Если рвануть прямо через поляну, то, пожалуй, можно и догнать. Он приподымается, но в этот момент замечает двух мужчин, торопливо выходящих из кустов.

Урмас не верит собственным глазам – мужчина, идущий впереди, это… это ведь поселковый парикмахер Хансен!

За ним по пятам идет бородатый бандит. В нескольких шагах от бункера они останавливаются. Прислушиваются. Хансен отскакивает в сторону от входа, то же самое делает и бородатый. Рука парикмахера проворно скользит в задний карман брюк. Через секунду в ней поблескивает револьвер. И бородатый берет автомат наизготовку.

– Хусс! – кричит Хансен в бункер. – Штурмбанфюрер Миккал! – кричит он снова, но ответа нет.

Парикмахер делает знак бородатому подойти к бункеру. Тот отказывается. Тогда Хансен целится пистолетом уже в бородатого. Судорожно прижимая автомат к животу, бородатый неохотно плетется к бункеру.

– Хусс! – кричит он и осторожно заглядывает внутрь. Он исчезает в чернеющем отверстии, но тут же выскакивает оттуда и испуганно сообщает:

– Нет их там!.. Нету!.. Удрали! Все удрали!..

Хансен странно горбится, отводит руки в стороны и левую сжимает в кулак. Он не произносит ни слова, но его поза и выражение лица вызывают у мальчика ужас.

– Там! – кричит вдруг Хансен и показывает рукой в сторону леса, где скрылись беглецы. – Они там!

Словно гончие, взявшие след, оба пускаются бегом через поляну. Вскоре они исчезают в лесу.

Урмас испуган. События разворачивались у него перед глазами с головокружительной быстротой.

Его уши улавливают далекие, неясные крики. Затем слышится выстрел. Начинает строчить автомат.

Спина мальчика покрывается потом.

Но для отчаяния и горестных рассуждений нет времени. Неожиданно для самого Урмаса у него в голове возник неясный, но безумно смелый план. Он выскакивает из-под куста и бежит прямо через поляну на другую сторону. Где-то там, в зарослях, должно находиться логово бандитов!

На поиски уходит совсем немного времени. У двери бункера мальчик нерешительно останавливается. В лесу стреляют. Скрепя сердце Урмас открывает тяжелую бревенчатую дверь. Сердце в груди стучит молотом.

Первое, что Урмас замечает, – карты пионеров на столе. Он прячет их в карман. Тут его взгляд останавливается на недопитой бутылке. Он тычется носом в горлышко. Водка! До чего же противно пахнет. Он сворачивает из бумаги пробку и затыкает бутылку. Затем осматривается по сторонам.

Хотя он и не знает этого точно, но предполагает, что аппарат в углу – радиопередатчик. Возникает сильное желание познакомиться с ним поближе: такую вещь не каждый день увидишь. Но это желание тут же отступает. Мелькает в голове мысль трахнуть чем-нибудь по аппарату, но, с одной стороны, ему жаль дорогой аппарат, с другой, он не считает такой поступок разумным. К тому же он обнаруживает манерку из-под килек с какой-то жидкостью. Нюхает. Кажется, вода. Отхлебнув оттуда глоток, он остается удовлетворенным как формой, так и содержанием своей находки. Секунду подумав, он сует бутылку с водкой в манерку.

Под потолком на полочке лежат обоймы с патронами, на нарах бинокль и нож Хиллара. Бинокль Урмас вешает себе на шею, а нож складывает и сует в карман. Еще он запихивает в карманы консервы и за пазуху насыпает сухарей.

В углу возле входа стоит ружье. То самое, которое они ночью утащили у бородатого. Сейчас его можно взять без помех, но Урмас проходит мимо. Выйдя из бункера, он слышит в лесу короткую автоматную очередь.

Сделав несколько шагов, Урмас останавливается и поворачивает назад. Вернувшись в бункер, он вынимает из одного кармана консервы и кладет на нары. Карман он набивает патронами и вешает карабин на плечо.

Вот так – бинокль на шее, ружье на плече, манерка в руке – Урмас скрывается в чаще.