Текст книги "Колумб Земли Колумба"
Автор книги: Хейно Вяли
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Патронташ, повешенный на штык
Солнце прибавило несколько пядей к полуденным теням. Сгибаясь под тяжелыми рюкзаками и беспокойно посматривая по сторонам, пионеры торопятся вслед за разведчиками.
– Стой! – командует звеньевой.
Пеэтер освобождается от рюкзака и исчезает со звеньевым в кустарнике.
Немного времени спустя они возвращаются, и звеньевой коротко рапортует:
– Порядок!
Через несколько минут звено останавливается перед бункером, найденным во время первой разведки. Здесь густо разрослись молодые березки, гораздо гуще, чем вокруг продовольственного склада.
Командир отряда старательно изучает землю у входа в бункер, но не находит ничего, кроме знакомых отпечатков подошв разведчиков. Под выжидательными взглядами пионеров он осторожно входит в укрытие.
В небольшом помещении, потолок и стены которого выложены тонкими еловыми бревнами, пахнет прелью. Бревна местами трухлявые и покрыты грибком, но все-таки еще достаточно прочные. Когда-то тут жили люди: об этом свидетельствуют нары, устроенные в стене напротив входа. Над ними воткнут в стену поржавевший штык, а на нем висит зеленый от плесени патронташ и длинная пулеметная лента с патронами. Остановившись перед ними на несколько долгих мгновений, командир отряда склоняет голову.
– Так. Здесь будет наш штаб! – говорит он резко, выйдя наружу. – Уберем, покроем пол ветками и устроимся. – Вы держав небольшую паузу, добавляет: – Штык, патронташ и пулеметную ленту трогать запрещаю. Нет сомнений: их повесили партизаны. Находясь на этом острове, мы, я надеюсь, не посрамим памяти партизан, не растеряемся, не захнычем, не забудем о бдительности и дисциплине.
Пионеры начинают бесшумно действовать. Ремонтируют обветшавшие нары, приносят охапки березовых и ольховых веток. Сальме хочет укрыть и стены бункера березками. Но в то же время тихо обсуждают и самые волнующие вопросы: след чьих сапог был в складе провизии? Когда этот след появился там? Почему их послали на этот таинственный остров? Где остальные звенья отряда? Почему Хиллар так резок и суров? Почему он запретил расспрашивать, что будет дальше? Когда удастся вернуться назад?..
Хиллар приказывает выложить провизию из рюкзаков.
– Надо принести еще съестных припасов со склада. Со мною пойдут Ааду и Яан. Пеэтер и Сальме отправятся за водой. Дежурным по штабу назначаю Урмаса.
– Я тут не останусь! – Урмас капризно вытягивает губы. – Я хочу идти по воду!
– Выполняй приказ.
– Я не хочу оставаться один, – плаксиво продолжает Урмас. – Будто другие не могут…
– Я ведь могу… – соглашается Сальме, но, увидев строгое выражение лица Хиллара, замолкает. И командир отряда не произносит ни слова. Урмас поворачивает голову в ту сторону, куда направлен взгляд Хиллара. Он видит висящий на штыке патронташ и произносит:
– Ладно, я останусь охранять штаб…
Хиллар молча поворачивается и кивком дает звену знак двигаться. Покусывая губы, Урмас с порога смотрит им вслед.
Не слышно ни звука. Прямо перед бункером начинается густой кустарник, а за ним стеной поднимается лес. Вокруг безветренно и душно.
Урмас вздыхает и боязливо осматривается. Все спокойно, но спокойствие кажется ему зловещим. Он судорожно прислушивается. Сердце мальчика начинает колотиться. Чтобы разогнать давящую тишину, Урмас кашляет. Покашливание получается сдавленным и хриплым, это лишь увеличивает чувство одиночества. Вдруг близко в зарослях раздается треск ветки! Дежурный по штабу покрывается мурашками, тяжело дыша прижимается к земляному покрытию бункера. И тут… ему слышатся чьи-то крадущиеся шаги. Спрятаться в укрытие? Нет, там он сразу же окажется в ловушке. Спастись бегством! Сейчас же бежать! Но он не в силах сдвинуться с места. В ушах гудит, и сквозь гуд мальчишка слышит, как нога подкрадывающегося спотыкается в кустах.
«Конец!» – мелькает в голове дежурного по штабу, и его охватывает слабость. Сейчас! Он не знает и сам, что может произойти сейчас, но нечто ужасное непременно! Он еще больше сжимается, и крик испуга застревает в непослушном горле. И тут… из-под молодой елочки выскакивает маленькая серая птичка, делает два-три прыгающих шажка, склоняет голову набок, любопытно моргает глазками-пуговками и шумно взлетает.
Гудение в ушах дежурного прекращается. Медленно возвращается в ноги сила. Все еще тяжело дыша, он отталкивается от стенки убежища. С громким жужжанием летит у него перед носом жук. На том же месте, откуда только что взлетела в воздух серая пичуга, мелькает с металлическим блеском хвост ящерицы. В лесу начинает скрипеть иволга…
Сгорбившись, входит дежурный в убежище. Досуха вытирает платком вспотевшую шею. Взгляд его упирается в патронташ, висящий на штыке. Дежурный отводит глаза. Но вскоре опять обнаруживает, что смотрит на патронташ. И сердце в груди снова начинает колотиться. Но теперь уже как-то не так, как раньше.
Урмас покашливает. Кашляет много раз, пока не исчезает противный комок в горле, вызывающий хрипоту. Затем он выходит из бункера. Здесь все по-прежнему, и все-таки иначе, чем прежде. Он срезает себе крепкую палку в зарослях, куда еще совсем недавно смотрел с чувством ужаса. Его лицо принимает особое выражение. Теперь это лицо человека, одержавшего победу.
Дым в чаще
– Чудаки! Еды нам хватает, недостатка воды бояться не приходится, крыша над головой тоже есть – чего же вы еще хотите? – Ааду разводит руками.
Сальме теребит хвостик косички и мельком бросает взгляд на члена совета отряда. Не обращая ни на кого внимания, Хиллар складывает запас провизии в углу. Яан свистит сквозь зубы. Пеэтер следит за Хилларом, скосив глаза.
– Я хочу знать, какое задание нам дали и зачем нас вообще послали сюда? – требует Сальме.
Хиллар сердито оборачивается.
– «Я хочу» да «я хочу»… А я хочу, чтобы в звене соблюдалась дисциплина. Ей-богу, детский сад! Утром я же предлагал: вернемся в лагерь. Тогда вы были против, обещали проделать весь поход без нытья, были согласны, что цель каждого задания сообщается в свое время. А теперь сами: «Хочу, хочу!»
Ребята виновато молчат. Действительно, утром был такой уговор. Но кто же мог предполагать, что вся эта таинственность не окончится тут, на острове, а, по сути дела, лишь начнется.
– Честное слово, мне просто стыдно за вас, – продолжает Хиллар спокойнее. – Разве так пионерское звено выполняет свое задание? С гвалтом и базаря? А задание у нас, может быть, ответственное, просто так не маршируют полтора дня через болотные топи. И если председатель совета отряда не оглашает кое-какие сведения, стало быть, у него имеется причина и иначе нельзя. Даже самая чепуховая игра в ориентировку теряет смысл, если не сохранишь тайну. Так или нет? – Не получив ответа, Хиллар вносит предложение: – Как хотите – еще не поздно. Воды и провизии у нас сколько угодно, дорога знакома – пошли обратно. К вечеру дойдем до острова Большой Ели, наш шалаш там сохранился…
Это предложение пионеры считают оскорбительным. Сальме едва не плачет, ей стыдно и неловко.
– Подбадривай ребят, – говорит Хиллар звеньевому, выйдя из бункера, и крепко сжимает его предплечье. – Мораль читать легко, но и напускать таинственность, правда, противно. А что поделаешь? Эта история мне вовсе не нравится. И до тех пор, пока мы не получим разгадки, любая предосторожность не будет лишней, понимаешь?
– Более чем, – кивает Ааду. – Что делать дальше?
– Посвящу и Пеэтера в дело, и вместе с ним мы внимательно осмотрим все вокруг. Так что тебе придется отдуваться за нас двоих. Пусть ребята займутся делом, пусть хоть маты плетут из веток: работа – лучшее лекарство против плохого настроения. И никуда не уходите. И… ну, что касается всего остального, мне, кажется, не надо тебя учить?
– Пожалуй! – соглашается Ааду.
– Начальником штаба назначаю Ааду, – говорит Хиллар, вернувшись в убежище. – Его приказы во время моего отсутствия – закон для каждого, обсуждению не подлежат. Удаляться из расположения штаба категорически запрещаю. Всем понятно? Пеэтер пойдет со мной!
Провожаемые завистливыми взглядами, Хиллар и Пеэтер отправляются в путь. Они молча шагают между молодыми березками, временами останавливаются, прислушиваются и трогаются дальше.
Вот они уже в лесу. Незаметно для самих себя они начинают двигаться крадучись. Хиллар подает знак остановиться; озабоченно нахмурив лоб, достает из-за пазухи карту, изучает.
– Карта никуда не годится! – качает головой Пеэтер. – Весь остров обозначен на ней слишком схематично.
– Все же чудно: одно дерево нарисовано размером гораздо больше других.
– Поди разберись, в чем тут дело. Разве же здесь мало деревьев? И важно ли какое-то дерево, если бункеры вовсе никак не отмечены на карте? Ни склад, ни другой…
Хиллар сует руки в карманы, делает несколько шагов взад-вперед, затем останавливается перед Пеэтером и спрашивает:
– Пытался ты разгадать, кто хозяева этого склада провизии?
– Думать можно по-всякому, но… – Пеэтер пожимает плечами. – Не от чего оттолкнуться! След. Это еще ни о чем не говорит. Он может быть и очень давним. И продукты – Яан прав, – при известных условиях продукты могут сохраняться свежими очень долго. Все это еще ни о чем не говорит.
– А это? – Хиллар достает из кармана пустую смятую пачку из-под сигарет. На пальцы изумленного Пеэтера сыплются крошки табака.
– Обрати внимание: «Прима»! И пачка довольно новая, совсем мало выгорела. Я нашел ее снаружи, возле погреба.
Пеэтер долго не произносит ни слова. Наконец говорит:
– Это да, это уже зацепка. – Он медленно снимает очки. – Ведь никто из нас не курит. Даже тайком. Старший пионервожатый, если бы он вдруг оказался здесь, курит только «Беломор», начальник лагеря курит, но редко и тоже папиросы. Впрочем, он бы вряд ли пришел вместе с ребятами…
Позавчера весь день моросил дождь, а эта пачка ни капельки не намокла… Следовательно…
Свой вывод Пеэтер оставляет все-таки про себя. Хиллар не пристает. Теперь они приглядываются ко всему вокруг с особым вниманием. Но, кроме синиц, они не встречают на своем пути ни одного живого существа. Над их головами таинственно шепчутся кроны деревьев.
Перед ребятами открывается крохотная полянка. На одном краю ее растет с десяток черемух, а на другом краю выше елей поднимается раздвоенная крона старой кудрявой березы. И – они не верят собственным глазам – под березой растет раскидистая сирень.
Возле куста сирени оба испуганно останавливаются. Под сиренью на земле лежит пробитая пулями, поржавевшая красноармейская каска. Теперь они замечают между кудрявых веток сирени столбик с обтесанными гранями. В горле першит.
– «Бесстрашный ко-мандир Андрес Ви…релайд… павший… мужественно за-щищая ро-дину», – медленно читает Хиллар вырезанные на дереве слова.
Закусив губу, Пеэтер осторожно поднимает каску и водружает ее на столбик. Взгляды мальчиков встречаются. Оба выпрямляются и отдают пионерский салют. Едва ощутимый ветерок тихо шевелит листья сирени и восьми черемух, посаженных в ряд…
Молча уходят ребята с полянки. «Тий-тий-тий! Тий-тий-тий!» – грустно звучит им вслед песенка синиц.
Вдруг Хиллар раздувает ноздри. И принюхивается. То же повторяет и Пеэтер. В воздухе едва заметно пахнет дымом!
Волнение обоих нарастает. Больше сомнений нет: где-то что-то горит. Запах дыма становится все более ощутимым. Ребята чувствуют, как колотится в груди сердце. Вперед! Высокий лес неожиданно кончается, словно край его был выровнен под ниточку. Впереди еловая чаща. И теперь уже ясно видно: над чащей лениво поднимается голубоватый хвост дыма.
– Ползком! – тихо командует Хиллар и трогает Пеэтера за плечо, чтобы придать ему смелость. Медленно, с неожиданным спокойствием Пеэтер снимает очки и старательно прячет их в карман.
Гадюки шипят
День жаркий, но человек, сидящий перед входом в бункер на деревянной колоде, видимо, не страдает от жары. На нем глубоко надвинутая засаленная ушанка, заношенный шерстяной свитер. Из-под шапки на шею и уши свисают длинные волосы с проседью. На лице, заросшем чуть ли не до глаз длинной, но жидкой бородой, торчит короткий, мясистый нос, обожженный солнцем.
Человек старательно высмаркивается, делает маленький глоток из фляжки, оглаживает левой рукой усы и снова берет лежащий на коленях нож. Это финка с выточенной из карельской березы рукояткой и длинным, тонким лезвием. Человек раздраженно ковыряется ножом в котелке, который он держит на коленях, и наконец, подцепив кусок шпика, оправляет его в необыкновенно толстый, красногубый рот и жует, быстро двигая челюстями. Сунув в рот в придачу к шпику размоченный в соусе кусок сухаря, человек поднимает от котелка глаза. Он словно бы и не смотрит ни на что, но в то же время как бы видит все.
Он вытирает жирные пальцы о свитер, проводит два-три раза лезвием о штанину и поднимается. Ссутулившись, скрывается в чернеющем отверстии входа.
В бункере на нарах развалился грузный, неопределенного возраста большерослый мужчина. На груди его лежит затрепанная книга без обложки. На бородатом лице отупение и усталость. Он хмуро смотрит в потолок. Из нескольких узких бойниц под потолком проникает в бункер слабый свет.
– Мог бы иногда привести в порядок свое гнездо, тюрбанфюрер! – говорит, входя, тот, что давеча закусывал, и шарит взглядом по неприбранному помещению. – Вонища тут у тебя, аж дыхание захватывает… И давай вставай. Скоро выходить на связь, сейчас Старик придет!
– А не пошел бы ты, Левша, к черту! – отвечает лежащий, но все же поднимается и набрасывает заменяющий одеяло коврик на соломенный матрац. – К чертям эту противную нору! Все равно сгниешь тут заживо, в этой болотной трущобе.
– Это ты лучше скажи ему, – ворчит Левша и отворачивается.
Человек, названный тюрбанфюрером, сплевывает, почесывается и садится к столу, сколоченному из необструганных досок. Небрежно сдвинув на край стола тарелку, ложку и остатки еды, он закуривает сигарету. Раздраженно затянувшись несколько раз, он бросает на дверь мрачный взгляд.
Опустив руку в карман пиджака, в дверях стоит высокий тощий мужчина. У него плешивая голова, под носом тонкой полоской чернеют старательно подстриженные усики, улыбка обнажает крепкие зубы. Он улыбается, но в то же время его жестокие, холодные глаза бдительно сверлят лицо сидящего у стола мужчины. Мрачность того сменяется под взглядом пришедшего растерянностью.
– Опять плохое настроение, господин штурмбанфюрер? – спрашивает Старик с иронией.
– Да-а, тюрбанфюрер Хусс сопит уже неделю подряд… – хихикает Левша злорадно. – Сопреет совсем на своем матраце, хотя бы проветривал себя иногда, навозная душа.
– Чего же ты хочешь, танцевать я перед тобой должен, что ли? – рычит Хусс и смотрит Старику в глаза. – Тут даже забудешь, какая разница между летом и зимой. Болота да топи, топи да болота. Как волк в лесу.
– Если ты солдат – выполняй приказ и не брюзжи! – резко прерывает его Старик, но тут же меняет тон и прибавляет с усиленным пафосом. – И не забывай святую нашу присягу до последней капли крови бороться против красной чумы! Мы великие борцы…
– К чертям болтовню! – прерывает его Хусс и цинично улыбается.
– Поумнел, ой как ты за это время поумнел, господин штурмбанфюрер! Уж не хочешь ли ты переметнуться к большевикам? Твоя рожа им наверняка не понравится, сразу поднимут тебя высоко… за шею!
– Пугаешь?! – спрашивает Хусс и зло смеется. – Что тут заживо сгнию, что там повесят, один черт! Тьфу, испугал ты меня, точно!
Оба меряют один другого взглядами. Резким движением Старик выхватывает из кармана портсигар. Закурив, выпускает несколько колец дыма и холодно замечает:
– Не мудри, Хусс! Стисни челюсти покрепче, чтобы мне действительно не требовалось напоминать тебе о судьбе парней, у которых нервы не выдержали. Давай радио граммы.
Безмолвно достает Хусс из тайника под столом несколько исписанных листков бумаги и протягивает Старику. Тот быстро скользит глазами по строчкам.
– Хм, они там ропщут, свиньи! Пусть явятся сюда роптать. Что? Это что? Почему сразу не доложил!
– А когда? Вцепился мне сразу в горло! – зло огрызается Хусс.
– Двадцать восьмого… Это же… завтра ночью! – восклицает Старик. – Ну, парни, наконец-то! Не зря мы мучались! Эти шельмы прибудут оттуда не с пустым карманом, тысяча чертей! – Старик энергично потирает руки. – Пора, Хусс, вызывай «Скорпиона»!
Хусс молча надевает наушники. Зажигается лиловато-розовая контрольная лампочка. С удивительной быстротой неуклюжая рука радиста подрагивает на ключе, отбивая знаки морзянки – затверженный сигнал. «Гадюка» ищет в эфире своего таинственного ядовитого партнера…
– Есть связь! – сообщает Хусс через несколько минут.
Старик кивает и закуривает новую сигарету. Медленно диктует он с листка бумаги зашифрованный текст. Отрывисто стучит ключ. Левша, присевший на край нар, с почтительным любопытством сначала следит за их работой, потом тихонько выходит из бункера.
– Чертово отродье! – шепчет Хусс и поднимает испуганный взгляд. – Связь оборвалась, «Скорпион» нас не слышит. – Он снова включает контрольную лампу. Она мигает нормально.
Покусывая от волнения губы, следит Старик, как радист торопливо и нервно копается в аппарате. От этого нет проку – в наушниках по-прежнему бьется тревожащий слух сигнал: «Вас не слышим! Вас не слышим!» Хусс в растерянности. Его сообщник комкает сигарету и нервно барабанит пальцами по столу. И вдруг оба резко поворачиваются. В руках у Старика направленный на дверь револьвер, радист – в лице ни кровинки – тянется к висящему на стене автомату.
В дверях возня. Левша, чертыхаясь, вталкивает в бункер двух мальчишек в красных пионерских галстуках.
– Вот эти щенки, – объясняет Левша громко и сипло, – свернули антенну. Сопляки, чуть было не удрали!
Старик, к которому вернулось равновесие, быстро подходит поближе и резко задирает подбородок одного из мальчишек. На лице у того испуганное изумление.
– Товарищ… товарищ Хансен?
– Вы… ты тут?! – Старик ошеломлен. – Как ты сюда попал? Кто тебя провел? – кричит он.
Звено, шагом марш!
Отгоняя руками злые комариные стаи, сидят пионеры, прижавшись друг к другу у бункера и напряженно ждут. Перед ними густой кустарник, а дальше на фоне розовеющего неба становится все черней зубчатый силуэт леса.
«Тий-тий-тий! Тий-тий-тий!» – через короткие промежутки подает условный сигнал звеньевой. На лицах ребят волнение и растерянность, смешанная с надеждой, они прислушиваются и затем снова озабоченно сутулятся. Лес молчит, и незаметно гаснет за зубчатым краем леса розовый отсвет. Над головой невидимая рука зажигает первую поблескивающую лампочку-звезду.
– Они заблудились! – вздыхает Сальме и заламывает пальцы так, что они начинают трещать. – Стемнеет и…
Ааду решительно поднимается.
– В конце концов, я отвечаю, ясно? Ребят надо найти. Ты, Сальме, пойдешь со мной, а ты, Яан, останешься тут старшим.
И только попробуй удрать из штаба!.. Ну, пошли!
Осторожно ускользают они в чащу. Остающиеся провожают их долгим взглядом. Нижняя губа Урмаса вот-вот задрожит, светлые ресницы Яана взволнованно мигают. Сунув руки глубоко в карманы штанов, он мгновение спустя вытаскивает их оттуда, кашляет, бросает исподлобья взгляд на своего товарища, выпячивает грудь и командует:
– Звено, на месте!
– Звено, на месте! – командует он снова, но Урмас не двигается. – За мной шагом марш! Ну скорее же!
– Куда ты идешь? – Испуганный Урмас хватает его за рукав.
Яан сбрасывает его руку и повторяет:
– Был приказ: звено, шагом марш! Ну!
– Ааду не велел уходить отсюда! – сопротивляется звено, состоящее теперь из одного человека.
– Сейчас приказываю я! – объявляет начальник тоном, не допускающим возражения.
В позе человека, готового к бою – голова втянута в плечи, корпус наклонен вперед, – Яан шагает впереди, высоко поднимая ноги. Боязливо озираясь, идет за ним по пятам Урмас.
– Наша задача – не терять их из виду. И обрати внимание: они не должны ни видеть нас, ни слышать!
– Но и их не видно больше!
– Это не важно! – машет Яан рукой. – Мы пойдем по следу… Видишь, здесь стебли затоптаны.
Урмас шмыгает носом и плетется следом за Яаном. Однако шаг следопыта становится все неувереннее.
– Очень быстро темнеет, – сообщает Яан спутнику. – Но это неважно… Даже хорошо, что темнеет, звезды будут ярче. Потому что я передумал: мы лучше будем двигаться по азимуту. Это гораздо надежнее, верно?
– У нас же нет ни карты, ни компаса! – сетует Урмас.
– «Карты и компасы»! – презрительно передразнивает Яан. – Карта и компас для беспомощных… У нас есть звезды. Смотри, вон та, самая яркая… м-м-м… Я сейчас не могу вспомнить. Но это и не важно: А мы будем держаться от нее на два пальца влево, и это еще надежнее, чем по компасу!
Противные заросли сменяются сумрачным подлеском. Среди веток ели копошатся какие-то птицы. И снова тишина вокруг, которую нарушают лишь приглушенное дыхание мальчишек и потрескивание веток, вдавливаемых подошвами в мягкий мох. Время от времени между вершинами елей сверкает яркая звезда, и Яан протягивает к небу два пальца.
– Все в порядке! – шепчет он на ухо своему спутнику. – Мы идем точно!
– Но куда? – шепотом спрашивает Урмас.
– Куда? – задумывается Яан. – Ну, во всяком случае, вперед!
Неожиданно из ближайшего куста слышится яростный шорох.
– Ложись! – хрипит Яан и бросается на землю, затаив дыхание.
Топ-топтон, топ-топтон, топ-топтон… – удаляются чьи-то бегущие шаги.
– Это… я думаю… Кажется, был заяц? – с одышкой говорит Урмас, когда все снова стихает.
– Да, конечно, зайчишка, да! – быстро соглашается Яан. Словно немного стыдясь чего-то, оба встают.
– А ты не струхнул, а? – неуклюже спрашивает Яан.
– Но на тебя тоже будто… страх напал, верно?
– Иногда лучше быть немножко боязливым, чем слишком смелым! – ловко уклоняется Яан от прямого ответа. – Ну, двинемся дальше!