Текст книги "Неугомонный"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

4

День рождения Хокана фон Энке отмечали в банкетном ресторане, который был снят в Юрсхольме, богатом предместье Стокгольма. Валландер никогда в жизни там не бывал. Линда заверила его, что выходного костюма будет вполне достаточно. Фон Энке терпеть не мог смокинги и фраки, но, с другой стороны, любил разного рода мундиры, какие носил долгие годы службы на флоте. И при желании Валландер, конечно, может надеть полицейскую форму. Однако он предпочел костюм. В теперешних обстоятельствах форма не вполне к месту.

Почему я согласился поехать в Стокгольм? – подумал Валландер, когда поезд-экспресс из Арланды прибыл на Центральный вокзал. Наверно, лучше бы уехать куда-нибудь в другое место. Порой он ненадолго ездил в Скаген, [6]6
  Скаген – курортный городок в Дании, на северной оконечности полуострова Ютландия.


[Закрыть]где с удовольствием бродил по пляжам, посещал Художественный музей и бездельничал в одном из пансионов, в котором останавливался без малого три десятка лет. Именно в Скаген он отправился, когда много лет назад думал уйти из полиции. Но теперь уж ничего не поделаешь, он здесь, в Стокгольме, чтобы принять участие в юбилейном торжестве.

Когда он приехал в Юрсхольм, Хокан фон Энке немедля взял его под опеку. Казалось, он искренне рад видеть Валландера. На банкете Валландер сидел за почетным столом, соседками его были Линда и вдова некоего контр-адмирала. Адмиральша Хёк, дама лет восьмидесяти, пользовалась слуховым аппаратом и охотно пила вино. Уже за закуской она принялась рассказывать слегка фривольные истории. Валландер нашел ее интересной, особенно когда выяснилось, что один из ее шестерых детей работает в Лунде судмедэкспертом, и Валландер, который не раз сталкивался с ним по службе, составил о нем хорошее впечатление. Речей на банкете произносили великое множество, но все отличались достойной подражания краткостью. По военному образцу, подумал Валландер. Тамадой был капитан второго ранга Тобиассон, отпускавший юмористические комментарии, на взгляд Валландера забавные. Когда адмиральша вдруг замолчала, поскольку слуховой аппарат забарахлил, он задумался о том, как все будет, когда ему самому стукнет семьдесят пять. Кто придет на праздник, если он решит отметить день рождения? Линда говорила, что Хокан фон Энке сам решил снять банкетный ресторан. Если Валландер понял правильно, этим он по меньшей мере удивил свою жену Луизу. Раньше ее муж явно пренебрегал своими днями рождения. А тут вдруг надумал созвать гостей на роскошный ужин.

Кофе подавали в соседнем помещении, обставленном удобными диванами и креслами. Когда сам ужин закончился, Валландер вышел на застекленную террасу размять ноги. Ресторан располагался в большом саду и прежде был резиденцией одного из чрезвычайно богатых шведских промышленников.

Он вздрогнул, когда Хокан фон Энке бесшумно подошел и стал рядом. В руке фон Энке держал старую трубку-носогрейку, вещицу совершенно не под стать нынешним временам. Валландер узнал пакет с табаком, смесь под названием «Гамильтон». В ранней юности, когда сам, правда недолго, курил трубку, он предпочитал именно этот табак.

– Зима, – сказал Хокан фон Энке. – Судя по прогнозу, ожидается снежная буря. – На миг он умолк, всматриваясь в темное небо. – На борту подводной лодки, погрузившейся на достаточно большую глубину, погодные и климатические условия упраздняются. Там царит покой, внизу море тихое, главное – уйти на достаточную глубину. На Балтике, если ветер наверху не слишком силен, довольно двадцати пяти метров. В Северном море сложнее. Помню, как-то раз мы шли из Шотландии в шторм. На пятнадцатиметровой глубине крен достигал пятнадцати градусов. Не очень-то приятно. – Он раскурил трубку, пристально глядя на Валландера. – С точки зрения полицейского наблюдение чересчур поэтичное?

– Нет. Но для меня подводная лодка – чужой мир. Пугающий, если позволено добавить.

Капитан второго ранга жадно затянулся дымом.

– Давайте начистоту, – сказал он. – Этот банкет наскучил нам обоим. Все знают, что устроил его я. Потому что так хотели многие из моих друзей. Но сейчас мы можем спрятаться в одной из комнат поменьше. Рано или поздно жена начнет меня искать. Но до тех пор никто нас не потревожит.

– Так или иначе, главная персона здесь вы.

– Тут как в хорошей театральной пьесе, – ответил фон Энке. – Чтобы усилить напряжение, главный герой не должен все время присутствовать на сцене. Ряд важных событий интриги выгоднее разыграть за кулисами.

Он умолк. Резко, слишком резко, подумал Валландер. Хокан фон Энке впился взглядом в какую-то точку у него за спиной. Он обернулся. За окном виднелся сад, а дальше одна из малых юрсхольмских дорог, которая где-то пересекалась с магистралями, ведущими к центру столицы. У садовой ограды прямо под фонарем Валландер заметил какого-то человека. Тот стоял подле автомобиля с работающим движком. Выхлопные газы поднимались вверх и таяли в желтом свете фонаря.

Валландер понял, что фон Энке обеспокоен.

– Пойдемте в маленькую комнату, – сказал фон Энке. – Возьмем с собой кофе и закроемся там.

Покидая террасу, Валландер еще раз оглянулся. Машина исчезла, как и человек под фонарем. Вероятно, кто-то, кого фон Энке забыл пригласить на юбилей, подумал Валландер. Во всяком случае, едва ли кто-то имеющий касательство ко мне. Это не журналист, желающий поговорить со мной о забытом оружии.

Они взяли по чашке кофе и прошли в маленькую комнату с коричневыми деревянными панелями на стенах и мягкой кожаной мебелью. Валландер отметил, что окон здесь нет. Хокан фон Энке перехватил его взгляд.

– Похоже на бункер, и тому есть объяснение. В тридцатые годы дом несколько лет принадлежал владельцу большого числа стокгольмских ночных клубов, преимущественно нелегальных. Каждую ночь его вооруженные курьеры объезжали клубы и забирали тамошнюю выручку. В этом помещении тогда стоял большущий несгораемый шкаф. Здесь же его бухгалтеры пересчитывали деньги, заносили суммы в книги, а купюры складывали в несгораемый шкаф. Когда хозяин угодил за свои темные делишки в тюрьму, шкаф вскрыли. Звали этого человека, если не ошибаюсь, Ёранссон. Он получил большой срок и не выдержал. Повесился в своей камере на Лонгхольмене.

Он замолчал, отхлебнул кофе, пососал погасшую трубку. Вот тогда-то, в этой комнате без окон, с прочными стенами, сквозь которые едва проникал шум праздника, Валландер точно понял, что Хокан фон Энке чего-то опасается. За свою жизнь он столько раз видел людей, которых снедает тревога, по выдуманной или реальной причине, так что наверняка не ошибся.

Разговор начался нерешительно, фон Энке заговорил о минувших годах, когда еще находился на действительной службе.

– Осень восьмидесятого, – сказал он. – Очень давно это было, целых двадцать восемь лет назад. Вы чем тогда занимались?

– Работал в Истаде полицейским. Линда была совсем маленькая. Мне хотелось жить поближе к старику-отцу. А еще я думал, что Линда должна подрастать в хороших условиях. По крайней мере, это одна из причин нашего переезда из Мальмё… А как все потом сложилось, уже совсем другая история.

Фон Энке словно бы и не слышал его ответа. Продолжил собственный рассказ:

– Той осенью я работал на балтийском побережье, на военной базе. Двумя годами раньше оставил пост командира одной из наших лучших подлодок класса «Морской змей». Среди подводников их называют просто «Змей». На военную базу меня назначили случайно. Сам я хотел вернуться в море, но начальство решило направить меня в оперативное командование всеми шведскими ВМС. В сентябре Варшавский договор проводил учения у побережья Восточной Германии и в Померанской бухте. До сих пор помню: учения носили наименование МИЛОБАЛТ. Ничего особенного, обычно их осенние учения проходили почти одновременно с нашими. Однако на сей раз было задействовано необычно большое число кораблей, потому что они отрабатывали и сухопутное десантирование, и спасение подлодок. Это нам удалось выяснить без особого труда. Связисты доложили, что ведется оживленный сигнальный обмен между русскими военными кораблями и их портом базирования под Ленинградом. Но все было как обычно, мы наблюдали за их действиями, отмечая в вахтенных журналах то, что полагали важным. А затем настал тот самый четверг, восемнадцатое сентября, эту дату я никогда не забуду. Неожиданно на связь вышел вахтенный офицер «Аякса», одного из буксирных судов флота прибрежного действия, и доложил, что они только что обнаружили в шведских водах чужую подлодку. Я как раз находился в одном из штурманских помещений базы, искал более подробную обзорную карту побережья Восточной Германии, когда туда прибежал взволнованный срочнослужащий. Он не сумел внятно объяснить, что произошло, однако я вернулся на центральный командный пост базы и сам переговорил с вахтенным офицером «Аякса». Он сообщил, что на расстоянии трехсот метров вдруг заметил в бинокль антенны подлодки. Через пятнадцать секунд лодка ушла на глубину. Вахтенный офицер, человек наблюдательный, сказал, что лодка, вероятно, держалась на перископной глубине, а заметив буксир, сразу начала погружение. Когда все это произошло, «Аякс» находился южнее Хувудшера, лодка же шла курсом на зюйд-вест, то есть параллельно границе шведских территориальных вод. Но определенно на шведской стороне. Мне не составило труда выяснить, есть ли поблизости наши подлодки. Их там не было. Я снова связался по радио с «Аяксом» и попросил вахтенного офицера описать виденную им мачту или перископ. По его описанию я тотчас понял, что подлодка принадлежала к тому классу, какой в НАТО прозвали «Виски». В то время такие субмарины состояли на вооружении только у русских и у поляков. Думаю, вы понимаете, что, когда я это узнал, сердце у меня забилось быстрее. Вместе с тем у меня возникло еще два вопроса.

Фон Энке замолчал, будто ожидая, что Валландер смекнет, какие у него возникли вопросы. За дверью послышался громкий возбужденный смех и тотчас стих.

– Наверно, о том, не зашла ли подлодка в шведские воды по ошибке, – сказал Валландер. – Как утверждали русские, когда другая их субмарина легла на грунт возле Карлскруны?

– На этот вопрос я уже ответил. Из всех кораблей военного флота именно подводные лодки чрезвычайно точны в навигации. Это само собой понятно. Подлодка, которую засек «Аякс», находилась там с умыслом. И тогда возникает вопрос: каков былэтот умысел? Всплыть на перископную глубину и проветрить лодку, оставшись незамеченными? В таком случае совершенно ясно, что команда была недостаточно бдительна. Но, разумеется, существовала и другая возможность.

– Подлодка хотела, чтобы ее обнаружили?

Фон Энке кивнул и вновь попытался раскурить свою строптивую трубку.

– А для этого буксирное судно подходит просто идеально. На его борту нет даже катапультной установки, чтобы атаковать. И команда не обучена ведению боевых действий. Как начальник, я связался с главкомом, и он согласился, что надо немедля задействовать вертолет с противолодочным вооружением. Вертолет тоже засек гидролокатором подвижный объект, который мы классифицировали как подводную лодку. Впервые в жизни мне довелось не в учебных целях отдать приказ вести огонь на поражение. Вертолет сбросил глубинную бомбу, чтобы предупредить подлодку. После чего она исчезла, мы потеряли контакт.

– Как же она могла просто исчезнуть?

– У подводных лодок есть целый ряд возможностей сделаться невидимыми. Они могут залечь на глубине в донную впадину, почти вплотную к скалам, могут сбить преследователя с толку гидроакустическими следами. Словом, мы ее не нашли, хотя и подняли в воздух несколько вертолетов.

– Может, она получила повреждение?

– Так не бывает. Согласно международным правилам первая глубинная бомба должна служить предупреждением. Лишь на следующем этапе допустимо принудить лодку всплыть для опознания.

– Что же случилось потом?

– В общем, ничего. Провели расследование. Сочли, что я действовал правильно. Возможно, это была увертюра к событиям, происшедшим два года спустя, когда в шведских территориальных водах появилось множество подлодок, особенно в Стокгольмских шхерах. Самое главное – мы получили подтверждение, что интерес русских к нашим проливам не уменьшился. Все это происходило в ту пору, когда никто и не думал, что Берлинская стена рухнет и что Советский Союз распадется. Холодная война продолжалась. После данного инцидента в районе Утё флот получил серьезное добавочное финансирование. Но это и всё.

Фон Энке умолк, допил остатки кофе. Валландер хотел было встать, но Хокан фон Энке заговорил снова:

– Я еще не закончил. Через два года все началось опять. Я тогда получил повышение и работал в верховном командовании шведских ВМС. Наша штаб-квартира располагалась в Берге, там же находился постоянно действующий оперативный штаб на круглосуточном дежурстве. Первого октября всех подняли по тревоге, и причина ее превосходила самые буйные наши фантазии. По ряду признаков одна или несколько подлодок находились в самом Хорсфьердене, в непосредственной близости от нашей базы на Мускё. Это был уже не просто заход в шведские территориальные воды, чужие подлодки оказались в запретной военной зоне. Вы, верно, помните эту историю?

– Газеты только об этом и писали, телерепортеры облазили все скользкие скалы.

– Не знаю, с чем это сравнимо. Ну, как если бы иностранные вертолеты приземлились во внутреннем дворе Королевского дворца. Примерно так мы восприняли присутствие подлодок рядом с нашими самыми секретными военными объектами.

– Сам я как раз тогда получил согласие на перевод в Истад.

Внезапно дверь открылась. Фон Энке вздрогнул. Валландер успел заметить, как его правая рука метнулась к внутреннему нагрудному карману. И тотчас упала на колени. Дверь открыла несколько захмелевшая женщина, которая искала туалет. Она исчезла, они снова остались наедине.

– Стоял октябрь, – продолжал фон Энке, когда дверь закрылась. – И порой казалось, будто все шведское побережье вот-вот атакуют неопознанные чужие подлодки. Я радовался, что в мою компетенцию не входят контакты с журналистами, которые собрались в Берге. Пришлось оборудовать несколько помещений для проведения пресс-конференций. Все это время я интенсивно искал способ перехватить одну из этих подлодок. Мы же полностью потеряем доверие, если не сумеем принудить к всплытию хотя бы одну. И вот наконец однажды вечером мы прижали одну субмарину в Хорсфьердене. Сомнений не осталось, все командование было уверено на сто процентов. Приказ открыть огонь целиком относился к сфере моей ответственности. В эти напряженные часы я несколько раз разговаривал с главкомом и с новым министром обороны. Если вы помните, его звали Андерссон. Человек из Бурленге.

– Смутно припоминаю – у него было прозвище Рыжий Бёрье.

– Совершенно верно. Но он устранился. Решил, что с этими подлодками сам черт не разберется. Вернулся в Даларну, а министром обороны стал Андерс Тунборг. Один из ближайших соратников Пальме. Многие мои коллеги не доверяли ему. Но лично у меня Тунборг антипатии не вызывал. Он не вмешивался, он задавал вопросы. Получив ответы, бывал доволен. Хотя раз-другой, когда он звонил, у меня возникало совершенно отчетливое ощущение, что Пальме находился с ним рядом, в той же комнате. Правда это или нет, не знаю. Но ощущение было очень сильное.

– Что же произошло?

Хокан фон Энке слегка скривился, словно от досады, что Валландер его перебил. Но продолжил по-прежнему спокойным тоном:

– Мы загнали подлодку в угол, где она могла маневрировать только с нашего разрешения. Я созвонился с главкомом, сказал, что теперь мы глубинными бомбами заставим ее всплыть. На подготовку операции требуется еще час. И затем весь мир узнает, что за чужая подлодка орудовала в шведских водах. Минуло полчаса. Стрелки часов на стене двигались нестерпимо медленно. Я все время был на связи с вертолетами и надводными кораблями, которые держали подлодку в капкане. Прошло сорок пять минут, срок истекал. Тут оно и случилось.

Фон Энке вдруг замолчал и вышел из комнаты. Валландер подумал, не стало ли ему плохо. Через несколько минут капитан второго ранга вернулся с двумя рюмками коньяка.

– Зима, вечер холодный, – сказал он. – Надо согреться. Судя по всему, никто нас не хватился. Стало быть, можно спокойно потолковать в этом старом «сейфе».

Валландер ждал продолжения. Не сказать, чтобы его очень уж увлекали давние истории про подводные лодки, но все-таки лучше остаться в обществе фон Энке, чем волей-неволей вести разговоры с незнакомыми людьми.

– Тут оно и случилось, – повторил фон Энке. – За четыре минуты до начала операции зазвонил телефон прямой связи с главным штабом вооруженных сил. Насколько мне известно, одна из немногих линий, безусловно застрахованных от прослушивания, а вдобавок снабженных автоматическим преобразователем голоса. Я получил сообщение, которого никак не ожидал. Можете представить себе какое?

Валландер покачал головой, согревая ладонями коньячную рюмку.

– Нам приказали свернуть операцию. Я, конечно, потерял дар речи, потом попросил объяснений. Но на первых порах таковых не получил. Только этот прямой приказ не применять глубинные бомбы. Разумеется, мне оставалось лишь подчиниться. Вертолетам скомандовали отбой за две минуты до истечения срока. Никто из нас в Берге не понимал, что происходит. Еще через десять минут поступил новый приказ. Еще более неожиданный, если это возможно. Казалось, наше начальство посходило с ума. Нам приказали отойти.

Валландер слушал с растущим интересом.

– То есть отпустить подлодку?

– Этого, конечно, никто не говорил. Во всяком случае, напрямую. Нам приказали сосредоточиться в другом районе на периферии Хорсфьердена, южнее Данцигер-Гатт. [7]7
  Вход в Стокгольмские шхеры.


[Закрыть]Там один из вертолетов засек другую подлодку. Почему она важнее той, которую мы окружили и уже готовились принудить к всплытию? Я и мои подчиненные недоумевали. Я попробовал выйти непосредственно на главкома, но он был занят и недоступен. Что само по себе было весьма странно, поскольку ранее именно он одобрил применение оружия. Я даже попробовал связаться с министром обороны или с его замом. Однако все вдруг словно бы исчезли, отключили телефоны или получили приказ молчать. Главком и министр обороны получили приказ молчать? От кого? От правительства, конечно, или от премьер-министра. В эти часы мне в самом деле было очень не по себе. Я не понимал приказов, какие получал. Прекращение операции противоречило всему моему опыту и чутью. Я был очень близок к неповиновению. Что поставило бы крест на моей военной карьере. Но где-то во мне уцелела крупица рассудка. Словом, мы перебросили вертолеты и два надводных корабля к Данцигер-Гатт. Я требовал, чтобы хоть один вертолет продолжал барражировать над тем местом, где, как мы знали, находилась подлодка. Но получил отказ. Мы должны уйти оттуда, и незамедлительно. Что мы и сделали, с ожидаемым результатом.

– А именно?

– У Данцигер-Гатт мы, конечно, не обнаружили никакой подлодки. Хотя весь вечер и всю ночь продолжали поиски. До сих пор спрашиваю себя, сколько тысяч литров топлива сожгли вертолеты.

– А что произошло с подлодкой, которую вы держали в кольце?

– Она исчезла. Бесследно.

Валландер обдумывал услышанное. Давным-давно он проходил военную службу в одном из противотанковых полков в Шёвде. И вспоминал то время неохотно. На призывной комиссии просился на флот, но был направлен в Вестеръётланд. Проблем с дисциплиной у него никогда не возникало, однако он с трудом понимал многие приказы, которые отдавались в ходе учений. Зачастую складывалось впечатление, будто во всем властвует случай, хотя солдаты должны были представлять себе, что втянуты в смертельную схватку с противником.

Фон Энке осушил свою рюмку.

– Я начал задавать вопросы о случившемся. И напрасно. Очень скоро я заметил, что эта тема популярностью не пользовалась. Народ уходил от ответа. Даже часть моих коллег, которых я считал своими близкими друзьями, намекала, что не одобряет моего любопытства. А ведь мне просто хотелось выяснить причину контрприказов. Смею утверждать, мы были как никогда близки к тому, чтобы действительно принудить подлодку к всплытию. В двух минутах, не больше. Поначалу я был не одинок в своем возмущении. Еще один капитан второго ранга, Аросениус, и аналитик из главного штаба армии дежурили в тот день в оперативном штабе. Но всего через несколько недель оба они тоже стали отдаляться от меня. Не желали участвовать в моих разбирательствах и расспросах. А в один прекрасный день и я подвел черту.

Фон Энке отставил рюмку и наклонился к Валландеру:

– Разумеется, я ничего не забыл. И по-прежнему стремлюсь понять, что произошло, и не только в тот день, когда мы добровольно упустили подлодку. Перебираю все, что случилось за те годы. И, пожалуй, наконец-то начинаю приближаться к некоторой ясности.

– Насчет того, почему вам не позволили принудить ту подлодку к всплытию?

Фон Энке медленно кивнул, снова раскурил трубку, но ничего не сказал. Валландер подумал, уж не останется ли услышанная история незаконченной.

– Вы меня заинтриговали. Каково же объяснение?

Фон Энке отмахнулся:

– Пока говорить об этом слишком рано. До цели я еще до добрался. В данный момент сказать больше нечего. Так что лучше, пожалуй, вернуться к гостям.

Они встали и вышли из комнаты. Направляясь на террасу, Валландер столкнулся с женщиной, которая ненароком помешала их разговору. И только теперь задумался о том жесте, какой фон Энке сделал правой рукой: сперва решительно потянулся к нагрудному карману, затем как бы передумал и в конце концов снова уронил руку на колени.

Казалось бы, сущая нелепость, но другого объяснения Валландер не нашел. Фон Энке был вооружен. Возможно ли, думал он, глядя в окно на голый сад. Отставной капитан второго ранга – с оружием на собственном семидесятипятилетии?

Нет, поверить невозможно, и Валландер отбросил эту мысль. Ему наверняка померещилось. Одно смутное ощущение породило другое. Сперва почудился страх, затем оружие. Вероятно, его интуиция утрачивает остроту и точно так же растет забывчивость.

На террасу вышла Линда.

– Я думала, ты ушел.

– Пока нет. Но скоро уйду.

– Я уверена, Хокан и Луиза рады, что ты приехал.

– Он рассказывал мне о подводных лодках.

Линда приподняла брови.

– Правда? Удивительно.

– Почему?

– Я много раз просила его рассказать. Но он всегда отнекивается, говорит, что не хочет. Даже чуть ли не раздражается.

Линда исчезла, ее позвал Ханс. Валландер остался один, размышляя о ее словах. Почему же Хокан фон Энке решил довериться именно ему?

Позднее, уже вернувшись в Сконе и обдумав рассказ фон Энке, Валландер обнаружил еще кое-что удивительное. Конечно, в услышанной истории хватало неясного, расплывчатого и трудного для его понимания. Но озадачивал его один аспект в сам о й предпосылке, в самой концепции,так он это называл. Фон Энке спланировал разговор за короткое время, после того как узнал, что Валландер приедет на юбилей? Или же стартовая полоса еще короче и началась с человека, стоявшего под фонарем у ограды?

Кто был этот человек? На этот вопрос сам Валландер ответить не мог.