Текст книги "Неугомонный"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Часть 2
События под поверхностью

11

Валландер был вне себя. И потому вопреки обыкновению пошел в лобовую атаку. Ему казалось, что семья, где двое пропали, а третий обнаружился, обманула его. Он словно стал мишенью обычной в высшем обществе лживости, ну как же, семейные секреты, которые любой ценой необходимо утаить от предположительно незаинтересованного окружения. После разговора с Аткинсом и долгого вечера, когда вернулся вспять и опять, с какой-то лихорадочной злостью, перебрал все случившееся и сказанное начиная с семидесятипятилетнего юбилея Хокана фон Энке, он забылся тяжелым сном, а утром, сразу после семи, позвонил Линде. Надеялся застать Ханса, но как раз в этот день он уехал уже около шести.

– Что он делает в такую рань? – раздраженно спросил Валландер. – Банки, поди, закрыты, и акции никто не покупает и не продает.

– Как насчет Японии? – заметила Линда. – Или Новой Зеландии? Экономика никогда не спит. На азиатских биржах большие подвижки. Он часто уезжает так рано. А вот ты обычно в семь утра не названиваешь. Не сердись на меня. Что-то случилось?

– Я хочу поговорить о Сигне.

– А кто это?

– Сестра твоего мужа.

Валландер слышал, как Линда дышит в трубку. Каждый вздох – новая мысль.

– У него же нет сестры!

– Ты уверена?

Линда знала своего отца и сразу поняла, что дело серьезное. Он бы не стал звонить в такую рань, на такие скверные шутки он не способен.

В кроватке захныкала Клара.

– Может, приедешь сюда? – сказала Линда. – Клара проснулась. Утром с ней трудновато. Не от тебя ли унаследовала, а?

Часом позже Валландер затормозил на дорожке перед их домом. К этому времени Клара уже поела и была довольна, а Линда встала и оделась. Валландеру по-прежнему казалось, что выглядит она бледной и усталой – уж не заболела ли? Но спрашивать он, разумеется, не стал. Как и он, она не любила подобных расспросов.

Они сели за кухонный стол. Лежавшую на нем скатерть Валландер хорошо помнил. Ее стелили на стол в доме его детства, потом у отца в Лёдерупе, а теперь вот здесь. Ребенком он часто водил пальцем по заковыристому узору красных нитей на ее оборке.

– Объясни, что ты имеешь в виду, – сказала Линда. – Я повторю то, что уже говорила: у Ханса нет сестры.

– Я тебе верю. Ты о сестре не знаешь, как не знал и я. До сегодняшнего дня.

Он рассказал о телефонном разговоре с Аткинсом и о неожиданном упоминании о дочери по имени Сигне. Вероятно, Аткинс упомянул о таинственной сестре совершенно случайно. Сложись разговор чуть-чуть иначе, и Валландер остался бы в неведении. Линда напряженно слушала и все больше хмурила брови.

– Ханс ничего не говорил про сестру, – сказала она, когда Валландер умолк. – Какая-то нелепая ситуация.

Валландер кивнул на телефон.

– Позвони ему и задай простой вопрос: почему ты не говорил мне, что у тебя есть сестра?

– Она старше или моложе?

Валландер задумался. Об этом Аткинс не упоминал. Тем не менее он не сомневался, что сестра старше. Если бы она родилась после Ханса, скрыть ее существование было бы слишком трудно.

– Звонить я не стану, – решила Линда. – Спрошу, когда он вернется домой.

– Нет, – возразил Валландер. – У нас двое пропавших людей, которых надо искать. Это не личное дело, а полицейское. Если ты не позвонишь, я позвоню сам.

– Пожалуй, так лучше всего.

Валландер снял трубку и цифра за цифрой набрал под диктовку Линды копенгагенский номер. Звонок прошел: они услышали классическую музыку. Линда наклонилась поближе, прислушалась.

– Это его прямой номер. Музыку выбрала я. Раньше у него было жуткое американское кантри. Некий Билли Рей Сайрус. Я заставила его поменять музыку, пригрозила, что не стану звонить. Сейчас он ответит.

Она едва закончила фразу, как Валландер услышал голос Ханса. Прерывистый, чуть ли не запыхавшийся. Что там стряслось на азиатских биржах? – подумал Валландер.

– У меня вопрос, не терпящий отлагательства, – сказал он. – Кстати, сижу я сейчас за столом у вас на кухне.

– Луиза? – сказал Ханс. – Или Хокан? Нашлись?

– Хотелось бы, чтобы нашлись. Но речь идет совсем о другом человеке. Догадываешься, о ком?

Валландер заметил, что Линду раздражает ненужная, по ее мнению, игра в кошки-мышки. Пожалуй, она права. Надо действовать напрямик, без обиняков.

– Речь о твоей сестре. О Сигне.

В трубке царила тишина, потом Ханс сказал:

– Я не понимаю, о чем ты. Это шутка?

Линда наклонилась над столом, Валландер держал трубку так, чтобы она могла слышать. Ханс определенно говорил правду.

– Нет, не шутка, – сказал Валландер. – Ты действительно ничего не знаешь? Не знаешь, что у тебя есть сестра по имени Сигне?

– У меня нет ни братьев, ни сестер. Можно мне Линду?

Валландер молча передал трубку дочери, которая повторила все, что услышала от него.

– В детстве я часто спрашивал родителей, почему у меня нет ни брата, ни сестры, – сказал Ханс. – И всегда слышал в ответ, что им кажется, одного ребенка достаточно. Я никогда не слышал упоминаний о ком-нибудь по имени Сигне, никогда не видел ее фотографий. Всегда был единственным ребенком.

– Трудно поверить, – сказала Линда.

На миг Ханс сорвался, выкрикнул в трубку:

– А каково мне, по-твоему?

Валландер забрал у дочери трубку.

– Я тебе верю, – сказал он. – И Линда тоже верит. Но ты должен понять, как важно разобраться во всех взаимосвязях, коль скоро они вообще существуют. Твои родители пропали. И вдруг возникает неизвестная сестра.

– Ничего не понимаю, – сказал Ханс. – Голова кружится.

– Каково бы ни было объяснение, я его найду.

Валландер снова передал трубку Линде. Слышал ее голос, успокаивающий Ханса. Но не хотел слушать, что они говорили друг другу. А поскольку разговор вроде бы затягивался, написал на листе бумаги несколько слов и положил его на стол перед дочерью. Она кивнула, взяла с подоконника связку ключей, протянула ему. Полюбовавшись Кларой, которая, лежа на животе, уснула в своей кроватке, он пальцем осторожно погладил ее по щечке. Девочка поморщилась, но не проснулась. Валландер ушел.

Из Управления Валландер позвонил Стену Нурдландеру, сразу же, даже не сняв куртки. И немедля получил желаемое подтверждение.

– Конечно, есть еще один ребенок, – сказал Стен Нурдландер. – Девочка, которая родилась с тяжелейшими пороками развития. Совершенно беспомощная, если я правильно понял Хокана. Взять ее домой они никак не могли, с первого дня жизни ей требовался специальный уход. Они никогда не говорили о ней, и я полагал, это их желание нужно уважать.

– Ее зовут Сигне?

– Да.

– Вы знаете, когда она родилась?

Стен Нурдландер задумался, потом ответил:

– Она лет на десять старше брата. Думаю, они пережили огромное потрясение, когда она родилась, и далеко не сразу решились завести второго ребенка.

– Значит, сейчас ей за сорок, – сказал Валландер. – Вы знаете, где она находится? В каком приюте или лечебнице?

– По-моему, Хокан однажды упомянул, что это под Мариефредом. Но названия я не слыхал.

Валландер быстро закончил разговор. Словно бы заторопился, хотя, по сути, эта история его не касалась. Конечно, прежде всего надо бы связаться с Иттербергом. Но любопытство увлекло его в другом направлении. Он долго листал безнадежно затрепанную телефонную книжку и в конце концов разыскал нужный номер мобильного. Принадлежал он женщине, которая работала в социальном ведомстве истадского муниципалитета и приходилась дочерью одной из давних гражданских сотрудниц Полицейского управления. Несколько лет назад Валландер встречался с ней в связи с запутанным делом о педофилии. Звали ее Сара Амандер, и ответила она почти сразу же. После нескольких фраз о житье-бытье и погоде Валландер изложил свой вопрос:

– Губернское учреждение для инвалидов под Мариефредом. Возможно, их там несколько. Мне необходимы адреса и телефоны.

– Больше ничего не скажете? Речь о пациенте с врожденным повреждением мозга?

– Думаю, прежде всего с физическими пороками развития. Ребенку с первого дня жизни требовался особый уход. Хотя, конечно, возможны и психические дефекты. Вероятно, такому бедолаге лучше не осознавать, как несчастна его жизнь.

– О жизни других людей следует судить с осторожностью, – заметила Сара Амандер. – Среди тяжелых инвалидов есть люди, в чьей жизни на удивление много радости. Но я постараюсь сделать, что могу.

Валландер закончил разговор, сходил к автомату за кофе, перекинулся словечком-другим с Кристиной Магнуссон, которая напомнила ему, что завтра вечером коллеги устраивают у нее в саду импровизированный летний праздник. Валландер, разумеется, напрочь забыл об этом, но сказал, что непременно придет. Вернулся в кабинет, написал для памяти подробную записку и положил возле телефона.

Через несколько часов Сара Амандер перезвонила. Есть два варианта. Частный санаторий «Амалиенборг», на самой окраине Мариефреда. И губернский приют «Никласгорден», по соседству с замком Грипсхольм. Валландер записал адреса и телефоны и собирался набрать первый из них, когда в приоткрытых дверях возник Мартинссон. Валландер положил трубку на рычаг и кивком пригласил его войти. Мартинссон скривился.

– Что стряслось?

– Покерная вечеринка сошла с рельсов. «Скорая» только что увезла в больницу человека с ножевым ранением. Одна патрульная машина уже там. Но нам с тобой придется тоже поехать.

Валландер взял куртку и следом за Мартинссоном вышел из кабинета. Остаток дня и часть вечера они выясняли, что же произошло на покерной вечеринке и вылилось в жестокое насилие. Только около восьми, когда вернулся в Управление, Валландер позвонил по номерам, полученным от Сары Амандер. Начал с «Амалиенборга». Ответил приветливый женский голос. И уже задавая вопрос о Сигне фон Энке, Валландер сообразил, что действует неправильно. Ему определенно ничего не скажут. Учреждение, опекающее больных людей, разумеется, не может называть имена своих пациентов кому угодно. Именно так и вышло. И этот, и остальные вопросы насчет возраста пациентов остались без ответа. Приветливая женщина терпеливо повторяла, что она не вправе давать информацию. И при всем желании помочь ему не может. Валландер положил трубку и подумал, что надо все-таки позвонить Иттербергу. Но отложил звонок. Нет никаких причин беспокоить его сейчас. Можно повременить до завтра.

Вечер выдался прекрасный, теплый и тихий, поэтому, приготовив дома ужин, Валландер устроился в саду. Юсси лежал у его ног, подбирал кусочки, падавшие с вилки хозяина. Окрестные поля сияли желтизной цветущего рапса. По неведомой причине отец когда-то научил его латинскому названию рапса – Brassica napus.Эти слова врезались в память. С неудовольствием он вдруг вспомнил, как много лет назад отчаявшаяся молодая женщина заживо сожгла себя на рапсовом поле. Но он отбросил эту мысль. Сейчас ему хотелось только наслаждаться летним вечером. Вся его жизнь окружена подвергшимися насилию, униженными, мертвыми, и он, безусловно, заслужил хоть один вечер без мучительных воспоминаний.

Но мысль о сестре Ханса не оставила его. Он пытался объяснить окружавшее ее молчание, пытался представить себе, как бы поступили они с Моной, если б родился ребенок, которому с первого дня жизни требовался уход чужих людей. И вздрогнул при этой мысли, о которой вообще не мог составить никакого суждения. Сидел в раздумьях, прикидывал так и этак, как вдруг в доме зазвонил телефон. Юсси насторожил уши. Звонила Линда. Говорила тихо, потому что Ханс спал:

– Он просто в кусках. Говорит, самое ужасное, что теперь некого и спросить о ней.

– Я ищу ее, – сказал Валландер. – Думаю, через несколько дней сумею выяснить, где она находится.

– Ты понимаешь, как Хокан и Луиза могли так поступить?

– Нет. Но, возможно, это единственный способ выдержать. Сделать вид, будто ребенок-инвалид не существует.

Потом Валландер описал дочери рапсовое поле и горизонт.

– Надеюсь, через несколько лет здесь будет бегать Клара, – заключил он.

– Все-таки тебе надо бы завести подругу.

– Подруг не заводят!

– Ты никого себе не найдешь, если не приложишь усилий! Одиночество будет грызть тебя изнутри. Ты станешь неприятным стариканом.

До десяти с лишним Валландер сидел на воздухе. Думал о словах Линды. Однако спал спокойно и в начале шестого проснулся отдохнувшим. Уже в половине седьмого он вошел в свой кабинет. К тому времени в голове начала складываться одна мысль. Просмотрев свой ежедневник вплоть до Праздника середины лета, он констатировал, что вообще-то ничто не привязывает его к Истаду. Покерной историей могут заняться другие. Поскольку Леннарт Маттсон обычно приходил рано, он отправился к нему, постучал. Начальник оказался на месте, и Валландер попросил три дня отпуска. Начиная с завтрашнего дня.

– Я понимаю, это неожиданно, – сказал он. – Но у меня есть дело личного свойства. К тому же я готов поработать в праздник, хоть у меня тогда по плану неделя отпуска.

Леннарт Маттсон препятствий чинить не стал. Валландер получил свои три дня. Вернувшись в кабинет, он зашел в Интернет, посмотрел, где именно расположены «Амалиенборг» и «Никласгорден». По сведениям, какие удалось собрать об этих учреждениях, невозможно было установить, которое из них ему требуется. Оба, по-видимому, опекали людей с самыми разными, но тяжелыми функциональными нарушениями.

Вечером он отправился на праздник в саду у Кристины Магнуссон. Знал, что Линда тоже придет, и действительно, около девяти она вошла в калитку – Клара наконец-то спала, Ханс был дома, при ребенке. Валландер сразу же отвел дочь в сторонку, рассказал о задуманной поездке, которая начнется завтра на рассвете. Он стоял со стаканом содовой в руке, и Линда сказала, что фактически она так и предполагала. Около десяти Валландер поехал домой. Кристина Магнуссон проводила его за калитку. Он едва не притянул ее к себе с внезапно вспыхнувшим желанием, но вовремя сдержался. А она, уже навеселе, как будто бы не заметила его порыва.

Еще до отъезда на вечеринку он отвел Юсси к соседям. Собачий загон был пуст. Валландер лег на кровать, завел будильник на три часа и уснул. А около четырех утра сел в машину и поехал на север. Рассвет брезжил сквозь прозрачную дымку, но день обещал быть погожим. В начале первого он добрался до Мариефреда. Пообедал в придорожном ресторане, немного поспал прямо в машине и двинул в «Амалиенборг», старый народный университет с флигелем, переоборудованным теперь в санаторий. В приемной он предъявил полицейское удостоверение, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы по меньшей мере выяснить, попал ли он куда надо. Девушка в приемной колебалась, привела начальницу, которая долго изучала валландеровское удостоверение.

– Сигне фон Энке, – дружелюбным тоном сказал он. – Я только хочу узнать, здесь она или нет. Речь идет о ее родителях, которые, к сожалению, пропали.

На груди у начальницы был приколот бейджик с именем – Анна Густавссон.

Она выслушала объяснения Валландера и пристально посмотрела на него.

– Капитан второго ранга? – спросила она. – Вы о нем?

– Да, – ответил Валландер, не скрывая удивления.

– Я читала о нем в газетах.

– Я говорю о его дочери. Она здесь?

Анна Густавссон покачала головой:

– Нет. У нас нет никого по имени Сигне. Среди пациентов нет дочери капитана второго ранга. Можете не сомневаться.

Валландер поехал дальше. По дороге его настигла сильная гроза. Дождь хлестал как из ведра, пришлось даже остановиться, так как видимость стала равна нулю. Он съехал на боковую дорогу, заглушил мотор. И сидя в машине, словно заключенный в пузырь, слушая, как дождь барабанит по крыше, еще раз попробовал вникнуть в события вокруг двух исчезновений. Хотя Хокан фон Энке первым скрылся либо пал жертвой преступления или несчастного случая, это вовсе не означало, что исчезновение Луизы было прямым следствием происшедшего с ним. Этот элементарный принцип Валландер усвоил еще от своего наставника, от Рюдберга. Причинная связь событий не раз оказывалась обратной; обнаруженное или случившееся последним было началом, а не завершением цепочки происшествий. Снова ему вспомнился кавардак в одном из ящиков стола Хокана фон Энке. Компас в голове крутился, не указывая направления.

В сущности, все могло оказаться домыслами. Даже ощущение, что Хокан фон Энке был встревожен, возможно, никак не связано с реальностью. У Валландера и раньше порой случались иллюзии, хотя большей частью ему удавалось воспринимать их хладнокровно. И пропавших людей он за годы службы разыскивал неоднократно. Почти всегда уже изначально имелись приметы, следует ли ждать естественного объяснения или же есть разумные причины для тревоги. Но в случае Хокана и Луизы он терялся в догадках. История в самом деле совершенно неясная, думал он, сидя в машине и пережидая ливень. Туман словно бы только густеет, ни малейшего признака, что он рассеется.

Мало-помалу ливень утих, и Валландер в конце концов добрался до «Никласгордена», живописно расположенного на берегу озера, которое, судя по карте, называлось Вонгшё. Белые деревянные постройки на склоне, среди рощиц довольно старых и высоких лиственных деревьев, а дальше хлебные поля и пастбища. Валландер вылез из машины, вдохнул свежий после дождя воздух. Словно рассматриваешь старинный рисунок вроде тех, что висели в классе, когда он посещал в Лимхамне народную школу. Рисунки с библейскими ландшафтами, неизменно Палестина, с пастухами и овечьими стадами, а то и шведские сельские пейзажи во всем их многообразии. «Никласгорден» лежал перед ним как фрагмент одного из таких рисунков. На миг его охватило ностальгическое желание вернуться назад, во времена этих рисунков,но он отогнал воспоминания. Знал, что сантименты, вызванные минувшим, делают мысль о близкой старости только еще более мучительной и пугающей.

Он достал из рюкзака бинокль, обвел взглядом дома и окружающий их сад, похожий на парк. Мрачно усмехнулся при мысли, что он вроде как перископ, вынырнувший в этом красивом летнем ландшафте, сухопутная субмарина под видом «пежо» с исцарапанным лаком. В тени деревьев он заметил несколько инвалидных кресел. Отрегулировал резкость, постарался держать бинокль неподвижно. В инвалидных креслах, поникнув головой, сидели люди. Одна женщина – возраст он определить не мог – уронила голову на грудь. В другом кресле сидел мужчина, кажется молодой, этот откинул голову назад, словно шея вообще ее не держала. Валландер опустил бинокль, чувствуя, что его ожидает неприятное зрелище. Снова сел в машину, подъехал к главному зданию, где губернский совет Сёдерманланда приветствовал его табличками, указывающими в разных направлениях. Валландер прошел в приемную. Позвонил в колокольчик и стал ждать. Откуда-то долетали звуки радио. Через дверь, ведущую в соседнее помещение, вошла женщина лет сорока. Валландер поразился: какая же красавица! Коротко подстриженные черные волосы, темные глаза. Она смотрела на него с улыбкой. А когда заговорила, Валландер явственно расслышал иностранный акцент. Вероятно, уроженка одной из арабских стран. Он предъявил удостоверение, задал свой вопрос. Но красавица не торопилась с ответом. Улыбалась и рассматривала его.

– Впервые сюда приехал полицейский, – сказала она. – Да еще так издалека. Но, к сожалению, имен я назвать не могу. Все, кто живет здесь, имеют право на неприкосновенность.

– Я понимаю, – сказал Валландер. – При необходимости я получу у прокурора бумагу, которая позволит мне осмотреть все здешние помещения, все бумаги, узнать все имена. Но именно этого я предпочел бы избежать. Вам достаточно кивнуть или покачать головой. Потом я уйду и больше сюда не вернусь. Обещаю.

Женщина задумалась. А Валландер по-прежнему как завороженный любовался ее красотой.

– Задавайте ваш вопрос, – наконец сказала она. – Я понимаю, куда вы клоните.

– Здесь проживает некая Сигне фон Энке? Примерно сорока лет, инвалид от рождения.

Она кивнула один раз, и всё. Но Валландеру большего и не требовалось. Теперь он знал, где находится сестра Ханса. Прежде чем действовать дальше, надо поговорить с Иттербергом.

Он уже отвернулся, сумел оторвать взгляд от женщины, как вдруг подумал, что, пожалуй, есть еще один вопрос, на который она, пожалуй, согласится ответить.

– Еще один кивок. Или покачивание головой. Когда к Сигне последний раз приходил посетитель?

Она опять задумалась. Потом ответила, на сей раз словами:

– Несколько месяцев назад. В апреле. Могу уточнить, если это важно.

– Чрезвычайно, – сказал Валландер. – Вы очень нам поможете.

Она вышла в соседнее помещение. И через несколько минут вернулась с бумагой в руке.

– Десятого апреля. В тот день ее навещали последний раз. С тех пор никто не приходил. Она вдруг осталась совершенно одна.

Валландер задумался. Десятого апреля. На следующий день Хокан фон Энке ушел из дома. И не вернулся.

– Я полагаю, в тот день ее навещал отец, – осторожно сказал он.

Она кивнула. Конечно, отец.

Из «Никласгордена» Валландер поехал в Стокгольм, прямиком на Гревгатан. Остановил машину и отпер квартиру ключами, которые ему дала Линда.

Такое ощущение, будто надо опять начинать все с самого начала. Но с начала чего?

Долго он стоял посреди гостиной, пытался понять. Но безуспешно, никаких зацепок.

Вокруг лишь огромная тишина. Глубина, где плавают подлодки, где не чувствуется волнения моря.