Текст книги "Сказание о новых кисэн"

Автор книги: Хён Су Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Настоящий мастер не делает себе мерзкий «подсолнух». Лучше туда вставить драгоценный камень.

Последствие для меня было страшным. Несмотря на то, что он был младше меня на пять лет, я был жестоко избит им, причем он кричал, чтобы я тоже сделал операцию «подсолнух», и возмущался, что я только теперь сказал ему о своем нежелании. Когда прибежавшие охранники стали угрожать нам карцером, я попытался им пожаловаться на него, но был избит ими, в этот раз уже без всякой причины. Хотя мне пришлось жить жалкой тюремной жизнью, и жил я там недолго, я многому научился. Человек по имени Ким Гён Чхун заново родился в тюрьме, у меня открылись глаза, я прозрел.

3

Когда, умывшись холодной водой, я выходил из ванной, в животе раздался урчащий звук. «Как же мне позавтракать?» – мелькнуло в голове. Кибан – это мир женщин, который создавался ими, поэтому они ели так, как им было удобно. Неизвестно, когда это повелось, но все работники кибана должны были есть на кухне, сидя на корточках. Когда не было работы, завтракать и обедать надо было на кухне, а что касалось ужина, то его принимали после того, как приходили гости и по комнатам накрывали большие столы, с таким количеством блюд, что от их тяжести, казалось, искривлялись их ножки.

Конечно, для кисэн, которые хотя бы раз в день сидели за большим столом с гостями, этого было достаточно, но такие, как я, те, у кого не было своего определенного места, должны были есть на кухне. Невозможно словами описать, как это унизительно! Если пропустить завтрак, то можно испортить желудок, а попросить – стыдно. «Застольный муж» кисэн не может поступать, как ему вздумается, поэтому, решив сначала, что будет лучше, если пойду вместе с мадам О, я хотел разбудить ее, но передумал. Ведь вчера я целый день работал встречавшим жениха, поэтому надеялся, что в этот раз Табакне не станет издеваться надо мной. Не знаю, как другие, но я к ней всегда относился настороженно. Это, вероятно, из-за ее глубоких впалых глаз. Когда встречаешься с ними, даже у тех, кто ни в чем не был виноват, невольно грудь сжимается от страха.

Когда я открыл дверь кухни, меня обдала волна горячего воздуха, вырвавшаяся из нее. Это было на следующий день после свадьбы. На кухонной плите были сложены в беспорядке, но так, чтобы не обрушились, – деревянное корыто, большие корзины, наполненные разными продуктами, стоящие в ряд, большая керамическая посуда с отверстиями на дне, сито и ступа, которую трудно увидеть в обычное время, разнообразные большие миски из латуни, о назначении которых я даже не мог догадаться.

Кисэны быстро работали ложками, не обращая внимания на тех, кто входил в кухню или выходил из нее. Только Кимчхондэк, разливавшая хэчжангук – суп от похмелья, из чугунного котла, откуда вырывался клубящийся пар, приветливо встретила меня, кивнув головой, мол, проходи. Я тоже кивнул ей в знак благодарности. В конце концов, в глубине души я давно смирился с тем, что никто, кроме нее, не рад мне в Буёнгаке.

– Да уж, «застольного мужа» не зря называют «застольным». Тебе не хочется немного подвинуться и дать ему место? – недовольно, как всегда издеваясь надо мною, проворчала Табакне, обратившись в сторону мадам О. – Разве не он целый день бездельничает и одиноко, словно столб, торчит в комнате, выходя из нее, лишь только когда наступает время поесть? Да, конечно, вчера он, притащив сюда, как другие развратники, свою жалкую задницу, поработал встречающим жениха. А ты, как дура, вытянув шею, с раннего утра ждешь его. Боялась, что он не придет есть? Не бойся, он придет, куда же он денется? Я знаю, что он обязательно притащит свой зад.

– Сестра, все мы – одна семья, – тихо сказала мадам О, не желая спорить с ней с утра, – нехорошо, если в ней кто-то останется голодным.

– Кимчхондэк, судя по супу хэчжангук, ты уже стала настоящей кухаркой, – сменив тему разговора и не обращая внимания на слова мадам О, мягко сказала Табакне, всем видом показывая, что ей не хочется больше говорить обо мне.

Она положила сваренный рис в большую латунную миску. Кисэны быстро заработали руками, кладя туда овощи, съедобные горные и полевые травы и зелень из мисок. После этого она налила туда кунжутного масла и для завершения приготовления блюда бибимпаб [56]56
  Бибимпаб очень распространенное в Корее блюдо. Сначала вареный рис кладут в миску, а затем в нее кладут подготовленные зелень, мясо и яйца, пасту из красного перца, поливают кунжутным маслом и смешивают непосредственно перед употреблением.


[Закрыть]уверенным движением начала перемешивать рис с приправами.

Как раз когда она это говорила, подошел Ким сачжан. «Пахнет хорошо, – подумал я, – кажется, будет вкусно». Я собрался усесться среди кисэн, но никто из них не хотел двигаться, чтобы дать мне место. Когда же я, несмотря на это, растолкав их, протиснулся в создавшуюся щель и нечаянно толкнул сидевшую рядом кисэн, то в меня сразу впился взгляд, полный ненависти. Не обращая на это внимания, сжавшись, я, наконец, с трудом сел; во рту скопилась слюна. Я беспечно попытался сунуть ложку в латунную миску, но Табакне, говоря, что у меня нет стыда, резко оттолкнула мою ложку своей, перемешивая рис. В это время на мое лицо упало зернышко риса, обмазанное перцовой пастой; слетевшее с ложки, оно было горячим, липким, горьким… Табакне стыдила меня, что я ничем не помог, даже в перемешивании риса, а собрался есть, и смеялась над тем, что я, мужчина, сижу с женщинами вокруг латунной миски с бибимпабом.

Мне вдруг стало невыносимо стыдно и обидно. Я с тоской посмотрел в сторону водителя Пака, который получил отдельный столик с ножками в виде собак, на котором были расставлены суп хэчжангук, разные закуски и гарниры. На самом деле мое место было там, я уже подумывал пойти туда, но передумал. Мне не хотелось видеть перед собой его, похожего на дровосека, в высоко закатанных брюках, усевшегося обедать, издавая аппетитные звуки «ху-ру-рук» каждый раз, когда выпивал суп. Всякий раз, когда Табакне смотрела на меня, она окатывала меня презрением, а на него смотрела теплым взглядом, в котором можно было прочитать: «В чем секрет его удачи – даже когда ест рис, счастье липнет к нему?» Но стоило ей увидеть меня, как она начинала гнусавить, раскрыв морщинистый рот. Сколько бы я ни смотрел на нее, она была для меня колючим ершом.

– Какая шлюха послала вчера сообщение на мобильник любовника мисс Мин? – вдруг громко и возмущенно спросила она, обратив свой взор на мисс Чжу.

– Почему вы смотрите на меня? Бабушка, я не делала этого, – оправдывалась та, поймав подозрительный взгляд. – Сколько лет я уже живу в кибане? Вы же хорошо знаете меня. Разве я могла сделать это?!

– Не знаю, кто из вас послал ему сообщение на мобильник, но он, паршивец, ворвался на рассвете в кибан и устроил скандал оттого, что она участвовала в церемонии хвачхомори. Я ей уже давно сказала, что им надо расстаться как можно скорее, но она меня не слушала и тянула с этим, и вот в конце концов довела до такого. Был жуткий скандал, прямо у ворот, Пак сачжан тоже, наверное, слышал это. Стыдно! Как можно после этого смотреть ему в лицо? – воскликнула она, а затем, повернувшись к Кимчхондэк, громко спросила: – Пак сачжан и мисс Мин получили утром столик с завтраком?

– Нет, они еще не проснулись. Другие гости тоже пока еще не завтракали.

– Я так и думала. Конечно, с самого рассвета тут так шумели, что сейчас для них, наверное, еще глубокая ночь. Вот вы, – неожиданно для всех спросила Табакне, – едите, а знаете ли вы хоть, что такое любовь?

Кисэны, которые были заняты тем, чтобы быстро отправить в рот ложку горячего бибимпаба, от изумления замерли. На мгновенье повисла напряженная тишина, а затем кто-то прыснул в ладонь.

– Я вас спрашиваю, знаете ли вы, что такое любовь? – переспросила Табакне, не обращая внимания на это. – Любовь, – начала она говорить, нё дождавшись ответа от кисэн, которые были в шоке от вопроса, – очень похожа на стиральный порошок. Она возникает бурно, словно пена от стирального порошка в воде, но тогда от нее никакого проку, и если бездумно погрузить в нее руки, она лишь отбирает жир из кожи и сдувается. Представьте: резко выливаешь воду в таз, а она вспенивается пузырями, которые тут же лопаются… Сегодня утром, когда любовник мисс Мин долго скандалил, я вышла, прихватив с собой крупную соль [57]57
  По старой корейской традиции на неприятных людей или в их сторону бросают крупную соль. Смысл этой традиции состоит в том, чтобы небо покарало того человека за его мерзкие дела.


[Закрыть]для того, чтобы разом покончить с этой проблемой. Но когда я вышла, его уже след простыл. Что это за любовь, – тут она скривила губы, – только шума было много. Если хочешь добиться любви, надо драться за это, даже жизни не жалеть, – громко высказалась Табакне.

– Он так горько плакал, обхватив главные ворота, – встала на его защиту сердобольная Кимчхондэк. – У меня до сих пор сердце болит.

– Я боюсь, как бы удача не отвернулась от нас оттого, что мужик плакал на рассвете, – проворчала Табакне, недовольная тем, что ее любимица защищала этого мужчину.

Мне казалось, что если я заговорю, то она, пронзив меня впалыми глазами, скажет, что я такой же, как тот слюнтяй. Поэтому, ничего не говоря, я лишь внимательно наблюдал за происходящим. Надо сказать, что ни одно событие в кибане не проходило мимо меня. Вот, например, недавно появившаяся новенькая кисэн мисс Ян, что ни говори, красавица. Это видно невооруженным взглядом. Я думаю, что она будет полезной для кибана.

– Я был знаком с множеством женщин. Учитывая мою биографию, то, что их было много в моей жизни, где я начал альфонсом, а закончил «застольным мужем», – закономерный процесс. Поэтому мне кажется, что мало мужчин, знающих о вас столько, сколько я. Я считаю, что в мире существует только два типа женщин: красивые и полезные и некрасивые и бесполезные. Женщины, у которых некрасивое лицо, обычно кажутся добрыми, но это не всегда так. У них с самого рождения искаженные лица, грубый характер и чувство неполноценности. В силу этого они часто не могут должным образом справиться со своими обязанностями. Красивые женщины, напротив, с детства растут, окруженные вниманием и заботой, поэтому в большинстве случаев их поведение изящно и красивый характер; они чаще бывают талантливыми. Конечно, иногда, встречаются элегантные женщины с некрасивыми лицами, но это, я вам скажу, бывает реже, чем встреча с морскими животными, подпрыгивающими в середине пустыни Такла-Макан. Вы слышали, есть пословица: «Красивый на вид хлеб приятно есть и вкус у него хороший». Когда заводишь роман с красивой женщиной, то она относится к этому спокойно, а некрасивая цепляется за тебя изо всех сил, потому что у нее мало шансов влюбить в себя другого. Но в мире есть более бесполезные женщины, чем некрасивые. Если мужчина собирается обзавестись потомством, он должен избегать маленькой и толстой женщины. Сегодня некрасивая женщина живет в хорошие времена, потому что можно сделать пластическую операцию. Но маленькая и толстая и в наши дни навсегда останется маленькой и толстой. Если встретишь женщину с такими генами, то она не просто станет позором на три поколения потомков, а приведет к гибели весь род. Даже если сын, ища жену по всей стране, встретится с высокой, словно рыба-меч, женщиной и женится на ней, то среди внуков и внучек обязательно будут одна или две внучки с короткой шеей и толстыми короткими ногами, – заключил я свой длинный монолог.

Никто из кисэн не выступил против такого мнения. Они хорошо понимали то, что я говорил, потому что знали, что если способность петь и танцевать не подкрепляется хорошей внешностью, то нельзя даже мечтать попасть в Буёнгак. Поэтому они не просто не возражали, а полностью поддерживали мое мнение, кивая в знак согласия.

– Ну, что за чепуху, словно жмых от кунжута, я слышу? – внезапно раздался ворчливый голос Табакне.

Только она, с ее уродливыми чертами лица, возразила мне. Если бы она была моложе, то, возможно, могла бы с пеной во рту наброситься на меня, но сейчас она сильно постарела, поэтому, видно, решила не углубляться в эту тему, ограничившись ворчанием.

Мне было стыдно, но мой взгляд все время устремлялся в сторону промежности новенькой мисс Ян. Я так возбудился, что даже понятия не имел, куда попадал рис, который я ел: в нос или в рот. Нет, вы посмотрите на оголенную внутреннюю часть ее бедер! Увлекшись едой, она не замечала, что разошлись ноги, а подол юбки поднялся. Ух ты! Ножка похожа на осеннюю белую редьку, только что выдернутую в поле, когда с нее даже землю еще не стряхнули. Если откусить кусочек и положить в рог, то, наверное, нежная мякоть обволочет язык и, словно сладкая вода, журча потечет по краям губ…

– Как тебе не стыдно! – внезапно крикнула Табакне и бросила в меня ложку, которой мешала. – Нет, я не могу это больше терпеть!

Ложка, брошенная ею, больно ударила меня по голове. У меня невольно выступили слезы. Макушка, куда она попала, сразу опухла. Как я уже говорил, догадливость у нее была на уровне мастера восточных единоборств третьего дана, – она все мгновенно замечала. Я ведь лишь мельком, тайком, как вор, глянул в промежность мисс Ян, и когда она успела заметить?

– Тебе сколько лет, а? В старину, в возрасте 60 лет, ты считался бы глубоким стариком. Где ты видел выжившего из ума легкомысленного старика, который ходил бы, распуская слюни? – стыдила меня она. – Может быть оттого, что люди все время едят рис, выращенный с использованием химикатов, сегодня и молодежь и взрослые не знают как вести себя и поступают как дети. Разве это не большая беда? Разве это не конец света? Мир, в котором нет настоящих стариков, – это и есть конец света.

Кисэны, выслушав ее речь, прикрыли рукой рты, хихикая и поглядывая на меня. Поэтому мне пришлось быстро выйти на улицу, успев попробовать всего лишь несколько ложек бибимпаба. В эти минуты даже крутая каменная лестница, старинный деревянный пол и стойкие средние ворота показались мне бесконечно одинокими. Во дворе кибана виднелась длинная тень от гребня крыши, выложенного черепичной плиткой. Как же все-таки хочется есть!

4

– Смотрите! – прозвучал хриплый, кусающий уши, но все еще приятный голос мадам О. – Смотрите!

– Дура, ты что, с ума сошла? На кого смотреть-то? – с негодованием бросила Табакне, обращаясь к ней. – Ты считаешь, что если ты произнесешь, томно открыв глаза, «Смотрите!», то он превратится в хорошего человека? Он вор-карманник! Вот он кто! Однако он ходит, не стыдясь этого, с гордо поднятой головой, как будто у него славная профессия. И как только ему не стыдно! И при этом ты смеешь звать меня посмотреть на него!

– Жалко ведь, – виновато сказала мадам О, опустив красивые ресницы.

– Чего жалко? Кого жалко? Этого?! Да если этого негодяя жалко, то, извини меня, везде под небом валяются жалкие люди, может быть, ты пойдешь и их всех пожалеешь, – безжалостно продолжала Табакне.

– Посмотрите на эту опущенную шею и сутулую спину. Я не могу просто так пройти мимо. Жалко ведь.

– У тебя что, опять приступ? Вроде несколько дней было нормально…

– Сестра, сестра… – почти плача, взмолилась мадам О.

– Ну, хорошо, – со злостью сказала Табакне. – Иди и отдай все! Отдай все, что у тебя есть!

Когда она, стиснув зубы, со злостью вылила грязную воду в мою сторону, я не стал уклоняться, потому что нервы были парализованы, а тело затвердело. Если бы тогда мадам О криком «Смотрите!» не окликнула меня, мои нервы не были бы парализованы, и я смог бы спокойно уклониться от ушата грязной воды, отпрыгнув в сторону или отбежав на несколько шагов. Но когда она хриплым голосом окликнула меня, меня словно унесло в океан потоком воды, так я был ошеломлен ее голосом. Когда схватишь рукой что-то крошечное, похожее на маленькие кусочки разбитого фарфора, песок или что-то очень шершавое, они покалывают ладонь, так же и этот голос вошел в мое сердце, разрывая его, вызывая в нем острую, неизведанную до сих пор сладостную боль.

Сняв мокрые носки, отлепляя от штанов остатки кимчхи и шелуху лука, я понял, что я околдован. Иначе как я, такой мастер, мог быть очарован хриплым голосом уже пожилой женщины, а не ее состоянием? Я мог объяснить это только тем, что я был очарован до ослепления – до потери сознания. Но это вовсе не означало, что она бедна. Наоборот, в этом смысле она была очень подходящим объектом для меня. Для меня не составило особого труда выманить у нее деньги. Главной проблемой для меня была совесть. Когда вымогаешь деньги у женщин, не должно быть угрызений совести, у меня, можно сказать, их и не было, но только не с ней. С ней так не получалось. Только один раз я обманом завладел ее деньгами за аренду квартиры в Дэхындоне. После этого я страдал от угрызения совести, но потом я оглянулся назад и спросил себя: как долго я могу продолжать эту работу, оставаясь профессионалом? Вдобавок ко всему я отдал ей цепочку, с таким трудом сворованную у Табакне. После встречи с ней в моей голове постоянно вспыхивал желтый свет, предостерегавший об опасности, пробуждая во мне совесть.

Когда я освободился из тюрьмы, мне нужны были деньги для возвращения к нормальной жизни в качестве альфонса.

– Для того чтобы выкачивать наверх подземную воду, текущую в глубине земли, нужна встречная вода, которая вливается в насос.

Правила альфонсов, № 18

Я принял решение стать вором-карманником, потому что, по словам моего наставника, не было лучшего способа быстро достать деньги.

– Иногда для выполнения главной работы нужна побочная работа, так что надо найти чужой город для того, чтобы быстрее выполнить побочную работу.

Правила альфонсов, № 19

Я выбрал для работы площадь рынка Джагал в городе Дэгу. В народе говорят, что человек, которому не везет, даже упав на спину, разбивает нос; вероятно, я был как раз таким человеком. Ну почему из множества людей я украл цепочку именно у Табакне, которая пришла купить сушеные морепродукты? Если бы я увидел ее злобное лицо, возможно, мои руки так легко не протянулись бы к ней, но она, на мое горе, стояла спиной ко мне и, наклонив голову, что-то выбирала. «Какой удачный момент», – подумал я и, ощупав заднюю часть ее шеи, незаметно стащил цепочку, словно ветер, не тронув ни одного ее волоска. Но она, я до сих пор не понимаю, как, почувствовав кражу, быстро оглянулась назад. Она, с лицом, похожим на отжатое пожелтевшее кухонное полотенце, и глазами, носом и губами, как мне показалось, собранными в одном месте, начала истошно кричать. Голос у нее был настолько громкий, что на мгновенье он покрыл всю площадь.

– Ой-ой-ой, люди! Моя цепочка! Люди, смотрите! Вон он! Ловите вора! Тому, кто поймает его, я заплачу 100 тысяч вон.

Даже в такой суматохе она, не упустив ни одного слова, которые должна была сказать, громко крича, шустро бежала за мной. К счастью, убегая, я повалил повозку с мандаринами, яблоками и другими фруктами, поэтому мне удалось убежать, иначе я, наверное, был бы пойман и избит до смерти.

С тех пор прошло пять лет.

Я хорошо проводил время, живя жизнью альфонса: получал максимум прибыли, вкладывая минимум времени и капитала. Однажды, следуя за одним парнем, который занимался тем же, чем и я, я попал в самый крутой в стране, как он говорил, кибан Буёнгак в портовом городе Кунсане. Он говорил мне, что мы, выбирая женщину в качестве своей жертвы, можем перестать быть нормальными мужиками. Поэтому в его предложении выбрать кисэн, которая выглядела настоящей женщиной, и, обнимая ее, пить и гулять с ней всю ночь, было что-то новое, интересное, волнующее…

Однако я имел несчастье попасться на глаза Табакне еще до того, как успел выбрать кисэн. Старуха, громко крича, что ни на минуту не забывала «раскосые глазки, словно расколотые топором», быстро схватила меня за шиворот. Она оказалась даже проворнее, чем я, когда украл цепочку.

Но и я тоже не растерялся. Я дерзко засмеялся ей в лицо, так как хорошо знал, что даже если меня отведут в полицию, то, поскольку у меня не было с собой украденной вещи, я буду освобожден из-за недостатка улик. Кроме того, с тех пор прошло уже пять лет. Когда я стал вести себя перед ней так, будто сделаю все, что угодно, чтобы меня простили, она оставила меня в Буёнгаке, считая, что таким образом я искуплю свою вину.

Если бы тогда мадам О не окликнула меня, я бы убежал, но словами «Смотрите!» и «Жалко ведь» она покорила меня. Я, испытавший всю горечь и сладость этой жизни, был «схвачен за ноги» этими словами и навеки стал ее пленником. Мадам О была экономной женщиной, но что бы я ни сделал, она никогда не упрекала меня. Она не стала подвергать меня жестокому наказанию и не ворчала, как Табакне, требуя вернуть цепочку. Она поступила умнее и сделала так, что я сам вернул ей цепочку Мне показалось, что она знала, что эта цепочка была необыкновенной, и поэтому я ее не продал. Когда она взяла цепочку в руки, на ее больших и красивых глазах навернулись слезы.

– Я знала, что вы так поступите. Я знала… Я знала, что вы вернете цепочку. Я знала… Вы ведь такой человек… – у нее дрогнул голос, и она замолчала, не договорив.

На цепочку падали крупные капли слез. Она долго смотрела на нее, а затем схватила левой рукой правую, в которой держала цепочку, прижав руки к груди, задрожала всем телом. Ее странное поведение было мне непонятно. «Почему ей так дорога цепочка, – пронеслось в голове, – ведь явно она принадлежит не ей, а Табакне?» Я ведь хорошо знал, что у нее никогда не было жажды к вещам. Из-за того, что она, словно социалистка, привыкла к совместному владению вещами с другими людьми, она иногда заставляла меня страдать. Я не понимал, как может такая женщина, как она, вести себя так странно из-за цепочки, в которой нет даже 20 граммов золота? Когда во мне заговорила совесть, твердившая, что я сумасшедший и мне надо было украсть что-то другое, а не столь дорогую для нее вещь, перед глазами замелькало правило альфонсов № 23.

– Когда встречаешь женщину, на которой хочешь жениться, то надо вынуть имплантант из полового члена. Когда она узнает, что есть мужчина с еще большим имплантантом, ты будешь безжалостно отстранен.

Правила альфонсов, № 23

Мужчина должен знать, что когда женщине понравится имплантант, она будет искать того, у кого он больше. Поэтому, если хочешь сделать ее своей, надо убрать его до того, как она привыкла к ощущению, получаемому от него. Зная это, я много раз сомневался: снять или оставить его?

Женщина – таинственное существо: чем больше узнаешь его, тем больше оно становится непонятным. Например, если взять мадам О: она часто слышит, что у нее выдающаяся внешность и неповторимый голос. Даже выдающиеся мастера классической корейской музыки, признанные специалисты в этой области, приходя послушать ее, уходили с влажными глазами. Они говорили, что если бы такая женщина была верной мужчине, то она стала бы прекрасней.

Однако и у такой женщины есть недостатки.

Я сам не видел, но люди говорили, что она, даже в бамбуковой роще, легко поднимала юбку ради занятия любовью. Они не то с осуждением, не то с восхищением говорили, что она – «машина любви». Ходил даже слух, что если в роще исчезал ее голос или он был слышен с интервалами, – это означало, что в этот момент она занималась любовью, мол, поэтому он исчезал или прерывался. Конечно, это были всего лишь слухи. Однако судя по тому, как Табакне часто бросалась на нее с горящими от гнева глазами, возможно, это были не просто слухи. Если это так, то неизвестно, сколько мужчин переспали с ней. Вероятно, их было столько, что можно загрузить пару грузовиков. Поэтому я подумал, что, если я уберу сапфир, это будет бессмысленная жертва. Ведь никто не может гарантировать, что среди тех, кого она принимала, не было того, у кого был имплантант или «подсолнух».

Иногда я думал о том, что я могу разлюбить ее или она станет вызывать у меня отвращение. «Что же мне тогда делать? – спрашивал я себя. – Как мне поступить?» Конечно, если я сниму сапфир и продам его, то вернуть первоначальный вид моему мужскому достоинству будет трудно, но разве сделать снова имплантацию – не более сложное дело? Уверенность в том, что я смогу завладеть ее скромной квартирой в районе Дэхындон и Буёнгаком, мешала мне полностью отдать ей свое сердце. Я знал, что если влюблюсь, то в конце концов все закончится позором. Поэтому я много раз давал себе обещание, что не стану влюбляться в нее, но как оказалось потом – все было напрасно.

До того, как я стал альфонсом и попал в тюрьму, у меня был наставник, который обучил меня этому ремеслу. Посмотрев на мои сияющие глаза, он сказал, что мне лучше быть альфонсом, чем гангстером, и охотно взял меня в ученики. Говоря, что надо уметь превращать свои недостатки в достоинства, он не забыл даже посоветовать мне использовать в качестве оружия мои, как часто говорила Табакне, словно разрезанные топором глаза. Я признателен ему за то, что он не только обучил меня технике соблазнения женщин, но передал мне знания, открывшие мне путь к обогащению. Когда есть время, я открываю и перечитываю то, чему он меня учил.

– Когда встретишь Будду, то убей его, а встретишь учеников Будды – убей их, встретишь родственника – убей его, и тогда ты достигнешь нирваны. Только в свободе от всего можно достигнуть нирваны.

Китайский монах Им Чжэ

Сухощавый наставник, с которым я познакомился возле дамбы, у деревни вдов, все время говорил: чтобы стать «великим альфонсом», надо всегда помнить слова монаха Им Чжэ. Но ох как это трудно – им следовать! Несмотря на это правило, я полюбил мадам О, хотя она всегда была готова поднять юбку в бамбуковой роще для другого мужчины. Моя душа все время тянулась к ней и, словно жевательная резинка, прилипла к ней.

Одинокая красивая женщина, даже если она ничего не делает для того, чтобы пытаться привлечь внимание, имеет таинственную притягательность, которая заставляет взглянуть на нее по-новому, странным образом напрягаться, думая лишь о ней, желать ее…

3

«Это было давным-давно, в незапамятные времена, – послышался голос „всезнайки“ господина Ли, – когда создавались небо и земля, когда еще черная сорока умела говорить, а небесный царь, сотворив весь мир, решал, как следует жить каждому существу в этом мире. И вот наконец настало время определить порядок, как следует спать супругам. Все существа собрались перед небесным царем, чтобы выслушать порядок супружеской жизни.

Первым настала очередь тигра. В какую же ярость он пришел, когда небесный царь, посмотрев на него поверх очков, сказал: „Тигр, ты спи с супругой всего лишь один раз за всю жизнь“. „Спать вместе с женой всего лишь один раз за всю жизнь! – в страшной ярости зарычал тигр. – Как же можно жить без такой радости?!“ Когда он, страшно зарычав от гнева, вышел, то горы и речки задрожали и сжались от страха.

Увидев это, небесный царь тоже испугался. На этот раз была очередь зайца, а следующая – коня. Зайцу он повелевал спать раз в месяц. Увидев коня, он сказал ему: „Конь, ты спи с супругой один раз в год“. Конь, услышав эти слова, почувствовал страшную обиду. Ну как же ему не обидеться, если кабану, у которого половой орган был похож на висячую извилистую соломинку, было разрешено спать с супругой два раза в год! Даже зайцу, у которого половой орган меньше, чем молодой перец, царь сказал, чтобы тот спал раз в месяц, а ему позволил заниматься этим только один раз в год! А ведь если говорить о размере полового органа, то в мире нет того, у кого он был бы больше, чем у него. От досады конь, уходя, громко фыркнув носом, изо всех сил лягнул копытами небесного царя.

Тот из-за этого потерял способность рассуждать, а среди существ раздался шум. В этот момент кто-то вошел к нему в чертоги и робко спросил: „Небесный царь, а как быть нам?“ Тот, будучи не в себе после удара копытами коня, услышав вопрос, нечаянно сказал: „Ой, я тоже не знаю, как быть. Делайте, что хотите!“ Как вы догадались, тем существом был человек. Таким образом, только человек получил возможность спать вместе с супругой в любой момент, когда захочет. Для занятия любовью подходит как дневное время, так и ночное. Из-за того, что люди занимаются этим тайно, среди нас, возможно, есть такие, кто был зачат в дневное время», – хитро и игриво улыбаясь, подмигивая кисэнам, закончил он свой рассказ.

Стыдливый смех кисэн звучал все громче и громче, а его болтовня не прекращалась. Тот еще был бабник. Я с раздражением подумал: «Если пришел в качестве сопровождающего жениха для участия в хвачхомори, то сидел бы тихо и не высовывался, а этот собрал вокруг себя толпу кисэн и болтает им разные скабрезные байки». Я знал, что каким бы ни был щедрым Пак сачжан, он наверняка не собирался оплачивать все его расходы, но кисэны, не понимая это, веселились с ним в надежде на его будущую щедрость.

Я стал прислушиваться к их голосам и старался определить: нет ли среди них мадам О. Но, возможно, оттого, что я сидел на краю деревянного пола, все голоса казались мне похожими на ее голос. Как же мне хотелось открыть дверь и узнать – нет ли ее там. Но есть правила, согласно которым нельзя открывать дверь комнаты, в которой сидят гости, за исключением того случая, когда в нее входят кисэны и вносят торжественные столы, поэтому я не мог поступить так, как мне хотелось. Однако в какой-то момент мое терпение кончилось. «Нет, так больше нельзя!» – пронеслось в голове. Не снимая обуви, передвигаясь на коленях, я приблизился к двери комнаты. Если бы кто-то увидел меня в тот момент, как я, боясь испачкать пол, стоял на коленях, опираясь двумя руками об пол, приподняв ноги вверх, то он, несомненно, сказал бы, что я похож на собаку.

– Нет, вы посмотрите на него, – неожиданно сзади меня раздался шипящий голос Табакне, – что он вытворяет?

Она сказала это так, чтобы ее голоса не было слышно в комнате. «Какой позор!» – пронеслось у меня в голове. Я быстро, как только мог, шагая на коленях, спустился с пола. Она стояла перед большим торжественным обеденным столом, который несли Кимчхондэк и толстушка, с решительным видом подперев бока руками, со злобой в глазах. Когда я, почесывая затылок, что-то бормоча, пытался оправдаться, что я, мол, всего лишь хотел узнать, есть ли там мадам О, она медленно, словно вбивала клин, сказала:

– Ты же не грудной ребенок, почему так ищешь ее? Каждый раз ты ведешь себя так «красиво». Это что, твой врожденный талант?

Я всегда получал от нее больше, чем давал сдачи. Если толстушку я не брал в расчет, то в глазах Кимчхондэк мне не хотелось падать. Но у меня не было времени оправдываться и оглядываться назад. Я так быстро побежал в сторону бамбуковой рощи, что если бы был птицей, то у меня, наверное, выпали бы перья из хвоста. Мне было так стыдно, обидно, одиноко, больно, тяжело, что я почти умирал. Но где же ее, заразу, все-таки носит?

Каждый раз, когда я двигался, во внутреннем кармане шуршала копия зарегистрированного сертификата на недвижимость. «Кто такой О Ён Чжун? – стучало у меня в голове. – Кто?» В копии было написано, что владельцем кибана Буёнгака является не Табакне и даже не мадам О, а некий О Ён Чжун. Он, наверное, приходится родственником мадам О, но, насколько мне было известно, в ее клане почти не осталось мужчин – продолжателей рода. Как-то она сказала мне, что ее род находится на грани исчезновения, так как остался только один сгорбленный старик, работавший смотрителем могилы предков, который мог умереть в любой момент, а среди дальних родственников было днем с огнем не сыскать мужчин. И в таком клане О есть здоровый мужчина, рожденный в 1965 году? Ясно, что он – тщательно скрываемый сын мадам О. Разве нельзя допустить, что она хотела иметь сына? Разве нельзя допустить, что ради своего рода она могла тайно родить и вырастить его? Если в ее клане, в котором, по ее словам, множество вдов, увидели появившегося на свет мальчика, то как же они сильно заботились о нем! Возможно, что и она сама пришла в кибан не с целью стать кисэн, а с целью родить мальчика под своей фамилией, и ради спасения рода она совершила самопожертвование, как героиня Сим Чхон в корейской народной сказке, бросившаяся в море Индансу, чтобы вернуть отцу зрение с силой Будды. Возможно, она, хорошо обдумав это, родила его, как последний шанс клана О. Интересно, будет ли кто-то, разбросавший повсюду свое семя, его искать, а найдя его, каждый день ходить, проверяя, его это семя или нет? Я надеялся, что одинокая Табакне, не имевшая родственников, передаст Буёнгак мадам О, но даже в самом страшном сне я не мог представить себе, что она передаст его сыну мадам О, о котором никто никогда не слышал. Невероятно! Этого невозможно было предвидеть!