Текст книги "Майор, спеши меня любить (СИ)"

Автор книги: Хелен Кир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

28. Молитесь своему богу.

– Ядвига эта на всю голову, – брат выкручивает руль, объезжая рытвину. – Эта сука еще в благотворительном фонде. Хер пойми там чем занимается, но постоянно крутится. Вроде мелкой сошки что-то.

– Страховка.

– Ага, согласен. Плюс белое пятно к биографии.

– Там одни черные дыры, – со злости чуть ручку не ломаю. – Федь, Лисова послал узнать про Одинцова?

– Канеш, – прищуривается от дыма. – Только мы с тобой в жопе мира и без связи. В обед должен доложить, как вернемся узнаем.

– Мгм. Главное, чтобы не проебались по факту.

– Не должны. Все пути сюда ведут, – трет глаза. – Спать хочу, пиздец просто.

– Янку найдем, отоспимся.

Кидаю взгляд в зеркало. У самого веки воспаленные, как у нарка. Не знаю, когда нормально спал. Не помню.

– Че там батя, Мих?

– Нормально.

– Не отпустило его? – хмкрится.

– Принципиальный слишком. Не так должны были идти по жизни генеральские сынки, – скриплю зубами.

Теперь с отцом пути у нас разные. Не вышло из нас стандартных классических «погонников».

Не уселись жопы в кресла, которые тепло греют.

– Ну у нас свой путь, – философски пожимает плечами. – Я бы тоже тогда выстрелил. И че? Отец всегда хотел давить, но он забыл одну вещь.

– Одинаковые характеры и своя собственная точка зрения.

– И в академию, кстати, мы под фамилией матери поступали. Чтоб без претензий потом.

– Ладно, Федь. Хорош. Завязывай вспоминать. Мне сейчас Яну найти надо.

В душе закорузло шаркает. Не до семьи теперь. Развалилось, не склеить назад. Такие дела.

– Найдем.

– Да. Я ее из-под земли достану.

– А потом?

– А потом, брат, видно будет.

– Взорвала сердце?

– Взорвала, Федь. Бахнула ядеркой. Поэтому сказал достану, значит, достану чего бы не стоило.

– Что за … – внезапно орет брат. – Пригнись!

Сползаю вниз, одновременно выхватывая оружие, взвожу курок. Времени на раздумье, как всегда, пара секунд.

В зад тачки бьет чужая пуля, брат выруливает в бок. Машина газует, рвет из последних.

– Тормозни немного, – ору, стаскивая куртку, освобождая руки.

Перетекаю на заднее сиденье, бегло оцениваю обстановку. По противоположной стороне едет буханка вся обляпанная грязью. Ни номеров, ни хера.

– Федь, гони!

Стекло разбивает очередная пуля.

– Ах, ты с-сук-ка!

Заряжаю выстрелы. Разбиваю в ответку все. Буханка виляет и съезжает с дороги. Зарывается в снегу, бешено прокручивает колесами.

Федя останавливается, я резво выскакиваю. Увязая по колено в снегу, пробираюсь. Наготове держу оружие. Открываю дверь. Позади на полу валяется стонущий мужик. За рулем сидит вусмерть напуганный бородатый парень. Хватаю его и слету прикладываю носом к баранке. Взвывает от боли.

Поднимаю, приставляю пистолет к виску. Ору во всю силу глотки.

– Девушка где?

– Какая?

– Считаю до трех.

Глаза паренька лезут на лоб. Он шмыгает носом, втягивая кровавые сопли.

– Нету. Сбёгла.

– В нас почему стреляли?

– Чужие вы. Вам тут нельзя.

– Дебилы, блядь.

Сплевываю на снег. Что с ними делать? Оставаться и ждать пока наши приедут, это время. А у меня его нет.

– Куда сбежала?

– В лес. Искали, – шмыгает от страха. – Не нашли. Небось звери задрали.

Продирает по спине. Судя потому, что до Карелии немного осталось … Звери есть.

Грудину распирает от безысходности. От сумбурной ярости вытаскиваю из машины бородатого придурка и швыряю в снег. Туда же летит мужик с заднего сиденья.

– Молитесь своему богу, – взвожу курок. – Сейчас вы с ним встретитесь.

29. Абрек.

– На, – сует заросший мужик в руки огненную кружку чаю.

Опасливо принюхиваюсь. Незаметно держу нос над паром больше, чем надо, будто реально смогу определить грозит ли что-то или нет. Но выхода-то нет. Я в каком-то домике, почти раздета, без обуви и вся замерзла, как бобик.

Бородач насмешливо наблюдает. Подкидывает в топку поленья и снова смотрит, как на неразумную дитятю. Страннее себя еще не ощущала. Мне не то, что страшно, просто не понимаю, как дальше быть.

Идти некуда и не в чем. За окном тьма непроглядная. Я понятия не имею, где нахожусь. И мы в лесу! Я так околела, двигаться не могу. Ноги гудят, отходя потихоньку от холода, постреливают и покалывают. Шевелю пальцами, подтягиваю стопы поближе к печке.

Кружку так и держу в руках.

– Не бойся. Ветки дикой малины там. Отравы нету.

Полено поменьше летит в разверстую печь. Бородач спокойно наблюдает, как занимается сильнее огонь. Мужчина такой большой. Как Миша почти что. Только кажется, что старше лет на десять. Такой же мощный и грозный. Великан.

При воспоминании о Мише щиплет глаза. Как же я скучаю. Если бы узнала, что ждет, волнуется, босиком бы … через весь лес … бегом! Очень надеюсь, что ищет. Так надеюсь, что сердце в груди ширится, разбухает и становится размером с надувной шар.

Опускаю голову, шепчу на нахлынувших эмоциях.

– Извините.

– Пей, – отмахивается.

И я пью.

Теплое разливается по телу. Правда малиной пахнет. Немного перестает колотить. Тепло окутывает, но не расслабляет. Мы молча сидим долгое время. Я глотаю чай, а бородач чистит двустволку. Я ничего не понимаю в оружии, она какая-то у него странная. Отвожу глаза.

На стенах развешано многое. В основном ножи, патроны, многочисленные мешочки и мотки проволоки. В углу стоит грубо сколоченная кровать, покрытая видавшим виды пледом. Топорный стол, тяжелый стул и в самом углу шкаф с посудой.

По стенке стоят то ли сундуки, то ли ящики. Из них тоже торчат металлические штуковины. Виднеется еще пара стволов. Тут арсенал какой? Настораживаюсь. Боязливо кошусь на невозмутимого бородача.

– Что вы со мной хотите сделать? – выказываю основной страх.

Вырывается неосознанно. Опасения приходят в один миг, будто по голове чем-то тяжелым ударили.

– Да на хрен ты мне нужна, – усмехается. Кидает на стол миску с парующим варевом. – Ешь давай.

– Я не то имела ввиду, – смущаюсь.

Не признаюсь же слету, что да, дядь, я частично то самое имела в виду, потому что боюсь до ужаса.

Вся красная, ползу за стол. Так неудобно, жуть. Но я обязана была спросить, ничего такого. Должен же понять, как себя в чужом жилище чувствую. Не понимаю цели спасения, если так-то. Зачем? Нет, мне отлично, я так рада, что этим уродам не удалось поймать, но угрюмому я зачем?

Рассеянно заталкиваю в рот кулеш. Пшенка с салом. Сейчас все вкусно, не помню, когда последний раз ела. Гоняю в голове каскад раздумий, уплываю.

– Для чего ты им? – гудит рядом.

Бородач садится напротив с такой же чашкой. Отламывает половину краюхи ароматного хлеба и зачерпывает добрую порцию кулеша большой деревянной ложкой.

– Ну? – подталкивает к ответу.

– Кому? – хлопаю глазами.

– Не дури, девочка.

Хмурится. А я не знаю, как быть. В лесном спасителе моя жизнь теперь. Опускаю ресницы, сглатываю. Тихо пищу.

– Простите. Но вряд ли вам что-то прояснит мой рассказ.

– А ты ж попробуй.

Про личную жизнь особо не распространяюсь.

Выделяю самое главное. В основном упор на секту делаю. Тут колюсь по полной. Скрывать-то нечего, уж как есть без прикрас сыплю. Тем более, что после очередного неудавшегося похищения хлещет из душевной раны, не остановить.

При имени Никодима у мужчины глаза сверкают нездоровым блеском.

– Значит, наложницу захотел себе?

– Типа того.

Опускает голову. Крылья носа заостряются. Плечи поднимаются выше, нервное дыхание вырывается. Пугаюсь, вдруг что не то сказала. Это длится ровно две минуты. А потом недобро сверкая глазами, выдавливает презрительно.

– Что же отец тебя не вытащит?

Не знаю, как понять. Не прочесть реакции. Ничего, кроме злости и тщательно сдерживаемой ярости нет.

– Он считает, что все правильно. Я для него очень плохая, – обреченно вздыхаю.

– М-м, – сжимает волосы, застывая взглядом. – А я бы все за жизнь дочери отдал.

Вскакивает. Делает круг по избушке. Замирает около печи, садится перед ней. Хватает сигарету и в три затяжки выкуривает. Молчу. Задело же, да? Что-то задело.

– У нас с папой другие отношения.

Кивает. Стылой фигурой замирает. А потом …

– Бежать тебе надо. Они покоя не дадут, – голос уже тихий, но еще звенит наполненный острыми чувствами.

– Да не могу я бежать. У меня тут Миша.

До слез пробивает. До колик по всему организму. Я не могу без Громобоя. Хочу к нему назад!

– А что же твой Миша спал-то, пока ты мыкалась? – цедит зло.

– Все не так, – глотаю слезы. – Вы же ничего не знаете!

Рассказываю о пожаре. Уже ничего не скрываю. Увлекаясь рассказом, называю фамилии.

– Наверное, ищут меня с Федором. Юматов такой въедливый, я ему кажется сразу не понравилась, – говорю больше о Феде, Громобоя интуитивно стараюсь меньше цеплять, мало ли что.

Бородач вздрагивает всем телом.

– Что? Как ты сказала?

Удивленно поворачивается. И впервые со времени нашего странного знакомства проявляет живой интерес.

– Миша …

– Нет. Стой. Федя Юматов ты сказала?

– Вы его знаете? – почти подскакиваю от неожиданности.

– Встречались, – усмехается и замолкает. – Ты ешь давай.

Полная смятения, не знаю куда себя деть. Успокаивает лишь одно, что он вроде как знает Федора. Но это слабый аргумент, а козырей больше нет. Такие дела.

– Вы мне поможете?

– Помогу.

– А как вас зовут?

– Никак. Тебе это надо?

– Надо же к вам как-то обращаться.

– Тогда зови просто Абрек*.

– Вы же русский!

– Какая разница. Ешь и спать ложись. Завтра подумает, что с тобой делать.

– А вы?

– Ничего не бойся. Поняла? Меня не бойся. Слышишь меня, девочка.

– Слышу …

– Ты на мою дочку чем-то похожа, – льются первые нотки боли.

У меня сердце начинает ныть и плакать. Откладываю ложку, аппетит пропадает.

– А где она?

– Нет ее больше, тебе повезло убежать, а ей нет, – глухо роняет. – Спи иди.

*Абрек – человек, ушедший в горы (в нашем случае -лес), живущий вне власти и вне закона (одно из определений).

30. Прошлое не канет в бездну. Оно настигнет всегда.

– Тихо, Мих, – блокирует Федя руку с намертво зажатым оружием. – Тихо. Давай сюда. Слышишь, Мих?

Едва зубы разжимаю, штырит на полную. Я весь как ржавая пружина. Растаскивает на металлические крохи. Бородатый елозит под ногами, не слышу что лепечет. Тупой валенок. Несет религиозную ахинею. Вроде с виду как все, но все равно формирует четкое ощущение, будто со средневековья вылез.

Не думал реально, что такие экземпляры существуют. Мужику онучей и лаптей не хватает.

– Бог покарает. Покарает. Нельзя слуг обижать евонных.

Выносит в первых слов. Рубит с юродивой интонации.

Ах, ты ж падаль!

От досады перекашивает. Я не могу контролировать, как бы не хотел сейчас это делать. Перед глазами Янка стоит. Куда она «сбегла»? Когда? Ночью или днем? Тут пусто, как в белой пустыне. Где она была? В каком месте держали? Ей же страшно было наверняка! Голодная. Холодная. Она же девочка еще. Твари, блядь! Зверье лютое!

В бешенстве взмыкиваю ревом раненым. Заряжаю ботинком в бочину суке. Орет, как резанный. Хватаю за глотку, прямо в морду вещаю, как пророк.

– Я твой бог!

– Не ты! – талдычит. – Он спасет меня.

– Он далеко! – заряжаю еще раз. – Я близко! Что вы с ней сделали, бесы. Куда собирались везти?

– А-а-а!

– Куда? – хватаю за шкирку, трясу как ссаную тряпку. – Куда?!

– К богу нашему! А ты не он.

Дебила кусок.

Всекаю колобаху от души. Падает мордой в снег. Подвывает. Федя возится с нашей машиной, включает связь. На нас не обращает никакого внимания. Я же, проваливаясь в снегу, иду ко второму. Валяется на полу ржавой коробки. Держится за бок, стонет. Жалости нет. Одно лишь желание, вытрясти хоть какую информацию.

Не жалею. По полной проге допрашиваю. С юшкой и мордобоем. Оправдания себе не ищу, забываю, что сектанты ранены и вусмерть испуганы, мне срать. Она больше боялась. И за это я их рвать стану. Без сожаления.

– В лесу дева, – корчится мужик. – Негде больше прятатца (искажено слово, – прим.автора)

– Где в лесу?

– Не знаю.

– Я добавлю, – нажимаю на рану. – Где?

– Не знаю я! Мож померла уже. Морозы какие. И медведя здеся.

От предположения дрожь сотрясает.

Не дай вам тут … чтобы с ней хоть что-то. Мне впервые в жизни страшно до потери пульса. Я готов на что угодно, лишь бы все было хорошо. Она одна у меня. Наплевать, что не знаю Яну почти. Вынесло за короткое время. Кажется, что всю жизнь ждал хрупкую девочку. Ах, что ж так … Поубиваю сейчас нахуй тут всех!

– Где ваш Никодим?

Мужик замирает. Даже стонать перестает. Делает вид, что потерял сознание. Ха-х, блядь. Меня не прорезать. Таких видел-перевидел. Затрещина приводит в чувство через пять секунд. Чухается затылком о поверхность, орет. Ага, больно. Знаю! Но Яне больнее было.

– Нету.

– Где? – вытаскиваю еще один ствол и тычу в морду. – Разнесу полчерепа, мать родная не узнает. Ну!

Начинает заикаться. Лопочет, как трактор. Пытается махать руками. Отбиваю кисти, чтобы не дергался. Втыкаю пистолет в глазницу, жду.

– Кил о метров сто отсюдова будет. Ждет в поселке.

– Название?

– Светлый путь.

Слышу крик Феди. На секунду оборачиваюсь. Тот стоит ошарашенный и немного прихуевший. Без куртки, как и я. Тоже мороза не чувствует. Прижимает к уху наушник, в другой руке сигарета дотлевает. Он обрывисто спрашивает и подолгу слушает ответ.

Я напрягаюсь. Брат редко в таком состоянии бывает. Торкает нещадно, в грудачине холодец застывает от неизбежно приближающейся херни. На автомате сгребаю в кучу двоих, пристегиваю наручниками друг к другу.

Не отвожу взгляд от Феди. Пока приближаюсь, визуальный контакт не разбиваем. Я не вижу, куда наступаю, он с отвисшей во рту сигой. Даже от густого дыма не морщится.

– Да. Я понял. Понял. Ждем.

Отшвыривает наушники. Садится жопой прямо в снег. Веко мелко и быстро пульсирует. А у меня херачит заруба на мышце, биться почти перестает.

– Ну че?

Федька моргает. Пьяно поднимается. Заваливается на бочину тачки и не выдержав, сползает вниз.

– Абрек на связь вышел.

Я глохну. Не может быть. Он же умер. Непонимающе отшагиваю назад. Это какой-то ебучий сон.

– Как так? – хриплю не своим голосом.

– Он Янку твою нашел. Она у него.

31. Волк.

Абрек возвращается с улицы. В дверь вслед за ним врывается облако густого пара. Он как демон из белого дыма появляется и от этого становится еще более грозным. Вид у него жуть. Никак не могу привыкнуть. Огромный шатун в лесу, вот кто он.

Поджимаю ноги, кутаю в одеяло. Жмусь к стене. После беспокойной ночи окончательно проясняется сознание. Дрожь сошла, и теперь жестокая реальность обрушилась в ясном понимании – что дальше?

Я снова убежала. Это плюс. Понятия не имею, где я и с кем, опасен ли Абрек и что со мной дальше сделает? Это минус. А если все же сдаст? Конец наступит.

– Замерзла? – бахает словами, будто бомбы взрывает.

Машу головой во все стороны.

Сама не понимаю, холодно мне или нет. Не знаю! По спине пот катится, а ноги и руки ледяные. Самой до себя дотрагиваться холодно.

Абрек открывает печь и подкладывает дрова. Гул заполняет небольшую комнату.

– Сейчас станет теплее.

Молча наблюдаю, как ставит закопченный чайник на кружки плиты. Ломает в кружки сухие веточки и бросает по паре сушеных листиков. Я так хочу в туалет. Утро же. Но понятия не имею, как ему об этом сказать.

Терпеть уже не могу. Ситуация жесть, врагу не пожелаешь. Куда идти? На улицу? Где там что находится?

– Извините, – решаюсь. – Вы не могли бы … Мне нужно …Э-э …

Краснею до слез.

Абрек хмуро кивает и не оборачиваясь, машет рукой.

– Бушлат накинь. Не бойся. За домом найдешь все, что надо.

О, боже! Спасибо! Неловко слезаю, путаюсь в покрывале. Едва пола касаюсь, прибавляю шаг, иду куда сказали. Натянув бушлат, почти тону в нем. Он огромный. С трудом открыв дверь, выползаю на улицу. Лес кругом. Густой и враждебный, несмотря на утро. Быстро бегу и делаю свои дела, назад заходить не спешу. Окончательно сжирает черная тоска. Как же все достало.

Когда жизнь изменится? Когда станет легче? Почему я только игрушка для всех? Прижимаюсь лбом к плохо оструганным доскам.

– Р-р-р.

Что это?

Рычание? Хрип? Ветка ломается. Там что-то… Твою мать… Собака!

Большая серая собака. Клочкастая. Она огромная и очень страшная. Я боюсь двинуться и что-то не то сделать, животное близко. В метрах десяти. Не успею.

А может…

Еле заметно делаю крошечный шажок. Она нагибается и начинает предупреждающе порыкивать. Страшно. Низкий массивный лоб, огромные лапы. Морда широкая и очень злая.

– Боже… Боже мой…

Это не собака. Это волк. Это, мать вашу, бешеный волк! И он сейчас сожрет меня.

Дрожь шпарит по телу так сильно, что не соображаю ничего вовсе. Как пелена туманная упала, не понимаю ничего, не могу собраться. Только тихо всхлипываю и, кажется, подвываю, настолько страшно. Просто люто страшно.

– Не дергайся, – на крылечке с ружьем стоит Абрек. – Аккуратно и очень медленно дыши. Закрой уши.

Под аккомпанемент спокойного голоса выполняю команды. Еле-еле поднимаю руки и затыкаю ушные раковины. В эту же секунду волк пригибается и совершает огромный прыжок в направлении меня. Оглушительно визжу под громовой выстрел.

Большой шерстяной клубок переворачивается в воздухе и падает на землю. Успеваю рассмотреть клубы пены на оскаленной пасти. Ору, как резаная, пока меня не обхватывают крепкие руки. Абрек прижимает к себе сильно. Обхватывает за затылок, прижимает к груди.

– Не смотри. Не бойся. Бешеный он. Ну-ка, – подталкивает к двери. – Иди в дом.

Размазывая сопли, мчу в жилище. С лету прыгаю на лежанку, позабыв стащить бушлат. Трясусь, как ненормальная. Сквозь слезы, смотрю в мутное окошко. Абрек, не напрягаясь поднимает за хвост волка, взваливает на спину, тащит тушу подальше от дома. Еще раз наклоняется, что-то проверяет, а потом идет назад.

То есть ни один мускул на лице не дрогнул. Что за непостижимый человек, а? Становится еще страшнее.

Замыкает конкретно. Ложусь на подушку, таращусь невидящими глазами в потолок. Что дальше? В голове одни вопросы и ответов нет. Не понимаю. Я будто плаваю в тумане. Больше всего на свете хочу к Мише. Отчаянно желаю, чтобы взял меня в сильные руки, крепко обнял и спрятал ото всех в мире.

Смаргиваю. Сглатываю. Блокирую.

Еще немного и до истерики рукой подать. При любых мечтах о Громобое, впадаю в транс. Я не могу без него. Прикипела смолой. Никого никогда не любила, а без него будто сердце ампутировано.

Всеми силами купировала воспоминания, пока бегала. Потому что любая мысль ноги подрубает. Сразу в кисель превращаюсь. Но я ни капли не сомневалась и не сомневаюсь, что он меня ищет. Наверняка, даже со своим противным братом вместе. Но ищет же!

Ведь так не целуют, когда не нужна. Так не смотрят, когда все равно на человека. Ведь да? Ну пожалуйста … Пожалуйста … Пусть меня найдут уже.

– Ян.

Вскакиваю. В дверях Абрек. Впервые вижу подобие улыбки.

– Труханула?

Мелко киваю. Слова застряли в горле. Волк этот. Бр-р-р. Передергивает от ужаса. А если бы Абрек не вышел. Мне все, конец.

– Есть будешь?

– Нет. Если только чай вот, – пищу, показывая на кружку.

– Иди, заливай кипяток. И мне завари.

Не спеша идет к сундуку. Я сволакиваюсь на пол, подхожу к гудящей печке и с усилием поднимаю емкость. Руки слабые-слабые. Заливаю парующую воду в кружку, сажусь рядом на чурбак. Руки ходуном ходят.

– Заболела, что ли.

Задумчиво говорит и кладет ручищу на лоб. Ладонь грубая, закорузлая, пахнет смолой. Цокает, велит лезть назад на лежанку. Сам вытаскивает коробку с проводами, что-то налаживает и выуживает рацию. Трещит и щелкает. Абрек настраивает волну, монотонно вызывает «Монаха». Говорит долго, однообразно.

В душе шевелится и радость, и страх. Ни черта не понимаю, что происходит, но в Абреке чудится спасение.

– Монах. Монах. Прием.

Рация плюется, трещит. Слышу потусторонние звуки, а когда в какофонию врывается голос, почти теряю сознание.

– Слышу, Абрек. Прием.

Я знаю. Знаю. Это Федор.

32. Встреча.

– Координаты, – сует карту под нос Федя. – Ехать часа три. Если машина вытянет, – с сомнением тянет.

Мониторю местность, брат сосредоточенно копается внутри мотора. Он соображает, как бог, из говна и палок транспорт соорудит, поэтому несильно обращаю внимание на его слова.

Не отойдя от известия об Абреке, изучаю расстояние. Ехать недолго, но в моем положении каждая минута на пару часов растягивается. Чую, Яна недалеко. Я ее как зверь по запаху выслеживаю. Фигурально, конечно. Но … А не верю ни в какую шнягу, но кровь бурлит. Так всегда, когда Одинцова неподалеку. У меня на нее стойка и готовность, как у лучшей служебной собаки.

Надо быстрее. Счет на минуты идет. Пока будем добираться, сюда из ближайшего участка группа приедет за бородачами. Потом будем разбираться, почему беспредел не пресекли. Прикормили, гадать не надо. Разворошить осиный улей будет сложно, но все возможно. Стоит захотеть. А я очень хочу.

– Давай, Федь, – подталкиваю. – Я поведу.

– Усядься, – отталкивает. – На руки посмотри, ходуном ходят.

Вытягиваю перед собой. Да, все так и есть. Тремор присутствует. От него никуда не деться. Будоражится кровища, волнуется. А как по-другому, если путем соображать не могу. При мыслях о Яне полощет, как тряпку. Похищение, погоня, невнятный грозный мужик. Есть от чего впасть в истерику. Как она себя чувствует теперь? Боится ли, переживает?

Понимаю, что Абрек не тронет, но окаянное сомнение бьет в грудак с размаху. Что на девчушку сыплется, как из мешка дырявого! Заберу ее, ветру дунуть не дам. Замотаю в шкуру свою, беречь стану. Лишь бы найти скорее.

Молча влезаю на пассажирское. Внутри фарш напополам с лютой тоской. Видели бы мужики с работы, никто не поверил бы. Откидываю зеркало, криво усмехаюсь. В глазах такая печаль, будто собрали со всего мира и в зрачки затолкали. Хорошо, что со мною Федя. Тому похрен, как я выгляжу. Сам себя не узнаю.

– В поселок вызвал наших?

– Да, – копается в проводах. – Только предъявят что?

– Срать, Федь. До меня бы подержали. Я побеседовал бы лично. С Никодимом …

Раздирает. Непроизвольно кулаки сжимаются. Очень надеюсь встретится, хотя веры в то, что дождется нету. Приедут шавки отмазывать, вряд ли у парней выйдет отсечь попытки.

– Кто знает, – пожимает плечами. – Ты тех крепко завязал?

– Нормально.

– Околеют на снегу.

– Ни хера страшного. Не сдохнут.

Дальше едем в гробовом молчании. Каждый свои мысли гоняет. Понимаю опасения брата, Никодима днем с огнем не сдадут. Защита мощнейшая и соответственно доказательства нужны весомые. Мне бы Яну сначала забрать, спрятать понадежнее, потом нарою.

Не видать ему моей девочки. И Ядвига сука эта умоется. Распатроню на атомы. Тварь.

– Что про Абрека думаешь?

Федька вроде дороги перед собой не видит. Плавает где-то. Ясен хрен, понимаю все. Он нашим командиром был, а брат его замом. Официально в структурах он Монах, Абреком стал позже. Заварилось так, что нам жарче, чем чертям было. Год полной жопы по точкам был ярким, но недолгим и очень трагичным в конце.

Пожимаю плечами.

– Не пойму, как выжил.

– Мы же выжили.

Тянется за очередной сигаретой, глубоко затягивается.

– Мы чьи родственники? – поднимаю бровь. – На тот момент полковника. Отец сам знаешь какие усилия приложил, чтобы замять все и вытащить.

– Ну да … Пощас хлебаем.

– Всех ликвидировали, – пересказываю давно забытое. – А он ушел.

– Разрешили уйти, Мих, – пожимает плечами. – Как он решился на связь со мной выйти? По идее на его месте все наоборот должно быть.

– Значит, что-то сподвигло. Мне на самом деле плевать, главное Яна у него, – заканчиваю разговор.

– Спрошу при встрече. Звони парням, – бросает аппарат.

Связываемся с нашими, те уже прут в сторону ебанутого вождя сектантов. Прошу Вайса о личном одолжении насчет Никодима. Обещает, но не особо. Понимаю. Но зная Вайса …

Очень надеюсь, сделает все возможное и невозможное.

– Что с ней делать будешь?

Извернувшись, перешнуровываю ботинки. Сую под отворот небольшой нож. Ремень крепче затягиваю. Считаю каждое дерево, что приближает меня к Яночке. Уже недолго осталось. Подзуживает пиздец как. Трясет как пацана при первом свидании.

– Моя. Она меня пересобрала и заново запустила, – признаюсь. – Сам не ожидал. Но вот так вот. Никто ее больше пальцем не тронет.

– Женишься, что ли? – фыркает.

– Пошел ты, – беззлобно отражаю эмоции.

Не его дело. А так-то да. Почему нет.

– Смотри, Ромео.

В ярких лучах виднеется ветхий с виду дом. Он еще далеко, но я готов высигнуть и бежать, чтобы быстрее увидеть ее.

Разглядывать неудобно. Дорога неустойчивая. Всю жопу отбиваем на козле, пока пробираемся. Взгляд не отвожу, при виде избушки, сердце останавливается и через мгновение запускается вновь. Брат отсыпает комментарии, придурок. Не реагирую, что с него взять.

Сознание разрывает. Твою ж мать, я суровый майор. Что обо мне говорят, лучше не пересказывать, а в моменте кроет настолько, что слабоумным дебилом себе кажусь. Голова поехала, вся выдержка на честном слове. Никогда не думал, что смогу полюбить до сумасшествия.

Федя глушит машину. Выскакиваю почти на ходу, быстро иду в дом. Как вкопанный останавливаюсь около застывшей туши волка. Тревога шкалит на максимум. Что тут было?

Поднимаюсь по ступеням, дергаю ручку. Сейчас, да? Секундой набираю кислорода. Мне надо. Очень надо.

В лицо бахает горячим воздухом. Выхватываю полную картинку происходящего. За столом согнувшись сидит Яна. Бледненькая, уставшая. Хочу произнести имя и не могу. Застревает в горле. Перекрещиваемся взглядами, ни слова не говорим. Я глохну и слепну. Упираюсь ладонью в колени, наконец выдыхаю воздух. Только сейчас доходит, все время не дышал.

– Миш, – поднимаю на зов голову. Яна, шатаясь, держится за край стола, нижняя губа дрожит. – Ты пришел?

– Думала не приду? – хриплю. – Куда же я без тебя теперь, малыш? М?