Текст книги "Майор, спеши меня любить (СИ)"

Автор книги: Хелен Кир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Майор, спеши меня любить
Хелен Кир

1. В сугробе ...

– Договоримся может?

Смотрю в наглую харю и испытываю огромную тягу немного подрихтовать ее. Очень хочу, но не могу. Не положено. А жаль! Воистину некоторые скромные желания не могут исполнится, потому что нахожусь при исполнении. То есть должен держать себя в руках, быть беспристрастным и неэмоциональным.

Как Понтий Пилат.

– В стенах моего кабинета ведите себя нормально, – монотонно выговариваю зажравшемуся мажору. – В салоне машины при задержании обнаружено, – кидаю перед ним пачки таблеток и коробки с травой. – Ваше. – Не спрашиваю. Утверждаю. – Признаете?

– Не-а! Я вообще-то имею право на один звонок. Слышь, следак. Хорошо выебываться. Бери бабки и разойдемся с миром.

Так … Время бесстрастности заканчивается, как короткий выпуск детской передачи «Спокойной ночи, малыши». То есть быстро и увлекательно.

Камеры у меня в кабинете не работают. Не удивляемся. Перебои с оборудованием. Ничего не поделать. Не торопясь, встаю. Мажор меняется в лице, затравленно наблюдает, как замыкаю дверь и разминаю шейно-воротниковую. Хрустит.

Захватываю тонкую шейку пиздюка двумя пальцами и давлю на болевые точки. Слегка, аккуратно, чрезвычайно заботливо прижимаю к столешнице. Наклоняюсь к уху, основательно доношу информацию.

– Слышишь, сладкий, сейчас отгребешь. Смотри внимательно, – тычу мордой в улики, – узнаешь? М? Ты праздник портишь, мне домой пора, а я все с тобой вожусь.

Втягивает сопли. Молчит гаденыш.

Вздыхаю … Ненавижу наглых малолеток.

– Спрашиваю в последний раз.

Чпоньк!

– Ай! Ай! Мое.

– Пиши, – протягиваю чистые листы.

Угу. У нас по старинке. Чистосердечка родным почерком. Вожусь с мажором еще пару часов и выдохнув, сваливаю последним с родной работы. Время остается только на переодеться, пару кофе и на выход.

Холодно. Накидываю капюшон, молнию тяну до конца. Ветер пробирает. Матерю уродов, что снова разбили фонари, перешагиваю горки застывшей земли в темноте и вдруг слышу писк. Котенок, что ли?

Темно. Не видно ничего.

Подсвечиваю смартфоном, у стенки лежит куча. Пищит или скулит, не разберешь. Слабо так подвывает, но звуки различить можно. Ругаю свое благородство, лезу туда. Вот оно мне надо?

От неожиданности почти спотыкаюсь.

Несуразно большая одежда. Сверху торчит клок волос. Человек?

– Эй! – толкаю немного. – Бомж что ли?

Комок шевелится. Высовывается голова и рассыпаются грязные пряди. Длинные.

Женщина? Не видно ни черта!

– Ты что здесь делаешь?

Слабый стон и невнятное бормотание. Наклоняюсь ниже. Не бросать же. Вдруг умирает. Врубаю яркость на всю. Точно, только не женщина, а девушка. Замараха какая-то.

Откуда взялась-то? Смотрю на часы, время поджимает уже. Вызвать ребят и все, не самому же возиться. Очередная бродяжка, их тут море мотается. Но что-то останавливает. Это «что-то» мне очень не нравится, вылезает на поверхность «чуйка».

По привычке быстро отмечаю детали. Странно, одежда не по размеру, но чистая. Не пахнет. Ботинки грубые бесформенные. Растянутый свитер.

– Ты кто?

Бледная рука откидывает спутанные волосы. Ох, ты ж.

Удивленно присвистываю. Вот это да. Глаза огромные. Синие-синие, пронзительные, аж жутко. Цвет нереальный.

Залипаю в моменте. Глазюки пробивают как лучи, добираются до нутра. Крошат там лазурными мечами напропалую и чуть ли не впервой меня дергает. Пробирает. Ну не могут быть у человека такие глаза. Уникум. Инопланетянка.

И такая разительная разница с хламидой, натянутой на нее.

На бомжиху она не похожа. Одета – врагу не пожелаешь. Девушки такое на себя только под наркозом надевают, да и то не всегда. Но в целом норм.

– Помогите.

Худючая, даже изможденная скорее. Голос еле слышен. Наклоняюсь ниже, чтобы расслышать. Лепечет что-то еще, не разобрать. Поднимаю за подбородок, всматриваюсь. Может наркоманка? Нет. Зрачки нормальные.

Трогаю лоб. Меня обжигает огненная кожа. Она горит. Клокочет, как лава.

Температура шпарит, не иначе.

– Тебя как сюда занесло, бедняга? Ты откуда? – пытаюсь разговорить, но тщетно. – Ладно, разберемся. Эй, замараха, Бог терпел и нам велел. Сейчас скорую вызову.

Копаюсь в мобиле, а моя находка начинает прерывисто дышать и ерзать. Трясет ее. Судорожно тянется к руке и машет головой.

– Нет … Нет. Они найдут. Найдут. Не надо.

Бредит по ходу. Несет несуразицу. Кому она нужна-то? Кто ее найдет? Хотя …

– Тихо, не бойся, – поднимаю ладони, показываю, что пока звонить не буду. Но делать-то что-то надо и как бы я опаздываю уже. – Все. Все говорю.

– Мне нехорошо.

Найденыш закатывает глаза, а потом ведет трясущейся ладошкой по щеке. Губами пересохшими воздух ловит.

Вижу, что нехорошо. Не слепой.

– Помогите.

Сквозь раздражение умоляющий голос проникает в самое сердце. Там пищит и тихонько скулить начинает. Бродяжка просит, как будто я ее последняя надежда. По щеке катится одинокая крупная слезинка. И вот эта капелька … Пронзает насквозь. Болит очерствелое сердце, ноет. А я думал, что все, мышца атрофировалась. Нет, стучит.

Жизнь, да? Человек снаружи грязный, а за кожей чистый. Так и она. Ох, волочет тебя, Юматов! Надо же.

– Чем помочь?

– Спасите, – растрескавшимися губами шелестит. – Они меня найдут. А я не хочу туда. Заставят …

– Ну дальше?

– Секта. Сибирь. Оттуда не выберусь тогда. Спрячьте меня.

*

2. Не бросать – мое второе имя.

Какая секта? Она из прошлого в наш мир явилась?

Хотя всяких общин полно, удивляться особо не приходится. Но и ей верить слету, тоже такое себе. По опыту знаю, иной раз задержанные такое сочиняют, можно романы писать. Платили бы будь здоров, если бы в газеты куда брали. Лепят настолько искренне, что наши неопытные новички могут поверить, рыть что-то сподобятся. Такие актеры попадаются и все как один невиновны, обстоятельства заставили, жизнь прогнула и все такое – классика.

Короче, надо разбираться.

Юзаю отросшую щетину, наблюдая как моя находка жалобно и горько пищит.

– М-да, – прикидываю, что же дальше. – Как зовут? Эй!

Прикладываю тыльную часть ладони ко лбу. Полыхает. Пышет, как печка. Жар реально нездоровый.

Присаживаюсь рядом, поднимаю за подбородок. Простой жест заставляет находку вывернуться наизнанку. Вздрагивает так сильно, что макушкой прикладывается. Простое прикосновение вызывает лютое отторжение. Трясется еще сильнее, головой мотает, пытается вырваться. Выдавливает с отвращением сквозь сжатые зубы.

– Не трогай. Не хочу-у … Не трогай.

Глаза вновь раскрываются. Обжигает испуганным синим огнем, в который еще и ненависти добрую щепоть добавлено. Микс жертвы, я так понимаю яркую смесь, что на меня прямым лучом направлена. И у меня опять столбняк. Она гипнотизирует, ничего ж кроме света василькового не вижу. Таращусь на нее в ответ. Секунд десять плаваю, больше не выдерживаю.

– Тихо. Не кричи.

В ее глазах мелькает проблеск, узнает меня. Кажется, даже с облегчением выдыхает. Впивается ногтями в руку. В мясо проникает, шкурка трескается. Но ладонь не убираю. Чувствую, что это для нее как спасение и связь с реальностью.

– Эй, нужен врач? Слышишь?

– Нет. Лучше умереть.

Хуясе. Становится все интереснее.

– Помоги мне, – шепчет она, – я отдам тебе … – сует кулачок за пазуху. О, вот этого не надо. Еще я секс-дары с подворотен не собирал. Но на самом деле беспризорница достает цепочку, на которой висит кулон. Прекрасно, она еще и предположительно воровка. – Забери себе, только не отдавай меня им.

Мягко отталкиваю. Боится она. Вон трясется как. Вопрос в том, где подвеску стащила. Или не стащила? Рассматриваю поближе. Ничего себе побрякушка. С удивлением верчу в руках, золото закручено в необыкновенные узоры, в середине мерцает камень. Такое в салоне не купишь, только на заказ делать. И не каждый ювелир сможет сотворит чудо, а тут прям фантастика.

Чуть оттягиваю огромный ворот свитера и заправляю туда цепочку. Разберемся откуда она позже.

– Да ничего не надо. Кто тебя забрать хочет?

– Отец Никодим и она.

Отрубается. Сползает по стене на землю. Поднимаю, хлопаю по щекам легонечко. Держу на весу. Легкая, как перо. Не кормили ее там, что ли? Чуть нажимаю на хламиду, ох-ё, в руку врезаются ребра.

Отец Никодим. Из секты той небось. Надо бы пошерстить, что за имя. Сибирь да? Ясно … А она , что еще за она ?

Все не просто. Да, Юматов? Найденыш-то странный. Хватаю за руку и рассматриваю ногти. Аккуратные пластины, только короткие, без лака. Пальцы тонкие, аристократичные. Такими только на фортепьяно играть. Если бы огромные мозоли не мешали. Некоторые очень свежие.

Шейка тонкая, изящная. Не бродяжка это, а самая настоящая беглянка. По всем показателям проскальзывает.

Влип. С тяжелым вздохом сгребаю на руки и тащу в свою машину. Помрет же. А скорую я и домой вызову. Отменяется твой чилаут, Миша. В раздражении луплю по рулю, но с места трогаюсь без рывков.

Жалко тебе найденыша бросать? Теперь трахайся с ее температурой, а не с Жанкой. Эх, бляха-муха! Ладно, поехали.

– Алло, – с тоской слушаю басы в трубе, – Сень, слышь? Не приеду я.

– А что так?

– Запара на работе.

– Слышь, Юматов. Вечно у тебя не как у людей.

– Ну вот так.

Заволакиваю бродяжку в свою берлогу. Помыть бы все же …

С сомнением смотрю. Хотя нет. Она еле на ногах держится. Стягиваю с невесомого тела робу и ботинки. В ней килограмм сорок не больше. Ладно сорок два может с натяжкой.

Волоку на диван и сую градусник. Сажусь рядом. Дергается, затравленно отодвигается. Поднимаю руки вверх, показываю, что она в безопасности.

Какая ж она бледная. Как смерть. Харли Куин без макияжа, такая же дрищевая. Ладно, та хотя бы подкачанная, а эта мощи реально.

Тридцать восемь и семь. Несмертельно, но неприятно.

– Рот открой, – сую ей жаропонижающее, – давай не бойся, – немного нажимаю на сопротивляющиеся руки, – глотай.

– Я не буду … – снова впадает в состояние страха. – Глотать не буду!

– Тихо, – в шоке я. Что за реакция? – Тихо. Глянь на меня. Смотри, видишь в кружке, там немножко. Будет легче. Пей.

Она успокаивается и пьет. Намучившись, ухожу на кухню. С тоской исследую холодильник. Что там сильно поменялось с утра, Мих? Как был пустой, так и остался. Хрень по полкам валяется. Ряженка, колбаса заветренная и сыр. В морозилке кусок курицы. Я сегодня жрать дома не планировал. Ладно, доставку закажу. Клацаю по кнопкам, оформляю.

Прислушиваюсь к тишине.

Затихла. На минуту подхожу к двери. Свернулась клубком как котенок, отдыхает.

А я курю.

Возвращаюсь минут через двадцать. Сидит, васильками своими вокруг себя пространство раскрашивает. Увидев меня, вздрагивает.

Понимаю, два метра, тут мужики иной раз пугаются. Она смотрит на мои голые стопы. Угу, сорок шесть. Ну что выросло, то выросло, не спрячешь.

– Ну что будем рассказывать?

Хлопает сонно ресницами. До утра бы ее оставить в покое, только с моей занозой в жопе хер получится. Надо рыть. У меня в голове должна работать схема.

– Можно Вас попросить?

– Можно.

– Не найдется бутерброда? – краснеет она и закрывает лицо руками. – Я … Я не ела почти два дня. Мне очень стыдно, но … п-п-пожалуйста.

3. Что с тобой делать?

Бродяжка несмело откусывает сыр. Тщательно жует и запивает горячим чаем. Сижу напротив, бесцеремонно разглядываю ее. Считываю. Там есть, чем поживиться чтобы набросать психологический портрет.

Кажется беспомощной вроде. Сбивает с толку затаенный фанатичный блеск, проскальзывающий изредка. Такое ощущение, что где-то капсула с резервом бурлацкого терпения под кожей вшита.

Задумчиво встряхивает волосами. Тень падает на лицо и снова синяя вспышка.

Никакая она не замухрышка. В ванную бы ей. Отмыться. Одежду дурацкую сменить. Предлагать не рискую. Испугается еще больше.

Задумчиво обвожу пальцами края кружки. Гоняю мысли. Что с ней могло случиться? Интервьюировать на данный момент не нужно, уйдет в себя, закопается страусом в песок, не вытащить. А мне интересно…

– Как тебя зовут?

Вздрагивает. Беспомощно хлопает глазюками, теряется. Что она такая пугливая? Понимаю, типичное поведение жертвы, все повадки свидетельствую о том, что долго давили, лишали воли и скорее всего ее побег отчаянное проявление резервов, которые остались.

Может так, может и нет. Засну и вынесет мне синеглазка всю хату. Только что-то подсказывает, все же не из этой оперы девушка.

Психолога бы сюда. Боюсь передавить. Методы у меня … Как бы сказать … нетривиальные и грубые, че уж прикидываться белым лебедем.

Под моим пристальным взглядом съеживается, откладывает бутер на край тарелки. Дрожащими пальчиками вытирает губы. Несмело моргает, даже заторможено. Понятно, что температура и все такое, но видно, как от страха трясется.

Да не трону я тебя, тщедушная, избоялась вся. Стараюсь убрать колкость из глаз, максимально расслабляюсь.

– Яна.

– Настоящее имя?

– Д-да, – падают ресницы.

– Почему сбежала?

Вздрагивает. Даже чаще дышать начинает. Оттягивает ворот, будто душно. Как часто Яна за него хватается. Странно. Душили?

– Й-я?

– Ну не я же.

– Я просто заблудилась и … Можно я уйду?

О, как. Быстро засобиралась.

– Есть куда?

– Есть. Только у меня – закрывает лицо, – денег нет. Но это не важно. Доберусь как-то.

– Ян, так дело не пойдет. Кто ты? Кто такой отец Никодим?

При названном имени обреченно откидывается на подушку. Веки тонкие, дрожат. Вся трясется, будто заклинивший миксер. Пальцы снова нервно оттягивают ворот свитера, а на глаза наворачиваются слезы.

– Отпустите меня.

– Куда ты пойдешь? Болеешь же. Умереть хочешь? – сгущаю краски.

– Нет.

Шепчет сдавленно.

И ее жалко. Пиздец как жалко. Аж по сердцу режет.

Это ново для меня. Удивленно прикладываю руку к сердцу. На секунду только. В ладонь колотят сильные быстрые удары. Возмущаюсь внутренне и с силой успокаиваю себя. Мне такая херь отбойная ни к чему.

– Тогда рассказывай.

– Мне нечего, – упирается, ставит ноги на пол. Ее шатает. – Спасибо, что приютили. Спасибо за лекарство. Можно уйти?

– Нет! – рявкаю я.

Злюсь на нее. На себя. На то, что ввязался в какую-то херню.

Но как отпускать теперь? Ведь еле живая сидит.

– Не кричите.

Шепот громче крика. Голос приученный упрашивать.

Тру бровь. Думаю.

Мое сердце давно очерствело. Привык смотреть только на факты. Эмоции – таблица, в которой давно не пребываю. Живу по формуле. Так надо. Бытность моей работы она такая. И вроде меня все устраивало до сегодняшнего дня.

Надо девочку успокоить. Тянусь к куртке.

– Ладно. Проехали. Я – Михаил. Чтобы не боялась смотри, – демонстрирую ей корочку.

Она смертельно бледнеет. Над губой выступают мелкие бисеринки пота.

– Вы полицейский? Да?

– Да.

Вскакивает и летит к двери. Натягивает хламиду, сует ноги в ботинки и дергает дверь.

– Ян, – ошалеваю от реакции, подрываюсь следом, – ты что? Отцепись от двери. Куда собралась?

Она бьется как бешеная кошка. Царапает руки, отталкивает. Захватываю в кольцо для меньшего сопротивления. Пищит, кричит, шипит.

– Успокойся! – встряхиваю и разворачиваю к себе.

– Вы меня сдадите туда, – шепчет, бессильно обмякает, – а я не хочу, – еле шепчет, – там ад.

Все. Снова потеря сознания.

– Да блядство! – рявкаю.

А ну-ка хватит нянькаться! Злой донельзя, несу на диван, кладу. Дышит. Только жар опять. Вызываю нашего доктора. И одежду Яны выбрасываю в мусоропровод. Туда ее!

Мне очень интересно кто она и откуда взялась. И кого так боится.

– Алё, занят? У меня просьба, – прижимаю трубку к уху, – от сестры привези вещи, а? Инкины. У нас что с тобой много сестер? Спортивку и куртку. Еще кроссы зимние посмотри там. И шапку. И перчатки. Ага. Спроси у Марии Яковлевны, сможет она сейчас с тобой приехать? Походу у меня жертва ... Дома! … Притащил и что? Ой, не колупай мне … Ага. Давай. Жду, брат.

С досадой кидаю трубку на стол.

***

Дорогие девочки, буду счастлива, если увижу вашу поддержку в виде лайков, комментариев. И мне, и Михе, и Яне нужны ваши отклики. Очень-очень)))

4. Не отдавай меня им.

Все плывет.

Тихие голоса качают, как в колыбельке. Мне и тревожно, и хорошо.

– Измождена. Кровь плохая. Гемоглобин на нуле, Миш.

Миша …

Это тот, что мне помог. Большой. Сильный. Страшный. Я его боюсь. Он такой грозный.

И так смотрит иногда, что колотить начинает. Понимаю, что не обидит. Он же полицейский. Хотя они бывают разными. Есть те, которые помогают им . Ищут и возвращают. За деньги. Как меня тогда. Не хоч-чу-у!

Пытаюсь поднять голову.

Что ж так кружит? Комната качается.

– Зашибись. И что делать? Может в больницу?

Голос у него очень красивый. Густой, мощный, немного хриплый. Будто пантера урчит.

Подождите. Он сказал о больнице.

Какая больница. Мне нельзя туда. Никак нельзя. Силюсь сказать, но вырывается лишь писк. От страха не могу двух слов сказать.

– Слушай, – тянет женщина. – Видишь, какая она. Давай ее стабилизируем у тебя. Капельницами. Боюсь, если сейчас тронем, – уходят в другую комнату и там разговаривают.

Прислушиваюсь, но бесполезно. Ничего не слышно.

Что мне делать? Противоречия раздирают.

А если они меня найдут? Мама-а-а … Лучше в окно выйду.

– Яна, – на лоб ложится шершавая ладонь.

Досадую на себя. Надо прекратить каждый раз подпрыгивать. Закусывая от усилий губу, помогаю себе руками, поднимаюсь. Одежда съезжает, торопливо захватываю ткань. Нащупываю рядом мягкую уютную подушку, кладу на грудь.

– Сейчас, – бормочу, – немного закружилось. Минутку, – устраиваюсь прямее.

От усилий вспотела и почти закипела.

Михаил сразу останавливается, замечая, как я сжалась. Босые ноги словно врастают в пол. Какие стопы у него большие. Крупные. Джинсы неровно подвернуты, футболка растянутая, и глубокий вырез, грудные огромные мышцы. И я ненормальная, если чуть живая, пялюсь на едва знакомого мужчину.

Стыдно.

Закрываю лицо руками.

– Ян, – гулкий топот. Моих рук касаются его. – Тебе плохо?

Моргаю. Соображаю, как уговорить, убедить человека, которого едва-едва знаю, который подобрал меня, как больного бездомного щенка. Не знаю, как выразить.

Поступаю, как учили.

В благодарность обхватываю его ладонь и целую.

– Э-э … – хищно тянет. – Это зачем, Ян? – резко.

– Вы не понимаете, – пытаюсь объяснить, – Вы просто не понимаете, что для меня сделали.

– Успокойся, – высвобождает руку, резковато отодвигается. Он не доволен? Ноздри Михаила трепещут, в глазах мелькает раздражение. – Больше никогда так не делай.

– Простите, – задушено шепчу.

Этот маленький эпизод рушит что-то, чувствую, как тонкая стеклянная стенка крошится. Во мне, по крайней мере.

Михаил кивает и садится дальше на другой конец дивана. Демонстрирует безопасность. Внимательно смотрит, будто хочет разгадать, увидеть что произошло. А я не могу выдать. Ну не могу рассказать пока ничего. И вряд ли такое случится.

Мне бы только чуть-чуть выздороветь, потом сразу уйду.

– Помыться бы тебе, – лицо вытягивается. Неужели так пахну? – Нет! – Вскидывает ладонь. – Все в порядке, – качает головой, а потом сокрушенно рубит. – Ян! Вот мы взрослые люди, да? Давай начистоту. Тебе нужно смыть плохое самочувствие, понимаешь?

– Да.

Кстати, это правда. Укол подействовал.

– Вот тут, – пододвигает спортивную сумку, – вещи.

– Их тот хмурый парень где взял?

– Не волнуйся. Не украл. Костюм и куртка моей сестры. Теперь это твоё. А вот, – встает и открывает шкаф, – моя футболка. Извини больше ничего нет. Я как-то не рассчитывал, что тут кто-то появится. В ванной все найдешь. Договор?

От волнения начинает колотиться сердечко. То есть вот так раздеться и мыться, когда за стеной мужчина. Так не ворвется же он, наверняка дверь закрывается. Нерешительность борется с диким желанием встать под горячие струи.

Как же хочется. М-м-м … Ну что же делать?

– Давай, иди, – подталкивает Михаил. – Если что нужно, я в комнате.

Дожидаюсь, пока он уходит. Шатаясь, бреду в указанном направлении. Испытываю колоссальное облегчение от того, что на двери есть замок. Только тогда безбоязненно раздеваюсь, торопливо открываю краны.

Моя душа вылетает за пределы тела.

Когда долго лишен обычных человеческих возможностей, то любое простейшее действие начинаешь ценить по-другому. Намыливаюсь несколько раз, долго-долго стою под каскадом водных струй. А потом позволяю себе кутаться в мягкое пушистое полотенце. Сижу в ванной пока подсыхают волосы.

Внезапно голова начинает кружиться. Оседаю на пол. Ругаю себя. Рано поверила в свои силы. Перепарилась. Неловко взмахиваю рукой и роняю с полок флаконы. Грохот жуткий.

– Яна, – голос Михаила совсем рядом, – вот же бл … Надо было тебя раньше вытащить. Час под горячей водой. Держись за меня.

Он берет меня, прижимает к груди. И я купаюсь в его запахе. Михаил пахнет кедром, цитрусом. Странный аромат. Но такой спокойный. Умиротворяющий.

Тук-тук-тук. Равномерный стук сердца убаюкивает.

Опускает в мягкие подушки. Трогает лоб.

Обо мне никто не заботился очень давно. Пару лет точно.

Внутри что-то рвется. Хватаю его за ткань растянутой майки, поднимаюсь навстречу. Совершаю отчаянный рывок доверия. Только бы не предал, как другие.

– Не отдавай меня им.

Мольба вылетает совершенно осознанно. Мужчина замирает. Начинаю бояться, что сейчас разозлится и вышвырнет на улицу. Я проблемная и неудобная. Зачем ему со мной возиться. Но слова, произнесенные спокойным ровным тоном, успокаивают.

– Не думай ни о чем. Спи.