Текст книги "Вдова Клико"

Автор книги: Хелен Фрипп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Глава восемнадцатая
НАЧИНАНИЯ

Сентябрь 1811 года

Услышав взрывы, Николь подумала, что это продолжение кошмаров. Но нет – она уже проснулась, свет бил сквозь шторы, принося утреннее облегчение. Может, это раскаты грома? Она выглянула наружу: чистое синее небо. Откуда же, черт побери, этот грохот?! Из-под земли? Боже, только не это!

– Жозетта! – крикнула Николь.

Вбежала горничная.

– Найдите Луи, где бы он ни был! – велела Николь и, накинув шаль на ноющие плечи, поспешила к давильне.

Работники выбегали из погребов, закрывая лица платками, мешками, чем под руку попалось, откашливаясь и отплевываясь. Значит, не читали в городе объявлений, раз они до сих пор с нею.

Примчался Ксавье.

– Рванула вся партия десятого года, загубленное шампанское течет рекой, стекло повсюду! Погибло все! – бухнул он.

– Это те бутылки, которые мы заказывали у поставщика Моэта?

Ксавье кивнул. Николь протолкалась через толпу работников, вылезающих, пошатываясь, из погребов.

– Куда ты? Там смертельно! – крикнул Ксавье.

Она спустилась, насколько посмела. Свечи зажигать тут было бы слишком опасно, и Николь подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Ее душили испарения, а бутылки все рвались и рвались, разбрызгивая желтую жидкость, и осколки стекла пронзали воздух.

Она могла только остолбенело смотреть на этот оживший ад. Погибло не меньше десяти тысяч бутылок.

– Вот и снова несчастье. Когда уже она поймет?..

Николь резко раскрыла глаза. Возле нее суетились две женщины.

Синее небо. Гравий. Стебли травы. Она поняла, что лежит возле двери погреба.

– Тише, тише, она приходит в себя.

Она попыталась сесть.

– Не шевелись, Бабушетта.

Слава богу, Луи пришел.

Николь зажмурилась, борясь со жгучей болью.

– Сбегайте кто-нибудь за доктором и дайте что-нибудь, чем кровь остановить! – крикнул он.

Луи положил ее голову к себе на колени, зажал рану, отбросил на землю пропитанную кровью тряпку, и Жозетта протянула ему другую. Когда Николь попыталась что-то сказать, голос прозвучал хриплым карканьем, а пальцы, отнятые от лба, были залиты кровью.

– Ты упала прямо к подножию лестницы. О чем ты только думала? Хотела побыть героиней? В одиночку бросилась спасать бутылки все до единой? Тебя там убить могло, – добавил он ласково. Гнев его схлынул. – Давай теперь занесем тебя в дом.

Ксавье помог ее поднять, и они вдвоем осторожно внесли Николь в дом.

– Положите у окна, – едва сумела прохрипеть она. – Хочу видеть давильню и виноградник.

Николь то впадала в беспамятство, то приходила в себя, теряя счет дням. Часто, когда она просыпалась, в комнате сидел Луи, рядом с ним – бутылка бургундского, а на коленях – «Дон Кихот». Эту книгу она дала ему пять лет назад, и он все никак не мог ее дочитать. Когда Николь открыла глаза, он притворился, что поглощен приключениями идальго.

– Луи, принесешь мне зеркало?

– Зачем?

– Хочу посмотреться. Сколько времени я здесь?

Он присел возле ее кровати.

– Ты заговорила впервые за три дня. Как себя чувствуешь?

– Те бутылки, что взорвались, были от поставщика Моэта, – прошептала она.

Луи помрачнел.

– Ты только это к своим беспокойствам не добавляй. Такое рано или поздно случалось с каждым виноделом Шампани. Моэт – скользкая и жадная сволочь, но даже ему было бы не под силу организовать такой взрыв. Твоя ошибка лишь в том, что сунулась в погреба, когда они еще рвались. Теперь тебе нужно отдыхать.

– Помоги мне встать. Я должна увидеть, насколько пострадали мои погреба.

Николь с мучительным трудом села, и комната завертелась у нее перед глазами. Похоже, что никуда идти не придется.

– Доктор сказал: неделя как минимум, – сказал Луи. – Я тут временно буду распоряжаться, до тех пор, пока тебе не станет лучше. Ментина находится у подруги. За ней там хорошо присматривают, так что волноваться тебе не о чем. Доверься мне.

– Тебе я готова свою жизнь доверить, – ответила Николь, опускаясь на подушку.

– Вот и хорошо. А я с тобой посижу и, если обещаешь оставаться в постели, буду тебе что-нибудь рассказывать.

Улыбаться было больно.

– Я слушаю.

День сменился ночью, солнце взошло на небо, согревая виноградники, придавая сладости ягодам. В небе парили жаворонки, между лозами горели и увядали маки, а через открытое окно аккомпанементом к рассказам Луи долетала птичья песнь. А рассказывал он о Франсуа – каким тот был до того, как Николь его узнала. Мельчайшие случаи порождали длинные байки – о норвежском хозяине гостиницы, у которого на носу была бородавка в форме Франции, о мышке, которая танцевала под скрипку Франсуа в особняке одного покупателя в Шлезвиг-Гольштейне…

Жозетта сновала туда-сюда, приносила и свежий хлеб, и невшатель – любимый сыр Луи, и фрукты. Николь с Луи подкреплялись, не прекращая разговора.

Каждое утро, проснувшись, она видела, что он сидит рядом и смотрит на нее. И каждый раз, заметив, что она открыла глаза, он поспешно хватал «Дон Кихота» и делал вид, что читает.

К пятнице Николь почувствовала, что к ней возвращаются силы, и врач под внимательным взглядом Луи снял у нее со лба повязку. За окном промелькнул Ксавье, спешащий на виноградники. Солнце уже поднялось над горизонтом, в поле идти было поздно, а дверь погреба стояла, распахнутая настежь.

– Где все работники? Что там творится? Кто за всем присматривает?

– Сегодня на восходе я был там вместе с Ксавье. Солнце, дождь и земля и без тебя постараются. Сейчас просто идеальные погодные условия для отличного урожая.

– Оставшиеся бутылки требуют ремюажа – я не могу себе позволить потерять больше ни одной. Я здорова и сегодня возвращаюсь к работе, так что можешь мне все рассказать.

Луи отложил книгу и вздохнул:

– Спасать больше нечего, Николь, и невозможно даже войти в погреб. Одна девушка пыталась, спустилась до середины и потеряла сознание. К счастью, не пострадала, но я наложил запрет на все работы. Слишком опасно.

– На какой срок?

– Невозможно сказать. Недели, Бабушетта, если не месяцы.

Вошла Жозетта со свежими круассанами, кофе и миской блестящих ягод клубники.

– Первые в этом году, мадам, – сказала она, устанавливая поднос и помогая Николь приподняться в подушках.

Николь вдохнула аромат ягод, и в голове завертелись клочья воспоминаний: измазанные пальцы, сладкий сок, белое платье сестры в красных отпечатках… Кровавые цветы на белой простыне, упрек, что ягоды кислые.

– Бабушетта?

Синие внимательные глаза Луи с тревогой смотрели на нее.

Жозетта пошевелила поленья. Неожиданно Николь заметила, какое же у той старое платье. Когда же она в последний раз платила горничной жалованье? Не вспомнить…

– Жозетта, принесите мою одежду и полевой плащ, будьте добры. Не оглядывайтесь на Луи, мне намного лучше, так что делайте, что я сказала. Обещаю ходить медленно, но я сегодня возвращаюсь к работе. Прямо сейчас.

– А я уже стал привыкать, что ты теперь только со мной и приказывать не способна, – усмехнулся Луи.

Жозетта помогла ей надеть платье и настояла, что доведет до двери дома. Оказавшись во дворе, Николь разозлилась, что так нетвердо стоит на неровных булыжниках. Но когда добралась до виноградника, лист, который она погладила, был согрет солнцем и грозди висели липкие и пахли остро. Еще неделя максимум – и они готовы. Можно будет начать заново. Все показывало, что урожай будет как никогда в жизни. И что еще лучше – комета вернулась, светилась над горизонтом, присматривая за Николь и ее лозами.

Но тут до нее дошло, что во дворе никого нет. И на виноградниках тоже.

– Эмиль! – кликнула она конюшенного мальчика. Он ей расскажет, что тут делается, раз Луи не хочет.

– Эмиль дома, выздоравливает от раны, Бабушетта. Не хотел тебе говорить, пока ты еще слаба, но парень ослеп. Стекло попало ему в глаза.

Николь перекрестилась:

– Господи помилуй!

Эмиль Жумель, конюшенный мальчишка, гонявший в Париж и обратно по ее поручению. Розовые щеки, пробивающийся пушок усов, гордость и радость Мари. Николь попыталась вспомнить цвет его глаз – и не смогла.

– Я позже к нему зайду. Ты не пошлешь Ксавье взять пятьсот франков с моего личного счета?

– Ты уверена? Конечно, трагедия, но убытки, которые ты уже понесла…

– Пожалуйста, сделай, как я сказала.

– Слушаюсь, мадам. Я смотрю, ты вполне уже выздоровела.

Николь улыбнулась, но ее душило отчаяние: последние деньги.

– Хватит мне мозги замыливать, Луи. Я должна знать все, начиная с того, почему никого нет в давильне и на полях в такой ключевой момент.

– Конечно, год теперь тысяча восемьсот одиннадцатый, и у нас была революция, но суеверия никуда не делись. Они убеждены, что ты приносишь несчастье.

– Это все из-за кампании Моэта, из-за того объявления на площади? – спросила она, чувствуя, как судорога сводит под ложечкой.

Луи кивнул:

– Видит бог, я бы хотел, чтобы новости были получше. Этот гад отнюдь не собирался успокаиваться.

– Я повышу плату работникам.

Но перед глазами плыли цифры, и она знала, что дело безнадежно. Что ж, она хотя бы не потеряла умения видеть перед собой свои книги. Красная колонка раздувалась, вызывая головную боль. Долги нарастали, и невозможно будет платить больше, тем более при сборе такого урожая всюду будет полно работы. Зачем работать на женщину со зловещим именем, за которой тянется шлейф неудач? Моэт победил. Пока.

– Ну, хотя бы ты вернулся, – сказала она.

– Абсолютно верно, – откликнулся Луи, оглядывая розовый куст в конце ряда – нет ли на нем вредителей – и стараясь не встречаться с Николь взглядом. – У меня кончились сбережения и я снова должен зарабатывать на жизнь, тем более, скоро появится ребенок.

У нее в голове смешались мысли. Она что-то пропустила, пока впадала в забытье и выходила из него?

– Ребенок?

– Помнишь, я тебе говорил про семью в российской гостинице, где меня оставила Тереза? Хозяйская дочь ухаживала за мной и согревала ночью мою постель. Пусть это было глупо, но бросить ее просто так я не мог. Мы обвенчались в деревенской церкви. Ее родители плакали, но я обещал позаботиться об их дочери. Ей не на кого рассчитывать, кроме меня. Сегодня я заберу ее из гостиницы в Ретеле и отвезу домой. Сейчас она изо всех сил учит французский.

– И все это время ты от меня скрывал?

– Из себялюбия, Бабушетта. Прости меня.

Настал ее черед краснеть и скрывать разочарование. Она получила обратно своего Луи лишь для того, чтобы снова его потерять. Они никогда ни слова не говорили друг другу о своих чувствах, но его взгляд, когда он сидел у ее постели, его внимание ко всем мелочам, которые, как он знал, она любит, говорили яснее всяких слов. Она привыкла, что он существует только для нее, и лишь сейчас поняла, что теряет то, на что надеялась, сама того не зная. Глупо было воображать, что ей опять повезет и она снова полюбит. Ее место здесь, на винограднике, рядом с тенью Франсуа. Николь твердо решила, что никогда не покажет своего сожаления.

Она встала, отряхнула руки и коротко произнесла:

– Ты поступил правильно.

– Но рядом с тобой мне хотелось делать вид, будто этого не было. Неделя, которую я провел, глядя на тебя, останется со мной на всю жизнь.

– Не надо даже говорить об этом, Луи, это невозможно. – Николь сморгнула предательскую слезу и зашагала к давильне. – Раз есть рты, которые ты должен кормить, лучше берись за работу. Твой первый ребенок родится в год самого лучшего урожая в нашей жизни. В год кометы, который мы никогда не забудем.

Что делать дальше, она знала. Чтобы было вино, нужно работать. Дело ждало от нее решительных действий.

Глава девятнадцатая
ВКУС ТЕРРУАРА

Сентябрь 1811 года

В пивной у Этьена в пору сбора винограда всегда было полно народу. Здесь после тяжелого дня в полях мужчины отдыхали над пастисом[49]49
  Французская настойка на спирте крепостью 38–45 %, в состав которой обязательно входят анис и лакрица. Напиток может содержать другие травы и специи (более 50 наименований), но без полыни.


[Закрыть] или пивом. Чужие работники встретили появление женщины одобрительным свистом, знакомые отводили глаза или мрачнели от ее наглости: как она смеет входить в заведение для мужчин?!.

На помощь пришел Этьен, выбравшись из-за стойки. Он вытер лицо передником и расцеловался с Николь.

– У меня есть бутылка твоего «бузи». Составишь компанию?

– Спасибо, с удовольствием.

Повозку она оставила ждать на улице – предосторожность на случай, если ее план провалится. Николь собрала всю свою храбрость, чтобы войти в пивную, полную мужчин, но отступать нельзя: если она струсит, то не сможет собрать урожай. Наступила тишина.

Николь села на табурет у стойки, Этьен подвинул к ней вино. Она сделала глоток, покатала на языке: красный кирпич стены виноградника и дождливое лето.

– Вилер-Альран, северный склон, одна тысяча восемьсот восьмого года. Пино нуар. Град в мае, жаркое лето, в период сбора – дождь. Урожай невелик, но это были наши лучшие грозди.

Этьен провел ногтем по наклейке, прищурился.

– Отлично, но это ваше вино.

Он сунул руку под прилавок и достал другую бутылку – на этот раз белое – и чистый бокал. Пара сидевших рядом полевых рабочих обернулась посмотреть. Этьен показал им этикетку, закрывая ее от Николь.

Она вдохнула аромат, покатала вино на языке, сплюнула в поставленную Этьеном миску и вытерла рот тыльной стороной ладони.

– Миндаль, бриошь, металлический привкус. Винтаж Рюинар Кот де Бланк, его небольшой виноградник в центре – тот, где он любит прогуливаться с мэром. – Несколько одобрительных смешков. – Урожай восемьсот пятого года.

Этот год навсегда останется в памяти. Год, когда не стало Франсуа. Легко запомнить.

Этьен тщательно изучил дегустационную карточку, привязанную к бутылке, и с вытаращенными глазами показал столпившемся вокруг.

– В яблочко, мадам Клико!

– Теперь давайте игристое – ваше лучшее. Полбокала мне, остальное – присутствующим здесь господам. Если не хватит, открывайте вторую.

Почти все отказывались и крестились, но некоторые приняли угощение и подняли бокалы. Эти люди торжественно дегустировали шампанское и шепотом обменивались мнениями. Дегустация шампанского – дело серьезное. Один бокал стоил больше, чем они за неделю зарабатывали.

Снаружи искрилась комета, как сгусток пузырей в бокале. Николь покатала вино во рту.

– Пино из Оба. Менье из Валле придает нотки юности, а шардоне дает густую основу. Шардоне может быть лишь из Кло-де-Мениль. А это значит, cher Этьен, что вы меня разочаровали.

– Я вам подал лучшее свое шампанское, – возразил он.

– Именно так. Я более чем разочарована, что лучшим своим шампанским вы считаете продукцию второразрядного винодела Моэта. Но должна тем не менее отметить, что его винтаж восемьсот второго года был действительно очень хорош.

Тут к ней повернулось еще несколько голов и ворчливо-одобрительных взглядов.

– И снова верно до мельчайшей ягодки! – объявил Этьен.

Она была парией, но кто может устоять против сплетни? Николь овладела вниманием зала.

– Нет такого вкуса, сорта, вина в этом регионе, который я не смогла бы определить почти до лозы. Я здесь выросла, я знаю его на вкус, я его чувствую. И уши у меня тоже есть. Вы считаете, что я жалкая вдовая женщина, которая изо всех сил пытается изобразить из себя винодела в память о покойном муже? Может, это и правда – отчасти. Но я знаю свои лозы, я понимаю давильню, разбираюсь в алхимии купажирования и знаю, что вы все тоже это понимаете. Вы здесь выросли, как и я, и это у нас в крови.

Я делаю лучшие в Реймсе шампанское и вина, и я хочу убедить вас идти со мной. Вы все здесь знаете, что у меня случались провалы. Но у кого их не было? И городскую сплетню я тоже слышала. Заплатить вам за сбор столько, сколько обещает Моэт и другие, я не смогу, но клянусь, что каждый, мужчина или женщина, кто в этом году придет собирать урожай моих лоз, получит награду в лучшие времена. Считайте это своим вложением в будущее.

– Это подстава, они с Этьеном сговорились! – крикнул кто-то из задних рядов. – Она на все готова! Это ж до какого бесстыдства может дойти женщина, чтобы припереться сюда и искать себе работников на прогоревшее дело?! Да еще с ее репутацией.

Николь не смогла разглядеть в полумраке зала, кто это выкрикнул.

– Вы совершенно правы, мсье, я на все готова. Этот урожай может быть лучшим из всех, что мы видели и увидим на своем веку, и я не намерена его упускать. Кроме того, я предлагаю каждому из здесь присутствующих возможность, о которой он не пожалеет. Вы все видели комету?

Некоторые что-то бурчали и кивали, другие крестились.

– Поверьте, что происходит нечто необычайное. Примите комету как знак, что мир может перевернуться вверх даом. Огромная незваная звезда с хвостом месяцами без объяснений торчит в небе и несет нам лучший урожай из всех возможных. Вдова, которая имеет нюх в нашем деле и лучше всех составляет бленды, даст вам возможность разбогатеть и обеспечить свои семьи – в ответ на верность.

Говоривший вышел из тени. Бригадир Моэта. Наверняка тоже нанимать пришел.

– Вы и вправду готовы отвергнуть двойную плату и поверить обещаниям вдовы с развалившимся делом?

Вы хотите вернуться к женам и сказать, что решили работать на женщину с дурной репутацией и ваши семьи не получат достойной доли от щедрот этого урожая? Откуда вы знаете, что они с Этьеном не сговорились заранее?

Не в первый раз она становилась жертвой сомнения, да и не в последний. Николь вся подобралась, чтобы противостоять наветам, – она сталкивалась с подобными людьми. Самый надежный способ его убедить – предоставить доказательства непосредственно ему.

– Зайдите за стойку и выберите вино сами, и я вам докажу. Единственный критерий – вино должно быть из Шампани.

– Это чтобы я вам помог разыгрывать этот спектакль? Ну уж нет. Вот что, люди: у меня здесь ведомость для подписей на завтрашний сбор урожая. Подписывайте и пейте дальше. Не ведитесь на неудачников и фантазеров.

Несколько человек, шаркая и смущаясь, подошли и расписались в ведомости Фурнье.

– Отличный вечер, парни, сто лет такого не было! крикнул кто-то. – Слышь, если ты так уверен, выбери вино! Посмотрим, что она скажет.

– Отвечай за свои слова, Фурнье! Выбери вино!

Николь присмотрелась к Фурнье: красное лицо, суровые глаза. Не очень этого человека любили. Моэт, говорят, своих рабочих гнобит, и делает это руками Фурнье.

– Заключим с вами пари, – предложила она. – Вы выбираете три вина. Если я опознаю все три, вы мне даете записать всех, кто захочет. И соглашаетесь им не отказывать, если они наутро передумают или если жены за них передумают.

– Ну что, Фурнье? – подзадорил его один из посетителей. – Боишься принять пари с женщиной?

Фурнье мрачно протопал за стойку, отогнав по дороге Этьена. Покопался там, потом поставил на прилавок маленький бокал красного вина.

Николь попробовала. И ум ничего не подсказал. В этом вкусе было много солнца, слишком много.

– Это не из нашего региона, мсье Фурнье. Вино с юга, где очень жарко. – Николь отодвинула бокал. – Я сказала, что вино должно быть из Шампани.

– Вот тут вы и ошиблись, мадам. – Он торжествующе поднял бутылку. – Блондель, Валле. Кто станет работать на человека, который толком не знает своего дела?

– Это вино я знаю, но на дегустацию мне дали не его.

– Ничтожность, женщина, тебе названье! Выскажусь мягко: в лучшем случае вы ошиблись. Скорее всего – соврали.

– Кто вызовется попробовать вино из этой бутылки и этого бокала и сказать мне, одно и то же или нет? Нужны три человека, – обратилась Николь к публике.

Фурнье вышел из себя:

– Она когда-нибудь перестанет нам мешать выпить по-человечески?! Здесь место для мужчин; мы уже достаточно времени вас ублажаем, дорогуша. Идите наконец домой, где вас ждут долги. Не зря говорили, что у Клико в роду живет безумие: без него на такой не женишься.

Но тут вперед вышли три человека, и один из них сказал:

– Продегустируем. Чтобы все было честно.

Это был один из ее работников, сборщик винограда.

– Дадим ей шанс. А досужих сплетен, извините за прямоту, мсье Фурнье, пересказывать не нужно. Мсье Франсуа Клико был хороший человек и отличный наниматель. Как и его жена.

Посетители перекрестились и подняли бокалы к небу в тосте за него.

«Спасибо, Франсуа».

Этьен налил каждому из троих воды – прополоскать рот. И каждый объявил, что вина в бокале и в бутылке – разные. Этьен пошел осмотреть свою коллекцию вин и, вернувшись, положил руки на стойку:

– Я там ничего не трогал. Взгляните.

В темном углу, задвинутые подальше, стояли несколько пыльных бутылок. На одной остались отпечатки пальцев, пробка наполовину вытащена. Бутылку открывали и закрывали наспех.

Сборщик ее достал:

– Бандоль[50]50
  Бандоль известен в первую очередь как центр провансского виноделия. Высоко ценятся местные вина, особенно красные и розовые.


[Закрыть], домен де-Л’Эспаньол, Прованс. Жаркое место, как она и сказала. Подло это, Фурнье, женщин обманывать!

– Да ему не привыкать к обману.

По залу пошли шепоты. Трое дегустаторов подошли к Николь первыми:

– Где подписываться?

Она взяла свою книгу со стойки:

– Здесь. Завтра ровно в шесть утра.

Трое расписались по очереди.

– Обещаю, вам не придется об этом сожалеть.

Стали подходить по одному посетители. Не все, но на добрый сбор людей хватит, если они готовы работать долгие часы.

На улице вечер стал прохладным. Николь чувствовала во влажном воздухе аромат каменной мостовой, меловой крошки и влажной пыли. На языке все еще держался привкус красного вина из Бандоля, и это был вкус облегчения. Комета никуда не делась, и хвост ее переливался яркими красками.

Все хорошо. Это будет ее лучший урожай. Не может не быть.

Она быстро села в поджидающую повозку, радуясь, что верные лошадки быстро домчат к родному порогу. Из головы не шли слова Фурнье.

Назад, в пустой дом, где ее ждут только долги. Безумие в роду. Да как он смеет! Нет, она добьется такого успеха, что никто уже не будет сомневаться в ней, как и в том, что Ментина – завидная партия. А ей самой никогда не будет нужен другой мужчина – ни муж, ни деловой партнер, ни отец. Хозяйкой своей жизни будет она, и только она.