Текст книги "Кто посеял ветер"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ничего. Уйди, пожалуйста, – сказал он и открыл глаза, но даже тусклый свет оказался невыносимым.

Послышался звук удалявшихся шагов, захлопнулась дверь. Марк выдвинул ящик ночного столика и нашел ощупью таблетки. Если он принимал их вовремя, они хорошо помогали. Их дала ему Рики. Он проглотил две таблетки, запил их выдохшейся «колой», лег и закрыл глаза. Рики… Как она сейчас?

Ночь опустилась над лесом, словно занавес из темного бархата. Сиял серебристый полумесяц, засверкали первые звезды. Людвиг Хиртрайтер обратил взгляд на запад, где небо все еще было окрашено оранжевым светом. Здесь, у подножия Таунуса, ночи уже давно не были такими темными, как в его детстве. Раскинувшийся неподалеку крупный город, промышленная зона бывшей компании «Хёхст» [9]9
  Немецкая химическая компания, выпускала химические волокна, пластмассы, лекарства и пр.


[Закрыть]и огромный, неутомимый аэропорт превращали своими яркими огнями ночь в день. Хиртрайтер вздохнул и немного поерзал на скамье низкой охотничьей вышки, пока не нашел более или менее удобное положение. Он пощупал винтовку с оптическим прицелом, которая стояла рядом, прислоненная к невысокой стенке. Справа от него уютно устроился Телль, свернувшись в клубок. Сквозь спальный мешок Людвиг ощущал тепло собачьего тела. Слева от него стояли термос с горячим чаем и пластиковый контейнер с бутербродами. Он собирался нести вахту всю ночь, дабы никому из этих бандитов не пришло в голову тайком огородить участок и утром продолжить вырубку деревьев. Он провел в лесу уже много ночей. После того как два года назад умерла Эльфи, у него не осталось веских причин для того, чтобы непременно ночевать дома.

Эльфи. Людвиг тосковал по ней каждую минуту своей жизни. Он тосковал по их задушевным беседам, по ее мудрым советам, их любви, которую он пронес через все пятьдесят восемь лет их знакомства. Рак подступал к ней дважды, и дважды отступал – но так только казалось. В действительности он проник в лимфатические узлы, спинной мозг и в конце концов поразил весь организм. Каким мужеством она обладала! Стойко, без единой жалобы, переносила болезненные, унизительные процедуры химиотерапии и даже находила в себе силы шутить по поводу выпадавших волос. Она молчала и тогда, когда уже не могла есть из-за отслоения слизистой оболочки рта. Эльфи боролась за свою жизнь, словно львица.

После изнурительного курса лечения она вроде бы пошла на поправку. Во время краткосрочного периода обманчивого улучшения состояния они предприняли последнее путешествие – на ее родину, в Верхнюю Баварию, которую она покинула из-за любви к нему. Они отправились в Карвендель, и, казалось, оба предчувствовали, что это их последняя совместная прогулка. На глаза у Людвига Хиртрайтера навернулись слезы. Спустя всего три недели он похоронил Эльфи. Оба его сына и дочь стояли рядом с ним, но они едва перемолвились, столь глубока была разделявшая их пропасть. Возможно, следовало воспользоваться случаем и помириться с ними, но из-за невыносимой душевной боли ему было не до этого. Теперь мириться было поздно. Слишком много недобрых слов сказали они друг другу, и их уже нельзя было вернуть назад. Людвиг был одинок, и таковым ему суждено было оставаться до конца своих дней.

Он сидел неподвижно и вслушивался в тишину леса. Легкий ветерок шевелил верхушки деревьев. До его слуха доносился слабый шелест листьев. Пахло ясменником и черемшой. Время от времени раздавался крик сыча. Барсучиха вывела своих детенышей на бледную лунную дорожку, пересекавшую поляну. Где-то в подлеске возился красный дикий кабан. Привычные, родные звуки и запахи, бальзам на его душевные раны.

Ему вспомнились события прошедшего вечера. Гнев на Яниса еще не утих. С самого начала этот парень вызывал у него подозрение. Хотя он и сделал многое в пользу общего дела, его мотивы представлялись эгоистичными, а одержимость, отчетливо прослеживавшаяся во всех предпринимавшихся им действиях, казалась просто опасной. Каким образом он узнал о предложении «ВиндПро»? Не поддерживает ли он связи с фирмой, на которую раньше работал? Конечно, ему нужно было самому рассказать о предложении, но он думал, что в этом нет необходимости. Кроме того, Людвиг опасался, что столь невероятная сумма может посеять недоверие и внести раскол в ряды членов комитета. Именно это и произошло сегодня вечером. Хиртрайтер сожалел о том, что прилюдно дал оплеуху Янису. Ему не следовало реагировать так бурно, но от ярости он потерял контроль над собой. И еще эта глупая баба набросилась на него! Он был несправедлив к Рики и понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Причина его тайной неприязни к ней заключалась в том, что она предоставила Фрауке не только работу, но и кров. Если бы не Рики, сегодня Фрауке жила бы с ним, в усадьбе…

Телль вздрогнул и тихо зарычал во сне. Хиртрайтер протянул руку и погладил его жесткую шерсть.

– Все они понимают нас неправильно, – тихо произнес он, и Телль поднял уши.

В принципе, Людвиг ничего не имел бы против парка ветрогенераторов, если бы это место подходило для него. Но, как показали результаты двух независимых экспертиз, оно для него не подходило. Деревья вырубили бы в целях извлечения коммерческой выгоды, а лопасти ветротурбин отказались бы вращаться. Хиртрайтер познакомился с разряженными молодчиками из этой фирмы и видел, с каким легкомыслием они распоряжались деньгами, которые, по сути дела, принадлежали налогоплательщикам. За короткое время они подняли цену за Поповский луг до трех миллионов. По иронии судьбы, именно своим нежеланием продавать луг Хиртрайтер мог подрезать крылья ветротурбинам. И он сделает это. Что бы ни думали о нем люди, Тейссен и Кº получат Поповский луг только через его труп.

Зевая, Пия засунула в стоявшую в ванной стиральную машину последнюю порцию грязного белья. После сорока часов, проведенных без сна, она чувствовала себя совершенно разбитой, но ее голова продолжала работать в прежнем ритме, не желая успокаиваться. Через приоткрытую дверь спальни она услышала тихий храп Кристофа и позавидовала его способности моментально засыпать в любых условиях и при любых обстоятельствах. Пия аккуратно закрыла дверь ванной, чтобы его не разбудил шум стиральной машины, и вернулась в гостиную, где без звука работал телевизор. Она попыталась смотреть фильм, но одолевавшие ее мысли не позволяли следить за сюжетом.

Штефан Тейссен вызывал очень серьезные подозрения, и поэтому в разговоре с ним Кирххоф умолчала о деталях проникновения в здание неизвестного и гибели Гроссмана, которые ей удалось выяснить. Почему он лгал ей? Неужели он не понимал, что в самом ближайшем будущем она узнает правду? Его алиби было крайне сомнительным, поскольку кроме жены никто не мог подтвердить, что в двадцать минут первого ночи он действительно находился дома…

Пия взяла пульт телевизора и, продолжая зевать, принялась переключать каналы. Неожиданно она застыла в изумлении, увидев на экране знакомые очертания здания фирмы «ВиндПро», и тут же включила звук. Однако в комментариях речь шла не о трупе, а о парке ветрогенераторов, который предполагалось создать неподалеку от Эпштайна. В кадре появился темноволосый мужчина. Он стоял посреди луга, а сзади него тесной группой держались несколько человек с транспарантами.

– Экспертизы в отношении силы и направления ветра были настоящим фарсом, о чем свидетельствуют результаты двух независимых экспертиз, проведенных по нашей инициативе, – говорил мужчина деловитым тоном. – Но это никого не интересует. Как никого не интересует и тот факт, что при осуществлении этого безумного проекта на местности, которая до недавнего времени находилась под защитой природоохранного ведомства, предполагается уничтожить ценные лесонасаждения. Их ничуть не смущает то, что они собираются уничтожить популяцию полевых хомяков, тоже находящихся под защитой природоохранного ведомства, лишь бы получить разрешение на проведение строительных работ…

На экране появилось его имя, и Пия вскочила с дивана, словно укушенная тарантулом. Она бросилась в кухню, отсоединила мобильный телефон от зарядного устройства и набрала номер. Тейссен опять солгал ей! Сгорая от любопытства, Кирххоф вернулась в гостиную, чтобы досмотреть передачу, не дожидаясь, пока шеф на противоположном конце возьмет трубку.

Сентябрь 1997 года

Их первая встреча. Не на прошлой неделе, как ей казалось, а двенадцать лет назад.

Во время празднования годовщины Немецкого геофизического общества ей вручили премию Карла Цепица, присуждаемую молодым ученым за выдающиеся достижения. Одновременно с этим она узнала, что ей предоставлен желанный грант Немецкого федерального фонда охраны окружающей среды. Гордая и безмерно счастливая, она была опьянена этими успехами, которых добилась самостоятельно, без чьего-либо участия.

Все находившиеся среди публики корифеи поднялись со своих мест и сердечно приветствовали ее аплодисментами. Она испытала сказочное чувство. Чуть позже, в баре, к ней вдруг подошел мужчина.

– Вы прямо вся светитесь, – сказал он ей, улыбнувшись несколько надменной улыбкой. – Поздравляю вас с успехом!

Высокомерный идиот, – подумала она, и только после этого внимательно рассмотрела его. Что-то в нем сразу пленило ее. Что именно? Его чуть небрежная, гордая осанка? Глубоко посаженные голубые глаза? Чувственный рот, придававший пикантность его весьма примечательному лицу с выдающимся подбородком? Вообще-то слово «чувственный» отсутствовало в ее лексиконе. Что с ней случилось? Она была ученой, наделенной аналитическим умом, и никогда не проявляла романтических настроений. До сих пор мужчинам в ее жизни отводилось совсем немного места. Любовь с первого взгляда она считала сказками. Но в ту самую секунду, когда их глаза встретились, именно это с ней и произошло. Она почувствовала слабость, и у нее подогнулись колени.

– А вы не хотите защитить диссертацию у нас? – спросил он. – Ваши сегодняшние успехи послужили бы для этого хорошей основой.

– Где это – у вас? – поинтересовалась она с вымученной улыбкой.

– О, извините. Меня зовут Дирк Айзенхут, я работаю в Немецком климатологическом институте.

У нее от изумления открылся рот. Как она могла не узнать его! Он отнесся к этому с юмором.

– Вам придется переехать из Ватерканта. Но вы об этом наверняка не пожалеете.

К ней вернулось самообладание.

– Я уже побывала за Полярным кругом, в Швабской Юре [10]10
  Юра ( фр.Jura) – горный массив в Швейцарии и Франции, иногда к нему относят Швабский и Франконский Альб, расположенные на территории Германии. Дал название юрскому периоду.


[Закрыть] , и плавала на корабле по Южной Атлантике. Ради интересной работы я поеду куда угодно.

И, добавила она мысленно, за таким шефом, как ты, я готова отправиться хоть на Луну. Она по уши влюбилась в Дирка Айзенхута меньше чем за десять секунд.

Вторник, 12 мая 2009 года

Кофе был горячим и горьким – то, что надо для поддержания тонуса. От двух кусков сахара, которые он обычно клал в кофе, Боденштайн отказался, поскольку после вчерашнего банкета принял решение сбросить как минимум десять килограммов. Без борьбы он перед ожирением ни за что не капитулирует. Поскольку Оливер отличался леностью, ему было легче сократить рацион питания, нежели бегать по лесу или – хуже того – ходить в один из этих ужасных фитнес-центров. Висевшие над дверью часы показывали половину седьмого, когда его отец вошел в кухню. С тех пор как младший брат Боденштайна, Квентин, взял на себя заботы об усадьбе и конюшне, отцу уже не нужно было задавать корм лошадям по утрам, но он не смог отказаться от привычки подниматься с первыми петухами.

– Кофе? – спросил Боденштайн, и отец утвердительно кивнул. За последние месяцы совместный завтрак стал для них своего рода ритуалом. Поскольку ни один из них не был по натуре болтлив, он носил, по большей части, созерцательный характер и служил хорошим началом новому дню.

– Какие у тебя планы на сегодня? – спросил Оливер скорее из вежливости, нежели из интереса.

– Я должен съездить в Эльхальтен, помочь Людвигу, – ответил отец. – Мы хотим до собрания общественности, которое состоится завтра вечером, воспрепятствовать вырубке деревьев и будем дежурить. Он ночью, я днем.

– Что это за собрание? – удивленно переспросил Боденштайн.

– Мы с твоей матерью вступили в общественный инициативный комитет. Ты наверняка слышал: «Нет ветрякам в Таунусе».

Оливер с завистью смотрел, как отец насыпает три ложки сахара в кофе. На завтрак тот съедал бутерброд с толстым слоем масла и жирного сыра, на обед позволял себе пирог, а за ужином выпивал бутылку вина, и за последние двадцать лет не прибавил ни грамма веса. Это было несправедливо. Разве у пожилых людей не замедлен обмен веществ?

– Тебе следует читать местную прессу, а не только полицейские отчеты. – Старый граф усмехнулся.

– Да я читаю, – сказал главный комиссар. Он взял ломтик черного хлеба, тонко намазал его домашним сыром и, вонзив в него зубы, почувствовал себя настоящим героем.

– Завтра вечером в городе Эпштайн, в концертном зале «Даттенбаххалле», состоится собрание общественности. Приглашаются все желающие. – Отец кивнул в сторону висевшей на стене доски для ключей: – Видишь желтый листок бумаги? Это приглашение. Будут присутствовать представители министерства охраны окружающей среды и фирмы, которая собирается создавать парк ветрогенераторов. Ну и, естественно, мы, члены комитета.

– И вы всерьез рассчитываете помешать созданию парка? – спросил Боденштайн. Он поднялся со стула, снял с гвоздика листок и пробежал его глазами без особого интереса.

– У нас есть проверенные сведения, что выдача разрешения на строительство была осуществлена с нарушением закона. Эта фирма – лидер в своей отрасли. Они уродуют своими чудовищными установками ландшафты по всему миру – например, на средиземноморском побережье Испании.

– Понятно. Теперь они намереваются изуродовать прекрасный Таунус в районе Эльхальтена. – Оливер нашел новое увлечение отца забавным. Тот всегда был большим оригиналом. По всей вероятности, в этот комитет его заманил старый друг Людвиг. Как-никак: его отец был графом, а это весьма солидная вывеска для любого общественного движения.

– Помимо того, что ветротурбины изуродуют местность, на этом месте они будут совершенно бесполезны. Это подтвердили результаты нескольких экспертиз.

– А зачем фирме нужно возводить нерентабельный объект? – Боденштайн проглотил последний кусок черного хлеба. Его мысли вернулись к вчерашнему свадебному банкету, с которого он ушел после звонка Пии.

– Ради денег, зачем же еще?

– Каким это образом? – изумился Боденштайн.

– Создав парк, они заработают хорошие деньги. Город, округ, земля, государство привлекут налоговые отчисления, «ВиндПро» учредит фонд финансирования и…

– Прошу прощения, – перебил Боденштайн отца. – Кто учредит фонд?

– Фирма, которая собирается создавать парк. Она называется «ВиндПро» и базируется в Келькхайме.

– Вот это совпадение!

– Что за совпадение? – Граф Боденштайн в недоумении наморщил лоб.

– Вчера мы… – начал было Оливер и тут же осекся.

Ему пришло в голову, что отец принадлежит к широкому кругу подозреваемых. Мертвый хомяк на столе главы «ВиндПро» явственно указывал на причастность к преступлению противников парка ветрогенераторов. Вчера поздно вечером ему позвонила Пия и рассказала о передаче, посвященной протестам против планов создания в Таунусе парка ветрогенераторов, которую она только что увидела по телевизору. По словам представителя общественного инициативного комитета, в результате создания парка будет уничтожена находящаяся под защитой популяция полевых хомяков.

– Ты знаешь человека, который вчера дал интервью телевидению? – спросил Оливер.

– Разумеется. Это был Янис. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так. Я вчера случайно увидел этот репортаж. – Это было не совсем так, но он не хотел пробуждать у отца какие-либо подозрения. – А какое отношение к этому имеет твой друг Людвиг?

– Он и основал комитет, – ответил граф Боденштайн. – И теперь от него зависит все, поскольку ему принадлежит луг, на котором планируется создать парк. «ВиндПро» предложила ему огромную сумму, но он отклонил предложение. По географическим соображениям никакое другое место для этого строительства не подходит.

На морщинистом лице графа мелькнула мрачная усмешка.

– Завтра вечером нам придется нелегко! – Он бросил взгляд на настенные часы и встал со стула. – Мне уже пора. Я обещал Людвигу, что приеду в семь часов.

– Папа, – сказал Боденштайн, – вчера в здании фирмы «ВиндПро» обнаружили труп.

Старый граф застыл на месте. Выражение его лица не изменилось, но в глазах сверкнули огоньки.

– В самом деле? Случайно, не Тейссена?

– Это не шутка, папа. По всей вероятности, человек убит, и есть свидетельства… – Он запнулся и после секундного размышления решил сказать правду. – Надеюсь, это останется между нами. Есть свидетельства того, что преступник принадлежит к противникам парка.

– Это ерунда, Оливер. Все мы добропорядочные граждане, а не убийцы. Я должен идти, увидимся вечером.

Он вышел из кухни. Боденштайн-младший сложил желтый листок пополам и сунул в карман. Судя по всему, отец относился к этой деятельности вполне серьезно. Возможно, она внушала ему иллюзию нужности, востребованности. Оливер ничего не имел бы против подобного увлечения, если бы в рядах противников создания парка ветрогенераторов не было людей, для которых человеческая жизнь не представляла никакой ценности.

– Ты не посмеешь! – Государственный секретарь гессенского министерства охраны окружающей среды смотрел на Яниса, кипя от злости. – Ты торжественно обещал мне, что мое имя упоминаться не будет!

– Мне очень жаль, Ахим, – произнес Янис без тени сожаления на лице. – Но ничего не поделаешь. Мне нужно каким-то образом подтвердить достоверность информации, иначе они исказят смысл моих слов.

У Ахима Вальдхаузена судорожно дернулся кадык. Они сидели в его неприметном серебристом «Фольксвагене», стоявшем на парковочной площадке перед зданием ресторана в Меденбахе на трассе А3. Эта площадка стала традиционным местом их конспиративных встреч. Мимо них проносились автомобили, направлявшиеся к Висбаденер Кройц [11]11
  Транспортная развязка, перекресток трасс А66 и А3.


[Закрыть].

– Я хотел сказать тебе это лишь в том случае, если ты собираешься завтра прийти на собрание. – Янис взялся за ручку дверцы, но Вальдхаузен схватил его за руку и удержал.

– Янис, пожалуйста, не нужно делать этого. – В его голосе прозвучала мольба. – Если всплывет мое имя, я потеряю работу. У меня жена, трое детей, три года назад мы построили дом! Я сообщил тебе эту информацию только потому, что мы с тобой старые друзья. Я был уверен, что ее источник останется анонимным!

В его глазах мелькнул ужас. Янис взглянул на него и подумал: почему этот человек так расположен к нему и даже называет его другом? Он с отвращением смотрел на покрытое капельками пота лицо, толстые, словно сардельки, пальцы, вцепившиеся в его предплечье.

Янис и Ахим когда-то были коллегами и работали в министерстве охраны окружающей среды, в отделе возобновляемых энергетических ресурсов. Но если Теодоракис предпочел надежной карьере государственного служащего более живую и интересную работу в частном секторе, то Ахим остался в министерстве и со временем, используя ошибки и просчеты других, занял довольно высокую должность.

– Послушай, Ахим, – сказал Янис. – Ты тогда рассказал мне все это потому, что был рассержен. Я тебя об этом не просил. Ты ведь хотел вытащить это грязное белье на свет, а теперь поджимаешь хвост.

Вальдхаузен имел зуб на своего тогдашнего начальника, который беззастенчиво брал взятки, а потом перешел с государственной службы на хорошо оплачиваемую должность в энергетическом предприятии. Теперь, когда он сам стал государственным секретарем, этот жалкий трус испугался, что его карьера может пойти под откос. Но Ахим Вальдхаузен был слеплен из крутого теста, чего нельзя было предположить, глядя на его женственные черты. Он все сильнее сжимал руку Теодоракиса. Его рыхлое лицо придвинулось так близко, что Янис различал каждую пору.

– Теперь ты пришел ко мне отнюдь не ради достижения возвышенных целей, – хрипло прошептал он. – Тобой движет мелкая, дешевая мстительность, стремление потешить свое уязвленное самолюбие, и при этом ты используешь других людей. Я предоставил тебе всю информацию при условии молчания о ее источнике. И если ты нарушишь это условие, я буду все отрицать, и никто тебе не поверит. У тебя нет ни единого доказательства, что ты действительно узнал это от меня.

– Ты угрожаешь мне? – Янис вырвал руку.

– Если желаешь знать, – холодно произнес Вальдхаузен, – да.

Они молча смотрели друг другу в глаза. Восемь лет работы бок о бок, совместные отпуска, вечера с барбекю – все было забыто. Они сражались с открытыми забралами.

– У меня естьдоказательства, – сказал Янис после некоторой паузы. – Ты поступал весьма легкомысленно, посылая мне сообщения по электронной почте.

– Ты действительно грязная свинья, – с ненавистью прошипел Ахим Вальдхаузен. – Предупреждаю тебя, если ты публично назовешь мое имя, то пожалеешь об этом. Горько пожалеешь. Это я тебе твердо обещаю. А теперь вали отсюда! Вон!

Пия вновь недооценила плотность автомобильного движения в центре Франкфурта и подъехала к зданию Института судебной медицины на пятнадцать минут позже, чем планировала. На обочинах не было ни единого свободного места. По всей видимости, сегодня многие студенты решили отправиться на занятия не на традиционных велосипедах и трамвае, а на автомобилях. Кирххоф смогла припарковаться лишь дальше, на Пауль-Эрлихштрассе, после чего побежала со всех ног, чтобы успеть к началу вскрытия. Хеннинг не терпел опозданий, и у нее не было никакого желания испытывать на себе его приступы раздражения. Она протиснулась сквозь группу студентов-правоведов, стоявших у входа, коротко бросила секретарше профессора Кронлаге: «Доброе утро!» и поспешила по коридору с паркетным полом к лестнице, спускавшейся в подвал. Ровно в восемь Пия переступила порог секционного зала 1.

Обнаженный и вымытый труп Рольфа Гроссмана лежал на металлическом столе. Стоявшая рядом ассистентка Хеннинга Ронни Бёме поприветствовала Пию. Интенсивный запах разложения был невыносимым, но Пия знала, что через пару минут привыкнет к нему. В период их брака с Хеннингом она провела в этом подвале множество часов – и в выходные, и ночами, – наблюдая за тем, как он распиливает головы, исследует внутренние органы, выскабливает из-под ногтей вещество на предмет наличия в нем возможных следов ДНК, анализирует костные останки. Зачастую Пие, когда она хотела увидеться с мужем, не оставалось ничего иного, кроме как идти в институт. Его отношение к работе граничило с одержимостью, и недаром в двадцать восемь лет он уже получил докторскую степень, а на сегодняшний день его авторству принадлежали шесть книг и двести статей в специальных журналах. Пия знала каждое их слово, поскольку ей выпала сомнительная честь перепечатывать начисто его черновые материалы – сначала на пишущей машинке, затем на компьютере, – поскольку ни одной секретарше не удавалось разобрать каракули Хеннинга.

– А-а, вот и ты, – сказал он, увидев ее. – Доброе утро.

– Доброе утро. – Пия сделала два шага в сторону, пропуская его. – Где прокурор?

– Господин Хайденфельдер якобы застрял в пробке. И так каждый раз. Но мы его ждать не будем. У меня в десять часов лекция.

Он начал с наружного осмотра тела, произнося комментарии в микрофон, висевший у него на шее. Пия повернулась к доске с рентгеновскими снимками. За свою профессиональную карьеру она видела их уже вполне достаточно для того, чтобы научиться распознавать с первого взгляда перелом кости. При падении с лестницы Рольф Гроссман сломал грудину, правую ключицу, правую кость таза, правое плечо и ребра с левой стороны, со второго по седьмое. Все эти травмы не угрожали жизни, как и ушиб затылка.

– Впрочем, – сказал Хеннинг, – на момент падения он находился в состоянии сильного опьянения. Как показал тест, в его крови содержалось 1,7 промилле алкоголя. Есть еще кое-что, что должно тебя заинтересовать. На теле погибшего найдены следы волокон ткани, которые в данный момент исследуются в лаборатории. Если нам повезет, на рваной перчатке обнаружатся отпечатки пальцев или чешуйки кожи, которые можно будет подвергнуть анализу ДНК.

Это звучало многообещающе.

Хеннинг и Ронни составляли идеальную, сыгранную команду. Они работали быстро и эффективно. Строго следуя протоколу, доктор Кирххоф сделал скальпелем точный разрез на коже головы и отвернул ее лоскут. С помощью вибрационной пилы вскрыл крышку черепной коробки, сделав круговой разрез, и снял ее.

Что происходило с Гроссманом, когда он падал с лестницы? О чем думал в течение тех нескольких секунд, когда понял, что его ожидает неминуемая смерть? Что чувствовал, умирая? Испытывал ли он боль?

По спине Пии побежали мурашки.

Проклятье, подумала она, черт подери, что за идиотские мысли? Обычно для нее не составляло труда соблюдать разумную дистанцию с тем, с чем ей приходилось сталкиваться на работе. Почему сейчас у нее это не получалось?

– Ого, – неожиданно произнес Хеннинг.

– Что такое? – спросила Пия.

– Он все равно не прожил бы долго. – Хеннинг взвесил сердце покойника на ладони и внимательно рассмотрел его. – Большое увеличение левой части и рубцы. – Он бросил сердце в металлический тазик. – А вот и причина сильного внутреннего кровотечения. Разрыв Aorta descendens.

– Наверное, он сильно ударился грудью, – предположила Пия. Преодолевая приступы тошноты, она старалась сосредоточиться на процедуре вскрытия, на голых фактах, которые бесстрастно констатировал Хеннинг, но тщетно. Ей с трудом удавалось сдерживать стремившиеся вверх по пищеводу остатки тостов с «Нутеллой», смешанных с желудочным соком.

Голос Хеннинга доносился до нее словно откуда-то издалека.

– Нет, думаю, дело не в этом. У него произошел инфаркт, и он упал с лестницы. Удары пришлись на правую часть тела. Об этом свидетельствуют переломы и кровоподтеки. Но потом, по всей вероятности, кто-то пытался реанимировать его. Переломы левых ребер и грудины, а также синяки на коже – типичные повреждения, сопутствующие процедуре реанимации, а в данном случае она привела еще и к разрыву аорты…

У Пии неожиданно подкосились ноги, и когда Хеннинг извлек из вскрытой брюшной полости печень, она, шатаясь из стороны в сторону, выбежала в коридор, дернула дверь туалетной комнаты и в последний момент успела к унитазу. Ее вырвало, и, откашлявшись, она безвольно опустилась на холодный пол. Слезы смешивались на лице с каплями холодного пота. Тело била крупная дрожь. У нее не было сил, чтобы подняться.

Кто-то наклонился над ней и спустил в унитазе воду. Пия сидела, привалившись к выложенной белой керамической плиткой стене и прикрыв ладонью рот.

– Что с тобой? – Хеннинг сидел перед ней на корточках и смотрел на нее с изумлением и озабоченностью.

– Я… я не знаю, – прошептала Пия. Ничего подобного с ней прежде не случалось. Ей было стыдно, и в то же время она испытывала облегчение по поводу того, что свидетелями ее позора стали только Хеннинг и Ронни, а не прокурор, который наверняка не стал бы держать язык за зубами.

– Ну, давай, поднимайся. – Хеннинг стянул перчатки, взял Пию под мышки и поставил на ноги. Она прислонилась к стене и улыбнулась подрагивавшими губами.

– Все в порядке. Спасибо. Не знаю, что со мной произошло.

– Тебе не стоит оставаться здесь, – сказал Хеннинг. – Мы скоро закончим. Чуть позже я пришлю тебе отчет.

– Ерунда, – возразила Пия. – Я чувствую себя уже вполне нормально.

Она подошла к раковине, включила холодную воду, подставила под струю сложенные вместе ладони, тщательно промыла лицо и вытерла его носовым платком. Неожиданно она поймала в зеркале взгляд улыбающегося Хеннинга.

– Ты смеешься надо мной, – произнесла Пия с обидой и раздражением. – Это просто подло.

– Нет-нет, что ты, я вовсе не смеюсь над тобой. – Он покачал головой. – Я просто подумал: моя Пия не изменяет себе. Любая другая женщина в первую очередь думала бы о своем макияже, а ты плещешь себе водой в лицо и ничего не боишься.

– Во-первых, я больше не твояПия, во-вторых, у меня нет макияжа. – Она повернулась к бывшему мужу. – И, в-третьих, я не хочу расхаживать со следами блевотины вокруг рта.

Улыбка сползла с лица Хеннинга. Он прикоснулся ладонью к ее щеке.

– Ты холодная, как лед.

– Вероятно, в подвале у меня замедлилось кровообращение. – Пия злилась на себя за свою слабость, за то, что потеряла контроль над собой. Хеннинг, сочувственно смотревший на нее, протянул руку и убрал с ее лба пряди волос. Пия отпрянула назад. Она не нуждалась в сочувствии, тем более со стороны бывшего мужа.

– Прекрати! – фыркнула она.

Хеннинг отдернул руку.

– Ну ладно, нужно продолжать работу, – сказал он. – Пошли, если ты действительно чувствуешь себя нормально.

– Да, конечно.

Пия дождалась, когда Хеннинг выйдет из туалетной комнаты, и посмотрелась в зеркало. Несмотря на загар, ее лицо выглядело бледным и болезненным. Она двадцать лет служила в полиции, из них десять в К-2, и наблюдала зрелища похуже, нежели труп Гроссмана. Почему обычная процедура вскрытия вызвала у нее такую реакцию? Никто не мог предположить, что это так на нее подействует, иначе ее, наверное, направили бы в службу психологической помощи!

– Возьми себя в руки, Пия, – произнесла она вслух, обращаясь к своему отражению в зеркале, затем повернулась, вышла в коридор и направилась обратно в секционный зал.

Он стоял на углу улицы, за высокой лавровишней, и терпеливо ждал, когда ее автомобиль выедет из ворот и повернет налево, в сторону города. Постояв для перестраховки еще пару минут, завел мотороллер и поехал домой. У него было не так много времени. Она ехала явно не в офис и не в город, о чем можно было судить по ее неформальному облачению. Возможно, отправилась за покупками и на строительный рынок, что делала почти ежедневно. Марк заглушил мотор, поставил мотороллер, взбежал вверх по лестнице и открыл дверь дома. Проходя мимо, он небрежно повесил свой шлем на крючок антикварной вешалки, которую она нашла в одном старом доме под снос и заботливо обновила в своей мастерской. К радости матери, на ней имелась толстая царапина. Реставрация старой мебели была ее последней страстью. Она просто помешалась на изъеденных червями ветхих предметах и относилась к ним как к живым существам. Больной человек. Но в глубине души он был рад этому, поскольку с тех пор, как мать стала возиться с этим деревянным хламом, она больше не приставала к нему по поводу школы. Дверь ее рабочего кабинета была открыта, и он сразу увидел, что лэптоп отсутствует.

Марк спустился по лестнице в подвал и вошел в мастерскую. Резкие запахи скипидара, льняного масла и шлифовального лака вынудили его зажать нос. Он зажег свет и огляделся. Все полки были завалены банками, коробками, кистями, рулонами наждачной бумаги и прочим барахлом, которое требовалось ей для работы. У матери имелся даже сварочный аппарат, с помощью которого она обрабатывала новую фурнитуру, когда старая оказывалась слишком изношенной. Но куда же, черт возьми, делся ноутбук? Марк осторожно прошел по комнате, стараясь ничего не опрокинуть. А-а, вот и он. Лэптоп лежал на стуле под стопкой каталогов. Марк положил каталоги на пол, опустился перед стулом на колени и открыл крышку компьютера. Пароль был простым, мать никогда не меняла его. Он привычно зашел на нужный сервер, спустя некоторое время открыл электронную почту отца и прокрутил список вниз, пока не нашел отправителя, которого искал. Марк работал сосредоточенно, отмечая все сообщения. Затем удалил их из папки «Отправлено», дабы у отца не возникло подозрений, и, кликнув мышью, очистил мусорную корзину. Он не смог преодолеть соблазн и проверил также электронную почту матери. Среди последних сообщений обнаружил послание от его преподавательницы немецкого языка, этой тупой коровы, которую беспокоили его прогулы.