Текст книги "Индийская страсть"

Автор книги: Хавьер Моро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

16

В 1893 году Джагатджит Сингх совершил свою первую поездку в Европу, чтобы присутствовать на свадьбе герцога Йоркского, будущего короля Георга V, после чего тот стал его другом. После этого он вознамерился отправиться на большую Всемирную выставку, организованную по случаю четырехсотлетия открытия Америки Колумбом

В целом это было восьмимесячное путешествие, ставшее его первым контактом с внешним миром.

Раджу сопровождала внушительная свита, в которую входил его дородный министр финансов, выделявшийся своей густой бородой, собранной в сеточку, личный врач Садик Али, одетый в темный европейский костюм и светлый тюрбан, глава эскорта, великан, похожий на отшельника из-за своей седой бороды и усов, и один европеец, подполковник Масси, мужчина лет пятидесяти с начинающим расти животом. Последний носил блестящий цилиндр, который контрастировал с изобилием тюрбанов. На групповой фотографии, которую они сделали в Париже, раджа сидел со скипетром в руке, в светлом плаще из блестящего шелка, в европейских брюках, широком галстуке и в тюрбане оранжево-розового цвета. Отцовство и выполнение обязанностей монарха, а может, простой факт взросления помогли ему сбросить вес. Он продолжал быть полным, но уже не таким тучным, как прежде. Удивление на этой фотографии вызывало присутствие одного лица: рядом с раджей сидела молодая женщина с тонкими чертами лица и маленькими черными глазами, одетая в атласный костюм с широкими рукавами европейского стиля и покроя. Это была его вторая жена, Канари, женщина веселая, с тонким характером, в которую Джагатджит был сильно влюблен. Как и первая супруга принца, она была уроженкой из долины Кангра и происходила из древнего рода раджпут, но ее семья не имела состояния. Как говорится, каста в обмен на деньги: аристократичность брахманов – индийских священников – соединяла их дочерей с мужчинами сомнительного происхождения лишь в том случае, когда они были очень богаты.

Однако и в случае с Канари тоже была любовь. Раджа лично поехал познакомиться с ней и остался очарованным ею; она была не такая, как остальные. Рани Канари не походила на покорную индийскую женщину, как Харбанс Каур, его первая жена. Она обладала чувством юмора и незаурядным умом, хотя совсем не говорила по-англииски и никогда не выезжала из долины Кангра. Одной встречи хватило для того, чтобы раджа предложил ей руку и сердце. В своем путевом дневнике Джагатджит Сингх сделал набросок того типа жены, которую он искал и которую, возможно, надеялся найти в рани Канари и восемнадцать лет спустя в Аните Дельгадо: «В действительности образованный индиец испытывает потребность иметь в своем жилище женщину с интеллектом, способную по своим качествам стать достойной подругой, чтобы разделять его радости и горести». Подавляющее большинство индийских женщин, приученных к жизни в зенане, почти не участвовали в общественной жизни их супругов. На самом деле многие индийцы неодобрительно относились к той свободе, которая позволяла англичанкам ходить в клуб и вести светскую жизнь. Их жены оставались дома. Но раджа был просвещенным индийцем, на которого очень большое влияние оказало полученное им либеральное образование, а также англофилия. Индийские женщины могли удовлетворять его в сексуальном отношении и быть матерями его детей, однако он искал такую, которая разделила бы все аспекты его жизни. Это всегда было непросто, возможно, за исключением императора Шах-Джахана, который, познакомившись с Мумтаз-Махал, оставался с ней всю жизнь. Сейчас, на рассвете двадцатого века, раджа мечтал – ив этом с ним были солидарны несколько его друзей – встретить женщину, способную стать женой и подругой одновременно и чувствующую себя комфортно в обоих мирах – восточном и западном, – как и он сам. Поскольку Джагатджит знал, что такую женщину найти труднее, чем иголку в стогу сена, он вознамерился «вылепить» будущую супругу собственными руками, однако понимал, что достигнет успеха лишь в том случае, если у его избранницы будут необходимые качества: хотя бы немного любознательности и как можно больше желания открыть для себя незнакомый мир. Поначалу он надеялся достичь этого с Канари и потому настоял, чтобы она поехала с ним в путешествие. К тому же с ней он мог развлечься и провести вместе немало приятных моментов.

Но неожиданно для себя раджа наткнулся на категорический отказ со стороны британских властей. Ссылаясь на требования протокола, они не позволяли ему путешествовать ни с одной из его рани, даже с Ее Первым Высочеством Харбанс Каур – таковым был официальный титул первой жены. Тог да раджа стал думать, как обойти неожиданно возникшую проблему. Он должен был действовать осторожно, потому что за год до этого уже имел место конфликт, который вылился для него в грозный выговор от англичан. «Неадекватное поведение» раджи во время отдыха в Симле – маленьком городишке, расположенном у подножия Гималаев, который британцы превратили в свою летнюю столицу и скрывались там от адской жары на равнине, – вызвало обильную переписку между полковником Хендерсоном из Лахорского гарнизона и сэром Джеймсом Лайэллом, его бывшим наставником и нынешним губернатором Пенджаба. Джагатджита упрекали в том, что он позволил увезти себя его другом раджей из Долпура, закоренелым ловеласом, которого англичане считали полностью испорченным. Дело в том, что этот принц, как и в давние времена, заполучал живших в горах девушек, покупая их в обедневших семьях тамошних племен. Англичане обвиняли раджей Долпура, Патиалы и Капурталы в том, что они использовали в качестве посредника индийского офицера. «Алиби, которое они приготовили, – говорилось в письме полковника Хендерсона, датированном 4 марта 1892 года, – выглядит убедительно. Они утверждают, что ищут служанок для зенаныу и будет очень трудно доказать обратное, хотя мы знаем, что их целью было заполучить наложниц. Эти девушки, попадая в гарем какого-нибудь индийского вельможи, действительно работают служанками у его жен, однако находятся в распоряжении раджи для сожительства, и ни жены, ни девушки не противятся такому положению. Мы точно не знаем, насколько далеко зашел в своих похождениях раджа из Капурталы». Далее в письме высказывалось обвинение в адрес раджи из Долпура, названного зачинщиком в подобного рода занятиях. Ожидалось, что показательное наказание, которое наложат на посредника, будет исчисляться двумя годами тюрьмы и послужит уроком для юных принцев. «Мы считаем такие действия в высшей степени аморальными, противными нашим законам и надеемся вскорости покончить с ними», – говорилось далее в письме, хотя было очевидно, что речь идет об укоренившихся обычаях, которые почти невозможно уничтожить. «Я хочу заметить сэру Джеймсу Лайэллу, что существует состоятельное племя, вовсе не бедное, в горах, на которых расположены селения окрестностей Кумаона, где девушки не только никогда не выходят замуж, но и не желают этого делать. Все они следуют обычаю спускаться на равнины, чтобы быть на содержании у богатых мужчин или зарабатывать себе на жизнь проституцией. Они делают это не потому, что нуждаются в деньгах, а потому что таков обычай».

Было непросто навязать британскую этику и ценности в столь древнем обществе, как индийское того времени, где среди определенных групп населения практика отдавать дочерей в проститутки считалась не только не позорной, но почти священной. С другой стороны, у правителей Индии всегда были сожительницы, поскольку речь шла о таком древнем обычае, как и сама монархия, и от которого немногие властители могли бы отказаться. Этот обычай имел религиозное происхождение. Древнее индийское верование приписывало куртизанкам волшебные силы, позволяющие монархам бороться со злыми духами. В древности махараджа Майсора, человек набожный и могущественный, ставил двух проституток, наиболее известных и самых распутных в городе, во главе процессии на празднике Дассоры. Считалось, что благодаря большому сексуальному опыту они могли накапливать в себе волшебные силы, которые мужчины теряли во время совокупления. С незапамятных времен существовало поверье, что куртизанки возвышали и защищали королей. Европейские монархи, вероятно, думали то же самое, поскольку сами окружали себя красотками. И совершали это, несмотря на противодействие Церкви.

В Индии наложницы заканчивали тем, что жили во дворце, подразделяясь на категории: Al, А2, В3 и т. д. К низшей категории относились простые деревенские девушки, выполнявшие одну-единственную миссию – контроль качества королевского семени, поскольку от этого зависело «хорошее качество» детей и, как следствие, «хорошее качество» правительства, которое эти дети впоследствии возглавляли. Таким образом, следить за семенем было вопросом государственной важности. В Индии всегда считалось, что воздержание вызывает избыточное накопление спермы, которая имела свойство сворачиваться точно так же, как молоко и масло. Поэтому наложница была в курсе количества половых контактов монарха, и, если они становились слишком редкими, она представала перед принцем, чтобы с помощью ловких манипуляций собрать его семя в хлопчатобумажный лоскуток, который потом сжигала в дворцовом саду в присутствии чиновника, носившего помпезный титул хранителя королевского семени.

Распознать, какое место занимали в зенане наложницы, было нелегко, поскольку все они одевались очень элегантно. Но о положении женщин в гареме можно было судить по украшениям, которые они носили, точнее, по их количеству и качеству, а также по той посуде, из которой они ели. Главные жены ели на золоте, в то время как сожительницы на бронзе. Большинство женщин были счастливы в гареме, потому что таким образом они уклонялись от сельской жизни в нищете; помимо этого у них была уверенность в том, что, даже покинув список фавориток, они, а значит, и их дети, не будут ни в чем терпеть нужды.

Чтобы контролировать демографическую ситуацию в гареме, раджа считал себя обязанным заставлять женщин – после рождения второго ребенка – перевязывать маточные трубы.

Покупал или не покупал Джагатджит девушек у племен горцев, с уверенностью сказать нельзя, но у раджи никогда не было недостатка в сожительницах. Его министры, будучи утонченными личностями, порой вынуждены были бросать свои служебные обязанности и отправляться на поиски женщин для него. «Я был в Кашмире и привез оттуда двух девушек для Его Высочества, – писал один из них в письме. – Проблема в том, что очень трудно избавиться от подозрений со стороны раджи, который думает, что ты сам мог воспользоваться ими».

Трения, сохранявшиеся между раджей и английскими властями, были следствием того патернализма[21]21
  От лат. paternus — отцовский, pater – отец; покровительство, опека старшего по отношению к младшим.


[Закрыть], который царил в отношениях Британской Короны и принцев. Но первоначальный договор из знаменитой прокламации королевы Виктории гласил, что никто не имел права вмешиваться ни в дела зенаны, ни в личные дела принца, ни во внутренние дела каждого государства. Это были священные сферы. Однако порой у принцев появлялись капризы, с которыми англичане не могли мириться. Раджа Капурталы сильно разозлился, когда англичане не позволили ему взять на службу личным секретарем немца по имени Рудольф Колер. «Нежелательно для раджей брать на службу иностранцев европейского происхождения, – ответили ему в политическом департаменте, – поскольку они могут причинить нам вред, например передать важную информацию русским, которые хотят утвердиться на субконтиненте. Правительство Индии неодобрительно смотрит на наем иностранцев индийскими государями. Мы можем доверять одной нации – англичанам, и то, к сожалению, не всем». Раджа счел, что они перешли грань, и продолжал настаивать на том, чтобы взять к себе немца. Доктор Варбуртон, которого проконсультировал секретарь Пенджабского правительства, составил негативное донесение по поводу найма Колера, приводя очень весомый довод: немец крайне плохо говорит по-английски, а значит, из него получится никудышный секретарь.

Джагатджит не на шутку рассердился и даже приболел на некоторое время, как ребенок, чей каприз не был удовлетворен. Он написал секретарю правительства, что радже Долпура позволили нанять француза, почему же ему не позволяют нанять немца? Англичане решили замять это дело, нанеся сокрушительный удар. В один прекрасный день во дворец явилась полиция с приказом, предписывающим немцу покинуть страну. В результате Рудольф Колер больше никогда не вернулся в Капурталу. Оперативность действий полиции объяснялась тем, что доктор Варбуртон написал донос относительно того, что «раджа находится под влиянием немца, который вытягивает из него деньги и принимает участие в скандальных событиях». Вероятно, врач имел в виду знаменитые оргии, на которые их приглашал раджа Патиалы. Письмо Варбуртона заканчивалось следующими словами: «Раджа вне себя, оттого что ему дали отрицательный ответ на вопрос о найме Рудольфа Колера, и не поддается увещеваниям по поводу необходимости выполнять свой долг». Раджа рассердился.

После истории с немцем Джагатджит понял, что столкновение с властями ничего не дает. Настроенный в любом случае взять с собой в поездку рани Канари – нельзя было допускать, чтобы сворачивалась сперма, – он предпочел больше не настаивать и, пока заканчивалась подготовка к отъезду, привел в исполнение секретный план. «Сотни моих подданных стояли по обе стороны шоссе, желая мне приятного путешествия и выражая грусть в связи с моим временным отсутствием», – записал он в своем дневнике в день отъезда. Проезжая через Агру 8 марта 1893 года, он спросил себя, удастся ли ему в Европе увидеть такой же великолепный памятник, как Тадж-Махал. Гораздо позже раджа написал, что из всего того, что он видел в мире, Тадж, «единственный и несравненный», был «сокровищем планеты».

В Бомбее, после того как раджа провел утро на вручении премий высшего женского колледжа Александры, где получали образование дочери влиятельной фарсийской общины, он поднялся на корабль «Темза», который вышел в море, как только стемнело. «Мои люди не переставали расхаживать по кораблю, восхищаясь чистотой и абсолютным порядком, следя за маневрами, новыми для них, а также сложной системой механизмов, и спрашивая себя, как такой большой корабль не сбивался с пути в открытом море, ведь не было видно земли, чтобы матросы могли ориентироваться».

Его сопровождающие – врач, подполковник Масси, министр и прочие – не могли скрыть своего удивления, когда во время принятия аперитива в личном салоне раджи их встречала женщина, облаченная в великолепное сари. Это была рани Канари. Впоследствии вспомнили, что видели ее с одним из трех слуг-сикхов, одетых в рубахи ачкан и шаровары, с тюрбанами на головах, поднявшихся на борт в составе делегации. Раджа обманул всех, чтобы уехать со своей женой. Переодетая в слугу-сикха, рани Канари пробралась на корабль. Поскольку в те времена не было индивидуальных паспортов, трюк удался. Единственным, кто мог раскрыть эту уловку, был подполковник Масси, но раджа знал, что он этого не сделает. Масси, будучи одним из его наставников, ценил свое положение и считал себя другом раджи. В любом случае он бы его никогда не выдал, поскольку это дело ему самому понравилось. Он рассматривал поступок Джагатджита как еще одну шалость двадцатиоднолетнего принца, немного капризного, но, в сущности, хорошего парня.

Они сделали остановку в Египте, потом в Англии, Франции и, наконец, в Соединенных Штатах. Раджа присутствовал на лондонской свадьбе герцога Йоркского без своей супруги, которая остановилась в апартаментах гостиницы «Савойя», ее втором доме. Как потом говорили, жена раджи топила свою скуку в джине с тоником, напитке, к которому она пристрастилась уже тогда. Через день после свадебного торжества они смогли наблюдать с балкона уличную манифестацию в поддержку независимости Ирландии, которая напомнила радже «искусственные волнения, недавно начавшиеся в Индии по указке партии Национального конгресса». После этого в его дневнике появилась запись: «Эти манифестации напоминают мне бутылку газировки, которая при открытии имеет силу, но после выхода газа становится обыкновенной водой». Джагатджит, конечно, заблуждался, но тогда он был так уверен в своей правоте, что путал желаемое с действительным.

В Англии рани Канари ходила всегда переодетой в слугу, но позже, оказавшись по другую сторону Ла-Манша, супруги перестали соблюдать осторожность и она все чаще исполняла свою роль жены, одеваясь, как самая элегантная европейка.

17

В этой поездке Франция стала для него откровением. Молодой раджа был хорошо подготовлен к путешествию, ибо много читал о стране Просвещения, «короле-солнце»[22]22
  Людовик XIV (1638–1715) – французский король из династии Бурбонов.


[Закрыть] и Наполеоне, личность которого его всегда восхищала. Кроме того, он очень увлекался архитектурой, как и все властители в Индии, поскольку для них строительство дворцов, зданий и памятников было одним из способов обессмертить свое имя. Несмотря на то что раджа достаточно много знал, действительность превзошла все ожидания, открыв ему более того, что он мог предвидеть.

Париж влюбил его в себя немедленно и бесповоротно: красота памятников, широта проспектов, дизайн парков, ювелирные магазины на Ванд омской площади, чайные салоны, театры, варьете… Роскошь, хороший вкус и утонченность французского стиля были восприняты им как нечто большее, чем он знал до сих пор. В свою очередь промышленный Лондон показался ему серым, скучным и уродливым. В глазах молодого раджи Франция блистала, а Версаль был ее самой яркой звездой. Джагатджит готов был возвращаться сюда каждый день, независимо от того, солнечная ли была погода или дождливая, чтобы восхищаться перспективами, разбивкой садов, выполненной гениальным архитектором-паркостроителем по имени Андрэ Ле Нотр; чтобы пройтись по Зеркальной галерее, символу абсолютной королевской власти, с ее двенадцатиметровыми потолками и зеркалами исключительных размеров; чтобы дать запугать себя в грандиозной галерее битв с изображением батальных сцен, составляющих историю Франции; чтобы созерцать некоторые из трех тысяч полотен самого главного музея искусства в мире; чтобы рассматривать инкрустированную мебель в апартаментах короля, обитую бархатом с золотым шитьем… Опера, конюшни, фонтаны и статуи, мраморные камины, барельефы и лепнина с позолотой, деревянные и мраморные полы – все это пленило его. Что касается Версаля, то он стал любовью с первого взгляда. В нем было все, что могло ослепить восточного принца: размах, красота, помпезность и дух истории.

Вдохновленный архитектурными изысками Парижа, Джагатджит решил воздвигнуть новый дворец в Капуртале. Это стало бы ею особой данью уважения к стране и культуре, которой он теперь восхищался больше, чем британской. Кроме того, это был бы элегантный и тонкий способ уколоть англичан, столь уверенных в своем расовом и культурном превосходстве, и сделать то, что ни один принц еще никогда не делал.

Благодаря тому, что раджа свободно говорил по-французски, он чувствовал себя как рыба в воде и легко контактировал с самыми известными архитекторами. Александр Марсель[23]23
  Александр Марсель войдет в историю французской архитектуры за оригинальный парк в Молеврье, считающийся великолепным примером японского сада, который он спроектировал в городе Анжу. (Примеч. авт.)


[Закрыть], возглавлявший известную студию, которая занималась гостиницей «Крийон» и Военной школой, а также прочими, очень престижными, проектами, и увлекшийся Востоком, зажегся идеей сделать мини-копию Версаля с добавлением сада Тюильри в низинах Пенджаба. Его решение укрепилось, когда раджа заявил, что он не ограничивает смету, чтобы включить все последние достижения техники, как, например, центральное отопление, водопровод с холодной и горячей водой, ванны в ста восьми комнатах, а также электрические лифты, шиферную крышу, которую придется завозить из Нормандии, и длинный список прочего, И хотя у Джагатджита не было возможности превзойти по размеру и грандиозности дворец соседнего государства Патиалы, он решил, что Капуртала, по крайней мере, посоревнуется в красоте и оригинальности проекта.

Очень скоро раджа, высокий и импозантный, всегда великолепно одетый, со своими замечательными проектами, начал вызывать большой интерес. Его пристрастие к покупкам (он покупал часы у Картье десятками) и заказы ювелиру Бушерону не прошли незамеченными, как не остались незамеченными его шелковые тюрбаны бирюзового и бледно-абрикосового цветов, которые воскрешали в памяти блеск Востока в тот момент, когда Азия была в моде. Вся Франция переживала настоящий ажиотаж по поводу открытия храмов Ангкора в своей колонии в Камбодже. Ориенталисты задавали тон в живописи. Исследование Индокитая распаляло людское воображение. В то время как Азия заняла почетное место в умах французов, в Париже внезапно появилась особа совершенно экзотического вида. Этот человек был способен говорить на хорошем французском не только о своей жизни, о своей стране и о мечте феодала построить Версаль в Индии, но также и о заслугах Наполеона, преимуществах и одновременно недостатках управления «Де Дион-Бутоном» и «роллс-ройсом». Раджа, со своей легкостью в общении, любезностью, культурой, богатством и хорошим образованием, имел большой успех.

Его история любви к Франции будет продолжаться всю жизнь. Эта любовь была гораздо более длительной и верной, чем его чувства к какой-либо женщине. Во Франции он испытывал совершенную свободу от обязательств и зависимости британского раджи. Во Франции никто не знал на самом деле границ его власти, никто понятия не имел о трениях и унижениях, которые он терпел со стороны англичан, когда они не хотели потворствовать всем его капризам. В этой стране с ним обходились как с настоящим сувереном, и это тешило его тщеславие, в то время как в Англии, несмотря на все свое богатство, раджа оставался королем понарошку, одним из тьмы индийских принцев.

Тот факт, что Джагатджит хорошо говорил по-французски, выгодно отличал его от всех прочих принцев и открывал ему двери в разные страны, где его принимали с распростертыми объятиями. Этот человек начал становиться популярным в Европе и олицетворял легенду, которая создавалась вокруг его личности. Фраза: «Ты богаче раджи Капурталы» – стала весьма популярной в парижском обществе. Среди раджей Индии он был далек от того, чтобы считаться самым богатым. Но Джагатджит сумел окружить себя ореолом, благодаря которому его таковым считали и благодаря которому он стал популярным[24]24
  Несколько лет спустя бельгийский рисовальщик Эрже был вдохновлен им для одного из своих персонажей в знаменитой серии «Тантан».


[Закрыть]. Одной из самых больших заслуг раджи было то, что он утвердил название Капурталы на карте и с течением лет, совершая свои многочисленные поездки, стал олицетворять Индию в Европе. Совсем неплохо для принца крошечного государства, которое заслужило лишь тринадцать залпов салюта!

Слухи, что при случае раджа ездит со своей женой, переодетой в слугу, вызывали еще большую симпатию и интерес к его личности во французских аристократических семьях, которые принимали заморского принца в своих особняках и замках. Их очень забавляла необычная внешность раджи, а также то, что он не боялся идти на подобные уловки.

После путешествия по замкам Луары супруги возвращались в Париж, где целыми днями просиживали за чаем в кафе Булонского леса. В первой половине дня они ходили по ювелирным магазинам улицы Мира, делали покупки в универсальных магазинах Бон Марше, опустошали парфюмерную фабрику Пино («Я вышел оттуда беднее, но был доволен покупкой самых разнообразных духов», – было написано в дневнике принца). Кроме того, раджа встречался с Чарлзом Вортом, демиургом парижской моды, изобретателем прет-а-порте и первым модельером, который стал использовать этикетки на своей одежде. Раджа присутствовал на концерте во дворце Трокадеро или ужинал с принцессой де Шиме в «Д’Армонвиле», самом роскошном ресторане столицы. Он также посещал музеи и художественные галереи. В Музее восковых фигур врач Садик Али, один из его окружения, присел отдохнуть на скамейку на несколько минут. Когда он сменил позу, группа посетителей, не на шутку испугавшись, стала кричать: они приняли его за одну из фигур.

Но не все посещения принца носили развлекательный характер. Несколько вечеров Джагатджит посвятил посещению Национальной библиотеки, где пришел в восторг перед ее более чем тремя миллионами томов и где он терпеливо изучал коллекцию трудов на санскрите. Он также посетил Институт Пастера, и ему посчастливилось познакомиться с его основателем. «Это наполовину парализованный старик, передвигающийся с помощью палочки. Он был настолько любезен, что объяснил мне свою систему во время показа лабораторий, полностью существующих за счет пожертвований. Мы рассматривали опасных микробов под мощным микроскопом. Прощаясь, я пообещал ученому, что он получит существенное пожертвование и с моей стороны, помимо того, которое он уже получает от правительства Индии. Я хочу, чтобы Капуртала присоединилась к европейскому научному прогрессу», – записал в своем дневнике раджа.

Следующим этапом было путешествие в Нью-Йорк, которое они совершили за шесть дней на борту корабля «Париж», где Джагатджит завязал знакомство с американскими пассажирами, «которые никогда не устают рассказывать о своем превосходстве над закоснелыми европейскими монархиями». В Нью-Йорке делегация из Капурталы вызвала такой интерес, что за всеми ее передвижениями наблюдала местная пресса. «Обо мне говорят, будто у меня пятьдесят пять жен и что целью моего визита является желание добавить в список еще одну, американскую, жену. Также считается, что я курю необычайно толстые гаванские сигары и пью шампанское весь день. Мы много смеялись над этими заметками, написанными беззлобно и без намерения обидеть».

Чикаго вложил огромное количество денег во Всемирную выставку, самую значительную из всех, проведенных до сих пор. Впервые Соединенные Штаты удивляли мир таким размахом, который свидетельствовал об их будущем могуществе. В течение шести месяцев выставку посетили свыше двадцати семи миллионов человек, что составляло половину населения страны. Место, занимаемое выставкой, казалось волшебным королевством: величественные белые здания, воздвигнутые среди лагун и парков, содержали в себе все мировые достижения в области науки и искусства. Там были даже летательная машина и подводная лодка, которые произвели на индийцев большое впечатление. Принятые со всеми почестями, они совершили экскурсию на двух баркасах: один – с раджей, полковником Масси и министром финансов, а второй – со всеми остальными, включая и переодетую рани Канари. В конце экскурсии их восторженно приветствовала толпа из более чем пятидесяти тысяч человек, собравшихся поэтому случаю. «Нас посетил восточный монарх, – насмешливо сообщала «Чикаго Дэйли Трибьюн» 16 августа 1893 года, – его одежда и тюрбан сияют роскошным блеском. Он был в сопровождении тех, кто наверняка является его рабами и воинами, которые одной рукой отдавали салют павлиньими перьями, а другой поглаживали серебряные сабли. С балкона здания администрации подполковник Масси, представитель английского верховенства, поднял бокал белого вина и от имени индийского монарха выпил за здоровье толпы наших соотечественников, которые не знают, что такое король. Это был яркий, полный цвета и шума визит короля из «Тысячи и одной ночи» в сердце западной цивилизации».