Текст книги "Индийская страсть"

Автор книги: Хавьер Моро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Праздники сменяли друг друга с головокружительной скоростью: garden parties, собрания в пурдахе для дам, игры в поло и всевозможные развлечения – публичные и частные. На прием, устроенный королевой Марией, приехала Харбанс Каур в сопровождении своей невестки Бринды, которая, исполняя обязанности переводчицы, перевела свекрови несколько вопросов, заданных ей из вежливости женой монарха. Аниту, разумеется, не приглашали на официальные празднования. Это была не Калькутта, и поэтому, несмотря на то что ей хотелось поздороваться с губернатором Бенгалии и его супругой, она даже не смогла подойти к ним. Ее дело снова вызвало оживленную переписку между различными чиновниками. В конце концов письмо вице-короля государственному секретарю по вопросам Индии в Лондоне разрешило ситуацию следующим образом: «Не отправлять Прем Каур из Капурталы приглашения на garden parties, которые будет устраивать Ее Величество королева для жен принцев, но на любое торжество, где не будет возможности встретиться или быть представленной Их Величеству, она может быть допущена. Что касается дурбара, предоставить ей место в задних рядах амфитеатра, где она сможет присутствовать на церемонии коронации, как и любой посетитель, не имеющий официального статуса»[45]45
  Proceedings ot the Foreign Department № 46. (Примеч. авт.).


[Закрыть].

Дурбар состоялся 12 декабря 1911 года. Это событие стало незабываемым для всех, кто там присутствовал: для крестьянина, который шел несколько суток, чтобы увидеть своего императора, для мальчишек в белой хлопчатобумажной одежде, забравшихся на ветви деревьев, для двенадцатилетних девочек со своими младенцами на руках. Но это событие стало судьбоносным и для самой императорской четы, которая предстала перед целым океаном зеленых, желтых, розовых, синих и оранжевых тюрбанов, простиравшихся до самого горизонта. «Это было самым замечательным из всего, что я видел в своей жизни», – заявил Георг V, сидя рядом со своей супругой на золотом троне, который был установлен на помосте, возвышающемся над толпой. На плечах у венценосной четы были горностаевые накидки, а от палящего солнца их защищал пурпурный навес с золотым узором. Само это зрелище наводило на мысль, что без Индии Великобритания не была бы ни самой колоссальной империей, которую когда-либо знало человечество, ни первой державой в мире.

Почетные места были заняты принцами, а за ними следовали их родственники и представители знати, разодетые в свои лучшие одежды, расшитые и сотканные из золота. На каждом из принцев можно было увидеть самые известные украшения из их фамильных сокровищниц. У Джагатджита Сингха на поясе висел меч, украшенный эмалью с драгоценными камнями, а в броши, приколотой к тюрбану, сверкал крупный, величиной со сливу, изумруд. Бхупиндар из Патиалы щеголял в бриллиантовой пекторали, а принц из Гвалиора надел на себя роскошный пояс из жемчуга. Георг V предстал в новой императорской короне Индии, переливающейся сапфирами, рубинами, изумрудами и бриллиантами (произведение ювелира Гаррара, который получил шестьдесят тысяч фунтов за этот подарок индусов своему королю-императору). Чтобы церемония не напоминала вторую коронацию, что повлекло бы за собой еще одну церковную службу посвящения не совсем подходящую для такого скопления индусов и мусульман, королевский дом принял решение, что король появится уже в короне и будет принимать почести от принцев, сидящих перед троном.

Один за другим раджи и набобы подходили к помосту, поднимались по лестнице и кланялись императору, при этом коротко обмениваясь подарками и «почестями». Первыми были самые важные из них, монархи Хайдарабада, Кашмира, Майсора, Гвалиора и Бароды – их государства имели право на высшую почесть, двадцать один залп. Потом шли те, кому полагалось девятнадцать, пятнадцать, тринадцать, одиннадцать и девять залпов. Властительница маленького мусульманского государства, расположенного в центре Индии, бегума Бхопала, была единственной дамой среди такого количества принцев. Имея репутацию справедливой и прогрессивной правительницы, эта женщина превратила Бхопал в одно из самых передовых государств в Индии. Несмотря на свой высокий статус, она была накрыта с головы до ног буркой из белого шелка.

Величественная церемония протекала довольно медленно, как поступь слона. На этот раз Анита находилась вдали от своего мужа. Но лучше уж так, думала испанка, чем быть рядом с Харбанс Каур и остальными женами Джагатджита. К неудовольствию англичан, ответственных за соблюдение протокола, махараджа Кашмира пригласил Аниту присутствовать на церемонии, усадив ее на место, предоставленное его семье. Ни один британец не посмел побеспокоить махараджу одного из самых важных государств Индии из-за того, что место было занято испанкой, ставшей его гостьей. В результате возникла парадоксальная ситуация, и Анита оказалась ближе к императорской чете и на лучшем месте, чем делегация из Капурталы.

Британцы хотели, чтобы это событие запомнилось не только грандиозной церемонией. К первому визиту английского короля они хотели добавить нечто такое, что поразило бы воображение людей и стало вехой, символизирующей новую эру в истории страны. Они держали свою задумку в тайне до последнего момента, доверив ее только двенадцати посвященным. Даже сама королева до прибытия в Дели не знала этого. При закрытии дурбара король-император объявил о сюрпризе: столицу империи решено перенести из Калькутты в Дели, как это было во времена империи Великих Моголов.

Он добавил, что поручил урбанисту и архитектору Эдвину Лутьенсу проект имперского города, удаленного от древнего центра. Эта новая столица станет называться Нью-Дели и будет гордостью Индии, новой звездой, распространяющей свой блеск до самого последнего уголка на субконтиненте.

Творцы PaxBritannica завершили празднование апогея Британской империи объявлением войны диким животным, занявшись самым эксклюзивным и престижным спортом, который был помимо всего еще и прерогативой принцев, – охотой на тигров. Император, собиравшийся провести конец года в Непале, убил двадцать четыре представителя кошачьих и в качестве доказательства своего отменного физического состояния совершил геройство, выстрелив одновременно в тигра и медведя из двух ружей – по одному в каждой руке, – и попал из обоих. На прощание он оставил после себя еще восемнадцать убитых носорогов.

Новоиспеченный махараджа Капурталы отправил всю свою семью и большую часть свиты домой и поехал с Анитой в Кота, в Раджастхан, получив приглашение от махараджи Умеда Сингха, известного своим умением устраивать охоту. Каким приятным сюрпризом было для Аниты оказаться перед лифтом, чтобы проехать пять этажей средневекового дворца, в котором их поселил принц! «Махараджа Кота – очень умный человек, с довольно либеральными идеями» – так отозвалась Анита об этой знатной особе, обеспечившей свой дворец современным электрическим лифтом. Правда, познакомившись с ним поближе, она добавила: «Но все же он слишком ортодоксален, чтобы сесть за стол в компании людей, не принадлежащих к его касте». Кота стал известен организацией небывалого представления – поединка между диким кабаном и пантерой, во время которого знать делала крупные ставки. Анита, находясь рядом с мужем, смотрела на представление с вершины ямы и, не выдержав, отпросилась до окончания представления, поскольку кровожадность животных вызывала у нее тошноту.

То, что действительно доставило Аните удовольствие, так это охота на пантер, начавшаяся на рассвете. Находясь на палубе парохода, который медленно плыл по водам реки среди труднопроходимой каменистой местности, она наблюдала за тем, как гости стреляли по животным. Ее мужу удалось убить пантеру, и позже в дневнике Аниты появилась запись: «Эмоции Его Высочества были неописуемы, а радость загонщиков так велика, что они даже подошли, чтобы поцеловать ему ноги». Для принцев убить тигра всегда было моментом величайшего ликования. И хотя это развлечение было пережитком старины, оно нравилось принцам и они считали его самым необычным из всех, поскольку оно свидетельствовало об их умении защитить себя и подготовленности к войне. Сегодня для молодых аристократов убийство первого тигра является ритуалом начала взрослой жизни. Махараджа Кота добыл свой первый охотничий трофей в тринадцать лет, выстрелив из окна своей комнаты, что, между прочим, давало яркое представление о количестве фауны, населяющей леса Индии. Он стал знаменитым благодаря тому, что мог одной рукой вести машину, а другой стрелять, и всегда попадал в цель.

Для Аниты шикар[46]46
  «Шикар» на хинди означает идти на охоту. (Примеч. авт.)


[Закрыть] – развлечение, от которого не были отстранены женщины, – стало откровением. Чувство, испытываемое при приближении добычи, и страх оставить животное раненым, не шли ни в какое сравнение с тем, что было вокруг самой охоты. Жизнь в лагере под открытым небом, ночные беседы у костра, абсолютная тишина и спокойствие в поле и джунглях открывали другое лицо Индии, где отношения между мужчинами и женщинами были наполнены искренностью, как будто природа служила противоядием от социальных неурядиц.

32

После насыщенных событиями дней пребывания в Дели Анита была рада вернуться к спокойной жизни в Капуртале. С уходом Парамджита и Бринды на виллу Виопа Vista и с отъездом остальных сыновей в Англию во дворце осталось только маленькое ядро семьи, состоящее из Джагатджита, которого после великого дурбара все стали называть махараджей, Аниты и их сына Аджита. Конные прогулки, поездки за покупками в Лахор и игра в теннис снова вернули их к ритму мирной и роскошной жизни. Несмотря на свои огромные размеры, дворец не производил впечатления холодного и угнетающего, в нем бурлила жизнь. Все министры ежедневно приходили с докладами и своими проблемами к махарадже, который принимал их в рабочем кабинете. Там проходили заседания, обсуждались решения и организовывались встречи. Нижний этаж был полон бухгалтеров, финансистов, казначеев и всякого рода руководителей.

Анита с большим усердием ухаживала за своим уголком в саду. Она засадила его ароматическими растениями, цветами и помидорами для гаспачо. Она каждый день уединялась, чтобы в тени разросшегося розария сделать записи в своем дневнике в кожаном переплете. Выводя высокие остроконечные буквы, Анита писала на французском, как того требовал муж, чтобы позже прочитать ее заметки. Анита привыкла к отеческой любви, которой окружил ее махараджа, но иногда молодую женщину подмывало упрекнуть его в том, что их брак был заключен по расчету. Теперь она понимала, что этот человек привык командовать и покупать все, что ему заблагорассудится: дворцы, автомобили, лошадей, министров, женщин… Она его любила так, как любят банкира, который открывает перед тобой свои подвалы сокровищ. Джагатджит дарил ей великолепные украшения, чтобы она была еще красивее, и вместе с этим пытался оправдать свой каприз, выразившийся в столь пылкой любви к иностранке, перед семьей и обществом. Он любил ее красивой, остроумной, привлекательной и неотразимой. Вместе они являли собой новое лицо Капурталы. Но Анита не слишком ценила сентиментальную сторону их отношений: ее муж был так богат, что сам по себе этот факт не должен был предполагать, что он принес большую жертву ради нее. Кроме того, она немного перестала понимать значение денег… Все эти кулоны, подвески, броши и кольца лишь подпитывали ее уверенность в будущем. Анита допускала, что когда-нибудь, возможно, эти драгоценности обеспечат ей свободу, хотя она и жила в мире, где это слово очень мало значило для женщины.

Помимо ведения дневника, в который она не записывала никаких потаенных мыслей, Анита вела переписку со своим бывшим преподавателем декламации в Малаге, Нарциссом Диасом. Он посылал ей длинные письма, полные вопросов о жизни в Индии. Однажды, описывая индийские обычаи, Анита рассказала: «Есть принцы, которые после рукопожатия бегут мыть руки из боязни заразиться от прикосновения к кому-нибудь из низшей касты». Она избегала ответов на вопросы о других женах махараджи и уже больше не подписывалась, как в первых письмах: «Анита Дельгадо, ныне принцесса Капурталы». Теперь она ставила подпись: «Прем Каур из Капурталы».

Новости о семье Дельгадо, доходившие до Аниты, не очень радовали. Ее сестра Виктория, мать двоих детей, жила трудной жизнью в Париже со своим мужем-донжуаном. Он очень плохо обращался с ней, чего и следовало ожидать. Анита сильно огорчалась, потому что расстояние усиливало ее беспокойство. В это же время она получила известия о переданной ею накидке для Богородицы. Оказалось, что подарок, сделанный Анитой от всей души, хранился в одном из ящиков ризницы в церкви Малаги и никогда не красовался на Богородице Победоносной. Епископ отнесся к дару, доставленному из Индии, с большим недоверием и решил выкинуть накидку в море, заявив, что она могла быть использована неверными для какого-нибудь языческого культа. Хорошо, что кюре приказал положить накидку в надежное место. Для Аниты намек епископа из ее родного города стал оскорблением и ранил душу; она восприняла его болезненнее, чем все неприятности, связанные с семьей махараджи и англичанами, вместе взятыми. Это был неожиданный удар, тем более неприятный, что исходил из ее дома, которому она доверяла больше всех. Стало ясно, что ханжество, предрассудки и нетерпимость были достоянием не только индийских аристократов и англичан.

Тем не менее это были счастливые времена. Или так о них вспоминала Анита, оглядываясь назад. Она была счастлива, несмотря на все невзгоды, вызванные враждебностью к ней семьи махараджи и недоверием англичан. И это объяснялось довольно просто: она наслаждалась любовью и поддержкой своего мужа, радовалась общению со многими людьми, оценившими ее по достоинству и принявшими ее в свой круг. Молодая женщина испытывала внутреннее удовлетворение, оттого что магнетизм ее личности сам по себе был способен разрушить искусственные барьеры, которые создавали цензоры викторианской морали. Конечно, Анита скучала по родителям и сестре, по родным местам, тяжело переживала одиночество и тоску, но путешествия, которые она часто осуществляла, компенсировали гнетущую обстановку в Капуртале, где она поначалу сидела в четырех стенах.

Очень скоро жизнь в Капуртале превратилась в постоянное движение экипажей, и все обернулось для Аниты, как она писала об этом в своем дневнике, в «отъезд и приезд из одного путешествия в другое». Ребенок оставался на попечении Далимы и слуг, пока его родители, приглашенные различными махараджами, колесили по Индии. В этих поездках Анита открывала для себя страну экзотическую, а порой сюрреалистическую.

Как-то их пригласил к себе махараджа Биканера, Ганга Сингх, и Анита оказалась на самом необычном ужине из всех, на которых ей довелось бывать. Когда она спросила у гостеприимного хозяина рецепт сочного блюда, тот ответил ей очень серьезно: «Приготовьте целого верблюда, снимите с него шкуру и очистите, затем вложите в него козу, в козу – индюка, а в индюка – цыпленка. Вставьте в цыпленка перепелку, а в конце – воробья. После этого хорошенько приправьте верблюда, положите его в яму и поджарьте».

В Гвалиоре, когда они ели в парадной столовой, знаменитой своим серебряным поездом, который перевозил еду и напитки для приглашенных, разговор шел о последней поездке короля Георга V и королевы Марии на празднование коронации. Бедная королева не смогла искупаться в новой мраморной ванне, построенной специально для нее во дворце Гвалиора, поскольку, как только она поставила в нее ногу, ванна обвалилась. Оказалось, что во время этого же путешествия в другое государство, расположенное в центре Индии, рабочие не успели установить вовремя раковину унитаза последней модели, привезенного из Лондона для королевского приезда. Пытаясь как-то решить проблему, двух sweepers[47]47
  Sweepers (англ.) буквально означает «подметальщики». Самая низшая каста среди домашних слуг. (Примеч. авт.)


[Закрыть] поставили на крыше: одного – с ведром воды, а второго – у маленькой щелочки, чтобы следить за тем, что происходит в уборной. Когда наступал момент и королева тянула за цепь, один из sweepers давал команду второму, и тот выливал воду в раковину. Англичане так и не раскрыли подлога.

Анита получала удовольствие от этих поездок, осознавая, что она была привилегированной особой и могла видеть мир, неповторимый и замкнутый. Друзья мужа принимали ее со всеми почестями, и она на какое-то время забывала о своей отверженности. Бывали дни, когда она не вела никаких записей, но это объяснялось нехваткой времени, а не тем, что ей этого не хотелось. На самом деле Анита лелеяла мечту написать книгу о своей жизни в Индии – хотя бы для того, чтобы ее прочитали друзья, оставшиеся в Испании, и родители. Как бы ей хотелось, чтобы рядом с ней была ее семья! Возвращаясь во дворец, молодая женщина всегда чувствовала себя невероятно усталой, но в ее голове было полно пейзажей, историй, интересных образов, которые она торопилась запечатлеть на листе бумаги, чтобы они не пропали, как луч света на закате солнца.

33

Вернувшись в Капурталу после одной из таких поездок, Анита обнаружила, что ее верной Далимы нигде нет. У них было много слуг, отсутствие которых никто бы не заметил, ибо оно никак не влияло на повседневную жизнь во дворце. И хотя nannies и прислуга присматривали за маленьким Аджитом, когда Аниты не было дома, Далима занимала особое место в сердце испанки. Говорили, что молодая индуска якобы получила плохое известие, что ее муж заболел, и вернулась домой, чтобы ухаживать за ним. С тех пор о Далиме ничего не было слышно, и ни мажордом, ни слуги не могли сообщить о ней хоть что-нибудь.

Каждое утро, едва проснувшись, Анита спрашивала о Далиме и неизменно получала один и тот же отрицательный ответ. Молчание и продолжительное отсутствие верной служанки заставляли ее переживать. Она знала Далиму и ее привязанность к маленькому Аджиту. Внезапное исчезновение было не в ее стиле, а тем более на такое долгое время. Она бы никогда не поступила так по собственной воле. Что-то, вероятно, произошло.

Как всегда бывало в подобных случаях, Анита прибегла к помощи того, кого считала своей единственной настоящей подругой в Капуртале, – она обратилась к Амрит Каур. Анита считала, что в отличие от Бринды, которая, возвратившись в Индию, осталась верна своему классу, Биби оставалась верной себе самой. Это была единственная свободная женщина без предрассудков, которую знала Анита; женщина, имевшая несчастье жить в мире, который был слишком мал для ее большого сердца.

Биби стала членом партии Национального конгресса и присутствовала на всех ее собраниях. Это была федерация групп, боровшихся за права индусов по всей стране в самом Радже. Там Биби встретила таких же людей, как и она; большинство из них получили образование в английских институтах, и теперь их волновали одни и те же вопросы. Почему британские индусы не имеют тех прав, что есть у англичан? Как жить между роскошью и нищетой? Они являлись ядром совершенно новой партии, очень далекой от великого дурбара в Дели. Однако пока их было не так уж много.

Анита и Биби отправились на поиски Далимы в деревню, которая находилась в трех часах езды от города. Солнечным утром женщины сели на лошадей и выехали из дворца L’Elysee. Когда они прибыли в деревеньку, их окружила группа детей, испуганных и любопытных, никогда не видевших, чтобы к ним кто-нибудь приезжал. Дом Далимы, маленькое строение из кирпича, выделялся среди множества глиняных лачуг. Не такой, кстати, бедный, как думала о нем Анита.

– Далима в больнице, – робко сказала молодая крестьянка, вышедшая им навстречу.

– В какой больнице?

– В Джаландхаре.

В доме их принимала семья мужа. Женщина, готовая расплакаться, свекровь, сообщила им, что ее сын умер месяц назад от красной лихорадки[48]48
  Туберкулез. (Примеч. авт.)


[Закрыть] после нескольких дней агонии.

– А Далима?

– Кобра всегда кусает дважды, – продолжала говорить женщина, имея в виду, что беда не приходит одна. – Это было так неожиданно, – добавила она, глядя на стену в глубине комнаты. Почерневшая обугленная стена свидетельствовала о недавнем пожаре. На полу до сих пор оставался пепел.

– Далима готовила ужин, а потом мы услышали, как она закричала. Мы прибежали к ней на помощь, но ее уже охватило пламя.

– Где малышка? – спросила Анита.

– С нами. Мы присматриваем за ней, – ответила женщина, вздохнув.

Анита стала искать девочку взглядом и нашла ее в углу, где та играла с кусочками дерева и лоскутками ткани. Увидев Аниту, малышка улыбнулась. Испанка почувствовала, как сжалось ее сердце.

Две подруги вернулись в Капурталу. Они ехали шагом по пыльной дороге вдоль берега реки. По пути им встречались женщины, одетые в разноцветные сари; они несли на голове медные ведра, полные воды. Биби, погрузившись в размышления, хмурила брови.

– О чем ты думаешь, Биби?

– Я считаю, что пожар был устроен нарочно. Они хотели убить ее.

– Далиму? Кто стал бы убивать ее? Она же ангел!

Анита видела только часть Индии – элиту, ее роскошь и власть. Сельскую Индию она знала только по идиллическим пейзажам.

– Жизнь женщины очень легко превратить в ад, – сказала Биби, – особенно когда умирает ее муж. Ты слышала о сати?

Все иностранцы слышали о старинном обычае в индуизме, согласно которому вдовы принимают решение отправиться на погребальный костер своих мужей. Женщины готовы принести себя в жертву, поскольку надеются, что тогда они будут жить вместе вечно. Кроме того, женщина, совершающая camи, убеждена, что она соединяет свою душу с душой богини Сати Мата и этим приносит удачу не только семье, но и всей деревне в течение семи поколений…

– Иногда женщины, совершающие сати, делают это добровольно, и их почитают как святых, – продолжала Биби, – но в большинстве случаев их заставляют пойти на это. А знаешь, кто их заставляет?

Анита пожала плечами и посмотрела на подругу.

– Семья мужа. Это простой способ заполучить себе добро вдовы, особенно земли, дом, драгоценности, если они, конечно, есть. Существует и другой способ, более прямой, чтобы избавиться от вдовы, которая не хочет совершать сати, – имитировать пожар… Они выдают это за несчастный случай, что на самом деле является обыкновенным убийством.

– Ты уверена в том, что говоришь?

– Да, совершенно уверена. Врачи, с которыми я разговаривала во время моих поездок по больницам, очень удивлены большим количеством женщин, заживо сгоревших в домашних условиях. Это в двадцать раз больше, чем у мусульман. Не странно ли? Задумайся над этим фактом. Плохо то, что подобное преступление очень тяжело раскрыть и виновные почти всегда остаются безнаказанными.

На следующий день они отправились на автомобиле Биби в общественную больницу, находившуюся в пригороде Джаландхара. У входа в маленькое полуразвалившееся здание стояли две выкрашенные в белый цвет повозки с красным крестом – кареты скорой помощи. Обе женщины прошли в тесную комнату, где среди стопок бумаг, перевязанных веревкой, сидела медсестра и неторопливо пила чай. Некоторые бумаги, вероятно, находились здесь в течение нескольких муссонов, так как полностью истлели.

Медсестра провела их в другую комнату, побольше, где они увидели десятка два кроватей. Некоторые пациенты пытались схватиться за сари медсестры, но она не обращала на них внимания. Пройдя мимо старика, который был с головы до ног в гипсе, подруги увидели Далиму, лежавшую на металлической кровати в самом конце комнаты. Рядом с ней, как часовой, стояла бутылка с сывороткой. Ее голова, лицо и большая часть тела были перевязаны. Пахло хлороформом. Она спала или, возможно, находилась в бессознательном состоянии.

– У нее ожоги по всему телу, – пояснила медсестра – Мы все думали, что эта женщина не выживет, но она постепенно выкарабкивается, хотя испытывает сильные боли.

– Я хочу перевезти ее в госпиталь Лахора, – сказала Анита

– Ее не примут. Она индианка.

– Мы сами позаботимся, чтобы ее приняли, – вмешалась в разговор Биби.

Белое здание в Лахоре, в котором располагался английский госпиталь, напоминало большую колониальную виллу. Это было самое близкое место для лечения тяжелых случаев. Биби со всей своей энергией и решительностью убедила монашек принять Далиму. Да, эта женщина не европейка, говорила Биби, но она работала на махараджу Капурталы, что было очень весомым аргументом.

В течение нескольких недель Анита и Биби почти каждый день навещали Далиму, пока та не пришла в сознание. Первое слово, которое она произнесла, было имя ее дочери.

– Ни о чем не беспокойся. Когда ты поправишься, мы заберем девочку, – заверила ее Анита.

Но Далима плакала, плакала безутешно. Слезы просачивались сквозь повязки на ее лице, обезображенном ожогами. Она никогда не станет такой, как прежде, поскольку шестьдесят процентов ее тела было обожжено. Зато она осталась жива, а это для нее самое главное.

Постепенно, во время коротких разговоров с Далимой, подтвердилось то, о чем говорила Биби. Пожар не был случайным, его подстроили. История тянулась уже давно. И началась она с разговоров, предшествовавших свадьбе, когда отец Далимы, один из самых бедных крестьян в деревне, пообещал приданое, которое он потом не смог отдать. Несколько раз свекор и зятья Далимы угрожали ей, требуя, чтобы ее отец отдал сполна приданое. Когда будут обещанные две коровы и две козы? А латунные блюда, а медные ведра? Муж Далимы, подстрекаемый семьей, напоминал об этом много раз, и особенно жестко в тех случаях, когда хотел навязать жене свою волю. Во время самых жарких споров доходило до того, что он угрожал выгнать Далиму и отобрать у нее дочь. Жизнь в собственном доме стала для бедной Далимы настоящим адом, поэтому ей так нравилось оставаться во дворце. Анита, к сожалению, ни о чем не догадывалась.

– Почему ты никогда не рассказывала об этом? Я бы купила тебе две коровы и две козы, и они оставили бы тебя в покое…

– Нет, мадам. У моего мужа было достаточно денег. Его семья хотела избавиться от меня по другой причине… Они собирались женить его на дочери марвари, поэтому старались сделать мою жизнь невыносимой… чтобы я исчезла.

Далима была препятствием на пути к обогащению этих корыстных людей. Деньги, которые она зарабатывала у Аниты, не могли компенсировать то, что они имели бы, женив сына на другой девушке. Ей не повезло, она попала в семью без принципов и чести. Анита, намереваясь заставить виновных предстать перед правосудием, сказала об этом махарадже и сразу же поссорилась с ним, вступив в спор.

– Нет доказательств, – говорил ей махараджа. – Кроме того, лучше не вмешиваться во внутренние дела общины. Индусы сами разберутся между собой, как, впрочем, и мусульмане. В каждой общине свои законы.

– Тогда зачем нужен суд в Капуртале?

Махараджа ввел юридическую систему, подобную той, которая действовала в Британской Индии, с двумя судьями, подготовленными в Indian Civil Service, где формировалась административная элита. Суд разрешал конфликты по неоплаченным долгам, размежеванию земель, наследству, кражам и т. д. Уголовные преступления практически не рассматривались, и принц Капурталы никогда не использовал свое исключительное право, которое англичане предоставили ему в 1902 году в части применения смертной казни.

– Такие случаи, как с Далимой, рассматриваются старейшинами деревень, панчаятами. И лучше, чтобы так и было.

– Там их никто не осудит, потому что семья мужа самая богатая в деревне и держит всех в страхе.

– Для того чтобы отправить дело в суд, необходимо, чтобы дело было прозрачным, с заявлением в полицию, с какими-нибудь уликами… А тут ничего подобного нет!

– Как в случае с судьей Фальстафом… Я так смеялась над уликами!

Намек Аниты задел махараджу. Речь шла о бывшем судье Капурталы, англичанине по имени Фальстаф, человеке строгом, ставшем известным при рассмотрении дела одного мусульманина, утверждавшего, что он женился на сикхской женщине и что у него было даже несколько сыновей от нее. Аргументы мусульманина основывались на том, что она перешла в ислам и в знак своего перехода обрила себе все тело, что было запрещено сикхской религией. Адвокат мужа представил помещенную в конверт улику, которую он считал неоспоримой. Нисколько не сомневаясь в своей правоте, он положил на стол судьи конверт, в котором находился лобковый волос женщины. «Уберите это отсюда!» – закричал возмущенный судья. Благодаря этому анекдоту суд Капурталы прославился на всю Индию. Что касается махараджи, то случай в суде ударил по его самолюбию.

– Мне кажется возмутительным с твоей стороны насмехаться над правосудием нашего государства. Высмеивая его, ты высмеиваешь меня.

– Прости, топ cheri. Но меня выводит из себя история с Далимой.

– А ты успокойся и забудь о ней. Это лучшее, что ты можешь сделать.

Анита помолчала, а потом, глубоко вдохнув, возобновила атаку.

– Могу я сказать, чтобы Далима подала иск?

– Не делай этого, – тоном, не допускающим возражений, ответил Джагатджит. – Государство от этого ничего не выиграет. И ты, кстати, тоже.

– Выиграет правосудие!

– Анита, мы живем в государстве, где есть три общины. Мы, сикхи, находимся в меньшинстве и управляем более чем половиной мусульманского населения и индусами, составляющими пятую часть. Мы заинтересованы в том, чтобы не вызывать трений, чтобы в обществе царили гармония и мир. Сохранять равновесие гораздо важнее, чем восстанавливать справедливость в таком неясном случае, как с Далимой. Поэтому последуй моему совету: забери свою служанку, а об остальном забудь.

Настаивать было бесполезно. Урок, полученный Анитой в споре е махараджей, был очевиден: справедливость – роскошь, доступная очень немногим. Испанка знала, что помимо нестерпимой боли от гнойных ран, шрамов и оголившихся нервов, помимо одиночества в госпитале и отчаяния от осознания, что ты калека, Далиму мучили горькие мысли о судьбе ее малышки, которая была на год старше маленького Аджита. Больше всего несчастная женщина страдала от того, что не видела свою дочурку. Ее даже не надо было спрашивать об этом – все было ясно. Дежа без движения, вперив взгляд в лопасти вентилятора, висящего на потолке, Далима думала только о своей девочке. Хорошо ли ее кормят? Ласково ли с ней обращаются? И самое главное, когда же она снова увидит ее? Когда она сможет прижать дочку к себе? Моральные страдания Дадимы были более тяжкими, чем физические.

Анита догадывалась об этом и была настроена помогать служанке до конца. Она знала, что без поддержки мужа никогда не сможет добиться правосудия над обидчиками, но считала, что, по крайней мере, ей следует попытаться отобрать у них малышку и отдать ее матери. Однако Анита понимала, что должна сделать это без скандала и так, чтобы махараджа, раздраженный ее заявлениями по делу Далимы, ничего не узнал.