Текст книги "Индийская страсть"

Автор книги: Хавьер Моро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Прошли недели, а потом и месяцы, но Анита не выходила из комнаты. Ее фиолетовые губы, прозрачная, как фарфор, кожа, через которую просвечивались синие вены, а также круги под глазами, гасившие взгляд измученной женщины и подчеркивающие ее бледность, свидетельствовали о недуге, который мисс Перейра не в силах была вылечить. Поразмыслив, докторша попросила пригласить других врачей. В диагнозе, к которому они пришли, говорилось о некотором роде анемии: «Осложнения от интересного положения в сочетании с недостатком крови». В качестве лечения предлагались отъезд пациентки из жаркой Капурталы, пребывание в горах с их животворным воздухом, а также диета, богатая далем[55]55
  Дал – чечевица, которая была основным блюдом ежедневного питания индийцев. (Примеч. авт.)


[Закрыть], мясом и молочными продуктами.

Но у Аниты не было ни необходимого настроя, ни сил, чтобы предпринять поездку в высокогорье. Куда поехать? В Муссори, о котором у нее было столько воспоминаний и в котором, вероятно, находились сейчас остальные жены махараджи? В Симлу, в дом какого-нибудь друга, которому ей придется давать объяснения? Одна только мысль о переезде была ей так же тягостна, как и мысль о переходе через Гималаи. Она предпочитала тьму своей комнаты и тишину виллы.

Анита по-прежнему не распоряжалась своей судьбой. Врачи пришли к ней по приказу махараджи, принимавшего те меры, которые он считал наиболее подходящими. Он решил дождаться ежегодного приезда своего сына Аджита в Капурталу, чтобы организовать выздоровление Аниты.

– Хари Сингх, махараджа Кашмира, предоставил в распоряжение твоей матери дворец в Сринагаре, на берегу озера, – сказал он Аджиту. – Я хотел бы, чтобы ты отправился туда с ней и позаботился о самых лучших условиях, способствующих ее выздоровлению.

Казалось, ничто так не объединяло махараджей, как унижение, пережитое из-за боязни стать жертвой скандала. Хари Сингх, чья репутация сильно пострадала из-за связи с англичанкой, из кожи вон лез, чтобы помочь своему другу. Джагатджиту Сингху не удалось потушить скандал, который, к его большому огорчению, стал достоянием публики. Даже во

Франции вышла статья под заголовком «Индо-испанская Федра» с намеком на знаменитую греческую трагедию, в которой жена царя влюбилась в одного из его сыновей. Но этот скандал не произвел того действия, которого опасался махараджа. Хуже было бы потерять Аниту, потому что этого он не простил бы себе никогда. В конце концов, теперь его совесть была спокойна.

Когда Анита увидела вошедшего в ее комнату Аджита, она начала оживать. По ее словам, в свои семнадцать лет Аджит был красавец, внимательный и услужливый. Юноша не задавал вопросов, он слишком любил свою мать, чтобы осуждать или критиковать ее. Когда она попыталась объяснить ему, что произошло, он просто приложил палец к ее губам. Аджит не хотел ничего слышать, не хотел знать сверх того, что знал, не хотел видеть свою мать еще более униженной. То, что произошло, его не касалось. Единственное, о чем он заботился больше всего, – это трудный переезд. «Ты мое самое лучшее лекарство», – говорила ему Анита.

Анита провела три месяца в кашмирском дворце в обществе Далимы и еще двадцати слуг. Чистота воздуха, красота озера, изобилие цветов, горы, покрытые снегом, и отдаленность от Капурталы, что имело для нее огромное значение, медленно, но верно возвращали ее к жизни.

– В первый раз ты приехала к нам во время твоего медового месяца, – напомнил ей Хари Сингх в одно из своих посещений. – Помню, ты сказала мне, что Кашмир такой красивый, что кажется невозможным, «чтобы кто-нибудь мог чувствовать себя здесь несчастным».

– Я это сказала?

– Да, ты. Мне понравились эти слова и запечатлелись в моей памяти. Поэтому я пригласил тебя сразу, как только узнал от Джагатджйта, что ты плохо себя чувствуешь и что тебе нужен горный воздух.

– Теперь припоминаю, – улыбнувшись, произнесла Анита. – Вы сказали мне, что я могу считать этот дворец своим домом. Признаться, я никогда не думала, что вы говорили тогда всерьез.

Человек, который мог раздавить ее и вернуть к той нужде, в которой она жила, когда они познакомились, принц, наделенный властью даровать смерть или жизнь своим подданным, обманутый муж, имевший возможность удовлетворить свое ненасытное желание мести, оказался великодушным и незлопамятным. Когда махараджа убедился в том, что его испанская жена поправила здоровье, он вызвал ее в Капурталу, чтобы подписать бракоразводный договор. Это был последний раз, когда Анита появилась в L’Elysee. Она приехала во дворец с сокрушенным сердцем. Каждый уголок, каждый предмет мебели и каждая комната вызывали воспоминания, как будто это были ювелирные лавки, полные драгоценностей ее жизни. Переступив порог, она словно услышала крики маленького Аджита, гоняющего по саду. На лестничной площадке к ней вернулись воспоминания о праздниках и торжественных приемах, которые прошли в этих стенах. Анита вспомнила, с каким энтузиазмом и щепетильностью она руководила подготовкой к свадьбе Парамджита, визитам губернаторов и других высокопоставленных гостей. А неповторимый аромат туберозы и фиалок, проникающих через окна сада… Смешиваясь с запахом благородной древесины паркета и палочек благовоний, которые государственные служащие зажигали на своем этаже внизу, он, казалось, заключал в себе все ощущения, связанные с ее жизнью в Индии.

В кабинете на втором этаже Аниту ожидал махараджа, ее бывший муж. Ничто не осталось от напряженности их последней встречи в коридоре, когда раны еще были свежие и оттого болезненные.

– Аджит держал меня в курсе, и я знал, что ты выздоравливаешь. – Он улыбнулся. – Я рад снова видеть тебя в добром здравии.

– Спасибо, Ваше Высочество.

Наступило долгое молчание, которое Анита прервала, закашлявшись. Махараджа продолжил;

– Я был очень обеспокоен твоим здоровьем. Я не хотел зайти так далеко, но у меня не было выбора.

– Я понимаю, Ваше Высочество. Я тоже очень сожалею о том, что произошло, и снова прошу у вас прощения…

– Я приготовил это… – произнес он, показывая ей конверт со штампом королевского дома Капурталы.

Анита вздрогнула. Она знала, что в этих документах находится ее будущее.

– Я бы предпочел прочитать это вслух при свидетелях.

Махараджа приказал войти капитану Индеру Сингху и Джармани Дассу, его доверенным лицам; оба вежливо осведомились у Аниты о ее самочувствии, прежде чем присесть и выслушать. Документ о разводе представлял собой текст на трех страницах, напечатанный на французском языке. В нем махараджа обязался выплачивать своей жене солидную пенсию в размере тысячи пятисот фунтов стерлингов в год «для ее содержания и обеспечения ее семьи во всем, что касается питания, проживания и одежды, расходов и путешествий» в течение всего времени, пока она снова не выйдет замуж. Ей позволялось использовать титулы принцессы и ма-харани Капурталы, «несмотря на то что она получила их в морганатическом браке и они не принадлежат ей в качестве собственности и не могут быть переданы в наследство».

Шестой параграф особым образом освещал великодушие махараджи: «Во всем мире британские посольства и консульства будут тщательно следить за тем, чтобы Анита Дельгадо ни в чем не нуждалась. После смерти Джагатджита Сингха, которая, надеемся, будет легкой и нескорой, она унаследует все остальное со своим единственным сыном, Аджитом Сингхом из Капурталы, пятым наследником мужского пола по линии наследования трона».

Теперь Анита могла спокойно уезжать. Но прежде чем отправиться в обратный путь, махараджа пригласил ее на прощальный обед в честь нового английского гражданского инженера. В столовой дворца Анита не могла не задержаться и не посмотреть на стол из красного дерева, где при случае могли сесть восемьдесят сотрапезников. Стол был великолепно накрыт: блюда из лиможского фарфора, бокалы из богемского хрусталя, серебряные приборы с выгравированной буквой «К», льняные салфетки, подставки под приборы, цветы… Не было упущено ни единой мелочи. Она почувствовала себя чуточку гордой, потому что весь этот великолепный порядок существовал благодаря ей. Это было ее наследие.

Гости стали съезжаться. Некоторые из них стояли, оживленно болтая в ожидании махараджи. Кроме нового инженера был приглашен главный врач госпиталя вместе со своей женой, а также министр Джармани Дасс и капитан Индер Сингх. Через несколько минут появился махараджа, элегантный, вальяжный и совершенно спокойный. Он всегда привлекал к себе людей своей сердечностью и умением сохранять дистанцию. Джагатджит пришел не один, с ним была писаная красавица, его новая любовь, француженка по имени Арлетт Серри, которая приветствовала гостей слабым пожатием руки. Сначала сел махараджа, а потом все остальные. Арлетт была справа от него, на том месте, где всегда садилась Анита, а жена инженера – слева. Испанке досталось место в самом конце стола. Последнее унижение для Аниты, которая сейчас мечтала только о свободе.

Через восемнадцать лет и пять месяцев после своего прибытия в Индию Анита садилась на корабль в Бомбее, чтобы вернуться в Европу. Ей было тридцать пять лет. В ее багаже были украшения, документы, кое-что из мебели, личные вещи, и только один предмет, самый ценный для нее, она предпочитала носить всегда с собой, в своей сумочке. Это была фотография Карана с его подписью, фотография, которая до конца жизни будет с ней.

Перспектива встретиться со своим сыном в Лондоне и снова увидеть родителей по приезде в Испанию радовала ее сердце, но, оттого что она стояла перед фактом необходимости окончательно покинуть Индию, ею овладело смешанное чувство вины и страха. Анита прекрасно осознавала, что в последующем ей придется отказаться от того образа жизни, к которому она привыкла, будучи женой махараджи. На моле, где корабль «Кумбрия» торопился сняться с якоря, она простилась с Далимой, настоявшей на том, чтобы ей позволили сопровождать госпожу до момента их расставания.

– Это тебе, Далима, от всего сердца, – сказала Анита, вручая служанке толстый бумажный конверт. – Это жалованье за последние месяцы и моя благодарность. Слишком мало за то, что ты заслужила. Очень мало.

Далима не хотела брать конверт, но Анита настояла, засунув ей его в сари. Онемев от волнения, служанка стояла как парализованная, пока Анита ее обнимала, крепко сжимая в своих объятиях.

– Прощай, Далима. Если тебе что-нибудь понадобится, ты можешь связаться со мной через дворец. У них есть мой адрес, и они смогут написать тебе письмо для меня. Мне бы очень хотелось получать от тебя новости…

Далима оставалась спокойной посреди того хаоса, который творился на моле. Карканье ворон смешивалось с криками грузчиков и голосами пассажиров. Анита медленно поднялась по трапу. Прежде чем зайти в свою каюту, она снова помахала Далиме, теперь уже в последний раз. То, что увидела Анита, навсегда запечатлелось в ее памяти. Преданная служанка достала из сари конверт, который она только что получила, открыла его, бросила банкноты в море и разрыдалась. Потом, чтобы не видели, как она плачет, женщина закрыла лицо сари.

ЭПИЛОГ

«Кто утрет наши слезы?»

До самого последнего дня жизни Аниты на ее тумбочке стояла фотография Карана, на которой он был запечатлен в тюрбане, украшенном брошью и несколькими перьями, и мундире с поблескивающими наградами Капурталы. Каждый день, просыпаясь и ложась спать, Анита смотрела на мягкие черты дорогого ей человека. Несмотря на то что махараджа женил его в 1925 году, когда Анита покинула Индию, Каран продолжал тайно навещать ее во время своих поездок в Европу. Они встречались в Биаррице, Довиле, Лондоне и Париже. Это были скоротечные и скупые, как слезы святого Лаврентия, свидания, остатки той неистовой страсти, которая когда-то поглотила их. Мало-помалу визиты Карана становились все более редкими, пока он не перестал приезжать к ней, потому что влюбился в одну французскую киноактрису, которой едва исполнилось двадцать лет. Но в воспоминаниях Аниты Каран всегда был ее единственной любовью.

Щедрая пенсия махараджи избавила Аниту от проблем с привыканием к ее новой свободной жизни; она проводила время то в Париже, то в Мадриде, то в Малаге. Благодаря своему сильному характеру и необычному экзотическому прошлому она превратилась в персону, которую бы сегодня назвали jet-set. История женщины, полюбившей сына собственного мужа, придавала таинственность и некий оттенок болезненности образу этой интересной особы, но сама Анита избегала говорить о Каране. Это было ее тайной, которой она делилась с очень немногими и ревностно хранила в своем сердце до последних дней, делая вид, что ничего не произошло. Но ее чувства нельзя было скрыть, потому что фото, всегда стоявшее на прикроватной тумбочке, выдавало их. В 20-е годы Анита превратилась в неизменного участника светской жизни; она жила в ритме постоянных переездов, перелетая с места на место, как птичка: летом – на Лазурном берегу, зимой – в Швейцарии, несколько дней в Довиле. Аните доводилось встречаться с банкирами и состоятельными людьми, но сама она предпочитала общество писателей, художников, артистов и певцов, как и ее добрая подруга Жозефин Бейкер[56]56
  Знаменитая черная артистка 20-х годов, танцевала с Хемингуэем и Ле Корбюзье, защищала Францию от фашистов и боролась с расизмом.


[Закрыть]. Ей нравилась богема. Аристократы ее ни во что не ставили, причем не только английские, но и испанские, потому что всегда считали выскочкой, пытавшейся покорить мир, который ей не принадлежал.

Будучи преданной своему андалузскому происхождению, Анита не пропускала ни корриду в Сан-Исидро, ни ярмарку в Севилье, а случалось, что совершала паломничество в Росио, где получала большое удовольствие, оказываясь в самой гуще своего народа. Лошади, набожность, музыка и танцы… Чего еще она могла желать?

Когда Анита окончательно обосновалась в Испании, она стала бывать в обществе тореадоров и, по слухам, которые она никогда не подтверждала, даже влюбилась в Хуана Бельмонте, знаменитого тореадора Севильи, тогдашнего мифа Испании. Но она старалась не разглашать свою личную жизнь из страха, что махараджа урежет или вообще отменит ей пенсию.

Уже привыкнув к новой жизни, Анита отдавала себе отчет, что не сможет забыть Индию. Обычные разговоры вперемешку с салонными сплетнями, которые велись на светских вечеринках в Европе, казались ей скучными по сравнению с историями об охоте на тигров или рассказами о поездках верхом по горам Кашмира, оживляющих время, проведенное ею на субконтиненте. В холодные туманные дни, столь частые в Париже и Лондоне, Анита вспоминала о колком и прозрачном воздухе зимнего Пенджаба; о бледно-зеленых рисовых полях; о ее саде, где розы, туберозы и бугенвиллеи росли в изобилии, а воздух был насыщен ароматом фиалок. Она вспоминала свои прогулки по полям, «время коровьей пыли», когда в деревнях от керосиновых ламп поднимался дым, огромные равнины, оглашавшиеся криками птиц и ревом животных, звон колокольчиков на повозках, запряженных быками, шум дождя, барабанящего по крыше во время сезона муссонов. Она часто вспоминала о Далиме и грациозных индианках, о попрошайках и отшельниках, о роскоши и грандиозных представлениях на спинах слонов. Постепенно стала забываться неприятная сторона жизни в Индии: нужда, жестокость каст и ужасная бедность. Стирались в памяти горестные ночи, когда она сидела возле Аджита, мучившегося от боли; одиночество жизни во дворце и нежелание женщин зенаны признавать ее; невыносимая жара; страх укусов змей и отравления; страх заболеть и страх перед самой Индией.

У нее была такая сильная ностальгия, что много лет спустя, уже будучи зрелой женщиной, Анита приказывала своим двум служанкам одеваться так же, как это делали слуги в Капуртале, и подавать ужин в ее мадридском доме в белых перчатках даже в разгар лета. Анита выходила к ужину, никогда не опаздывая, минута в минуту, правда, в халате и с бигуди на голове. Она ужинала сама, погрузившись в воспоминания о сказочной жизни, которая уже никогда не вернется.

Несколько раз Анита пыталась предпринять поездку в Индию, но ей так и не удалось получить визу у британских властей. Она никогда не узнала, что за этим постоянно отрицательным ответом стоял махараджа. «Его Высочество лично заинтересован, чтобы Прем Каур не приезжала в Индию, поскольку, как он говорит, она вызывает возмущение спокойствия в домашнем кругу. Таким образом, мы ходатайствовали перед министерством иностранных дел не предоставлять испанке возможностей для приезда», – говорилось в письме, подписанном неким М. Бакстером, руководителем политического отдела посольства Индии в 1937 году.

Но махараджа неустанно следил за ней, когда она ездила по Европе. В конце концов они стали добрыми друзьями, находились в постоянном контакте и обменивались новостями через Аджита, который часто путешествовал между Европой и Индией. Даже на расстоянии махараджа присутствовал в ее жизни до последних дней. Первые телеграммы с соболезнованиями, которые она получила по поводу смерти отца в 1931 году, а затем и в связи с кончиной доньи Канделярии, пришли от махараджи. Верный традиции защищать женщин, которые были в его жизни, Джагатджит Сингх всегда заботился о благополучии и безопасности испанской рани. Как только в Испании началась гражданская война, он поместил ее вместе с племянницей Викторией в одну британскую гостиницу, а позже, когда разразилась Вторая мировая война, через британское посольство организовал переезд обеих в Португалию, где они жили до конца конфликта. Недаром донья Канделярия любила повторять: «Этот человек – настоящий рыцарь».

До конца своей жизни махараджа не переставал делать попытки заменить Аниту другой европейской рани. Чувственный и влюбчивый, он был идеальной целью для некоторых беспринципных женщин, которые влюблялись в его деньги больше, чем в него самого. Арлетт Серри была одной из них.

Махараджа следовал за ней, как собачонка на поводке. Подолгу находясь в своем парижском особняке «Павильон Капурталы», Джагатджит Сингх, преданный Арлетт душой и телом, пытался убедить ее согласиться на брак с ним. Однажды ночью, в пятницу, министр Джармани Дасс застал Индера Сингха за чтением молитв. Капитан гвардии читал вслух абзацы из священной книги «Грант Сахиб». На вопрос, зачем он молится в столь поздний час, Индер Сингх объяснил по секрету, что он просит Всемогущего дать махарадже сексуальную силу и крепость, прежде чем тот проведет ночь с Арлетт. На следующий день Дасс не осмелился спросить, каков результат его молитв, но, получив чек в десять тысяч франков без всякого объяснения со стороны махараджи, он понял, что Бог услышал мольбы начальника его охраны. Будучи удовлетворен своими сексуальными успехами, махараджа разбрасывался деньгами в соответствии с чином каждого, награждая министров, секретарей, адъютантов и слуг. Арлетт, которая блистала в великолепных драгоценностях от Картье и купалась в роскоши, получала львиную долю.

В конце концов француженка устала обворовывать его и бежала в Париж с женихом, корреспондентом одной аргентинской газеты, о котором никто даже не догадывался, поскольку осторожная любовница махараджи держала свои отношения с газетчиком в тайне. Джагатджит Сингх остался с носом.

Вскоре после этого он познакомился в Каннах еще с одной француженкой, Жермен Пеллегрино, женщиной, у которой было все: красота, ум и культура. Хотя она с самого начала предупредила его, что была помолвлена с самим Реджинальдом Фордом, наследником американской автомобилестроительной компании, махараджа пригласил ее в Капур-талу и принял там со всеми почестями. Долгими часами они разговаривали о политике, истории, искусстве и стали друзьями. Они продолжали встречаться в Париже, и вскоре махараджа по уши влюбился в нее. «Я хочу, чтобы вы стали моей махарани», – осмелился он сказать ей однажды. Жермен сделала вид, что очень удивлена, а на ее лице отразилось не то возмущение, не то оскорбленное самолюбие. «Как можно, сударь, если Реджи – мой жених?» – ответила она ему. «Махараджа был подавлен отказом Жермен, он пережил настоящую агонию любви, – вспоминал Джармани Дасс. – Он приказал мне сделать все возможное, чтобы убедить женщину выйти за него замуж, иначе он покончит с собой». У Дасса ничего не получилось, но махараджа не убил себя. Когда Джагатджит узнал о свадьбе своей любимой с Реджинальдом Фордом, он отправил ей из Капурталы необычайно ценное колье старинной работы как подарок ко дню рождения.

В благодарственном письме от Жермен говорилось: «Спасибо за великолепное колье, которое я с удовольствием принимаю как подарок к свадьбе».

В 1942 году махараджа все-таки женился. Его избранницей стала чехословацкая актриса театра, с которой он познакомился в Вене за шесть лет до этого. Евгения Гроссуп, высокая, светловолосая, с большими голубыми глазами, была, как и Анита, из бедной семьи и отчаянно барахталась, чтобы удержаться на плаву. Но она обладала совсем другим характером: слабая, робкая, не умеющая вести себя в светском обществе. Во всем остальном ее история очень походила на историю испанки: Евгению отвергали и презирали как члены семьи махараджи, так и англичане.

После смерти своей матери, жившей в одном из крыльев дворца, бедная женщина стала жертвой паранойи. Евгения была убеждена, что ее родительницу отравили, а она будет следующей. Одиночество, тоска и нервный характер довели несчастную чешку до сумасшествия. Она решила уехать в Соединенные Штаты, где, по ее словам, у нее был один родственник, еще живой. Евгения остановилась в гостинице «Мэйденс» в Дели, чтобы подготовить документы к путешествию. Однако англичане всячески препятствовали ей, мешая получить визу и обменять деньги. 10 декабря 1946 года, охваченная приступом тоски, она взяла такси и отправилась к одному из самых известных памятников империи Великих Моголов, к минарету Кутб-Минар, высота которого достигала более семидесяти метров. Евгения поднялась на самый верх со своими двумя пуделями, взяла их на руки и бросилась вниз.

Смерть Тары Деви – это имя Джагатджит Сингх дал Евгении после бракосочетания по сикхской традиции – была как раз той новостью, которая могла возбудить аппетит ищеек из желтой прессы. Сообщение о самоубийстве последней жены принца Капурталы появилось на первых полосах всех газет. Для махараджи это был второй скандал, повлекший за собой всякого рода сплетни и кривотолки, которые в конце концов привели его в состояние, близкое к депрессии. По словам Джармани Дасса, он постарел лет на десять. «Какая сложная смесь Востока и Запада, как воды и растительного масла…» – заметил Дасс.

Смерть Тары Деви привела к обмену письмами между махараджей и британскими властями, тон которых имел невиданную доселе резкость. Джагатджит Сингх обвинил непосредственно политический департамент, действия которого стали причиной отчаяния его жены, и возложил на него ответственность за ее смерть. Ответ вышеуказанного департамента в конфиденциальном письме от 19 декабря 1946 года, подписанном Дж. X. Томпсоном, секретарем департамента, не заставил себя ждать. «Если и существует какая-то ответственность за смерть Тары Деви, так она исключительно Ваша, – заявил секретарь. – Я бы не выпоянил своего долга, если бы не напомнил Вашему Высочеству, что, когда человек Вашего возраста женится на иностранке и эта иностранка на сорок лет моложе своего мужа, он подвергает себя риску. Риск, которому Вы подвергли себя, имел трагический финал, но за это Вы не можете обвинять политический департамент».

Именно в это время махараджа Капурталы стал свидетелем разразившегося в Индии конца света, который он предчувствовал и который, кроме того, совпал с его жизненным финалом. Как только отгремела Вторая мировая война, англичане объявили о своем окончательном решении предоставить Индии независимость. Хотя многие друзья махараджи так и не поверили, что англичане не выполнят исторических договоренностей, связывающих их государства с Британской Короной, Джагатджит Сингх не сомневался, что индийские принцы будут брошены на произвол судьбы. Ганди и Неру удалось сплотить массы вокруг партии Индийского национального конгресса, превратившейся в мощную организацию, которая ставила перед собой цель создать демократическое правительство Индии. После того как все попытки достичь договоренности потерпели неудачу, для принцев наступили тяжелые времена. Мысль об отказе от своих монарших прав и вынужденной интеграции в демократическую федерацию продолжала оставаться неприемлемой для большинства принцев. Им оказалось не под силу прыгнуть из средневековья в двадцатый век.

Бросать взгляд назад было гораздо удобнее, чем смотреть в будущее. Джагатджит Сингх был доволен достигнутыми результатами. Ему удалось превратить Капурталу в государство-модель в миниатюре, прекрасно управляемое и некоррумпированное. Он смог привлечь капитал для строительства трех фабрик и дать толчок расцвету сахарного производства. Практически все дети в Капуртале имели возможность получить школьное образование, благодаря чему махараджа заслужил похвалу со стороны европейцев. Уровень преступности здесь был крайне низким. Джагатджит Сингх так и не воспользовался своим исключительным правом приговорить кого-либо к смертной казни. Он испытывал особое удовлетворение от своей способности улаживать конфликты между различными религиозными общинами. Со временем махараджа превратился в настоящего жонглера, ставя одного мусульманина министром сюда, назначая другого индуса администратором туда… Иными словами, он переставлял фишки своего правительства так, что все были довольны.

В то время как в других частях Пенджаба часто случались беспорядки, Капуртала была образцом мирного сосуществования. Город, спокойный и чистый, как европейские города, с многочисленными садами и великолепными зданиями, был источником вдохновения для архитекторов и специалистов городского хозяйства, которые приезжали из других частей Индии. Когда какого-нибудь чиновника назначали на работу в другое государство, он нисколько не сомневался, что место, куда он направлялся, будет хуже.

Но то, чем больше всего гордился махараджа, была любовь, с которой к нему относился народ. Каждый год в марте, когда в Индии отмечают праздник начала лета, он прибывал на слоне в общественные сады Шалимара и встречался со своим народом, отвечал на вопросы, интересовался жизнью людей и наслаждался теплым отношением к себе своих подданных. Ему нравилось отмечать Рождество, на которое он приглашал около тысячи детей, чтобы подарить им пакеты с книгами. Он с завидным постоянством посещал суды, полицейские участки и госпитали. Эти визиты позволяли ма харадже контролировать действия его администрации. Он действительно много путешествовал, но всегда отвергал обвинения сторожевых псов, губернатора Пенджаба и высших британских чиновников, которые утверждали, что его поездки наносят вред управлению государства. С возрастом махараджа стал прикладывать все усилия для того, чтобы сделать Капурталу маяком цивилизации и культуры. Он хотел снискать расположение людей и Господа. Джагатджит Сингх мечтал о том, чтобы его запомнили таким, каким он был, – доброжелательным правителем, открытым и справедливым.

Самая трудная и сложная задача правительства была связана с появлением наследника для династии Капурталы. Невестка махараджи Бринда не смогла подарить ему внука, потому что операции, которым она подверглась в Париже, были неудачными и в результате женщина стала бесплодной. Махараджа сдержал свою угрозу женить Парамджита на другой. Он сам выбрал старшему сыну вторую жену, принадлежащую к благородному роду из долины Кангра, как этого требовала традиция. Бринда безуспешно пыталась воспрепятствовать браку. Она обратилась за помощью к своей свекрови, Харбанс Каур, которую она поддержала несколько лет тому назад в противостоянии Аните. Но свекровь отвернулась от нее. Если ей пришлось смириться с тем, что махараджа женился несколько раз, почему Бринда не могла сделать то же самое? Разве она не была такой же индианкой, как и она? Униженная и уставшая от борьбы, Бринда согласилась на развод, покинула Капурталу и уехала со своими дочерями в Европу.

В любом случае они с мужем уже долгое время не жили вместе. Парамджит влюбился в английскую балерину по имёни Стелла Мадж и жил с ней. История повторялась: сын делал то же самое, что и отец. Но Стелла была далеко не такой, как Анита. Холодная и расчетливая, амбициозная и целеустремленная, эта женщина, несмотря ни на что, хотела стать махарани Капурталы, а потому решительно возражала против замыслов махараджи. Поскольку Стелла была европейкой, ее не выбрали для рождения будущего наследника династии. В конце концов Джагатджит Сингх решил эту проблему, как он всегда умел это делать: с помощью денег. Он пообещал Стелле миллион долларов, чтобы она убедила Парамджита вступить в брак с девушкой из долины Кангра, «этой дикаркой», как ее презрительно называла англичанка. В результате их поспешно, почти тайком, женили.

Но Парамджит отказывался исполнять супружеские обязанности в новом браке. Его страстная супруга, которую служанки намащивали благовониями и массировали, ждала его каждую ночь, но всегда напрасно. Стелла буквально заставила Парамджита исполнить свой супружеский долг, потому что это было условием получения миллиона долларов. Однажды в семь часов вечера печальный и пристыженный Парамджит явился во дворец, где жила его новая жена и где собрались члены правительства и несколько священников, погруженных в свои песнопения. Он остался с «дикаркой» в комнате, из которой вышел тридцать пять минут спустя «задумчивый и усталый», по словам очевидцев. Исполнив свой долг, он вернулся в объятия Стеллы, и они уехали в Европу. Через девять месяцев его новая супруга родила мальчика. Радость махараджи не знала границ. В знак признательности сикхским гуру он пообещал воспитать внука в истинно сикхских традициях[57]57
  Сын от этого непродолжительного союза – Сукхджит Сингх, нынешний махараджа Капурталы, генерал индийской армии, награжденный несколько раз за свой героизм в войне 1972 года между Индией и Пакистаном. Для этой книги он был проинтервьюирован в мае 2003 года в Чандигархе (Пенджаб).


[Закрыть].

В феврале 1947 года лейбористское правительство Англии, открыто симпатизировавшее партии Индийского национального конгресса, назначило лорда Луиса Маунтбеттена, брата шведской королевы Луизы и дяди принца Филиппа, мужа королевы Елизаветы II, новым вице-королем, дав ему срочное задание – организовать уход англичан из Индии и смену власти. Как только Маунтбеттен приехал в Нью-Дели, он собрал махараджей на конференцию, которая должна была состояться в здании палаты принцев. Джагатджит Сингх с полной грудью орденов, седыми усами, худой, с тростью в руках, выслушал речь, ознаменовавшую конец его эпохи. «Жребий брошен», – веско произнес Маунтбеттен, давая понять, что времени для разрешения всех проблем, вытекающих из исторических договоров между принцами и Британской Короной, уже не осталось. Если они хотели сохранить независимость и право на управление в дальнейшем, им следовало подписать документ под названием «Акты присоединения», которые должны были «привязать» их к одному из государств: либо к Индии, либо к Пакистану, получавшим освобождение от Британского Раджа. Таким образом, Британская империя передавала принцев под знамя партии Индийского национального конгресса, возглавляемой Джавахарлалом Неру, или под опеку Мусульманской лиги, политической партии Пакистана, во главе которой стоял Мухаммад Али Джинна, адвокат, друг хмахараджи. Ни губернаторы, ни высшие английские чиновники, ни махараджи, присутствовавшие на этом собрании, казалось, не верили в то, что слышали. Одним росчерком пера вице-король отменял все договоренности и соглашения прошлого, защищавшие принцев и помогавшие увековечить Радж.