Текст книги "Индийская страсть"

Автор книги: Хавьер Моро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

8

Бомбей. 30 ноября 1907 года. Пришло время продолжить путешествие. Вечером, во время подготовки отправления ночных поездов, вокруг грандиозного здания вокзала Черчгейт, который благодаря своим черепичным крышам скорее походил на готический собор, образовался поражающий впечатление водоворот экипажей, трамваев, такси, рикш, велосипедов и лошадей, сбившихся в кучу.

Они продвигались вперед каким-то непонятным образом, шагая через беспорядок и невообразимый гам. Перед ними ехали три повозки со всем багажом и роскошный экипаж с эмблемой гостиницы, которые пробивали дорогу. Анита, мадам Дижон и Лола, одетые в длинные платья, держа в руках зонтики от солнца, вышли из экипажа и вслед за капитаном Индером Сингхом направились к зданию вокзала. Они резко выделялись на фоне окружающей их толпы. Ошеломленные увиденным зрелищем, женщины на мгновение остановились, не смея идти дальше. Казалось, они были пленницами в море людей, двигающихся во всех направлениях. Кули взваливали баулы и чемоданы себе на голову, продавцы манго, сандалий, гребешков, ножниц, кошельков, шалей, сари зазывали покупателей, чистильщики обуви предлагали свои услуги, как, впрочем, и чистильщики ушей, обувщики, писари и астрологи… Продавцы воды обращались отдельно к мусульманам и индусам: «Хинди пани! Мусульман пани!» Бродячий аскет, так называемый садху, почти голый, с кожей, покрытой пеплом, подошел к Лоле, постукивая своей ложкой, и попросил у нее какую-нибудь монету в обмен на обещание оросить рот андалузки каплями из священной реки Ганг. «Ой, какой ужас!» – вскрикнула девушка, резко взмахнув рукой. Она была явно не в настроении, а на ее лице застыл ужас, как у человека, идущего по минному полю.

Людей было столько, что у Аниты сложилось впечатление, будто весь Бомбей выезжает. С большим трудом им удалось добраться до поезда, чудом не наступив на попрошаек, которые, скорчившись, лежали на полу или дремали сидя, завернувшись в кусок материи. Здесь были целые семьи, расположившиеся со своими циновками и примусами – порой даже на несколько дней – в ожидании поезда или случайного заработка, достаточного для того, чтобы приобрести билеты.

Вагоны были переполнены. Люди карабкались в окна и двери в безнадежной попытке не остаться на земле. В руках у них были куры и даже козы. Мужчины забирались на крыши и дрались за сидячие места, образуя целые людские грозди. Шум стоял оглушающий, однако враждебности, как ни странно, не было, а только суматоха и веселье.

Белые путешествуют в вагонах первого класса, которые оборудованы теми же удобствами, что и большие европейские экспрессы; внутри них едва слышен шум с улицы, а венецианские жалюзи позволяют полностью отделиться от остального мира.

Далее следуют вагоны раджей – это вершина роскоши, – которые предназначены только для их владельцев. Специальный вагон из Капурталы, раскрашенный в сине-серебряные тона, с гербом королевства в центре, ожидает на перроне, чтобы забрать с собой своих достопочтенных пассажиров. Весь вагон в распоряжении трех женщин; здесь просторные и удобные постели, купе-ванные с душем и отдельное купе-столовая, стены из красного дерева, лампы из бронзы, посуда из английского фарфора; в помещениях обивка из сине-серебряного бархата. Этот вагон прицеплен к вагону-кухне, в котором должны ехать слуги, и ко второму вагону, предназначенному для экипажа поезда и Индера Сингха. Обычаем королевских домов является цеплять столько вагонов, сколько пассажиров в них путешествует.

Когда Анита вошла в вагон, она была поражена: все внутри украшено белыми камелиями, привезенными из Кашмира, – знак внимания раджи. Через несколько секунд изумление нарастает: четверо слуг падают ниц, прикасаются рукой к ее ногам, а потом поднимают руку ко лбу. Анита, не привыкшая к такому рабскому приветствию, растерялась, не зная, как себя вести. Она наклоняется, чтобы помочь им встать, но они только смотрят на нее непонимающими глазами и не смеют подняться.

– Тебе придется привыкнуть, Анита… – говорит ей мадам Дижон. – Такое приветствие предназначено для особо почитаемых людей.

– Ясно, ясно… – отвечает сбитая с толку испанка, как будто она забыла о своем статусе.

Раджа продумал все. Ужин состоит в основном из блюд французской кухни, есть вода «Evian», чтобы утолить жажду и бороться с пылью, которая просачивается сквозь щели и покрывает все поверхности.

Как только поезд выехал из Бомбея, за окном поплыли обширные поля сухой земли с кустарником и редкими деревьями, глиняные хижины, а возле них крестьяне, приветствующие путешественников, и дети, подгоняющие прутом буйволов, которые поднимают целые тучи желтой пыли. Солнце похоже на огненный диск, который окрашивает поля в золотой цвет, прежде чем сесть за горизонт. Индусы называют его Сурйа и поклоняются ему как одному из богов. «Когда поезд отправился, моим единственным беспокойством было то, что осталось еще сорок восемь часов до Капурталы. Мне не терпелось увидеть принца. Знак внимания с камелиями тронул меня за самое сердце…» – писала Анита в своем дневнике. Ожидание приезда, постоянная тошнота, крики на станциях, где поезд останавливался ночью, тряска, когда слабая, а когда и сильная, – все это лишало ее сна.

Насколько же эта поездка отличалась от той, которую она совершила год назад! Тогда она ехала из Мадрида в Париж по приглашению раджи, принявшего все условия знаменитого письма, и поезд проезжал через пустынную местность в Кастилии.

Капитан Индер Сингх вернулся в Мадрид с чековой книжкой – «толстой, как словарь», – чтобы оплачивать расходы в предстоящей поездке, так как в этом вояже принимала участие целая семья.

– У меня такое впечатление, будто я еду на заклание, – призналась Анита своей сестре Виктории. То, что началось как игра, превратилось в реальность, причем с такой скоростью, что юная красавица, обескураженная этими событиями, не на шутку испугалась. Все играли с огнем, но только теперь она почувствовала ожог. Остальные либо позабавились, как, например, друзья из Central Kursaal, либо вышли победителями, как ее семья.

«А я? Что будет со мной?» – спрашивала себя Анита, пока поезд мчался под белесым зимним солнцем, проезжая через местность, где вершины гор, покрытые снегом, контрастировали с темными долинами, над которыми нависали клочья тумана. Она продолжала оставаться в руках индийского принца, который купил ее, как бы ее родители ни старались скрыть очевидное. Да, купил, так все и было.

– Не переживай, – говорила ей мать, видя, насколько она опечалена, – если тебе что-нибудь не понравится, мы вернемся.

То, что в этой поездке ее сопровождала вся семья, было, конечно, утешением. Чувство защищенности перед неожиданностями, которые могла приготовить подобная авантюра, смягчало тягостные ощущения от предпринятого путешествия. Но настанет момент, когда она – и только она одна – должна будет лицом к лицу встретиться с раджей. Как ей вести себя с ним? Она протянет ему руку, сделает реверанс или поцелует, когда увидит его? А он возьмет ее за руку, как будто они всю жизнь были обручены? Тревожные мысли не давали Аните покоя, она ничем не могла заниматься, да и не хотела.

«Во Франции была дождливая погода с туманом, – записала она в своем дневнике. – Страна казалась прекрасным садом, поскольку не было места, где бы ничего не росло. Но была ночь, и продолжал идти дождь. Мне было грустно…» Возможно, осознание того, что ее «продали», или попытка схватиться за что-нибудь надежное подтолкнули ее к неожиданному решению. Накануне отъезда она встретилась с Ансельмо Ньето, который был единственным из ее друзей, кто возражал против игры с раджей. Анита провела вечер с художником в его маленькой студии на Главной площади. В который раз отвергнув его домогательства, она согласилась позировать ему обнаженной. По всей вероятности, она сделала это, чтобы обеспечить себе любовь художника на случай, если ее ожидает ужасное разочарование, – так утопающий хватается за спасательный крут, когда предчувствует кораблекрушение. А может, она восстала против судьбы, которая бросала ее в неизвестность. «Останься, умоляю тебя. Не принимай участия в этом фарсе…» – просил Ансельмо, прощаясь ночью у ее дома. Анита ответила ему легким поцелуем, прижавшись губами к его рту. Она впервые делала что-то подобное и почувствовала, как дрожь пробежала у нее по спине. Прежде чем войти в дом, девушка повернулась, чтобы посмотреть на него в последний раз. В жакете из потертого вельвета, с жидкой бородкой, Ансельмо Ньето походил на брошенную собаку и вызывал жалость.

– Я не могу дать задний ход, – сказала она ему. – Я делаю это и для них, – призналась она, имея в виду свою семью. Жребий был брошен.

Ее разбудил холод. Анита не знала, ни в каком поезде она ехала, ни в какой стране находилась. Она так устала от долгого путешествия, что все смешалось в ее голове. Ворочаясь на кровати, Анита пыталась плотнее закутаться в халат. В щелочки вагона, через которые еще вчера пробивалась пыль, сегодня утром проникал холодный воздух. Они уже довольно далеко продвинулись на север, пересекли низины долины реки Ганг, продуваемые ветрами, прилетающими из далеких отрогов Гималаев.

Бросив поспешный взгляд в окно, Анита заметила, что пейзаж изменился полностью: теперь появились зеленые поля с желтыми цветами горчицы и тощие, как тростник, крестьяне, сдерживающие буйволов, чтобы посмотреть, как проезжает поезд. Это не Франция, серая зимой; это полная света Индия. Тем не менее чувствуется такой же холод. Как жаль, что нет газет, чтобы подсунуть их под одежду, приклеив к телу, как во время поездки в Париж! Это безотказное средство от холода, одна из тысячи хитростей ее матери, очень помогло им с сестрой. Поездки в поезде кажутся Аните бесконечными, особенно когда речь идет о том, что надо ехать к своему недостижимому индийскому королю. На этот раз он будет встречать ее на вокзале или поступит, как обычно?

Его не было ни позавчера в порту Бомбея, ни в прошлом году на вокзале Кэ д’Орсэ, когда она приехала в Париж со своими родителями. Вместо себя раджа отправил шофера в «Де Дион-Бутоне», дорогостоящем автомобиле, в котором разместилась вся ее семья, и еще один автомобиль для багажа. Они проехали по левому берегу Сены, потом миновали мост Александра III и пересекли площадь Согласия… Несмотря на моросящий дождь, прогулка показалась ей великолепной, и Анита со своими близкими продолжала с удовольствием осматривать город, как и любая другая семья состоятельных туристов. Но они не были туристами, они были иностранцами, выполнявшими неясную и тревожную миссию. По тому, как вела себя семья Дельгадо, можно было догадаться, что они никогда прежде не расставались надолго, поэтому в тот день все немного грустили от предчувствия неизбежной разлуки.

Париж показался им гораздо больше, чем Мадрид. Он был более просторным, богатым и роскошным, хотя и более грустным. Люди, погруженные в свои дела, шли торопливо, глядя себе под ноги. Соотношение хорошо одетых прохожих и автомобилей было не в пользу Мадрида. Шофер остановился на улице Риволи, возле гостиницы St. James & Albany, в одном из самых аристократических районов города, недалеко от Вандомской площади с ее знаменитыми ювелирными магазинами, такими как «Шоме» или «Картье», где раджа был постоянным клиентом. В холле гостиницы они скорее напоминали семью эмигрантов, приехавших в поисках работы, а не гостей столь важной персоны. Они вошли в лифт, с испугом глядя друг на друга, потому что впервые пользовались таким изобретением техники. Ловкость, с которой лифтер, одетый в белую униформу, обращался с бронзовыми ручками, успокоила их, но всякий раз, когда лифт слегка подпрыгивал, проезжая этаж, девушки вскрикивали, а родители робко хватались за стены, как будто это могло спасти их в случае аварии, которая, впрочем, была маловероятна. Они с облегчением вздохнули, когда приехали на третий этаж и почувствовали наконец твердый пол под ногами.

Раджа забронировал для них очень светлые апартаменты, выходящие окнами на сад Тюильри. В салоне, где стояла мебель в стиле Людовика XV, доминировал камин из розового мрамора. В центре, на столе, их ожидал обильный полдник. Не было недостатка даже в мелочах, и потому возникло ощущение, будто они попали в волшебную сказку. Донья Канделярия смотрела на все, что окружало ее, с жадностью, словно хотела насытиться этим изобилием на всю оставшуюся жизнь.

Тем временем в ванной лилась горячая вода и ее дочери приводили себя в порядок. Сняв одежду и отлепив от тела газеты, девушки обнаружили, что некоторые сообщения из Мадрида остались у них на коже. Они не могли точно прочитать их, поскольку буквы отпечатались задом наперед, но догадались, что речь шла о том, что «этим вечером не будет представления в кинотеатре “Сервантес”». Глядя друг на друга, сестры безудержно смеялись.

Раджа появился только на следующий день. Он сделал это из уважения, чтобы дать семье отдохнуть и не подгонять их. Но Анита не могла понять его поведения. «Если он так влюблен в меня, почему же тогда не приходит?» – спрашивала она себя, кусая ногти. Виктория выводила ее из себя, повторяя каждые две минуты: «Принц уже здесь!» От волнения у Аниты приливала кровь к лицу и начиналось учащенное сердцебиение. Она бежала в ванную, чтобы привести себя в порядок, пока сестра заливалась смехом.

«Принц уже здесь!» – снова сказала Виктория ровно в двенадцать дня, показывая на дверь.

– Прекрати эти шутки, они только раздражают… – не успела Анита закончить фразу, как столкнулась лицом к лицу с раджей.

На этот раз он действительно был здесь, импозантный, элегантно одетый, с цепочкой от ручных часов, выглядывающей из кармана брюк, – настоящий джентльмен. Раджа снял с себя тюрбан, как будто это была шляпа, и положил его на стул.

– Я надеюсь, ты хорошо отдохнула, Анита. Я очень рад тебя видеть, – сказал он на безупречном испанском, что привело девушку в замешательство.

Изумленная, она попыталась что-то пробормотать, но ей не удалось выдавить из себя ни звука. «Неужели он так быстро выучил испанский?» – спрашивала она себя, поправляя волосы, так как у нее не было времени сделать это раньше.

– Не страшно, что ты не говоришь, – добавил он, заметив смущение девушки.

Раджа достал из кармана своего пиджака словарь и начал искать слова. На самом деле он не умел говорить по-испански и выучил лишь несколько фраз, чтобы поздороваться с Анитой и ее родными.

Первый обед в апартаментах гостиницы St. James & Albany навсегда остался в памяти Аниты и раджи. В отличие от Мадрида, в Париже принц был на своей территории, а потому распоряжался сам. Все остальные слушались. Через переводчика он сказал им, что каждый день сюда будет приходить парикмахер, чтобы делать Аните прическу, а вечером придет модистка, чтобы снять с нее мерку и пошить одежду для «дамы, а не для студентки». Он хотел, чтобы Анита овладела французским и английским языками, научилась верховой езде, игре в теннис, на фортепиано, умела рисовать и играть на бильярде. Дон Анхель улыбался, глядя на свою дочь, как будто говорил, что наконец-то она получит то образование, которого он не смог ей дать. Донья Канделярия утвердительно кивала. Ей нравилось все: программа для «ребенка», столовое серебро, кувшины из резного хрусталя, официант в белых перчатках, угощавший их блюдами, которых она никогда не пробовала, – камбалу с кремом из трав и салат из моркови, на которые ее дочери смотрели с ужасом… Все ей было по нраву, даже вкус теплой воды в серебряном умывальнике, которую она выпила одним глотком после обеда. Потом она взяла ломтик лимона и впилась в него зубами, скривившись от кислоты. Увидев, что она сделала, девушки подумали, что «так и надо поступать», и повторили все за матерью. Они поднесли умывальники к губам и выпили воду с привкусом лимона, несколько удивившись редким обычаям этой страны. Когда они это сделали, дон Анхель проделал туже операцию. Радже пришлось приложить максимум усилий, чтобы скрыть свое изумление, официанты же, казалось, превратились в каменные статуи.

Стоя в разных углах салона, они только осмелились обменяться взглядами, свидетельствующими об их замешательстве. Эта заминка повлияла на решение раджи отделить Аниту от ее родственников как можно скорее.

На следующую встречу принц пришел не один.

– Анита, я хочу познакомить тебя с мадам Луизой Дижон, которая с сегодняшнего дня будет твоей компаньонкой.

Мадам Дижон посмотрела на юную испанку с некоторым недоумением. Признаться, она была удивлена, увидев девушку, почти девочку, с косичками, одетую в темное, сильно изношенное платье, которая впервые оказалась в Париже, причем явно не в своей среде. Француженка ожидала встретить сформировавшуюся женщину, более светскую, подходящую для принца, а не юную провинциалку. Но она жила в Индии и знала, какими капризными и женолюбивыми могли быть восточные принцы.

– Вот увидишь, как быстро ты выучишь французский, Анита, – сказал ей раджа, приветливо здороваясь тем временем с остальными членами семьи.

Затем принц сообщил, что он очень сожалеет, но Аните придется перейти жить в апартаменты с мадам Дижон, поскольку это единственная возможность выучить язык и правила этикета. Анита не знала значения слова «этикет»; она подумала, что оно как-то связано с Индией, и не придала ему значения. Однако мысль о том, что ее отрывают от родителей, ей не нравилась. Раджа, заметив уныние на лице своей избранницы, поспешил что-то сказать переводчику. Тот, кивнув ему, добавил:

– Ваши родители перейдут в другие апартаменты, неподалеку от вас, и вы сможете видеться с ними по часу каждый день.

Воцарилось неловкое молчание, которое в конце концов нарушила донья Канделярия:

– Мне кажется, это очень правильная мысль. Анита, тебе действительно нужно поскорее выучить язык, в противном случае… как ты сможешь общаться с Его Высочеством?

Анита бросила безнадежный взгляд на своего отца, как будто искала у него поддержки, чтобы не оставаться одной. Дон Анхель посмотрел на дочь благодушными и грустными глазами, желая что-то сказать, но, когда он наконец собрался открыть рот, жена опередила его.

– Решение за тобой, – четко произнесла донья Канделярия, пристально глядя на дочь. – Это твоя жизнь. Но так хочет Его Высочество, и все мы знаем, что настанет момент, когда нам придется расстаться.

Жребий был брошен. Перспектива остаться одной, в обществе мадам Дижон, женщины, с которой она даже не могла общаться, вызвала у Аниты грусть. Наряды, принесенные модистом, не смогли вернуть на ее лицо улыбку. Аниту, похоже, не интересовали ни новые платья, ни прическа. Она как будто ощутила удар судьбы, и ей было больно.

9

Путешествуя по субконтиненту, Анита знакомилась с тем, что имело отношение к ее дальнейшей жизни. Поезд увез испанку далеко за Бомбей, одну из провинций, которая входила в Британскую Индию, а затем въехал в Индию, состоящую из независимых княжеств: Индор, Бхопал, Орча, Гвалиор… Названия стран с богатой историей, которые ей тогда еще ни о чем не говорили. Это были одни из пятисот шестидесяти двух независимых государств, занимавших третью часть всей территории Индии (среди них была и Капуртала). Остальные две трети страны были разделены на четырнадцать провинций, таких как Калькутта, Мадрас и Бомбей, а каждая провинция в свою очередь была разделена на районы. Эта Индия управлялась непосредственно британцами, и ее называли Британский Радж. Остальная часть была чем-то вроде конфедерации, в которой индийские принцы располагали всей необходимой автономией, чтобы управлять своими государствами, но все равно под присмотром англичан, которые являлись верховной властью. Британская Корона оставляла за собой внешние сношения и защиту каждого государства и эффективно управляла этими гигантскими территориями. В принципе, она не вмешивалась во внутренние дела княжеств, за исключением тех моментов, когда возникала напряженность или когда нужно было сместить раджу, если он не подчинялся приказам и ставил под сомнение свою лояльность вице-королю.

Княжества были совершенно разными, как и те, кто ими управлял.

Например, на юге находился Хайдарабад, суверенное государство, занимающее территорию, равную половине Испании. А на западе располагались миниатюрные государства величиной всего лишь в один квадратный километр. На полуострове Каттивар было двести восемьдесят два княжества, которые по площади были равны Ирландии. Капуртала являлась одним из пяти княжеств в Пенджабе и занимала тысячу шестьсот квадратных километров. Англичанам удалось объединить субконтинент благодаря ловкой политике союзов и чуду современного изобретения – железной дороге. Начальник каждого главного вокзала, обычно англичанин, облаченный в такую же форму, как и в своей стране, по звуку свистка приказывал поездам двигаться или стоять.

Но каждое княжество управлялось, как это было всегда, местными князьями, которые обладали абсолютной властью в пределах своих границ и назывались определенным образом согласно своим традициям. Названия менялись так же, как менялись флаги, формы полицейских и военных, которых Анита видела через окно поезда. Она узнала, что в султанате Бхопал, важном железнодорожном узле, где поезд остановился на несколько часов, управляют женщины, знаменитые бегумы, закутанные с головы до ног в бурки.

– Они похожи на призраков! – воскликнула Анита, когда увидела официальную фотографию, висящую на стене вокзала.

В мусульманском государстве Хайдарабад, одном из самых больших в Индии, правителя называют низам. В других мусульманских государствах их называют мир, хан или махатар. Индусы обычно называют их раджами. Это слово пришло из санскрита и одновременно означает «тот, кто управляет» и «тот, кто должен угождать». В некоторых местах используют термин рао, как, например, в Джодхпуре, или рана, как в Удайпуре, что заставило рассмеяться молодую испанку: «Рана[8]8
  Лягушка (исп.).


[Закрыть]! Я предпочитаю быть женой раджи!» Для тех, кто был особенно почитаем, раньше добавляли приставку маха, что в санскрите означает «великий». То есть махараджа дословно означает «великий раджа». Сегодня отличительный признак «маха» стоит только перед титулом верховного правителя, английского вице-короля, чтобы компенсировать услуги, оказываемые Британской Короне, или лояльность и важность некоторых правителей. Англичане не допускают того, чтобы раджи назывались королями, как это было в прошлом. В Британской империи остался только один король: тот, который в Англии.

Это не мешает индийцам претендовать на славу своих родов, поэтому нет ничего удивительного в том, что махарани из Удайпура и махараджа Джодхпура считают себя потомками Солнца. Другие, представители не столь древних родов, как, например, правители Хокала из Индора или Геквады из Бароды, начинали министрами или генералами, но благодаря своей хитрости и политической власти добились того, что стали правителями. Все они принадлежат к избранному кругу индийских аристократов, в который Аните предстоит войти. Многие из них являются личными друзьями раджи Капурталы. Некоторые правители вызывают восхищение своей образованностью, другие обворожительны в общении и снискали славу соблазнителей, иные жестоки и скаредны. Есть среди них очень грубые, неотесанные и немного сумасшедшие, но почти все они эксцентричные.

Народ обожает их, потому что видит в своих принцах воплощение божества. С самых давних времен дети по всей Индии вырастали, слушая сказки о приключениях королей и принцев, вступивших в единоборство с ужасными подлыми деспотами. Это истории, повествующие о запутанных придворных интригах, предательствах и заговорах, о смелых побегах влюбленных принцесс, о ночах любви с желанными красавцами и страданиях жертв озлобленных королев… В них также рассказывается о несметных богатствах, роскошных дворцах и гигантских конюшнях с лошадьми, верблюдами и слонами. В этих историях границы между реальностью и мифом настолько размыты, что трудно понять, где кончается одно и начинается другое.

Среди них есть легенды о любви, как та, например, символом которой стал знаменитый на весь мир памятник. Анита видела его издалека, когда поезд, следуя по своему маршруту, объезжал город Агру, старую столицу империи Великих Моголов. Тадж-Махал с его минаретами, взмывшими к небу, и куполом из белого мрамора, на котором отражались лучи солнца, вряд ли оставлял равнодушным кого бы то ни было. Великий памятник индийской архитектуры напоминает о величии любви и ничтожности жизни. Этот мавзолей, задуманный одним из императоров Великих Моголов Шах-Джаханом, чтобы увековечить память о женщине, в которую он однажды влюбился, излучает спокойное величие, даря людям ощущение бессмертия красоты и истинной любви.

– Император влюбился в девушку и сделал ее императрицей… Как тебе? – лукаво улыбаясь, спросила мадам Дижон.

Анита улыбнулась в ответ, думая о радже, который встретит ее через несколько часов, и попросила:

– Рассказывай, рассказывай дальше историю…

– Легенда гласит, что он увидел ее однажды утром на базаре перед дворцом, и после этого его взгляд словно приклеился к ней. Девушка была очень красивой, как будто сошла с картинки какой-нибудь персидской миниатюры. Она сидела за своим прилавком, окруженная шелками и ожерельями, когда к ней подошел принц. Он спросил ее, сколько стоит кусок хрусталя с инкрустациями, который сверкал в куче драгоценных камней. «Этот?.. У тебя нет столько денег! Это бриллиант», – сказала она. Далее в легенде говорится, будто Шах-Джахан протянул ей десять тысяч рупий, по тем временам несметное богатство, и оставил девушку сидеть с открытым ртом. Возможно, его пленила ее непосредственность, а может, красота. Он ухаживал за ней несколько месяцев и добился того, что она вышла за него замуж. Ей дали имя Мумтаз-Махал – «избранная дворцом»…

– И?.. – Анита с нетерпением ждала окончания истории.

– Что еще ты хочешь знать? Мумтаз-Махал стала императрицей и его советником. Она завоевала любовь народа, потому что всегда заступалась за самых бедных. Поэты говорили, что луна пряталась от стыда, когда появлялась императрица. Ее муж Шах-Джахан обсуждал с ней все государственные дела, и, когда официальные документы были окончательно подготовлены, он отправлял их в гарем, чтобы она поставила государственную печать.

– В гарем? – переспросила заинтригованная Анита. – Неужели у него могли быть другие женщины, если он так был влюблен в нее?

– У императора может быть сколько угодно жен, но есть всегда одна, которая похищает его сердце.

– Ах! – вздохнула испанка, как будто это объяснение могло послужить заклинанием от всех ее страхов.

– После девятнадцати лет совместной жизни Мумтаз умерла во время рождения четырнадцатого ребенка. Ей было тридцать пять лет. Говорят, что в течение двух лет император соблюдал строгий траур: не носил драгоценности и нарядную одежду, не принимал участия в праздниках и застольях и даже не слушал музыку. Для него жизнь утратила смысл. Он передал командование войском своим сыновьям, а сам, собравшись с духом, принялся за строительство мавзолея в память о своей жене. Он назвал его Тадж-Махал – так звучит сокращенное имя императрицы. Говорят, что она, будучи на смертном одре, подсказала ему мысль о том, чтобы он воздвигнул памятник в честь «счастья, пережитого ими вместе». Теперь они снова вместе в усыпальнице под белым куполом.

Парадокс заключался в том, что памятник, который во всем мире считают наивысшим символом любви между мужчиной и женщиной, был задуман и построен человеком, чья религия приказывала ему делить любовь с несколькими женщинами. Но Анита уже знала, что любовь не знает границ, запретов, рас и религий.

Император Шах-Джахан нашел слабое утешение в еще одной страсти, в архитектуре. Он был одержим желанием строить, как будто бы разглядел в смерти любимой жены скоротечность жизни, а также предвидел непрочность своей империи. Чтобы воспрепятствовать этому, он посвятил себя строительству памятников, способных пережить бури Истории.

Его стремление к вечности воплотилось в многочисленных дворцах, мечетях, садах и мавзолеях, которые заполнили красотой города северной части Индии и прославили их на весь мир. Дорогу, соединяющую Агру с Дели, а затем с Лахором на севере, он превратил в красивейший проспект, обсаженный по краям деревьями на протяжении шестисот километров. Железная дорога идет вдоль этого древнего тракта, пострадавшего от перипетий истории. Конечно, он уже не в таком порядке, как раньше, и там нет того количества деревьев, как во времена империи Великих Моголов. Но эта дорога является важной торговой артерией Индии, The Grand Trunk Road[9]9
  Великая магистраль (англ.).


[Закрыть], той самой, с которой Киплинг познакомил читателей в своем романе Kim of India[10]10
  «Ким-индус» (англ.).


[Закрыть].

У въезда в селения образуются длинные вереницы запряженных быками повозок, наполненных фруктами, овощами и всевозможными продуктами этой местности. Такой пейзаж кажется Аните почти знакомым. Это Пенджаб, одна из самых красивых и плодородных провинций страны. Перед глазами девушки проплывают золотые поля пшеницы и лука, цветущие луга, окруженные тополями, волнистое море кукурузы, проса и сахарного тростника. Эту местность пересекают реки с серебряными водами, ее населяют крестьяне в тюрбанах, усердно толкающие вперед плуги, которые тянут за собой безрогие быки. «Житница Индии» такая зеленая, что напоминает Аните некоторые районы Франции. Климат благоприятный в эту пору года, и ночью бывает даже прохладно.

– Мы подъезжаем, – сказала мадам Дижон, прерывая мечтания девушки. – Сейчас мы сделаем тебе макияж и причешем, как настоящую принцессу.

Анита вздрогнула. Неизбежность окончания путешествия вызывает у нее чувство тревоги. То и дело в голове возникают вопросы: «Приедет ли он встречать меня на этот раз? Как я ему скажу: «Ваше Высочество, я ношу в своем лоне ребенка?» Когда я это скажу? Как он отреагирует? А если ему это не понравится?»

– Мадам, как сказать по-французски: «Я беременна»? Je suis embarassee?..

– Нет, не так. Ты должна сказать: «J’attends un enfant, Altesse». Я ожидаю ребенка, Ваше Высочество.

– Я ожидаю ребенка. Ладно, – повторила Анита, глядя на пейзаж за окном и поглаживая свой животик, как будто подтверждая самой себе реальность того, что происходит.

Лола, ее служанка, появилась с лакированным деревянным ящиком, в котором лежали перламутровые гребешки, серебряные щеточки и все остальное, необходимое для того, чтобы сделать фантастическую прическу. Тем временем мадам Дижон достала из шкафа наряды из Парижа.

Впервые увидев эти наряды в апартаментах гостиницы St. James & Albany, Анита отнеслась к ним как к рабочей одежде. Она была настолько опечалена мыслью о необходимости расстаться с родителями, что ей пришлось приложить немало усилий, чтобы сосредоточить свой взгляд на великолепных произведениях Ворта и Пакена, которые раджа доставал из тонкой шелковой бумаги, как фокусник достает голубей из своего цилиндра. Донья Канделярия смотрела широко раскрытыми глазами, в то время как Виктория, будучи в восторге от такой демонстрации высокой моды, науськивала свою сестру: «Не будь дурой… Кем бы ты была!..»