Текст книги "Дьявольский полк"
Автор книги: Хассель Свен
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Странно, как это грузовик может ехать сам по себе, – задумчиво произнес Порта.
Хайде утер пот со лба и сдвинул кепи на затылок. Сунув руки глубоко в карманы, медленно пошел к нам.
– Банда убийц, – сказал он. – Но перстня вы не получите. Убить меня не так уж легко.
– Это мы еще посмотрим, – сказал Барселона и с улыбкой бросил кости.
* * *
На обратном пути по виа Аппиа мы потеряли три грузовика и семерых людей. Марке был тяжело ранен, и мы уложили его в санитарную машину, возвращавшуюся в Рим. Кожа его походила на пергамент, губы посинели и растянулись, обнажив зубы. Он запротестовал шепотом, когда Барселона снял с его ремня кобуру с наганом.
– Они мои. Оставь их при мне.
– Когда вернешься, получишь то и другое обратно, – пообещал Старик.
– Отдайте наган. Я могу присмотреть за ним. Его не стащат.
Но мы знали эти дела. Знали, что означает желтизна его кожи. Знали, как это выглядит, когда на человеке поставлена печать старухи с косой; знали, что какой-нибудь санитар стащит наган еще до того, как Марке умрет. Зачем дарить его санитару, когда он пригодится нам самим?
Стойкий Марке заплакал. Потом Малыш совершил некрасивый поступок. Перед тем, как санитарная машина отъехала, он взял шинель Марке, лежавшую скатанной рядом с ним. Это была непромокаемая шинель десантников [123]123
Не шинель, а накидка. – Прим. ред.
[Закрыть]. Они очень ценились, а Малыш и Марке были почти одного роста. Марке попытался вылезти из машины. Он осыпал нас проклятьями, когда санитары затолкнули его обратно и с бранью захлопнули дверцы. Провожая взглядами машину, мы слышали крики Марке:
– Оставьте меня с вами! Я не хочу умирать! Верните мой наган!
– Он умрет еще до приезда в госпиталь, – спокойно сказал Старик.
Мы кивнули, зная, что он прав. И Марке знал это. Двадцать минут назад он был с нами и смеялся над Малышом и его каской.
Нажав на газ, Порта пробормотал под нос:
– Хорошо, что он выиграл несколько последних бросков.
Легионер осмотрел наган, который уже выменял у Барселоны. Потом вставил обойму на место и сунул большой пистолет в желтую кобуру, одну из самых любимых вещей Марке. Встал в кабине, похлопал по кобуре и сказал:
– Приятная штука.
Мы видели, какое удовольствие доставляет Легионеру тяжесть нагана. Пистолет придавал ему чувство безопасности, как до этого Марке.
Солдату на передовой очень важно ощущать свой пистолет. Он должен создавать ощущение поддерживающей руки друга, и наган создавал его. Мы их высоко ценили. Все наганы, какие были у нас, мы раздобыли у русских с риском для жизни. Во второй роте было пять наганов, и мы очень берегли их. Всегда забирали револьвер умирающего. Когда человек умирал, другие получали право на его вещи; но пока человек был жив, он вместе со всеми вещами принадлежал второй роте. Самым неприятным было, что умирающий почти всегда знал, что мы уже забрали револьвер. Эта штука представляла собой гарантию жизни, и без нее жизненное пламя начинало неистово трепетать. Но мы не могли позволить себе сентиментальности, когда дело касалось нагана.
На другое утро мы покинули монастырь. Перед отъездом нас всех собрали в базилике. Появился архиепископ Диамаре. Воздел руки и нараспев произнес:
Потом в течение десяти минут вел службу, до того захватывающую, что даже мы, неверующие в первом ряду, были зачарованы. Потом трое монахов, монахини и дети из приюта пропели хорал, замечательно звучавший в этих священных стенах.
Молчаливые и несколько благоговеющие, мы вышли и вскоре уехали.
Барселона и я переглядывались. У нас был секрет, которым мы не могли поделиться с остальными. Они подняли бы нас на смех. Перед самым рассветом мы вместе были в карауле, находились в конце ряда машин. Тучи неслись по небу, и время от времени выглядывала луна. Мы прислонялись к стене, спрятав автоматы под шинели от мороза, молча смотрели вниз с холма и наслаждались чувством безопасности, которое хорошие товарищи придают друг другу. Не знаю, кто из нас увидел ее первой. Из-за деревьев внизу появилась фигура, завернутая в громадный плащ и похожая на призрак. Согбенная, торопливо шедшая фигура.
– Кто-то из монахов? – спросил Барселона.
Внезапно фигура остановилась на открытом месте, где позднее погребут польскую дивизию. Погрозила монастырю кулаком. Потом на секунду-другую в промежутке между несущимися тучами появилась луна, и мы отчетливо увидели эту фигуру. Сердца у нас замерли, когда ветер отбросил назад ее плащ. Эта фигура была Смертью с косой на плече!
Кровь застыла у нас в жилах. Потом мы услышали смех – долгий, торжествующий смех. Затем фигура исчезла в клубе тумана.
Мы спотыкались о ноги друг друга на бегу к караульному помещению. Старик, Порта и остальные спали. У нас стучали зубы, и я потерял на бегу свой пистолет.
– Ты должен пойти и отыскать его, – сказал Барселона. Я отказался. И стащил пистолет у спавшего десантника. Когда рассвело, мы с Барселоной отправились искать мой, но так и не нашли.
Другие поняли – что-то случилось, но мы не смели им рассказать. Хотели было пойти к падре, но потом решили, что лучше всего будет помалкивать. Барселона справедливо заметил:
– Не нужно рассказывать обо всем, что видишь.
В конце концов мы стали притворяться друг перед другом, что забыли о случившемся. Но Смерть посетила святую гору в преддверии предстоящей жатвы, а мы с Барселоной случайно ее увидели и услышали ее торжествующий смех.
VIII
Иосиф Грапа был евреем. Мы встретили его во время визита к группе дезертиров на чердаке дома позади Термини. Туда приходилось подниматься через замаскированный люк. Там находилась одна из девиц Иды, которой приходилось скрываться.
Хайде, оказавшись лицом к лицу с Грапой, неимоверно удивился.
– Не горит у тебя земля под ногами, жид? – вызывающе спросил он. – Я могу получить за тебя хорошую цену. Что скажешь о билете в один конец на виа Тассо?
Порта принялся чистить ногти боевым ножом, а Малыш забренчал удавкой из стальной проволоки. Это придало Хайде сдержанности, потом он и еврей лишь бросали обвинения друг другу.
– Всех моих родных, всех друзей увезли в Польшу, – спокойно сказал Грапа.
– Не скули, жид, – усмехнулся Хайде. – Вы, уцелевшие евреи, отыграетесь. Станете священными коровами, вас будут оберегать. Я не удивлюсь, если будет запрещено называть вас евреями. В сущности, Адольф оказывает вам добрую услугу. Вы отыграетесь на католиках, которых ненавидите не меньше, чем Гейдрих и Гиммлер. Предвижу, что вы обвините папу в отправке евреев в газовые камеры.
– Ни один честный еврей не сделает этого, – возразил Грапа.
– Честных евреев нет, – сказал Хайде и засмеялся, обвиняюще указав на него пальцем. – Есть множество документов, которые можно использовать против папы. Ватикан похож на вошь между двумя ногтями. Пойми меня правильно, я не питаю любви к монахам папы. Начнут их бить завтра, я охотно помогу.
И потер руки при этой мысли.
– Почему Ватикан не протестует? – выкрикнул Грапа. – Если б там заявили протест, депортации прекратились бы. Их не посмели бы продолжать.
Хайде загоготал.
– Не посмели бы! До чего же ты наивный! Думаешь, мы испугаемся нескольких грязных святош? Если б только монахи запротестовали! Тогда б ты понял кое-что. Может, Гитлер и Сталин нашли бы друг друга. Знаешь, кто должен протестовать? Американский президент, английский король и все те, у кого есть в распоряжении армии. Но они и пальцем не шевельнули, узнав, что мы начали резать вас. Весь мир знал, что мы делали в тридцать пятом году, не говоря уж о тридцать восьмом. Но все просто-напросто заткнули уши.
– Думаешь, это все предотвратило бы убийства? – спросил Грапа.
– Сам по себе протест – нет, – ответил Хайде. – Экономический бойкот в тридцать восьмом году предотвратил бы, однако теперь ни папа, ни ходящий с зонтиком премьер-министр [125]125
Имеется в виду премьер-министр Великобритании У. Черчилль. – Прим. ред.
[Закрыть] не испугают Адольфа. Да и кто сказал, что наши противники недовольны тем, что мы травим вас газом? Они бы не выкупили вас даже за цену нескольких грузовиков. Сталин в Москве определенно по вам не горюет. Не знаю, что может сказать папа, но, по-моему, он единственный, кто встал бы на вашу защиту, будь у него сильная армия. А сейчас его протест принесет так же мало пользы, как воркование белого голубя перед Дворцом дожей. Вас, евреев, бьют и всегда будут бить. На какое-то время вы можете воспрянуть, но потом какой-нибудь идиот среди вас опять станет слишком заноситься, и все начнется по-новой. Вам бы образовать свое государство. Вот что было бы лучше всего.
Порта с презрением плюнул на пол.
– Человек – глупейшее из животных.
ОПЕРАЦИЯ «ОШЕЙНИК»
В Берлин дошли слухи о том, что мы делали в Монте-Кассино. Собственно говоря, целый поток донесений хлынул в здание на Принц-Альбрехтштрассе, 8, и в результате одним солнечным утром в аэропорту дель Убе возле Рима приземлился бомбардировщик «хейнкель». Из самолета вышел генерал Вильгельм Бургдорф, начальник отдела личного состава армии, с тонким портфелем под мышкой [126]126
Авторская накладка: донесения направлялись в РСХА (что, кстати, само по себе не по инстанции), а в итоге приехал Бургдорф из Верховного командования вермахта. Причем Бургдорф, будучи заместителем начальника Управления личного состава ОКХ, возглавил его только 12.10.1944. – Прим. ред.
[Закрыть]. Стряхнул воображаемые пылинки с кроваво-красных генеральских петлиц и, как обычно, добродушно улыбнулся. Генерал рассматривал весь мир как громадную шутку и производил полковника в генералы с той же улыбкой, с которой предлагал фельдмаршалу пилюлю с цианидом. Он любезно кивнул разинувшему рот начальнику аэропорта и справился о его здоровье, от чего этот майор тут же смертельно побледнел. Генерал Бургдорф усмехнулся.
– Герр майор, предоставьте мне машину с водителем, который умеет водить. Мне все равно, будет это заключенный или фельдмаршал, лишь бы он умел обращаться с машиной. Я спешу к командующему группой армий «Юг».
Майор был заметно взволнован. Внезапное появление Бургдорфа неизменно влекло за собой ряд самоубийств.
– Герр генерал, – майор дважды щелкнул каблуками, – в казармах на виа де Кастро Преторио расквартирован танковый полк особого назначения. Оттуда можно взять первоклассного водителя.
Они пошли вдвоем в личный кабинет начальника аэропорта. Всех остальных офицеров будто ветром сдуло. Кое-кто говорил, и не без оснований, что в армии Бургдорф – самый могущественный человек. Одно его слово, и генерал переставал быть генералом. Еще одно – и молодой лейтенант мог в рекордное время сменить серебряные погоны на золотые [127]127
Серебряные погоны носили обер-офицеры, плетеные золотые и серебряные – штаб-офицеры, золотые – генералы. – Прим. ред.
[Закрыть]. Совершенно определенно было одно: никто не мог получить повышения в чине без одобрения генерала Бургдорфа.
Начальник аэропорта заставил кабинетную публику пошевеливаться. По зданию будто пронесся ураган. В казармах на виа де Кастро Преторио одновременно зазвонило десять телефонов. Десять человек записали один и тот же приказ.
Люди с тревогой произносили шепотом «генерал Бургдорф», один обер-лейтенант и один майор сказались больными, не дожидаясь развития событий. И все облегченно вздохнули, когда стало ясно, что генералу нужны только машина и водитель.
Гауптфельдфебеля Гофмана едва не вырвало, когда, рявкнув в телефон какую-то грубость, он узнал, что говорит с самим командиром части. Его надменный лай сменился малодушным мяуканьем. Опасаясь самого худшего, он выслушал странный приказ; потом осторожно положил трубку и несколько секунд молча глядел на черный аппарат. Потом внезапно вернулся к жизни.
– Тупая скотина, – заревел он на писаря, – ты еще не уразумел, что здесь генерал Бургдорф, и ему нужен транспорт? Возьми себя в руки и пошевеливайся, а не то быстро отправишься на Восточный фронт!
Тут вошли майор Майк с лейтенантом Фриком. Гофман во весь голос доложил о полученном приказе.
– Бургдорф! Ну и ну! – воскликнул Майк. – Требует машину, вот как? Будет ему машина с водителем. И не только, так как он будет ездить по опасному району, где макаронникам может прийти в голову блестящая мысль взорвать его. – Сатанински улыбнулся лейтенанту Фрику: – Ну, что, Фрик, дадим ему мой «кюбель»?
Лейтенант Фрик злобно засмеялся.
– Отличная мысль, Майк. И Порту в качестве водителя.
Майор Майк оживленно закивал.
– И Малыша в качестве сопровождающего.
Гауптфельдфебель Гофман побледнел. Дважды назвал по телефону неверный номер. Язык ему почему-то не повиновался. Майор Майк с лейтенантом Фриком сели на его стол и наблюдали за ним с явным удовольствием. Наконец он смог связаться с гаражом. И десять минут спустя улегся в постель с мучительной головной болью и пляшущими перед глазами пятнышками. Но перед этим объявил писарю, что ничего не знает о приказе. Майор Майк и лейтенант Фрик предпочли выпить и спрятаться до тех пор, пока опасность не минует.
Искать Порту и Малыша отправились пятьдесят человек. Оба они должны были находиться в гараже и приводить в порядок свои машины, но, казалось, каким-то таинственным образом добились исполнения иных обязанностей. Порту нашли в оружейной мастерской, где он играл в лото с интендантом и падре Эмануэлем, – и как раз забирал банк. Путь Малыша проследили до комнаты позади столовой, где он и унтер-офицер из хозчасти развлекались с двумя девицами с кухни. Малыш как раз застегивал брюки, когда его нашли. Держа на плече ящик с боеприпасами, он пустился неторопливой рысцой к гаражу. И, завидев издали Порту, крикнул:
– Нам предстоит везти генерала к фельдмаршалу!
Их вряд ли можно было назвать готовыми к строевому смотру, когда они поехали за генералом, и начальник аэропорта был потрясен их видом, когда они явились к нему. Но генерал Бургдорф был доволен. Ему нравились солдаты такого типа. Он дал каждому по горсти сигар и даже не потрудился взглянуть на майора.
Они мчались по Риму со скоростью больше ста километров в час. Адъютант Бургдорфа, гауптман, сидел с закрытыми глазами, жалея, что нельзя выпрыгнуть из машины, но генерал любил быструю езду. Он сразу понял, что Порта знает свое дело, но все-таки чуть побледнел, услышав, как тот сказал Малышу, что передняя ось ненадежна, поэтому нужно объезжать выбоины. Они проехали почти впритирку между двумя трамваями под брань вагоновожатых и пассажиров. Обрызгали грязью полицейского, заставив его отскочить назад ради спасения жизни и убедив, что ночью ему нужно уйти к партизанам.
Генерал с любопытством слушал разговор Порты и Малыша, признаваясь себе, что таких лихих водителей у него еще не было. Он вряд ли мог сказать, что на них производит какое-то впечатление поездка с генералом. Насколько он мог понять, они планировали кражу свиньи, очевидно, находившейся при штабе группы армий. Присутствие генерала их не беспокоило. Он прилетел в Италию не затем, чтобы заниматься мелкими правонарушениями.
Порта подробно описал Малышу свой любимый способ приготовления кровяной колбасы. И даже один раз оторвал руки от руля, дабы показать, что имеет в виду.
С визгом тормозов они остановились перед штабом группы армий во Фраскате. Лейтенант люфтваффе чуть не упал со ступенек в своем рвении, распахнул дверцу и помог генералу и его адъютанту выйти из машины. Генерал покосился на Малыша и Порту, оставшихся на своих местах – совершенно недисциплинированны! – потом беспомощно пожал плечами и стал подниматься по ступеням. Эти обер-ефрейторы были для него слишком мелкой дичью. Лейтенант не мог понять, почему генерал смеется, когда они вошли внутрь.
Командующий группой армий проводил совещание. Трое офицеров и двое фельдфебелей подскочили и бросились помочь генералу снять запыленную шинель, но Бургдорф отмахнулся от них.
– Хотите, я подам жалобу на недисциплинированность этих двух обер-ефрейторов в вашем автомобиле? – подобострастно спросил лейтенант.
На лице генерала Бургдорфа появилась не сулившая ничего хорошего улыбка.
– Лейтенант, если б я хотел кого-то порицать, то начал бы с вас. Пуговица правого нагрудного кармана у вас не застегнута. И с каких это пор пехотным лейтенантам разрешено носить шпоры? Разве я, пехотный генерал, ношу их? Будьте добры, подайте моему адъютанту рапорт о своем неуставном обмундировании, пока я здесь. Давно служите в Генеральном штабе?
Лейтенант замямлил что-то неразборчивое. До войны он работал школьным учителем в какой-то глухой деревушке в горах Эгер, где был грозой двенадцатилетних. Бургдорф посмотрел на него с язвительной улыбкой.
– Есть у вас пистолет? – спросил он с любопытством.
– Jawohl, герр генерал, – громко ответил лейтенант, звякнув неуставными шпорами.
– Превосходно, – улыбнулся Бургдорф. – Уверен, вы знаете, как его применить. Прощайте, герр лейтенант.
Присутствующие побледнели еще больше. Бургдорф постукал ротмистра тростью по плечу.
– Доложите командующему, что я хочу поговорить с ним наедине.
– Герр генерал, к сожалению, это невозможно. Герр генерал-фельдмаршал на совещании, и беспокоить его нельзя. Мы планируем очередное наступление и оборону линии Густава, – добавил ротмистр.
Генерал Бургдорф искренне рассмеялся и заметил, что ротмистр, видимо, не сознает, что имеет дело с самым могущественным человеком в немецкой армии Потом повернулся к обер-фельдфебелю.
– Приведи моих людей из машины.
– Jawohl, герр генерал! – громко ответил обер-фельдфебель.
– И, – задумчиво добавил Бургдорф, – скажи им, чтобы прихватили свои автоматы.
Три минуты спустя Порта и по пятам за них Малыш ворвались в комнату, наделав немало шума.
Бургдорф криво улыбнулся.
– До дальнейших распоряжений вы, разбойники, – мои личные телохранители. Если я брошу перчатки, стреляйте во все и во всех.
– Мы знаем эти дела, герр генерал, – ответил Малыш. – Мы однажды совершали поездку с генерал-полковником, и он отдал тот же приказ. Только бросить он должен был фуражку.
Бургдорф пропустил замечание Малыша мимо ушей. И обратился к ротмистру:
– Герр ротмистр, у меня нет времени. Полагаю, вам известно, что мы ведем войну. Войска в Италии – лишь малая часть этой войны. Идите к командующему, доложите о моем приезде.
Ротмистр поспешно исчез. Бургдорф принялся расхаживать взад-вперед, заложив руки за спину, полы длинного кожаного пальто хлопали его по ногам. Он больше не улыбался. Малыш и Порта стояли статуями по обе стороны двухстворчатой двери. Автоматы они держали под мышками; патронные сумки были расстегнуты.
Через минуту створки двери со стуком распахнулись; в проеме стоял генерал-фельдмаршал Кессельринг, широкоплечий, одетый в серый мундир люфтваффе.
– Мой дорогой Бургдорф, какая приятная неожиданность! Я к вашим услугам.
Генерал Бургдорф улыбнулся и пристально посмотрел на огонек своей сигареты.
– Рад это слышать, герр фельдмаршал. В таком случае мы быстро покончим с делом. Отошлите своих людей.
Присутствующие офицеры быстро вышли. Но Малыш и Порта остались.
– Герр фельдмаршал, в Берлине ходят самые невероятные слухи о том, что происходит здесь. Ведете вы переговоры с американцами? Например, о выводе немецких войск из Рима? Решили вы сделать Рим открытым городом? Мы знаем, что в Риме находится американский генерал.
– Невозможно, герр Бургдорф. Будь это так, я бы знал.
– Не говорите, что это невозможно, фельдмаршал. Вопрос в том, знаете ли вы об этом и встречались ли с этим генералом?
– Даю вам честное слово, герр Бургдорф, не встречался.
– Я вам верю. А посредники?
Генерал-фельдмаршал Кессельринг покачал головой. С его лица исчез здоровый румянец.
– Правда, что из Монте-Кассино вывезены священные реликвии? Вы должны знать, чем занимается генерал Конрад [128]128
Не Конрад, а Пауль Конрат, командир парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг». – Прим. ред.
[Закрыть]. Радиостанции союзников объявляют во всеуслышание, что несколько дней назад танковая дивизия «Герман Геринг» занималась разграблением монастыря. Рейхсмаршал [129]129
Г. Геринг. – Прим. пер.
[Закрыть]ничего не знает об этом разграблении, но, возможно, ваши офицеры разведки спят. В таком случае я предложил бы немедленно провести военно-полевой суд. Нам в Берлине известно, что подполковник Шлегель из штаба танковой дивизии вел переговоры с Конрадом и дал добро на саботирование приказа фюрера. Фюрер хочет, чтобы все ценности монастыря были уничтожены американской бомбардировкой. Генерал Фрейберг [130]130
Бернард Сирил Фрейберг командовал 2-й новозеландской дивизией, но в Италию его дивизия была переброшена лишь в ноябре 1944 года. – Прим. ред.
[Закрыть], новозеландец, требует, чтобы американские бомбардировщики разнесли монастырь, но наши коллеги по ту сторону не особенно вдохновляются этой мыслью. Однако наш новозеландский друг упорный скот и наверняка своего добьется; а тем временем ваши чертовы генералы и какой-то идиот-подполковник испортили нам всю игру. Неужели не понимаете, приятель, чего мы хотим? Только представьте себе заголовки в бульварных газетах по всему миру: «Англо-американские бандиты уничтожают наиболее драгоценные католические реликвии Запада!» Мы даже подготовили отряд десантников для ликвидации этого старого идиота Диамаре. Мы можем заставить американцев уничтожить монастырь, но для нас главное, чтобы вместе с ним погибли все хранящиеся там сокровища искусства. Фрейберг совершенно уверен, что наши агенты говорят правду, когда доносят, что монастырь превращается в неприступную крепость, поэтому перед тем, как его сотрут с лица земли, мы добьемся заявления от тамошних монахов, что ни единого немецкого солдата в монастыре не было. С точки зрения нашей пропаганды это будет иметь огромное значение. Единственная польза от транспортной колонны Шлегеля заключается в том, что самолеты-разведчики союзников сфотографировали грузовики, и это льет воду на мельницу Фрейберга. Теперь мы должны позаботиться о том, чтобы все реликвии были целы. Фюрер в ярости. Обергруппенфюрер Мюллер уже в Риме [131]131
В СС не было ни одного обергруппенфюрера Мюллера; скорее всего, имеется в виду начальник гестапо группенфюрер СС Г. Мюллер, хотя он в Италию никогда не выезжал. – Прим. ред.
[Закрыть]. Вы в одном шаге от трибунала, герр фельдмаршал. Все дело нужно повернуть так, что вы знали всё об этой треклятой перевозке; иначе весь мир обвинит нас в грабеже. Сейчас мы не можем допустить таких обвинений.
Генерал-фельдмаршал смертельно побледнел.
– Я не понимаю вас, герр Бургдорф.
На лице Бургдорфа появилась не сулившая ничего хорошего улыбка.
– Кажется, я выразился совершенно ясно. Хотите предстать перед судом чести по обвинению в государственной измене или сами будете таскать эти каштаны из огня? Обергруппенфюрер Мюллер находится на виа Тассо. И отнюдь не прочь заполучить фельдмаршала в свои сети.
– Это клевета, герр генерал, отвратительная клевета! – гневно воскликнул Кессельринг.
– Полагаю, ваши представления о новом веке несколько ошибочны, фельдмаршал. Германия – уже не имперская Германия. Мы – национал-социалистическое государство. И пойдем на все для достижения своей цели.
Фюрер хочет решения треклятого еврейского вопроса. Лично я не разделяю всех его политических идей, но я солдат и принес присягу верности, как и вы. – Бургдорф стукнул кулаком по столу с венецианской мозаикой. – Если мне отдают приказ, я повинуюсь ему полностью. Я люблю детей, особенно маленьких, но если завтра получу приказ убить в Европе всех детей младше двух лет, они будут убиты, невзирая на мои личные чувства, и каждый из моих подчиненных, кто не станет полностью подчиняться моим приказам, будет отдан под трибунал. Мы знаем о ваших религиозных убеждениях.
– Вы не верите в Бога, генерал Бургдорф?
– Вас не должно интересовать, во что я верю. Я солдат. С шестнадцати лет. Дело солдата – вести войну, а война означает убийства. Подозреваю, вы не полностью это осознаете. Должен вас предостеречь. Сейчас в Торгау находятся тридцать шесть генералов. Завтра двое из них будут расстреляны. Со мной, как видите, находятся два обер-ефрейтора. Я взял их полтора часа назад из танкового полка особого назначения. Эти люди снова распяли бы Христа, если бы получили соответствующее приказание. – Бургдорф подошел вплотную к Кессельрингу и угрожающе помахал полевой фуражкой перед его бледным лицом. – Они не поколеблются утащить генерал-фельдмаршала за мусорные ящики и расстрелять.
– Герр Бургдорф, должен предупредить, что я пожалуюсь рейхсмаршалу на ваше неслыханное поведение.
Бургдорф, совершенно уверенный в себе, рассмеялся.
– Уж не думаете ли вы, что я нахожусь здесь по собственному желанию? Я прилетел сюда по прямому приказу фюрера, и я не один. Что касается рейхсмаршала, я бы не полагался на его помощь. Он недавно впал в немилость. Между нами, фюрер терпеть его не может. Люфтваффе сейчас находятся на заднем плане. Фюрер считает их почти бесполезными.
– Мои десантники сражаются здесь, в Италии, как черти. Если они будут так продолжать, никого из них в живых не останется.
– Фюрер не станет лить слез из-за этого, – сухо ответил Бургдорф. – Я могу забрать вас с собой в Берлин и отправить в Торгау, где в одно прекрасное утро вы тихо отправитесь в вечность за то, что не предотвратили этой истории с Монте-Кассино. Завтра в одиннадцать часов у меня состоится важное совещание с двумя командирами дивизий и несколькими командирами полков по поводу операции «Ошейник», и горе вам, герр фельдмаршал, если хоть одно слово достигнет Ватикана. Обергруппенфюрер Мюллер навел порядок в службе безопасности. Наши агенты в Ватикане доносят нам обо всем. Мы хотим спровоцировать Пия на протесты против преследования евреев и заставим его раскрыть свой большой рот, будьте уверены.
– Хотите арестовать папу? Это безумие. Вы, должно быть, шутите, герр генерал!
– Я совершенно серьезен. Думаете, у меня есть время на шутки?
– Этого делать нельзя, – хрипло прошептал фельдмаршал, теребя Железный крест.
– Можно сделать и более того, – насмешливо произнес Бургдорф. – Пий будет не первым в истории папой, взятым под арест.
– Чего вы надеетесь этим добиться?
– Того же, что ликвидацией синагог и евреев. Ваше дело – следить, чтобы приказы Берлина исполнялись. – Бургдорф положил сжатые кулаки на венецианский стол. – И если вам прикажут, вы пустите папе пулю в затылок.
– Но это чудовищно, – прошептал генерал-фельдмаршал.
– Сообщить фюреру о вашем мнении, когда я буду делать доклад? Неужели не понимаете, что фюрер выше всякой критики? У нас много людей, способных занять ваше место. Вопрос вот в чем, генерал: намерены вы соблюдать клятву верности или нет? Вы верующий человек. Вы приносили клятву на Библии?
– Герр генерал, я не нарушаю клятв.
– Мы и не ожидали, что вы нарушите, герр фельдмаршал. Берлин вполне сможет оправдать любую ликвидацию папы. Католичество – самое опасное препятствие на нашем пути.
– Можно подумать, что вы прибыли от Сталина, герр генерал.
Бургдорф похлопал по блестящему голенищу своей длинной тростью. Лампасы на его брюках краснели, как кровь.
– У нас не национальная война. Если мы проиграем, наша роль как великой нации, а может быть, и само наше существование придут к концу. Вот почему эту войну нужно вести с невиданной твердостью и жестокостью. Мы не остановимся ни перед чем. Если в наших рядах есть офицеры, которые не станут беспрекословно выполнять приказов из Берлина, они будут уничтожены вместе с их семьями. Когда Берлин передаст кодовое слово «Ошейник», ваш долг командующего будет состоять в обеспечении выполнения этого приказа. – Бургдорф задумчиво посмотрел в окно. – Операция «Ошейник» секретна. На бумаге ее не существует. – Он улыбнулся и сильно ударил тростью по голенищу. – У Кремля и Принц-Альбрехтштрассе есть нечто общее: они полагаются на недостаток воображения у буржуазии. Явление может быть таким огромным, что покажется совершенно невероятным. Неважно, если несколько проницательных умов поверят в это, если многочисленная тупая буржуазия не сможет этого постичь. Когда правда просочится наружу, она тут же будет объявлена ложью и придаст исполнителям романтический ореол гонимой невинности.
Генерал-фельдмаршал уставился на Бургдорфа с таким выражением, словно считал его помешанным или адъютантом Сатаны.
– Если мы проиграем войну, – сказал он надтреснутым голосом, – то будем осуждены исторической правдой со всей ее суровостью.
Бургдорф покачал головой.
– Берлин сможет обернуть дело так ловко, что это превзойдет самое необузданное воображение. Во-первых, мир будет потрясен. Потом возникнут сомнения, и не пройдет десяти лет, как буржуазия откажется принимать очевидные факты. Папа боится и Сталина, и Гитлера, и причины для этого есть. Мы увезем его в Берлин, официально – для защиты.
– После того как немецкие войска займут Ватикан? – с сомнением в голосе спросил генерал-фельдмаршал. – В это никто не поверит.
– Думаете, мы в Берлине такие уж бестолковые? – Бургдорф презрительно рассмеялся. – Немецкие войска займут Ватикан после того, как его атакуют партизаны под еврейско-коммунистическим руководством. Как думаете, для чего мы перебросили в Рим один из батальонов особой бригады Дирлевангера [132]132
Такого не было. – Прим. ред.
[Закрыть]?
– Не заговорят ли они, в конце концов? – задумчиво спросил генерал-фельдмаршал.
– Из батальона никого не останется в живых. Об этом позаботится танковый полк особого назначения.
– Немцы будут стрелять в немцев?
– Танковый полк будет стрелять не в немцев, а в бандитов в итальянских мундирах.
– Мир никогда не оправдает уничтожение католичества, – упорствовал Кессельринг. – Это вызовет бурю негодования.
– Уничтожение уже началось, – ответил Бургдорф. – В Дахау мы казнили тысячу двести священников. Несколько сотен сидят в Плётцензее, ожидая виселицы. Слышали вы, чтобы кто-то протестовал? Я – нет.
– А как же конкордат [133]133
Конкордат (от лат. concordatun – соглашение) – соглашение между Святым престолом и правительством какого-либо государства о положении католической церкви, ее правах и привилегиях. С гитлеровским правительством Германии конкордат был заключен в 1933 году. – Прим. пер.
[Закрыть]?
– Не имеет никакого значения. Он – вроде наших обещаний евреям. Если хочешь избежать паники среди ведомого на бойню скота, его нужно сперва успокоить. Двенадцатого июня тридцать третьего года фюрер сказал: «Конкордат меня ничуть не интересует, но он позволит нам спокойно продолжать борьбу против евреев, а потом перейти к другим делам».
– Не могу понять, почему Ватикан пошел на этот конкордат с рейхом, – сказал Кессельринг. – Существовал риск, что конкордат будет использован против него.
– Ватикан был вынужден пойти на этот риск, – раздраженно ответил Бургдорф. – Дабы избежать худших событий, чем смерть двух миллионов евреев.
– В Германии тридцать миллионов католиков, – сказал генерал-фельдмаршал. – И подумайте обо всех католиках в других странах.
– Для рейхсфюрера это пустяк. У нас десять миллионов фанатичных безбожников, которые с радостью перережут горло каждому попавшему им в руки католику, если рейхсфюрер СС отдаст такой приказ.
– Не понимаю, герр Бургдорф, почему Берлин так заинтересован в протесте папы против преследований евреев.
Бургдорф снисходительно улыбнулся.
– По-моему, это совершенно ясно, и, боюсь, в Ватикане начинают чуять неладное. Если папа выразит протест против преследования евреев теперь, когда мы заняли Италию и объявили чрезвычайное положение, он нарушит правила безопасности, и у нас появятся веские основания для охраны его личности, потому что тем самым он открыто выразит враждебное отношение к нам. А когда мы вывезем его из Рима, со всем прочим управимся наверняка.
– Это будет означать войну против четырехсот миллионов верующих католиков. Слишком громадное предприятие.
– Если пренебречь ложным гуманизмом, все может быть сделано удачно. В настоящее время у нас экспериментальная стадия устранения нежелательных элементов; и это будет акция, которая получит полное одобрение маршала Сталина. Кто знает, может, Берлин и Москва через эту акцию найдут друг друга? И Берлин, и Москва понимают, что мы не можем достичь своей цели, не выкорчевав христианство с корнем.
