Текст книги "Дьявольский полк"

Автор книги: Хассель Свен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Оперативные карты смахнули со стола и топтались по ним грязными сапогами. Карты были больше не нужны. Это была увертюра к Пляске Смерти.

Дежурные офицеры были отправлены на позиции. Одноглазый грозил им трибуналом, если они не дойдут туда.

– Запрещаю вам гибнуть! – выкрикнул он.

Вошел, шатаясь, тяжело раненый лейтенант и повалился на пол. Перед смертью он кое-как произнес:

– Герр генерал, четвертая рота уничтожена полностью. Бой продолжается. «Шерманы» остановлены перед нашими позициями.

Одноглазый стукнул по столу толстой тростью и схватил мертвого лейтенанта за воротник.

– Отвечай, приятель, пока не умер! Перед какими позициями? Кто продолжает бой?

Но голова лейтенанта безжизненно запрокинулась, изо рта на руки Одноглазого хлынула кровь. Генерал отбросил в сторону мертвого восемнадцатилетнего парня.

– Должно существовать наказание за такую гибель, – выругался он. Выхватил пистолет, навел на растерянного гауптмана и заорал: – Не стой, вытаращив глаза! Давай мне оперативные донесения из рот. Я хочу знать, что за призраки все еще сражаются, черт возьми.

То же безумное смятение царило в штабе противника. Американцы и новозеландцы атаковали под командованием своевольного генерала Фрейберга. По его приказанию монастырь был стерт с лица земли. Он хотел своего Вердена и получил его. Услышав, какое сопротивление встречают его танки и пехотинцы, Фрейберг хватил каской об пол.

– Невозможно! – зарычал он. – Там не могло никого остаться в живых. Вам, очевидно, мерещится. Это, должно быть, призраки!

Если так, это были призраки, вооруженные пулеметами и огнеметами. Свежие подразделения вступали в бой и гибли перед развалинами этого некогда прекрасного монастыря.

По извилистой дороге с ревом подъезжали английские танки. На башнях гроздьями висели шотландские пехотинцы. Их косил яростный пулеметный огонь. Солдаты в окровавленных лохмотьях бросали мины под уязвимые днища танков.

Генерал Фрейберг поклялся на Библии, что возьмет монастырь любой ценой.

В бой были брошены свежие подразделения: шотландцы, валлийцы, парни из Техаса, хлопкоробы из Алабамы, австралийцы, новозеландцы, воины с марокканских гор, индусы в тюрбанах, меланхоличные негры с берегов Конго, воинственные японцы. Возглавляла всех жаждавшая мести польская дивизия.

Они плакали. Рычали. Бранились. Падали под тем адским пулеметным огнем. Потрясали оружием. Там не было позиций, и все-таки им оказывали сопротивление.

Танки остановились. Составленные по аэрофотоснимкам карты оказались никчемными. Их артиллерия преобразила все. Там, где три дня назад была дорога или тропинка, теперь лежали непроходимые груды камней. Мы лежали в укрытии – Порта, Малыш, Легионер и я. Двое американцев подняли руки. Порта бросил в них гранату.

– Гасим свет, друзья. Все места заняты.

Американцы повалились под градом осколков. Я вдавил ножки ручного пулемета в размешанную грязь. Через несколько секунд его заело. Я открыл казенник. Хайде извлек штыком предательский патрон. Я вставил новую ленту.

Скорострельные пулеметы, рыча, плевались сталью. Когда стволы слишком раскалялись, мы мочились на них, чтобы охладить. Грегор Мартин принес три новых.

Рядом с нами плюхнулся Орел, нагруженный патронами. Бог весть, где он их раздобыл. Осколком снаряда ему отсекло половину уха. Он стал моим вторым номером, сменив Хайде.

Я прижал приклад к плечу, уперся ногами в камень. Пулемет извергал смерть и разрушение. Одетые в хаки пехотинцы корчились и падали в нескольких метрах от нас. Снова перекосился патрон.

Орел протянул мне штык: крышку вверх, патрон долой. Снова заряжание. Пулемет молчал всего несколько секунд, но противник из-за этого придвинулся ближе.

У Хайде тоже был ручной пулемет. Он стоял на коленях и стрелял, прижав громоздкое оружие к боку. Его почки и кости, должно быть, тряслись, но мы знали, что поставлено на карту. Как только противник доберется до нас, нам смерть. Пленных не брали ни те, ни другие.

Груда тел росла. Порта с. Малышом бросали гранаты, Грегор Мартин выдергивал шнуры, подавал им гранаты и отсчитывал секунды. Любой инструктор по гранатометанию поседел бы, увидев это; но каждая граната взрывалась перед солдатами противника как раз на уровне пояса.

Потом заработал миномет. Там действовали Майк и Старик. Майк подавал Старику мины.

Над разрушенной монастырской стеной появился громадный передок «шермана». Мы уставились на высящееся перед нами днище танка; через несколько секунд оно опустится и раздавит нас.

Порта вскочил и бросил в него противотанковую мину. Столб пламени. Танк превратился в бушующий ад. Раздался пронзительный крик. Кричал застрявший в башне командир танка. Торс его конвульсивно извивался. Руки вертелись, как крылья ветряной мельницы. Нижняя часть его тела была в огне.

Американский пехотинец из жалости застрелил его. Мы сменили позицию. К нам присоединились двое десантников с большой связкой фаустпатронов.

Легионер стоял на коленях, держа огнемет, изрыгавший огонь во все стороны.

– Аллах акбар! Vive la France! [194]194
  Да здравствует Франция! (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть]– несуразно выкрикнул он, словно мы не знали, что сражаемся против французского генерала.

Американцы и бросавшие вызов смерти новозеландцы дрогнули.

Тут среди нас вдруг появился Одноглазый, в одной руке он держал наган, в другой узловатую трость.

– Ко мне! – скомандовал он. – За мной!

Он потерял наглазную повязку, и пустая глазница краснела. Генеральские знаки различия на погонах поблескивали в свете вылетающих из огнеметов струй пламени. Дородный, широкий, он грузно, как паровой каток, понесся вниз по склону, за ним вплотную следовали солдаты со всевозможным оружием.

По правую сторону от него несся Майк, державший прямо посреди рта огромную сигару. Слева бежал Порта, сдвинувший на затылок желтый цилиндр. Располневший генерал и телохранители.

С диким фанатизмом мы катились лавиной по крутому склону священной горы. На грудах развалин вспыхивали ожесточенные рукопашные схватки. Мы кусались, рычали, пинались, толкались.

Вооруженный только штыком американский капитан бросился на лейтенанта-танкиста. Мундир его был в лохмотьях. Он был весь в крови. Я навел на него автомат. Он был неуязвим. Он убил лейтенанта. Его штык сломался. Он в бешенстве запустил рукояткой в меня. Потом схватил камень и побежал к десантнику, занимавшему с ручным пулеметом позицию за валуном. Разъяренный капитан проломил ему камнем череп, схватил пулемет и повел его полукругом; трассирующие пули косили своих и чужих.

Фаустпатрон разнес его в клочья.

Американский капрал-морпех и немецкий десантник лежали, сцепившись в смерти. Зубы американца вонзались немцу в горло.

Французский майор сидел на камне, пытаясь затолкать кишки в разорванный живот. Американский сержант-негр лежал с раздавленными ногами под гусеницей сгоревшего танка, выпуская ураган пуль из раскаленного докрасна пулемета. Рядом с ним была груда стреляных гильз. Удар топора раскроил ему череп.

Когда гранаты у нас кончились, мы стали бросать в противника неразорвавшиеся снаряды [195]195
  Фантазия автора. – Прим. ред.


[Закрыть]. Воздух был наполнен воем и свистом. Тучи разошлись. С неба устремлялись вниз языки пламени. Земля трескалась. Заработала артиллерия. Американцы и немцы били по своим и чужим без разбора. Штабисты в тылу запаниковали и привели в действие громадную мельницу, которая перемалывала все.

Мы побежали к укрытию, залегли вместе с теми, кто только что был нашим противником, и яростно грозили кулаками артиллеристам, видеть которых не могли.

Я оказался на дне снарядной воронки с американцем. Онемевшие от страха, мы наблюдали друг за другом. Кто выстрелит первым? Потом американец с бранью отбросил автомат и протянул пачку сигарет «Кэмел». Я рассмеялся с облегчением и предложил ему грифу [196]196
  Грифа – сигарета с наркотиком. – Прим. ред.


[Закрыть]. Он улыбнулся. Мы оба громко рассмеялись и обнялись. Затараторили со смехом объяснения, каждый не понимал ни слова из того, что говорил другой. Обменялись фляжками. У него был джин. У меня – шнапс.

В нашу воронку нырнули двое – Порта и Малыш. Увидев американца, они отпрянули. Малыш спустил предохранитель ППШ. Я ногой выбил у него автомат. И успокаивающе зажестикулировал американцу. Мы заползли поглубже в воронку. Наши фляжки пошли по кругу. Мы стали обмениваться пуговицами, орденскими ленточками. Американец пришел в полный восторг, увидев у меня в сумочке красную звездочку.

Мы играли в кости, курили грифы и «Кэмел». Американец показал татуировку в виде Утенка Дональда на груди. Когда он играл определенными мышцами, клюв открывался. Мы смеялись до упаду.

Потом артиллерийский огонь прекратился. Мы осторожно выглянули через край воронки – трое немцев и американец.

– Пойду к своим, – сказал последний.

Мы сползли на дно воронки и тепло попрощались. Обменялись домашними адресами и номерами полевой почты, пообещали писать, как только найдем время. Пока американец бежал, согнувшись, по изрытой снарядами земле, мы прикрывали его автоматным огнем от возможных кровожадных типов.

– Удавлю любого, кто снимет его, – сказал Малыш.

Мы видели, как американец спрыгнул в окоп и помахал нам оттуда автоматом.

Рядом с нами залаял пулемет. Люди в сером перепрыгивали через нашу воронку. Атака катилась дальше.

Появились люди в хаки. Короткая очередь из автомата Грегора. Они повалились. Группа американцев пряталась за большим валуном. Со свистом полетела граната. Прятавшиеся превратились в кровавую груду плоти. Вперед! Вперед! Какой-то англичанин присел, готовясь к прыжку. В следующий миг в спине его торчал нож.

Снова снаряды. С земли поднялась масса пехотинцев. Мы отошли. Хрипя, потея, задыхаясь, бросились в то, что раньше было траншеей, и установили пулеметы. Разорвали рубашки на полосы и стали очищать ими оружие от земли и грязи. Что заставляло нас сражаться так упорно? Монастырь, святая гора, наша страна? Нет. Мы сражались за свои жизни. Это было все, чем мы еще обладали. Мы были бедны, как церковная мышь. У нас не было хотя бы чистой рубашки или непрохудившихся сапог. Мы забыли, как выглядит мыло. Мы были уже не людьми, а неуправляемыми машинами, убивающими все живое.

Одноглазый спрыгнул к нам. Его пустая глазница была полна земли. Он прикурил сигару о раскаленный докрасна ствол огнемета. Его неистово блестевший глаз уставился на Порту.

– Я представлю тебя к награде. Если кто ее заслуживает, это ты!

Порта нагло усмехнулся.

– Предпочел бы ящик пива и хорошенькую бабенку.

Шквал орудийного огня, какого мы еще не видели, сделал дальнейший разговор невозможным. Святая гора содрогалась. Землетрясение огромной силы. Мы прижались к земле, врывались пальцами в грязь, старались сделаться маленькими, превратиться в насекомых, ищущих убежища в щелях камней и под выступами. Долина и гора были в огне. Каждый миллиметр был изрыт снарядами самого крупного калибра. Деревня Кассино перестала существовать.

Какой-то десантник сошел с ума и стал взбираться на гору. Он карабкался по скалам, как обезьяна; при нормальных условиях эта ловкость стала бы сенсацией. Но сейчас ее вряд ли кто замечал. Наши нервы ничего больше воспринимать не могли. Мы лежали, уткнувшись лицами в грязь. Дымовые снаряды. Надеть противогазы. Огневой вал. Потом появился противник. Первыми шли поляки, Карпатская бригада [197]197
  Отдельная бригада Карпатских стрелков в Италии не воевала; Монте-Кассино штурмовали части 2-го Польского корпуса (Армии Андерса). – Прим. ред.


[Закрыть].

– За Варшаву! – кричали они.

Мы отошли к монастырю. Окопались. Появились первые одетые в хаки люди и были скошены огнем.

Тела, тела, груды тел. Люди горели. Превращались в месиво. Разлетались в клочья.

Несколько тысяч марокканцев, возглавляемых фанатичными французскими офицерами, шли по пятам за польской дивизией, рассеянной сосредоточенным пулеметным огнем.

Из воронки встал польский подполковник, весь в крови от бесчисленных ранений, и крикнул двадцати солдатам, оставшимся от его полка:

– Вперед, солдаты, и да здравствует Польша!

Вокруг его шеи был повязан польский флаг.

– Ты мне нравишься, – сказал Легионер, встав на колени и старательно целясь. – Будешь сидеть по правую руку от Аллаха, мой храбрый поляк. – И разрядил весь рожок в живот польскому офицеру. – Аллах мудр, – прошептал он. – Не нам, жалким тварям, спрашивать, зачем.

Потом схватил несколько гранат и бросил их в американское пулеметное гнездо.

Потом появились гуркхи в сдвинутых набекрень широкополых шляпах.

Они гибли под нашим пулеметным огнем.

Мы сражались в развалинах монастыря. Марокканцы отрезали у мертвых уши, чтобы, когда вернутся домой, показать, скольких они убили. На головах у них были глубоко натянутые коричневые шапки.

При виде их Легионера охватила убийственная радость.

– Появились смуглые ребята, – крикнул он, запрокинув голову в безумном смехе. – Бей их! Avant, avant, vive la Légion! [198]198
  Вперед, вперед, да здравствует легион! (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть]

Мы последовали за ним, как часто бывало раньше. Одноглазый хотел остановить нас. Бессмысленная попытка. В ярости он швырнул нам вслед трость. Мы стреляли с бедра, меняя рожки на бегу.

Марокканцы в изумлении остановились. Какой-то десантник срыгнул со скалы прямо в их гущу и завертелся колесом, паля из ручного пулемета.

Мы били марокканцев саперными лопатами и прикладами, душили их голыми руками. Малыш сбросил добрый десяток с утеса.

Порта и я лежали с пулеметом за грудой тел, сея вокруг смерть.

Теперь марокканцы и гуркхи окопались.

Когда наступила темнота, мы тихо вылезли из укрытий под командованием Легионера, беззвучно подкрадываясь к ним и перерезая им горло.

Хайде вернулся к своему излюбленному занятию – снайперской стрельбе. У него были две новые винтовки с оптическими прицелами. При каждом попадании он громко фыркал от смеха.

Лейтенант Фрик негодовал все больше и больше.

– Я попал ему прямо в ухо! – восторженно крикнул Хайде. – У этого охламона были две полоски на каске.

Стрелял он разрывными пулями.

– Идиот чертов! – выкрикнул лейтенант Фрик, ударив по винтовке.

Хайде бросил на него презрительный взгляд, прижал винтовку к плечу, и раздался еще один выстрел.

Мы увидели, как лейтенант вскочил, и подумали, что он бросится на Хайде.

– Выстрели еще раз, и я подам рапорт о твоем неповиновении! – яростно выкрикнул он.

– Слушаюсь, герр лейтенант, – насмешливо ответил Хайде. – Может, мне передать ваш приказ противнику, а потом вы организуете футбольный матч на рыночной площади Кассино? Может, нам разрядить оружие и выбросить гранаты, герр лейтенант?

Лейтенант Фрик прищурился.

– Унтер-офицер Хайде, я знаю, что ты образцовый солдат, лучший в немецкой армии. Знаю, что у тебя есть связи в партии. Но, кроме того, ты самый гнусный убийца, какого я только встречал. Ты и этот гнусный мундир, который ты носишь, превосходно сочетаются. Ты – украшение гвардии своего фюрера.

– Трусишь? – засмеялся Хайде.

Лейтенант Фрик быстро нагнулся, схватил котелок со спагетти, которые Порта готовил на спиртовке, и швырнул содержимое в лицо Хайде, заставив его попятится с удивленным рычанием. Не меняя выражения лица, поставил котелок рядом с Портой и схватил Хайде за грудки.

– Слушай, унтер-офицер Хайде, теперь можешь доложить, что твой командир поднял на тебя руку, делал предательские заявления, насмехался над немецким мундиром и оскорблял фюрера. Этого будет достаточно, чтобы повесить меня пять раз.

После этого повернулся и побежал к майору Майку, который сидел в соседней воронке, давя вшей.

– Вы мои свидетели! – истерически выкрикнул Хайде, смахивая спагетти с лица.

– Свидетели чего? – вызывающе спросил Порта.

– Не прикидывайся дураком! – заорал Хайде. – Ты слышал, как он сказал, что мы проиграли войну, и я заставлю тебя подписать мой рапорт, вот увидишь. Я добьюсь того, чтобы эта паршивая тварь болталась в петле.

– О чем, собственно, речь? – спросил Барселона. – Лейтенанта я не видел, хотя все время находился здесь. Малыш, видел ты лейтенанта?

Малыш вынул изо рта кусок колбасы.

– Лейтенанта? Видел, но давно.

– И потом, скажи, – заговорил, вставая, Порта, – как, черт возьми, понимать эту наглость: взял мои спагетти и вывалил себе на голову? Придется ответить. Там были кусочки свинины и томатный соус. За них ты расплатишься! Давай сюда свои «грифы» и сигареты с опиумом.

– Плевать мне на твои спагетти, – ответил в ярости Хайде. – Я собственноручно сверну шею этой офицерской твари. – И огляделся, ища более покладистых свидетелей. Указал на падре Эмануэля, сидевшего в углу рядом с Орлом. – Падре, посмеете вы поклясться святым крестом Иисуса Христа, что не слышали, как он оскорбил фюрера? Предупреждаю, это дело будет разбирать трибунал. Не лгите, падре. Вы член Святого ордена.

Падре широко улыбнулся и склонил голову набок, придав себе совершенно идиотский вид.

– Стало быть, Хайде, ты стащил спагетти Порты и вывалил их себе на голову?

Хайде вставил рожок в автомат.

– Падре, вы видели, как этот эрзац-лейтенант бросил их мне в лицо!

– Ты сошел с ума, унтер-офицер Хайде? – спросил падре Эмануэль с деланным ужасом. – Никакой лейтенант не бросит спагетти в лицо подчиненному.

Хайде быстро повернулся к Орлу.

– Рядовой Штальшмидт, встать. Стой «смирно», когда к тебе обращается унтер-офицер, и не лги мне, старшему по званию и командиру группы. Если солжешь, тебя ждет трибунал с веревкой на столе. Слышал ты, что говорил лейтенант?

Орел дрожал всем телом. Из рук у него выпала полная шнапса фляжка.

– Ну, паршивая тюремная крыса, слышал ты мой вопрос? – зарычал в возбуждении Хайде.

Орел собирался ответить, но Порта стукнул его по затылку пустым котелком.

– Ты слышал, что сказал Хайде о фюрере, не так ли? Решай, на чьей ты стороне, рядовой Штальшмидт.

Орел был смертельно бледен. Он сглотнул и провел языком по потрескавшимся губам.

Хайде раздраженно откашлялся и слегка согнул ноги. Орел уже почти принял решение, когда его взгляд упал на Порту, угрожающе державшего огнемет.

– Я слышал, как унтер-офицер Хайде назвал фюрера дураком.

Хайде вышел из себя.

– Паршивый, толстый предатель! Когда-нибудь я рассчитаюсь с тобой. А пока что мечтай о тюрьме, потому что, уверяю, туда ты попадешь. – Указал штыком на него. – Штальшмидт, я лично отвезу тебя в цепях в Торгау.

– Хватит болтать, ненавистник евреев, – вмешался Порта и ткнул Хайде огнеметом в живот. – Выкладывай свои сигареты с опиумом. Возможно, это научит тебя не красть спагетти у миролюбивых людей. В Италии это священное блюдо, их ест даже папа.

– Ничего ты не получишь, – самоуверенно заявил Хайде и ударил ногой по огнемету.

– Не получу? – засмеялся Порта и пустил струю пламени над головой Хайде. Она прошла так близко, что мы почувствовали запах паленых волос.

– Прекратите это дурачество, – крикнул майор Майк, оторвавшись от охоты на вшей.

Хайде отскочил и спрятался за камень.

Еще струя пламени.

Хайде вылез из-за камня, почерневший, со страхом в глазах.

– Кончай. А то сожжешь меня!

– Только теперь понял? – спросил Порта с дьявольской улыбкой и приготовился пустить в него еще одну струю. – Давай их сюда, а то превратишься в горстку пепла.

Горсть сигарет с наркотиком упала на землю. Порта подобрал их, обнюхал и удовлетворенно кивнул.

– А теперь раздобудешь мне котелок спагетти с рубленой свининой и томатным соусом. И я ничего не имею против жареного лука.

Хайде капитулировал, но все же поклялся на молитвеннике падре Эмануэля, что отомстит всем лейтенантам в великой немецкой армии. Потом Майк позвал его и отправил в штаб дивизии как денщика. Задача: раздобыть сигар для майора Майка.

Хайде попросил более подробных указаний.

– Не мое дело, где ты возьмешь их, – зарычал Майк. – По мне, можешь вытащить их из задницы Кессельринга, но не смей возвращаться без коробки сигар. А если не вернешься через шесть часов, объявлю тебя дезертиром и напущу полицию вермахта.

Хайде, меча громы и молнии, отправился на поиски. Порта выкрикивал ему вслед разнообразные советы.

– Пресвятая Матерь Божия, только посмотрите!

Падре Эмануэль указывал пальцем в небо.

Мы подняли взгляды и отказались верить своим глазам. В ясном небе тянулись бесчисленные инверсионные следы. Громадный рой пчел. Только пчелы эти были громадными бомбардировщиками.

Мы принялись отнимать друг у друга бинокли.

– Господи, – пробормотал Барселона, – их не меньше тысячи! И это американские «летающие крепости» [199]199
  Явное преувеличение автора. В целом в бомбежке Монте-Кассино принимало участие порядка 540 бомбардировщиков этого типа. – Прим. ред.


[Закрыть]. Не хотел бы я быть там, где они отбомбятся.

– Это Б-семнадцатые, – испуганно прошептал лейтенант Фрик и инстинктивно забился подальше.

Майк, глядя в небо, упустил вошь.

– Откуда они взялись, черт возьми? Летят с севера!

Тогда мы еще не знали, что вся эта масса поднялась в то утро с английских аэродромов. Над Францией их сопровождали тучи истребителей. Они грубо нарушили нейтралитет Швейцарии, где артиллеристы в почти средневековых шлемах стреляли по ним, не оставив даже царапины на краске. Наши «фокке-вульфы» поднялись на перехват, но они продолжали лететь своим курсом. Мы не зря их называли «Упрямцами». Курс был задан штурманам с самого начала, и они не свернули бы с него, даже если б перед ними появился сам дьявол. Двадцатичетырехлетние летчики жевали в кабинах жвачку. На лицах у них были кислородные маски. Несколько бомбардиров-новичков помешались. Один выпрыгнул из бомболюка, вслед ему понеслась брань.

Час за часом ревели мощные двигатели. Летчики смело летели через грозовые тучи и зенитный огонь. Второй пилот протянул командиру термос. Штурман взял в рот пять сигарет, прикурил их и раздал. Они курили, глядя на красную надпись «Курить запрещается». Глядели на дульные вспышки зениток. «Фокке-вульф» с разрисованным в виде нападающей акулы носом подлетел к Б-17, которым командовал двадцатидвухлетний капитан Бойе-Смит.

– Сбей этого чертова фрица, – приказал он хвостовому стрелку.

То ли этот хвостовой стрелок обладал великолепной меткостью, то ли ему чудесно повезло, но первая же очередь поразила ревущий «фокке-вульф»; он стал падать, волоча за собой шлейф густого дыма, потом задрал нос перед взорвавшимся снарядом, выписал в воздухе восьмерку и камнем полетел вниз. Упал он в деревне Понтони к западу от Флоренции, убив двух детей и молодую женщину, стиравшую белье. Летчик, барон фон Нирдорф, был убит первой же струей пламени высоко в воздухе.

Первый самолет в клине пятидесяти Б-17 оказался как раз над Монте-Кассино. Воздух заревел от понесшихся вниз бомб.

– Что за черт, – воскликнул майор Майк, поднимая вошь для осмотра.

Мы перекатились вниз лицом, заползли под нависавшую скалу и ждали смерти.

Американцы на своих позициях были поражены точно так же. Их солдаты повсюду прятались в укрытия.

– Черт побери, они бомбят нас!

Первый град бомб оголил гору. Ряд домов в долине оказался полностью снесен. Мощная зенитная батарея, укрытая за паровозным депо в Кассино, была мгновенно стерта с лица земли.

Появилась вторая волна. На монастырь снова полетели бомбы. Все было окутано ядовито-желтым дымом. Святая гора была охвачена огненным ураганом. Вслед за Б-17 появились английские «митчеллы» [200]200
  Семейство средних бомбардировщиков В-25 «Mitchell» выпускалось американской компанией «North American» и являлось, соответственно, американским. – Прим. ред.


[Закрыть], так называемые «точные» бомбардировщики, поражавшие цели более метко.

Волна следовала за волной. В ту ночь Одноглазый появился с адъютантом, обер-лейтенантом Хартвигом, год назад потерявшим под Харьковом правую руку. Мы тогда вели бой из квартиры зубного врача.

Одноглазый собрал всех ротных командиров.

– Сегодня ночью мы выходим из боя, – сказал он. – Но противник должен ничего не заметить. Первыми уходят десантники. Потом первый батальон. Последней уйдет пятая рота. Останется одна группа. Она уйдет ровно в два часа пять минут. Потом две батареи откроют беспокоящий огонь.

– И это последняя группа, – крикнул сзади Порта, – разумеется, номер два. Не сыты ли вы по горло, мои герои? Развеселитесь, школьники будут читать о нас в книгах. Мои зубоврачебные щипцы и цилиндр окажутся в музее.

Одноглазый задумчиво посмотрел на него.

– Раз ты предложил это, Порта, пусть так и будет. Остается вторая группа.

– Ты никогда не научишься держать свой треклятый язык за зубами, – сказал Барселона.

Порта запустил гранатой в Орла, притаившегося в углу.

– Не смотри с такой неблагодарностью, липовый герой!

Роты снялись с места в назначенное время и беззвучно покидали позиции.

– Удачи, – прошептал лейтенант Фрик перед тем, как скрыться.

Майор Майк похлопал Старика по плечу.

– До встречи, Байер.

И темнота поглотила его.

Слегка нервничая, мы улеглись за своими пулеметами.

– Если американцы заподозрят, что наши ребята ушли, – прошептал Порта, – они тут же набросятся на нас.

– Я уже наложил в штаны от страха, – насмешливо пробормотал Барселона.

– Если они появятся, выпущу по ним одну ленту, но потом на меня не рассчитывайте, – вполголоса сказал Порта. – Я дам деру и буду бежать, как никогда в жизни. Не хочу ехать в Техас и горбатиться под конвоем как побежденный фриц.

Старик взглянул на часы.

– Через пять минут откроет огонь артиллерия, – прошептал он. – Снимайте пулеметы и будьте наготове. Малыш, ты возьмешь миномет.

– И не подумаю, – запротестовал Малыш. – Сам можешь нести эту трубу. Легионер уже дал мне задание. Я забочусь о кувшине с выпивкой.

– Здесь я командую, и ты возьмешь миномет, – вспылил Старик. – До твоей выпивки мне дела нет. Понял?

– Не глухой, – проворчал Малыш.

– Тогда повтори приказание.

– Какое?

Малыш притворился дурачком, как всегда, когда хотел от чего-то избавиться.

Старик яростно выругался.

– Не разыгрывай идиота, скотина, и слушай меня. Если не возьмешь миномет, то, когда дойдем до виа Аппиа, я отдам тебя под трибунал.

– Брось ты, Старик, прояви чуточку человечности и понимания, – взмолился Малыш. – Не могу я тащить и миномет, и выпивку.

– Возьмешь миномет, – отрезал Старик.

Порта взял пулемет и взвалил на плечо. Я сложил треногу. Барселона помог мне взвалить ее на спину. Длинные пулеметные ленты мы разделили между собой. Порта послал американцам воздушный поцелуй.

– До свиданья, Сэмми [201]201
  Прозвище американских солдат. – Прим. ред.


[Закрыть], еще увидимся! Не плачь, когда обнаружишь наши укрытия пустыми.

– Как мы любим друг друга, – добродушно улыбнулся Барселона. – Никто еще так сильно не стучался к нам в дверь.

Мы начали бесшумно спускаться. Ряд звонких ударов напугал нас до полусмерти и заставил замереть на склоне горы.

– Что это? – испуганно спросил Старик. – Нас уже преследуют?

Из темноты послышался самодовольный голос Малыша.

– Прошу прощенья, Старик. Этот проклятый миномет вырвался у меня из рук и полетел вниз по склону. А все потому, что ты заставил меня тащить и его, и выпивку.

– Ничего не пролил? – спросил с беспокойством Порта.

– Клянусь святой покровительницей артиллерии, святой Барбарой, ни капли. Я очень добросовестный, когда дело касается ценностей.

– Идиот безмозглый! – прорычал Старик. – Раздобудь другой миномет. Где ты возьмешь его, не моя забота.

– Позаимствую у Сэма, – беззаботно ответил Малыш. – У него полно такого дерьма.

Потея, мы с трудом шли, хватаясь за каждый выступ. Ладони у нас кровоточили.

– Бросаю треногу, – простонал я. – Не могу больше.

– Не нужно, – сказал Барселона. – Давай ее мне.

В том месте, где выступал камень величиной с лошадиную голову, я снял треногу и отдал Барселоне, взяв вместо нее огнемет. Он был таким же тяжелым, но нести его было удобнее.

Мы шли, балансируя, по узкому уступу. Нам требовалось преодолеть небольшой подъем. Малыш лежал на животе чуть повыше, привязав ноги к дереву. Он опустил руку и быстрым рывком поднял меня. За мной Барселону. Потом Порту. Одного за другим.

– Силенка у меня есть, – похвастался Малыш. – Без меня вам пришлось бы сползать вниз на задницах.

И бросил в пропасть камень. Мы слышали, как он катится и подскакивает.

– Чертовски далеко до дна, – пробормотал Порта.

Взлетел осветительный снаряд. Мы бросились на землю, стараясь слиться с ней. Малейшее движение означало смерть.

Слепящий свет медленно угас. На востоке громыхали орудия. Бой шел в Кастеллоне, на высоте 771. Мы не знали этого, но то было начало американского прорыва. Сто шестьдесят восьмой пехотный полк США смял наш Сто тридцать девятый. В это же время Сто сорок второй американский уничтожил двести наших мотострелков.

По всему горизонту сверкали вспышки, раздавался грохот. Сотни орудий изрыгали огонь. Кровь лилась ручьями.

– Взять оружие, – приказал Старик. – Колонной по одному за мной!

Наша рота окопалась между домами. Малыш осторожно поставил на землю большой кувшин с выпивкой.

– Открывать бар? – спросил он Легионера.

Легионер кивнул. Одну из дверей сорвали с петель и положили на две бочки. Аккуратно расставили кружки. Порта уселся на снаряд, взял средних размеров денежный ящик и алтарный колокол. Малыш с огнеметом в руках занял позицию за его спиной. Наш новый музыкант поднес к губам трубу и затрубил сбор.

Из воронок с любопытством высунулись головы.

Майк подошел широким шагом, с сигарой во рту, так как Хайде выполнил поручение.

– Что это вы тут затеяли? Перестаньте трубить. Американцы знают сигнал сбора. Вы можете привлечь их сюда.

– Ничего не имею против американских клиентов, – сказал Порта. – Доллары – твердая валюта.

– Кончай умничать. Ты в глаза не видел долларовых банкнот.

Порта молча запустил руку в голенище и вынул две толстые пачки долларов.

У Майка отвисла челюсть. На минуту он онемел от изумления.

– Откуда они у тебя, черт возьми?

– От ребят генерала Райдера и генерала Уокера. Мы случайно встретились за монастырем, и я убедил их, что деньги им больше ни к чему.

– Ты прекрасно знаешь, что должен отдать иностранную валюту командиру роты или НСФО, не так ли?

Порта с лукавой улыбкой сунул деньги обратно в голенище.

– Да, герр майор, знаю. Мы с НСФО добрые друзья. – Он слегка кашлянул и поднял миниатюрный фотоаппарат на всеобщее обозрение. – Благодаря этой маленькой штучке. Я помешан на фотографии, только не помню, куда дел пленки. Несколько дней назад я случайно снял нашего НСФО, когда он соблазнял маленького итальянского мальчика. Потом мы немного поговорили об этой пленке и согласились, что если эта пленка попадет на Принц-Альбрехтштрассе, последствия будут не особенно хорошими.

Майк свистнул и пристально уставился на сапоги Порты.

– А что если я подам рапорт о мальчике и пленке? – вкрадчиво спросил он.

Порта беззаботно улыбнулся.

– Вы тем самым исполните свой долг, герр майор. Только имейте в виду, что каждый рапорт должен поступить к командиру дивизии, генерал-майору Мерселю, а когда рапорт в РСХА ляжет на стол Одноглазому, я не хотел бы находиться там. Если рапорт успешно минует Одноглазого, он пойдет к человеку, с которым я никогда не встречался, хотя слышал о нем многое. Он тоже на дух не выносит черномундирников [202]202
  К тому времени черную форму в РСХА уже не носили, но называть их черномундирниками вполне могли – в качестве уничижительного прозвища. – Прим. ред.


[Закрыть]с Принц-Альбрехтштрассе, но, может, вы лично знакомы с ним? Я имею в виду генерал-фельдмаршала Кессельринга. Кто знает, может быть, он тоже сменил фамилию, как знаменитый герр фон Манштейн, который, говорят, раньше был Лихтенштейном [203]203
  Шутка Порты. На самом деле Манштейн действительно менял фамилию, но не при нацистах, а в детстве: он был усыновлен генералом Манштейном, его настоящая фамилия Левински. – Прим. ред.


[Закрыть].

Хайде плюнул.