Текст книги "Дьявольский полк"
Автор книги: Хассель Свен
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
К нам присоединились две девицы из высшего общества со своими прожигающими жизнь друзьями. Им надоели антиквариат и изящный хрусталь – захотелось видеть грязные ногти, слышать грязную брань, ощущать запах прокисшего пива. Одна из них сказала, что ее мать отравилась вместе с любовником.
– Моя мать была шлюхой. Ну и черт с ним. Не хочешь трахнуть меня? – спросила она Карла и забросила руки ему на шею. Они заняли позицию в коридоре.
Подошел шатавшийся Отто, его поддерживали две голые девицы.
– Не доверяйте дворянам, – выкрикнул он, обвиняюще указывая пальцем на одного из парней. – Они все лжецы. Притворяются коммунистами и уговаривают нас, честных трудяг, поднимать красные флаги.
Одна из светских девиц со смехом повисла у меня на шее. Отто попытался помочь ей расстегнуть молнию и разорвал донизу юбку.
– Черные трусики, короткая нижняя юбка! – выкрикнул он, схватил девицу за руку и швырнул на кровать. – Надавать бы им пинков в задницу, липовым пролетариям. – И крикнул ее другу: – Разве ты сейчас не коммунист, красавчик?
Карл запел:
– Ты коммунист? – угрожающе заорал Отто.
Парень кивнул. Вскинул сжатую в кулак руку и гордо выкрикнул что-то вроде «Рот фронт».
– Детская игра, – презрительно произнес Отто. Достал из бушлата пистолет и бросил парню. – Тогда выйди на улицу, найди гестаповца или полицейского вермахта и прикончи. Только ты, конечно, не осмелишься. Знаю я вас, шваль из гостиных. Знамена, офицеры-кадеты, паркетные лейтенанты, тьфу! Ни у кого из вас нет мужества древних римлян.
Аккордеоны смолкли. Все вдруг заинтересовались происходящим. Отто продолжал свое. Он был типичным матросом-подводником и ненавидел все, связанное с высшим обществом; слово «интеллектуальный» действовало на него, как красная тряпка на быка.
Ученого вида девица в очках попыталась вмешаться, Отто грозно сверкнул на нее глазами, и она опомнилась, лишь когда обнаружила, что сидит в дальнем конце коридора.
Молодой человек, которому не мешало бы постричься, вышел с пистолетом в дверь. Двое попытались удержать его.
Ко мне подошла еще одна девица.
– Сбрось свой мундир, пошли со мной, – предложила она. – Война скоро кончится.
Я погладил ее по бедру. Она легла на кровать, свесив ноги, я лег на нее.
Отто все еще рычал:
– Коммунисты! Ничего подобного! Они поднимут руки, завидев тылового полицейского со свастикой на заднице.
Вошел регулировщик с коллегой.
– Черт возьми, какое невезение! – злобно воскликнул он. – Два прокола, оба в передних колесах. Мы с Бруно следовали за двумя девицами в спортивном автомобиле. Они бросали назад гвозди. Такое можно ожидать только от хулиганья. За рулем сидел Бруно, и мы врезались в дерево. Но я знаю одну из этих девиц: ее отцу придется раскошелиться. – И осушил бутылку пива. – Я был в Киренаике, – сказал он Отто. – У меня в ноге засела пуля, поэтому я смог вернуться к работе регулировщика.
– Мне что до этого? – проворчал Отто. – Я военный моряк. Мы, моряки, несем основную тяжесть этой треклятой войны.
– Ничего не знаю об этом, – добродушно сказал грязный регулировщик и протянул ему бутылку пива. – Мои родные поколениями служили в полиции. Отца застрелил в Неаполе какой-то гнусный сутенер. Деда тоже убили. Он был сержантом-карабинером. Тело бросили в канаву.
– Это меня не волнует, – сказал Отто. – Я всегда не мог терпеть полицейских. Они во всех странах одинаковые.
– Я никому не делаю зла, – запротестовал регулировщик. – Но вот девица, которая бросала гвозди, – ей придется туго. Завтра же.
– Если она из высшего общества, – сказал, икнув, Карл, – то долой ей башку. Пожалуй, я и два моих друга пойдем, поможем разделаться с ней.
Все было залито пивом. Одну из девиц вырвало. На ней были голубые трусики. Марио всунул ей в задницу желтый цветок, но ей было так плохо, что она не заметила этого.
Потом Марио и оба полицейских стали, шатаясь, спускаться по лестнице; каждый горланил свою песню. Было пора открывать бар. На первом этаже они начали ссориться, обвиняя один другого в краже у него пива; потом добрая натура Марио взяла верх, и он расплакался. Попытался утереть глаза о полицейскую кобуру. Потом они не могли отпереть дверь бара и решили разбить замок выстрелом из полицейского пистолета. Как только замок был сломан, нашлись ключи. Тут началась новая бурная ссора: Марио требовал компенсации за замок и утверждал, что регулировщик подрывает работу его заведения. Грозился подать в суд за причиненный ущерб. Потом вдруг они вновь стали друзьями.
Я лежал с Элизабеттой под кроватью. Голова у меня раскалывалась, хотелось умереть. Отто стоял на коленях перед унитазом; стульчак охватывал его шею, словно хомут. Карл с Ритой сидели в гардеробе и спорили о высоте потолка. Карл утверждал, что он слишком низкий и не соответствует требованиям.
– Пошли, пьяные вы свиньи, – крикнул Марио. – Надевайте брюки. Пора на мессу. Остальные уже двинулись.
В церкви Святого Андрея стояла приятная прохлада. Мы все с трудом уселись на две скамьи, и наши лица приняли серьезное выражение.
Рита походила на Деву Марию. По крайней мере, на наше представление о Деве Марии.
Один за другим мы подходили к алтарю. Отто протянул Карлу свою фляжку. Идти на мессу для них было чуть ли не подвигом, и им требовалась взаимная поддержка.
Моя девица из высшего общества стояла на коленях рядом со мной.
Отто неуклюже сложил руки на груди. Я смотрел на крест – и вдруг поймал себя на том, что бормочу:
– Спасибо, Господи, за то, что помог нам вчера ночью, когда явились охотники за головами. Помоги и тем, кого они схватили.
В эту минуту на лицо Распятого упали солнечные лучи. Каким усталым Он выглядел! Кто-то взял меня за руку. Это оказался Марио, все еще в пуловере, с шейным платком. От него несло пивом.
– Пошли, Свен. Ты что, заснул?
– Пошел к черту, – проворчал я.
Хватка стала сильнее, чуть ли не жестокой. Подошел Отто. Рубанул меня ребром ладони по затылку.
– Не наглей, сопляк. Без глупостей в церкви. Не делай вид, будто лично знаком с Богом.
Они вытащили меня. Карл хотел стащить серебряный поднос, но Отто и Марио сочли, что это будет слишком.
– Если встретить на улице священника с подносом подмышкой, это дело другое. Приложить ему по затылку и рвать когти с подносом; но в церкви красть нельзя. Существуют какие-то границы.
Карл сдался, но был разочарованным и злобным – до того злобным, что сильно ударил по голове шарманщика, от чего тот уронил шарманку, и заорал на него:
– Как ты смеешь крутить свою пошлую музыку возле церкви, нечестивый макаронник?
Часа через два мы простились с Марио и девицами, решив осмотреть достопримечательности. Посетили несколько баров и таверн, где не снимали ранцев и рюкзака.
Вскоре мы остановились выпить пива и посетить бордель. Оказались также на выставке картин, но это было ошибкой. Карлу понравилась картина с изображением обнаженной женщины, но, услышав цену, он захотел избить членов комитета выставки. Те пригрозили вызвать полицию. Такие всегда грозят полицией. Если б они предложили нам по стакану пива, им бы не пришлось заменять толстое листовое стекло в четырех больших окнах.
Мы зашли в фешенебельный ресторан на виа Кавор и обнаружили, что не нравимся метрдотелю и четырем официантам. Началось с того, что гардеробщица отказалась принимать ранцы и вещмешок. Атмосфера ухудшилась, когда Отто решил сменить носки в фойе, но взрыв произошел, когда нас отказались обслуживать. Карл разозлился и обложил официантов всевозможными ругательствами, потом бросился на кухню, схватил большое блюдо равиоли [161]161
Род пельменей. – Прим. пер.
[Закрыть]и выбежал, разметая служащих, будто тайфун.
Двум пожилым полицейским удалось соблазнить нас пойти в таверну в переулке, где мы оказались более желанными посетителями. Пока мы шли туда, Карл непрестанно бранил высшее общество. Блюдо с равиоли он не бросал. В ресторане наверняка сочли его дешевой платой за то, что от нас избавились.
Когда мы уселись в таверне, Карл угрожающе поднес под нос полицейским половник.
– Тротуарные адмиралы, вы понимаете, что мы пошли с вами добровольно, не так ли?
За пивом они уверили нас, что у них в этом нет никаких сомнений.
Поздно вечером мы оказались у фонтана. Карл плавал кругами по бассейну, демонстрируя мне, как надевать спасательный пояс в дурную погоду, а мы с Отто создавали волны. Потом распахнулось окно, и сонный вульгарный голос начал выкрикивать брань и угрозы по поводу нашей шумной демонстрации спасения утопающих.
– Чертов скандалист-макаронник, – крикнул из воды Карл. – Как ты смеешь мешать немецким военным морякам во время учений по спасению жизни?
Отто поднял камень и запустил прямо в лицо орущему римлянину. Тот психанул и хотел выпрыгнуть из окна, но супруга в отчаянии удержала его. Как-никак, жили они на втором этаже. Потом Отто бросил еще один камень и угодил в другое окно. Тут началось настоящее столпотворение. Проснулась вся улица, и началась большая драка. Это походило на маленькую революцию, из которой мы вышли, когда она достигла разгара, и люди забыли, с чего все началось.
На другое утро мы решили, что все пойдем в госпиталь, но судьба распорядилась иначе. Как нарочно, мы оказались в обществе итальянского матроса, отправлявшегося на военно-морскую базу в Геную. С ним был капрал-берсальер, только что вышедший из госпиталя в Салерно, где ему выдали ножной протез. Протез причинял ему боль, поэтому капрал носил его под мышкой и ковылял на костыле. Изначально у него было два костыля, но он продал один пастуху. Пастух в костыле не нуждался, но пытался заглянуть в будущее.
– Кто знает, что на такой войне может случиться, – сказал он. – Мне что-то подсказывает, что рано или поздно возникнет дефицит костылей.
Они подошли к нам, когда мы сидели на ступенях лестницы на виа Торино, подкрепляясь жареными сардинами. Мы предложили им место, угощенье и впятером опустошили блюдо. Потом, блуждая по узким переулкам, поджарили на листе жести картофельные оладьи, разведя огонь на маленькой площади. Потом нас внезапно охватило стремление к чистоте, и мы отправились в общественную баню. К сожалению, там поднялся шум, когда мы выломали дверь в женское отделение, и нам пришлось бежать со всех ног. Совершенно голые, держа в руках одежду и вещи, мы бежали вдоль казавшегося нескончаемым ряда заборов и сараев.
Расстались мы на мосту Умберто. Итальянцы решили, что лучше им больше не задерживаться. Они были в пути уже месяц. Документы их были проштампованы, но печати были поддельными. Мы прощально махали, пока видели друг друга, потом стали перекрикиваться.
– Ребята, встретимся, когда окончится война. С первого по третье ноября после заключения мира, – крикнул итальянский матрос из какого-то переулка.
– Не пойдет, морячок, – крикнул в ответ Карл. – Вдруг она окончится четвертого ноября, и тогда встречи придется ждать целый год. Что, если ровно три месяца спустя после войны? Встретимся здесь?
– Там, где вы, или там, где мы? – крикнул матрос.
Нас уже разделяло большое расстояние, и слышать друг друга было трудно. Люди останавливались и непонимающе глядели на нас. Карл приложил руки ко рту рупором.
– Встретимся посередине моста Умберто, и каждый принесет ящик пива.
– Идет. В какое время вам всего удобнее? – крикнул итальянец.
– В четверть двенадцатого, – ответил Карл.
– Приедете поездом или морем? – прокричал моряк.
– Не задавай глупых вопросов. Поездом ездят только по крайней необходимости.
– Из Анцио в Рим каждый час ходит автобус, – донесся издали голос моряка.
Мы перекликнулись еще несколько раз во весь голос, но были уже так далеко друг от друга, что ответы представляли собой лишь слабое эхо.
На другой день рано утром мы отправились в госпиталь на виа ди Сан-Стефано. Приехали туда мы на такси, водитель сидел на пассажирском сиденье, а мы втроем – на водительском, и поочередно правили. Таксист согласился на это после недолгих убеждений.
– Теперь главное – держаться фарватера, – сказал Карл, когда мы свернули в ворота.
– Я твердо держусь левой стороны, так что все будет в порядке, – ответил Отто, державший руль.
Дневальный удивленно вытаращился на нас. Он еще ни разу не видел такого прибытия. Отто лихо развернулся и подъехал к ступеням.
– Отдать якорь, – приказал Карл.
Попивая пиво, мы попрощались со старым таксистом и его лошадкой.
– Куда вы? – раздраженно спросил дневальный.
– Спрашивали мы тебя, куда ты идешь? – ответил Карл. – Какое тебе, черт возьми, дело?
– Я должен спросить, – сказал дневальный.
– Ну вот и спросил; а теперь заткнись.
Дневальный пожал плечами и вернулся к воротам.
Путь в канцелярию указывала стрелка.
– Я не позволю этим клистирным героям помыкать мной, – сказал Карл. – Если они будут со мной любезны и вежливы, существует небольшая вероятность, что и я буду вежлив с ними. Иначе они проклянут тот день, когда встретились с Карлом Фридрихом Вебером.
Не обращая внимания на табличку «Постучите и ждите», мы ввалились в канцелярию.
Унтер-офицер медицинской службы в шитом на заказ мундире сидел в кресле-качалке, водрузив ноги на стол, и старательно смазывал волосы бриллиантином, укладывая их волнами. Позади него висел на стене портрет Адольфа Гитлера.
– Привет, привет! – сказал Карл, бросив на пол со стуком сапоги и ранец.
Благоухающий унтер не соизволил взглянуть на нас.
Карл сделал еще попытку привлечь его внимание к нашему присутствию.
– Эй, ты, помощник смерти! Клиенты пришли!
Госпитальный герой поковырял в зубах ларингоскопом и повернулся к окну.
– Вы, должно быть, ошиблись адресом.
– Ничего подобного. Это заведение – госпиталь, разве не так?
– Совершенно верно. Вы находитесь в Ospedale Militare [162]162
Военном госпитале (ит.). – Прим. пер.
[Закрыть]и разговариваете с главным регистратором. Здесь становятся в уставную стойку и докладывают о причине своего появления.
– Да пошел ты, – сказал Отто.
– Что я тебе говорил? – усмехнулся Карл. – Давай подержу его за горло. Гнусная тыловая крыса!
– Кончай, приятель, будь разумен, – убедительно сказал Отто. – Мы должны войти в док.
– В таком случае вы явились не туда. Здесь госпиталь, а не верфь.
– Чего разговаривать с ним, – сказал Карл. – Давай надаем ему по морде и смоемся.
Отто сделал еще одну попытку.
– Не знаю, как это называется на вашем медицинском языке. Мы должны встать здесь на ремонт. Капитальный.
Унтер старательно разглядел свои блестящие волосы в зеркале на противоположной стене. Надушил одеколоном лицо.
– Другими словами, вас должны госпитализировать. В таком случае у вас должны быть бумаги от вашего врача. Вы ранены?
– Да, – кивнул Карл. – Только это было давно. Мы явились не поэтому.
– Я от шлюхи заразился, – сказал Отто.
– Тогда вы пришли не по адресу. Это хирургическое отделение.
Унтер снисходительно улыбнулся
– Чего ты толкуешь с этим дерьмом? – сказал Карл. – Дай ему пинка в это самое место, вышвырни в иллюминатор и пошли отсюда.
Унтер не обратил внимания на этот доброжелательный совет.
– Вам нужно в кожно-венерическое отделение, оно находится в терапевтическом стационаре. В комендатуре вам скажут, где он находится; в управлении военными перевозками на железнодорожной станции вам скажут, где находится комендатура, а дорогу к железнодорожной станции укажет любой полицейский.
– А ты не знаешь, где находится этот чертов стационар? – раздраженно спросил Отто.
– Знаю, конечно. Мне положено.
– Ну так скажи, – негодующе выкрикнул Отто.
– Морячок, я главный регистратор хирургического отделения, а не справочное бюро.
– А чем, собственно, ты занимался до войны? – спросил Отто.
– Собственно, я не понимаю, зачем тебе это знать, – спокойно ответил унтер, – в частной жизни мы никогда не встретимся; но, раз тебе любопытно, так и быть, нарушу свое правило и скажу. Я был делопроизводителем второго класса в берлинском муниципалитете.
– Ну, с меня хватит, – воскликнул Карл, поддернув брюки. – Делопроизводитель, тьфу! Писаришка паршивый. Самая гнусная тварь на свете.
Он схватил бутылку с чернилами и запустил в стену за спиной унтера. За ней последовали книги. Большой книжный шкаф мгновенно опустел.
Мы с Карлом вскочили на стол, схватили унтера за волосы и стали бить лицом о столешницу. Отто открыл банку клубничного джема и стал старательно втирать его в набриллиантиненные волосы унтера, а Карл тем временем выливал бриллиантин и одеколон на его щегольской мундир. Мы разорвали несколько подушек и осыпали его перьями. Потом открыли две банки мармелада, размазали его по лицу унтера, по перьям, и он стал похож на больную курицу. В кабинет заглянула медсестра, но, когда мимо ее головы пролетел медицинский словарь, поспешно скрылась.
Перед уходом Карл затолкал пачку бумаг в горло оравшему унтеру. После этого, весьма довольные собой, мы покинули кабинет, в котором учинили разгром.
– Излечимся раньше, чем попадем в госпиталь, – простонал Отто. – Мы уже три недели в пути.
Когда мы уже прошли довольно приличное расстояние по виа Клаудиа, возле нас остановился «кюбель», из которого выскочили двое полицейских вермахта в касках.
– Вы арестованы, – сказал один из них.
– Ничего не знаю об этом, – усмехнулся Карл.
И огрел изо всей силы первого пряжкой ремня по лицу. Полицейский упал и стал ползать, ослепленный, стонущий. Улица опустела за несколько секунд. Такси с двумя пассажирками унеслось на полной скорости.
Второй полицейский схватился за кобуру. Я вскочил ему на спину и укусил за ухо. Карл пнул его в живот и с громким стуком саданул кулаком по кричащему лицу. Потом мы принялись бить их лицами об асфальт.
Я вскочил в «кюбель», завел мотор, включил вторую скорость и выпрыгнул. Машина с грохотом врезалась в здание на углу виа Марко Аурелио.
Мы пошли дальше. Возле Колизея Карла осенила мысль. Порывшись в ранце, он достал бутылку рома, и с ней мы вернулись к лежавшим без сознания охотникам за головами.
– Ополосните рот, пожалуйста, – сказал Карл, вливая каждому в горло по полстакана. Потом мы облили их мундиры так, что ромом стало нести за километр, и бросили пустую бутылку на переднее сиденье разбитой машины.
– Пробка, – задумчиво произнес Карл.
Отто громко захохотал – это был настоящий утробный смех, – подошел к полицейским и сунул пробку одному из них в брючный карман.
– А теперь, где телефон? – сказал Карл, восторженно усмехаясь.
Мы втроем втиснулись в телефонную будку. После долгих пререканий узнали номер коменданта города. Говорить стал Отто, голос у него был наиболее убедительным.
– Герр генерал, а, ну, ладно, герр обер-лейтенант, мне все равно, в каком вы чине. А кто не наглый? Вам-то что до этого, черт возьми? Думаете, я не видел этих шпагоглотателей раньше? Хотите знать, с кем разговариваете? Думаете, я слабоумный? Почему звоню? Вам-то какое дело? Алло, алло! – Эта свинья положила трубку.
От удивления Отто разинул рот.
– Грубияны они, – проворчал Карл. – Давай я поговорю. Номер у тебя есть? Ты все испортил. Я покажу, как это делается.
Он спросил номер.
– Попросите дежурного офицера, – прорычал он. – Говорит профессор Брандт. До последней минуты я считал, что полиция вермахта должна поддерживать порядок, но что я вижу теперь? Ваши люди дерутся с пьяными штатскими, гоняются за ними на служебных машинах. Возмутительно, герр гауптман, что вы допускаете подобные вещи. Сейчас ваши люди лежат мертвецки пьяными на углу виа Марко Аурелио и виа Клаудиа… разбили свою машину…
Улыбаясь во все лицо, Карл с силой положил трубку.
Искушению остаться и посмотреть, что последует, мы не поддались.
Остаток дня и ночь мы провели вместе, потом я расстался с матросами возле венерического отделения стационара. Когда я уходил, они крикнули из окна первого этажа:
– Не забудь о встрече на мосту Умберто после войны!
– Ни за что не забуду, – крикнул я в ответ.
Я шел, пятясь, до самого угла, чтобы не терять ребят из виду. Помахал им рукой, они в ответ – бескозырками.
– Отпразднуем мир у Марио, – прокричал Отто.
Я ушел, но на середине улицы повернулся и побежал обратно к углу. Было очень жаль расставиться с ними. Они все еще стояли у окна. Увидев меня, замахали бескозырками и запели матросскую прощальную песню. Тут я со всех ног побежал по узкой улочке. Я должен был расстаться с ними, пока ничего не случилось.
Я зашел в парк и сел на скамью, охваченный тоской. Ветер дул с юга и доносил звуки артиллерийской стрельбы под Монте-Кассино, напоминавшие непрерывный, угрожающий гром. Затем я отправился в управление военных перевозок на вокзал, чтобы заменить требование на билет, собираясь отправиться в аэропорт и попытаться вылететь транспортным самолетом.
Обер-фельдфебель изучающе посмотрел на меня.
– Не знаешь, что произошло вчера? – Он стоял, покачивая на ладони мои отпускные документы. Потом медленно разорвал их. – Началось массированное наступление. Все отпуска в группе армий «Юг» отменены.
