Текст книги "Дьявольский полк"

Автор книги: Хассель Свен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Что хорошо для одной свиньи, годится и для другой, – сказал Порта и довольно засмеялся. – В перерывах между глотками садись напротив обер-лейтенанта и отдавай ему честь.

Орел запротестовал, но Малыш быстро вразумил его.

– Это напоминает мне приходского священника с Пистоленштрассе, который хотел подать жалобу на епископа Нидермайера [78]78
  Порта, наверное, имеет в виду Нидермёллера, но тот не был епископом, а протестантским пастором (правда, довольно известным) и был арестован нацистами. – Прим. ред.


[Закрыть], – заговорил Порта. – Он три дня писал…

– Да будет тебе, – сказал ему Старик. – Надоело.

Порта понимающе кивнул и указал на Орла.

– Вот видишь, траченная молью тюремная крыса, как мало значения люди придают жалобам. Ни одна жалоба не нашла еще места в мировой истории. Если сыт нами по горло, рассматривай это как неизбежное зло. Веди себя как следует, и твоя жизнь будет более-менее терпимой. Иначе отдам под юрисдикцию Малыша. Он отправит тебя в небеса, словно ракету за пять минут до наступления Нового года.

Орел, бледный, но сдержанный, принялся за работу.

После третьей кружки пива Порта спросил одну из девиц, почему у нее не сняты трусики.

После седьмой Краббе предложил сыграть партию в стрип-покер. Пиво само по себе уже не привлекало нас. Действует оно слишком медленно. Большая бочка была уже наполовину пустой, и мы наполнили ее виски, кьянти, водкой, джином и вылили туда для вкуса бутылку острой соевой приправы. Порта сказал, что так делают в светском обществе, когда готовят коктейли.

Орлу пришлось дважды прокатить бочку вверх-вниз по склону холма, чтобы в ней все перемешалось как следует. Заканчивая эту работу, он плакал.

Малыш встал, поддернул брюки, поднял с пола веревку и, пока шел к Орлу, сделал затягивающуюся петлю.

– Все приходит к концу, – добродушно сказал он, надев ее Орлу на шею. – Вот тебе хорошая веревка. Теперь ступай, отыщи подходящее дерево, наберись мужества и повесься.

Орел стремглав выбежал из двери, преследуемый Малышом. Громко завопил, получив сильный пинок в зад, и покатился по склону; конец веревки, подрагивая, тянулся за ним.

– У подножья найдешь подходящее дерево – сразу же слева.

– Это зрелище порадовало мой взор, – сказал со смехом Порта. – У Малыша есть дух, которого недостает вам всем.

Наш молодой врач сильно опьянел и принялся ухаживать за унтер-офицером интендантской службы, приняв его за Грету Гарбо.

– Трусики у вас из очень грубого материала, мисс Гарбо, – сказал он, громко икнув.

Краббе стукнул его штыком по пальцам.

– Убери лапы, клистирная трубка.

Врач расплакался. Потом лицо его вдруг повеселело, словно в конце похорон, и он плюнул на пол.

– Я выпишу для вас свидетельство о смерти.

И написал на трусиках одной из девиц: «Разжалованный штабс-фельдфебель Штальшмидт мертв. Самоубийство».

Потом наткнулся на Марке, пившего, лежа на спине.

– Ты труп, – воскликнул он, что было весьма недалеко от истины. – Я не потерплю, чтобы покойник лежал здесь и пьянствовал. В могилу! Иначе вызову полицию вермахта.

– И мы не позволим падре Эмануэлю благословить Орла. И он не получит последнего помазания! – выкрикнул Хайде.

– Пусть Господь над ним смилуется, если у него хватит наглости ожить, – угрожающе сказал Порта. – А теперь возблагодарим Всевышнего.

Хайде подскочил на ноги и стал отбивать ритм, мы обняли друг друга за плечи и запели. Малыш растрогано плакал.

Затем мы перешли к ритуальным приветствиям; старший по званию приглашал младшего выпить с ним, а если оба были равны по чину, приглашал тот, у кого больше наград. Начал Порта. Он поднял кружку и обратился к врачу:

– Ты пролез с черного хода в наш профсоюз из своего университетского отупляющего института. Ты носишь наш мундир, но даже не знаешь разницы между пулеметом и катапультой. Ты понятия не имеешь, как созвать на кормежку стаю голодных петухов. Приветствую тебя.

Врач неуверенно поднялся на ноги, пошатываясь, поднял кружку и осушил ее, как предписывали правила.

Затем врача приветствовал Хайде. Потом Марке. Когда настал черед Старика, врач больше не мог пить. Он сник, будто проколотый баллон, его вынесли на носилках под напев погребальной песни и бросили на мусорную кучу.

Вольф хотел выпить с Портой, но получил насмешливый отказ. Гордо похлопывая себя по усеянной орденскими ленточками груди, Порта ответил:

– Треклятая ты запальная свеча, по-твоему, я распределитель зажигания, и от меня можно требовать искры? Ступай, принеси мне локон волос американского морпеха, тогда у тебя появится слабая надежда выпить с воевавшим на передовой обер-ефрейтором.

– Прошу прощенья, – сказал, икнув, Вольф и попытался поклониться, но потерял равновесие и упал перед обряженной в мундир свиньей, которую принял за одну из девиц.

– Моя милая девушка, ваше поведение вряд ли можно назвать пристойным! – воскликнул он. – Появляться на людях без трусиков. – Потом звучно поцеловал ее прямо в пятачок, идиотски улыбнулся и вскричал: – Твою губы прохладны и неотразимы!

После этого перешел на грубости; но посреди фразы увидел знаки различия на кителе свиньи и неуклюже отсалютовал рукой с растопыренными пальцами.

– К вашим услугам, герр обер-лейтенант. К вашим услугам, герр обер-лейтенант, вы свинья!

И повалился на пол.

Состоялись очередные похороны. Высоко подняв носилки над головами, мы вынесли Вольфа к мусорной куче и уложили рядом с трупом врача.

Появился падре Эмануэль. Остановился в дверном проеме, глядя на нас и покачивая головой. Марке пригласил его внутрь. Малыш, шатаясь, пошел за ним, но изнеможенно рухнул на мусорную кучу. При виде безжизненного тела врача преисполнился горя и стал просить прощения за то, что убил его. Поклялся, что никогда больше ничего подобного не совершит. Потом увидел Вольфа и горько заплакал.

– Господи Боже, я серийный убийца!

Затем вспомнил все оскорбления, какими осыпал его в прошлом Вольф, и принялся плевать на труп.

Потом произошло то, от чего он едва не упал в обморок: труп сел! Малыш издал испуганный вопль, выхватил пистолет и расстрелял в призрака всю обойму, но, по счастью, все восемь пуль прошли мимо.

– Что это значит, черт возьми? – воскликнул Вольф, вытаскивая из голенища гранату, бросил ее в Малыша, но забыл выдернуть кольцо.

Малыш со всех ног бросился в хижину.

– Там труп швыряется гранатами! – крикнул он. – Сматываюсь домой, хватит с меня войны.

Вошел, пошатываясь, Вольф. Обвиняюще указал пальцем на Малыша.

– Убийца!

Малыш схватил чей-то пистолет, который мы отняли у него с величайшим трудом. Успокоился он, лишь когда Вольф пригласил его выпить.

Внезапно Марке, бывший десантник, подскочил на ноги и стал напряженно прислушиваться. На полу подле него лежала девица с широко раскинутыми ногами.

Малыш лежал на другой, вытворяя то, что именовал ухаживанием.

– Танки приближаются! – заревел Марке.

Это отрезвило нас. Мы схватили оружие и услышали знакомый лязг, от которого даже у самых храбрых кровь может застыть в жилах.

– Морпехи, – засмеялся Порта и привязал четыре гранаты к бутылке с бензином.

– Nom de Dieu [79]79
  Черт возьми (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть], они узнали о нашем маленьком празднестве, – засмеялся Легионер.

Дверь распахнулась, часовой в каске просунул внутрь голову и, задыхаясь, произнес:

– Тревога. Лязг танковых гусениц из долины.

Барселона отмахнулся от него.

– Проваливай, мальчик. Мы разберемся с этим.

Малыш, лежа на полу, искал под кроватью фаустпатрон. Мы один за другим вышли, пошатываясь, наружу и услышали шум моторов. Первым шел Старик, держа в обеих руках по связке гранат. Вплотную за ним следовал Марке с противотанковой миной.

– Двигатели Майбаха, – объявил обер-фельдфебель Вольф.

– И гусеницы «тигра», – ответил Порта с уверенностью профессионала.

– Здесь что-то не то, – сказал Вольф. – У нас нет танков в ремонтных мастерских, и в этом секторе мы единственный батальон «тигров».

Мы смотрели из-за деревьев на извилистую дорогу. Танков было не меньше шести. Услышали брань по-немецки.

– Переключи скорость, осел!

Последовал скрежет шестерен; взревел мотор; Порта с Вольфом переглянулись.

– Недотепы, – буркнул Вольф.

– Водить «тигры» не умеют, – сказал Порта. – Наверно, это цыгане.

– Однако это зловеще, – сказал Барселона и достал «коктейль Молотова». – Я преподам им урок.

Порта занял позицию посреди дороги, крепко упершись в землю широко разведенными ногами. Потер гранатой волосатую грудь. В левой руке у него была бутылка рисового спирта.

Лязг танковых гусениц стал оглушительным. Барселона установил пулемет за упавшим деревом. Помощника у него не было, пришлось все делать одному. Вдавил ножки треноги в землю, проверил уровень, установил прицел; потом положил рядом с собой три «коктейля Молотова».

Марке с Вольфом повесили на одном из деревьев большую гранату, присоединили к ней несколько проводов, превратив его за несколько секунд в baumkrepierer [80]80
  Взрывчатое дерево (нем). – Прим. пер.


[Закрыть]. Горе тому, кто наткнется на эти провода!

Легионер лежал на склоне холма за двумя спаренными огнеметами. Если противник попытается отступать, ему, считай, конец, потому что придется проходить сквозь стену огня.

Из-за крутого поворота появился первый танк: первым делом мы увидели пламегаситель на длинном стволе пушки. Это был «Тигр-2», наша последняя модель, с башенкой сбоку. Люк ее был открыт, и мы видели человека в черном мундире. Но американцы совершили серьезную ошибку, снаряжая их. На голове у стоявшего в башне командира танка была тирольская шапочка, которых немецкие танкисты не носили с начала 1942 года [81]81
  Тирольские шапочки танкисты никогда не носили. В самом начале войны они носили особые береты на кожаной основе – но их отменили не в 1942 году, а еще раньше, хотя время от времени надевали. Наверное, они и имеются в виду. – Прим. ред.


[Закрыть]. Этот головной убор потихоньку брали с собой в отпуск, чтобы придать себе важности.

Тяжелый, широкий, громадный «тигр», громыхая, приближался по извилистой дороге, неподалеку от него следовал второй.

Порта оставался на месте. Вскинул руку, останавливая высящееся перед ним стальное чудовище. Поглядел в дуло 88-миллиметровой пушки и улыбнулся перегнувшемуся через верх люка командиру.

– Добро пожаловать в наш притон.

У командира танка оказался типично дрезденский акцент:

– Gruss Gott! [82]82
  Южногерманское приветствие, переводится примерно как «С вами Бог!». Но оно прежде всего баварское, а не дрезденское, т.е. саксонское. – Прим. ред.


[Закрыть]Пришлось же поискать вас. Вы, должно быть, пятая рота Двадцать седьмого полка особого назначения. Я обер-фельдфебель Брандт из второй роты. Нам приказано присоединиться к вам. У нас новые танки с огнеметами. Вам сообщили о нас?

Порта отпил глоток рисового спирта и поцеловал в затылок кота.

– Молодец он, а, Сталин? Тот еще молодец. Ему бы выступать в цирке!

Малыш стал возиться с взрывателем гранаты.

– Я подпалю ему задницу.

Старик оттолкнул в сторону Порту и Малыша. Грузной поступью, размахивая руками, подошел к громадному танку.

– Привет, кореш. Скажешь для порядка пароль?

– Шарихорст, – ответил командир с широкой улыбкой.

Марке ткнул локтем Юлиуса Хайде.

– Смотри! У этого дерьма на петлицах эсэсовские мертвые головы [83]83
  Все танкисты независимо от звания носили на петлицах мертвые головы – но не такие, как у эсэсовцев, а несколько другой формы – без челюсти. Об этой ошибке американцев – ниже. – Прим. ред.


[Закрыть]. Если это майковские морпехи, меня вырвет.

– C'est le bordel [84]84
  Это бордель (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть], – пробормотал Легионер. – Они здорово вляпались.

Первый танк тронулся к заграждению на дороге, где было установлено восемь противотанковых мин. Мы взобрались на него.

Увидев у нас «коктейли Молотова», человек в башне занервничал.

– Хочешь сигару? – спросил Порта, протягивая гранату, ее фарфоровое кольцо [85]85
  На самом деле кольцо было проволочным; из фарфора делался шарик, за который солдат выдергивал это кольцо. – Прим. ред.


[Закрыть]опасно свисало из отверстия.

С грохотом подъехал следующий танк, «Тигр-1», и остановился вплотную за первым; это было серьезной тактической ошибкой. Мы не поверили своим глазам, когда остальные четыре сделали то же самое.

– Бабы тут у вас есть? – спросил командир первого.

– Оружие есть, – улыбнулся Порта.

– Прибыли из Рима? – спросил Марке, подбрасывая и ловя гранату, будто фокусник.

– Почему у вас разные танки? – с любопытством спросил Порта. – Зачем вы пригнали их к нам? Мы учебный полк. «Тигр-1» знаем. Избавились от них три месяца назад. Где начинал службу?

– Во Втором танковом, в Айзенахе.

Старик вытолкнул меня вперед.

– Вот один из ваших.

Я улыбнулся.

– Не припоминаю тебя. В какой роте был?

– В четвертой.

– А, да, командиром у вас был гауптман Краевски. Кто командовал полком?

– Майор фон Штрахвиц [86]86
  Граф Гиацинт Штрахвиц фон Гросс-Цаухе унд Камменитц никогда не командовал 2-м танковым полком, а только лишь 1-м батальоном. – Прим. ред.


[Закрыть].

Он был хорошо осведомлен.

Старик толкнул меня локтем, но я не понял, что он имеет в виду.

– Фамилию адъютанта помнишь? – спросил я. – Вечно ее забываю.

– Обер-лейтенант фон Клейст, – улыбнулся обер-фельдфебель с дрезденским акцентом.

– Когда покинул полк? – спросил я.

– Сразу же после Ратибора.

– Знаешь, где сейчас граф Гиацинт фон Штрахвиц?

Этот человек не смог скрыть нервозности.

– Что это за допрос, черт возьми? – раздраженно выкрикнул он. – Откройте это заграждение и пропустите нас. Нам нужно доложить о прибытии. – Он протянул нам несколько разных документов и указал на печать. – Как видите, мы едем прямо с командного пункта армии. Так что кончайте разводить муру.

– Успокойся, – сказал с усмешкой Порта. – Эта кампания – неспешное дело. Не стоит выходить на тонкий лед. Вылезайте из танков, и мы подгоним их к месту. Майор Майк предпочитает видеть над башнями знакомые лица.

– Это тот, что служил в американской морской пехоте?

– Да, приятель. В Шаффилдских казармах. На Гавайях.

Тот сглотнул.

Малыш пошел вдоль ствола пушки. Сунул в дуло гранату и стал небрежно поигрывать фарфоровым кольцом.

– Что ты там затеваешь, черт возьми? – крикнул обер-фельдфебель. И что-то сказал сидевшему внутри экипажу; мы не расслышали, что, но увидели, как пришел в движение зловещий глаз огнемета.

Легионер, забравшийся на задний люк, с любопытством заглянул в башню.

– On lui coupe les couilles! [87]87
  Яйца бы тебе отрезать! (фр.). – Прим. ред.


[Закрыть]

Он опустил большой палец вниз, и тут же раздался выстрел его пистолета.

Человек в башне повалился вперед. В открытые люки полетели «коктейли Молотова». Вольф размахнулся и мастерски бросил противотанковую мину под башенное кольцо третьего «тигра».

Раздался оглушительный взрыв, и пятнадцать тонн стали взлетело на воздух. Крупнокалиберная пушка с длинным стволом улетела в сосновый лес, клочья тел были разбросаны повсюду. Вокруг нас разливался горящий бензин; взрыв следовал за взрывом, словно при извержении вулкана.

Посреди этого ада стоял, пошатываясь, молодой врач с санитарной сумкой. Он кричал что-то неразборчивое, лицо его было перемазано кровью, половина носа исчезла.

Горящее масло, бензин и тошнотворный запах горелой плоти заставили нас лечь.

Все шесть танков были в огне.

– Предатели, – пробормотал врач и бросился на землю рядом с Портой.

– Американцы немецкого происхождения, – поправил его Порта. – Правил на этой войне нет. Сплошная хитрость и нечестная игра. Если б эти недотепы выбрали роту, где танки на ремонте, а не избранный полк особого назначения, их затея бы удалась.

– Нужно было потрудиться раздобыть для петлиц танкистские мертвые головы, – пробормотал Малыш. – Все знают, что эсэсовских танков здесь нет.

Порта поднялся и равнодушно поглядел на горящие танки.

– Теперь я хочу трахаться! – объявил он.

Мы установили в сосновом лесу сорок два березовых креста с именами американских танкистов. Каждый получил по заслугам.

V

Монте-Кассино – это название, монастырь, полузабытое местечко к югу от Рима? Нет, столь неописуемый ад, что даже самые яркие таланты не смогли бы отобразить его ужасы. Место, где мертвые по пять раз получали смертельные ранения. Место голода и жажды.

Кладбище молодых людей от двадцати до тридцати лет.

Траншеи были заполнены трупами. Трупов было очень много. Мы уже не пытались убрать их. Шли по ним, отскакивали и цепенели от ужаса, когда они издавали «И-и-и-и!» и – еще раз – «И-и!» Извини, приятель, я думал, ты мертв.

И они были мертвы. Этот крик вырывался из широко раскрытых ртов, когда мы наступали им на живот, наполненный газами.

Что было самым худшим? Ураганный огонь? Голод? Жажда? Поблескивающие штыки? Горящая смесь огнеметов? Или голые крысы величиной с кошку? Не знаю. Но чего никогда не забудем ни я, ни другие бывшие там солдаты, это смрад. Сладковатый смрад трупов, смешанный с хлором. Он держался у лежавших в госпитале раненых месяцами, вызывая рвоту у врачей и медсестер. Мундиры их сожгли, но этот смрад въелся до костей. Смрад Монте-Кассино.

Девять из десяти колонн транспорта снабжения остались в этом ущелье смерти неузнаваемым кровавым месивом. Мы ели кору, листья, даже землю, чтобы заглушить чувство голода, но жажда! Мы дрались над каждой лужей, словно дикие звери. Нашли на ничейной земле снарядную воронку, полную воды. Множество крыс с жадностью пило из нее. Мы швырнули в них гранату, потом, не обращая внимания на рвущиеся снаряды, бросились к воронке и пили, пили, пили!

После полудня взрывы расплескали воду из воронки. На дне оказалось несколько раздувшихся трупов. Пролежали они там долго. Нас вывернуло наизнанку. Однако на другой день мы нашли еще одну воронку и снова пили.

Это было на Монте-Кассино, святой горе.

СЕКРЕТНАЯ МИССИЯ

Гребень горного хребта окутывала густая голубоватая дымка. Мы то и дело входили в клубы низкого тумана. Стая ворон с жадностью набросилась на валявшийся труп. Большая серебристая чайка отогнала их.

Мы были усталыми и злыми после ночного окапывания, во время которого потеряли двенадцать человек.

Стали падать первые снаряды. Крупнокалиберные. С таким звуком, будто захлопывалась громадная дверь. К счастью, они были без контактных взрывателей. Иначе почти всем нам пришел бы конец.

Когда начался обстрел, Порта и я натягивали колючую проволоку. Мы пролежали на ничейной земле два часа. Потом противник пошел в атаку. Множество пехоты. Поскольку мы окапывались, у нас было только легкое оружие, поэтому пришлось пускать в ход железные колья проволочного заграждения. Они были не хуже штыков. Большинство потерь мы понесли, возвращаясь после атаки: наши пехотинцы открыли по нам огонь, приняв за англичан. Когда мы достигли их позиций, Майк дал по морде командиру роты в траншее, и он оказался в нокауте. Лейтенант Людвиг повалился к ногам командира полка, из громадной раны в его животе свисали кишки. Людвигу было всего восемнадцать, то был его первый бой. Командира полка вырвало.

Окапывание и установка проволочных заграждений считалось пустяковым занятием. Наравне с несением караульной службы. Никто особенно не стремился к этой работе, но делать ее было необходимо. Потери при ней были всегда. Поручали ее находящимся на отдыхе подразделениям.

С севера доносилась ожесточенная артиллерийская стрельба. Похоже было, что вот-вот что-то начнется в Форти. Но нам было все равно. Нас никогда не трогала весть о том, что уничтожена целая дивизия. Тех людей мы не знали. Мы были отъявленными эгоистами. Война сделала нас равнодушными к чужим страданиям.

Когда мы вышли к дороге, где нас должны были ждать грузовики, их там не было. Мы в сердцах швырнули оземь каски и прокляли транспортников всеми проклятьями. Эту публику мы терпеть не могли и считали паразитами, как и тех, кто окопался на кухне.

Из тумана появился лейтенант Фрик с двумя незнакомыми офицерами люфтваффе [88]88
  Luftwaffe (нем.). – военно-воздушные силы Германии. – Прим. пер.


[Закрыть]. Они медленно шли вдоль роты, отбирая людей и приказывая им строиться на левой стороне дороги.

– На горизонте опять грязная работа, – кивнул Старик. – Пахнет особым заданием.

Отобран был почти весь второй взвод. В общей сложности семнадцать человек.

– La merde aux yeux [89]89
  Буквально: «Дерьмо в глаза» (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть], – выругался по-французски Легионер, дрожа от холода. – Вот тебе и утренний кофе.

Лейтенант Фрик поманил к себе Старика. Они пошептались. Потом вызвали Грегора Мартина с Марке и направили к нам.

– Не обойтись вам без нас, – усмехнулся Марке, садясь рядом с Легионером.

Офицеры люфтваффе внимательно осмотрели каждого из нас. Подъехало, подскакивая на ухабах, несколько грузовиков.

– Пятая рота, по машинам. Отобранным отойти влево, – приказал Майк.

Радостные счастливчики взобрались в грузовики и помахали нам. Мы плюнули им вслед. Малышу этого оказалось мало. Он запустил в них булыжником.

– Взять оружие. Колонной по одному за мной, – приказал лейтенант Фрик.

Грузовики люфтваффе привезли нас в Теано. Там мы пролежали весь день за зданием станции, дожидаясь. Половина времени солдата проходит в ожидании.

Мы играли в «двадцать одно». Когда настало время обеда, мы взломали дверь стоявшего на запасном пути товарного вагона. Два ящика коньяка несколько подняли нам настроение. Порта нашел четырех молочных поросят, и мы поджарили их на вертеле.

– Это грабеж, – буркнул Старик. – Вас могут повесить.

– По крайней мере отправлюсь на тот свет с полным брюхом, – ответил Порта.

В полночь нас разбудили и повели в густой лес, где стояли пятнадцать эсэсовских грузовиков. Это было неожиданностью. Грузовики принадлежали Двадцатой гренадерской дивизии СС, состоявшей главным образом из эстонцев [90]90
  Никаких сведений о том, что эта часть действовала в Италии, нет, да и в Белоруссии она не воевала – только в Прибалтике. – Прим. ред.


[Закрыть]. Мы встречались с ней в Белоруссии. В кузовах лежали эсэсовские шинели и каски.

– Что за чертовщина? – проворчал удивленный Старик. – Неужели нас хотят присоединить к СС?

Барселона с Малышом уже весело примеряли шинели. Малыш надел шинель с погонами унтершарфюрера и, рисуясь, расхаживал в ней. Презрительно ткнул пальцем в сторону Старика, смотревшего на него, раскрыв рот.

– Встань смирно, старый хрыч, когда мимо проходит унтершарфюрер! Или захотел в концлагерь, чтобы тебя обучили манерам? Я большая шишка. Я как-то поцеловал в задницу фюрера. Имей это в виду!

Из-за грузовика появился лейтенант Фрик.

– Сними эту шинель, Кройцфельдт, и заткнись!

– Jawohl [91]91
  Слушаюсь (нем.). – Прим. пер.


[Закрыть], унтерштурмфюрер, унтершарфюрер Кройцфельдт докладывает о своем отбытии. – Он бросил в кузов шинель с каской, подошел к Фрику и щелкнул каблуками. – Герр лейтенант, обер-ефрейтор Кройцфельдт вернулся.

Лейтенант Фрик раздраженно отмахнулся от него.

– Лезь в кузов этого грузовика и сделай мне одолжение, поспи.

Незадолго до рассвета мы въехали на открытое пространство перед монастырем Монте-Кассино, где уже стояли большие грузовики люфтваффе. Там суетились несколько молодых офицеров из танковой дивизии «Герман Геринг» [92]92
  Официально именовалась танково-парашютной дивизией «Герман Геринг». – Прим. ред.


[Закрыть]. Они приказали нам замаскировать наши грузовики и спрятаться в укрытие. Несколько солдат уже уничтожали следы, оставленные колесами наших грузовиков.

Малыш не мог сдерживаться и снова надел эсэсовские шинель и каску. Майор люфтваффе разбранил его и пригрозил всевозможными несчастьями, если он еще раз покажется в этой форме.

Мы ждали все утро, но ничего не происходило, лишь пролетали бомбардировщики союзников, оставляя в небе инверсионные следы. У нас хватило предусмотрительности запастись едой из товарного вагона, и теперь у Порты в кармане шинели лежала четверть жареного поросенка.

– Мы должны взорвать весь этот сортир, – сказал Малыш, лучезарно улыбаясь.

– Взорвать, – сердито воскликнул Порта. – Могли бы поручить это саперам. Сегодня в заведении Бледной Иды праздничный вечер. У нее появилось много хорошеньких девок из Рима, и все благоухают розовой водой.

Малыш дал полную волю своему похотливому воображению. У него даже слюнки потекли.

– В этих святых стенах есть монахини.

Хайде нахмурился.

– Свобода грабить и насиловать тебя очень бы устроила, а?

Малыш сглотнул, потом облизнул губы.

– Не говори об этом. У меня брюки едва не рвутся.

Порта откусил большой кусок поросячьего мяса. Лицо его блестело от жира.

– Рассказывал я вам о том, как был садовником в женском монастыре?

Мы засмеялись и теснее сдвинулись под грузовиком, для удобства положив противогазы под головы.

– На реке Дубовила? – спросил Старик.

– Нет-нет! Когда я был откомандирован во Второй танковый полк.

– Что-то не припомню такого, – засмеялся Старик, искоса глянув на нас.

– Память у тебя всегда была дырявой, – ответил Порта. – Но мы, то есть Второй полк и я, были в одном месте среди черноморских фермеров. Я разгуливал в одиночестве, ища чего-нибудь значительного.

– Женщину? – спросил Малыш с внезапным любопытством.

– Это единственное, что может прийти в твою тупую башку, – заметил Порта. – Я искал поражение.

– Его можно было найти у Черного моря? – удивленно спросил Старик.

– В то утро я услышал по английскому радио, что поражение близко. Сражение в долине Струма должно было стать решающим. Поэтому я искал поражение с лупой за каждым камнем. И вдруг услышал женские вопли. Ага, думаю, кое-кто нашел поражение. Однако, судя по крикам, спускались не флаги, а трусики. Неслись крики из женского монастыря. Я влез на стену и вскинул автомат. Представьте себе, что я увидел. Наши верные союзники лапали монахинь. Не помню, что я сказал им, но они исчезли с немалой скоростью. Я спрыгнул на клумбу тюльпанов и встретил превосходный прием.

Захватывающий рассказ Порты прервало приказание лейтенанта Фрика строиться.

Обер-лейтенант с белыми петлицами танковой дивизии Геринга осмотрел нас.

Над монастырем кружил самолет.

– Артиллерийский наблюдатель, – сказал Хайде. – Если он нас заметит…

Несколько монахов принесли нам горячего чая. Половину его мы вылили и долили чашки ромом. Никто до сих пор не знал, для чего мы здесь. Из монастыря доносился стук молотков и скрежет пил, орудийный огонь вдали не прекращался.

– За холмами ведется сильный обстрел, – задумчиво произнес Старик. – Там что-то затевается. Нутром чую.

В таких делах Старик никогда не ошибался. Он был старым солдатом и заранее предчувствовал осложнения.

– Для чего мы здесь? – спросил Хайде, ни к кому не обращаясь, и содрогнулся.

– Понятия не имею, – пробормотал Старик, теребя себя за нос. – Не нравятся мне эти люди с белыми петлицами и эсэсовская форма в грузовиках. Тут что-то сомнительное. Нам сто раз угрожали бог весть чем, если мы приблизимся к монастырю, а теперь мы здесь и вооружены до зубов. Не началась ли охота на католиков?

– Храни нас Бог в таком случае, – сказал Барселона. – Мы будем по горло в крови.

Старик неторопливо раскурил трубку.

Когда на горы опустилась ночь, скрыв их, мы подогнали грузовики задом к воротам монастыря. Было приказано ни в коем случае не зажигать света. Пожилой лейтенант люфтваффе приказал нам положить оружие в кабины. Входить в монастырь с оружием было нельзя. Мы неохотно положили в кабины автоматы. Без оружия мы чувствовали себя голыми.

– Сдайте снаряжение и оружие, – резко приказал незнакомый лейтенант.

Малыш попытался прошмыгнуть внутрь с торчавшим из кармана брюк пистолетом. Лейтенант остановил его и пригрозил трибуналом.

– Война без оружия – безумие, – не удержался Малыш.

– Заткнись, обер-ефрейтор, – вспылил лейтенант.

Легионер бесшумно подошел к нему со свисающей из уголка рта сигаретой. На его шее вызывающе болтался большой русский пистолет. Он откровенно смеялся над офицером.

– Трибунал, герр лейтенант? Merde alors! [93]93
  Вот дерьмо! (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть]Вы, должно быть, шутите.

– Это что за поведение? – негодующе воскликнул офицер.

– Именно об этом я и хотел спросить, герр лейтенант. Мне очень любопытно узнать, что скажет трибунал по поводу этих дел. – Легионер с небрежным видом закурил новую сигарету и выпустил дым в лицо лейтенанту. – Мы отказываемся сдавать оружие, герр лейтенант, и не станем выполнять вредительские приказы. У вас и ваших коллег больше оснований бояться трибунала, чем у нас.

– Ты с ума сошел? – выкрикнул лейтенант с нервной дрожью в голосе. – Это что за чушь?

Легионер дерзко усмехнулся. И повернулся к нам, слушавшим с напряженным интересом.

– Il nouse casse les couilles [94]94
  Яйца оторву! (фр.). – Прим. ред.


[Закрыть]!

– Я понимаю по-французски, хам!

Лейтенант был почти вне себя от ярости.

– Je m'emmerde! [95]95
  Мне все осточертело! (фр.) – Прим. ред.


[Закрыть]– засмеялся Легионер.

Нам показалось, что лейтенант бросится на Легионера, беззаботно разглядывающего обойму своего пистолета.

От изумления мы раскрыли рты. Мы ничего не понимали. Легионер был солдатом до мозга костей. И никогда не заходил слишком далеко. Мог быть более наглым, чем большинство из нас, но никогда не рисковал. Должно быть, на уме у него было что-то серьезное. Мы, не совсем понимая, что именно, снова взяли оружие и сомкнулись позади Легионера.

Лейтенант повернулся и взбежал по ступеням.

– Теперь заварится каша, – прошептал Рудольф Клебер. – Это похоже на бунт в дивизии «Флориан Гайер» [96]96
  Знаменитая конная дивизия СС. – Прим. авт.


[Закрыть].

– Ничего не произойдет, – сказал со спокойной уверенностью Легионер. – Если станут наглеть, мы их перестреляем. Нас за это наградят.

– Что тут делается? – спросил Хайде. – Мог бы объяснить нам. Я едва не мочусь в штаны от волнения.

И с удовольствием помахал пистолетом, итальянской «береттой».

Порта взвалил на спину баллон огнемета и туго затянул лямки.

– Подпалим им волосы кое-где, – сказал он и передвинул регулятор на огонь по близкой цели.

– Hamdoulla (не спеши), – сказал Легионер. – Если потребуется прикончить эту банду, я выстрелю первым.

– Да объясни ж, в чем тут дело, – раздраженно сказал Марке.

– C'est le bourdel. Они саботируют особый приказ самого Адольфа и Кальтенбруннера [97]97
  Эрнст Кальтенбруннер возглавлял Главное управление имперской безопасности (РСХА). – Прим. ред.


[Закрыть].

По ступеням стала торопливо спускаться группа офицеров. Сзади шел с улыбкой наш лейтенант Фрик. Нас он хорошо знал. И явно не хотел никаких осложнений.

Маленький лейтенант люфтваффе кудахтал, как старая курица. Широкоплечий майор велел ему замолчать. Все они были безоружны. На них не было даже ремней.

Кое-кто из нас укрылся за колоннами галереи. Легионер вызывающе уселся на парапете колодца в центральном дворике. И держал палец на спусковом крючке. Он выглядел уверенно, как русский комиссар, за спиной которого стоит Сталин.

Широкоплечий майор встал перед ним. Он был вдвое больше Легионера. Шинель его была расстегнута. Не было сомнения, что он безоружен.

Они молча разглядывали друг друга.

Порта задумчиво поигрывал огнеметом.

– Bon, mon Commandant? [98]98
  Ну, мой командир? (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть]Что теперь? Трибунал? Военно-полевой суд?

– Я хочу поговорить с тобой наедине.

Легионер загадочно улыбнулся.

– Non, mon Commandant [99]99
  Нет, мой командир (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть]. Не хочу получить пулю в затылок в каком-нибудь темном подвале. Я слышал о так называемых особых офицерских судах. Я не офицер. Всего-навсего никому не известный caporal-chef [100]100
  Старший капрал (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть]из La Legion Etrangere [101]101
  Иностранного легиона (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть].

Какой-то гауптман сделал несколько шагов вперед, но майор остановил его.

– Даю честное слово, унтер-офицер, что с тобой ничего не случится.

– Слово офицера какому-то паршивому солдату? – пожал плечами Легионер.

Майор сделал глубокий вдох. Лицо его налилось кровью.

Малыш раскрыл рот, собираясь сделать свой взнос, но получил от Порты предостерегающий пинок по голени.

Легионер с беззаботным видом закурил новую сигарету.

– Чего ты хочешь, унтер-офицер? Думаешь, нам нужно уничтожить тысячелетнюю культуру, потому что какой-то безумец отдал такой приказ?

– Безумец? За это слово вы можете поплатиться головой, топ Commandant.

Майор шагнул вперед и хотел доверительно положить руку Легионеру на плечо; но Легионер увернулся и оттолкнул его назад дулом автомата.

– Подчиненный должен стоять в трех шагах от начальника, mon Commandant.

Гауптман снова хотел вмешаться.

– Я велел вам молчать, – гневно оборвал его майор; потом обратился к Легионеру: – Унтер-офицер, ты знаешь, что такое Монте-Кассино? Знаешь, что это древнейший культурный центр в Европе? Что это первый бенедиктинский [102]102
  Бенедиктинцы – члены первого в Западной Европе монашеского ордена (основан Бенедиктом Нурсийским в 529 году). – Прим. пер.


[Закрыть]монастырь, и в нем хранятся самые священные христианские реликвии? Хочешь, чтобы согрела уникальная библиотека из семидесяти тысяч томов, которую монахи собирали веками? Я уж не говорю о картинах знаменитых мастеров, распятиях многовековой давности, исторической резьбе по дереву и чудесных изделиях златокузнецов. Допустишь ты с чистой совестью, чтобы все это было уничтожено из-за безумного приказа? Ты безжалостный и умелый солдат, это я понимаю. Ты гордишься тем, что служил в знаменитом корпусе смельчаков под французским флагом, но не забывай, что французская армия на протяжении веков защищала христианскую веру. Ты и твои товарищи можете перебить всех нас. Можете начать с меня и с настоятеля Диамаре. За это вам ничего не будет. Возможно, вы даже получите награды; но уверяю, потом французская армия не захочет иметь с тобой ничего общего. Французы лишат тебя красных ленточек, которые ты носишь над нагрудным карманом. Я не боюсь смерти, унтер-офицер. Мои офицеры тоже. Мы знаем, что рискуем жизнями, но не хотим допустить, чтобы все это было уничтожено. Мы обыкновенные люди. Нас можно заменить, но ни единого обломка, ни единого документа здесь заменить невозможно. Бенедиктинский орден находится здесь с пятьсот двадцать девятого года. Вскоре Монте-Кассино станет центром ожесточенного сражения. Его стены, статуи, базилику, все эти прекрасные здания, – он в отчаянии вскинул руки, ветер трепал полы его шинели и ерошил седые волосы, – спасти мы не можем. Они будут стерты с лица земли, тысячи молодых людей будут убиты и искалечены. Но уникальные, незаменимые сокровища, хранящиеся в этом святом монастыре, можно вывезти в Рим за две-три ночи.