Текст книги "Американский Голиаф"

Автор книги: Харви Джейкобс

Бруклин, Нью-Йорк, 28 февраля 1870 года

Барнаби Рак доплыл на пароме до Бруклина и пошел пешком к месту трагедии. В конце прошлой недели там, где росла, чтобы ловить потом кабель Бруклинского моста, башня из гранита и известняка, трое рабочих упали с лесов прямо в цементную яму. Достать тела не представлялось возможным. Решили оставить этих людей здесь, погребенными в бетоне, как мухи в янтаре.

В «Горн» пришло анонимное письмо, в котором погибшие назывались крепкими профсоюзными вожаками и утверждалось, что за несчастным случаем стоит нечто большее. Письмо отложили в сторону, сочтя делом рук злобного психа, однако Джон Зипмайстер все же отправил Рака на похороны.

Когда Барнаби добрался до места, уже вовсю шла торжественная служба. Вашингтон Рёблинг, главный инженер «Нью-Йорк бридж компани», и его жена Эмили стояли рядом с застывшими вдовами и перепуганными детьми зацементированных жертв. Компания проявила к ним сострадание, достойное восхищения. Каждую осиротевшую семью одарили двумястами долларами и годовой платой за жилье.

Мэр Оукли Холл встал с места, намереваясь произнести речь, и тут пошел град, жаля скорбящих, словно рой ледяных насекомых. Мэр прошагал сквозь эту бриллиантовую завесу, поцеловал вдов и поднялся на возвышение.

– На этом самом месте трое честнейших работников отдали свои жизни за наш город. Какая огромная потеря для всех! Но давайте спросим себя, кто из нас может рассчитывать на подобный памятник? Будем ли мы достойны, со всеми нашими заслугами, лежать под этой сверкающей стальной дугой? Под могучими готическими башнями, что соперничают с грандиозным собором? В некотором смысле Бруклинский мост и есть возводимая нами церковь. Каждый рабочий, чьи силы и, да, чья жизнь вложены в эту конструкцию, навечно останется в огромном сердце нашего города… Друзья мои, цена прогресса велика. Всякий триумф цивилизации требует новых жертв. Мы собрались здесь сегодня, чтобы сказать прощай трем героическим мушкетерам, бесстрашным рыцарям труда, которые с полным правом могут заявить крылатому господину: «Я сотворил то чудо, что ты видишь сейчас под собой! В сей могучий взмах вплавлены моя плоть и кровь! Я заслужил место в раю!»

Стоявший рядом с Барнаби рабочий сказал:

– Много еще народу взлетит с этих башен-убийц на собственных крыльях. Кессонщики в подводных ящиках из-за газа вспыхнули желтым, про них кто-то вспомнил? Сколько легких там, внизу, еще взорвется от давления? Если хотите знать, этот лед, который валится сверху, – не что иное, как замороженная моча небесных душ. Так и запишите.

– Зачем соглашаться на такую работу? – спросил Барнаби.

– Работа есть работа. Ответьте мне лучше на один вопрос. Как выходит, что у вас каждый день новостей ровно на газету?

Барнаби смотрел, как вдовы бросают цветы на камень. Вернувшись в «Горн», он переписал репортаж. Первый вариант был отвергнут.

– Я же вам сказал: короче, – объяснил Зипмайстер, – Три абзаца на странице некрологов. «Сколько тел в скольких зданиях? Сколько трупов, замурованных в мостах и туннелях?…» Господи, Рак, зачем швырять в лицо читателю его человеческий страх? Нам есть над чем поразмыслить и без напоминаний о том, что мы живем на кладбище, «…дожидаются вечности в бетонных блоках?» Господи.

– Не столь уж редкая судьба для рабочего жмурика, – сказал Барнаби. – Забальзамироваться в чьем-нибудь фундаменте.

– С другой стороны, в бетонном блоке они не превратятся в овсянку. И может, воспримут флюиды тех, кто сношается наверху. Куда ни посмотри, всюду кто-нибудь да сношается.

– Им это будет действовать на нервы.

– Больше, чем тишина? Я скорее предпочел бы стать городским Голиафом, чем обедом для червяков и сорняков. Фоссилизироваться на посту. И пасть окаменелостью, – сказал Зипмайстер.

– Вы уже окаменели. И кстати, об ископаемых. О вашем предложении насчет вашингтонского бюро. Пошлите туда кого-нибудь другого.

– Черт, Рак, что на этот раз?

– Спорт. Отдайте мне спортсменов. Хочу провести время там, где люди лупят друг друга без слез и криков.

– Битву идиотов? Вы шутите.

– Нет, не шучу. Спорт.

Судьбы и свадьбы

Кардифф, Нью-Йорк

Вернувшись на ферму, Чурба Ньюэлл стал ждать первой партии голубей. Не дождавшись, отправил Джиму Фиску множество писем с вопросами о судьбе своих птенцов. Он перестал писать после неожиданной смерти Фиска. Из сиротского приюта Нью-Йорка Чурба получил записку. Они пытались подобрать по описанию мальчика, но в точности такою найти не удалось. Чурбу просили подумать над подходящей заменой. Он им ответил: «Спасибо, не нужно».

Берта Ньюэлл, переделав домашние дела, садилась у окна разговаривать с птицами. Однажды она получила от сына Александра вымоченное в воде письмо. Из-за подтеков там невозможно было ничего прочесть, однако на конверте Берта разобрала очертания не то кальмара, не то русалки.

Она хотела сжечь платье, оставленное ей Анжеликой Халл, но все откладывала. Когда на исходе века Берта умерла, ей наконец довелось его поносить.

Итака, Нью-Йорк

Через пять месяцев после родов Анжелика Халл и Аарон Бапкин поженились в Геттисберге, Пенсильвания, церемонию проводил мировой судья.

Они поселились вместе с Исааком Бапкином на его десяти акрах неподалеку от Итаки, Нью-Йорк. Исаак говорил о внуке только в прошедшем времени, но между тем постепенно стал называть Анжелику дочкой, а своего правнука Хамиша буббеле. [99]99
  Деточка (идиш)


[Закрыть]

Кроме выращивания люцерны, Аарон вел в корнелльской сельскохозяйственной школе курс под названием «Таинство происхождения и метафизический смысл научных методов лозоискательства».

Форт-Додж, Айова

Семинария имени Герберта Черная Лапа распахнула свои двери в День святого Валентина 1871 года. На впечатляющей инаугурационной церемонии преподобный мистер Генри Турк сообщил изумленным почетным гостям, что предложил студентам сделать для общества валентинки. Учащиеся, однако, со слишком большим пылом отнеслись к обычаю нарезки сердец, так что задание пришлось отменить.

Оратор со стороны гостей капитан Джордж Армстронг Кастер сказал, что тронут до глубины души тем, как Турк обращается с индейцами. Через несколько лет, вспомнив об этом событии, Кастер предложил преподобному пост эмиссара в операции на речке Литтл-Биг-Хорн. [100]100
  Джордж Армстронг Кастер(1839–1876) – офицер северян, отличившийся во время Гражданской войны и получивший в двадцать три года звание генерала. Впоследствии принимал активное участие в войне с индейцами. Погиб у речки Литтл-Биг-Хорн из-за собственного авантюризма. Вместе с ним погиб почти весь его многочисленный отряд – очевидно включая и преподобного Генри Турка.


[Закрыть]

Бриджпорт, Коннектикут

После того как в соответствующих кругах отказались от планов двигать Финеаса Т. Барнума на президентские выборы, друг детей, объединив усилия с Джоном Гринглингом Нортом, создал передвижной цирк, который по праву стал именоваться величайшим шоу в мире.

После смерти своей жены Чарити Барнум женился вторично на двадцатидвухлетней шотландской девушке, готовой охать над каждым пигментным пятнышком на дородном теле супруга. Не переставая путать удачи с провалами, он пережил несколько пожаров, сделался обожаемой национальной иконой и мирно почил в своем бриджпортском доме. Парк, построенный им для зимовки цирка, естественным образом был выбран местом для памятника.

Мальчик-с-Пальчик проживал свою жизнь по соседству. Он оставил публичные выступления и наслаждался неспешным закатом. Генерал был рад тому, что его слава и репутация оказались выше ростом, чем он сам.

Нью-Йорк, Нью-Йорк

В свое последнее десятилетие прежде флегматичный Корнелиус Вандербильт полюбил озорство и даже проказы. Похоже, старческое слабоумие принесло ему больше радости, чем первый юношеский румянец.

Когда коммодор отбыл в мир иной, тысячи паровозов отдали ему дань гудками. Неподъемное состояние отправилось дальше маршем прогресса.

Кристофер Шолс, оставив попытки усовершенствовать литературное пианино, продал все права на пишущую машинку оружейной компании «Ремингтон армс» за 12 000 долларов. Машинка стала едва ли не самым популярным оружием этой фирмы.

Бингемтон, Нью-Йорк

Многочисленные затеи «Саймона Халла и сына» удавались отлично, пока вдруг все не покатилось вспять. На табачный урожай кубинских плантаций обрушился коварный грибок, и семейству пришлось взвалить на себя непомерные расходы.

Саймон, Бен и Лоретта вернулись в Бингемтон к своим скамьям. Атаки самокруток, пахитосок, травы, косяков и простых папирос мало что оставили от былого халловского громоподобия. Положение только ухудшилось, когда члены медицинского братства стали прописывать лекарственные версии сигар как смягчающее средство при неполадках с дыханием. И все же, сколь бы ни снижались продажи, прочный спрос на продукцию Халлов обеспечивал их средствами для, по крайней мере, достойной жизни. Главной опорой стал «Дядя Том».

Дочь Лоретты Симонетта, миниатюрная, но бойкая молодая особа, оказалась весьма способной к бизнесу. Это вселяло серьезную надежду на то, что будет продолжена заложенная Халлом традиция поставок качественного дыма по разумным ценам.

Сиракьюс, Нью-Йорк

Когда во время футбольного матча между командами университетов Сиракьюса и Колгейта женщины, требуя положить конец порочной практике половой сегрегации при распределении зрительских мест, устроили беспорядки на стадионе «Арчибальд», Барнаби Рак получил по голове столбом от ворот и потерял сознание. Позже он с удивлением узнал, что юная агитаторша, пришедшая в разгар битвы на футбольном поле к нему на помощь, не кто иная, как Ребекка Турк, дочь покойного Генри Турка и его жены Саманты, из Акли, Айова.

Прямо на больничной койке Рак написал прочувствованный репортаж о стадионном перевороте. Он апеллировал к американской вере в справедливость, возводил на пьедестал право совместного сидения и утверждал, что риск будет оправдан. (После некоторой отсрочки справедливость восторжествовала. Во второй половине двадцатого века обоим полам было позволено орать на стадионах бок о бок. Сообщений о неумеренных прелюбодеяниях в перерывах между таймами до сих пор не поступало.)

Несмотря на серьезную разницу в возрасте, Ребекка и Барнаби через некоторое время были счастливо женаты. Спортивные репортажи Рака расходились широко, притом что его же романы поносились как чересчур циничные.

Усталые странники

Джордж Халл с Голиафом объехал Новую Англию, потом Средний Запад и Юг. Несмотря на геркулесовы рекламно-афишные усилия, опустошившие до самого дна карманы Джорджа, зрители встречали Голиафа в лучшем случае прохладно.

Пара распалась. Одни говорят, что Джордж Халл уехал в Колорадо, где сотворил нового исполина, устроив так, что его нашли в стволе шахты, и кое-что на нем заработал, но это были жалкие гроши.

Другие говорят, что он скручивает сигары.

Титан отправился на Запад, слегка взбаламутил фронтир, но печально провалил все связанные с ним финансовые надежды. Его продавали и перепродавали. Ходят слухи, что он добрался до Сан-Франциско, затем до Лос-Анджелеса, после чего его следы теряются.

Голиаф также переходил из рук в руки. Он появлялся, как не особенно интересная диковинка, на деревенских ярмарках, карнавалах и в торговых центрах. Пролежав много лет на складе, был куплен как игрушка миллионером, издателем модных журналов. Когда миллионеру надоел этот трофей, могущественный Голиаф окончательно обосновался в Сельскохозяйственном музее Куперстауна, штат Нью-Йорк, где Кардиффского исполина можно видеть и по сей день с восьми утра до пяти вечера. Музейный путеводитель утверждает, что этот экспонат должен особенно заинтересовать детей.

Все неплохо, я бы сказал.

Жизнь прекрасна. Я на своем месте. Соединен с планетой. Никто ничего не требует. Время не в счет. Смутные воспоминания о розовых мечтах и всякая другая мелочь. Я играю с теми давними видениями. Кажется, я сплю. Или нет?

Пояснения и благодатности

Разнообразные репортажи о только что найденном Кардиффском исполине стали появляться в «Сиракьюс дейли джорнал» в октябре 1869 года. В книге эти реальные публикации широко процитированы либо пересказаны близко ктексту. Религиозная ода «Исполину Онондаги», подписанная Д. П. П. и также опубликованная в этой газете, перепечатана с небольшими изменениями. Некий поэт из Трои, Нью-Йорк, охарактеризованный как рифмоплет и скептик, опубликовал, подписавшись Майт И. Стрендж, [101]101
  Имя созвучно с mighty strange (англ.)– очень странно.


[Закрыть]следующий ответ.

 
Сыне Кардифов, тя воспеваю,
Аще ли высочеством не наринаю,
Толико розлегшася ты предлинно,
Не вспою тыя хвалы безчинно. [102]102
  Перевод Е. Кузьмишина.


[Закрыть]
 

Другой анонимный рифмач, возмущенный непомерными ценами, которые приходилось терпеть туристам, явившимся в Кардифф посмотреть на Голиафа, сочинил «Посвящение скульптурному исполину, или К допотопному ископаемому»:

 
Когда ты здесь бродил (вот странно, право)
По Сиракьюсу много лет тому назад
И пик Соленый знать не знал столь громкой славы,
А в Кардифф к нам никто и носа не казал,
Неужтотак же дорого ценились и тогда
Хот-доги, булочки, хлеб, пиво и вода?
 

Прекрасные стихи «Песни-загадки» и «Гимна вишневому дереву» я узнал от фолк-певиц Сьюзен Рид и Барбары Уолцер много лет назад. Насколько я понимаю, это очень старые баллады, авторы которых чтимы, но неизвестны.

В биографическом труде, написанном через много лет после того, как было доказано, что Кардиффский исполин – подделка, доктор Эндрю Уайт из Корнелльского университета категорически настаивает, что антрополог Сгнил Марш и химик Бенджамин Силлман из Йеля ни разу не усомнились в том, что Голиаф поддельный. Доктор Уайт утверждает, что эти ученые быстро распознали примитивное жульничество, и явственно дает понять, что некоторые из публично высказанных мнений о «находке», в том числе комментарии видных ученых, объявлявших исполина окаменелостью или как минимум прекрасной древней статуей, были сделаны под сильным давлением лиц, весьма заинтересованных в том, чтобы заставить людей поверить в каменного человека.

Возникает вопрос: если коллеги доктора Уайта и вправду столь рано распознали обман, почему их протест ограничился слухами? Уже после того, как Джордж Халл признался в своей афере, декан Богословской школы Йельского университета Макуортер опубликовал заключение, в котором утверждал, что Кардиффский исполин является древней финикийской статуей бога Ваала. В основу этого мнения лег анализ особых царапин под правой рукой и на плече колосса, которые видел только Макуортер и только он был готов их интерпретировать. Макуортер так и не поверил ни признанию Хаяла, ни вопиющим свидетельствам мошенничества. Вот что пишет Уайт: «Это было чудо, очевидная „радость в вере", которую лишь усиливала нелепая и чисто американская убежденность в том, что истинность веры определяется числом ее адептов, иными словами, что истина определяется большинством».

Кроме репортеров и рифмоплетов из «Сиракьюс дейли джорнал» – как сторонников Голиафа, таки скептиков, – автор хотел бы поблагодарить Гордона ван Гелдера за увлеченность этим проектом, доктора Мишель Март из университета Пенсильвании за ее изыскательские усилия при раскопках реальной истории Кардиффского исполина, Линду Стюарт за то, что поделилась догадками, Мелани Скрибнер, Росса Kappa, Адама Джейкобса, Милдред Будофски, Эдвину Куртис Рубенштейн и Чета Готфрида за их помощь, а Эстелл Джейкобс за исполинскую поддержку. Также спасибо Публичной библиотеке Нью-Йорка, Нью-Йоркскому историческому обществу и Сельскохозяйственному музею в Куперстауне, Нью-Йорк, где сейчас пребывает Голиаф.