Текст книги "Американский Голиаф"

Автор книги: Харви Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Нью-Йорк, Нью-Йорк, 5 февраля 1870 года

Генерал Мальчик-с-Пальчик стоял во фраке посреди ринга и оглядывал толпу, собравшуюся в боксерском зале Джо Секиры. Этот факир опять их сделал. В бывшую конюшню были счастливы набиться все, кто хоть что-то собой представлял. Языки болтались в предвкушении. Рты истекали слюной, перед тем как проглотить изумительное блюдо, испеченное по новому рецепту Ф. Т. Пальчик низко поклонился. По его сигналу ожила волна прожекторов, зал захлопал, а конферансье пришлось заслонить рукой глаза.

– Если шоу провалится, надо мне занять у вас вашего негра. – Барнум расположился в первом ряду рядом с Костомолом Брайаном.

– Ты слышал, Барс? – спросил Брайан огромного телохранителя, что сидел рядом с ним, подперев руками подбородок.

– Так и не понял, что тут затевается, – сказал Черный Барс.

– Не только ты. Никто не понял. Говорю тебе, это всего лишь шоу.

– Зачем эти люди платят за драку, если никто не дерется?

– Как я могу отвечать за всяких уродов? Я тоже не все знаю, – сказал Костомол. – Сядь и смотри. И выкинь свою сигару. Вонь до небес.

Отобрав у Барса «Дядю Тома», Костомол втоптал ее ботинком в землю.

Генерал-с-Пальчик поднял красный мегафон:

– Приветствую всех и каждого в боксерском зале Джо Секиры – во дворце прекраснейших в мире кулачных боев. Сегодня здесь произойдет сражение века. Мифическая Битва гигантов, каждый из которых претендует не менее чем на бессмертную славу. Говорят, только один из них – истинное ископаемое, окаменевший человек, что водил дружбу с Адамом и Евой, помогал Ною строить ковчег, вынес казни египетские, бежал из рабства с Моисеем и мужественно стоял рядом с Господом нашим Иисусом Христом. Если один исполин настоящий, то другой – не брат ему, но жалкая хлопушка. Ком презренной глины, порождение руки шарлатана. Самозванец, достойный вашего презрения. Вы собрались здесь, чтобы решить, кто есть кто, так воспользуйтесь же для этого высшим достижением демократии, своим драгоценным правом голоса.

С потолка на платформу, установленную почти в центре арены, медленно опустился красно-бело-синий ящик для голосования. На крышке восседала прекрасно сложенная юная леди в костюме Коломбины и с ярким факелом в руке. Вскарабкавшись на ту же крышку, Пальчик поцеловал девицу в щеку.

– Отвечая на незаданный вопрос прекрасных дам, – продолжал он, – да, на этих выборах будут учтены их нежные голоса.

Немногочисленные женщины захлопали, мужчины принялись мычать и ругаться.

– Зря вы это, Барнум, – сказал Костомол.

– Мне нужна именно такая реакция.

– Поприличнее, пожалуйста, – обратился Пальчик к толпе. – Не забывайте, что мы живем в цивилизованное время. Так было далеко не всегда. И даже те очаровательные создания, что ныне приносят нам столько безмятежной радости, прежде не были столь податливы и покорны. Вспомним историю, эту сагу борьбы и войн, от которых невозможно было укрыться обеим половинам человечества. В былые времена даже прекраснейшие из бабочек обладали жалом. Дамы и господа, приготовьтесь к ужасающему зрелищу: впервые на сцене умопомрачительный танец амазонок!

Барабаны заиграли первобытный ритм. Пройдя двумя полукругами по боковым проходам, на ринг с воплями выскочили амазонки. На танцовщицах были корсеты, расшитые блестками – у одних золотыми, у других серебряными. На головах серебряных амазонок вместо шляп красовались длинноклювые попугаи, на золотых – капюшоны с рогами оленей. Девушки были босы и голоноги, а их руки обтягивали блестящие боксерские перчатки пастельных тонов, украшенные фальшивыми бриллиантами.

Под бой африканских барабанов красавицы-амазонки, вертясь и размахивая руками, окружали Мальчика-с-Пальчика. Тот с притворным испугом уворачивался от мускулистых ног. Барабаны били все сильнее, амазонки танцевали и боксировали, одни бойчее других.

– Полуголые женщины и насилие? – проговорил Костомол. – Меня это смущает.

– Всех смущает, – сказал телохранитель.

– Потрясение – это удовольствие, – возразил Барнум.

– M-да, если бы я знал, какого сорта шоу вы задумали, держал бы дверь на запоре, – сказал Костомол. – Джо Секира, должно быть, перевернулся в гробу.

Костомол Брайан перекрестился. Ему было хорошо известно, что покойному Джозефу Секейресу не в чем переворачиваться, ибо он нашел свое прибежище в виде мелких кучек, что удобряли сейчас сорняки Нью-Джерси.

– Сделано со вкусом, – сказал Барнум.

– Гадость и пакость, – сказал Черный Барс.

– Смотри внимательно, – сказал Барнум. – У каждой девушки во рту пакетики с томатной пастой. Когда они их раскусят, ты будешь клясться, что видел кровь.

– Омерзительно, – сказал Костомол.

– Зато впечатляюще.

Амазонки, перемазав накрашенные губки помидорными выделениями, одна за другой падали на брезентовый пол. Когда в живых осталась последняя, на ринг вернулся Мальчик-с-Пальчик поднимать вверх ее победительную руку. Затем павшие воскресли, выстроились в ряд, синхронно дернули ножкой и низко поклонились. Спрыгнули с ринга и по боковым дорожкам побежали к выходу. Африканские барабаны замолчали, их рокот сменился зловещей тишиной, и Барнум забеспокоился. Он ждал овации, а не всеобщего паралича.

– Перебор даже для Барнума, – сказал Костомол. Положение спас Мальчик-с– Пальчик:

– Да, жестокий час в судьбе человеческой расы. Но час тот давно миновал. Слава богу, прекрасное избавление. Мы разыграли перед вами этот потрясающий спектакль в образовательных целях. Дабы изобразить то, что представало каменным глазам нашего исполина, и дабы все оценили его мученический путь. Борьба и войны – общее наследие человека и зверя. К вселенской гармонии, куда мы все должны стремиться, ведет лестница, однако ее перекладины утыканы шипами. Прошлое – наш учитель, и сей учитель кричит: «Война – это не мир!» Да благословенна будет мудрость веков!

– Отлично, Генерал! – крикнул Барнум и захлопал в ладоши.

По залу Джо Секиры пробежало эхо редких аплодисментов.

– Быстро он перебирает ногами, этот ваш карлик, – сказал Костомол.

– Так уж и быстро? – спросил Черный Барс.

На другой стороне арены располагалась секция для прессы, откуда Барнаби Рак высматривал свою обреченную добычу. Прямо напротив Барнума и Брайана сидели Джордж Халл с Чурбой Ньюэллом и Бен Халл с Лореттой. Узнав Лоретту, Рак почувствовал в горле комок. Воспоминания, взбаламученные агентом «Справедливых», полились сейчас изБарнаби, словнокипящий свинец из котла.

Это была она, ошибиться невозможно, та самая женщина, что разбила ему сердце, притворившись мученицей Анжеликой. Прекрасная Лоретта, сладострастная амазонка, беззлобная и безмятежная, точно балованная кошка. Барнаби взвыл, как овдовевший волчара.

– Застегните ширинку. Танец как танец – ничего особенного, – сказал журналист из «Геральда». – В притонах Ривингтон-стрит я видел получше.

Барнаби почувствовал на ноге струйку жидкости. Он бросился к выходу.

– Рак из «Горна», – сказал журналист из «Тайме». – Странный вообще-то, нелюдим.

– Что там еще у вас в рукаве? – спросил Костомол Барнума.

– Вариации на тему нашей звериной природы. Нужно натянуть струну необузданности. Не забывайте, Костомол, ключевое слово у нас «битва».

– Еще пара амазонок, и вы распугаете зрителей.

– Я создаю настроение. До того как появятся исполины, публика должна одичать. Мне нужен субботний вечер в Вавилоне и воскресенье в римском Колизее. Для кульминации два каменных чурбана не слишком возбуждают. Но если как следует поднять в зале настрой, спад будет встречен с облегчением.

– Куда приятнее иметь дело с огурцами и девками, – сказал Костомол.

В голосе Пальчика теперь звучали серьезные ноты:

– Святая Книга говорит: «В те времена жили на земле исполины». Вообразите век колоссов, когда люди несколько выше меня ростом странствовали по земле, направляя стопы туда, куда вело их капризное желание. Берегитесь! Если в долине сошлись два исполина, бегите обратно в горы! Ибо их битва – зверство. А как лучше изобразить зверскую битву? Почему не битвой зверей?

Духовые грянули марш. На другой стороне зала распахнулись две двери. У каждой встали мужчины в черном, с пиками в руках. В сопровождении надсмотрщиков, неуклюже переваливаясь под мрачную музыку, в зал вошла пара огромных слонов. Каждого покрывала волосатая циновка, и у каждого на массивном заду болтались цветные трусы – на одном пурпурные, на другом оранжевые. Пандусы установлены, канаты натянуты. Слоны взгромоздились на ринг. По команде надсмотрщиков они расселись по углам, примостив ягодицы на крохотных табуретках Секунданты, закутанные в халаты того же цвета, что и слоновьи штаны, казались очаровательными юными цветками. На одном халате была надпись «ИВАН-ГРУБИЯН», на другом – «БРУН-КОЛОТУН».

– Они будут драться? – оживился Черный Барс.

– Да, – подтвердил Барнум. – Надеюсь. На репетициях они сражались отважно.

– Это мне нравится, – сказал Костомол. – Это уже на что-то похоже.

Генерал-с-Пальчик махнул слонам рукой:

– Вам известны правила, и я верю, вы будете вести себя как подобает джентльменам. Разойдитесь по углам. После гонга начинайте сходиться. Сначала пожмите друг другу руки.

Слон Брун поднял хобот и протрубил так громко, что в зале закричали. Иван встал на колени и выставил зад.

– Неспортивно, – объявил Пальчик. – Я этого не потерплю.

– Пять на Бруна, – сказал Костомол. – Посмотрите, какие у этой твари бивни.

– Вы проиграли, – предупредил Черный Барс. – Посмотрите, какие у Ивана яйца.

– Им не понадобятся ни яйца, ни бивни, – сказал Барнум. – Бойня нам ни к чему.

– Что же тогда?

– Потолкаются и потрясутся.

– И все? Победитель определен?

– Нет, – сказал Барнум. – Победит сильнейший слон.

Перегнувшись через канат, Пальчик достал медный колокол. Затем дождался тишины и звякнул им о собственную голову. Надсмотрщики ткнули пиками в громоздкие зады. Слоны встали на задние ноги и поковыляли навстречу друг другу, помахивая хоботами, словно толстыми кнутами.

Брун ударил первым, отпихнув Ивана в сторону. Иван прошелся по кругу и пнул Бруна под колено. Брун плюхнулся на задницу и едва не растянулся во весь рост.

– Кончай его! – заорал Черный Барс, вскакивая с места. – Мочи по голове!

Зрители разделяли его чувства. Те, кого совсем недавно оскорблял танец амазонок, теперь, стряхнув испуг, кричали громче всех.

Вместо того чтобы пнуть противника в морду, Иван дождался, пока Брун восстановит равновесие, а потом и высоту. Еще раз громогласно выразив недовольство, Брун стукнул Ивана в солнечное сплетение.

– То-то. – Костомол громко хлопнул в ладоши.

– Нечестно. Брун стоял на четырех ногах, а Иван на двух, – проворчал Черный Барс. – Почему этот чертов карлик не выносит предупреждение?

– Сядь и заткнись! – скомандовал Костомол. – Ты начинаешь действовать мне на нервы.

Барс опустился в кресло, но вскочил опять, как только Иван развернул Бруна и боднул его в живот у самых задних ног.

– Жирный ублюдок! – заорал Костомол. – Бивнями давай!

– Бивни для красоты, – пояснил Барнум. – У обоих подагра, как у Мафусаила. Я подлил им в кормушки джин, чтобы поднять настроение. Теперь смотрите, как толстокожие скачут.

Сцепившись в клинче, слоны ударились головами так сильно, что стук отозвался эхом. Пока немногочисленные женщины закрывали руками глаза, мужчины без стеснения требовали крови. Они получили ее от Ивана, когда Брун воткнул в него бивень.

– Да, да, – холодно проговорил Костолом. – На этот раз никакого томатного супа.

– Он его куснул! – заорал Черный Барс – Снимай очки!

– Приведите его в чувство! – крикнул Барнум надсмотрщику Бруна, и тот наказал своего питомца пикой.

Брун попятился, Иван бросился вперед, упал на колени и замолотил передними ногами, намереваясь выдавить Вруну глаза.

– Хватит! – крикнул Барнум Мальчику-с-Пальчику. – Заканчивайте!

– Ни за что, – объявил Костомол, когда Брун ответил резким выпадом, а затем тычком в серый пах Ивана.

На этот раз, задрав хобот, затрубил Иван. Он плясал, как дервиш, и надсмотрщик тщетно пытался его остановить злобными тычками пики.

– Теперь-то не щелкай, – предупредил Костомол Бруна. – Он сейчас оклемается.

Брун внял совету и снова вошел в клинч. Иван попятился, предоставив противнику боксировать с воздухом. Брун качнулся и рухнул мордой вниз. Иван уронил передние ноги на пол и встал мостом над Бруном, уже успевшим перевернуться на спину. Слоны скрутились яростным шаром, а Мальчик-с-Пальчик кое-как увернулся от надсмотрщиков, которые уже неслись навстречу друг другу со своими палками.

– Командуй, Пальчик! – завопил Барнум.

– Брун готов! Продул! – заверещал Черный Барс, вскакивая на сиденье.

Иван умудрился выпутаться и встать во весь рост. Мальчик-с-Пальчик, подобравшись к нему настолько близко, насколько хватило храбрости, провозгласил в мегафон:

– Единогласным решением победителем признается Иван.

Столь крутой генеральский поворот привел в бешенство половину зала. Сотни мужчин повскакивали с мест и, расталкивая друг друга, понеслись к рингу, где помятые слоны пищали беспорядочно и тихо, точно букашки.

Уведите их отсюда, – приказал Пальчик надсмотрщикам; он чуял катастрофу. – Очистить арену!

– Плати давай, – заявил Черный Барс Костомолу и схватил босса за лацканы смокинга; взгляд, которым одарил его Костомол Брайан, подействовал лучше, чем уколы пик на слона. – Господи, я не хотел, босс. Меня занесло.

– Ты пойдешь туда и вытрясешь из этой жирной слоновьей шкуры все его говно, – приказал Брайан, указывая на Бруна.

– Костомол, не сходите с ума, – остановил его Барнум. – Он всего лишь человек. В этой туше целая тонна. Он выдрессирован для цирка, но все же зверь. Возбужденное животное неуправляемо. В конце концов, что за ставка в пять долларов? Разве это повод для мести? Где ваше чувство юмора? Давайте я заплачу.

– Уберите ваши гнусные деньги, – проговорил Костомол. – Я не потерплю, чтобы огромное создание, наделенное такой силой, позволило помыкать собой ничтожеству с зубочисткой. И дело даже не в этом. Я ненавижу дохляков. Хуже того, я ненавижу дохляков, которые выставляют дохляком меня. А сейчас этот черный сукин сын с губчатой печенкой покажет лодырю, где зимуют раки.

Черный Барс шагнул к канатам, но на полпути остановился.

– Нет, мистер Брайан, – сказал он. – Я выиграл ставку, вы мне платите, это все.

– Ты боксер второго сорта. Я покажу тебе, что значит «все».

Капля костомоловской слюны полетела в лицо Черному Барсу, а сам Костомол, отпихнув Барнума, бросился в проход.

– Охрана! – завопил Барнум, но его никто не слышал.

Костомол Брайан ввинтился в толпу, растолкал ее, добрался до ринга, перелез через канаты, подскочил к Мальчику-с-Пальчику, который в это время переругивался с возмущенными критиками, отбросил Генерала прямым ударом, шагнул к изможденному Бруну и стукнул слона в огромную морду.

Брун был само терпение. Он выдержал пять крепких шлепков, прежде чем, обхватив Брайана за пояс, поднять его в воздух и швырнуть на брезент. Пока Брайан ругался Брун пятился. Повинуясь рефлексу, Иван встал в ту же позицию и принялся выписывать свой знаменитый пируэт Брун был плохим акробатом. Он наступил Брайану на голову. Она раскололась как грецкий орех, расплескав по рингу красные капли мозгов.

От тяжести бруновской туши содрогнулся пол боксерского зала Джо Секиры. От тряски перещелкнулся тумблер, который стратег Барнум установил для Генерала, чтобы Пальчик включил его в момент кульминации. Тумблер приводил в действие гидравлический насос, а тот сообщал давление гладким стальным цилиндрам. Цилиндры поднимали из-под ринга два открытых гроба.

Голиаф и Титан, грохоча ящиками, убранными цветами, восстали одновременно, описали на смазанном поворотном колесе полный круг и приподнялись наклонно напоказ всему залу.

Свежие дымящиеся мозги Костомола Брайана, следом величественное и полное достоинства явление каменных истуканов – для мягкотелых это было слишком. Зрительская масса понеслась к дверям, растоптав врача, двух санитаров и девять полицейских, торопившихся к месту события. В первом ряду остались только Финеас Барнум и Джордж Халл. А также их исполины.

Ну вот мы и встретились. Как я и предполагал, ты нисколько на меня не похож. Ничего общего. Ни намека. Только мошки и способны оскорбить нас подобным сравнением.

Простой гранит? Брат из субстанции для сточных труб? Исток, прости мне мое легкомыслие. Что же мне теперь делать с этим убогим родственником?

Барнаби Рак хотел было пробраться в зал, чтобы воочию наблюдать безумство, однако вместо этого ему пришлось выпытывать подробности у незнакомых людей. Когда ему объяснили, в каком виде останки Шона Шеймуса Брайана достанутся труповозке, Барнаби пустил слезу прямо посреди улицы. Он плакал не по Костомолу. По Анжелике Халл, что всего на несколько дней разминулась с собственным богатством. Иные люди, сколь бы ни были они того достойны, не рождены для счастья, а почему – никто не знает. Видимо, подобные деликатесы, выдержанные в постоянных невзгодах, берегут, чтобы ублажить святых.

Барнаби пробежал три квартала за кебом, потом галопом в центр, к «Горну». Зипмайстера он нашел в типографии, тот держал в руках первую корректуру завтрашнего выпуска, читал заголовок и, как ни странно, улыбался.

ОКАНТОВАННЫЙ ИСПОЛИН КАРДИФФА

Голиаф разоблачен!

Имя ему – глупый розыгрыш

Титан тоже низвергнут?

– Стоп машина! – провозгласил Барнаби.

– Непременно, – согласился Джон Зипмайстер. – Но только если святой ректум Папы Римского просверлила комета.

– Вы почти угадали, – сказал Барнаби.

Акли, Айова, 6 февраля 1870 года

– К сожалению, не могу вас сейчас принять, Уилмер, – сказал преподобный Генри Турк. – Я понимаю, это ваша работа. Но мы с женой готовимся к поездке в Нью-Йорк и уже почти опаздываем.

– Вы читали сегодняшнюю газету? – спросил Уилмер Фрум, репортер из «Акли стар стэндард».

– Нет.

– Взгляните, преподобный, – попросил Фрум, и глаз его нервно дернулся. – Вам это должно быть интересно. Новость пришла по телеграфу сегодня утром.

– Что ж, давайте.

Турк прочел урезанный очерк «Горна». Сначала у преподобного почернело в глазах, потом зрение опять сфокусировалось.

– Похоже, ваш человек из Книги Бытия – дело рук местного умельца. Но не того, о котором все думали. Я вот хотелбы знать: может, вы решитесь на какое-нибудь заявление?

Бегающий глаз Уилмера Фрума облачился теперь в свежее злорадство.

– Я ничего об этом не знаю. Чтобы разобраться, мне нужно время.

– А правда, что кузен Уильяма Ньюэлла Джордж Халл и миссис Турк – родные брат и сестра?

– Я не стану отвечать на этот вопрос.

– Тогда будем считать это случайным совпадением. Вполне допустимая реакция, сэр.

Плавучее глазное яблоко заявило о себе морганием.

– Вот что я вам скажу. Я с самого начала относился к этому каменному человеку с некоторым подозрением. Меня беспокоило то, как выглядит его тело. Я спрашивал себя, отчего даже перед лицом ужаснейшего из мучений человек подобной величины вдруг подвергся столь сильной деформации. Будь он тем, на что претендует, боль не могла бы его беспокоить, ибо смерть ему должно встречать с радостью, как приглашение к Богу. Передайте своим читателям, что преподобный мистер Генри Турк не был ни поражен, ни в какой бы то мере обеспокоен заявлением о подделке. Возмущен – да Потрясен – нет. Я, знаете ли, не видел воочию сей захороненный объект, а теперь сомневаюсь, что увижу.

– Но вы же повторяли много раз, что Голиаф – это Божественное подтверждение вашей теории насчет того, что Господь – американец.

– И повторю опять. Если доказано, что исполин – продукт нечистых рук, скажите мне вот что, Уилмер. Можно ли считать запятнанным храм, один кирпич которого заложен в стену посредством некой низости? Шпили собора возводятся людьми, однако постепенно достигают величия. Какие бы намерения ни служили повивальной бабкой сему эрзац-ископаемому, сейчас это не имеет значения. Я утверждаю и разрешаю вам повторить мои слова, что, благодаря восхитительной метаморфозе и подобно статуе в церкви, Кардиффский исполин превратился в нечто большее, чем глиняная «утка». И пожалуйста, не называйте его Голиафом, я просил много раз.

– Сначала вы говорите, что заподозрили неладное в первую же минуту, как они нашли исполина, а теперь – что его сила обернулась настоящей? Как-то не очень последовательно.

– Вера превосходит колонку цифр, что возрастают на одну и ту же величину. Неужто Господь – бухгалтер, которому нужно свести баланс? Надеюсь, вы так не думаете, Уилмер.

– Могу я поговорить с миссис Турк?

– Моя жена нездорова.

– Сестра Халла? Кузина Ньюэлла? Станет ли она отрицать…

– Вы испытываете терпение священнослужителя. Оградите мою жену от всего этого. Согласны ли вы отвечать за действия своего брата или дальнего родственника?

– Мои родственники не лепили исполинов. Вы лично знакомы с Ньюэллом или Халлом?

– С Ньюэллом нет, его имя вообще почти не упоминалось. Я общался мимоходом с Джорджем Халлом, однако счел его иконоборцем и циником, терзаемым темными мыслями. Этот человек торгует табаком, Я как мог помогал ему, то же делала и миссис Турк, но теперь понимаю, что мы печальнейшим образом не преуспели в сей трудной миссии.

– Значит, вы знали о своих родственных связях с Кардиффским исполином?

– Не так давно они привлекли мое внимание, но я воспринял это спокойно, как еще один добрый знак Всевышнего, коему я служу.

– Как вы думаете, эта новость повлияет на планы, связанные с семинарией Герберта Черная Лапа?

– Убирайтесь немедленно. И приостановите мою подписку на «Акли стар стэндард».

Преподобный Турк ушел в дом, где Саманта, трудясь над укладкой чемоданов, напевала «Ору Ли». [92]92
  «Ора Ли»(«Aura Lee») – американская баллада времен Гражданской войны; музыка Дж. Пултона, слова У. Фосдика.


[Закрыть]

– Кто там был, Генри? Что случилось? На тебе лица нет.

– Раскладывай все обратно, – сказал Турк. – Наши планы меняются.

Преподобный рухнул в кресло, покрытое оленьей шкурой. И с ужасом увидел, как по стене катается хитрый глаз Уилмера Фрума, злорадно высматривая малейший признак духовной течи. Турк сообразил, что глаз ему померещился, – то была всего лишь случайная игра света, отраженного от стоявшей на подоконнике хрустальной пирамиды.