Текст книги "Дождь не вечен (СИ)"
Автор книги: Ханна Флейм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Глава 13
Кате редко снились сны, почти никогда, а уж цветные и подавно. Она смотрела в окно, перед которым мелькал залитый солнцем пейзаж: поля ярких подсолнухов в самом цвету перемежались редкими пролесками и тянулись, куда хватало взгляда, за самый горизонт. Руки на руле. Невероятная скорость, но ей не страшно. Дорога прямая, свободна. Она улыбается – чувствует улыбку на своем лице. Эйфория.
– Переключай! – прозвучала команда справа. Голос веселый, мягкий, ласкает слух.
Правая рука на рычаг переключения передач, она дергает, авто виляет, выплевывая передачу.
– Тише ты, сумасшедшая, не перескакивай, плавно, – она снова дергает, снова рывок, – да не та же скорость-то, на третью, не на четвертую, – со смешком выдает кто-то справа.
Руку на рычаге накрывает смуглая ладонь, чуть сдавив, переводит в нужное положение, вскользь поглаживая ее пальчики. Горячая.
«Разве во сне ощущается тепло? Вообще что-то ощущается?»
Катя точно чувствовала, ощущала.
«Как странно…»
Нежное касание, широкая ладонь перемещается на коленку. Катя следит за ней. Рука съезжает выше, медленно скользя, уходит миллиметр за миллиметром по внутренней стороне бедра. На его запястье плетеный браслет с металлическим кулончиком-сердечком, от него щекотно. На Катином запястье такой же.
– Эй, я же за рулем! – хлопает его по пальцам, фаланги уже нырнули под подол.
– Вот за дорогой и следи! – от его голоса мурашки. Щеки вспыхнули, – Сбрасывай до шестидесяти и направо по грунтовке, – командует ласково, игриво.
Сбрасывает, стрелка на 60, поворот. Сразу за лесопосадкой вдалеке искрится озеро. Блики воды, солнечные зайчики перескакивают по листьям. Сердце заходится от восторга. Наглые пальцы, не уступив ни пяди, продолжают свой путь.
– Я так врежусь! – весело взвизгнула Катя.
Парень игриво посмеивается:
– Неееет, – дыхание опаляет правое плечо, – я же рядом… – мурчит справа у самого уха, снова волна будоражащих мурашек устремилась в низ живота, – а хочу …
Он замолкает на полуслове, не договорив, а Катя хочет, очень хочет услышать, что он скажет дальше.
Горячая ладонь давно преодолела границу юбки клеш, шершавыми пальцами проходясь по кромке трусиков, поглаживая, почти настойчиво, но явно ожидая приглашения. Она закусила губу, в висках пульсирует возбуждение.
– Хочешь чего? – прерывисто шепчет, вцепившись в руль.
Грудь вздымается так быстро, она кидает взгляд на зеркало заднего вида. В отражении пылают изумрудные глаза в обрамлении невероятно длинных пушистых ресниц. Толстая горбинка переносицы. Широкая черная бровь с пирсингом изгибается лукаво.
Катя старается смотреть на дорогу, нехотя отводя взгляд от зеркала, озеро уже совсем рядом. Кочка, авто подскакивает, шурша днищем о грунтовку.
– Хочу… чтоб ты тормозила, – слышится с придыханием, – и быть не рядом, а внутри…
Он больше не смеется, он тоже возбужден. Снова жар на щеках, кровь гулко закипает, кожа настолько чувствительна, что мягкая ткань лифа, кажется, царапает напряженные соски. Влажный кончик языка скользит по ушной раковине, губы смыкаются на мочке.
Катя бьет по тормозам, капотом ныряя под водопад ивовых листьев.
– Полегче, сумасшедшая! – шепчет, прикусывая слегка кожу у самой скулы. А Катя восторженно зажмуривается, ощущая вереницу невесомых поцелуев: шея, снова шея, ключица, чуть правее, яремная впадинка.
Сердце заходится.
Она запускает пальцы в жесткие короткие волосы. На затылке выбриты. Колется.
Мощный торс, холмы тренированных обжигающих мышц, крепкие накачанные руки. Левой рукой сжимает бедро, переваливаясь через нее, правой рывком дергает за рычаг и дверь с Катиной стороны распахивается. Она обхватывает его шею, нетерпеливо впечатываясь в губы своими, врываясь в его рот.
Он жадно прижимает ее к себе, и они кубарем выкатываются на траву.
Оба не могут оторваться. Его руки будто повсюду, сжимают ягодицы, гладят, платье задирается, оголяя, в груди колотит. Секунда и она на спине, он тяжелый, но ей хотелось бы быть еще ближе, теснее. Все происходит так стремительно. Он отрывается от ее губ и порывисто хватает зубами за бретельку на плече, дергая вниз по предплечью, отчего грудь выскакивает из тугой чашечки. Горошина напряженного соска в плену его языка. Она выгибается навстречу. Коленом он вклинивается, чуть разводя ее ноги. Цепкие пальцы сдвигают насквозь влажную преграду, торопливо оглаживают лепестки, скользят. Она судорожно, крепко, до боли в костяшках, цепляется за край его штанов, неловко стараясь быстрее стянуть их ниже.
Он готов, она чувствует. Его пальцы внутри, трутся друг о друга, переплетаясь, чуть растягивая, и она стонет, жадно хватая ртом воздух. Ей мало пальцев, ей мало Его.
– Ещё! – шепчет прерывисто, подаваясь вперед, разводя бедра шире.
– Сумасшедшая, – рычит он в ответ, выдергивая пальцы, размазывая влагу по коже.
Платье собралось на талии. Миг и они сливаются. Он такой большой, все глубже, врывается резко, до боли, отдающей сладкой жаркой истомой. Бешенный, яростный ритм. К черту нежную жеманность. Естество дрожит, требуя новых толчков. Он пульсирует, не дает соскочить. Насаживает ее все яростнее, стремительнее, сжимая в кольце каменных горячих рук талию, и ее накрывает нестерпимо обжигающей волной, когда он взрывается внутри, будто прорастая внутрь, вцепившись, прижимая ее к себе, утыкаясь носом в волосы, у самого уха шепчет:
– Моя сумасшедшая.
Глава 14
Катя резко открывает глаза, снова закрывает, пытаясь проморгаться. Светло. Она в той же комнате, поросяче-розовое одеяло, одна. Смыкает веки, надеясь открыть и снова оказаться под пологом плакучей ивы, распахивает – нет, она все еще здесь.
«Сон?! Это был сон?»
Она все еще возбуждена, но чувствует себя разбитой. В голове сумбур, она прислушивается. В комнате тихо, дверь в спальню плотно затворена, мерно барабанит по окнам дождь. Она все еще барахтается в обрывках сна, когда ее накрывает реальностью, воспоминаниями вчерашнего вечера. Сон путается с явью, увлекает, отвергая реальность, не дает сфокусироваться.
Сердце колет, глаза наполняются слезами. Она цепенеет, голову разрывает боль.
Стирает слезу тыльной стороной ладони, губы подрагивают. Кажется, накатывает истерика. Катя пытается продышаться.
«Родители…», Катя всхлипывает. Моргает.
А на внутренней стороне век вспыхивает, вытесняя жжение в груди, дьявол из сна, зеленые глаза, полыхающие зрачки, пробитая кольцом черная вздернутая лукаво бровь. На коже еще горят его прикосновения. По извилинам мозга поездом проносится его дурманящий рык: «Сумасшедшая», а следом всплывает голос такого чужого ей Леши: «ничего уже не изменить…их не вернуть, даже тел не осталось», и накрывает.
«Нет, не раскисать, не сейчас, дыши! Раз… два… три… четыре… выдох… пять… шесть… вдох! Надо отвлечься, собраться, давай же!», она мотает головой, словно стараясь сбить наваждение. Но все так же больно.
Она яростно потерла глаза, резко села, свесив ноги с кровати. За окнами шел проливной дождь, небо заволокло серым пологом, невозможно было определить утро, день или вечер. Катя словно провалилась в безвременье, зачаровано вглядываясь в эту сырую промозглую городскую серость без единого проблеска света.
За дверью очень тихо и отдаленно послышалось неразборчивое бормотание.
Катя прислушалась, отвлекаясь в бессилии, слов было не разобрать.
«Собралась! Не думать!», команды работали. Она мысленно выстроила стену, опуская ступни на пол и аккуратно вставая. Пошатываясь, выпрямилась и беззвучно подошла к двери, прислоняя ухо:
– Все еще спит? – узнала голос невролога Семена девушка.
– Еще бы! Барбитуратами накормить девочку, которая только очнулась от комы, – сетовал недовольно Михаил Сергеевич, – Алексей, вы о чем думали?! Откуда вообще у вас такие седативные?!
– Пусть спит, – спокойно ответил Леша, – а что я должен был делать? У нее истерика была, ее трясло всю.
– Ну так морфия бы вкололи сразу, что уж мелочиться то? Тогда точно бы уже не проснулась, – возмутился Семен.
Удивительным открытием для Кати было то, что всегда такой безэмоциональный врач, звенел встревоженно. Голос же мужа, напротив, был как гладь спокойного пруда, отдавал умиротворением и расслабленностью:
– Кстати, читал ваш отчет, значит, она не помнит событий после третьего июля 2016 года? С чем это связано и как скоро события для нее прояснятся? – судя по звуку, он что-то отхлебнул, продолжив, – Катя вообще начнет что-то вспоминать или есть вероятность потери воспоминаний навсегда?
Девушка напряглась, плотнее прижимаясь ухом к двери. С недовольным выдохом Семен протянул:
– Видите ли, тут однозначно судить невозможно, из наших бесед у меня сложилось ощущение, что авария послужила неким катарсисом ее психологического состояния, и она просто заблокировала собственную память, защищаясь от травмирующих ее психику воспоминаний. Кома же укрепила эту блокировку, задвинув воспоминания еще глубже. По сути все зависит от желания Катерины восстановить их, со мной в беседах она была скованна, тревожна, подозрительна, для успешной терапии нужно время и выстроить доверие. И мы не говорим о месяце или двух, плотная психотерапия, может год, а может и больше. – Протянул он задумчиво, – А отвечая на первый ваш вопрос, да, она не помнит ничего ровно после некой аварии, которая по ее словам случилась третьего июля шестнадцатого. У нас об этой травме данных нет, вы сами привезли ее с медкартой, заведенной в Корее.
– Пять лет и почти три месяца, – так же задумчиво проговорил Алексей, словно отхлебнув что-то. – Получается, если она сама не захочет или мы откажемся от психотерапии, память не вернется?
– Скорее всего, нет, – согласился Семен, – хотя, может, что-то будет всплывать частично, при похожих обстоятельствах, вызывая подобие дежавю. Помогут памятные вещи, фотографии, попробуйте воспроизвести важные моменты ее жизни, вашей совместной жизни.
Он замолчал на секунду, а затем пояснил безмолвному собеседнику.
– Знаете, такие особые для каждой пары моменты, первое свидание, или предложение, отведите ее в тот же ресторан, закажите те же блюда, максимально похоже оденьтесь, скорее всего воспоминание к ней придет.
– А можно ли наоборот, чтобы она их не вспомнила? – от уточнения повеяло холодом. – Может медикаментозно? Что ей можно?
Волосы у Кати на затылке неожиданно встали дыбом, подкатил холодный озноб, она старалась дышать как можно тише, чтобы не вспугнуть. Семен вспыхнул, почти взвизгнув:
– Да что вы такое говорите?! Ей ничего сейчас нельзя! – холодный тон, сухо констатируя, прервал невролога.
– Вы сами давали рекомендацию – никаких стрессовых ситуаций, вчера я рассказал ей о гибели родителей, случилась истерика. Так что лучше, шоковая терапия, после которой у нее нарушение дыхания и обмороки или временная медикаментозная блокировка памяти? Хотя бы на время восстановления общего состояния после комы.
В спор вступил третий, которого Катя по голосу определила, как главврача Михаила Сергеевича:
– Позвольте, но седативные сейчас могут вогнать ее в полную аутичность! Вы ее так поломаете. Вы же не хотите вместо жены получить безвольную куклу-марионетку? Стресс ей конечно, тоже противопоказан, но воспоминания действуют на ее разум иначе. Да, она может получить подобие шока вначале, но ведь она уже когда-то пережила эту эмоцию, как и ее последствия, она просто вспоминает те, уже пережитые эмоции, а не переживает все заново. Это естественный процесс восстановления, а то, о чем вы просите – варварство и абсолютно негуманно.
– Так, хватит! – рявкнул мужчина в ответ, переводя тему, – Михаил, вы подтерли следы ее пребывания у вас? Что с данными? – добавил уже отстраненно.
– Да, все готово, выписали как неизвестную, выписка готова, но она вам не нужна, полагаю? Все материалы перенесены в электронную форму – у меня на личном ноутбуке, чтобы продолжать вести наблюдение за состоянием здоровья в динамике.
– Копии? – требовал отчета Лекс.
– У Тамары в сейфе, на флешке. На бумаге все уничтожено. Посещения вашего дома оформили как дополнительные медицинские услуги именно вам, – уточнил главврач.
– Хорошо, – удовлетворенно проговорил хозяин дома, – наличные за выписку вечером мой помощник привезет. На мое дальнейшее обслуживание присылайте официальный счет на оплату, раз уж я пациент.
– Ну, так больше нельзя, давайте будить, осмотрим и поедем, – послышался голос Семена, приближающегося к дверям спальни – мы и так тут второй час.
Катя рванула с места, стараясь не шуметь, и нырнула на свое место под одеяло. Прикрыла глаза, делая вид, что спит. Дверь аккуратно открылась, пропуская мужчин внутрь. Одеяло кто-то чуть откинул, легонько поглаживая девушку по плечу.
– Катюш, просыпайся, – она заворочалась, распахивая ресницы. – Доброе утро, малыш.
Лекс наклонился, запечатлев на лбу невесомый поцелуй. Катя поморщилась.
– Ты как?
Катя на секунду задумалась, прокручивая в голове подслушанное.
– Как сирота, – безжизненным голосом ответила она.
Уголки губ Алексея поползли вниз, он выглядел виновато, пятясь и уступая место докторам.
Михаил уже стоял справа, поставил на тумбу большую сумку и, доставая непонятные приборы, прикладывал то один, то другой к девушке. Семен Федорович тем временем, нацепив на свой образ маску безразличия, с которой всегда вел свои допросы, примостился слева:
– Катерина, вчера, полагаю, у вас случился очередной криз. Вам категорически противопоказан стресс. Если накатывает, из успокоительных – только чай с травами, музыка, прогулки на свежем воздухе, никаких таблеток, – он бросил цепкий многозначительный взгляд в сторону Леши.
Михаил, прилепил какой-то датчик к груди, засек время, отлепил, замечая:
– Я думаю, это была шоковая реакция. Екатерина, услышьте, пожалуйста, Семена Федоровича, седативные, болеутоляющие, даже антибиотики, что угодно, и вы можете больше не проснуться, – он потер глаза с выражением разочарования на лице, снова заныривая в свой саквояж и доставая оттуда странный браслет, который сразу застегнул на Катиной руке.
Широкая силиконовая лента пикнула, по краям замигали попеременно несколько светодиодов разных цветов.
– Что Это? – недоуменно потупилась на него Катя.
– Это устройство, которое будет постоянно следить за состоянием вашего организма. Данные поступают по сети сразу нам в клинику. Будете носить, пока не разрешу снять. Водонепроницаемо, замок с блокировкой, так что не бойтесь, можете и купаться в нем, не отцепится, не потеряется. Сейчас все в норме, так что мы скоро поедем.
Катя попыталась оттянуть браслет, он был мягким, не мешал, но и не снимался. Мысль о том, что теперь она совсем на цепи, пугала.
«Если он по сети что-то направляет, значит и местоположение мое постоянно под контролем теперь».
– Семен Федорович будет к вам приезжать по средам и субботам, – продолжил раздавать ценные указания врач.
«И снаружи слежка и изнутри будут ковырять и докладывать. Это точно меня добьет», промелькнуло в голове девушки.
– Нет! Я не хочу! – неожиданно и резко взвилась Катя, – если у меня будут вопросы или я захочу поделиться, я позвоню, беседы не нужны.
Леша подал голос, резко и неуместно бодро:
– Раз Катя говорит, нет, значит, нет. Лучше, пусть приезжает Любовь, медсестра. Я доплачу за ежедневные визиты.
– Что ж, решено тогда, как вам будет удобнее, но потом не говорите, что нет динамики с состоянием памяти, – недовольно отчеканил Михаил Сергеевич, захлопывая чемодан, – Любе я все указания передам, отчеты, как всегда, вам, Алексей, на почту, в критичной ситуации – позвоню. Пожалуй, нам пора. Выздоравливайте, Катерина!
Докторов как сдуло из комнаты.
Глава 15
Наконец, они были наедине. Девушка понимала, что самое время разобраться в себе и своих сомнениях. По отношению к нему, по отношению к себе, по отношению к ситуации, по отношению к их отношениям, как бы смешно и дурацки это не звучало.
Не дожидаясь назойливого внимания, Катя, потирая виски, бросила приказным тоном, так созвучным с пренебрежительным тоном самого Алексея:
– Проводи меня в ванную, пожалуйста, и я хочу кофе.
Катя неосознанно старалась вести себя так, как представляла себе человека после болезни, который только оказался дома, чтобы ему не показалось, что она ведет себя странно. Она поймала себя на этой мысли, когда Леша чинно поддерживая под локоть, завел ее в выложенную мрамором просторную ванную.
– Помочь? – уже развязывая шнурок ее пижамных штанов, проговорил он.
Катя напряглась и отпрыгнула от неожиданности:
– Нет-нет, я сама, я не в ванную, я в туалет и умыться, – она замахала на мужчину руками, прогоняя в сторону двери.
– Как скажешь, малыш, я сейчас наберу доктору, уточню можно ли тебе кофе и если да, жду тебя на кухне.
Как только она осталась наедине с собой, выдохнула и присев на край закрытого крышкой унитаза, снова начала массировать виски. Как бы она не пострадала, даже сейчас, она понимала, что происходящее ненормально. Зачем использовать на ней психотропные? Почему он на этом настаивал? Леша явно платил врачам за сокрытие ее медицинских данных. И как спокойно он принял решение лишить ее памяти.
Удивительно, как такая ангельская внешность, казалось бы теплый медово-карамельный оттенок глаз, каштановые волосы в романтичном удлиненном каре, нежная улыбка, не вязались с его расчетливой холодностью. Впервые увидев, Катя могла бы сказать, что он похож на льва, теперь же она назвала бы скорее змеем. Холоднокровным, продуманным, он пугал ее. Она не могла прочитать его, не понимала ход его мыслей. И вот теперь она разобралась, это был именно страх, то что она к нему испытывала.
Понимая, что задерживаться ей не стоит, она поспешно поднялась, воспользовалась уборной по назначению и, подойдя к раковине, изучающе уставилась на полки вокруг. Ни пенок для умывания, ни скрабов, ни косметики, только новая зубная щетка приторно-розового цвета на пару с такого же цвета полотенцем у зеркала, намекающие на то, что предназначены для нее. В отдельном ящичке слева стояли только мужские духи, средства после бритья и мелочи. Только в закрытом ящике-тумбе справа были пару новых нераспечатанных пачек тампонов и прокладок разной впитываемости. Не было и женских вещей, которые вполне бы дождались свою хозяйку столько лет. Где фен, плойка, расчески? Она никогда тут не жила или он просто забыл, чем она пользуется за время ее комы? Вся эта неразбериха в Катиной настоящей жизни в данный момент прекрасно отвлекала от грустным мыслей, девушка старалась за это цепляться, отгоняя страх и боль.
Ополоснув лицо холодной водой и почистив зубы, Катя поплелась к выходу, собираясь духом.
«Надо вести себя осторожно. Они все в связке, как в кино, нельзя сейчас паниковать, надо просчитать обстановку, все продумать».
Квартиру затопил аромат кофе, и впервые за утро, девушка улыбнулась, следуя за манящим запахом, немного нервно озираясь.
Алексей стоял спиной, придерживая закипающую турку.
– Садись, малыш, – пропел он, перекидывая через плечо полотенце, – пододвигая по барной стойке крохотную чашечку на блюдце.
Теперь Катя могла полноценно оценить кухню, это вовсе не было небольшое помещение с обеденным столом в центре, как показалось ей вчера. Помещение скорее напоминало загнутый под прямым углом вагон, в эту сюда можно было попасть из общего коридора, а к столу вела арка из кабинета-гостиной. В этой части располагалась кухонная зона, которая заканчивалась неприметной дверью, отделенная от столовой зоны барной стойкой с высокими несколько клубными табуретами. Над стойкой висели блестящие перевернутые фужеры под разные напитки, а еще выше был ряд с разномастным алкоголем разной степени крепости.
Катя взгромоздилась на табурет, поставив ноги на жердочку сантиметрах в 15 от пола.
«Как бы не навернуться отсюда», промелькнуло в голове:
– А нет нормальной большой кружки? – подняла она вопросительно глаза на Лешу.
– Нет, – фыркнул тот, уже наливая в кукольную чашку ароматного напитка.
Следом к девушке так же стремительно проскользила тарелка с оладьями.
– Давай, я оладушки сделал, поздний завтрак, моя спящая красавица, – пропел мужчина и пританцовывая, обойдя ее сзади и приобнимая, протянул вилку.
– Клиновый сироп? – проплыло у самого уха, она пожала плечами, отхлебывая кофе, и мужчина просто налил сверху янтарную жидкость, принимая ее жест за согласие.
Катя продолжала молчать, старательно пережевывая предложенное. Он сел напротив, наполняя и свою чашку.
– Поговорим? – вдруг переключилась девушка.
Его брови напряженно сошлись на переносице, поза из вальяжной сменилась на напряженную, взгляд посуровел.
– Давай.
Катя не решалась и все же собралась с духом и выпалила:
– Вчера ты сказал, что можешь показать документы. Я хотела бы их видеть. И я сейчас говорю не только о документах родителей. Принеси, пожалуйста, мой паспорт, наше свидетельство о браке и свидетельства о смерти, – она оценивала его реакцию, стараясь показаться менее подозрительной, решила объясниться сразу, – Просто, Леш, ой, Лекс, я будто вчера закрыла глаза одним человеком, а проснулась другим, мне нужно удостовериться, что все это, – она обвела руками вокруг, – реальность.
– Я понимаю, Кать, все в порядке, – закивал головой собеседник, – меня очень пугают твои реакции на это все, но я понимаю, это неизбежно. Ты доела? – переключился снова он.
– Давай тогда, пошли в кабинет, все достану – он в момент оказавшись рядом, без спросу, одними ладонями легко подхватил ее за талию и поставил на пол.
Она и в самом деле была ростом ровно ему по грудь. Сейчас, когда он был в спортивных домашних штанах на широкой резинке и в одной футболке, Катя оценила его стать. Он был подкачан, но не сказать, чтоб мышцы были рельефные. Катя бы сказала, он был худым и вытянутым, пожалуй, чуть излишне, нежели бы ей нравилось. Однако, эта его манера двигаться гипнотизировала, придавала мужчине неуловимого шарма. К тому же, длинная шея, и красивые руки с длинными жилистыми пальцами привлекали к себе взгляд магнитом. Он бесспорно был очень привлекателен, даже все еще ощущая отголоски липкого испуга, Катя не могла отвести от него взгляда. А может, дело было в том, что сейчас он не казался таким холодным и отстраненным. Возможно, уютный аромат кофе и забота сделали свое дело, Кате неожиданно захотелось тепла объятий, а он будто прочитав ее мысли, приобнял. Страх совсем отступил.
Катя посмелела, чуть расслабила оборону и плюхнулась в уже знакомое кресло, Леша устремился к столу. Через пару минут, девушка с недоверием листала бумаги. Все документы были настоящими. На паспорте была Катя, фамилия по мужу изменилась, штамп о браке 09.08.2018 года.
«Мой день рождения», подумала девушка, «терпеть не могу, когда люди совмещают даты и подгадывают дни свадьбы под другие даты или празднуют два события в один день, как я могла такое допустить?»
В штампе, в строке о муже «Алексей Вельд, 10.11.1982 г.р.». Катя про себя отметила, что глазомер не подвел, мужчине действительно было почти сорок лет, она была младше на целое поколение.
– А почему здесь не указано твое отчество? – поинтересовалась она.
– Отец был дипломатом, я родился в Корее, там не принято давать отчество, документы выданные там переделывать не стали.
– Понятно, – протянула она, одновременно осознавая, откуда у Леши эта квартира в элитарном доме, – это из-за этого ты меня в Корею собирать увез?
Мужчина кивнул:
– Ну да, там много знакомых, связей, да и медицина там лучше, чего греха таить.
Она снова перекинула страничку, просматривая информацию о себе и приглядываясь к фото. Подпись была ее, хоть и немного угловатая, будто подписывала впопыхах, место рождения – Иваново, и тут она обомлела. Дата рождения была не той. Отличалась лишь одна цифра, вместо девятого, одиннадцатое число. Катя осеклась, запоминая данные, но виду подавать не стала.
Следом шло свидетельство о браке, выданное почему-то в октябре, она подняла глаза на мужчину.
– А почему свидетельство о браке выдано через 2 месяца после свадьбы?
– Ну так, расписывались за границей, пока регистрировали заграничный документ, пока запись вносили, в итоге выдали бумагу только вот, в октябре.
Сказанное казалось вполне логичным и Катя потянулась к последним двум бумагам в черной папке. «Как символично», горько подумалось ей.
В папке было 2 свидетельства о смерти, оба такие новые, что казалось, захрустят. Смерть в один день, 10.08.18 г. Скупая бумага, смешной финал двух жизней. Катя не могла поверить. Просто не укладывалось в голове, она снова перебирала сухой рассказ Леши, и становилось все тяжелее и горче на сердце.
«Врач сказал, я уже переживала все это и чем чаще вспоминаю, тем скорее должно отпустить, я же должна вспомнить детали, вспомнить эмоции, но ничего не приходит. Будто не было этого, но документы эти… Значит правда, по датам – все сходится». Катя еще задумалась, ловя ускользающую мысль.
«А авария на мотоцикле была 12 августа. Как все скоро. Свадьба, авиакатастрофа, авария, кома и вот..»
– Лекс, а где могилы?
Без запинки, как будто заученный текст Алексей выдал:
– Мы сделали, то есть я сделал, ты расшиблась же, – он вздохнул грустно и продолжил, – в общем, могилы в Москве, тел все равно нет, а ты хотела место для того, чтобы можно было приходить и почтить память, я все как надо организовал.
Катя, соглашаясь, кивнула, про себя подумав: «Мозг у меня чтоли от горя переклинило, мама всегда говорила, похоронить их в Иваново, рядом с дедом и бабушкой. Почему я именно об этом его не попросила».
– Я хочу туда съездить, – уставилась она на мужа пытливо, – Отвезешь меня?
Леша как-то успокоившись протянул:
– Конечно, только давай на той неделе, я никак не могу сейчас бросить работу, даже сегодня трудно было остаться.
Сегодня девушка решительно была настроена выяснить максимум относительно безопасной информации. Отчего-то сама «смерть родителей», после вести о том, что Леша не против отвезти ее на кладбище, отошла в сторону и больше не так трогала. Кате было от этого и удивительно и не по себе, будто она бесчувственный чурбан. Списав это на «воспоминание об эмоции», она сосредоточилась на продолжении допроса.
– Леш, а как я оказалась на мотоцикле? Я ведь не умею его водить.
Он устроился на кушетку у ее ног, как вчера вечером, сложил ее стопы себе на колени и начал мять их пальцами. Приятная нега прокатилась по голени, колену, бедру. Девушка не стала отстраняться, подумав о том, что массаж ступней по крайней мере проходит в одежде.
– Умеешь, даже не плохо, я бы сказал.
Он начал разминать основание пятки, Катя совсем расслабилась, обмякая от приятных надавливаний его пальцев. Голос его приобрел размеренный темп, а вместе с хрипотцой, приобретал бархатистый перелив, сродни настоящему мурчанью.
– Мы планировали остаться на островах, медовый месяц, все дела, понимаешь? Но как только узнали о… – он прервался, словно не хотел произносить этого, и аккуратно прощупывая ее реакцию, проглотив неприятную тему, продолжил, – в общем, сразу вернулись, в твой день рождения были как раз дома, ты еще в самолете перебрала, и родители тут и вроде как праздник. Проснулась, закатила истерику, а время было уже под вечер. Мотоцикл мой угнала, распсиховавшись, и унеслась, черт уж знает, куда ты там планировала попасть, куда ты попала мы оба знаем.
Снова мысль на подкорке сознания мелькнула и скрылась. Что-то не клеилось, но что, было не ясно.
– Погоди-ка, – встрепенулась Катя, – а какое сегодня число?
– Двадцать третье сентября две тысячи двадцать первого года, – засмеялся задорно Алексей, – я буду тебя теперь звать Спящая Красавица! Будем считать, я снял с тебя чары поцелуем.
Мужчина с улыбкой потянулся с явным намерением поцеловать девушку, но Катя выставила вперед руки, неожиданно воодушевленно для себя привлекая его внимание с желанием высказать вслух свое свежее открытие.
– Лекс, погоди, я знаешь что сейчас осознала?! – он вытаращился чуть недовольно на нее, остановившись на полпути, – мне не 25, мне 26! Я получается, из комы вышла сразу как мне 26 стукнуло.
Получается, что да, – игриво искривив губу, изображая задумчивость, протянул он и вновь начал наступать, – ты все равно малышка по сравнению со мной, малыш.
У Кати перехватило дыхание, эта магическая притягательность, гипнотический магнетизм Алексея пугал и одновременно приманивал, выветривая все мысли прочь из головы. Когда он так ловил ее взглядом, голова становилась легкой, не думалось ни о чем, вакуум, а тело отвечало, притягивалось. Поддаться? Катя не знала, решая дать себе каплю слабины. Ответить на его чувства было одним из самых безопасных и очевидных выходов в настоящий момент. Ей все равно некому доверять, она совсем одна, она в его квартире, документы подтверждают, он не чужой, страх иррационален, надо продолжать жить, обживаться в новых реалиях.
«Если искать выход, то все постепенно, просто надо быть осторожной, аккуратной, просчитывать наперед. Нельзя ему доверять на все сто», думала Катя, «но и отстраняться от него нельзя, он может быть полезен. Но искренен ли в своей заботе? А зачем еще ему все вот это? Опекать, нежничать, стараться оградить от воспоминаний. Не говоря о том, что он по сути от смерти меня спас, возил по дорогим клиникам, вытащил с того света. Ради чего, если это не любовь? Даже подумать страшно во сколько ему встало мое содержание и это без особых надежд на то, что я когда-либо выкарабкаюсь. Причем я-то проще пареной репы, а у него как в песне Меладзе, папа в посольстве служит дипломатом или служил…» сбилась Катя с мысли, ощутив на губах мягкое касание. И неосознанно ответила на поцелуй.
Нет, сначала она не хотела, но он сама не поняла, как нежные поглаживания кончика его языка увлекли ее. Невесомые касания огладили сначала верхнюю, а следом и нижнюю ее губу, ожидая, когда створки приоткроются, ненавязчиво и галантно приглашая к продолжению трепетной ласки. Голова и так будучи легкой, подалась, девушка чуть приоткрыла рот, и он моментально проскользнул внутрь, так же нежно, почти робко продолжая свое исследование.
Благодаря своему росту и невероятной гибкости он чуть сгорбившись навис над ней, захватывая в большие прохладные ладони ее щеки. Пальцы заскользили оглаживая шею и стремясь к груди, но мужчина не двигался с места и не разрывал поцелуя. Он не давал сосредоточиться, приостановиться, задуматься, он увлекал в свою игру.
Катя попыталась неловко отстраниться, но он в такт приблизился так, что отступать стало совсем некуда, а само движение вдруг вписалось в общий танец, да так, что даже Кате уже не казалось, что она сопротивляется. Он перевернул это так, что она сама верила, это часть прелюдии. Неожиданно девушка осознала, что он подобно волне перетек и стоял на коленях у ее ног, а она между пальцами пропускает его локоны, сама смакуя вкус его поцелуя.
