Текст книги "Империя хаоса. Тени Бога. Дилогия( третья и четвертая книга серии)"

Автор книги: Грегори Киз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 47 страниц)

* * *

Таг застонал, когда скальпированный воин увернулся от его удара и саданул его по плечу томагавком с такой силой, что громила Таг отлетел к стене.

– Гад, не подходи к нему! – взревел Таг и снова взмахнул саблей.

Скальпированный воин что-то сказал на непонятном Тагу языке и проворно отскочил в сторону. Таг наблюдал, как индеец по-кошачьи танцевал на кончиках пальцев. Откуда у него такая прыть? Таг с осторожностью повернулся, он почувствовал, что его раны снова открылись. Но боли не было, лишь легкое головокружение, и это несмотря на только что полученную рану.

– Знаешь, что он однажды сделал? – спросил Таг. – Мы тогда с ним впервые встретились. Я-то над ним все подтрунивал и потешался. Но, когда нас всех взяли в плен, он голыми руками схватил раскаленный ствол мушкета. Они раскалили ствол, чтобы пытать его, а он их до смерти напугал. Вот благодаря ему я жив, жив, чтобы…

Движение ускользнуло от его внимания, он ощутил лишь прикосновение приставленного к горлу лезвия топора. Ощутил вкус железа, а может быть, это был вкус крови. На лице скальпированного воина застыла зверская ухмылка.

Таг выронил саблю и схватил противника обеими руками за горло. Скальпированный воин продолжал ухмыляться, но сейчас это была ухмылка школяра, вообразившего, что он знает все на свете, и кичившегося этим. Словно он знал то, чего не знал Таг.

Да, он был значительно сильнее Тага. И Тагу казалось, что он сжимает не шею, а якорь корабля. Скальпированный воин разжимал его пальцы, и очень скоро он освободится, а его собственная кровь потечет в дыхательное горло.

Но Таг заметил еще одну вещь: скальпированный воин был силен, но весу в нем было не так много, как силы. И Таг схватил его, поднял и ударил головой о стальной потолок. Скальпированный воин выпучил глаза. А Таг снова ударил его головой, и проклятая лысая башка раскололась, как орех.

И вовремя, потому что у него самого подкашивались ноги. Он отбросил скальпированного воина и медленно сполз по стене. Таг надеялся, что кто-нибудь когда-нибудь расскажет Красным Мокасинам, чтоон ради него сделал, и это наполнит сердце друга гордостью.

* * *

– Ты не можешь меня одолеть. И тебе это известно, – сказал Оливер.

Они примеривались друг к другу, но клинки их так ни разу и не скрестились.

– Ты так думаешь? А почему же я все еще хочу тебя убить?

– Конечно же, любовь тому причиной. Ты всегда впадала в идиотизм, когда влюблялась.

– Ты прав, я люблю ее.

– Так же, как ты любила меня? А теперь ты хочешь меня убить.

– Ты никогда меня не любил.

– Думаешь, она тебя любит? – Оливер приблизился к Веронике.

Она отступила.

– Думаю, да. Но это не повод искать твоей смерти. Ты убил Эркюля, а он был моим другом.

– Похоже, ты все еще любишь меня.

– Конечно, люблю, Оливер. Подойди ближе, и я тебя поцелую, чтобы доказать это.

– Как я жажду твоего поцелуя! Но ты в последнее время такая непредсказуемая. А помнишь наше шальное время? Лудильщика в Стамбуле, немецкого принца в Лейпциге, записи Ньютона, которые мы воровали у него из-под носа?

– Я ценю наше прошлое. Оно многому меня научило. Теперь я знаю, кем я не хочу быть.

– А ты знаешь, кем ты хочешь быть?

– Тем человеком, кто убьет тебя.

И тут она увидела: Оливер сократил расстояние и нанес удар.

17
Божественное обновление

При падении их отнесло почти на милю от поля боя, так что Франклину пришлось пробежать изрядное расстояние, прежде чем он увидел спасающиеся бегством армии.

К сожалению, даже в этих обстоятельствах некоторые считали, что они должны сражаться. Несмотря на завывания адского ветра, повсюду слышались отдельные выстрелы. Скрипели сосны, молнии огненными зигзагами разрезали небо. Солдат с ястребиным носом и вытаращенными глазами пробежал в двадцати ярдах от Франклина, он стрелял из поднятого вверх ружья, нимало не заботясь о том, куда летят пули.

Пули летели в никуда, и Франклин отключил эгиду, без нее было лучше видно, и вдруг шальная пуля упала в ярде от его ног.

Но он продолжал бежать и что есть мочи звать Ленку. Временами, отчаявшись, он готов был отказаться от затеи, но в следующую минуту, чертыхаясь, заставлял себя бежать дальше и искать свою жену.

Она должна быть с французами, так по крайней мере, Вольтер сказал Нейрну. С французами. Там, где Вольтер, если он найдет его…

Франклин добежал до широкого ручья, заваленного телами погибших, и по их спинам перебрался на противоположный берег. Теперь он выкрикивал еще и имя французского философа. Преодолев небольшой пригорок – здесь пальба усилилась, – он увидел сильно поредевшие ряды французов, солдат Содружества и индейцев. Они растянулись вдоль еще одного ручья и вели огонь по лесу на противоположном берегу. Некоторые солдаты, заметив его, развернули ружья в его сторону, но, слава богу, один узнал его и предупредил товарищей, чтобы те не стреляли. Франклин бегал вдоль растянувшейся цепочки солдат, звал Ленку и Вольтера, не обращая внимания на перестрелку.

– Франклин?

К счастью, сквозь треск выстрелов он расслышал голос. Прислонившись к дереву, сгорбившись, сидел залитый кровью человек, Франклин с трудом узнал в нем Оглторпа.

– Генерал!

– Мистер Франклин? – крайне удивленно, словно не веря своим глазам, переспросил Оглторп.

– Я ищу жену. Ленку. Или француза. Его зовут Вольтер.

– Вначале все пустились бежать, – сообщил Оглторп. – А затем снова начался бой. Они, верно, сошли с ума. Вы только посмотрите! – Он показал на запад, и Франклин увидел. Вне всякого сомнения, это приближалась машина тьмы. – Это чудовище убивает всех без разбора, а они продолжают в нас стрелять.

– Она, наверное, с французами.

– Что? – пробормотал Оглторп. – Французы? В последний раз я видел их там. – Он неопределенно махнул рукой куда-то на север. – Больше я ничего не знаю.

Франклин оставил генерала и побежал на север. Внутри грудь жгло болью, но он продолжал звать Ленку и Вольтера.

Он бежал не останавливаясь, пока плечо не взорвалось огнем, в лицо брызнула кровь, и он упал, будто поскользнулся на льду. Боже, какая нестерпимая боль! Он неловко потянулся за оружием, не осознавая, что продолжает выкрикивать имя жены.

В тридцати футах от него стоял парень в зеленом камзоле. Он торопливо насаживал штык. Франклин оставил попытки вытащить пистолет, счел более надежным спрятаться под эгидой. Парень насадил штык и, спотыкаясь, направился к нему.

* * *

«Я бы на твоем месте не осмелился утверждать, что ты победил», – раздался чей-то голос. Рябь пробежала в пространстве иллюзорного мира, заполнив его вихрями и потоками цифр, и вновь видения обрели очертания.

Адриана стояла в гроте Фетиды, затерянном среди деревьев парка давно не существующего Версаля. На прежнем месте были статуи Аполлона и Фетиды с лицами Адрианы и Людовика XIV, так король пожелал когда-то. У Фетиды недоставало кисти, ее позаимствовала Адриана, когда лишилась своей.

Красные Мокасины – Метатрон или кто иной – появился в живописном облике морского чудовища, покрытого тускло поблескивающей серебристой чешуей.

«Ты?» – рыкнуло чудовище, выдыхая дым из ноздрей.

«Да», – ответила статуя Аполлона. Губы шевелились, но глаза статуи оставались неподвижными, как у мертвого Людовика.

«София?» – спросила Адриана.

«Как он сказал, это всего лишь имя. Я больше не София и не Лилит, и он больше не Иегова. Мы просто – первые. Те, кто породил всех остальных».

«Вы были мертвые, – возразил Метатрон. – Мои дети в поисках вас обыскали всю Вселенную. Вас там не было».

Статуя меняла облики – Креси, Эркюль, Николас и, наконец, Леонард Улер.

«Да, – сказал Улер. – Я нашел способ… философ Сведенборг, вы знаете… он сделал машины тьмы и много чего еще. А его студент Улер – один из моихдетей, вместе мы нашли способ, как сделать меня из глины, чтобы я мог покинуть то место, где мыобитали. И я стал смертным и потому невидимым для твоих детей».

«Ты принес себя в жертву? Облачился в одежды из материи?»

«Да, чтобы уничтожить тебя».

«Почему именно сейчас, когда стало наконец, так, как и должно быть? Когда мы обрели силу не только избавиться от этих паразитов и вернуть наших украденных детей, но и разорвать сами путы, которые так долго связывали нас?»

Улер рассмеялся:

«Ты вдруг снова поверил? Если так, ты же знаешь, порядок вещей таков, каким он и должен быть. Сейчас ты вызвал к жизни перемены, и они должны произойти. Но не в соответствии с твоим желанием и представлением. Этого никогда не будет».

«А что ты можешь сделать? Теперь я тебя понимаю. У тебя нет силы совладать со мной… ты растратил ее, пока прятался».

«Мне не нужна сила, она есть у Адрианы».

«Она обладает только тем, что ей дали мы. Все, что она когда-либо делала, исходило от нас. Тобою была дарована ей рука».

Метатрон вновь превратился в Красные Мокасины, на этот раз в нелепом наряде, который некогда на костюмированном празднике в Версале считался индейским.

«Разве?»

«Что ты хочешь этим сказать?»

Адриане показалось, что в голосе Метатрона появилась настороженность.

«Адриана, ты знаешь?» – спросил некто в облике Улера.

«Нет. Я думала… Уриэль… ты… подарил мне руку…»

«Ты вспомни. Когда-то ты знала иную правду. Это была лишь короткая вспышка, а потом тебя охватило забвение. Я полагал, что оно будет длиться вечно, но ошибся».

И Адриана вспомнила… все, что она увидела в то краткое мгновение… и это меняло все.

«Я самасоздала руку», – сказала она.

«Именно. И мы не знаем, как это тебе удалось. И ты сама создала своего сына. Мы тебе в этом не помогали».

«Невозможно», – запротестовал Метатрон.

«И, тем не менее, это так».

«Довольно!»

Неожиданно Красные Мокасины вырос и превратился в змея, опоясывающего земной шар. Монохорд застонал, протестуя.

Но провидение Адрианы устремилось вперед, тайные путы, связывавшие мир, ослабевали и распадались у нее на глазах, и ей открывались знания, которые она жаждала обрести. Она сильнее сжала руку Нико:

«Мой сын…»

«Мама, теперь я все вижу, – сказал Николас. – Я понимаю, что ты должна сделать. Что мы должны сделать».

Адриана сильно дрожала:

«Я не могу».

«Ты должна, – прошептали София и Улер. – Он разрушит все, если ты… не разрушишь творения. Ты должна».

«Но это убьет моего сына».

«Да».

Нико посмотрел на Адриану, и вдруг она увидела не своего ребенка, а Солнечного Мальчика, двенадцатилетнего, с чуть заметной улыбкой на губах.

«Они использовали меня, – сказал он. – Они отняли меня у тебя, и все это время обманывали меня. Мне не страшна смерть. И ты не бойся, мама. Я начну первым».

«Нико…»

Неожиданно его рука дернулась, и рука Адрианы дернулась в ответ, и вместе они начали тянуть.

И Вселенная зазвучала в иной тональности.

Оливер атаковал, лезвие мелькнуло так быстро, не уследить глазом.

Креси отразила удар и отступила. Она сделала отвлекающий маневр молниеносного укола, но ее настоящий выпад получился слишком медленный, даже ребенок мог увернуться.

Ребенок, но не Оливер. Быстрота его реакции не совпала с ее медлительностью, и лезвие вошло Оливеру в плечо. От неожиданной боли он дернулся и чуть не выронил шпагу. Воспользовавшись секундной заминкой, Креси сменила темп, и лезвие замелькало.

Но Оливер довольно легко парировал удары. Звенела сталь, и вот ее лезвие вошло ему в грудь под ключицу. Вероника надавила, ввела лезвие глубже и отскочила назад, хотя в этом не было необходимости. Оливер выронил шпагу и обхватил себя за плечи, словно боялся развалиться на части.

– Ты прав, Оливер, – тихо сказала Вероника. – Ты быстрее и сильнее меня, но я лучше.

Оливер выдавил слабую улыбку и кивнул. Над ним появился malakus, скукожился и мгновенно исчез. Тяжело дыша, Креси огляделась, и все вокруг ей показалось странно чужим, словно она здесь никогда раньше не была. Ею овладело чувство, противоположное deja vu.

Она тряхнула головой, но все неисправимо изменилось. Оливер, не сводя с нее глаз, начал падать на пол лицом вниз. Индеец и Таг лежали в огромной луже крови. И с Улером что-то случилось, он тоже лежал на полу с закрытыми глазами. Солнечный Мальчик неподвижно стоял на прежнем месте. Его лицо было по-детски чистое и светлое.

Но на лице отсутствовали глаза. Креси коснулась его – на ощупь его тело напоминало фарфор.

Адриана, слава всем существующим богам, не пострадала, она дышала ровно и спокойно. Креси похлопала ее по щекам, и она медленно открыла глаза.

* * *

Адриана вернулась в реальный мир, как часто это делала прежде, и увидела встревоженное лицо Креси.

– Вероника, неужели мы все еще живы?

– Не все, но живы.

– Но как… как… – Ее правая рука была странно тяжелой. Она подняла ее и обнаружила, что не может пошевелить пальцами. – Что? – И вдруг она вспомнила: – Николас!

– Нет. – Креси опустила руки ей на плечи. – Не надо. Как-нибудь они…

– Нет, мы сделали это. Это был мой выбор. Я знала, что все именно так и случится.

– Что случится, Адриана? Что ты сделала?

Адриана подняла голову и посмотрела на свою верную подругу.

– Я разрушила мир, – сказала Адриана. – Я разрушила…

И тут, словно кто-то рукой сжал ей сердце, и в первую секунду она подумала, что умирает. Было странное ощущение, – казалось, ее внутренности были выкованы из железа, и вдруг железо, повинуясь алхимии нового мира, начало плавиться. Адриана схватила Веронику за руку, уткнулась в ее окровавленное плечо и заплакала. Она плакала долго, все то время, пока плавилось железо, а Вероника ласково успокаивала ее, повторяла, что любит ее, что все будет хорошо.

* * *

Из груди солдата вырвалось крошечное облачко дыма, он всплеснул руками, попятился и упал.

– Бен?! – крикнул кто-то.

Он растерянно обернулся.

– Я искал тебя, – как-то глупо сказал он. – Я искал тебя.

Ленка опустилась на колени рядом с ним. Она была без шляпы, и ее длинные каштановые волосы, перепачканные грязью, разметались по плечам. Но это была Ленка, это был ее голос.

– Ленка, Ленка, – повторял он, – я люблю тебя, и я…

– Сейчас не до этого, – оборвала его Ленка. – Вставай, надо идти. Это чудовище… – Она замолчала, глядя куда-то поверх его головы.

Франклин повернулся.

Видневшиеся вдали деревья в одно мгновение исчезли, словно их там никогда и не было. Жара сделалась невыносимой, будто распахнулась дверца раскаленной до предела алхимической печи. Франклин замер в напряжении: деревья исчезали, а за ними не было ничего – вставала черная стена.

Ленка неистово дернула его, с ее помощью он поднялся на ноги.

– Я люблю тебя, – повторял Франклин.

– И я тебя люблю, беспутного идиота, – сказала Ленка. Они сделали несколько шагов, но Ленка не отличалась силой и не могла удержать его, а его ноги не хотели идти. Они упали вместе, тяжело дыша.

– Иди, – пробормотал Франклин. – Поцелуй меня и иди.

– Неисправимый дурак, – сказала Ленка и села рядом с ним, положила его голову себе на колени, и они вместе стали наблюдать за приближающейся черной стеной. Было трудно дышать, и жар опалял до боли.

Они сплели руки и ждали. Стена остановилась, ветер стих, деревья перестали исчезать, стало тихо, слышались лишь отдельные выстрелы.

Прошел час, а они оставались на том же самом месте. Ленка оторвала кусок от подола юбки и перевязала Франклину плечо. На западе за деревьями небо горело неестественно оранжевым, освещая пустое пространство земли, словно запорошенное черным снегом.

Запели ночные птицы, они приветствовали лик луны. Пальба стихла.

– Ты можешь идти? – спросила Ленка.

– Попробую.

Опираясь на Ленкино плечо, Франклин с трудом поднялся, и они медленно пошли, на этот раз у него было больше сил.

– Как нелепо получилось, – сказал он. – Я намеревался тебя спасти.

– Твое намерение греет мне душу. По всей видимости, твое участие во всех этих делах дало положительные результаты.

– Должно быть, если машина тьмы остановилась. Но я покинул корабль до того, как все было завершено.

– Чтобы найти меня?

– Да. Я… я беспокоился о тебе.

– Как оказалось, без всякой на то причины. Ведь так?

– Ты лучше меня это знаешь. Надеюсь, что знаешь.

Ленка вздохнула:

– Может быть, знаю, Бенджамин, а может быть, и нет. – Она поцеловала его в щеку. – Я переоделась в солдатский мундир не для того, чтобы заставить тебя следовать за мной или наказать тебя, просто я не могла сидеть, сложа руки. Я не старалась таким образом привлечь твое внимание, и в будущем я такого никогда себе не позволю. Бенджамин, я должна быть самой собой и тем самым быть для тебя интересной. Мне не нужно, чтобы ты бросался ко мне, потому что моя жизнь в опасности или потому, что я нуждаюсь в твоей помощи. Я хочу, чтобы тебя вела ко мне любовь. Если этого нет, что ж, я буду жить своей жизнью.

Франклин задумался над ее словами.

– Наверное, мы поженились слишком молодыми, – сказал он, наконец. – Мужчина всегда склонен думать, что лучшая долина лежит за следующим холмом. Старики мудрее, они точно знают, где их дом. Ленка, я вел себя как дурак. В целом мире нет женщины лучше тебя и никогда не будет. Я даже не верю, что мне так повезло. Невероятно, но повезло в самом начале жизни. И еще я немного ленивый, решил, если сад посажен, ухаживать за ним больше не надо, пусть он сам растет и плодоносит, и…

– Ну, довольно! – сказала Ленка. – Ты что, заранее приготовил эту речь?

– Конечно.

– Ты просто пообещай обращаться со мной лучше и сдержи свое обещание.

– Буду обращаться с тобой лучше.

– Хорошо, я тебе верю.

– Прекрасно, только…

Ленка закрыла ему рот рукой, он подумал, что она заставила его замолчать, чтобы снова поцеловать. Но в следующую секунду он услышал звук приближавшихся голосов.

Они спрятались за дерево и притаились. Вскоре стали различимы французские слова. В сумерках они разглядели Филиппа в сопровождении двадцати гвардейцев.

– Господи, да это же Бенджамин Франклин! – завидев их, воскликнул король. – Наш маг и волшебник жив.

– Я польщен, что ваше величество столь беспокоится о моей персоне, – сказал Франклин.

Филипп улыбнулся:

– Разумеется, я беспокоюсь, любезный, поскольку у вас моя бутылка коньяка. Кстати, она с вами?

* * *

Красные Мокасины стонал, когда его тело начало расти, небо поднималось, а земля внизу беспощадно тянула вниз. Он напряг всю свою волю, собрал все силы, чтобы вернуть себя в нормальное состояние.

Но бесполезно. Как тонкая струна, он лопнул, и все, что в нем было, фонтаном вырвалось в воздух, сделавшийся каким-то непривычно новым. Он хотел прервать течение времени, но время оборвало его внутреннюю струну. Он закричал, проклиная далекие звезды, а в этот момент змей видоизменялся. Красные Мокасины упал в жидкую, вязкую грязь мрака.

Он долго лежал там, беспомощно подергиваясь, как лягушка, лишенная кожи, и пытался собрать остатки жизненных сил. Вокруг него, хлюпая грязью, беспрестанно двигались тени, корчились, извивались, хрюкали. Казалось, прошла целая вечность, пока где-то высоко не забрезжил свет. Он больно ударил по глазам и обжег тело.

Тени вокруг него забились, затрепыхались, как мотыльки у огня; отталкивая друг друга, они потянулись к свету. Медленно, превозмогая боль и отчаяние, они поползли к свету.

Он заставил свое тело двигаться и тоже пополз.

Сколько прошло времени, он не знал, да его это и не интересовало. Но, когда они оказались в мире света, под лучами горячего солнца, он и его братья, греясь в тепле глаза Гаштали, уснули. Пока он спал, кожа его обсохла, затвердела и уплотнилась, как глина после обжига в печи. Когда он проснулся, ему пришлось разбивать сковавшую его толщу глины, затем ползти, слепо мигая, и только потом он смог подняться на ноги человеком.

«Так когда-то мы родились. И вот я заново переродился», – подумал Красные Мокасины.

Он обернулся и посмотрел на нору, из которой выполз. И на человеческих ногах, с чистым телом, как только что появившаяся на свет цикада, еще чувствуя на себе влажность подземных вод, он пошел прочь.

И его братья, как и он обновленные, тоже пошли, каждый своим путем.

18
Коньяк и последствия

Филипп поднял бокал с коньяком.

– За короля Швеции Карла Двенадцатого и за русского царя Петра! – торжественно произнес он. – Хотя никто из нас не достиг цели, духом они ушли дальше всех.

Франклин чокнулся с Оглторпом, затем с Нейрном, Робертом, Унокой и осушил бокал. Янтарного цвета напиток показался ему слишком крепким и слишком сладким.

Легкий ветерок поднимал пыль, и ноги утопали в черном тумане. Ничего не осталось от кораблей, от леса, от деревни таенса, от людей и коней, павших в долине. Голая земля и черная пыль.

Но голубое небо простиралось над опустошенной землей, вдали виднелись деревья, там щебетали птицы.

Тонкая черная пленка образовалась на поверхности коньяка, но Бен поднял свой бокал.

– За тех, кто погиб, и за тех, кто выжил, – произнес он. – За них! Может быть, мы научимся жить по законам более гуманным, нежели те, что правили старым миром.

– Ура! – воскликнул Филипп, и все выпили. Выпив, впали в некоторую задумчивость. – А что теперь, мистер Франклин? Расскажите нам о Новом Мире. Мы что, умерли? Или пришло Царствие Христово?

Бен молчал и крутил в руке бокал.

– Я и сам еще не очень хорошо понимаю, что этот новый мир собой представляет, – признался он. – Я о нем, как и вы, мало что знаю, вот разве что мадемуазель де Моншеврой может нам что-то объяснить. За ее здоровье мы тоже должны выпить. Кстати, где она?

– Она была приглашена, – ответил король, – но просила извинить ее, кажется, она слишком слаба после тех испытаний, которые выпали на ее долю. Да и Красные Мокасины не нашел в себе сил к нам присоединиться. Но послушайте, мсье Франклин, мы с удовольствием выслушаем ваш рассказ о нашем счастливом избавлении. Потом, когда у вас будет больше сведений, вы дополните этот рассказ.

Бен кивнул:

– Мир был изменен, но это не те изменения, о которых говорится в «Апокалипсисе». С этим, я думаю, мы все можем согласиться. Произошедшее изменение более тонкого свойства. Некоторые факты нам уже известны, например, законы науки не соответствуют тем, что мы знали прежде. Крафтпистоли больше не стреляют, алхимические фонари не светят, эфирографы, как и прочие алхимические устройства, больше не работают. Если говорить о научном прогрессе, мы вернулись назад, примерно в тысяча восемьсот шестьдесят первый год, когда Ньютон открыл философскую ртуть. Материя и эфир больше неподвластны человеческой воле.

– Можно считать это Божией милостью, – заметил Оглторп.

– А что нам остается делать? Факт есть факт. Нам неизвестно, уничтожены ли malakim, вернее, исчезла ли возможность их существования, или же они просто оставили нас и больше не будут вмешиваться в нашу мирную жизнь. Ради этого стоит лишиться тех удобств, к которым мы успели привыкнуть.

– Я скажу проще, – заговорил Оглторп. – Порох и штыки остались, и они по-прежнему смертельно опасны. Но они оставляют больше шансов выжить в бою, чем то оружие, которым мы пользовались в этой кровавой бойне. Теперь мы в большей степени защищены от самих себя и от malakim.

– Но кто знает, может быть, законы Нового Мира породят куда более страшное оружие, – заметил Томас Нейрн.

– Вполне возможно, – согласился с ним Бен. – Но будем надеяться, что мы извлекли хороший урок и будем поступать мудрее.

– Пока не изменится сам человек, я в этом сильно сомневаюсь, – сказал Филипп. – Но я постараюсь разделить с вами ваш оптимизм.

– Мы можем проверить это на практике, – сказал Оглторп. – Претендент продолжает восседать на троне в Чарльз-Тауне, Россию, вероятно, повергло в хаос. Дел по горло.

– Но у нас есть полное право на отдых, – сказал Филипп. – Ваши солдаты могут остаться здесь, пока не наберутся сил, и, насколько мне известно, трон под претендентом сильно покачнулся. Без подводных и воздушных кораблей, без механических людей он практически беспомощен.

– Это верно. Что касается меня, – сказал Оглторп, – я долго отдыхать не могу. Азилия нуждается в помощи своих сыновей, и я должен возвращаться.

– И аппалачей зовет родная земля, – подхватил дон Педро. – Мы победили войско сатаны, и теперь нам многое по плечу.

– А вы чем займетесь, мистер Франклин?

Бен помолчал.

– Буду изучать законы Нового Мира, – сказал он. – Физические законы изменились, но не сильно. Земля продолжает вращаться вокруг Солнца, огонь гореть в очаге. Вот что любопытно: когда мои гравитационные приборы перестают работать в воздушных кораблях Сведенборга, это не мешает кораблям свободно планировать и опускаться на землю. Здесь есть над, чем подумать. Но наука окажется бесполезной, если человек не станет лучше. И здесь я готов согласиться с генералом Оглторпом. Я мечтаю увидеть мир свободным от тирании и войн. И это первое, чем я займусь: хочу объединить все враждующие народы на нашем континенте.

– За мир! – воскликнул Нейрн.

Они вновь наполнили бокалы и выпили. На этом коньяк закончился.

Филипп печально посмотрел на пустую бутылку.

– Вот что осталось от старой Франции, – тихо произнес он. – Думаю, сейчас нам нужно создавать новую. Не новую бутылку, конечно, а Францию. Мсье Франклин, вы сказали, что желаете видеть мир свободным от тирании. А не желаете ли вы избавить Францию от ее короля?

– Как прикажете вас понимать, ваше величество?

– Будучи герцогом Орлеанским, я симпатизировал республиканским настроениям англичан. Корона слишком тяжела для моей головы, а со смертью Карла и Петра великие монархии старого мира перестали существовать. Конечно, Китаем правит император и Турцией – султан, и все же, я думаю, время королей прошло. Я бы хотел создать более совершенную систему правления, и мне в этом потребуется помощь. Как любила повторять моя бывшая жена, я не идеальный человек.

– Почту за честь помочь вам, – сказал Бен. – Но мы все очень мало знаем об этой стране и должны проявлять максимум осторожности и, я бы сказал, деликатности.

– Ха! – воскликнул Оглторп. – Разве осторожность и деликатность привели нас к победе? Мы должны быть смелыми и решительными. Мы должны громко заявлять о наших интересах.

– Я рад, что вы затронули эту тему, – заметил Бен. – Именно об этом я просил мсье Вольтера сделать для нас доклад в самые ближайшие дни. – Он поднялся. – А сейчас, джентльмены, прошу простить меня, должен спешить к жене.

* * *

Солдаты опустили паланкин Адрианы на крутой скале у моря, и отошли в сторону, занявшись разговорами и курением трубок. Креси осталась рядом с Адрианой и наслаждалась искрящейся на солнце гладью моря.

– Ради чего, Вероника? – спросила Адриана, наблюдая за кружащимися над водой чайками. – Николас, Эркюль, мой сын… ради чего они отдали свои жизни?

– Чтобы мы могли любоваться этой красотой. – Креси простерла руку к горизонту.

Адриана потерла холодную, как камень, руку.

– Ради этой красоты? Возможно, придет время, и я все пойму, а пока…

– Думаю, ты уже поняла. Твоя собственная жертва свидетельствует о том.

Адриана удивленно посмотрела на нее:

–  Мояжертва? Какая жертва? Я просто делала выбор. Но за мой выбор платили другие.

– Надеюсь, ты не собираешься снова распускать нюни.

Адриана покачала головой:

– Не буду, ты права. Мой сын умер во имя прекрасного будущего. Эркюль отдал жизнь за более совершенный мир. Господи, и я сделаю все, чтобы их смерть не стала напрасной. Поэтому я попросила принести меня сюда, я хочу все вспомнить и обдумать.

– Вот видишь, у тебя уже есть все ответы, и я тебе не нужна.

– Ты мне нужна, Вероника, нужна всегда, и здесь, и в иной Вселенной.

Вероника отвела взгляд в сторону. Она покраснела?

– Как ты думаешь, после того как ты изменила мир, мужчины стали другими? – спросила Креси после короткой паузы.

– Сомневаюсь. Чтобы изменить сердце и ум человека, тончайших изменений в гармонии планетарных связей недостаточно…

– Нет, ты не поняла, я имела в виду, станут ли мужчины другими… в постели. Увеличится, например, их сила и выносливость. Удовольствия они будут доставлять больше или меньше?

Адриана тихо рассмеялась:

– Три дня мы живем в преображенном мире, и мне с трудом верится, что ты не успела проверить это на практике.

– Ну… я размышляла. Вдруг в переделанном мире… – Она нахмурилась. – Вдруг я снова стала девственницей?

Адриана засмеялась и взяла подругу за руку:

– Мы все стали девственными, Вероника.

– Вот черт.

* * *

Красные Мокасины смотрел на неподвижное тело Тага, его душили слезы.

– Я хочу, чтобы его похоронили как чокто, – сказал он, обращаясь к Минко Чито. – Как воина.

– Если ты все подготовишь, мы так и сделаем, – ответил вождь.

– Я подготовлю.

– Верно, этот на холлобыл тебе хорошим другом.

Красные Мокасины коротко кивнул и окинул взглядом вещи Тага – абордажная сабля, кинжал, амулет, который он ему когда-то сделал.

Минко Читоушел, и он заговорил с мертвым телом Тага, покоившимся на деревянном ложе.

– Вот твои вещи, – тихо произнес он. – Они могут понадобиться тебе в твоем долгом путешествии, поэтому я оставляю их тебе. Когда твоя плоть сгниет, я позову мастера, он очистит кости, и мы отнесем их в Дом Воинов. И тогда ты станешь свободным, ты сможешь плавать по желанным тебе морям. – Он помолчал. – Прости, друг, я больше никогда не смогу назвать тебя по имени. Но мне этого очень хочется, хотя у тебя было странное имя.

Попрощавшись с Тагом, Красные Мокасины вернулся к костру, где его ждала Горе. Опустившись на землю, он молча уставился в огонь, отмахнулся от миски с едой, которую принесла ему девушка.

– Поговори со мной, – попросила она. – Три дня ты со мной не разговариваешь.

– Я отвезу тебя домой, если ты этого хочешь, – сказал Красные Мокасины.

– Мой дом там, где ты.

– Ты меня не знаешь. Ты знаешь, кем я был, но я уже не тот. Я не великий змей и даже не Красные Мокасины племени чокто. Я проклятый.

– Ты человек, – сказала Горе. – Хороший человек. В тебе жил дьявол, но ты все равно был хорошим человеком.

– Я не знаю, кто я. Я знаю только одно: мне нечего тебе предложить. Всю жизнь я был хопайя. Я никогда не учился быть хорошим охотником, мне это было не нужно. У меня нет дома, нет имущества, ничего нет.

– А, ты хочешь взять жену из чокто, чтобы приобрести дом и имущество? Я понимаю. У меня тоже ничего нет, и ты хочешь от меня избавиться.

– Нет, ты меня не поняла.

– Объясни.

– Я больше не чувствую своей тени. Она спрятана от меня. Я был чудовищем, делал чудовищные вещи. Но я больше не могу идти этой тропой… А новую я не вижу.

– Я не буду притворяться, будто поняла, что случилось с твоей тенью… но для меня земля и небо остались прежними. Вода не изменила своего вкуса. И мои чувства мне не изменили. Твой народ нуждается в тебе. Ты понимаешь белых людей как никто другой. У тебя есть знания, чтобы постичь изменившийся мир. И постичь его – твой долг. Ты трус, если бежишь от этого.

– Мой народ мне не доверяет.

– Они не знают, что случилось с тобой.

– Зато я это знаю, поэтому они не могут мне доверять. Как я могу подвергать их опасности? Зло, вошедшее в человека, никогда его не покидает. Навсегда оставляет на нем свою метку.