Текст книги "Король воров"

Автор книги: Грегори Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Я показал, как любят варвары, а тебе покажу, как умеют любить в других краях. Какую любовь ты хочешь, женщина? Назови.

– Может, ты был в Кхитае?

– Я не был в Кхитае, но я знал многих кхитаянок, они показали мне любовь по-кхитайски.

Конан чувствовал себя прекрасно, чувствовал себя в здравом уме и твердой памяти, не подозревая, что в нем сейчас заглушены те звенья рассудка и памяти, какие не имеют отношения к любовным утехам.

– Ляг на живот!

Рохана подчинилась. Перевернулась на живот, уткнулась лицом в простыни. Она почувствовала его руки – они гладили спину. Пробежались по позвоночнику, забрались в волосы, ероша их, размяли шею и, усиливая нажим, стали спускаться ниже. Сильные грубые руки заставляли наполняться кровью и жизнью самые бесстрастные точки на ее теле. Эти руки забирались в самые потаенные уголки и хозяйничали там.

Потом она почувствовала, как бедра коснулся он сам, каменно-твердый, нетерпеливо вздрагивающий, вдавливался в тело, терся об него, переместился к внутренней поверхности бедер, поднялся к ягодицам, к талии, выше…

Возбуждение сотрясало ее. Она, уже не в силах сдержаться, кричала ему:

– Войди же скорей, ну, войди же!

Мужчина шептал ей в ухо, что он хочет ее не меньше, он готов разорваться от желания, но чем дольше они сдерживают себя, тем сильнее…

Сам не вытерпев долее, Конан перевернул женщину на спину. Два полыхающих костра их вожделений слились в одно беснующееся пламя. Оно жило недолго, но когда бушевавший в жилах огонь вырвался наружу, они, показалось им, оторвались от земли, они будто уходят в иные миры, в миры блаженства.

Глава X

Хромой юноша рассказал тогда сестрам свою историю. Он появился на свет в небольшой деревушке на севере Коринфии в семье землепашцев. Ему была уготована обычная, бесхитростная деревенская судьба: работа в поле от рассвета до заката, забота об урожае, женитьба на простой девушке, полный дом детей, игра в «камни» по вечерам за кружкой темного пива, беззубая, немощная старость в чулане рядом с кухней, кладбище на окраине деревни, у леса. Вряд ли что-нибудь изменилось бы в заведенном порядке наследования судеб, не случись с ним, когда от роду ему было всего восемь лет, страшная беда. Он попал под колесо порожней телеги. Оно размолотило неосмотрительному ребенку бедренные и тазовые кости. Он выжил чудом, так как никто не прикладывал особых усилий к его спасению. Для того и плодили детей как можно больше, чтобы отдавать требуемую дань болезням, войнам, несчастным случаям, но после того оставалось бы кому продолжать род. Да и произошло это несчастье в пору сбора урожая – всем было не до обреченного, как думали, мальчика.

Он выжил, но не раз пожалел об этом. Он стал отставать от сверстников в росте, на всю жизнь охромел, рос слабосильным и болезненным. Проку от такого семье было немного: не помощник в мужской работе, с женской и без него было кому справляться в доме, просто лишний рот. Мальчик чувствовал отношение к себе, как к обузе, и очень страдал от этого. Братья и сестры перестали брать его в свои игры, дразнили и мучили. Соседские дети – тем более.

Единственное, что ему поручали, – пасти коз. Он полюбил свое уединение на лугах, вдали от людей. Однажды к нему, сидящему в грустной задумчивости под деревом, вокруг которого выщипывали траву животные, подошел старик из их деревни по имени Васгрольд, живущий бобылем, немного знахарствующий, немного (поговаривали шепотом люди) колдующий. В те недалекие времена почти в каждой деревне встречались такие, в большей или меньшей мере приобщенные к колдовству. Они перевелись потом, после объявленной новым правителем Коринфии борьбы с чернокнижниками.

Васгрольд, собиравший в окрестностях травы, заговорил с мальчиком, и очень скоро, как-то незаметно для себя пастушок признался старику во всех своих детских горестях и печалях. Старик выслушал его очень внимательно, не принялся охать и соболезновать, а сказал:

– У тебя есть только одна возможность закрепиться в этой жизни и заставить других считаться с собой – магия. Я покажу тебе путь в нее.

С тех пор мальчик и старик виделись каждый день. Васгрольд рассказывал – ребенок слушал. Он стал бывать и у знахаря дома. Другого бы отец не отпустил бы из дому неизвестно зачем, да еще к человеку, по слухам, знающемуся с черными силами. Но на калеку давно все махнули рукой и не интересовались, где он, с кем, что делает.

Задатками ребенка боги не обидели, помноженные на усердие, они приносили плоды. Он быстро выучился читать и писать и теперь проглатывал один за одним пергамента Васгрольда, на лету схватывал то, чему учил его старик. Вскоре мальчик начал уже самостоятельно врачевать занедуживших членов семьи, домашний скот. В семье отношение к нему стало меняться к лучшему. Правда, если б в семье узнали, что может он творить помимо врачевания, – его бы непременно посадили навсегда под замок.

Когда ему исполнилось четырнадцать, Васгрольд сказал:

– Ты знаешь столько, сколько и я. Даже больше, потому что я уже начинаю кое-что забывать. В деревне ты останешься тем, кем есть. В деревню ты всегда сможешь вернуться. Уходи отсюда. Ты можешь стать очень сильным магом. Попробуй стать им. Я назову тебе несколько имен тех, кому ты назовешь мое имя и тебе помогут. Ты еще ни разу не слышал от меня про Белый Квадрат. Так слушай.

Оказалось, Васгрольд – один членов тайного сообщества магов под названием Белый Квадрат. Когда-то он сознательно прекратил дальнейшее свое погружение в магию, так как понял, что тогда он неизбежно оказался бы вовлеченным в разгоравшуюся в то время тайную, скрытую от глаз обычных людей, но беспощадную, кровопролитную войну за влияние на территории Коринфии, которую вели сообщества магов, существующие еще со времен Ахерона и издревле именующиеся Квадратами. Белым, Черным и Серым. Васгрольд предпочел отказаться от большего знания и могущества и уединиться в глуши, дабы дожить оставшееся в тишине и спокойствии. Но он считал, что для этого увечного подростка лучшей участью будет попробовать себя в Большой магии, попробовать овладеть могуществом, только так он сможет перестать ощущать себя никчемным калекой.

Подросток ушел из деревни на следующий день. Начались его странствия.

Прежде чем он добрался до первого человека, к которому направил его Васгрольд, прошло несколько месяцев. Он немало претерпел и испытал. Какое-то время провел среди бродяг, нищенствовал и попрошайничал. Именно тогда он влюбился в женщину, она ответила ему взаимностью. И случилась беда. Ему открылось еще одно ужасное последствие того наезда колеса в раннем детстве. Быть может, самое ужасающее, самое непереносимое. Он не мог любить женщину плотью. Для него мир окрасился в черное. Ему было настолько невыносимо, что оставалось либо спиться, либо покончить с собой. Что-нибудь из этого и случилось бы, не доведись ему так много узнать о магии, о ее возможностях, не имеющих границ. Он понял, его спасение в магии, только она, опять она, она одна в силах вернуть ему полноценность. Но теперь его интересовала лишь одна область магии, та, что изучает тайны плотской и духовной привязанности человека к человеку, движение сердец и тел, потаенные законы страсти и любовной силы.

Его одержимость одной идеей не нравилась тем, к кому он обращался от имени Васгрольда. Им оказался не нужен обостренно односторонне озабоченный ученик. Хватая по крупицам у тех и других, юноша странствовал от мага к магу. Наконец он очутился в одной тайной обители сообщества магов Белого квадрата и там нашел огромное количество старинных пергаментов, хранивших мудрость обо всем, и возможность их спокойного изучения. Два года хождения мысли по истлевшим страницам из телячьей и человеческой кожи, два года с тремя часами сна в день, два года Постижения подарили ему нужное Знание.

Человеческой плотью, человеческой душой, вожделением, влечением, страстью, симпатией, любовью можно управлять так же, как и всем остальным в этом мире. Надо только знать – как. Он узнал многое, очень

многое. Он может стать полноценным мужчиной, таким любовником, о каком женщина может только мечтать, но стоит ему это будет очень дорого. Но он готов заплатить цену. Платить ему придется не женщине за ночь любви, а тому, чье имя не произносится, кто наделяет силой и высасывает силы, Благодетелю и Палачу в одном лице, своему добровольно выбранному Идолу.

Он мог многое: заставить любую красавицу, любую королеву влюбиться в него, заставить любую из них выполнять все его прихоти, а также выполнить сам пришедшие в женские головы самые невероятные желания и причуды. Он мог разбудить чувственность в самой холодной из женщин, мог… многое мог, но не всегда хотел делать, что мог.

* * *

Чудесный порошок продолжал действовать. Снова разгорающийся огонь желания вырвал Конана из объятий неги.

– Идите ко мне, девочки. Я покажу вам, как любят в тех странах, где мужчины привыкли проводить ночь не с одной женщиной, покажу, как надо любить так, чтобы ни одна не скучала, дожидаясь своей очереди.

И он показал, заставив каждую из сестер по несколько раз плакать счастливыми слезами…

* * *

…Выслушав его, прямо из гостиной Кальвия и Рохана провели юношу в спальню. Он попросил вина, прежде чем выпить, бросил в бокал темно-синий кристаллик, прошептал что-то. Затем он зажег от светильников две тонкие высокие палочки, и по комнате стал расползаться фиолетовый дым, щекочущий ноздри ароматом спелых дынь. Дым быстро заполнил спальню.

Не стало хромого юноши. К Рохане приблизился светловолосый, длинноногий, одетый в тунику молодой человек, чем-то напоминающий отца, а Кальвия увидела перед собой приземистого, бочкогрудого и бычьешеего мужчину, голого, с редкостно внушительным атрибутом мужской силы.

Началась любовь. Сестры не обращали внимания друг на друга – у каждой был свой мужчина, такой, какой каждой из них и был нужен.

Рохану любили нежно, осыпая ласками, Кальвию – грубо, причиняя боль.

Они потом не могли точно вспомнить, что с ними делали их любовники, но им не забыть то ощущение, будто исполнились все их желания и им теперь вряд ли что-нибудь когда-нибудь захочется.

Дым рассеялся – утомленные любовью женщины увидели виновника их блаженства.

– Да, это был всего лишь я. Один,– предупреждая их вопросы, сказал юноша-маг.– Такое невозможно объяснить непосвященному, но такое, даже и не такое, – возможно.

И продолжил:

– Мне понравились ваши скрытые помыслы и тайные желания. Они не отличаются примитивностью в отличие от большинства. Ваши знания и умения в области любовной игры тоже порадовали меня. Поэтому не вы мне заплатите, как вы привык ли, за часы удовольствия, а я вам сделаю подарок. Вот в этом пузырьке порошок, какой заставляет любого человека почувствовать желание, забыть обо всем, кроме чувственных переживаний, показать все, на что он способен в постели. А теперь закрывайте глаза и засыпайте, а я уйду, я знаю, вы убиваете даже тех, кто увидит ваши лица, а мне известно про вас все. Но вы не успели уже позвать телохранителей, вы уже почти уснули и будете спать до завтрашнего утра, а до завтрашнего утра я покину этот город…

Сестры ничего не слышали больше и проспали до полудня следующего дня.

А порошок действительно оказался таким чудодейственным, каким представил его странный их гость, – не раз сестры убеждались в том и мысленно благодарили хромого юношу за подарок и жалели, что вряд ли он еще когда-нибудь переступит порог их спальни.

* * *

Мир очень тесен, и судьба однажды свела даже Конана и с Васгрольдом, и с этим магом.

Глава XI

Конан уже больше не открывал глаз – он спал.

– Он видел наши лица, его надо убить,– сказала Кальвия.

– Он не сможет нам навредить, какой-то простолюдин,– возразила Рохана.– За сегодняшнюю ночь он, по-моему, заслужил жизнь.

– Мы не можем рисковать, Рохана!

– Мы не можем быть такими жестокосердными! Этот лохмотник никогда не покажется в нашем квартале, его и близко не подпустят к твоему мужу, а если он и объявится, то мы всегда успеем приказать Дарку и Томаку наказать его.

– Уж не влюбилась ли ты в него, милая?

– Считай, что влюбилась, и если ты будешь настаивать на его смерти – мы поссоримся с тобой! – горячо произнесла Рохана.

– Дарк! Томак! – крикнула Кальвия.

Конан не проснулся от крика, телохранители вошли.

– Отнесите его подальше от дома и пускай досыпает где-нибудь на мостовой. Положите ему кошель с обычным вознаграждением, он заработал его.

Телохранители, как обычно, не задавая ни единого лишнего вопроса, приступили к выполнению приказа.

* * *

– Эй, приятель, где ты так нализался, назови мне адрес того кабачка! Я тоже туда хочу.

Конан почувствовал, как его тормошат за плечо и лупят по щекам. Чья-то настойчивость заставила киммерийца прогнать чудовищную сонливость, размежить веки и приподняться.

Где это он? Что это за сизоносый тип, от которого разит кислым вином? Что происходит?

Ах, да… Сестры, безумная ночь, Вайгал ждет, а он, забыв обо всем…

Конан вскочил на ноги. Нергалья задница, уже рассвет!

– Что это за место? – Варвар схватил за грудки разбудившего его пьянчужку.

– Квартал Бочкарей,– испуганно пробормотал тот.

– Квартал Бочкарей! До Южного рынка недалеко… И то ладно. Туда без промедления!

– Эй, приятель, деньги забыл! Рядом с тобой валялись!

Но Конан не слышал, что ему там кричит вдогонку пьянчужка…

* * *

К огромному дубу со спиленными нижними ветвями, стоящему на пересечении дорог, был прибит за руки и за ноги корабельными гвоздями старик. Он был мертв и, видимо, давно. Вокруг дуба витал запах разложения и роились мухи. Почему-то не было заметно рядом стервятников, и Конан, подъехав поближе, понял почему. Под дубом сидел человек, перед ним на земле валялись камни. Ясно, этот маленький, худощавый бедолага не хочет, чтобы птицы растерзали того, кто, похоже, был ему дорог и отгоняет камнями любителей падали. Папаша его, наверное, висит, может, дед.

– Чего старику спокойно помереть не дали? – Конан остановил коня напротив сидящего человечка.

– Как чернокнижника.

Киммериец еле расслышал ответ, стоивший, сразу видно, немало сил этому странному юноше, истощенному настолько, что, казалось, будто он не ел с самого рождения.

– Э, да ты, приятель, сейчас сам концы отдашь.– Конан слез с коня, достал из седельной сумки флягу с вином, краюху хлеба и кусок запеченного мяса.– Мало осталось, да перекусить хватит.

– Я пришел сюда умирать,– без всякого выражения произнес незнакомец.

– Так это пожалуйста.– Варвар пристроился рядом со странным юношей, собираясь с ним на пару перекусить, северянина не смущали запахи, мухи и неприятное соседство.– Помирать, глотнув вина напоследок и полопав чего-нибудь, оно, приятель, приятнее, чем на пустое брюхо, это я тебе говорю, Конан из Киммерии.

Незнакомец попытался улыбнуться и взял протянутую киммерийцем флягу.

– Извини, что не называю своего имени.– Он отхлебнул из фляги и ему стало заметно лучше.– Я его давно и сам забыл.

– Бывает,– не обиделся Конан из Киммерии.

– Это мой учитель,– сказал юноша и было понятно, кого он имеет в виду.

– Действительно чернокнижник?

– Он никому не делал вреда.

– Ты тоже из колдунов?

– Я маг. Последний день. К ночи я умру.

– Ну, если ты так настроился, тебя вряд ли переубедишь.– Варвар с аппетитом молодого, здорового человека уминал краюху и мясо, которые незнакомец все-таки не взял.

– Я давно узнал день своей смерти. Место смерти я узнал недавно, когда ощутил, что с учителем беда, и пришел сюда на зов. В живых я его уже не застал. Но мы встретимся с ним завтра.

Разговор давался назвавшемуся магом все труднее. Голос его слабел.

Конан поднялся.

– Может, тебя отвезти?

В ответ незнакомец сделал отстраняющий жест рукой.

– Ну как знаешь.– Киммериец запихнул флягу обратно в седельную сумку.

– Запомни, Конан из Киммерии,– вдруг довольно громко произнес юноша-маг,– за спиной мужчины всегда стоит женщина. И женщины любят убивать. Тебе это скоро пригодится.

Незнакомец закашлялся. Конан вскочил в седло.

– Спасибо, приятель, я и так это знаю, тоже повидал баб. Легкой тебе смерти!

И Конан из Киммерии умчался по пыльной дороге прочь от дуба с двумя покойниками.

* * *

…Когда к Вайгалу вернулась способность чувствовать и думать, тогда ему сделалось по-настоящему плохо. Он накрылся с головой плащом, чтобы заглушить звуки рвоты.

Ему казалось, что из горла вот-вот полезут кишки и задушат его или что до конца дней не закончится это выворачивание наизнанку. Но отпустило.

Когда Вайгал осознал, что свет и тепло, коснувшиеся его лица, исходят от взошедшего солнца, и значит, уже рассвело – хотя он мог поклясться, что от начала до конца колдовского действа прошли считанные минуты, – тогда ему сделалось страшно. Припомнив все увиденное в эту ночь, он взошел на вершину человеческого испуга. Его затряс страх – от былых встреч со всякого рода магией, в особенности от прошлогодней в предместье Морнстадиноса, оставившей зажившие рубцы на теле и неистребимый холодный ужас в сердце. Еще – от мысли о том, что могло произойти с ним, сунься он все-таки в логово этих чернорожих дикарей. Вот почему они вроде бы небрежно с виду охраняют свои богатства! Вместо людской стражи камни стерегут их демоны! И Вайгал возблагодарил Митру, остановившего где-то как-то этого киммерийского оболтуса и позволившего ему, Вайгалу, не зря возносившему молитвы и приносившему щедрые жертвы, понять, с кем на самом деле он собрался связаться. Ничто человеческое не могло испугать видавшего всякие виды коринфийца, но перед потусторонним члены его немели, воля слабела, и он не помышлял в этом случае ни о чем, кроме бегства.

Надо уносить отсюда ноги, да поскорее! Прийти в себя, отдышаться, отблагодарить Митру богатым пожертвованием. Прочь, вон, хватит!

Вайгал стал выбираться из своего убежища. Бросив прощальный взгляд на пустырь, увидел, что и чернокожие куда-то собираются: обряжаются в свои мешки с прорезями, что-то проделывают с наконечниками своих тонких копий. Да и плевать теперь на них!

Только войдя в жилые кварталы, оставив Южный рынок далеко позади, коринфиец почувствовал облегчение и возвращение привычного ощущения окружающего. Вот теперь можно ненадолго остановиться и решить, как же именно поступить с предавшем его подельником (прощать нельзя, нельзя выходить из роли «тени»), куда направиться именно сейчас и не рано ли он навсегда распрощался с камушками дикарей – с откупом от гильдии местных воришек (может, попробовать взять драгоценности чужими руками?).

Вайгал присел на каменную тумбу, украшавшую, по мнению хозяина, вход в его убогий домишко, и задумался. Почти сразу после этого из-за угла дома вышел Конан и застыл перед Вайгалом, изумленный нежданной встречей не менее коринфийца.

* * *

На мостовой валялись выбитые из рук арбалеты и лежал распластанный человек в черном теплом плаще. Его руки придавливались к булыжникам иссеченными шрамами ручищами. Поверженный издавал злые, неразборчивые хрипы, главным образом из-за того, что на шее его находилось колено победителя.

– Что у вас, у местных, за манера такая – хвататься за самострел, даже не выслушав человека? У нас, в Киммерии, далеко не так,– разглагольствовал победитель.– Я ведь спешил к тебе на помощь. Думаю, может, в плен взяли, так выручу, хоть из самой городской тюрьмы, не говоря про Серые Равнины. А меня дорогой друг встречает стрелой в лоб. Я бы не очень хотел помереть в такое прекрасное утро!

Хрипы под коленом усилились.

– Вот что,– сказал на это Конан Вайгалу,– если хочешь выслушать – не мешай. Не хочешь – я по-быстрому сломаю тебе шею и пойду спать. Устал я. Скакал, понимаешь ли, всю ночь.

Вайгал выдал с мостовой последний залп ругательств, к его сожалению, неразборчивых, и затих.

– Так-то лучше, приятель! Усвой перво-наперво: если я не смог прийти, значит, я не смог дойти. Подельников не подвожу и не подставляю. Если ты усомнишься в этом, я сломаю тебе шею, клянусь Кромом, Белом и Митрой! А теперь послушай, что было…

Глава XII

«Бесподобный Манумба выбрал меня, мне доверил три слова Вудайю, мой род удостоится Высокой хижины в животе Нанги».– Если б воину разрешалось плакать, воин открыл бы клети глаз, чтоб выпустить на волю просящие об этом слезы счастья. Но если четверо идущих сзади его воинов увидят плачущего Главного воина, они убьют его – зачем им нужен вожак-баба?

Избранный сегодня утром Главный воин остановил свой отряд, чтобы вновь произнести три слова Вудайю. Каждый выщелкиваемый звук отдавался жестокой болью в позвоночнике, каждое слово отбирало год из отпущенных ему на жизнь, но это разве плата за великое счастье быть выбранным самим Манумбой для возвращения Великого Пьйонги – мужа Нанги и наказания виновных!

Разлетелось по миру третье слово и зажегся для Главного воина зеленый Светильник Нанги, указующий, где нечестивцы упрятали воплощенного в Каменном дереве Пьйонгу – мужа Нанги.

Тускло горит Светильник Нанги, тускло. Немало еще надо пройти по тропам белых пауков, долго еще петлять среди их пещер в дырявых камнях, в одной из которых белые пауки и держат воплощение Пьйонги – мужа Нанги. Ох, сколь хочется поскорее вонзить боевую палку в печень врага и насладиться тем, как он будет извиваться и корчиться, вздуваться тут же лопающимися пузырями, исходить пеной изо рта, когда яд муараре начнет сгрызать его изнутри! Бесподобный Манумба, добывший ночью в животе Нанги три слова Вудайю, хочет видеть голову похитителя Пьйонги – мужа Нанги с лопнувшими от страданий глазами.

Редкие утренние прохожие улыбками, пожатиями плеч и почесыванием затылков провожали диковатую для Конверума компанию: пятерку чернокожих, напяливших какие-то идиотские мешки, идущих гуськом с такими серьезными рожами, будто выслеживают самого Бела, да еще вооруженных копьями, похожими на прутики. Не знали еще прохожие, что это – лишь небольшая часть каравана из Черных Королевств, остановившегося на Южном пустыре. Время от времени веселая пятерка утыкалась в забор или упиралась в тупик, и тогда те, кому посчастливилось стать очевидцем редкостной потехи, любовались, как один из чудаковатых чужеземцев громко щелкает языком, а другие внимают этому, точно проповедям Верховного жреца. При этом щелкавший трясся, корчился и гримасничал. После чего вся компания устремлялась к одним им ведомой цели с такой прытью, будто только что пропустили не меньше чем по пять кружек эля на брата.

Главный воин еще раз произнес три слова Вудайю. И радость полыхнула в сердце воина: ведь так ярко полыхнул Светильник Нанги. Который совсем близко! Близок час Мстящего Удава! В той стороне, куда показал зеленый свет, стояли четыре дырявых камня белых пауков. Главный воин провел свой отряд мимо них, потом пошел обратно. У второго с конца остановился.

Да, зов Нанги слышен из этого дырявого камня с прикрывающий вход деревяшкой, истыканной ножами! Сейчас он узнает наверняка.

Три слова Вудайю. Три содрогания позвоночника. Три раза останавливалось сердце и три раза начинало биться вновь.

Все. Ему, Главному воину, не придется больше говорить слова Вудайю. Воплощение Пьйонги – мужа Нанги здесь, где-то наверху. Ему, Главному воину, предстоит самое приятное – убивать, а потом нести Манумбе воплощение Пьйонги – мужа Нанги и головы нечестивцев.