Текст книги "Крах Титанов"

Автор книги: Грег Фаррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Наконец, в начале июня Олфин явился с визитом к Льюису в его особняк, располагавшийся в фешенебельном районе города, где обитало практически все высшее руководство банка. Когда эти двое расположились на застекленной террасе в доме Льюиса, Олфин, изучавший военную историю, объяснил хозяину, что одним из важнейших качеств лидера является решительность и что пока Льюис откладывает принятие трудного решения, он не выполняет свою работу. Лидер, сказал Олфин, должен руководить, а не проводить неограниченное количество времени, предаваясь размышлениям. Работа Льюиса, подвел итог Олфин, состоит в том, чтобы быть лидером, подавать пример всем, кто работает под его началом, и если Льюис продолжает тратить все свое время, ломая голову над непростой задачей, то тогда получается, что он не очень-то хорошо делает свою работу лидера. Разве нет?

В тот момент с глаз Льюиса словно спала пелена.

– Вы правы, – сказал он Олфину, – я не выполняю свою работу. Больше медлить нельзя.

В течение нескольких дней по филиалам банка была разослана служебная записка, в которой говорилось, что в порядке проведения реорганизации банка упраздняется деление филиалов по географическому признаку на расположенные на Восточном побережье, Среднем Западе и на Западном побережье, а также о том, что 52-летняя Алекс Синк приняла решение об отставке. Ее место руководителя BofA по значимой операционной деятельности во Флориде займет 39-летняя Кэтрин Бессан.

Одной из самых значительных задач Льюиса, после того как он занял место Макколла, была необходимость как следует обосноваться на Уолл-стрит. Пока у BofA не было собственного инвестиционного банка, он рисковал потерять возможность размещения ценных бумаг некоторых крупных клиентов в пользу таких конкурентов, как Citigroup, который мог выдавать ссуды предприятиям и привлекать капитал с помощью размещения облигаций или продажи акций. Несколькими годами раньше BofA приобрел Montgomery Securities из Сан-Франциско, но Макколл сразу же столкнулся с Томасом Вайзелем, который был центральной фигурой в Montgomery. Вайзель со скандалом покинул компанию вскоре после ее приобретения и забрал многих своих управляющих с собой.

Льюису никогда не нравилась идея владения собственным инвестиционным банком, но он считал его неизбежным злом

Макколл заменил Вайзеля Картером Макклелландом, инвестиционным банкиром с хорошей репутацией, который перешел к нему из Deutsche Bank. В конечном счете отдел Montgomery перевели в Нью-Йорк и сменили название на Bank of America Securities, и Макклелланд создал собственную команду в Нью-Йорке. Льюису никогда не нравилась идея владения собственным инвестиционным банком, но он считал его неизбежным злом, чтобы обслуживать по высшему разряду крупнейших клиентов банка. Все в этом инвестиционном банке его раздражало, начиная с возмутительного компенсационного пакета, который получали все его служащие и который значительно превосходил аналогичный пакет за такую же работу в Шарлотте, и заканчивая тем, что он был в Нью-Йорке. Льюис разделял нелюбовь Макколла к аристократическому высокомерию ньюйоркцев, к тому же нет более элитарных организаций в мире финансов, чем инвестиционные банки. Льюис потратил свою жизнь на то, чтобы построить организацию, имевшую большее значение, нежели любой из ее служащих. Но инвестиционные банкиры были высокомерными людьми, считавшими, что мир вращается вокруг них, и мнившими себя светилами, которые затмевают свет тех компаний, на которые они работали.

К 2005 году Льюис стал с подозрением относиться к тому, что с таким размахом Макклелланд создавал в Нью-Йорке, а Макклелланд, который в свое время сражался со своими немецкими сюзеренами, когда наращивал присутствие Deutsche Bank в США, теперь понял, насколько проще было вести дела с немецкими банкирами во Франкфурте в сравнении с приверженцами прусской дисциплины – банкирами из Шарлотта.

« Нет более элитарных организаций в мире финансов, чем инвестиционные банки »

Для того чтобы прослыть добропорядочным гражданином, Кен Льюис согласился дать свое имя акции по сбору средств для Музея естественной истории в Нью-Йорке. Макклелланд совместно с Луи Бернардом из Morgan Stanley возглавили сбор средств. За несколько недель до события, запланированного на май 2005 года, было собрано только 1,3 миллиона долларов из запланированных музеем 3 миллионов. Макклелланд и Бернард поднажали: они обратились ко всем корпорациям-спонсорам, которых только могли найти в последние недели, и легко перешагнули рубеж 3 миллиона – акция по сбору средств успешно завершилась. 5 мая Льюис присутствовал на обеде в его честь и произнес речь, посвященную музею, сказав, в частности, что его необходимо поддерживать. Льюис со своей супругой сидели за главным столом вместе с Макклелландом и его супругой.

Поскольку Льюис был величиной неизвестной в Нью-Йорке и избегал поездок в этот город без особой необходимости, Макклелланд стал официальным представителем Bank of America. В тот вечер приглашенные один за другим подходили к главному столу, чтобы поздравить Макклелланда и поблагодарить его за успешное проведение акции по сбору средств. Макклелланд широко улыбался, слушая похвалы и зная, что это пойдет на пользу банку. Льюис повернулся к нему и сказал: «Ты думаешь, что это тебя они чествуют сегодня?»

Неделю спустя Стил Олфин позвонил Макклелланду, чтобы сообщить, что руководство банка снимает его с одной из должностей – руководителя операционной деятельностью в Нью-Йорк-Сити. Не прошло и двух месяцев, как Макклелланда вообще уволили.

Вскоре после ухода Макклелланда Льюис назначил главой инвестиционного банка в Нью-Йорке Джина Тейлора, своего старого друга. В отличие от Макклелланда у Тейлора не было значительного опыта инвестиционной банковской деятельности, но он умел налаживать отношения с клиентами, а это помогало продавать услуги Bank of America Securities клиентам на фондовом рынке. Льюис дал в помощь Тейлору Эла де Молину, опытного финансиста, который знал все о торговле и торгах и был готов играть роль эксперта при несведущем в инвестиционной деятельности Тейлоре.

Их сотрудничество продлилось лишь несколько месяцев, пока Льюис не уволил своего финансового директора Марка Оукена и не взял на его место де Молину, а Тейлор остался в одиночестве выполнять работу инвестиционного банкира. Родившийся на Кубе де Молина, который пользовался в финансовом сообществе уважением, с самого начала действовал на нервы Олфину, называя приставленного к нему эйчара агентом гестапо или штази. Де Молина отказался воспользоваться тезисами, которые передал ему этот сотрудник HR-отдела для проведения встреч, и стал требовать от Олфина, чтобы тот принял меры. Характер у де Молины был вспыльчивый, и после ссоры с Олфином он потерял поддержку своих коллег по рабочей группе правления банка. В декабре 2006 года прямо перед началом кредитного кризиса он покинул компанию.

Де Молина с самого начала действовал на нервы Олфину, называя приставленного к нему эйчара агентом гестапо

В течение 2007 года Тейлор продолжал преуспевать в роли главы инвестбанка в Нью-Йорке. Однако без помощи внутреннего эксперта, который управлял бы рисками компании или отслеживал ее торговые позиции, BofA Securities провел несколько неудачных сделок, включая покупку акций пары хеджевых фондов, принадлежавших Bear Stearns и созданных на основе CDO.

В четверг, 18 октября всего через несколько недель после того, как Кен Льюис встретился с О’Нилом, чтобы обсудить возможность приобретения Merrill Lynch, Bank of America объявил о снижении на 31 % чистой прибыли в третьем квартале, это произошло в основном из-за списания активов на 3,7 миллиарда долларов, которые были приобретены инвестбанком в Нью-Йорке. Во время телефонной конференции, посвященной снижению чистой прибыли, один аналитик спросил Льюиса, сохраняется ли у того заинтересованность в расширении относительно небольшого объема операций банка на фондовом рынке.

– Я никогда не говорю никогда, – ответил Льюис, – но пока с меня хватит и того, что у меня на данный момент есть.

Неделю спустя, 24 октября, Льюис уволил Тейлора, который 38 лет проработал в банке из Шарлотта, и взял на его место Брайана Мойнихана, 48-летнего руководителя, работавшего во Fleet Financial до его поглощения BofA в 2004 году.

Объявление об отставке удивило высшее руководство BofA в Шарлотте, потому что Тейлор давно работал с Льюисом – с конца 1960-х годов, с начала их карьеры в прежнем NCNB. Они были не только близкими друзьями, у каждого за плечами был неудачный первый брак и последующая женитьба на своей секретарше. Тейлор был шафером на свадьбе Льюиса со своей бывшей секретаршей Донной Чессер в 1980 году, а Льюис был его шафером, когда Тейлор женился на своей секретарше. Донна Льюис и Кэти Тейлор, которые сдружились даже больше, чем их мужья, были в шоке от этой новости.

Тейлор обвинял в своем увольнении Олфина и, ворвавшись в кабинет главы HR в штаб-квартире банка, высказал ему свои претензии. В словесной перепалке Тейлор кричал, что Олфин идиот, который ничего не понимает в банковском бизнесе, а Олфин в ответ орал, что в организации нет места для человека, который может потерять 3,7 миллиарда долларов. Они так шумели, что помощник Олфина поднялся и закрыл дверь в его кабинет.

Своим коллегам в Нью-Йорке Тейлор выразил благодарность за хорошую работу. Но он так и не смог понять одну часть загадки, связанной с его увольнением, – назначение Мойнихана на его место.

– Я не могу поверить, что Кен поставит на это место того, кто еще меньше меня разбирается в инвестиционной деятельности, – сказал Тейлор своему преемнику.

Хью Макколл, оставивший пост генерального директора Bank of America в 2001 году, сохранил за собой кабинет на 60-м этаже готической башни штаб-квартиры банка, которую он построил в центре Шарлотта. Он никогда не критиковал действия Льюиса при посторонних, соблюдая жесткий кодекс лояльности, бывший частью корпоративной культуры прежнего NCNB. Но в кругу друзей он сомневался в мудрости решения уволить банкира такого уровня, каким был Тейлор, да еще и за ошибки, допущенные в области, находящейся вне его компетенции.

Глава 4
Предательство

« Когда его выставили за дверь, шок от неожиданного и стремительного отлучения от власти охватил О’Нила так сильно, что он не смог оценить иронии ситуации. Начав в 1999 году, когда он целеустремленно боролся за высший пост, и вплоть до 2007 года О’Нил делал все возможное, чтобы продвинуться по карьерной лестнице и защититься от закулисных интриг, подобных тем, которые позволили ему занять место »

Каждый генеральный директор придерживается собственного стиля управления, который формируется на основе его личности. Стиль О’Нила был основан на его уверенности в самом себе. Он не только доказал десять лет назад, когда боролся за высший пост, что превосходит своих соперников умом, О’Нил был также более беспощадным. После того как стал генеральным директором в 2002 году, он систематически избавлялся от руководителей, у которых было достаточно опыта, что бросить ему вызов, или отодвигал на вторые роли так, что этот руководитель сам уходил из компании. Некоторые из его подчиненных в первые годы пребывания О’Нила на посту генерального директора удивлялись, когда узнавали, что его любимым телесериалом был «Клан Сопрано».

О’Нил даже пренебрегал мнением Барри Фридберга – того, кто пригласил его из General Motors и вновь принял на работу, когда О’Нил ушел в Bankers Trust, и советовал ему не покидать Merrill Lynch ради Brera Capital в 1999 году. Фридберг позвонил О’Нилу в конце 2001 года, после того как О’Нила назвали президентом компании и вероятным преемником генерального директора Дэвида Комански. Фридберг, к тому времени ставший почетным главой подразделения, занимавшегося инвестиционно-банковской деятельностью, пытался предостеречь О’Нила от некоторых перемен, которые О’Нил планировал внести в это подразделение. «Барри, мне не нужны твои советы, – сказал О’Нил, – мне надо, чтобы ты делал свою работу – занимался привлечением клиентов».

Избавившись от всех зрелых сотрудников Merrill Lynch, даже тех, кто помог ему занять руководящий пост, О’Нил мог набрать в команду управленцев более молодых и непохожих между собой людей, таких как Факахани, Ким и Флеминг, их уровень и опыт не позволяли им оспаривать правильность его решений.

И когда один из этих управленцев в конце концов все-таки осмеливался бросить ему вызов, как было с Флемингом, когда он возражал против повышения Семерджи, О’Нил мог просто не обращать на него внимания.

Такой авторитарный стиль управления прекрасно работал, пока дела шли хорошо. Нормальная прибыль, которую компания получала на протяжении четырех лет – с 2002 по 2007 год, лишь подкрепляла мнение о том, что гендиректор является всеведущим хозяином и руководителем Merrill Lynch.

Объявление о списании активов на 4,5 миллиарда долларов разрушило миф о безупречности О’Нила

Но неожиданное объявление о списании активов на 4,5 миллиарда долларов в первой неделе октября разрушило миф о безупречности О’Нила. В пятницу утром, 5 октября руководители финансового отдела вместе с О’Нилом собрались, чтобы выработать окончательную формулировку части предупреждения по величине чистой прибыли, которое должно было быть разослано инвесторам сразу же после 9 часов утра. Финансовая группа под руководством финансового директора (CFO) Джеффа Эдвардса предложила цифру 4,5 миллиарда долларов для списания части имевшихся в портфеле компании CDO. После непродолжительного обсуждения того, следует ли ограничиться этой цифрой или сформулировать так: «оценивается в 4,5 миллиарда долларов», группа согласилась с О’Нилом, который настаивал на том, что сумма должна быть точной и конкретной – 4,5 миллиарда. После утверждения формулировки группа разошлась, уверенная в том, что работа сделана.

Обычно спокойный и деловой, О’Нил теперь не стеснялся в выражениях

Но после еще одного обсуждения с главой службы внутреннего контроля Гари Карлином Эдвардс и сотрудники отдела по связям с инвесторами решили из осторожности сообщить инвесторам, что списания по CDO «оцениваются» в 4,5 миллиарда долларов. В 9 утра информационные агентства распространили это объявление. Ровно через семь минут О’Нил позвонил казначею Эрику Хитону и стал кричать, требуя сказать ему, кто вставил слова «оцениваются» в пресс-релиз. Обычно спокойный и деловой, теперь он не стеснялся в выражениях, употребляя нецензурные слова, образованные от fuck, что было на него не похоже. Затем он обратил свой гнев на Эдвардса, обрушив град выражений на букву f, на финансового директора, которого обвинял в добавлении слова «оцениваются». Это предупреждение должно было дать инвесторам знать, что компания в данный момент испытывает самые серьезные проблемы, кричал О’Нил. А выражение «оцениваются» означает, что в компании и не подозревают о масштабе проблем!

В последующие дни он уже не был прежним Стэном – грозным, но решительным лидером, который спас финансовый корабль после нападения террористов 11 сентября 2001 года. Подчиненные, которым случалось бояться его неудовольствия, теперь видели, как их хладнокровный и уверенный в себе гендиректор двигался по своему офису неуверенно, как боксер, который только что получил удар в голову на ринге. О’Нил остался на ногах, но бой им был уже проигран.

Через несколько дней после рассылки предупреждения исполнительный помощник О’Нила позвонил Джону Брейту, бывшему риск-менеджеру, который проводил собственное исследование в отношении рисков компании, связанных с субстандартными ипотечными кредитами, и пригласил на встречу с генеральным директором. До начала и во время проведения расследования Пит Келли узнал от Брейта о масштабе убытков, понесенных компанией, – их размер значительно превышал цифру, которую сообщили акционерам 5 октября. Келли довел это до сведения Флеминга, который передал информацию О’Нилу.

Брейт пришел в кабинет О’Нила (последний раз он разговаривал с генеральным директором в 2005 году) и ознакомил его со своими оценками рисков, связанных с CDO. Вместо 4,5 миллиарда, о которых было объявлено 5 октября, убытки составят почти вдвое большую цифру, пояснил Брейт. Самые рискованные ценные бумаги, известные как «CDO в квадрате», полностью обесценились, объявил Брейт. Что касается мезонинной части (mezzanine portions) CDO, состоящих из большого количества субстандартных ипотечных кредитов, то они, по приблизительным оценкам, вероятно, потеряли половину своей стоимости. Но самую крупную позицию – суперприоритетные CDO (super senior) на сумму около 35 миллиардов долларов – так и не смогли оценить должным образом, объяснил Брейт. Даже после ухода Семерджи FICC-отдел продолжает настаивать на том, что они приобрели страховки и использовали компенсирующие короткие позиции, чтобы уберечь компанию от убытков, поэтому 35-миллиардная сумма обязательств не будет обесцениваться. Это не так, сказал Брейт. Если на рынке ипотечного кредитования продолжится спад, а все индикаторы указывают на это, то компании, застраховавшие эти позиции, станут получать слишком много требований о выплате компенсаций и не смогут их выполнить, и от других коротких позиций польза будет не большая. Позиция стоимостью 35 миллиардов долларов будет просто уничтожена.

Было очевидно, что О’Нил так и не понял всей глубины проблем компании

О’Нил выглядел так, будто его сейчас стошнит. Всего несколько дней назад он набросился на Хитона, Эдвардса и остальных за то, что они добавили слово «оценивается» к объявлению о списании 4,5 миллиардов долларов. Было очевидно, что он так и не понял всей глубины проблем компании. Он заявил во всеуслышание, что списания составят всего 4,5 миллиарда, а теперь выходит, что потери компании на порядок выше этой величины. Когда компания через две недели объявит о прибылях в третьем квартале, ей придется обнародовать сумму вдвое большую и добавить предупреждение о том, что дела могут обстоять еще хуже.

В следующие несколько дней эмоции О’Нила зашкаливали, его состояние менялось от полной беспомощности, вызванной осознанием, что проблемы были слишком велики, чтобы он мог с ними справиться, до маниакальной заботы о будущем компании.

В один из солнечных октябрьских дней этого периода в его кабинет на 32-м этаже зашел Тоси, чтобы обсудить некоторые вопросы относительно предложенной им идеи создания банка проблемных активов (bad bank). Кабинет гендиректора был современным, гладкие стены отделаны белым пластиком, а в центре находился большой овальный рабочий стол, за которым О’Нил проводил совещания со своими подчиненными. Повсюду стояли со вкусом подобранные предметы искусства, привезенные из Африки, – часть личной коллекции О’Нила. Тоси, чей обмен веществ был столь быстрым, что он не нуждался в чашке кофе по утрам, нервничал больше обычного, когда приходил в кабинет О’Нила: у гендиректора был такой крутой нрав, что если человек входил в кабинет не совсем подготовленным, то хозяин мог буквально порвать его на части вне зависимости от того, кто еще находился в кабинете.

Зайдя в кабинет в тот день, Тоси не обнаружил там свирепого хозяина Merrill Lynch. В комнату, окна которой выходили на юго-восток, заглядывали лучи послеполуденного солнца, но ни одна лампочка не горела. О’Нил сидел в своем кресле сгорбленный, обхватив поникшую голову руками. Одетый в серый кардиган, он выглядел потрепанным и небритым. Тоси еще никогда не видел генерального директора в таком состоянии, и это его обескуражило.

– Этот чертов Семерджи, – пробормотал О’Нил. – Я должен был знать, что ему не стоит доверять.

Потом О’Нил заговорил о кризисе, связанном с Long Term Capital Management, который случился почти за десять лет до того периода, когда он был финансовым директором и Merrill Lynch потеряла практически все деньги.

– Эти парни из отдела фиксированного дохода вернули меня в 1998 год, и, клянусь, я больше не позволю, чтобы это повторилось еще раз.

Когда Тоси уходил, он посмотрел на Мэриан Брукс, которая была секретаршей О’Нила на протяжении многих лет. В ее глазах стояли слезы.

Несколько часов спустя, после захода солнца, Грег Флеминг вошел в кабинет генерального в надежде увидеть его. Он был уверен, что шеф все еще там, но в комнате его не было, и свет там не горел. Флеминг прошел в угловой кабинет и увидел О’Нила, который сидел за столом один, в тишине.

– Стэн, – позвал Флеминг, включая свет. – Это что, метафора такая, да? Вставайте, пойдем. У нас есть работа.

Несколько дней спустя – 18 октября – О’Нил сделал нечто очень необычное: он попросил Флеминга о помощи. Несмотря на то что при О’Ниле Флеминг поднялся по служебной лестнице, возглавив в 2003 году инвестиционно-банковскую деятельность и в 2007 году став сопрезидентом всей компании, он никогда не был частью близкого окружения О’Нила. Это окружение в том виде, в каком оно существовало, включало О’Нила и Ахмасса Факахани – сопрезидента Флеминга.

Факахани, управлявший работой внутри компании, тесно работал с О’Нилом почти десять лет и был одним из первых, кто сформулировал стратегию, при помощи которой О’Нил смог занять место генерального директора. После того как О’Нил стал директором, Факахани сконцентрировал в своих руках еще больше власти, но его самая важная задача состояла в том, чтобы быть глазами и ушами директора в компании.

Но катастрофа в отделе фиксированного дохода, спровоцированная Османом Семерджи – человеком, которого Факахани прочил в будущие руководители Merrill Lynch, подорвала авторитет Факахани в организации. Отягчающим ситуацию обстоятельством было то, что система управления рисками, которая не смогла вовремя отследить действия Семерджи, также подчинялась Факахани.

« На протяжении более десятка лет, как и конкурент из его родного города BofA, банк Wachovia занимался постоянным поглощением других банков. И главным советником Wachovia при этом был Merrill Lynch »

О’Нил спросил Флеминга, поддерживает ли тот отношения с Кеном Томпсоном, президентом Wachovia Bank в Шарлотте.

– Да, – ответил Флеминг.

На протяжении более десятка лет, как и конкурент из его родного города BofA, банк Wachovia занимался постоянным поглощением других банков. И главным советником Wachovia при этом был Merrill Lynch. При проведении большинства этих сделок Флеминг, ведущий банкир, работал вместе с Томпсоном и другими руководителями Wachovia, чтобы довести эти сложные операции до конца. Томпсон проникся к Флемингу симпатией.

– Я хочу, чтобы ты спросил Кена, заинтересует ли его стратегическое партнерство наших компаний, – сказал О’Нил.

Несколько недель назад, когда О’Нил встречался с Кеном Льюисом из BofA, проблемы его компании казались разрешимыми, и поэтому О’Нил не видел никакой насущной необходимости двигаться дальше в этом направлении. Кроме того, Крибиоре с пренебрежением отверг эту идею. Но теперь, когда пелена спала с глаз и О’Нил получил представление о масштабах проблемы, стоявшей перед компанией, тянуть время было нельзя. Он должен был действовать, и быстро.

Флеминг сказал, что он займется этим. Он был в немилости у О’Нила более года, с того момента, когда спорил с ним насчет назначения Семерджи. Теперь О’Нил просил его о помощи, и Флеминг хотел ему помочь.

В течение следующих двух дней Флеминг поговорил с Томпсоном и финансовым директором Wachovia Томом Вурцем. Он описал ситуацию, в которой оказалась компания, еще не отчаянную, но уже тревожную. Томпсона это сильно заинтересовало, и он сказал, что передаст информацию на рассмотрение совета директоров. В конце концов, шанс приобретения Merrill Lynch, одного из премиальных брендов в сфере финансовых услуг во всем мире, – это шанс, который бывает раз в жизни, заметил Томпсон.

Если Merrill Lynch будет продана Bank of America, то этот гигант из Шарлотта все разрушит, а завладев всем, уволит тысячи людей и выпотрошит организацию. Так полагал О’Нил. Это было в духе Кена Льюиса: заплатить лучшую цену, а потом взять все под полный контроль. С Wachovia, думал О’Нил, все будет иначе. Для Merrill Lynch это будет мягкой посадкой. Цена будет не столь высока, но Кен Томпсон может позволить Merrill Lynch некоторую автономию. Сделка с Wachovia будет больше похожа на слияние, чем на поглощение.

За несколько дней до внеплановой встречи совета О’Нил начал искать поддержку среди директоров. И вновь он обратился к своему старому другу Крибиоре в надежде заручиться его поддержкой в пользу сделки с Wachovia. Но вместо того чтобы выслушать О’Нила, Крибиоре занял свою прежнюю позицию: Merrill Lynch не следует продавать, особенно банку из Шарлотта. О’Нилу следует сделать значительные списания по CDO-позициям, а потом привлечь свежий капитал.

Крибиоре занял свою прежнюю позицию: Merrill Lynch не следует продавать, особенно банку из Шарлотта

В субботу, 20 октября Армандо Кодина, девелопер кубинского происхождения и член совета директоров Merrill Lynch, появился в Гарвардской школе бизнеса для обсуждения учебной ситуации, построенной на примере одной из его сделок. Пока он объяснял студентам решения, принятые им в отношении предложенной застройки, в середине лекции к нему подошел помощник по административным вопросам школы и передал ему записку. «Стэн О’Нил просит вас срочно ему перезвонить», – говорилось в записке.

Кодина прекрасно знал, что компании придется заявить об убытках. Факахани нанес ему визит во Флориду в конце сентября, чтобы вкратце ознакомить с проблемой CDO и предупредить о том, что Семерджи собираются уволить. Потом было предупреждение о 4,5 миллиарда долларов, опубликованное две недели назад. Собрание совета директоров компании было назначено на следующий день в Нью-Йорке, поэтому он не мог понять, почему О’Нил так срочно хочет с ним связаться.

После окончания занятия по дороге к своему второму дому в округе Литчфилд на северо-западе штата Коннектикут Кодина перезвонил О’Нилу.

– Армандо, – сказал О’Нил, – ты первый из совета директоров, с кем бы я хотел об этом поговорить. У меня был разговор о продаже компании Wachovia. Я надеюсь, что ты не будешь возражать против этого.

Кодина был ошарашен. Через несколько секунд он пробормотал что-то о том, что О’Нилу не пристало продавать компанию в одиночку, не сообщив об этом совету директоров.

Кодина был ошарашен. О’Нилу не пристало продавать компанию в одиночку, не сообщив об этом совету директоров

– Вы не можете просто сказать мне, что делаете это, потому что вы так решили, – ответил Кодина. – Это не ваше дело. Это должны решать директора.

Кодина сказал, что он подробно обсудит этот вопрос завтра на собрании совета и повесил трубку.

В субботу в штаб-квартире Merrill Lynch в World Financial Center в Южном Манхэттене Факахани и Джефф Эдвардс, финансовый директор, вместе с группой сотрудников финансового отдела и казначейства занимались подготовкой подробного доклада для запланированного на воскресный вечер собрания совета директоров. В докладе содержалась информация о рисках компании, связанных с субстандартными ипотечными кредитами и CDO.

Все, кто участвовал в подготовке доклада, были удивлены появлением Крибиоре. Директор, который раньше никогда не появлялся на таких встречах, не объяснил причину своего появления. Через 45 минут, в течение которых он просмотрел информационный бюллетень и задал несколько вопросов, Крибиоре ушел. Ни Факахани, сопрезидент компании, ни кто-либо другой из участников подготовки доклада понятия не имели, что происходит.

В воскресенье, 21 октября О’Нил позвонил Флемингу домой, чтобы узнать о том, как обстоят дела с Wachovia. И Флеминга осенило, что О’Нил стал в последнюю минуту готовиться к обсуждению этого вопроса с директорами в тот же день.

– Что вы уже обсуждали с советом директоров по этому вопросу? – спросил Флеминг. О’Нил сказал, что думает рассказать директорам о Wachovia в тот же день.

– Вы совершаете большую ошибку, Стэн, – заметил Флеминг. – Вам следует постепенно подготовить их к этому. Вам надо заложить фундамент.

– С кем из моего совета ты общаешься? – требовательно спросил О’Нил, и подозрение сквозило в его голосе.

– Ни с кем, – ответил Флеминг. – Я просто дал вам добрый совет. Я сам делал так сотни раз.

Более молодой собеседник, от которого О’Нил отмахивался весь последний год, снова почувствовал уверенность по мере обсуждения проблемы.

– Чтобы убедить совет, потребуется целый процесс, – продолжал Флеминг. – Вам придется описать ситуацию, в которой оказалась компания, наше финансовое положение. Затем вы рассмотрите варианты – стратегию поведения в ситуации и решите, что имеет смысл: оставаться независимыми или продавать компанию. И если продавать, то кто будет подходящим покупателем? Именно тогда вам следует заводить разговор о Wachovia. Этот процесс должен пройти в три или четыре этапа.

Встреча совета директоров Merrill Lynch проходила днем в отеле St. Regis в Мидтауне. Факахани участвовал в десятках подобных встреч и был лично знаком с большей частью директоров. Он мог с самого начала сказать, что на этой встрече не все было ладно и это касалось не только убытков, вызванных CDO.

До начала презентации, которую он собирался провести перед финансовым комитетом совета директоров, к нему подошли Чарльз Россотти, председатель комитета, и Энн Рис, член этого комитета.

« Чтобы убедить совет, потребуется целый процесс, – заметил Флеминг. – Вам придется описать ситуацию, наше финансовое положение. Затем вы рассмотрите варианты: оставаться независимыми или продавать компанию »

– Мы можем поговорить о Стэне? – спросила его Рис. Рис и Россотти заверили Факахани, что он хорошо выполняет свою работу и что они ему доверяют. Факахани и не знал, что кто-то думает, будто он плохо выполняет свою работу.

Затем, когда они с Эдвардсом проводили презентацию для финансового комитета, Факахани заметил кое-что еще: Армандо Кодина, который не был членом этого комитета, решил на ней присутствовать. По его позе и поведению было понятно, что Кодина был сильно взволнован.

Директора расположились в восточном крыле второго этажа, непосредственно над знаменитым баром King Cole. Заседания комитетов проходили в небольших комнатах для совещаний – «Рамбуйе» и «Матиньон». После завершения заседаний директора встретились в холле, чтобы в течение нескольких минут переброситься парой слов перед обедом в буфете, а затем направиться в комнату «Фонтенбло» для вечерних дебатов. На встрече присутствовали десять членов совета директоров, не являющихся служащими банка (outside directors), но вместо привычной обстановки товарищества, которое бурлило на подобных встречах, и Флеминг, и Факахани, и Розмари Беркери, главный юрисконсульт, почувствовали, что атмосфера накалилась больше обычного.