Текст книги "Гордон Лонсдейл: моя профессия — разведчик"

Автор книги: Гордон Лонсдейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– И большими претензиями?

– Да, чего-чего, а «суперменства» там предостаточно. Военная казарма. Да к тому же – центр бактериологической войны. Искренне считают, что своими пробирками могут уничтожить весь род людской.

– Насчет пробирок говорят открыто?

– Нет, конечно. Но особого секрета из того, чем занимаются, не делают. Во всяком случае, человек, от которого я услышал это, был информирован достаточно, чтобы делать свои выводы.

– Кто он? Вильсон ответил.

– Среди его знакомых некий Бэкон – доктор медицины. Этот парень работает не то с чумой, не то с холерой. Не знаю... Главное, что после своих вирусов он испытывает потребность в словесных излияниях.

– И выбалтывает все, чем занимается?

– Все – нет, но кое-что.

– Что именно?

– Что там работают немцы. Бывшие гитлеровские специалисты.

– Ну, это для нас не новость.

– А вот и новость: ведутся эксперименты с аэрозолями. Микробы предполагают распространять в виде жидких или твердых аэрозолей.

Я был предупрежден о том, что мой помощник свободно чувствует себя «своим» и среди рядовых англичан, и среди так называемого «общества», и о еще более поразительной его способности молниеносно завоевывать доверие и симпатии своих новых знакомых. Теперь я видел, как эти качества воплощаются на практике.

– Откуда это у вас? Как вам удается такая непринужденность в отношениях с людьми? – поинтересовался я.

– С волками жить, по-волчьи выть... – ответил Вильсон, употребив схожую с русской английскую поговорку. Оказалось, что подобные идиомы – его хобби и что знает он их великое множество. На нескольких языках.

Потом, когда работа окончательно сблизила нас, мы иногда развлекались тем, что вели беседу одними поговорками. Это было и удовольствие, и своеобразная гимнастика для ума: разведчик обязан найти в нужный момент нужное слово. А со временем это стало и шутливой традицией.

– Вообще-то говоря, – признался как-то Вильсон, – я всегда свободно завязывал знакомства. Но несколько лет назад прочел книгу Д. Карнеги «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей», и это стало для меня просто легким и приятным делом. Вы ее читали?

– Конечно. Отличная книга. Грибоедовский Молчалин зарыдал бы от радости, пролистав ее.

– Вот именно. А здесь она вообще незаменима. Я выучил это наставление наизусть и с успехом пробую на практике советы господина Карнеги. Больше того – два года назад в городе, где я работал, были организованы курсы Карнеги для бизнесменов. Я их окончил...

Я хорошо знал и книгу, и историю Карнеги. Я уже рассказывал, как однажды весьма успешно испробовал советы этого господина в беседе с австралийским спекулянтом недвижимостью – почтенным мистером Коксом.

Труд Карнеги стоит того, чтобы сказать о нем особо. Дейл Карнеги относится к числу типичных американских «селфмейдмен». Перевести это слово можно примерно так: «человек, сделавший сам себя». Сам, без посторонних выбившийся в люди. Правда, сначала Карнеги попробовал себя в бизнесе, но не преуспел. Тогда ему пришла неожиданная и оригинальная идея: учить других бизнесменов, как добиться успеха. (Некий мудрец изрек, что мир держится на парадоксах. Можно пошутить, что Карнеги решил проверить этот тезис на практике). Ну, а если вести речь всерьез, то Дейл Карнеги проделал весьма солидную работу. Он изучил биографии самых преуспевающих дельцов и выдающихся исторических деятелей. Из этого материала он тщательно отобрал все, что относится к секретам личного обаяния, наиболее рациональной манере поведения в различных ситуациях, умению выработать и выполнить принятое решение и так далее. Карнеги начал читать лекции, организовал курсы «умения делать бизнес» и в конце концов написал книгу, которая имела феноменальный успех сначала в США, а затем и в других странах. Окрыленный успехом, он выпустил еще несколько «поучительных» книг, основанных на биографиях выдающихся политических деятелей, и открыл свои курсы в других странах. Естественно, серьезных деловых людей в творчестве Карнеги привлекали не дешевенькие, ходкие рецепты успеха (он их и сам избегал), а то, что здесь достаточно подробно и объективно анализировались пути повышения эффективности рациональных методов коммерческой деятельности.

На таких курсах учился и Вильсон. Для него они оказались полезными во всех отношениях: лекции Карнеги слушали наиболее честолюбивые бизнесмены. От них он получил рекомендательное письмо в Англию, и это помогло моему помощнику завязать весьма ценные деловые знакомства.

Именно потому в Центре и решили ему поручить такое важное дело, как Портон.

Портон, точнее Центр по изучению биологических методов ведения войны, стоил того, чтобы мы им занимались.

Здесь мы вынуждены сделать паузу, чтобы совершить короткий экскурс в недавнюю историю.

Слова «бактериологическая война» вошли в наш лексикон в тридцатые годы, когда стало известно, что фашисты работают над созданием бактериологического, или, как теперь принято говорить, биологического, оружия. Потом мы узнали, что в концентрационных лагерях и «специальных» лабораториях Германии проводились страшные по своей бесчеловечности опыты над людьми. Но тогда никто еще не мог предполагать, что у гитлеровских преступников тут же найдутся достойные преемники. Война еще не закончилась, советские войска если еще трудные бои на путях к Берлину, а разведслужбы США и Англии уже начали поиск гитлеровских специалистов, работавших над бактериологическим оружием. Специальные разведывательные подразделения союзников устанавливали их имена и искали, искали, искали этих людей по всей Германии. Часть этих нацистов от науки отправили в США, кое-кто попал в объятия младшего партнера. Получить от них согласие сотрудничать было нетрудно. Всем этим деятелям от науки грозило строгое наказание за военные преступления и преступления против человечности. Работа же на американцев и англичан укрывала от правосудия. Портон, этот небольшой городок, расположенный в районе Солсбери, стал пристанищем группы нацистских специалистов. (Наши читатели, видимо, помнят фильм «Мертвый сезон». Именно этот факт и был положен в его основу).

Солсберийская низменность давно была традиционным местом дислокации воинских частей, артиллерийских полигонов, военных учений. На первый взгляд бактериологический центр не производил особого впечатления – несколько домиков, разбросанных среди чахлых деревьев, низкие строения казарменного типа. Территория ограждена, у входа – ничего не объясняющая вывеска.

Но именно там, в этих неприглядных домиках, готовилось оружие, страшнее которого человек еще не придумал. Маленький микроб оказался сильнее всесильного термоядерного взрыва.

250-килограммовой бомбы, начиненной сугубо «обычными» средствами бактериологической войны, было вполне достаточно, чтобы превратить в гигантское кладбище 60 тысяч квадратных километров! Чтобы «сотворить» то же с помощью водородной бомбы, нужно было не меньше 20 бомб мощностью в 20 мегатонн каждая.

Но в Портоне шагнули еще дальше. Английский ученый Роберт Уотсон Уатт, мнение которого как специалиста сомнению не подлежит, как-то заявил, что микробы, «разрабатывавшиеся» в лабораториях Портона, позволяют получить вещество, двухсот граммов которого достаточно, чтобы умертвить все население земного шара!

Только заранее зная, что делается в казармах Портона, можно было подготовить действенные контрмеры, спасти мир от катастрофы. Одним из возможных очагов такой катастрофы становился скучный английский городок. (События ближайших лет подтвердили это: именно созданный учеными Портона газ «Си-Эс» закачивали в подземные убежища партизан во Вьетнаме, джунгли опыляли ядовитыми веществами, поля и водные источники отравляли смертоносными микроорганизмами).

Сведения о Портоне стекались в Центр из разных источников. Среди них были и такие, которые указывали, что немецкие специалисты, работавшие в его лабораториях, уже установили тайные связи с БНД – разведкой Западной Германии и что она усиленно интересуется Портоном, пытаясь завязать контакты с ним. Потом пришли сообщения, подтверждавшие, что ученые-нацисты не остановятся перед тем, чтобы передать фатерланду образцы наиболее опасных видов оружия, созданного по заказу и на деньги Англии. (История знает немало примеров того, как легко реваншисты и агрессоры разных национальностей находят общий язык).

Это уже был сигнал боевой тревоги!

Вильсон должен был взять под свой контроль все, что происходит в Портоне. Ему поручалось быть в курсе того, что происходило в его адских кухнях. Он выполнил свое трудное задание. (Видимо, придет день, и он сам расскажет об этом). Вскоре я мог подержать в руке образцы «продукции» Портона. Взяв в руки контейнер с бактериями, напоминавший небольшой термос, я испытал одновременно чувства радости и отвращения. Добросовестный Вильсон позаботился о том, чтобы в термосах (их было несколько) поддерживалась определенная температура, а для бактерий была создана необходимая питательная среда.

– При обращении с этими штуками необходима особая осторожность, – Вильсон небрежно, как истый английский джентльмен, ткнул пальцем в контейнер.

– Они у нас не задержатся, – заверил я. – Сегодня же переправлю в Центр.

Оба мы знали, как ждут в Центре эти «посылки».

Еще одной заботой Вильсона стал сбор сведений для досье на ведущих сотрудников Портона. Внес свою лепту в составление таких досье и Центр – в него стекались сведения из других источников. Вскоре я располагал документами о научной работе и квалификации ученых Портона.

Содержание многих досье подтверждало небезызвестную английскую пословицу: «У каждого человека в чулане спрятан скелет». Я даже думаю, немало уважаемых столпов британской бактериологии ужаснулись бы, узнав, что некоторые, весьма «деликатные» подробности их жизни кому-то известны. Копаться в чужой жизни было делом не очень приятным, но это было необходимо. Из досье одного немецкого специалиста мы узнали, что во время войны он производил ужасающие по своей жестокости опыты над заключенными в концентрационных лагерях. После, уже на Родине, через много лет, мне показали ленту, зафиксировавшую «опыты» моего «подшефного» – крупного специалиста-эсэсовца. Я сидел в маленьком просмотровом зале, где на экране в полной тишине мелькали страшные, будто родившиеся в воображении психически больного человека кадры: люди-скелеты корчатся в агонии. Им вводят возбудителей массовых эпидемий. На них изучают действие микроорганизмов, парализующих волю, причиняющих адские боли, увечащих и калечащих тело...

Тот «научный сотрудник» из Портона, досье которого я вел, в кругу близких приятелей откровенничал: «Я недоволен английскими условиями: тут мы экспериментируем только на животных. К чему эти сантименты!»

Конечно же, английское правительство знало о том, кто нашел убежище в Портоне. Иное дело – английский народ. От рядовых англичан тщательно скрывали даже существование подобного учреждения на территории страны. Но вот в прессе появилось сенсационное сообщение о таинственной гибели в Портоне научного сотрудника доктора Джефри Бэкона. В газетных комментариях по этому поводу проскальзывали таинственные намеки, а, как известно, недомолвки обычно только сильнее разжигают всеобщее любопытство. Любопытство сменилось тревогой – стало известно, что Джефри Бэкон заразился чумой в лаборатории во время каких-то опытов. Наиболее смелые газеты требовали ответа от правительства на вопрос: что происходит в Портоне, какие опыты там ведут?

Официальные круги не торопились отвечать. Население графства, на территории которого находился Портон, в петициях и декларациях просило закрыть «научное учреждение». Затем как по мановению волшебной палочки газетная буря утихла. Ни для кого не было секретом, кто взмахнул этой палочкой. И даже когда в Портоне произошел сильнейший взрыв, пресса никак не прореагировала на это событие. Смелость английской прессы тоже имела свои пределы...

Я своевременно информировал Центр о том, что произошло в этом бактериологическом «гнезде», и в нашей печати тут же появилась соответствующая информация. Между прочим, я прекрасно знал доктора Джефри Бэкона, заочно, разумеется. Нам было известно, что он не всегда соблюдает необходимую осторожность в обращении со своими дьявольскими бактериями. И когда мы узнали о его смерти, Вильсон мрачно констатировал: «Доигрался парень».

Любопытно, что кое-что о Портоне я узнал во время одного из традиционных «семинарских» посещений пивной.

Поводом для разговора была статья о биологической войне, появившаяся утром в одной из газет.

– Для Англии безумие влезать в подобные авантюры, – высказался весьма решительно один из студентов. – Представляете, к каким последствиям это приведет, если учесть плотность населения на острове? Это все равно, что сунуть бомбу в бочку с селедкой.

Я молчал. Обнаруживать свою осведомленность было и неразумно и опасно.

– Зачем тогда тратить такие деньги на этот чертов Портон? – возразил капитан Харпер. – Я присутствовал там на занятиях и могу вас заверить, что эти штуки – отнюдь не оборонительное оружие.

Возникла неловкая пауза. Все замолчали. Майор Ватсон выразительно показал глазами на профессора Саймонса, Тома Поупа и меня. Остальных, по его мнению, можно было не опасаться.

– То, что я говорю, известно каждому младенцу, – побагровев, сказал Харпер. – В Портоне занимаются не защитой, а разработкой наступательного биологического оружия. Большинство из вас побывало там на курсах!

Харпер плеснул в себя порцию пива, с истинно военным высокомерием посмотрел на коллег.

– Конечно, противнику известно о существовании подобного центра, – примирительно заметил один из офицеров, – но болтать об этом не следует.

Харпер не унимался:

– А кто сказал, что я болтаю? Но в своем кругу я могу говорить на любую тему!

Разговор о Портоне продолжался. Конечно, я не принимал в нем участия, ибо не принадлежал к «кругу» Харпера. Мое дело – обмениваться ничего не значащими репликами с Томом Поупом, рассеянно задумываться над чем-то. Неторопливо цедить черное бархатистое пиво. И ловить, ловить каждое слово, отцеживая из неосторожно брошенной фразы новые для себя сведения. Многое из того, о чем говорили офицеры, я, конечно, уже знал. Но разведчику всегда важно не только получить информацию, представляющую ценность для его Центра, но и найти возможность подтвердить ее сведениями из других источников. Это значительно повышает ее достоверность.

В тот вечер я выяснил, что курсы в Портоне имели в основном ознакомительный характер. Ведущие ученые информировали офицеров специальных служб о достигнутых в своей области успехах. Это было чертовски важно знать. Так же важно было получить сведения о подобных работах в других странах НАТО, особенно в США. Занятые разговором, офицеры незаметно перешагнули традиционную норму кружек, и это окончательно расположило их к доверительной беседе...

Параллельно с работой по Портону мы с Вильсоном выполняли ряд других заданий. Бывает так, что усилия разведчика полностью сосредоточены на одном объекте. Но в данном случае нам пришлось «рассредоточиться»: английские правящие круги вели подготовку к будущей войне по многим направлениям, и именно это определяло поле нашей деятельности. Было бы неверно, занявшись Портоном, оставить «без надзора» другие, не менее важные участки.

Нам удалось установить, что ассигнования на английскую разведку растут с каждым годом. (Это шло вразрез с официальными заявлениями английского правительства, любившего щегольнуть фразами о миролюбии). Мы сумели точно выяснить, куда идут эти дополнительные средства.

Стало нам известно и о разногласиях между англичанами и американцами в обмене информацией об атомном оружии и атомных двигателях для подводных и надводных кораблей.

О чем шла, в частности, речь? С большим трудом и ценою важных уступок англичане получили от американцев атомный двигатель для своей подводной лодки «Дредноут». Но американцы не хотели делиться с кем бы то ни было достижениями в этой области. Забыв традиционное британское самолюбие, англичане буквально умоляли своих партнеров раскрыть секреты. И все-таки им пришлось довольствоваться двигателем устаревшего типа, который много лет назад был установлен на первой американской атомной подводной лодке «Наутилус».

Все это напомнило мне горькую шутку, которую я однажды слышал в Ванкувере: в районе Ванкувера американская фирма добывает железную руду и продает ее весьма выгодно Японии. Ванкуверцы шутят: в Японии выплавляют металл, американцам поступает прибыль, а канадцам остается огромная дырка в земле.

Конечно же, все это лишь малая толика того, чем я занимался в тот период своей английской жизни. О других линиях моей работы, по вполне понятным причинам, я не смогу ничего сказать и сегодня. Кроме того, что все они были направлены против войны, против ее творцов и вдохновителей.

Из книги Аллена Даллеса «Искусство разведки»:

Исходя из личного опыта, я пришел к выводу, что офицер советской разведки есть разновидность гомо советикус (т. е. советского человека. — Ред . ) в ее самой чистой и успешной форме.

ГЛАВА XVI

– Как, ты еще не был в Британском совете? – удивился Том Поуп. – Ну, знаешь, Гордон, ты много теряешь...

Я попал впросак, так как понятия не имел, о каком Совете идет речь, и всеми силами старался этого не показать, потому что было ясно, что хотя бы что-то о Британском совете мне как канадцу полагалось бы знать.

Можно, конечно, небрежно бросить: «Прости, Том, но я не вижу особого смысла в том, чтобы терять время на это заведение...» Или походя напомнить: «Ну, ты же знаешь – университет, лига, теперь я начинаю бизнес... Не слишком ли много для одного студента». Все было бы довольно просто, знай я хотя бы приблизительно, что имеет в виду Том.

Оставался один путь – говорить правду, но правду, которая бы соответствовала характеру и взглядам Гордона Лонсдейла, канадца из Ванкувера и будущего бизнесмена.

– Понимаешь, Том, я боюсь, что потеряю на этот Совет кучу времени, и не очень ясно вижу, что получу взамен.

– О, недоверчивая провинция, – улыбнулся Поуп. – Гордон, не поленись. Сходи туда. И ты увидишь, что я дал тебе не самый плохой совет...

– Хорошо, Том, схожу, но при одном условии: скажи, эти парни из Совета платят тебе за каждую свежую голову или ты сидишь на окладе?

– Да, за каждую голову, – захохотал Поуп. – А за такую осторожную, как твоя, я получаю еще и надбавку.

Поуп был прав. Уютный особняк в стиле королевы Виктории, где размещался Британский совет, стоило посещать. Хотя бы потому, что Совет был не последним колесом в постоянно модернизируемой британской пропагандистской машине, а с ней мне было не худо познакомиться поближе.

Но дело даже не в этом. Студент из Канады Гордон Лонсдейл просто должен был прийти сюда, хотя бы чтобы продемонстрировать свою лояльность, ибо участие в работе этой сугубо пропагандистской организации говорило прежде всего о «правильном», пробританском образе мыслей молодого человека, о его солидности и твердых нормах поведения.

– Гордон Лонсдейл. Из Канады. Студент, – сдержанно отрекомендовался я прилизанной секретарше, сидевшей в приемной Совета.

– Весьма рады, мистер Лонсдейл, знакомству с вами, – на лицо секретарши выплыла такая же прилизанная улыбка. – Пусть наш дом станет вашим домом...

Следуя параграфам служебной инструкции, она должна была оказать молодому канадцу «сердечное внимание» – отношения между Англией и ее бывшим доминионом в то время нельзя было назвать теплыми.

– Если у вас есть время, мы могли бы пройтись по комнатам, – пригласила секретарша.

– Да, конечно...

Вместе мы обошли особняк: комнаты для занятий («Тут работают курсы английского языка. У нас отличные преподаватели... Но вам, мистер Лонсдейл, это, видимо, ни к чему. Ваш английский превосходен»), библиотека, кинозал («Приходите сюда по вечерам. Мы показываем только новые ленты»), холлы, бар («Не хотите ли чашечку кофе?» – «С удовольствием». – «Но будем считать, что приглашение исходит от меня»).

Открыв дома пухлый конверт, врученный мне на прощание обходительной секретаршей, я извлек из него целую кипу всяких бланков. Это были обращенные к Совету заявления с просьбой помочь в поездке по стране, посещении концертов, лекций и тому подобных полезных и приятных вещах.

Я тут же выбрал давно уже интересовавший меня маршрут, заполнил бланк и отправил его в Совет.

Ответ пришел немедленно. Администрация просила перечислить весьма небольшую сумму денег почтовым переводом и заверяла меня, что я с интересом и пользой для себя проведу время. Через несколько дней я получил билет на поезд, соответствующие документы (в нашей стране их назвали бы путевками) и весьма квалифицированные советы по поводу того, что следует взять с собой в дорогу. Среди них содержался один, который вызвал мое любопытство: «Пожалуйста, возьмите с собой национальный костюм». Оказывается, во время подобных мероприятий обязательно устраиваются импровизированные концерты, где представители различных народов исполняют национальные песни и танцы.

Довольно быстро я получил возможность убедиться, что система пропагандистских мероприятий Британского совета действует весьма эффективно. В первой же поездке познакомился со студентом-индусом. Это был неглупый молодой человек и, судя по всему, большой патриот своей страны. В Лондон он прибыл, чтобы изучать историю в университете. («Что же, историк так историк. Послушаем, что ты думаешь об английской колониальной политике в прошлом»). К моему изумлению, студент-индус запел гимн английским колонизаторам.

– Они принесли в Индию современную культуру, навели порядок в нашей стране, и очень жаль, что в 1947 году англичане согласились предоставить Индии независимость...

– Я что-то читал о восстании сипаев, – осторожно заметил я.

– Темные народные массы не понимали, какие блага несут им английские друзья, – студент-индус старательно, чисто английским жестом протер стекла очков.

– Этих сипаев, кажется, привязывали к жерлам пушек? – я не думал, чтобы студент не знал этой «детали» из истории своей страны.

– Жестокость рождает жестокость, – услышал я в ответ.

Машина пропаганды уже пропустила через себя этого парня. Спорить с ним было бессмысленно, да и не входило в планы канадского студента Лонсдейла, такого же «правого» британца.

Вместе мы доехали до Портленда и здесь распрощались.

В Портленде у меня были дела, о которых нам еще предстоит поговорить. Пробыв здесь несколько часов, я вернулся в Лондон.

До «Белого дома» я добрался лишь поздно вечером. Мисс Сёрл скучала за своей конторкой.

– Хорошо провели воскресенье, мистер Лонсдейл?

– По-моему, да. Я участвовал в туристской поездке организованной Британским советом.

– Завидую вам.

Завидовать особенно было нечему – сейчас мне предстояло «отработать» свою поездку. Выпив чашку кофе, я обложился учебниками и конспектами. Читал, делал заметки, рисовал иероглифы, конспектировал и снова читал снова чертил иероглифы, конспектировал и вливал в себя кофе часов до трех ночи и только тогда, почувствовав, что никакой кофе уже помочь мне не в силах, лег в постель и погасил свет.

Я просто обязан был относиться к занятиям с исключительной добросовестностью – ведь для всех я был студентом, «проедавшим свой капитал» ради изучения китайского языка в надежде, что в будущем это воздастся сторицей.

Поэтому я пропускал занятия лишь, если это заставляла делать моя основная работа. Я ввел за правило всегда образцово выполнять и устные и письменные домашние работы, читать гораздо больше, чем того требовала программа. Нам рекомендовали завести картотеку иероглифов и идиом, и я тут же обзавелся карточками на все иероглифы, которые мы проходили на лекциях. Часть карточек, на которых были выписаны незнакомые иероглифы, я постоянно таскал в карманах, штудируя их урывками в свободные минуты – в метро, автобусе, даже в поезде и самолете.

Все это плюс способности к языку помогли мне стать одним из лучших учеников и заслужить уважение однокашников и преподавателей.

С утра была контрольная.

Потом я прослушал две лекции по разговорному языку и перешел в лингафонный кабинет. Поставив на диск пластинку с записью на китайском языке, я вскоре почувствовал, что еще немного – и усну.

Чашка кофе придала бодрости и стряхнула сонливость.

Потом был семинар. Докладчик – приглашенный из посольства США немолодой уже дипломат с манерами техасского нефтепромышленника довольно развязно и откровенно распространялся о политике США в Азии. Это стоило послушать и запомнить. В один из ближайших сеансов связи основные тезисы выступления дипломата были переданы в Центр (и сочтены там весьма интересными).

Но далеко не всех интересовала американская политика в Азии, и на семинаре было меньше студентов, чем обычно. Может быть, поэтому, может, по какой иной причине, но столь нужный мне поход в пивную на этот раз не состоялся.

Что ж, нет так нет, и я решил, что, видимо, это тот удобный случай, когда стоит пригласить Тома Поупа и Саймонса – младшего, а заодно и двух-трех других студентов к себе домой.

– Если вы располагаете временем, мы могли бы «понянчить» рюмку у меня дома...

И Саймонс, и Поуп согласились. Клейтон Бредт, Цвий Кедар тоже не возражали. По дороге я купил содовой и хинной воды – ее пьют с джином – и несколько банок жареных орешков. По европейским обычаям, этого было вполне достаточно для приема гостей.

Джин и виски у меня были, а в холодильнике оказалось достаточно льда.

Гостям пришлось сесть на пол по-турецки, прислонившись спиной к стене, что, в общем, никого не стеснило – студентам факультета востоковедения такая манера сидеть пришлась даже по вкусу (в моей квартире, как помните, был лишь один стул, одно кресло и кушетка, на которой я спал).

– Твой ящик работает? – спросил Поуп, кивнув на маленький телевизор, который я приобрел вскоре после приезда в Лондон.

– Включить?

– По-моему, сегодня «Скрытая камера»...

– Да, пожалуйста, Том...

Я поставил перед гостями бутылки с виски и джином, открыл консервные банки с солеными орешками, раздал каждому по бокалу и затем уже только время от времени следил, чтобы у всех было налито – гости ухаживали за собой сами. Функции мои как хозяина на этом кончались.

Телепередача уже шла полным ходом. На экране мелькали кадры: бензоколонка, к ней подкатывают автомобили. Высокий самоуверенного вида парень в ладно сидящем комбинезоне заправляет очередную машину Красивая блондинка скучает за рулем, поглядывая на себя в зеркальце.

– Девочка – ничего, – отмечает Клейтон.

– Канада, как всегда, согласна с Соединенными Штатами в главном, – шутит Поуп. – Дама под стать своему «ягуару».

Парень самоуверенно ухмыльнулся:

– Сейчас, мисс, все будет о'кей...

Он задрал капот машины, и тут же на экране самым крупным планом появилось его лицо, оно молниеносно меняло выражение – обалдевшее, испуганное, растерянное...

– Ну, что там? – нетерпеливо бросила блондинка. Не отвечая ей, парень кинулся к багажнику. Открыл

его – тут у него стала медленно отвисать челюсть.

– Что случилось, наконец? Что вы бегаете вокруг машины? – недоуменно спросила девица.

– Понимаете, мисс, – заикаясь, забормотал парень, – у вашей машины нет мотора...

– То есть как это – нет! Я только что подъехала сюда... Не могла же я ехать без мотора!

– Это так, мисс. Но все равно мотора у вас нет... Диалог длился минут пять. Самый талантливый

комик на свете не мог бы изобразить то, что видели зрители на обалдевшей, ошарашенной, испуганной физиономии парня.

Наконец, когда он был близок к помешательству, рядом с ним появился постановщик программы – его знает в лицо вся Англия – и, похлопав обалдевшего малого по плечу, объяснил, в чем дело.

– Но как же она доехала до бензоколонки? – парень все еще не верил, что двигателя действительно нет («А может быть, где-то запрятан крохотный атомный двигатель и меня по-прежнему разыгрывают?»).

– А мы ее скатили по инерции своим ходом вот с этой горки, – показал рукой постановщик... – Бравурная музыка и приглашение смотреть через неделю очередную программу завершили передачу «Скрытая камера».

– Отлично, – захохотал Клейтон. – Гордон, ты догадался, как они это проделали?

– Нет, конечно...

– Ловкие ребята, – заметил Поуп. – Красотка, конечно, актриса. А как сыграно!..

– Цвию – такую даму... Он бы не скучал с ней. Так, Цвий?

– Не возражаю...

Они заговорили о женщинах. Цвий вспомнил две-три истории из своих бурных похождений. Поскольку дело происходило в Египте, разговор перешагнул на Ближний Восток, дела там, особенно положение с Суэцким каналом, в ту пору волновали всю Англию.

– Суэцкий канал, похоже, англичане скоро потеряют...

– Ну, зачем такой пессимизм, – возразил кто-то из гостей. – Лучше все же верить в хорошее.

Я старался поменьше говорить и побольше слушать – это позволяло изучать собеседников. Но молчать долго тоже было нельзя – могли принять за невежду, поэтому я изредка вставлял замечания чисто фактического характера, показывая свою осведомленность в вопросах, о которых шла речь, но не высказывая прямо своего мнения.

Потом заговорили о Канаде, и тут я снова отдал инициативу Поупу, лишь изредка дополняя его какими-либо сведениями о Британской Колумбии, где тот никогда (как я выяснил) не бывал.

Еще один человек почти не принимал участия в разговоре – Саймонс-младший. Ближний Восток, Канада его не интересовали, иное дело – Китай.

– Знаете, Гордон, у вас очаровательный свиток, – сказал он, снимая со стены старинный китайский свиток, изображавший взъерошенную кошку (в ручке свитка я держал отснятые фотопленки – туда входило ровно семь кассет). – А вам известно, что написано в этой стихотворной подписи? Эти иероглифы выполнены в старинной манере, прочитать их может далеко не всякий синолог.

– Кто хотел бы попробовать?

– Я – пас, – сказал Поуп. – Улавливаю что-то знакомое, но что – не понимаю.

– Что-то о кошке, – высказал предположение Кедар.

– Конечно о кошке, а не о бутылке джина, – засмеялся Бредт.

– Почему же, – возразил я, стараясь придать себе подчеркнуто серьезный вид. – Здесь, если меня поддержит профессор, говорится как раз о джине. Вот как, по-моему, читаются иероглифы:

Этот милый

Серый кот

Вместо джина

Сливки пьет.

– Почти точно, – засмеялся Саймонс. – Гордон, у вас недурно идет перевод.

– Спасибо, профессор... Я ваш ученик, – ответил я, думая лишь о том, как бы мой преподаватель не начал, как это свойственно несколько нервным людям, отворачивать набитую пленкой «кошку».

Но все обошлось.

Саймонс водрузил свиток на место. Мы посидели еще часок и разошлись.