Текст книги "Гордон Лонсдейл: моя профессия — разведчик"

Автор книги: Гордон Лонсдейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Когда бы вы могли подъехать к нам, мистер Лонсдейл?

– Завтра, после двух дня...

– Одну минутку, я просмотрю свою программу на завтра... – Последовала пауза, смысл которой – на другом конце провода должны понять, что у фирмы отбоя нет от клиентов. – Вас устроит три часа дня?

– Отлично.

– До встречи завтра.

– До свидания.

Ровно без двух минут три я вошел в приемную мистера Джерома. В ответ на «Здравствуйте, сэр» секретарши я сказал:

– Добрый день. Я – Лонсдейл. Меня ожидает мистер Джером.

– Совершенно точно, сэр. Одну минутку. – Она нажала рычаг переговорного устройства и сказала в микрофон: – Мистер Лонсдейл у нас, сэр.

– Пригласите его войти, мисс Бентли, – раздалось из переговорного устройства.

Мистер Джером встретил своего посетителя, выйдя из-за стола, и подчеркнуто радушно усадил меня в очень удобное кресло (также один из приемов «торговли с форсажем» – сидя в удобном кресле, клиент как бы расслабляется и легче поддается воздействию). Мистер Джером спросил:

– Чашечку хорошего чая, мистер Лонсдейл? – Его рука уже было потянулась к переговорному устройству, как вдруг он произнес точно рассчитанную фразу: – Хотя вы, надо полагать, предпочитаете кофе! – Этим он дал понять, что по акценту узнал человека «из-за Атлантики», но из деликатности ждал, чтобы я подтвердил это сам.

– Конечно, кофе! Но только без молока! Вы правильно поняли. Я – канадец.

– Мисс Бентли, два кофе по-американски, пожалуйста, – и мистер Джером отпустил рычажок, не дослушав послушного «Да, сэр».

(Уже потом я узнал, что владельцем и организатором этой фирмы был канадский бизнесмен Бернард Левин, специалист по «торговле с форсажем». Он стал миллионером, потом оказался на грани банкротства и, захватив крупную сумму денег, бежал в Израиль).

За кофе мистер Джером тонко перевел разговор на товары их фирмы. Он умело продемонстрировал весь ассортимент своих сверкающих никелем и эмалью автоматов, сообщил цифры возможных доходов, естественно, упомянул и о скидке в цене, о чистой прибыли.

– Нет, вы должны посмотреть, мистер Лонсдейл, это чудо внимательнее... – жест в сторону автоматов из прозрачного пластика. В их чреве помещалась тысяча шариков жевательной резинки плюс несколько дюжин не менее привлекательных дешевых пластмассовых сувениров. Ассортимент был весьма ограничен и точно рассчитан на детский вкус – фигурки животных, игральные кости, гроб со скелетом, пистолетик. Ребенок должен был опустить медную монету в один пенс – она чуть больше нашего металлического рубля – и повернуть рукоятку. После чего вытаскивал шарик жевательной резинки и, если покупателю сопутствовала удача, сувенир.

Джером бросил в автомат горсть шариков и сувениров, кинул монету, нажал рукоятку. Шарик выскочил.

– Как быстро опустошаются эти штуки?

– Примерно за неделю. Так что в ваших карманах за неделю наберется тысяча пенсов – ровно четыре фунта стерлингов! Приличная сумма, мистер Лонсдейл, если учесть, что вся эта нехитрая начинка стоит около фунта. Правда, вам придется подбросить полфунта владельцу лавки, у входа в которую вы установите автомат, – он будет присматривать за ним. Но все равно доход, как видите, вполне приличный...

– И сколько стоит ваш «железный продавец»? – перебил этот словесный поток я.

– Мы продаем автоматы только партиями по десять штук. Вы должны уплатить фирме 37 фунтов задатка за девять автоматов – при их фактической полной стоимости в 370 фунтов... Годовой доход оператора (так Джером именовал хозяина таких автоматов) будет равен 1200 фунтам... Весьма недурно, а, мистер Лонсдейл! – продолжал «давить» настойчивый шеф отдела сбыта.

– Все это так, – сказал я, стараясь показать, что никакой арифметикой меня с толку не собьешь. – Но согласитесь, мистер Джером, красная цена этим штукам – десять фунтов. И ни пенса больше...

– Согласен, мистер Лонсдейл. Абсолютно согласен и ожидал, что вы это скажете мне. Но здесь вы должны учесть вот что: наша фирма продает не автоматы, – мистер Джером поднял указательный палец вверх, как бы подчеркивая весомость того, что он сейчас скажет, – а годовой доход в 1200 фунтов за капиталовложение в пятьдесят...

Да, довод действительно был неотразим. И кое-кто, пожелав легко разбогатеть, попался на него. Люди занимали деньги, покупали три десятка автоматов, не предполагая, чего им будет стоить вернуть свои деньги обратно.

Почему же все эти «операторы» действительно так быстро не разбогатели, как обещал словоохотливый мистер Джером? Прежде всего потому, что его чудо-автоматы опорожнялись за неделю в самых редких случаях. Да и дети часто опускали в них не монету, а разные железки, и автомат тут же выходил из строя. Конструкция его отнюдь не была идеалом совершенства, в дождь в него затекала вода, и тогда вся тысяча шариков превращалась в отвратительную липкую массу, а автомат заклинивало.

Ну и, наконец, вскоре подобные автоматы стояли буквально у каждой лавчонки, и тогда запаса их шариков хватало уже не на неделю, а на месяц. И лавочнику не было, ну, просто никакого смысла ежедневно по утрам выволакивать «продавца» на улицу, а вечером тащить обратно в помещение. И он просил господина «оператора» убрать свою машину.

Тогда уж автомат не приносил никакого дохода...

В Америке подобные операции называются «продажей голубого неба» – по сути дела, мошенничество в рамках закона.

Закончив свое отлично отрепетированное выступление, мистер Джером выжидающе взглянул на меня. «Ну, как? – говорил его взгляд. – Вы поняли, как вам повезло в тот день, когда вы наткнулись на рекламу нашей фирмы?»

– Должен сказать, что все это я давно видел в США и Канаде, – сказал я довольно безучастно, полагая, что именно такой тон заставит энергичного начальника отдела сбыта сделать какую-то скидку в цене.

Результат превысил мои ожидания.

– Вот я демонстрировал вам наш ассортимент, мистер Лонсдейл, и все время думал: все, что я говорю, для мистера Лонсдейла это прошлогодний снег (естественно, по-английски он сказал «старая шляпа»), – и он снова многозначительно посмотрел на меня: – Да, я сразу понял, что имею дело с серьезным бизнесменом и автоматы с жевательной резинкой – не для него. Вам нужно что-то куда более солидное.

– Вы правы, но я не намерен вкладывать больше денег, чем упоминается в вашей рекламе.

– Мы с вами, мистер Лонсдейл, люди, умудренные жизненным опытом. Уверен, вы поймете меня правильно. Я хочу предложить вам тип автоматов, которые не входят в ассортимент нашей фирмы.

«Здорово, – подумал я. – Как он ловко «переключает» меня на другой, более дорогой товар, да еще и на другую фирму! Такой «виртуозности» позавидовал бы и американский коммивояжер!»

– Что вы имеете в виду?

– «Меломаны»! Вы знаете что это такое?

– Еще бы. В Канаде они в каждом кафе. Давно удивляюсь, что не встречал их здесь.

– Вот именно! У вас есть возможность быть «первопроходцем» в этом деле, а вы знаете, что это означает для успеха дела. «Меломаны» только что поступили на наш рынок. По счастливой случайности этим делом занимается один мой добрый приятель.

Переключая меня на покупку «меломанов», Джером действовал вопреки интересам своей фирмы, но в этом не было ничего противоестественного. В фирме он находился на окладе и решил немного подработать у старого приятеля Эйрса, который в соответствии с практикой должен был в случае удачной сделки (а она достигала 2500 фунтов!) выплатить комиссионные «за знакомство с клиентом».

Предприимчивый мистер Джером тут же снял трубку и попросил соединить его с Питером Эйрсом. Тот оказался в своей конторе где-то за Лондоном. Да, конечно, он готов принять участие в небольшом ленче. Скажем, завтра в 12.30?

– Согласен, – кивнул я в ответ на вопросительный взгляд Джерома.

Мы встретились втроем в небольшом пакистанском ресторане рядом с конторой Джерома. Кухня тут была ужасающе острая и столь же невкусная, а спиртного не подавали – в Англии лицензия на продажу крепких напитков выдается отнюдь не всем владельцам ресторанов. Словом, ленч должен был обойтись хозяину «меломанов» не слишком дорого.

Питер Эйрс, мой будущий компаньон, отнюдь не производил ошеломляюще приятного впечатления. Худой, высокий, с похожими на оспины порами на лице, глубоко сидящими постоянно бегающими глазами и голосом, в котором не было искренних интонаций, он скорее отталкивал, нежели располагал к себе.

Мы еще не сели за стол, а он уже стал шумно расписывать преимущества своих «меломанов».

– Видимо, вам трудно будет подобрать на первых порах для них место, – говорил он, наклоняясь ко мне и шумно дыша в ухо. – Пусть это вас не беспокоит. Фирма берет расходы по устройству на себя. Ваше дело – лишь оплатить покупку автоматов.

– На какую сумму вы рассчитываете? – осведомился я.

– Пятьсот фунтов каждый.

– Фирма предоставит мне рассрочку на два года? Первый взнос, как обычно, десять процентов...

– Не возражаю. Сделка была заключена.

На что же я рассчитывал, покупая сразу пять столь дорогих автоматов? Да только на то, что «меломаны» за два года эксплуатации сами должны были «оплатить» себя, в результате чего я бы стал владельцем пяти аппаратов, приносящих еженедельно тридцать фунтов дохода.

От такой перспективы дух захватывало.

Но почему в таком случае все англичане не пользуются столь легким и надежным путем к обогащению?

Действительно, почему?

Тут же за столом я решил разобраться в этом. Оказалось, что сравнительно небольшая процентная ставка (12 процентов годовых) по этой операции взимается с полной суммы долга – 2250 фунтов – на протяжении всех двух лет, даже когда фактический долг составляет уже всего несколько фунтов. Это раз. Во-вторых, прибыли от «меломанов» было недостаточно, чтобы ежемесячно погашать долг в 100 фунтов с лишним. Для этого каждый «меломан» должен был давать не менее шести фунтов чистой прибыли в неделю. На самом же деле он в среднем зарабатывал только около шести фунтов в неделю. Но из этих денег я должен был платить владельцу «места» – то есть кафе, бара, пивной или небольшого ночного клуба – либо четверть сбора, либо твердую сумму в пределах 2—3 фунтов в неделю. Я предпочел последнее, так как в этом случае владелец «места» не знал моих подлинных доходов, и я имел возможность делать «приписки» в своих книгах, в результате чего получалось, что я не только делаю очередные взносы и покрываю все накладные расходы, но и немного зарабатываю себе на жизнь.

В накладные расходы входило приобретение новых пластинок (по нескольку штук в неделю для каждого автомата). Ведь если в «меломане» не было всех последних «шлягеров», то я ничего не зарабатывал и владелец «места» мог попросить убрать автомат и пригласить к себе другого «оператора». Были также расходы на текущий ремонт «меломанов».

Затем, когда я стал хозяином автоматов, появились расходы на содержание автомобиля. После покупки «меломанов» у меня возник предлог приобрести малолитражный фургон, в кузов которого вмещался автомат. Этот автомобильчик оказался очень полезным, чтобы изучать пригороды Лондона, подыскивать места тайников, встреч и т.п.

Словом, так или иначе, еще до окончания учебы я стал владельцем «цепочки» автоматов, которые, как казалось посторонним, приносили мне приличный доход и открывали передо мной отличные коммерческие перспективы. Вскоре мои «меломаны» стали предметом зависти и бесконечных расспросов в студенческой среде.

Я регулярно встречался с Питером Эйрсом и через него познакомился с рядом других дельцов. В это время на английский рынок хлынул поток всевозможных американских автоматов, продающих любые товары – от чулок до горячих напитков. Ну, а так как я был канадцем, то, естественно, местные коммерсанты считали меня большим знатоком в области автоматов – ведь они появились в Канаде еще до войны. Кое-что я действительно знал, однако отнюдь не так много, как думали мои новые знакомые. Пробелы в знаниях я пытался восполнить, читая специальные американские журналы. Сам факт, что у меня есть такие журналы, о которых мои друзья по бизнесу вообще не ведали, значительно укреплял мой авторитет.

Словом, бизнес предприимчивого «студента из Канады» процветал.

Вскоре Эйрс предложил мне стать партнером. Фирма нуждалась в расширении, ему требовался дополнительный капитал. Мне предлагался пост одного из директоров фирмы и ее лондонского представителя. За это мне полагалась еженедельная зарплата, а в конце года – треть прибыли. Кроме того, я должен был получать два фунта в неделю за использование моего фургона, а также компенсацию всех расходов, связанных с его эксплуатацией (бензин, текущий ремонт, страховка и т.п.). Я поспешил дать согласие, ибо работа в фирме была достаточно убедительным предлогом, чтобы отказаться от возвращения в Канаду.

В мой паспорт, в графу «профессия», было внесено соответствующее изменение: я превратился в «директора фирмы».

И хотя я начинал не с нуля, а пришел в довольно прочно стоявшую на ногах фирму, мне было чертовски трудно. С утра и до ночи мотался я по Лондону в автофургоне, часами с приятной улыбкой уговаривал клиентов, произносил страстные речи перед лондонскими лавочниками, которые всегда себе на уме, о том, что для процветания их заведения необходим именно мой начиненный резиновой жвачкой автомат, сам сверлил электродрелью дырки в стенах, давал взятки, сулил золотые горы, кого-то вел в пивную, перед кем-то заискивал, подписывал контракты... И так день за днем.

Только вечером, растянувшись на диване в своей крохотной квартирке и вспоминая весь этот калейдоскоп не очень приятных дел, я с утешением думал о том, что прикрытие, которое создал, стоит этих хлопот.

Полковник Конон Молодый (запись беседы с авторами книги):

– Я думаю, тут, после этой главки, нужно будет сказать и о том, что я входил в курс коммерции не сразу, а постепенно, внимательно наблюдая за методами коллег, конкурентов и клиентов, что я, конечно, им не демонстрировал. Ведь мне приходилось в сжатые сроки усваивать то, что для них было само собой разумеющимся чуть ли не с детства. Большинство моих знакомых бизнесменов, а тем более служащих фирмы не читали книг социологов или специалистов по «деловой эффективности» (у нас это принято называть «организацией и управлением»), но прекрасно знали, что такое четкая организация работы, и как нужно разговаривать с клиентом (в том числе и по телефону), и каким должно быть деловое письмо и тому подобные атрибуты бизнеса. Владельцам фирм было известно, что значит произвести первое впечатление на будущего клиента. И не только «что значит», но и как этого добиться, как представить дела фирмы в самом выгодном свете. Учитывалось все. Тщательно обдумывали интерьер приемной и кабинетов, куда допускаются посторонние (на отделку и содержание помещения тратили непомерную, по нашим понятиям, часть доходов фирмы), заказывали в лучшей типографии деловые бумаги и конверты для переписки, подбирали секретаря с «внешностью», умением расположить к себе посетителей.

Тут исходили из того, что в основе успеха коммерческой деятельности (независимо от ее масштаба) лежит умение приобрести и закрепить постоянных, или, как их называют на Западе, регулярных клиентов. В условиях анархии производства – они основа основ (их даже называют «становым хребтом») любого предприятия. Без них невозможно вести дело даже в самой маленькой парикмахерской (владелец обязан знать, сколько, в какое время у него должно быть мастеров, заранее заказать необходимые запасы и т.п.), не говоря уже о таких гигантах, как «Дженерал моторс». Именно необходимость заводить постоянных клиентов, довольных вашей работой, и выработала то, что принято называть американской деловитостью и что все более становится обычной нормой в коммерческой деятельности подавляющего числа фирм на Западе.

Одна из таких «обычных норм» – абсолютная пунктуальность, ответ на все запросы в тот же или в крайнем случае на следующий день, верность данному слову (зачастую никак не оформленному юридически) и принятому обязательству. Дело здесь не в каких-то этических нормах, свойственных бизнесмену, как это утверждают апологеты частного предпринимательства, а в деловой необходимости. Без этого просто долго не проживешь – клиенты уйдут к другим!

Опять-таки все сказанное отнюдь не означает, что среди западных бизнесменов нет людей не пунктуальных, нарушающих свое слово или свое обязательство, или просто мошенников. Есть, и даже много, очень много. Вот почему бизнесмен так осторожен и недоверчив к рекламе, к неизвестным ему бизнесменам и фирмам. И вот почему так ценятся регулярные клиенты – обе стороны на опыте убедились, что не подведут друг друга.

А раз регулярные клиенты представляют собой такую ценность, то и отношение к ним соответствующее: бизнесмен обязан знать личные особенности своих клиентов, даже их семейное положение. Им делают подарки (иногда очень дорогие, но это носит уже совсем иной характер), поздравляют с праздником и т.д.

Фирма внимательно следит, как поступают заказы от «своих» клиентов. Если обнаружится, что кто-то не сделал своего обычного для этого времени года заказа, то это расценивается как чрезвычайное происшествие. К клиенту мчится представитель фирмы и выясняет, в чем дело. Если окажется, что клиент перешел к конкурирующей компании, то это рассматривается как крупнейший промах ответственного за торговлю с его фирмой лица, что чревато для него самыми серьезными последствиями.

Став партнером Эйрса и шефом лондонского отделения фирмы, я впервые выступал в качестве работодателя и руководителя коммерческого предприятия. До этого я видел мир бизнеса только снаружи как покупатель того или иного товара, теперь я оказался внутри этого мира. Понятно, я стремился не показать своего дилетантства. С самого начала я тщательно обдумывал каждый шаг в фирме, манеру обращения с подчиненными, клиентами. На случай небольшого отступления от принятых в Англии норм у меня был заготовлен предлог, что в США и Канаде действуют несколько иначе, чем в Англии. Правда, мне этим предлогом не приходилось особенно часто пользоваться. Все шло относительно хорошо, и уже через несколько недель я производил впечатление канадца, который сумел быстро адаптироваться к местным условиям.

ГЛАВА XIX

Хемпстед-Хит – большой парк на севере Лондона – был тих, пустынен и нежен, как и полагалось ему в этот первый теплый весенний день. Но ни я, ни Хаутон не были расположены любоваться его красотами. В моем плаще уже лежал небольшой сверток, который бравый моряк незаметно передал мне во время рукопожатия.

Можно было направляться к выходу. Еще несколько слов, и мы увидимся через месяц. Но Хаутон не спешил прощаться.

– Я знаю здесь один паб, сэр, – торопливо заговорил он, шагая по лужам. – Там всегда держат прекрасный «Гиннес»...

– Рад был бы, но сегодня не смогу... Должен идти на доклад. (Чуть-чуть подчеркнуть доверие, которое я выказывал Хаутону, было совсем неплохо).

– А я хотел бы предложить вам кое-что... Мы можем присесть на минутку? Ну вот хотя бы здесь...

Скамейка была холодной и сырой.

– Ничего, – сказал Хаутон, – я быстро. В двух словах... Так вот, там, в этом свертке, есть один документ... оценка морских маневров, которые проводились осенью в рамках НАТО... (Он так и сказал – «в рамках НАТО». Читая потом этот украшенный грифом «Совершенно секретно» документ, я понял, откуда почерпнул это выражение моряк).

– Может быть, он пригодится вам. Если пригодится, такие бумаги может доставать одна моя приятельница. Она – делопроизводитель. Имеет доступ к подобным материалам...

– Если можно, уточните: к каким именно?

– К таким же – всякие обзоры маневров и испытаний в рамках НАТО. Оценка вашего военно-морского флота, которые дают господа из адмиралтейства. Новинки, которые присылают из других стран на портлендский полигон для испытаний...

– Вы давно знаете эту девушку?

– Более чем... «Банти» – так я ее называю. Настоящее же ее имя – Этель. Этель Джи думает, что я со временем буду ее мужем, – хмыкнул Хаутон.

– Значит, близкая приятельница.

– Да вроде того... Вы не беспокойтесь – Банти не подведет. Она с симпатией относится к вам, американцам.

Документ действительно стоил того, чтобы поинтересоваться Банти. Но я не хотел спешить. Всякое бывает.

Мудрые правила подполья учат ограничивать до минимума круг людей, связанных с разведчиком. К тому же нельзя было поручиться, что Хаутона не могла использовать английская разведка, чтобы собирать сведения о мнимом помощнике военно-морского атташе. Как-то Хаутон явно некстати поинтересовался, где живет Алек Джонсон. В другой раз, встретившись со мной в Лондоне, он настоял на том, что проводит меня домой. Я был вынужден потом долго петлять по городу, чтобы убедиться, что за мной нет слежки.

Разведчик не должен рисковать попусту – придерживаюсь этого правила. Точнее, всякий риск должен оправдываться особыми обстоятельствами.

Время шло. Банти Джи просматривала все секретные документы, приходившие в ее учреждение, и по просьбе Хаутона заказывала лишний экземпляр специально для меня, избавляя таким образом «американского атташе» от хлопот по пересъемке. Пожалуй, Банти стоила того, чтобы встретиться с ней.

Где-то в конце осени я сказал Хаутону, что хотел бы познакомиться с его «невестой».

Мы встретились на рынке в Кингстоне. Я стоял чуть в стороне от места встречи, чтобы понаблюдать за подругой Хаутона, а заодно убедиться, не следят ли за ними.

Я увидел Хаутона, который что-то говорил женщине лет сорока, несколько полноватой и не очень красивой. Нет, Банти явно не придавала значения своей внешности: она носила старомодную слишком короткую стрижку, одевалась скромно – серая твидовая юбка и в тон ей «двойка». В руке – большая кожаная сумка. Типичная женщина из мелкой буржуазии, которой кажется, что «солидная» одежда сдержанных тонов, некоторая старомодность и чопорность в поведении придают респектабельный вид и свидетельствуют о ее аристократизме.

Я подошел к моряку.

– Это Этель, – сказал Хаутон, обрадованно заулыбавшись. – Она очень хотела с вами познакомиться. Зовите ее просто Банти.

Я представился.

– Рада встретиться с вами, сэр, – сдержанно сказала Банти, – мне мой друг много о вас говорил...

У Банти был резкий простонародный акцент женщины из средних слоев. Тем не менее она произвела на меня хорошее впечатление. В ней чувствовалась сильная, может быть, даже незаурядная натура. Судя по всему, Банти не сомневалась, что помогает офицеру американского военно-морского флота. Первое впечатление меня не подвело. Банти была гораздо чистоплотнее и лучше своего друга. Она во всем стремилась к той «солидности», которую я сразу подметил в ее манере одеваться, предпочитала размеренный образ жизни. Очевидно, как и многие одинокие женщины, мечтала о семье.

Банти была женщина обеспеченная. Зарплата – не столь уж высока, но вполне прилична. Кроме того, она получила небольшое наследство после смерти тетки. На очереди был богатый дядюшка-полуинвалид, за которым она старательно ухаживала. Дядюшка обещал оставить приличное наследство – именно из-за этого Этель и не выходила замуж.

Она встречалась с Хаутоном обычно в среду: убирала его фургон, проводила с моряком часть уик-энда и оставалась на ночь. Так шли неделя за неделей.

Я не мог не задать себе вопрос: почему она решила помогать «Алеку Джонсону»? Ответ был один: женщина, видимо, боялась потерять Хаутона. Отставной моряк крепко пришелся ей по душе.

Она обычно вела себя очень осторожно, старалась точно выполнять мои наставления, но иногда казалось, что она не понимает, насколько опасно то, чем она согласилась заниматься. В отличие от Хаутона она всегда старалась держаться с достоинством, изредка намекая, что хорошо знает, какой большой человек ее новый знакомый.

Мне была несколько неприятна ее жадность, но в том мире, где я действовал, это свойство не относилось к недостаткам. Скорее наоборот: щедрый, расточительный человек вызвал бы пренебрежение.

Работая с Хаутоном, я пытался хоть в какой-то мере повлиять на него. Обычно Хаутон весьма внимательно выслушивал мои доводы, поддакивал, благодарил за советы и... нередко поступал по-своему. Это было опасно, так как могло привлечь внимание полиции. Дело в том, что Хаутон явно жил не по средствам. Он зарабатывал в неделю около четырнадцати фунтов (вместе с флотской пенсией), а только в соседней винной лавке тратил не меньше двадцати! Джин, бутылка которого стоит около двух фунтов, у него не переводился. Хаутон имел обыкновение не реже двух раз в неделю посещать вместе с Джи «свою» пивную, где регулярно оставлял несколько фунтов. Рано или поздно это обязательно должно было привлечь внимание.

Когда Хаутон попал под подозрение и за ним было установлено наблюдение, полиция обнаружила, что отставной моряк имел привычку время от времени наведываться в Лондон вместе со своими подругами. В столице Британии отставной моряк располагался с удобствами: останавливался в лучших гостиницах, выдавая очередную «подругу» за жену.

Все это вместе составляло то, что разведчики обычно называют «неконспиративностью». Но о похождениях Хаутона я узнал, к сожалению, слишком поздно. Естественно, я подозревал, что Хаутон ведет далеко не целомудренный образ жизни, и не раз пытался повлиять на него. Лучшим методом в данном случае было обращаться к здравому смыслу.

– Дорогой Хаутон, – говорил я,– вы, проживший такую бурную жизнь, должны лучше других понимать, что злоупотребление спиртным может привести к печальным последствиям. Я знаю случай, когда очень способный разведчик провалился из-за того, что хватил лишнего и попал в автомобильную катастрофу. Его машину обыскали и нашли компрометирующие материалы.

Хаутон, соглашаясь, кивал головой:

– Вы, безусловно, правы. Спиртное еще никому не приносило пользы. Но ведь я и не пью. Так, рюмку другую для настроения. Кстати, не зайти ли нам в этот паб? Здесь подают прекрасное баварское пиво...

Я забеспокоился всерьез, когда однажды Хаутон, подвыпив, перепутал условия встречи, и она была сорвана.

– Не скажу, что я больше в рот не возьму спиртного, – оправдывался тот, – но подобное никогда не повторится.

Приходилось верить. Я решил подступиться к нему с другого конца:

– Почему бы вам не жениться на Банти? – спросил я однажды полушутя, полусерьезно. – Она вас любит. В вашем возрасте уже пора распроститься с холостяцкими привычками и перестать гоняться за каждой юбкой, которая попадает в поле вашего зрения.

И я привел несколько примеров того, как жены или любовницы шли в полицию и из ревности доносили на своих неверных возлюбленных. Кстати, именно такой случай произошел тогда в Западном Берлине. Пресса много об этом писала, и я показал газетные заметки Хаутону. Моряк их прочитал, в глазах мелькнула тревога.

– Нет! – решительно воскликнул он. – Моя Банти не такая!

Я тоже был убежден в порядочности Банти, но тем не менее настаивал:

– Вот и прекрасно! Значит, вы сами видите, что Этель – превосходная женщина. Вот и решайтесь – женитесь на ней!

– Понимаете, – начинал мямлить Хаутон. – Я не убежден, что Банти согласится. Она хочет прожить с дядей до его смерти, чтобы стать основной наследницей.

Я знал о намерениях Банти и привык к тому, что на Западе это норма поведения: племянница приносит себя в жертву, оставаясь старой девой и ухаживая за почтенным родственником, а взамен лелеет надежду получить богатое наследство.

Увы, сват из меня не получился. И мои предположения, что Хаутон изменится к лучшему, были развеяны непривлекательными подробностями, всплывшими на поверхность во время процесса, широко освещавшегося в прессе. Вынужден был признаться самому себе, что все усилия оказались недостаточными. На Западе в моде термин «распад личности». Может быть, за время сотрудничества мне удалось в какой-то мере оттянуть распад личности Хаутона, но остановить этот процесс я не смог. Для этого нужно было и больше усилий, и больше времени.

Но зато учеником Хаутон оказался неплохим. Всякий раз, даже за несколько минут до встречи, он успевал схватить необходимые азы своей новой «профессии». Он научился пользоваться фотоаппаратом, и это значительно облегчило ряд заданий. Ко мне стали поступать копии тех материалов, которые Хаутон или Джи получали только на короткое время и не могли мне показать «в оригинале». Правда, качество съемки документов меня обычно приводило в уныние.

Чтобы облегчить вынос материалов с полигона, Хаутон приобрел малолитражный автомобиль. Деньги на эту покупку он, естественно, получил от меня. Чуть позже бывший унтер-офицер расстался со своим «караваном» и приобрел небольшой домик, который (не без помощи Джи) был обставлен уютно и комфортабельно. Я помог ему и в этом. Одним словом, у Хаутона не было оснований для обид и претензий. Как и обещал ему при первом знакомстве «помощник военно-морского атташе Алек Джонсон», его труды щедро вознаграждались.

ГЛАВА XX

День начался трудно. Я вернулся на рассвете, когда город уже гасил огни, и, припарковав машину в переулке неподалеку от «Белого дома», устало зашагал к себе, думая лишь о том, что до начала занятий мне уже не выспаться.

Я надел на руку часы – будильник, завел их и, поставив стрелки на семь, повернулся лицом к стене, стараясь побыстрее заснуть.

Но, как это часто бывает после долгой езды за рулем, дорога тут же побежала мне навстречу, мигая фарами встречных машин.

До этого была многочасовая гонка на одном из шоссе Северной Англии, гонка, которую я старался выиграть у времени, ибо утром во что бы то ни стало должен был явиться на занятия.

В тот день намечался семинар, а пропускать его и особенно традиционный «круг» в силу известных причин не хотелось.

Накануне вечером в маленьком городке, старинный замок и парк которого обожают иностранные туристы, я встретился с одним из своих помощников и тот передал мне пухлый пакет с документами.

– Утром я должен вернуть все это на место, – предупредил помощник.

Мы договорились встретиться через час.

За час я снял небольшой номер в первой попавшейся гостинице – в городке их было предостаточно – и, плотно закрыв дверь ванной комнаты, перефотографировал один за другим все документы.

Они действительно стоили такой гонки – чрезвычайно важны, актуальны, и их надлежало немедленно переправить в Центр.

Закончив съемку, я вернул пакет и отправился в Лондон, обдумывая по дороге, как переправить кассеты с пленкой по назначению.

Четкой связи с Центром в то время у меня еще не было, и оставался только один путь – самому вылететь в маленькую западноевропейскую страну, где я мог передать кассету своему коллеге, обладавшему исключительно хорошей связью с Центром. Пожалуй, так и надо было сделать.