Текст книги "Хроники мертвых"

Автор книги: Гленн Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

17 СЕНТЯБРЯ 782 ГОДА
Остров Вектис, Британия

Наступил сезон жатвы – время, которое Иосиф особенно любил. Дни стояли теплые, ночи приносили приятную прохладу. Земные запахи собранной пшеницы, ячменя и свежих яблок наполняли воздух. Иосиф воздал хвалу Господу за плодородие полей, окружавших стены монастыря. Братья смогут восполнить опустевшие амбары зерном, а дубовые бочки – свежим элем. Иосиф ненавидел чревоугодие, но горевал, когда к середине лета монахам приходилось ограничивать себя в эле.

Перестройка деревянной церкви завершилась три года назад. Высокая прямоугольная башня, пронзающая верхушкой небо, служила прекрасным ориентиром для лодок и судов, приближающихся к острову. Во время службы церковь наполнялась дневным светом через треугольные окна алтаря. Длинного нефа хватало с лихвой – оставалось еще немало места на случай, если братия увеличится. Иосиф часто замаливал переполнявшую его гордость за возведение каменной церкви. Он не бывал в чужих краях, но не сомневался, что Вектисскую церковь можно поставить в один ряд с красивейшими соборами христианского мира.

Завершив строительство церкви, каменщики занялись возведением нового здания капитула. Иосиф с Освином решили, что следующим этапом станет ремонт скриптория. Его давно пора было расширить. Созданные здесь Библии и Устав высоко ценились, особенно написанные золотом и украшенные миниатюрами «Послания святого Петра». Иосиф слышал, что их читают в Италии, во Франции и в Ирландии.

Было почти три. Иосиф поспешил в трапезную перекусить и выпить эля. Желудок урчал от предвкушения. Недавно Освин наложил ограничение – только один прием пищи в день, чтобы укрепить дух религиозного братства, ослабив желания плоти. После долгих размышлений и поста, который едва был под силу тоненькому как тростинка аббату, Освин поделился своими мыслями с братьями, собравшимися в здании капитула:

– Мы должны поститься каждый день и принимать пищу каждый день. Мы должны вознаграждать наше тело более умеренно.

И братия начала худеть.

Кто-то окликнул Иосифа по имени. Он обернулся. Увалень Гатлак – до того как стать монахом, он служил солдатом – бежал за ним вдогонку, вздымая сандалиями дорожную пыль.

– Настоятель, каменотес Уберт стоит у ворот. Хочет с вами поговорить.

– Я иду в трапезную. Разве он не может подождать?

– Говорит, дело срочное, – крикнул Гатлак, пробегая мимо Иосифа.

– А ты куда спешишь?

– В трапезную, настоятель!

Уберт неподвижно стоял у входа в странноприимный дом – невысокое деревянное строение с несколькими простыми тюфяками. Издалека Иосифу показалось, что он один, но, подойдя ближе, настоятель заметил на земле у мускулистых ног каменотеса ребенка.

– Чем могу помочь, Уберт? – спросил Иосиф.

– Я привел вам сына.

Иосиф не понял, о чем речь.

Уберт вытащил вперед худого словно хворостинка босого мальчишку с ярко-рыжими волосами. Сквозь грязную драную рубашонку проглядывали ребра рахитической грудной клетки. Штаны, видимо, перешедшие от старших братьев по наследству, были слишком велики. У мальчика была белая словно пергамент кожа, сияющие словно драгоценные камни зеленые глаза, изящное, но неподвижное как камень лицо. Мальчик крепко сжимал побелевшие губы, морщась от усилия.

Иосиф слышал о мальчике, однако увидел его впервые. Что-то встревожило его – ощущение, что маленькое тельце не согрето Божественным теплом. Отец без долгих раздумий прямо в ночь рождения назвал сына Октавием – Восьмым. В отличие от брата-близнеца, чья жизнь, которая должна была стать ужасной, по воле Господа оборвалась, жизнь Октавия будет блаженно обыкновенной. В конце концов восьмой сын седьмого сына – это всего лишь еще один сын, пусть даже и рожден седьмого числа седьмого месяца 777 года! Уберт молился, чтобы сын стал сильным и плодовитым каменотесом, как отец и братья.

– Зачем ты привел его? – спросил Иосиф.

– Хочу, чтобы вы его взяли.

– Зачем мне твой сын?!

– Я больше не могу содержать его.

– У тебя есть дочери. Пусть они позаботятся о мальчике. Да и ты, по-моему, не голодаешь.

– Ему нужен Бог. А Бог здесь.

– Бог повсюду.

– Здесь он сильнее всего, настоятель!

Мальчик упал на костлявые колени и принялся пальцем выводить на земле узор из кругов. Отец схватил его за волосы и заставил встать. Мальчик вздрогнул, но не издал ни звука.

– Моему сыну нужен Бог, – настаивал Уберт. – Я хочу посвятить его жизнь религии.

Иосиф слышал, что мальчик молчаливый, погружен в свой какой-то непонятный мир, совсем не интересуется ни братьями, ни сестрами, ни другой деревенской ребятней. Его кормила грудью соседка, но мальчик с первых дней ел без аппетита. В глубине души Иосиф не удивился, что ребенок стал таким, – он ведь присутствовал при его странном появлении на свет.

Монастырь постоянно принимал детей на воспитание, хотя это не поощрялось: нужны были дополнительные средства, да и у сестер забот хватало. Селяне приспособились оставлять у ворот умственно отсталых и ущербных детей. Если бы сестре Магдалине дали волю, она бы никого не взяла, но Иосиф жалел несчастных созданий Божьих. Впрочем, на этот раз Иосиф сомневался – его терзали тревожные предчувствия.

– Мальчик, ты умеешь говорить? – спросил он.

Октавий не обратил на Иосифа никакого внимания, упрямо глядя на свой рисунок на земле.

– Нет, не умеет, – ответил за него отец.

Нежно взяв мальчика за подбородок, Иосиф приподнял его голову:

– Ты голоден?

Взгляд Октавия блуждал.

– Ты слышал о Христе, Спасителе нашем?

Никакой реакции. Бледное личико Октавия было словно чистая доска.

– Вы возьмете его, настоятель? – спросил Уберт.

Когда Иосиф отпустил мальчика, тот сразу припал к земле и снова принялся водить по ней грязным пальцем.

Слезы потекли по обветренному лицу Уберта.

– Пожалуйста! Умоляю!

Сестра Магдалина была женщина суровая. Никто не помнил, чтобы она улыбалась, даже когда извлекала из струн псалтериона божественную музыку. Ей шел пятый десяток. Половину своей жизни она провела в монастыре. Апостольник скрывал седые косы, ряса – крепкое девственное тело. Не лишенная амбиций, сестра Магдалина прекрасно знала, что, по уставу святого Бенедикта, женщина может стать главой монастыря, если так скажет епископ. Вполне реальная возможность, если учесть, что Магдалина – старшая из сестер на Вектисе, да только епископ Дорчестерский старался избегать ее, когда приезжал на Пасху и Рождество. Магдалина не сомневалась, что ее личные соображения о том, как лучше управлять монастырем, – проявление не тщеславия, а скорее искреннего желания сделать их жизнь чище и проще.

Она часто приходила к Освину с подозрениями о растратах, излишествах и даже прелюбодеянии. Аббат терпеливо выслушивал ее, вздыхая, а потом обсуждал все дела с Иосифом. Освин страдал от постоянных болей в позвоночнике, и сетования сестры Магдалины о пролитом эле и похотливых взглядах, которые ей привиделись, лишь раздражали аббата. Пусть Иосиф разрешит все проблемы без лишних разговоров и даст ему, старику, спокойно благодарить Бога, что перестройка монастыря завершилась при его жизни.

Все знали, что Магдалина не любит детей. Она считала их грязными и прожорливыми. Магдалина презирала Иосифа за то, что тот давал приют детям, особенно маленьким и немощным. Она заботилась о девяти малышах, которым еще не исполнилось десяти лет, уверенная, что ни один из них не отрабатывает свой хлеб. По ее требованию сестры заставляли детей носить воду и дрова, мыть посуду и кухонную утварь, набивать матрасы свежей соломой, чтобы избавиться от вшей. Когда они подрастут, придет время для учебы и религии, а пока их разум не сформировался, пусть выполняют грязную работу.

Октавия Магдалина возненавидела с первого взгляда.

Он не слушался простейших указаний. Отказывался выносить ночной горшок и подкладывать дрова в кухонный очаг. Его было не загнать в постель вечером и не поднять утром. Вначале Магдалина не теряла надежды и била мальчика палкой, но вскоре устала, тем более что битье не приносило результатов – Октавий даже ни разу не пискнул. Когда Магдалина уходила, он брал палку, которой его только что били, и начинал рисовать ею на грязном кухонном полу.

К началу зимы Магдалина перестала замечать Октавия. Пусть делает что хочет. К счастью, ел он немного, так что не наносил большого ущерба монастырским запасам.

Холодным декабрьским утром Иосиф направлялся на службу в церковь. Ночью первая в этом году зимняя буря похозяйничала на острове, оставив после себя снежное покрывало, блестящее на солнце до рези в глазах. Иосиф потер ладони, чтобы согреться, и поспешил по дорожке, пока не отморозил пальцы на ногах. Тут он заметил Октавия, в легкой одежонке сидящего на корточках босиком. Иосиф часто виделся с ним во дворе. Обычно он останавливался, чтобы, дотронувшись до плеча мальчика, прочитать молитву, прося Господа излечить ребенка от неведомой болезни, а потом спешил дальше по делам. Но сегодня Иосиф подумал, что мальчик может замерзнуть без присмотра – сестер поблизости видно не было.

– Октавий! – крикнул Иосиф. – Пойдем со мной! Нельзя ходить по снегу босиком.

Мальчик, как всегда, рисовал палкой, однако сегодня с каким-то особенным восторгом на бледном тонком личике. Снегопад создал для него прекрасную чистую поверхность.

Иосиф подошел ближе и уже хотел взять Октавия на руки, как вдруг задохнулся от удивления.

Не может быть! Иосиф прикрыл глаза рукой от слепящего солнца и еще раз посмотрел на снег. А потом кинулся обратно к скрипторию. Схватил Паулина за рукав и, несмотря на отчаянные возражения худого монаха, вытащил на улицу.

– Что такое, Иосиф? – возмущался Паулин. – Что случилось?!

– Смотри! Вот скажи мне, что ты видишь?

Октавий продолжал рисовать палкой на снегу.

– Невероятно… – прошептал Паулин.

– Но факт! – добавил Иосиф.

На снегу определенно можно было прочитать буквы.

– Сигбер из Тис?

– Подожди, он еще не закончил, – восторженно проговорил Иосиф. – Смотри! «Сигбер из Тисбери».

– Как мальчик научился писать? – спросил Паулин, белый как лист бумаги. От страха он даже не мог дрожать.

– Не знаю, – ответил Иосиф. – Никто в его деревне ни читать, ни писать не умеет. Сестры его точно не учили. Вообще-то все считают его слабоумным.

Октавий продолжал чертить палкой по снегу.

Паулин перекрестился.

– Боже мой! Он и цифры знает! Восемнадцатый день двенадцатого месяца 782 года. Это же сегодня!

– Natus, – прошептал Иосиф. – Рождение!

Паулин быстро затоптал надписи на снегу: и цифры, и буквы.

– Возьми его на руки! – попросил он Иосифа.

Они дождались, пока все монахи уйдут из скриптория на службу, а потом посадили мальчика на стол. Паулин положил перед ним лист пергамента и дал в руки перо.

Октавий тут же принялся чертить пером, не обращая внимания на то, что на листе ничего не появлялось.

– Нет-нет, подожди! – воскликнул Паулин и окунул перо в глиняную чернильницу.

Мальчик продолжил писать. Увидев черные буквы, возникающие из-под пера, Октавий издал странный гортанный звук. Первый звук в его жизни!

– Снова дата. Сегодняшний день, – пробормотал Паулин. 一 Но на этот раз он написал «Mors» – смерть.

– Колдовство какое-то!.. – запричитал Иосиф и попятился, пока не наткнулся спиной на другой стол.

Чернила высохли. Взяв мальчика за руку, Паулин показал, как макать перо в чернильницу. Без всякого выражения на лице Октавий снова начал писать:

Иосиф в недоумении покачал головой.

– Это не обычные буквы. А дальше опять дата, – пробормотал Паулин.

Иосиф вдруг вспомнил, что они опаздывают на службу. Непростительный грех!

– Спрячь лист и чернила. Оставим мальчика тут! Пойдем, Паулин. Быстрее в церковь! Попросим Бога помочь нам уразуметь, что мы только что видели. И да очистит он нас от зла!

В ту же ночь Иосиф с Паулином встретились в холодной пивоварне при свете толстой свечи. Иосиф заявил, что единственный способ успокоить желудок и нервы – добрый глоток эля. Паулин еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Они сели на табуреты друг напротив друга.

Иосиф всегда считал себя простым человеком. Он понимал только любовь Бога и устав святого Бенедикта, которые обязаны соблюдать все монахи. Зато Паулина он почитал мыслителем. Ученым мужем. Сколько книг тот прочитал о небе и о земле! Если и мог кто-то объяснить, что они видели днем, то лишь Паулин.

Однако тот отказался толковать об этом, а предложил миссию. Друзья решили продумать, как выполнить ее наилучшим образом. Оба понимали: секрет мальчика нужно сохранить в тайне. Что толку беспокоить братьев, пока Паулин не раскроет причину столь странного явления?!

Наконец Иосиф осушил последнюю кружку эля. Паулин взялся за свечу, но прежде чем задуть ее, сказал другу то, что давно засело в голове:

– А знаешь, в случае близнецов седьмой по рождению сын совсем не обязательно седьмой по зачатию…

Уберт скакал по просторам Уэссекса с заданием, которое поручил ему настоятель Иосиф. Сомнения мучили каменотеса, но он был у Иосифа в долгу и поэтому не смог отказать.

Лошадь под Убертом потела, согревая его тело в морозный декабрьский полдень. Он был плохим наездником – каменотесы привычнее к медленным волам, запряженным в повозки. Уберт сильнее сжал поводья и сдавил коленями конские бока, боясь свалиться на землю. Иосиф выбрал лучшего скакуна из монастырской конюшни: его будто специально держали для таких срочных поручений.

Паромщик перевез Уберта с галечного Вектиса на уэссекский берег. Иосиф просил поспешить и вернуться в монастырь через два дня, поэтому пришлось пустить лошадь легким галопом.

День близился к концу. Небо стало синевато-серым, почти сливаясь по цвету с прибрежными скалами. Уберт ехал по обледенелым просторам невспаханных полей, через низкие каменные гряды, сквозь крошечные деревушки, как близнецы похожие на его родную деревню. Иногда на пути встречались понурые крестьяне, пешие или верхом на полусонных ослах. Уберт боялся воров, хотя, по правде говоря, его единственной ценностью были конь и горстка монет, данных Иосифом в дорогу.

Уберт добрался в Тисбери перед закатом. Он медленно въехал в зажиточный городок и двинулся по широкой улице между деревянными домами. Смеркалось. На лужайке в центре города овцы не спеша жевали траву. Уберт проехал дальше мимо небольшой деревянной церкви, темной, неприветливой. На маленьком кладбище виднелась свежая могила. Уберт быстро перекрестился. Над крышами домов поднимался легкий дымок. Уберт тут же забыл о кладбище, принюхиваясь к сводящим с ума запахам жареного мяса и подпаленного сала.

Базар уже закрылся, но с площади еще не убрали телеги. Их владельцы задержались в таверне за игрой в кости и кружкой пива. За одну монету деревенский мальчуган накормил лошадь путника овсом и напоил водой.

Войдя в теплую людную таверну, Уберт поморщился от запаха перебродившего эля, пота, мочи и гула пьяных голосов. Он погрел онемевшие руки у огня и попросил кувшин вина. Жители торгового Тисбери привыкли к иноземцам, их не удивил сильный итальянский акцент. Мужчины по-приятельски пригласили гостя за свой стол и начали расспрашивать, откуда он и зачем приехал в их город.

За час Уберт опустошил три кувшина вина и узнал все, о чем просил Иосиф.

Сестра Магдалина обычно обходила монастырь размеренным шагом: не слишком медленно, чтобы не терять драгоценного времени, но и не слишком быстро, чтобы не создалось впечатление, будто на земле есть что-то важнее размышлений о Боге.

Сегодня сестра забыла обо всем и побежала. За несколько теплых дней снег на дорожках подтаял, образовав рыхлую нескользкую корку.

Иосиф с Паулином встретили замерзшего и уставшего после долгой дороги Уберта в скриптории, предусмотрительно отправив писцов в церковь. Выслушав каменотеса, Иосиф угрюмо поблагодарил его, благословил и велел идти в деревню.

Рассказ Уберта был прост и краток.

На восьмой день декабря – три дня назад – в городе Тисбери в семье кожевника Вуфа и его жены Инфлед родился сын. Мальчика назвали Сигберт.

Новость не удивила Иосифа с Паулином; можно сказать, они ее ждали. Что еще предскажет немой мальчик, рожденный мертвой матерью, который без обучения мог писать буквы и цифры?

Когда Уберт ушел, Паулин сказал Иосифу:

– Определенно Октавий – седьмой сын. Он обладает сверхчеловеческой силой.

– Кто наделил его ею? Бог или дьявол? – дрожа от страха, спросил Иосиф.

Паулин открыл рот, но не успел ответить. Сестра Магдалина без стука ворвалась в комнату.

– Брат Отто сказал, что вы здесь, – запыхавшись, сообщила она и захлопнула дверь.

Иосиф с Паулином заговорщически переглянулись.

– Да, мы здесь, сестра, – кивнул Иосиф. – Что стряслось?

– Вот! – Магдалина взмахнула рукой со свитком пергамента. – Одна из сестер нашла в детской спальне под матрасом Октавия. Похоже, он украл рукопись из скриптория. Посмотрите-ка!

Иосиф развернул пергамент. Паулин заглянул ему через плечо.

Просмотрев первый лист, Иосиф взглянул на Паулина. Почерк Октавия!

– Это на древнееврейском, я узнаю буквы, – воскликнул Паулин, показав на одну из строк.

– Ну? Вот видите, мальчишка украл рукопись!

– Вы лучше присядьте, сестра, – тяжело вздохнув, попросил Иосиф.

– Не хочу я сидеть! Мне нужно знать, украл или нет. А если украл, наказать его!

– Прошу, сестра, сядьте!

Магдалина неохотно присела на скамью у стола.

– Естественно, пергамент украли… – начал Иосиф.

– Дрянной мальчишка! Я так и знала! Но что здесь написано? Какой-то странный список…

– Имена, – ответил Иосиф.

– На разных языках, – добавил Паулин.

– Зачем его составили? И при чем тут Освин? – с подозрением проговорила Магдалина.

– Освин?! – переспросил Иосиф.

– Да, на второй странице.

Побледнев, Иосиф развернул второй лист.

– О Господи!

Паулин, вскочив, отвернулся, чтобы Магдалина не заметила ужаса на его лице.

– Кто из братьев это написал? – допытывалась сестра.

– Из братьев – никто.

– Как так?! Кто же тогда?

– Мальчик… Октавий.

Иосиф сбился со счета, сколько раз крестилась сестра Магдалина, пока Паулин рассказывал об Октавии и его удивительных способностях. Когда он закончил, все трое замолчали, беспокойно переглядываясь.

– Бесспорно, это происки дьявола! – первой нарушила молчание Магдалина.

– Почему же? Может быть, наоборот, – возразил Паулин.

– О чем ты?!

– Божественное знамение. – Паулин старательно подбирал нужные слова. – Согласитесь, ведь Господь решает, когда ребенку родиться и когда призвать душу к себе. Бог слышит каждого, кто обращается к нему с молитвой. Видит, как малая птица падает с высоты на землю. Октавий не похож на других детей. Как он родился, как ведет себя… Откуда нам знать: может, мальчик – орудие в руках Господа? Перо, записывающее, когда приходят в этот мир и уходят дети Отца нашего…

– А вдруг он седьмой сын седьмого сына? – прошептала Магдалина.

– Возможно… Мы все слышали эту легенду, но кто хоть раз встречал седьмого сына седьмого сына? Тем более рожденного седьмого числа седьмого месяца 777 года! Почему он обязательно должен быть дьявольским отродьем?

– Я не вижу никаких страшных последствий, – осторожно вставил Иосиф.

Страх Магдалины сменился раздражением.

– Если то, что вы говорите, правда, то наш дорогой аббат сегодня умрет! Молю Бога, чтобы это было не так. И вы еще утверждаете, что знания Октавия не от дьявола! – Магдалина выхватила пергамент из рук Паулина. – У меня нет секретов от аббата! Он должен услышать об этом. И он… только он один может решить судьбу мальчишки!

Магдалина решительно вскочила. Ни Паулин, ни Иосиф даже не пытались ее остановить.

Все трое пришли к Освину после полуденной молитвы и вместе с ним отправились в здание капитула. Там при тусклом свете зимнего солнца и тлеющих янтарных угольков они рассказали аббату об Октавии, тревожно наблюдая за лицом старика, низко склоненным над столом.

Освин молча выслушал рассказ, потом внимательно прочел пергамент, задержавшись на строчке со своим именем. Задал несколько вопросов и резко ударил кулаком по столу, давая понять, что разговор окончен.

– Не вижу ничего хорошего, – сказал он наконец. – В худшем случае это происки дьявола. В лучшем – мальчик отвлечет нас от главного предназначения нашей общины: искреннего служения Богу! Он внесет сумятицу в жизнь монастыря. Октавия должно выгнать.

Магдалина едва сдержала торжествующую улыбку.

– Отец не возьмет его назад, – хрипло проговорил Иосиф. От волнения в горле пересохло. – Мальчику некуда идти.

– Это не наше дело, – ответил аббат. – Выставите его за ворота.

– На улице зима, – настаивал Иосиф. – Он и ночи не продержится!

– Господь позаботится о нем. А теперь идите. Мне нужно молиться.

Как только село солнце, Иосиф послушно взял мальчика за руку и отвел к главным монастырским воротам. Добрая молодая сестра надела Октавию толстые носки, вторую рубашку и куртку. Из-за колючего ветра с моря стало совсем холодно.

Иосиф широко распахнул скрипучие ворота и легонько подтолкнул мальчика вперед:

– Ты должен уйти от нас, Октавий. Не бойся, Господь защитит тебя.

Мальчик даже не обернулся. Пустым взглядом он уставился в темноту ночи. Сердце Иосифа разрывалось на части. Как можно так обращаться с созданием Божьим?! Он обрекал ребенка на неминуемую смерть, и не простого ребенка, а одаренного величайшей силой. Но Иосиф был всего лишь послушным служителем – в первую очередь Бога, чьи пути неисповедимы, а во вторую – аббата, чьи решения не обсуждаются.

Вздохнув, Иосиф запер ворота изнутри.

Колокол созывал братьев на вечернюю молитву. Все поспешили в церковь. Сестра Магдалина прижала к груди лютню, вспоминая победу над Иосифом, которого презирала за излишнюю мягкость.

Паулин терзался теологическими сомнениями – были ли необычные способности Октавия даром или проклятием?

Глаза Иосифа наполнялись солеными слезами при мысли о маленьком хрупком мальчике, одиноко бредущем в темноте. Он чувствовал себя виноватым – сам-то сейчас в тепле и уюте.

Хотя Освин был, несомненно, прав – Октавий отвлекал его от молитв и служения Богу.

Все ждали, когда раздадутся шаркающие шаги аббата. Братья и сестры взволнованно переминались с ноги на ногу. Освин славился пунктуальностью.

Через несколько минут Иосиф встревожился не на шутку.

– Надо сходить за аббатом, – шепнул он Паулину.

Собравшиеся, проводив их взглядом, зашептались. Магдалина, громко шикнув, тут же прекратила разговоры.

В келье Освина было темно и холодно. Огонь почти погас. Аббат в праздничном облачении лежал на кровати, свернувшись калачиком. Иосиф чуть дотронулся до холодного лба. В правой руке Освина был зажат лист пергамента с его именем.

– Боже милостивый! – вскрикнул Иосиф со слезами на глазах.

– Пророчество сбылось… – прошептал Паулин, падая на колени.

Прочитав короткую молитву над телом Освина, монахи поднялись.

– Надо сообщить епископу, – сказал Паулин.

Иосиф кивнул.

– Утром я отправлю в Дорчестер гонца.

– Пока епископ не примет решение, ты, Иосиф, друг мой, должен возглавить монастырь.

Медленно перекрестившись, Иосиф попросил Паулина:

– Скажи сестре Магдалине, пусть велит начинать службу. Я скоро вернусь, но вначале мне нужно кое-что сделать.

Он бросился сквозь темноту к монастырским воротам и выглянул, раскрыв их. Мальчика нигде не было. Иосиф побежал по дороге, выкрикивая имя ребенка. Лишь ветер завывал в ответ, да слышался скрип ворот.

Вдруг Иосиф заметил маленький комочек на обочине.

Октавий не смог уйти далеко. Он сидел на корточках, дрожа от холода. Иосиф осторожно взял мальчика на руки и поспешил к воротам.

– Ты можешь вернуться. Господь хочет, чтобы ты остался с нами.