Текст книги "Райские острова"

Автор книги: Гленда Ларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 83 страниц)

Глава 19
РАССКАЗЧИК – РУАРТ

Просыпаясь по утрам, я часто чувствовал себя беспомощным, парализованным. Как посторонний наблюдатель, я составлял в уме отчет о событиях, но никогда не предпринимал ничего, чтобы их изменить. Конечно, такой была моя судьба, и пока я оставался птицей. Птица размером с человеческую ладонь мало что может сделать для того, чтобы изменить мир.

Теперь же я был человеком. Не очень крупным и, безусловно, не слишком красивым, но все же человеком. И я знал то, чего никто больше на Брете, за исключением Лиссал, знать не мог. Я обладал силой: силой знания. У меня было тело, которое могло действовать, был язык, чтобы сообщить комуто то, что я знал. И все же я не предпринимал ничего. Я наблюдал за тем, как привезенных из разных мест силвов заточали в темницу и оскверняли. Я наблюдал за тем, как стражники, придворные и сам властитель под действием чар Лиссал делаются покорными или безразличными. Я держал рот на замке и ни с кем не делился своим мнением.

Лишь морской дьявол знает, чего я ждал. Быть убитым по приказу Лиссал? Это, в конце концов, был только вопрос времени. Или, может быть, рождения ребенка и шанса на то, что Флейм освободится от его проклятия? Едва ли я мог дожить до того момента, когда младенец появится на свет. Прибытия Блейз? Даже и такого оправдания у меня больше не было: к этому времени стало очевидным, что она не явится. Чтото ей помешало. Может быть, она не выжила во время событий на Ксолкасе. Может быть, ей не пришло в голову, что Флейм способна отправиться на Брет. Может быть, Блейз искала ее в другом месте…

Когда чувство вины изза бездействия становилось слишком трудно выносить, я думал о том, не открыться ли силвуцелителю Керену. Он представлялся с виду вдумчивым, жалостливым человеком. Я видел, как он и его жена спускаются на нижние уровни города, чтобы помогать страждущим. Керен был со всеми доброжелателен и скоро стал очень популярен среди придворных: они только и говорили о том, как хорошо снова иметь силвацелителя, – один получил облегчение от подагры, другого перестал мучить артрит, третий не страдал больше от диспепсии. Керен и его жена пользовались симпатией и охранников: лекари часто бывали среди них, сообщив, что бесплатная помощь солдатам оказывается по приказанию Лиссал. Я в этом сомневался, но подобные разговоры представляли Керена и Тризис в интересном свете; еще больше заинтересовало меня то, что целители занимались и узниками. Керен, как оказалось, ловко ввернул в разговоре, что болезни, начавшиеся в камерах, могут передаться и придворным, так что ему позволили заняться мучительным кашлем некоторых заключенных.

Когда я об этом услышал, я отправился в тюрьму сам и поговорил с охранником.

– Госпожа Лиссал желает знать, – сказал я ему, – позволил ли ты целителю осмотреть арестованных силвов.

Тюремщик посмотрел на меня как на слабоумного.

– Конечно, нет, – иначе мне не сносить бы головы. Госпожа строго приказала без ее разрешения не пускать к ним никого.

Я вернулся на верхний уровень, погруженный в задумчивость. Чтото меня тревожило, но я никак не мог понять, что именно. Я напоминал себе моряка, чувствующего приближение шторма, – всматривающегося в тучи, крепящего паруса, понимая при этом, что судьба корабля зависит не от него.

Возможно, не случись того происшествия в кабинете секурии – я подозревал, что там побывали силвы – Керен и его дочь, – я обратился бы к Керену. Теперь же я стал думать, что Керен – шпион, возможно, агент Совета хранителей. Если он выполнял приказания, поступающие из Ступицы, он мог быть потенциальным убийцей Лиссал. Если хранители знали, что она осквернена дунмагией, если считали, что это случилось слишком давно, чтобы ее можно было исцелить, она была обречена. Имелась и еще одна причина, по которой я не хотел разговаривать с Кереном: уж очень внимательно он присматривался ко мне при каждом удобном случае. Я не мог разглядеть выражение его лица сквозь туман силвмагии, но чувствовал его подозрительность и недоверие.

Так что, как и раньше, я оставался бездеятельным. Дни шли за днями, и мое самоуважение подтачивал стыд, пятнавший мою душу.

Однажды поздно вечером в моей комнате зазвонил колокольчик. Поскольку он был соединен только со спальней Лиссал, я понял, кто меня зовет. Я накинул халат и явился на зов. Лиссал в темноте стояла посередине спальни. Темноту рассеивало только пронизывающее воздух свечение дунмагии. Дверь, ведущая в покои властителя, была закрыта.

– Руарт? – прошептала Лиссал.

То, что она назвала мое настоящее имя, насторожило меня. Во мне вспыхнула глупая надежда.

– Флейм?

– Да. – Багровый туман клубился так густо, что я едва мог ее разглядеть.

Я подошел ближе, и она вцепилась в мою правую руку. Вложив чтото в ладонь, она дернула мою руку вверх. Только в этот момент я понял, что держу кинжал, направленный ей в сердце. Пальцы Флейм стиснули мою руку.

– Это все, что мне остается, – прошептала она. – Пока у меня есть еще остатки сил… Он не позволяет мне самой вонзить кинжал. Помоги мне, Руарт, помоги в последний раз. Покончи со мной, умоляю тебя.

Мне хотелось увидеть ее лицо, но багровый туман не позволял мне чтонибудь разглядеть. Я поптичьи склонил голову к плечу. Мой шепот – слова, наконецто произнесенные почеловечески, как я мечтал всю жизнь, – в этих обстоятельствах прозвучал трагически:

– Я люблю тебя.

– Я знаю. А я причинила тебе столько горя. Я покачал головой:

– Нет. Ты не виновата.

– А теперь, Руарт… Это будет величайшим доказательством твоей любви.

В этот момент – клянусь! – моя рука под ее пальцами напряглась.

Но тут дверь в покои властителя распахнулась, и он вошел в спальню Лиссал. Комната осветилась. Властитель посмотрел на нас, но на самом деле он нас словно не видел. Он не замечал ни того, как близко мы друг к другу стоим, ни слез у меня на глазах, ни кинжала, который мы сжимали.

– Лиссал, – сказал он дрожащим голосом, – объясни мне еще раз, почему тот милый маленький мальчик больше не приходит ко мне в спальню.

Момент был упущен. Лиссал оттолкнула меня.

– Вернись в постель, Роласс, – сказала она, беря властителя за руку.

Он озадаченно посмотрел на нее, но послушался. Закрывая за собой дверь, Лиссал бросила на меня последний взгляд.

– Слишком поздно, Головастик, – сказала она. – Больше такого шанса у тебя не будет.

К этому моменту она была на девятом месяце беременности. Времени у меня не осталось.

Я вернулся в постель, но заснуть, конечно, не мог. Я лежал – и как постоянно до этого – думал о том, что же мне делать. Повернуться к Флейм спиной и уйти? Убить ее, как я только что готов был сделать?

Через полчаса, так ничего и не решив, я поднялся и оделся, потом взял ключи Лиссал от кабинета секурии, фонарь и вышел в коридор. Ни один из часовых не обратил на меня внимания: они привыкли к моим ночным блужданиям.

В относительной безопасности кабинета секурии я зажег фонарь и взял все письма и распоряжения, датированные прошлым днем. Это было просто догадкой, но догадкой, основывающейся на моем знании Флейм. Чтото вернуло ее к реальности. Чтото слишком ужасное для нее…

Я методично перебирал бумаги и наконец нашел то, что искал. Это был подписанный властителем приказ любыми средствами изгнать из города гхемфов, а всю их собственность конфисковать в пользу властителя.

Я смотрел на бумагу, не в силах сначала понять, зачем Лиссал это понадобилось. Сердце мое болезненно колотилось. Она хотела, чтобы гхемфов истребили? После всего что они для нас сделали? Я не имел представления о том, выполнен ли уже этот приказ, но потом сообразил, что солдаты предпочитают заниматься подобными делами на рассвете, когда их жертвы еще сонные. Тогда, может быть, они ничего еще не сделали… Я поспешно просмотрел другие свитки, чтобы убедиться – больше ничего важного в них нет, и просто оставил их валяться на столе. Мне было уже безразлично, оставляю ли я следы.

Я выбежал из комнаты, лихорадочно обдумывая, как быстрее всего добраться до ряда Подонков. Дворцовая стража круглосуточно держала наготове траг на случай срочной надобности, но я не был уверен, что мое дело сойдет за таковую. Конюший госпожи Лиссал, требующий, чтобы его доставили в порт за два часа до рассвета…

Хвост и крылья, почему я больше не мог летать!

Сворачивая за угол, я наткнулся на когото, идущего навстречу; столкновение было таким сильным, что я задохнулся. Фонарь вылетел у меня из рук и со звоном ударился о стену, посыпалось стекло, а человек, с которым я столкнулся, выронил поднос с медными лампами. Грохот в предрассветной тишине был ужасный, и к нам кинулось несколько стражников.

В нише стены горела масляная лампа, и в ее свете я увидел, что наткнулся на слугу, заменявшего светильники, масло в которых выгорело, на полные. Поскольку в дворцовом коридоре не было окон, освещать его приходилось круглые сутки.

– Прошу прощения, – сказал я.

На шум открылась одна из дверей, и из нее выглянул Керен.

– Сирсилв, я шел к тебе, – солгал я и повернулся к стражникам: – Госпожа Лиссал чувствует себя не очень хорошо. Она послала меня за травами из лавки на нижнем уровне. Не могли бы вы приготовить траг?

Стражники отправились выполнять мою просьбу. Я предоставил слуге убирать месиво на полу, а сам подошел к Керену. Даже сквозь туман силвмагии он выглядел взъерошенным со сна, но сразу все понял:

– Теперь ты принимаешь медицинские решения, Головастик? – Изза иллюзии его лицо все время менялось, но все же я разглядел вопросительно изогнутую бровь. Иногда, решил я, лучше не обладать Взглядом, по крайней мере я предпочел бы просто видеть иллюзию, а не эти постоянно меняющиеся в серебристом тумане черты.

– На самом деле с госпожой Лиссал все в порядке, – сказал я тихо, чтобы меня не услышал слуга. – Мне просто нужно быстро добраться до порта. Прости, что разбудил тебя.

Я попытался быстро пройти мимо, но Керен протянул руку и резко остановил меня – он был сильным человеком.

– Подожди. Я пойду с тобой.

– У меня нет времени, – запротестовал я.

– Не уходи, – бросил Керен.

Он вернулся в свою комнату, чтобы одеться, а я кинулся к выходу из дворца. Керен догнал меня, все еще заправляя рубашку в штаны и завязывая волосы, как раз когда я добрался до трага.

Один из стражников закрыл за нами дверцу.

– Готовы? – спросил он.

У Керена был с собой плащ, но он просто небрежно перебросил его через плечо, придерживая пальцами за капюшон, и не надел на себя, даже когда мы начали спускаться. Мне это показалось странным: было довольно холодно. Резкий ветер долетал с Адского Ушата и свистел вокруг скалы. Веревки трага гудели, блоки тарахтели. Я судорожно сглотнул, когда ветер начал раскачивать траг.

Во время спуска Керен прислонился к перилам и с любопытством стал смотреть на меня.

– Итак, – сказал он, – не желаешь ли ты рассказать мне, что всетаки случилось?

– Это мое личное дело, – бросил я, не особенно прислушиваясь к его словам. Мне было ужасно неприятно находиться так высоко, не имея крыльев. – Я не просил тебя идти со мной.

– Приношу тебе свои извинения. – Тон его был сухим, как песчаная дюна под солнцем.

Мы настороженно смотрели друг на друга; в нас обоих боролись недоверие и странное ощущение родства. Чем ниже мы спускались, тем слабее становился обычно окружающий его аромат силва.

– Думаю, нам с тобой пора честно поговорить друг с другом, – наконец сказал Керен.

Я отвернулся, чтобы он не мог видеть моего лица.

– Я не могу. Мне очень жаль… Некоторые секреты мне не принадлежат.

– Я подверг бы опасности и Тризис, и Девенис, раскрыв свои секреты, – ответил он, – однако я готов пойти на такой риск.

Я пожал плечами:

– Что ж, давай.

– Без гарантии, что ты ответишь мне тем же?

– Какую гарантию ты можешь получить насчет того, что я даже и наш разговор сохраню в тайне?

– Верно… – Он надул губы, размышляя.

– Ох, да это же просто смешно! – воскликнул я. – Ни один из нас не доверяет другому. Куда этот разговор может нас привести?

Керен переменил тему:

– Куда это ты направляешься в такой спешке?

– В анклав гхемфов.

– Кудакуда?

Ах, опять мой несчастный выговор… Я произнес так отчетливо, как только мог:

– В анклав гхемфов.

– Почему?

– Потому что у меня есть основания полагать, что на них будет совершено нападение.

Он непонимающе посмотрел на меня:

– Выпадение? Я вздохнул:

– Нападение… нападение солдат. На гхемфов. С целью избавить от них Бретбастион.

Керен вытаращил на меня глаза, словно не мог поверить тому, что слышит.

– По приказу властителя? – наконец спросил он. Я кивнул.

– Или его жены? Я промолчал.

– Почему ты ее выгораживаешь? Ты же должен знать, что она собой представляет. Тебято она не заколдовала.

«О боги, – подумал я, – он знает, что она злая колдунья».

Я дрожал и был вынужден схватиться за поручень, чтобы скрыть свой страх. Должно быть, он хранитель. Иначе ничего не сходилось… И тут на меня обрушилась догадка. Той ночью в кабинете секурии было два человека, но горел единственный волшебный огонек. Один из них должен был уметь видеть свет, зажженный другим…

Траг добрался до платформы, где предстояло сделать пересадку, и это избавило меня от необходимости отвечать. К трагу подошел стражник, чтобы открыть калитку.

– Нам нужно спуститься до самого низа, – сказал я ему. Стражник кивнул и показал в другой конец платформы: там нас ждало новое переплетение веревок и шкивов.

Мы с Кереном молчали, пока не начался новый спуск и мы снова не остались одни.

– Ответь на мой вопрос, – сказал Керен.

– Что заставляет тебя думать, будто она занимается дунмагией? – ответил я вопросом на вопрос.

Он ничего не сказал.

Я пристально смотрел на Керена, пытаясь разглядеть его лицо, скрытое серебристым туманом, в свете единственной масляной лампы.

– Я обладаю Взглядом, – наконец тупо выговорил я. – Тризис тоже? – Только обладающие Взглядом способны видеть огонек, зажженный силвом.

«Им, должно быть, известно, что я обладаю Взглядом».

Керен промолчал, и мы не разговаривали, пока не добрались до следующей промежуточной платформы. Я судорожно пытался сообразить, что же я упустил. Мы снова перешли в другой траг, поспорив немного со стражником о том, должны ли мы платить или нет.

– Ты прав, – наконец сказал я, когда мы снова начали спускаться, – нам нужно быть честными друг с другом. Только не сейчас и не здесь… а когда мы снова вернемся во дворец. Сейчас у меня одна задача – предупредить гхемфов, что им может грозить опасность. Я подозреваю, что если на них не напали прошлой ночью, это может случиться сегодня на рассвете.

– Расцвете? Ах, рассвете… Да, так обычно и действуют стражники. Нападение на рассвете деморализует. Как точно звучит приказ?

– Очистить от них город любыми средствами.

– Великая бездна! Но почему?

– Я могу только гадать. Возможно, все затеяно изза денег – гхемфы используют золото, серебро и драгоценные камни для татуировок. А может быть, дело в том, что с помощью гхемфов поддерживается система гражданства, самосознание различных островных государств. Брет планирует подчинить себе все Средние острова, сделать их население единой нацией. Татуировка – напоминание о различиях, которые Брет намеревается уничтожить.

Керен снова промолчал, обдумывая мои слова.

– Нам с тобой многое нужно обсудить, Головастик. И ведь это наверняка не твое настоящее имя.

– Нет, – ответил я. – Меня зовут Руарт.

– Крах?

Я кивнул. Звучало ведь похоже…

Глава 20
РАССКАЗЧИК – РУАРТ

Выйдя из трага на нижнем уровне, я потрусил к устью реки. Я хотел добраться до гхемфов как можно скорее, но смысла в том, чтобы бежать, было мало: мы просто выдохлись бы, ведь до анклава оставалось около трех миль.

Керен оставил свой плащ у стражника, рядом с трагом, и только тогда я понял, зачем вообще он его взял с собой. Плащ скрывал меч и портупею. Как и Блейз, Керен предпочитал носить меч в ножнах за плечом. Он был хорошо тренирован и не испытывал при беге трудностей, а я порадовался тому, что недели ежедневных подъемов по лестницам позволили мне не отставать.

Все же к тому времени, когда мы добрались до места, небо на востоке посветлело – и стражники нас опередили. Обогнув угол, мы наткнулись на двоих солдат, которые должны были не пропускать никого дальше. Впереди виднелись пещерные жилища гхемфов. Мы услышали вопль и заметили серую фигуру, метнувшуюся от одного из домов и нырнувшую в реку. Стоявший рядом со мной Керен напрягся, и стражники это заметили; с подозрением глядя на меч целителя, они схватились за оружие.

Я поспешно выступил вперед.

– Я конюший госпожи Лиссал, – сказал я, – а этот человек – личный целитель властителя. Нам поручено наблюдать за… операцией и убедиться, что жертв не будет. – Слово «жертв» получилось у меня как «жернов», я попытался повторить и еще больше запутался.

– Жертв, – торопливо сказал Керен, заметив растерянные взгляды стражников. – Госпожа Лиссал желает, чтобы никто не пострадал.

Один из солдат захохотал.

– Ну, тогда вы опоздали. Нам приказали выставить гхемфов – и вовремя, если хотите знать мое мнение. Если они так глупы, что сопротивляются… – Он пожал плечами. – Тогда они получили то, чего заслуживали.

Керен бросил на меня многозначительный взгляд, проскользнул мимо стражника и побежал к пещерам. Стражник потянулся за луком, прислоненным к утесу.

– На твоем месте я не стал бы стрелять, – спокойно сказал я, удивляясь уверенности Керена в том, что я сумею остановить солдата. Этот целитель был игрок. – Госпоже Лиссал скоро рожать. Думаю, властителю не понравится, если его целитель погибнет прежде, чем примет роды.

Солдат заколебался, потом пожал плечами.

– Ты бы лучше позаботился о том, чтобы он не вмешивался, сирконюший, – сказал он.

Я двинулся следом за Кереном. Он уже вошел в первую из пещер и опустился на колени рядом с лежащим на полу престарелым гхемфом. Тот был мертв.

– Ты всегда подставляешь спину солдатам с луками? – раздраженно спросил я.

Он равнодушно отмахнулся:

– Я знал, что ты его остановишь. К тому же он не успел бы прицелиться до того, как я скрылся в пещере. – Он поднялся и покачал головой: – Этому парню уже не поможешь.

Во внутренних помещениях, лишенных окон, рылись солдаты в поисках спрятавшихся гхемфов и ценностей. Под кипой циновок они нашли еще одного беднягу и вытащили его на свет. Это была женщина – я так решил, увидев, что она молода. Один из стражников протянул:

– Ну и что тут у нас, а?

– Не прячет ли эта тварь чегонибудь? – сказал другой. – Не преподать ли урок, чтобы им было чем нас вспомнить? – И он ткнул кончиком ножа в подбородок пленницы. – Мы приказали вам всем выйти и выстроиться перед домом. Мы не потерпим неподчинения серых вшей!

Керен мгновенно обнажил меч. Спокойный мягкий целитель исчез, но стражники этого не заметили. Эта ошибка им дорого обошлась.

Третий стражник спокойно произнес:

– Отрежька твари уши.

– Боже… – начал первый, но закончить не сумел. Керен налетел на стражников, как ураган. Одного из них он опрокинул, ударив под колено и толкнув. Стражник рухнул на спину с изумлением на лице. Другого Керен ударил локтем под ребра, и тот согнулся, ловя ртом воздух. Последний из стражников, тот, который размахивал ножом, обнаружил, что в горло ему упирается острие меча. С перепуга он выронил собственное оружие. Гхемф поднялся на ноги.

– Беги, – распорядился Керен, и повторять совет ему не пришлось. Женщина мгновенно вылетела из дома и устремилась прямо к реке. Керен повернулся к троим солдатам.

– Властительница Брета не желает, чтобы гхемфам причинялись увечья, – солгал он. Керен отвел острие меча от горла стражника и провел им вдоль ряда пуговиц – до самых завязок штанов, где меч и помедлил – весьма выразительно. Свободной рукой Керен указал на тело убитого гхемфа. – Похоже, вы уже ее прогневили. Поберегитесь и не усугубляйте своей вины.

Я ожидал, что стражники окажут сопротивление. В конце концов, они были солдатами. Однако они только переглянулись и ничего не предприняли.

– У нас был другой приказ, – пробормотал один из них. – Никто нам не говорил, что этих лягушек не следует убивать.

– Что ж, теперь вы знаете, – бросил Керен, повернулся к стражникам спиной и двинулся к следующему дому. – Мы вчера вылечили того парня от сифилиса, – объяснил он мне по дороге, и я скорее услышал, чем увидел его насмешку. – Удивительно, каким благодарным это делает человека.

В следующем доме мы обнаружили троих убитых гхемфов – разрубленных, как ощипанные цапли, подготовленные к варке. Потом мы нашли ребенка – судя по виду, затоптанного. Больше ни тел, ни живых гхемфов нам не встретилось. Похоже, они не стали ждать, пока солдаты сделают то, за чем явились, и попрыгали в реку. К тому времени, когда мы добрались до последнего дома, солдаты уже складывали в кучу нищенские пожитки. Кроме инструментов для татуировки и драгоценных камней, ничего представляющего ценность не нашлось.

– Четверо взрослых убиты, – сказал я Керену, – и один ребенок. Все ради горсти золота и камней. – Я думал о Флейм, о том, что ей предстоит терзаться этим всю жизнь, если нам удастся ее исцелить.

Керен ничего не ответил. Он отошел от жилищ и двинулся к берегу реки. Там он опустился на колени и окунул руки в воду, чтобы вымыть. Он сильно потер правую руку, и мне показалось, что я заметил блеск золота. Я подошел и встал позади него. По воде пробежала легкая волна, и из воды, раздвинув бурые водоросли, вынырнула голова. Мне показалось, что серое лицо принадлежит первому из гхемфов, с которыми я разговаривал в свой предыдущий визит в анклав. Они с Кереном посмотрели друг на друга.

– Мне так жаль, – проговорил Керен. – Мы опоздали предупредить вас.

– Тела, – пробормотал гхемф. – Отдайте нам тела. Керен кивнул и двинулся прочь от берега; я остался с гхемфом.

– В чем причина? – спросил тот.

– В дунмагии, – ответил я, садясь на корточки. – В дунмагии оскверненной обладательницы дара силва, пришедшей к власти.

– Этому следует положить конец, – сказал он.

– Так и будет, клянусь. – Слова застревали у меня в горле.

Гхемф кивнул.

– Здесь сегодня был нарушен договор, – сказал он, – между твоим народом и моим. Пришло время перемены, Руарт Виндрайдер.

– И мы, и вы страдаем от дунмагии, – возразил я, сильно задетый тем, что меня сочли таким же негодяем, как насильников с Брета.

Керен вернулся, неся на руках первое тело. Командир стражников чтото кричал ему, но он не обращал внимания. Сняв с него одежду, Керен осторожно опустил мертвого гхемфа в воду. Его живой соплеменник подхватил тело и исчез.

– Эй, что это, во имя бездны, вы затеяли? – прорычал разъяренный командир, подбегая к берегу. – Вы препятствуете выполнению приказа секурии!

Керен выпрямился.

– Нет. Это вы препятствуете – препятствуете проявлению гуманности. То, что вы здесь сегодня совершили, идет против всех обычаев Райских островов. – Он прошел мимо стражника, направляясь за следующим телом.

– Сирофицер, – сказал я, – лучше не вмешивайся, если дорожишь своим местом.

Тот заколебался. К этому моменту он уже понял, кто мы такие. Однако он помнил и то, какой приказ получил. Я воспользовался его сомнениями:

– На твоем месте я постарался бы не привлекать внимание к себе и к тому обстоятельству, что здесь были жертвы.

Стражник с неприязнью посмотрел на меня, потом повернулся и ушел. Мы с Кереном по одному перенесли тела гхемфов к берегу и передали в руки их родичей. Последним был ребенок, и приплыла за ним, как я понял, его мать. Я никогда не забуду выражения ее лица, когда она приняла в свои объятия малыша…

– Подумать только, – сказал стоявший со мной рядом Керен, – что когдато мне их лица казались лишенными выражения. – Он уселся на берегу и следил, как исчезает рябь на поверхности воды и водоросли скрывают все следы. Туман силвмагии, окутывавший его с момента прибытия в столицу, почти рассеялся. Я сел рядом, взял его за правую руку и повернул ладонью кверху.

На ладони сверкнуло золото: чтото вроде округлой буквы «М» с чертой под ней. Я провел пальцем по контуру. На глаза у меня навернулись слезы.

– Когдато я знал женщину, – сказал я, – у которой на руке был такой же знак. Только она не была ни мужчиной, ни целительницей, ни силвом, ни жительницей Брета. – Я коснулся мочки уха Керена, где перед моими глазами то возникала, то исчезала говорящая о гражданстве татуировка. Мои пальцы нащупали гладкую поверхность кожи. Я посмотрел в глаза Керену, стараясь разглядеть их сквозь туман силвмагии; тут туман словно немного рассеялся. – Ту женщину звали Блейз.

Аниара айси Терон

Запись в дневнике

16 первого месяца Одной Луны, 1794

Признаю: я никогда не предполагала, что Керен – это Блейз. Знаю – с моей стороны глупо так заблуждаться. Думаю, что, возможно, я оказалась жертвой келлского воспитания. Идея о том, что женщина может притвориться мужчиной, была совершенно мне чужда, – такое просто немыслимо. Почти так же немыслимо, как допустить, что мальчик может притвориться девочкой.

А с другой стороны, почему нет? Ведь все получилось, правда? Они сумели всех обмануть. Они сумели занять идеальную позицию – оказаться целителями рядом с Флейм в тот момент, когда начнутся роды.

Какая я все еще пуританка! Как связана по рукам и ногам правилами того мира, в котором родилась! Дамы должны вести себя благовоспитанно. Мы не носим мужскую одежду, мы не ведем себя как мужчины, мы не разговариваем как мужчины, мы не притворяемся мужчинами и уж тем более не позволяем себе питать те же амбиции.

Натан посмеялся надо мной, когда я намекнула на то, что была немного… ну, шокирована, что ли. «Вы наивны», – сказал он. «Такие вещи никогда не случаются в Послеморье», – сказала я. Он продолжал смеяться. Я потребовала, чтобы он сообщил мне, что так его смешит. В конце концов он сказал мне, что да – и в Послеморье есть женщины, одевающиеся как мужчины, и мужчины, одевающиеся как женщины. Сначала он не хотел говорить о таких вещах, но я не отставала от него, а я способна быть очень настойчивой. В конце концов мои познания очень расширились. Я узнала, как многое было мне неизвестно, как многого я не понимала в отношении нации, к которой принадлежу… да и вообще в человеческой жизни.

В результате сейчас я испытываю не шок, а возмущение. Возмущение тем, что, будучи женщиной, принадлежащей к верхнему классу и к тому же незамужней, я считаюсь слишком утонченной, слишком чувствительной для того, чтобы знакомиться с реальной жизнью. Продолжая возмущаться, я, однако, не могу не заметить, что во всем этом есть чтото… абсурдное. Женщины, которым предстоит рожать и часто испытывать при этом мучения, считаются слишком слабыми, чтобы познавать реальность. Неужели такое никому никогда не казалось смешным? Уж не говоря о том, что нелепым?

«Если бы Шор услышал наш разговор, – заметил Натан, – он скорее всего вызвал бы меня на дуэль за то, что я так вас смутил… за то, что проявил возмутительное неуважение к даме из общества…»

«Чушь!» – сказала я и продолжаю говорить так в душе. Я добилась от Натана обещания, что если у меня возникнут вопросы относительно того, что я услышу или прочту, то я смогу получить у него объяснения. Я непременно воспользуюсь этим его обещанием. Ему не всегда, конечно, окажется легко быть откровенным со светской женщиной, но он по крайней мере долго жил на Райских островах, где люди не так лицемерны, как в Келлсе. За что я благодарна судьбе…

Я проделала долгий путь и даже уже начинаю подумывать о том, чтобы начать носить штаны, как поступают, отправляясь в путешествие, женщины на островах. Это гораздо разумнее, чем мучиться с глупыми нижними юбками, которые так трудно гладить. Интересно, что сказал бы по этому поводу Шор…

Да, в последние дни я о многом задумываюсь.

На корабле всегда находится время для размышлений, и я много думаю о том, какой хочу сделать свою жизнь после того, как вернусь из путешествия. Единственное, в чем я уверена, – это что у меня нет никакого желания возвращаться к тому же образу жизни, какой я вела раньше. Мне нужна цель, нужна… не слава и не деньги, а оправдание своего существования. В конце жизни я хочу иметь возможность оглянуться и увидеть, что я чтото совершила.

Сегодня море неспокойно, и качка корабля заставляет мое перо прыгать по странице. Я скоро отправлюсь в постель, чтобы размышлять о том, почему женщина, обладающая образованием и средствами, оказывается исключена из любой деятельности, не считая вышивания, рисования акварелей, пения романсов, если у нее есть голос, и производства многочисленных отпрысков.