Текст книги "Райские острова"

Автор книги: Гленда Ларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 83 страниц)

Глава 6
Рассказчик – Келвин

В домах горцев общая комната тянется во всю ширину дома, и это единственное относительно просторное помещение. В одном конце находится каменный очаг, на котором и готовится пища; топливом служит навоз селверов. Теплый воздух по каменным трубам расходится по всему дому и нагревает воду в ванной. В середине общей комнаты имеется углубление с длинным каменным столом посередине: за ним мы едим, и благодаря такой конструкции нам нет нужды в стульях. В дальнем конце комнаты расположены покрытые лаком полки, высеченные из склона холма, на которых хранится семейное богатство: книги, наследие многих поколений. Все они написаны на изготовленном из шкур селверов пергаменте. В городах вроде Ступицы давно уже появились типографии и печатные книги, но у нас, на Крыше Мекате, все манускрипты остаются рукописными. В нашем доме на тех же полках хранились и бутылки из темного стекла, приобретенные Гэрровином и мной в Мекатехевене для различных лекарств. Рядом с полками располагался каменный рабочий стол: на нем мы с дядюшкой растирали лекарственные травы, толкли и смешивали разные снадобья.

Когда я вернулся в общую комнату, Блейз была уже там и разглядывала книги на полках, матушка, бабушка и Тессрим занимались готовкой, а отец с Джеймвином ушли к ручью, чтобы накачать воды в домашнюю цистерну. Гэрровин пошел с ними: он, несомненно, воспользовался случаем рассказать им о том, что жрецы-феллиане преследуют Блейз, Флейм и меня за побег из тюрьмы. Я подошел к Блейз.

– У вас впечатляющее собрание книг, – сказала она. – Неужели их столько же в каждом доме тарна?

– Да, конечно. У нас, в доме Гилфитеров, книги в основном посвящены лечению болезней, целебным травам и лекарствам – мы ведь семья врачей. Каждый дом имеет свою специальность. В каждом тарне найдутся дома прядильщиков, ткачей и шорников, конечно, но дома врачей встречаются реже. Мы лечим больных из всех тарнов в этом районе Небесной равнины. То же самое можно сказать о некоторых других специальностях: горшечниках, жестянщиках, красильщиках.

Блейз поставила на место книгу, которую просматривала.

– А что будет, если девушка из дома гончаров выйдет замуж и войдет в семью красильщиков?

Я поежился. Вопрос казался достаточно невинным, но я ясно учуял кроющееся за ним неодобрение, а сама мысль о том, что Блейз позволяет себе осуждать нас, была неприятна.

– Специальность определяется домом, а не семьей. То же самое, кстати, происходит и с именем. Все, кто живет в этом доме, – Гилфитеры до тех пор, пока они в нем живут, независимо от того, в каком доме родились. Обычно мужчины и женщины стараются найти себе супруга из дома той же специальности. Если же нет, то один из них должен переменить свои интересы. Исключений не бывает. В этом и заключалась одна из проблем Джастрии. Она родилась в доме изготовителей лака, но это ремесло она ненавидела. Когда мы поженились, она сказала, что станет акушеркой, только ей это совершенно не подходило. Она не желала учиться… она… она была бестактна с пациентками и в то же время не умела настоять на своем.

– И никакого выбора у нее не было?

– Выбор в таких случаях невелик: или мужчина переходит в дом жены, или они оба выбирают себе какое-то третье занятие. Только тут еще все зависит от того, в каком доме окажется свободная комната. В одном доме никогда не живет больше десяти человек.

– Но ведь наверняка можно построить новый дом.

– Мы этого не делаем.

Некоторое время Блейз задумчиво смотрела на меня.

– И, наверное, новых тарнов вы не строите тоже.

Я покачал головой.

– На Небесной равнине и так уже пасется максимально возможное число селверов. Нельзя строить новые тарны: от этого пострадают все.

– Так вот почему ты дал своему брату разрешение завести ребенка… Вся эта система очень… жесткая. – Лицо Блейз оставалось бесстрастным, но скрыть свое неодобрение от моего носа она не могла.

– Ты можешь так считать, но учти вот еще что: никто из жителей Небесной равнины не страдает от голода, холода или одиночества. Никто и никогда. – Мои слова были всего лишь отражением общеизвестного факта, но я не мог не заметить, что они задели какую-то чувствительную струнку в душе Блейз. Она бросила на меня острый взгляд, словно хотела спросить: «Откуда ты знаешь?..» Вот тогда-то я и сообразил, что ее собственное детство, должно быть, было нищим и несчастным. Я поспешил добавить: – У нас на Небесной равнине почти не случается преступлений – ни убийств, ни воровства, – потому что никто не страдает от бедности или небрежения.

– Но и свободы у вас нет.

Я пожал плечами.

– А что более важно?

– Тебе следовало спросить об этом Джастрию.

Я почувствовал себя так, словно получил пощечину, и попятился. Блейз немедленно извинилась:

– Прости меня. Я сказала гадость. Я не хотела причинить тебе боль.

– Нет? А чего же ты тогда хотела?

– Высказать собственное мнение.

– Ну да, я заметил.

– Может быть, наш разговор помог бы тебе понять, что двигало Джастрией.

Я кивнул: возможно, Блейз говорила правду. Она была резкой, эта полукровка, но злонамеренной она мне не казалась. Я отвел глаза и стал без надобности перекладывать пестик, которым мы в ступке растирали травы.

– Я хотел бы кое о чем попросить вас с Флейм. Я предпочел бы, чтобы никто не знал, как в точности умерла Джастрия. Чтобы никто не знал… о моем участии. Могли бы вы не упоминать?..

– Об этом и просить не нужно, – спокойно ответила Блейз.

Я покраснел. Почему-то, разговаривая с Блейз, я становился неуверенным в себе, как новорожденный детеныш селвера, пытающийся встать на ножки. Она меня подавляла.

– Как ты думаешь, долго ли нам будет безопасно оставаться здесь? – переменила тему Блейз.

Я бросил взгляд за дверь: Гэрровин перед домом разговаривал с группой наших соседей; на мой взгляд, там собралось по одному представителю от каждого дома.

– Похоже, дядюшка как раз рассказывает нашу печальную историю. Отец наверняка поделится с нами новостями за ужином. – Во мне снова проснулось раздражение. – Жаль, что вы не нашли лучшего способа разжиться деньгами, чем обыгрывать тех парней.

– Я тоже об этом жалею. В мои планы не входило раздражать феллиан.

– Разве ты не говорила, что вы добрались до Мекате на морском пони? Если вам требовались деньги, почему было не продать животное?

– Мы совершенно вымотались к тому моменту, когда добрались до мыса Кан. Мы просто рухнули на песок, а пони взял и уплыл. Поверь, то был не самый удачный день в моей жизни.

Я чуть не рассмеялся. Так приятно было узнать, что и эта женщина способна совершать глупые ошибки.

– Она винит меня, конечно, – сказала подошедшая к нам Флейм. – Что-то там насчет того, что тот, кто правит морским пони, не должен беспокоиться о нем на берегу: привязывать животное – дело пассажира. По крайней мере так она заявила, когда проклятая скотина исчезла в волнах. Правда, тогда было уже немножечко поздно… – Флейм ухмыльнулась, но тут же нахмурилась, вспомнив о чем-то. – Послушай-ка, Блейз, а почему Гэрровин заговорил о мяснике?

– Да ерунда! Просто выражение такое.

Однако Флейм гнула свое.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что наняла тогда неумелого хирурга, известного тем, что режет своих пациентов насмерть?

– Нет, разве что ты желаешь услышать от меня именно это, – бесстрастно ответила Блейз.

Флейм открыла рот, потом закрыла его, пытаясь понять, что может означать этот загадочный ответ, и наконец сказала:

– Я смутно припоминаю, что тот хирург говорил что-то насчет ампутации руки у собственной жены.

– Ты тогда была в бреду.

Флейм продолжала хмуриться, пытаясь разобраться в своих воспоминаниях. Взгляд, который она бросила на Блейз, был полон подозрений. К счастью, как раз в этот момент матушка позвала нас к столу. Пока я ходил звать отца, Джеймвина и Гэрровина, она показала женщинам, куда садиться. Поскольку моя двоюродная сестра и ее муж отсутствовали, места было достаточно для всех.

Сначала за едой все шло спокойно. Матушка без всяких просьб поставила плошку с водой и насыпала каких-то семян для Руарта. Я гадал, не опозорится ли он, напачкав на столе, и все время искоса на него поглядывал, пока Блейз не бросила на меня выразительный взгляд. О небеса, каким образом эта женщина всегда умудрялась читать мои мысли?

– Вам повезло, – сказал отец, когда все тарелки были расставлены. – У нас сегодня мясо. Один из селверов Томвина вчера сдох, и тушу разделили между всеми домами тарна.

Блейз, которая поднесла было ко рту ложку похлебки, едва не подавилась, а Флейм поспешно отодвинула тарелку.

– Сдох от чего? – небрежно поинтересовалась Блейз.

– Ах, от старости, я думаю, – ответил отец. – Но вы не беспокойтесь: моя женушка хорошо умеет готовить мясо, чтобы оно не было жестким.

– Я думала, что вы все вегетарианцы, – невыразительным голосом сказала мне Блейз.

– Мы просто не убиваем ради того, чтобы получить пищу. Ну а если пища умирает сама собой, то не пропадать же ей.

На лице Блейз появилось странное выражение.

– Действительно… – пробормотала она. После этого наши гостьи в основном налегали на творог, салат и лепешки с маслом. Остальные ничего против не имели: мясо селвера – лакомство, которое нечасто нам перепадает.

Наконец, как я и ожидал, отец заговорил о событиях в Мекатехевене.

– Гэрро рассказал, что вас разыскивают феллиане, – обратился он к Блейз.

– Боюсь, что так, – кивнула она.

– Мы – представители всех домов, хочу я сказать – обсудили дело.

– Мы не хотим причинить неприятности вашему тарну.

– Ну, неприятности все равно будут – из-за участия моего сына. Тут теперь ничего не поделаешь. Выгораживать вас мы не станем – это решено. Но любви к феллианам мы не питаем, особенно после того, что они сделали с одной из нас. – Он имел в виду Джастрию, конечно. – Мы поможем вам выбраться… Вы уверены, что не хотите больше мяса?

– Нет, спасибо. Когда мы должны будем уехать?

– Ну, можно не торопиться, пока мы не получим предупреждения. Джейми приведет с пастбища несколько селверов, чтобы вам было на чем ехать, а моя жена и Тесс приготовят вам припасы в дорогу.

– Твердый сыр и лепешки, – сказала матушка. – Они долго не портятся.

– Вы очень добры к нам.

– Когда доберетесь до спуска к бухте Нида, – продолжал отец, – просто отпустите селверов. Они сами найдут дорогу обратно. Брать вам их с собой смысла нет.

– Ты упомянул о предупреждении… – сказала Блейз.

– Да. Мы всегда его получаем. Как только гвардейцы и жрецы-феллиане появятся на Небесной равнине, они отправятся прямиком в тарн Гар – они всегда так делают. Люди с побережья не знают, где находится тарн Вин, даже если им известно, что Кел отсюда. Пришельцы будут задавать вопросы в Гаре; там их задержат, а тем временем нам дадут знать. Люди с побережья приходят пешком, и им нужно будет нанять и селверов, и проводников… да и поторговаться придется. У вас будет много времени для того, чтобы скрыться. Только не рассчитывайте, что ради вас мы станем лгать. Мы сообщим стражникам, что вы были здесь, и скажем, куда вы направились, если они спросят. Да все равно нечего беспокоиться, что они вас поймают.

– Можешь не говорить мне, я и сама догадалась, – улыбнулась Блейз. – Проводники на Небесной равнине имеют прискорбную привычку сбиваться с дороги.

– Что-то вроде этого, – подмигнул ей отец. Блейз, к моему удивлению, явно ему нравилась, хотя обычно он не слишком жаловал тех, кто приходил с побережья. Отец отхлебнул теплого молока, глядя на меня поверх края кружки. Исходивший от него запах печали стал таким сильным, что я чуть не поперхнулся… но по крайней мере я оказался предупрежден о том, что меня ожидало. – И вот что, Кел… Есть еще кое-что… Мне очень жаль, мой мальчик, но тарн решил отправить тебя в изгнание.

Я почувствовал дурноту, но сказать мне было нечего.

Флейм и Блейз изумленно взглянули на отца.

– Вот так запросто? – спросила Флейм.

– Да. Мы должны оберегать тарн и сохранять мир между побережьем и Небесной равниной.

Матушка стиснула мою руку.

– И надолго? – спросила она отца.

– По крайней мере на год, а лучше – на два. – Отец вздохнул. – У Гэрровина есть знакомцы на всех островах, он тебе скажет, к кому обратиться, и даст денег для начала. Ты же знаешь: ты сможешь работать врачом где пожелаешь. Ты сможешь проводить Блейз и Флейм до берега, а оттуда отправиться в другое островное государство, пока до всех портов Мекате не дошла весть о том, что тебя ищут. Мы объясним чиновникам повелителя, как случилось, что ты случайно оказался втянут в дела нарушивших закон чужестранок. – Отец откашлялся и виновато взглянул на Блейз. – Мы постараемся очистить твое имя, Кел. Напиши нам, когда устроишься, а мы дадим тебе знать, когда ты сможешь вернуться. Не тревожься, мы, остальные, справимся с помощью больным, даже если Гэрровин снова сбежит. Тесс стала прекрасной акушеркой, знаешь ли, у нее легкая рука на младенчиков.

Я кивнул. Примерно такого развития событий я и ожидал после разговора с Гэрровином, но все равно было больно… Целых два года вдали от Небесной равнины! Мысль не укладывалась у меня в голове. Я постарался не смотреть на Блейз: боялся, что гнев слишком ясно окажется написан у меня на лице. Я положил ложку на стол: есть мне больше не хотелось.

После обеда Джейми взял селвера и отправился туда, где паслось наше стадо. Ориентироваться ему предстояло по запаху: пастухи могли отогнать животных куда угодно. Мы все, конечно, прекрасно знали запах своих селверов. Матушка принялась суетиться, командуя Тесс и отцом; заботы были ее защитой от горьких мыслей. Бабушка задремала у очага, а мы с Гэрровином уселись в углу: ему предстояло за полдня рассказать мне все, что нужно знать о жизни на чужих островах. Я чувствовал себя так, будто свалился с селвера, но еще не долетел до земли. Рано или поздно последует болезненный удар, пока же меня не покидало чувство приближающегося несчастья. И все же какая-то часть меня испытывала радостное возбуждение. Мне представлялся шанс увидеть мир, найти новые травы, новые лекарства, поговорить с другими целителями. Даже довольно пессимистический взгляд Гэрровина на мое будущее не мог полностью заглушить это чувство.

– Заработать на жизнь лечением больных не так легко, как полагает твой отец, – предостерег он меня. – Богатые могут себе позволить лечиться у силвов, и поверь: силвы часто справляются с делом лучше, чем такие, как мы с тобой, особенно если пациент обращается к ним в начале болезни. Остаются бедняки, а они много не заплатят, сам понимаешь. Это было одной из причин, почему я отправился на косу Гортан. Там нет силвов-целителей, так что можно рассчитывать и на богатых пациентов… Только не советую я тебе туда соваться, особенно теперь. Нет, отправляйся лучше на Брет. Там есть женщина, которая поможет тебе устроиться. И можешь захватить мой сундук с лекарствами.

– А где он находится? – спросил я.

– Я оставил его у приятельницы в Мекатехевене, как обычно. – Сундук был огромным, слишком большим и тяжелым для того, чтобы поднимать его на Небесную равнину каждый раз, когда дядюшка возвращался из своих странствий.

– Не думаю, что я попаду туда в ближайшее время, – хмыкнул я.

– Я могу устроить, чтобы она переслала его, куда нужно. У меня есть еще одна приятельница – на Порфе, в Амкабрейге. Замечательная девонька по имени Анисти. Ты все равно попадешь в Амкабрейг: пакетботы из Лекенбрейга заходят туда по пути на архипелаг Ксолкас, а потом на Брет. Я отправлю сундук к Анисти морем. Давай-ка я запишу для тебя ее имя и объясню, как найти ее дом.

– Нет, дядюшка. Это ведь значит, что тебе пришлось бы спуститься в Мекатехевен, чтобы все организовать, а я не уверен, что сейчас такая поездка была бы безопасной.

– Ничего подобного. Я просто заплачу одному из тех гвардейцев, которые вас ищут, чтобы он передал письмо моей приятельнице.

Я вытаращил на Гэрровина глаза, не веря своим ушам.

– Как это? А если он прочтет твое письмо?

– Ах, племянничек, не считай меня таким уж недотепой, ладно? Я вполне способен составить письмо, которое не вызовет никаких подозрений. Да и феллиане никогда не подумают, будто я настолько бестолковый, чтобы помочь им выследить тебя.

Я только беспомощно развел руками. Дядюшка всегда был эксцентричен… В моей жизни, похоже, мало что от меня теперь зависело, а в компании Блейз Полукровки мне предстояло провести больше времени, чем хотелось бы.

– Тебе понравится Анисти, – продолжал Гэрровин. – А время у нее в доме ты можешь провести с пользой: покопайся-ка ты в моих книгах, которые там хранятся.

– В книгах?

– Да. Я собирал их многие годы. Тащить их все наверх, на Небесную равнину, было бы слишком большой морокой, вот я и оставил их в доме Анисти Бритлин. Кроме того, это дает мне предлог частенько к ней заглядывать. Умненькая девонька эта Анисти, – подмигнул мне Гэрровин.

– И что там за книги?

– В основном про магию, в особенности дун-магию. Меня это всегда занимало. Ты не задумывался о том, откуда вообще магия взялась?

– Ну, не могу сказать, чтобы магия меня особенно занимала. И что же ты узнал из своих книг?

– О, большую часть из них я пока не читал. Всегда находились другие занятия, когда я бывал у Анисти, знаешь ли.

– Ну и проказник ты, дядюшка!

– А я никогда и не отпирался… У проказников жизнь веселая, иногда вспоминай об этом, Кел. Тебе не повредило бы стать не таким серьезным, мальчик мой.

– Знаешь, дядюшка, – сказал я, – я вот думаю: не пойти ли мне прогуляться…

Гэрровин оторвался от листа бумаги, на котором записывал адрес Анисти, собрался было возразить мне, но потом кивнул.

– Верно, Кел, тебе нужно попрощаться со здешними местами. А я тем временем найду тебе какую-нибудь обычную одежду. Пожалуй, будет лучше, чтобы ты, пока находишься на Мекате, не носил тагард: в нем ты выделялся бы из толпы, а это не то, что тебе сейчас требуется.

Я кивнул, хотя уже и не слушал болтовни дядюшки.

Выйдя из дома, я двинулся вверх по склону холма. С каждым шагом на меня наваливались все новые воспоминания: как отец нес меня на плечах, отправившись за грибами, как мы с матушкой шли по траве, держась за руки, как мы с Джейми бежали наперегонки, покатились кубарем под горку и растянулись среди маргариток, как мы с Джастрией в жаркий полдень занимались любовью за скалами на вершине холма… Ярче всего вспоминались запахи: сладкий аромат покрытых пыльцой пчел на полевых цветах и влажных от тумана спелых ягод земляники, кислая вонь шкур промокших под дождем селверов, чистый запах только что окрашенного тагарда, повешенного на веревку сушиться…

Джастрия по доброй воле отказалась от всего этого, потому что жаждала свободы. Из-за нее я получил свободу, которой вовсе не желал.

Я сел на вершине холма, закрыл глаза и погрузился в море запахов, словно пытаясь впитать достаточно, чтобы хватило на всю жизнь: мне хотелось запомнить каждый.

К действительности меня вернул Следопыт: он ткнулся мокрым носом мне в лицо и принялся меня вылизывать. От него сильно пахло рыбой. Открыв глаза, я оттолкнул пса. Пусть Следопыт и был самым уродливым из когда-либо встречавшихся мне собак, сейчас он казался до смешного самодовольным: на траве передо мной лежала пойманная им в ручье рыбина. Убедившись, что я оценил его улов, Следопыт принялся с удивительной ловкостью разделывать добычу, отделив плавники и хребет. Съев половину рыбины, он предложил кусочек и мне; когда я отказался, он с довольным видом доел остальное. Я привык к собакам, которых приходилось видеть в Мекатехевене, но этот пес совсем на них не походил.

Теперь, когда я думаю о тех временах, я вижу, что в моей жизни все оказывалось не таким, каким казалось… даже наш приближавшийся отъезд.

Я вернулся домой и занялся сборами: мне хотелось взять с собой как можно больше лекарств. Пока их вез селвер, количество не имело значения, но должен был наступить момент, когда все свое имущество мне предстояло тащить на себе, так что пришлось себя безжалостно ограничивать, особенно когда я заметил, какого размера головку сыра матушка приготовила нам в дорогу.

К тому времени, когда на следующее утро Джейми вернулся с двумя селверами для Блейз и Флейм, у меня все уже было готово. Гэрровин снабдил меня деньгами, адресами и таким количеством советов, что хватило бы на всю жизнь. Отец подарил мне свой лучший дирк, матушка приготовила огромный мешок припасов – так она лучше всего могла выразить свою любовь и заботу. Моя матушка никогда не была разговорчива…

Я повертел в руках дирк. Короткое лезвие было из стали, которую выплавляли на побережье; изготовленная из копыта селвера рукоять от возраста стала черной, как обсидиан. Это был скорее универсальный инструмент, чем оружие. На Небесной равнине оружие нам не требовалось. Я благодарно кивнул отцу и улыбнулся матери, гадая, откуда взялся комок в горле, мешавший мне дышать.

Теперь оставалось только попрощаться.

Блейз взялась за поводья своего селвера, пытаясь подружиться с ним, однако животное продолжало плеваться и скалить зубы. Флейм с сомнением посмотрела на собственного скакуна и пробормотала, что, хотя в детстве ездила на пони с островов Хранителей, от этого мало проку, когда дело доходит до езды на селвере.

Я как раз помогал навьючить поклажу, когда Тесс сказала:

– Кто-то едет к нам.

Отец, затягивавший подпругу, поднял голову. Из всех нас он обладал самым чутким носом и теперь уточнил то, что еще не почувствовала Тесс:

– Из Гара. Старший сын Мадригара Элсина.

Он, как всегда, оказался прав. К нам приближался Дерингар, один из красильщиков из дома Элсинов, мой ровесник. Он мчался вниз по склону с такой скоростью, что все мы только рты разинули. Дерингар натянул поводья, только оказавшись рядом с первым домом, и даже дальше поехал верхом в нарушение всяких правил. Отца это заставило гневно нахмуриться, а мою более чуткую матушку – побледнеть. Мы с Гэрровином обменялись взглядами, а Блейз, заметившая наше беспокойство, прищурилась. Немного было такого, чего эта женщина не замечала… Из всех домов тарна выбегали люди; к тому времени, когда Дерингар спрыгнул с селвера, всем уже стало известно, в каком он возбуждении.

Я покорился обстоятельствам; горе, которое я испытывал, легло мне на плечи парализующей тяжестью.

Дерин, глядя на меня в упор, заговорил:

– Прибыли чиновники из Мекатехевена, и с ними двадцать стражников. Они говорят, что преследуют троих нарушителей закона, и один из них ты, Кел Гилфитер из Вина.

Я лишился способности говорить. Двадцать стражников!

– У них бумага с печатью повелителя, и они должны отвести тебя в Мекатехевен.

Я кивнул, зная, что худшее еще впереди.

– Мы задержим их до утра. – Дерин перевел взгляд на моего отца. – Торвин, мы, жители Гара, требуем пожизненного изгнания для Кела.

У отца отвалилась челюсть.

– За то, что он помог этим девонькам? – спросил он, не веря своим ушам. – Это небольшое преступление, да и выбора у него не было.

– Ну так, значит, он не открыл вам правды, Тор. Его рука бросила тот камень, что убил его жену, – так сказал нам один из феллиан. Стражник даже не догадывался, о каком ужасном преступлении говорит, – он просто случайно обмолвился, что Кел, должно быть, очень силен, раз сумел нанести такой удар. Мы получили подтверждение этому у других феллиан. – Дерин смотрел на меня так, словно видел впервые в жизни, а ведь мы с ним играли вместе детьми, вместе пасли стада, шептались о девчонках… – Ты убийца, Кел, и мы, жители Гара, не желаем видеть тебя на Небесной равнине. Никогда больше.

Я повернулся к отцу и попытался оправдаться:

– Феллиане хотели убивать Джастрию медленно. Я пытался избавить ее от боли.

Матушка упала в обморок, Гэрровин подхватил ее и уложил на траву. Отец этого словно и не заметил. Он пристально смотрел на меня, и его запах был лишен всяких эмоций. Дерингар развернул своего селвера и уехал, на этот раз более осторожно выбирая дорогу. Тесс бросила на меня испуганный взгляд и прошипела:

– Пойдем в дом, Джейми.

Он стряхнул ее руку, когда она вцепилась ему в рукав, и наклонился над матушкой; на меня он так и не посмотрел. Тесс развернулась и скрылась в доме; будь там дверь, которой можно было бы хлопнуть, она непременно это сделала бы. Ее возмущение повисло в воздухе, как душное облако.

– В дорогу, – сказал я Блейз.

Она кивнула и помогла Флейм сесть в седло. Я навьючил на Скандора последнюю сумку и повернулся к Джейми.

– Как она?

Джейми, стоявший на коленях рядом с матушкой, приподнял ей голову; на мой вопрос он не ответил и вместо этого задал собственный:

– Так это правда, Кел? Ведь ты врач!

Я кивнул, и он отвел глаза. Я не мог ничего объяснить ему так, чтобы он понял.

– С ней все будет в порядке, – сказал Гэрровин. – Вам лучше отправляться.

Когда я сел в седло, отец положил руку на узду.

– Мальчик мой… – Мы с болью смотрели друг на друга. Мне хотелось спросить его: неужели все так переменилось? Мне хотелось сказать ему, что я по-прежнему его сын. Разве я стал не тем, кем был всегда? Но я боялся услышать ответ…

– Пиши, – сказал он наконец. – Пиши почаще – ради матушки. – И я понял, что для него действительно все переменилось, и переменилось навсегда.

Я кивнул и попросил Гэрровина:

– Передай матушке, что я ее люблю.

Вот так мы покинули Вин.

Я иногда задумываюсь о том, что сделали бы жители Небесной равнины, если бы знали, что случится со мной в будущем, если бы могли предвидеть, что я буду виноват в стольких смертях, что мне едва ли найдется соперник на Райских островах, включая самого Мортреда. Может быть, они просто удовлетворенно покивали головами и сказали: «Ну что ж, мы ведь знали, что в нем это есть, не так ли?»

От агента по особым поручениям

Ш. айсо Фаболда,

Департамент разведки,

Федеральное министерство торговли, Келлс,

Т. айсо Трамину,

лектору второго класса

Мифодисской академии исторических исследований,

Яминдатон, Келлс

2/2 месяца двух Лун, 1793

Дорогой Трефф!

Я так и знал, что Вас заинтересует новый персонаж в моих сказаниях Райских островов. Я от души посмеялся, когда Вы написали, что хотели бы быть историком Райских островов, потому что жизнь там гораздо интереснее, чем у нас. Я-то всегда думал, что в нашей собственной истории слишком много сражений и завоеваний…

Мне тоже хотелось бы, чтобы Вы познакомились с Гилфитером. Несмотря на свои годы, он остается похожим на медведя великаном, хотя, конечно, его торчащие во все стороны волосы и борода теперь совершенно седые. Думаю, что в молодости он производил сильное впечатление, по крайней мере когда не спотыкался и не ронял предметы. Такие неприятности с ним все еще случаются. При нашей последней встрече он опрокинул на Натана кружку с горячим чаем и испортил два листа записей. Жители Осгата на острове Арута, города, где он теперь поселился, обращаются с ним со странной смесью почтения, благоговения и страха (ни такого острова, ни такого города вы не найдете на старых картах Райских островов, хотя на тех, что сделаны после открытия островов мореплавателями Келлса, они и отмечены).

Боюсь, я так и не проникся к Гилфитеру особой симпатией, хотя должен признать: в свое время он был выдающимся врачом; думаю, что и он в свою очередь не слишком меня жалует. Гилфитер основал в Осгате медицинскую школу и все еще остается кем-то вроде нашего главного хирурга в отставке. Учиться медицине в эту школу стремятся жители всех Райских островов. Впрочем, на медицинскую репутацию Гилфитера все еще бросают тень события его жизни. Мне приходилось слышать, как его называли Гилфитером-Убийцей.

Должен сказать, Трефф, что Вам, как это ни печально, придется подождать, прежде чем Вы сможете получить следующую порцию перевода; эти бумаги сейчас находятся у моего дяди. Не сомневаюсь, что слова Гилфитера о том, что он виноват в смерти множества людей, заинтриговали Вас и вызвали желание узнать больше. Узнаете, не сомневайтесь!

Когда Вы собираетесь покинуть свой Яминдатон ради столицы? В городе появилась новая таверна, о которой все только и говорят. Там подают напиток, именуемый шоколадом, – похожую на сироп коричневую жидкость, которую изготовляют из бобов, импортируемых с Райских островов. Очень, надо отметить, вкусный напиток. Смешно, не правда ли: я ни разу не пробовал его в Спаттсшилде – центре торговли бобами, – но теперь стал завсегдатаем этой таверны в двух шагах от моей квартиры. Когда приедете, непременно угощу Вас чашечкой…

С дружескими чувствами

Шор.