Текст книги "«Пощады никто не желает!» АнтиЦУСИМА"

Автор книги: Глеб Дойников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Поворот влево последовательно на шестнадцать румбов, курс юг. – Его выход из сатори совпал с докладом о готовности кораблей к повороту.

– Мы отступаем и выходим из боя? – молодой командир «Мияко» был разочарован настолько, что забыл о субординации. – Но почему?

– Лейтенант, если вы не заметили – русские образовали единый кильватер из девяти броненосцев. И еще выделили быстроходный отряд из трех «Пересветов». Нам с шестью кораблями не прорваться…

– Но если мы и крейсера Камимуры одновременно ударим по русским с двух сторон, то мы наверняка сможем выйти на дистанцию пуска торпед, Буси До учит нас, что, «имея 500 верных людей, можно разбить армию неприятеля в 10 000 человек»! Да, возможно, мы все погибнем, но это будет смерть во славу Японии и Микадо, смерть, достойная самураев!

– Буси До [14]14
  Буси До – Путь Самурая, путь воина. Даймио До – Путь Князя, путь повелителя. Во время Второй мировой войны большинство японских офицеров руководствовалось при выборе тактики и стратегии именно Буси До. Что зачастую вело к обреченным на неудачу штыковым атакам на подготовленную и насыщенную пулеметами оборону американцев… К сожалению для Японии, в нашем мире книга «Даймио До» никогда не была написана, и нация пошла по «Пути Воина». Достойно, не потеряв во Второй мировой ни капли чести, Япония с первого до последнего дня неизбежно шла к своему поражению…


[Закрыть]была и еще долго будет настольной книгой для многих поколений самураев, и поверьте – я ее читал, – усмехнулся горячности молодого лейтенанта Того, все больше убеждаясь в верности своего решения, следующую фразу он выделил голосом так, как будто кого-то цитировал: – «Даймио не может себе позволить роскошь думать только о своей чести или славе. Он обязан позаботиться о верных ему людях до того, как может начать думать о себе». Жаль, однако, что никто пока не написал книгу «Даймио До», по которой должны были бы учиться жить и воевать не рядовые самураи, а командиры эскадр и армий… Нам сейчас, например, надо больше думать не о том, как выиграть это сражение, а как не проиграть для Японии войну. А потеряв флот перед приходом свежей русской эскадры, мы ее проиграем гарантированно. Поднять приказ «к повороту»!

«Даймио До». X. Того

Отрывки из книги адмирала японского флота X. Того, название книги можно вольно перевести на русский язык как «Путь Командира», или «Путь Князя». Издание 1925 г.

Первым послевоенным испытанием для меня стал визит в Йокосуку русской эскадры. Я снова вспомнил слова своего почтенного отца: «Путь Даймио отличается от пути самурая масштабом забот. Если самурая заботит только его честь, то Даймио обязан прежде всего позаботиться о своем клане и своих самураях». Не прошло еще пяти лет с момента окончания войны с русскими, и раны обоих еще были свежи. На верфи Йокосуки еще не закончили установку орудий на «Микасу», которую после взрыва погребов пришлось фактически восстанавливать заново. Ремонт тогда затянулся из-за загруженности заводов вводом в строй новых кораблей и послевоенного снижения финансирования. И хотя русские напрямую не имели отношения к взрыву, все на флоте были уверены – не будь войны, не было бы и подрыва. Спешный ремонт всего флота после боя при Шантунге, шимозные боеприпасы военного времени, производимые по упрощенной технологии… При сложении эти факторы дают несколько сотен моряков, погибших прямо в главной базе флота, во время переговоров о мире с русской делегацией. Тогда это, казалось, стало последней каплей, перевесившей чашу весов в пользу мира. Микадо увидел в этом божественное провидение, указывающее на необходимость срочного заключения мира. Но к первому послевоенному заходу кораблей бывших врагов в Японию тогда готовились все.

Русскую эскадру вели те же флотоводцы, с которыми я воевал при Шантунге и у Порт-Артура. Макаров, к тому времени ставший русским морским министром, и Руднев, который официально вообще никаких постов не занимал и чуть ли не официально находился в опале. Они вели в Японию те же корабли, по которым пять лет назад стреляли орудия Объединенного флота – три «Пересвета» и пару «Россия» – «Громобой». И у меня, и у всего личного состава флота было много неоплаченных счетов к русским морякам в виде погибших друзей. И наверняка это было обоюдное чувство. Все прекрасно понимали – удержать матросов от драк, при неизбежно заносчивом поведении русских матросов, считавших себя победителями в недавней войне, будет практически невозможно. С другой стороны, над нами довлела воля императора – «никаких эксцессов при визите ДРУЖЕСТВЕННОЙ эскадры». И высший состав штаба флота понимал, что в этом есть огромная доля правды. Япония, не выиграв у России войны, получила от нее почти все, чего хотела в результате этой войны добиться. Не даром, конечно, но условия мира могли бы быть гораздо жестче. Главное – у Империи был выход в Китай, пусть и через арендованный Дальний, и Корея. Осталось объяснить это десяти тысячам матросов базы флота в Йокосуке, которым несколько лет до этого каждый день говорили, что русские – враг номер один.

К нашему удивлению, русские матросы при увольнениях на берег вели себя, по русскому же выражению, «тише воды, ниже травы». Как мне позже разъяснил Руднев, с личным составом эскадры более месяца велась разъяснительная работа, подобная той, которой мы занимались в Японии. Самым главным фактором русской подготовки матросов к сходу на берег был строжайший запрет пить «больше бутылки на человека». Нарушившего это нехитрое правило ждал запрет на сход на берег до конца визита. Как мне позже, за рюмкой виски, пояснил Руднев – «по трезвости русский матрос существо добродушное и незлобивое, да и за семь лет состав экипажей почти весь поменялся». Правда, потом добавил – «но если их угораздит напиться, то базу флота вам придется строить заново, тогда они вспомнят все, что было, и многое из того, чего и не было». Гораздо более важным для зарождения того боевого братства, которое мы видели при Циндао, был, конечно, не тот факт, что матросы флотов не передрались друг с другом. Главное, что в тот, первый, визит начал ломаться лед недоверия офицеров двух стран друг к другу. И положили начало этому четыре человека.

Макаров, Руднев, Камимура и я поначалу вынуждены были стоически терпеть друг друга на официальных приемах. Единственной общей темой для разговоров у нас были недавно отгремевшие сражения, в которых мы не смогли убить друг друга, хотя временами были весьма к этому близки. Поначалу мы просто вспоминали – кто, где и в чем ошибся. Для меня стало откровением, что построение русского флота при Шантунге (Того ссылается на подставленный под удар отряд новых ЭБР, что позволило более старым кораблям почти полчаса вести огонь без помех. – Примечание русской редакции.) было не заранее продуманной схемой, а вынужденной мерой. Вызван сей вынужденный, но удачный ход был быстрым выходом кораблей Камимуры в голову русской колонны. Если бы я тогда знал, насколько неприятным окажется русский ответ, я бы, наверное, притормозил выдвижение отряда крейсеров… Точно так же Макаров был огорошен тем, что моя атака хвоста русской колонны, которая сломала его тщательно отрепетированный план боя, была вызвана не соображениями большой стратегии, а элементарной ошибкой в ночном маневрировании. Но переломным моментом стали даже не вечера взаимных воспоминаний…

Однажды я признался Рудневу, что до сих пор иногда сомневаюсь – что было бы в бою у Шантунга, отдай я незадолго до полудня приказ на одновременную торпедную атаку русских броненосцев как своими линкорами с запада, так и крейсерами и миноносцами Камимуры с востока. Это был единственный момент боя, когда я не был уверен в правильности своего решения в момент его принятия. Усмехнувшись, русский адмирал предложил мне «переиграть сражение с этого момента». Поначалу я принял все это за злую шутку и попытался ответить соответственно в духе «при всем моем горячем желании, я не выпил еще достаточно саке, чтобы вывести в море десяток броненосцев и утопить их там только ради проверки моих мыслей». Рассмеявшийся Руднев предложил мне «на этот раз ограничиться простым моделированием». И любезно разъяснил, что именно он имел в виду. Поначалу мне показалось, что идея переигрывать уже состоявшееся сражение несколько глупа. Но когда Макаров рассказал, что перед битвой при Шантунге они несколько раз ее подобным образом моделировали, мне стало интересно. Морские игры уже не были к тому времени новинкой, знаменитой игре Джейн как раз исполнилось десять лет. Но русские подняли уровень детализации настолько, что рутинная проверка маневрирования и расстановки кораблей в эскадрах превратилась в настоящую отработку будущего сражения. Или, в нашем случае – переигрывание уже состоявшегося в его переломный момент. На моделирование сорока минут боя у нас ушло порядка недели, пришлось даже задержать выход в море русской эскадры, но клянусь богами – это того стоило. Тем более с учетом того, что за противную сторону играли те самые русские адмиралы, что и в настоящем сражении. Дотошный подход русских офицеров, вгрызающихся в каждое попадание снаряда с небывалым энтузиазмом и готовых часами спорить о пробитии брони и вызванных взрывом повреждениях, вскоре перекинулся и на японских моряков.

Русская и японская команды разошлись по разным комнатам, в соответствии с составом корабельных отрядов и эскадр, и младшие офицеры были готовы сновать с приказами, имитируя сообщения флагами и по радиотелеграфу. Из состава обоих флотов была выбрана группа офицеров для, как выразились русские, «обсчета вероятности попаданий и их последствий». Поначалу затея меня не очень увлекла, и свой первый ход я делал скорее из вежливости к гостям, выполняя свой долг хозяина. Но когда мне донесли о «видимых» сигнальщиками «Мияко» повреждениях на русских и японских кораблях, по истечении шестиминутного отрезка… я вдруг снова ощутил, что я вхожу в «сатори», и внезапно понял, какой могучий инструмент мне подарили русские адмиралы. Я могу не только переигрывать уже состоявшиеся бои. Я могу готовиться сам и готовить новых офицеров флота к боям, которым еще предстоит состояться… Неудивительно, что действия русских адмиралов и капитанов при Шантунге мне зачастую казались слишком уж скоординированными. Они же, демоны бы их разорвали, воевали в том бою уже во второй, а то и в третий раз и порой действительно заранее знали, ЧТО им делать, попадая в уже отмоделированную ситуацию! Да и просто хотелось убедиться наконец, прав ли был я, отдавая приказ на поворот «ОТ противника», в 11.45 в то хмурое утро в ноябре 1904 года… В общем, я втянулся в бой так, как будто судьба империи снова зависела от этого сражения. [15]15
  Знаменитый приказ Того в начале Цусимского сражения.


[Закрыть]

Поначалу все шло сравнительно неплохо – огонь русского «Сунгари» повредил «Якумо», но сосредоточенным огнем среднего калибра всей нашей линии сам русский корабль был практически убит. К концу моделирования «Ниссина»/«Сунгари» уже не мог дойти до Артура. Специалисты обоих флотов так и не сошлись во мнении, был ли у ее капитана Миклухи шанс довести свой избитый крейсер хотя бы до Вейхайвея. Сам Миклухо, ожидающий адмиральские эполеты и приведший в Японию модернизированную «Победу», долго ругался потому, что «Сунгари» чуть не утонул из-за явной случайности. При моделировании бросок кубика указал, что снаряд с «Адзумы» попал в уже существующую пробоину в броневом поясе и вызвал взрыв картузов в зарядном коридоре. Тогда от цепи детонаций было бы затоплено машинное отделение, и быстро нарастающий крен ставил под вопрос само выживание крейсера. Русский капитан доказывал, что такого быть не может, но по приказу своих адмиралов смирился с неизбежным. Вскоре подобные приказы отдавать пришлось уже мне.

Наутро моделирование оказалось довольно длительным процессом, если заниматься им всерьез, [16]16
  Подтверждаю и свидетельствую. Моделирование битвы при Шантунге заняло у Антона, меня (в роли русской стороны) и нескольких товарищей, любезно согласившихся играть за японцев, более полугода. Но зато я благодаря Антону могу честно сказать – ТАК МОГЛО БЫТЬ. Каждое попадание каждого снаряда имело место быть, пусть и в виртуальном пространстве. Каждый ошибочно понятый и не дошедший до адресата приказ случился. Повреждения в результате каждого попадания обсчитывались настолько детально, насколько это вообще возможно без расстрела настоящего корабля.


[Закрыть]«бой» возобновился. Спустя пару часов мне пришлось вмешаться в конфликт, почти переросший в драку между руководителями групп обсчета попаданий. Капитан третьего ранга Ямамото, руководитель японской группы, обвинял капитана третьего же ранга (во всех случаях офицеры обеих сторон назначались одного звания, во избежание накладок с субординацией) Витгефта, командира группы русской, в жульничестве. Бравому самураю не понравилось, что главный калибр «Сисоя», молчавший уже более получаса, внезапно ожил и шестью залпами в упор накрыл уже почти подошедшую на дистанцию выстрела торпедой «Адзуму». Русский офицер с горячностью доказывал, что время ввода в строй носовой башни помнит с точностью до минуты, ибо сам принимал участие в ее ремонте, помогая перетаскивать сломавшуюся вилку вертикального наведения из подбитой снарядом кормовой башни в носовую. Ямамото с пеной у рта пытался доказать, что перенести по верхней палубе под огнем двухсоткилограммовую железяку сложной формы вообще невозможно. На что был послан русским… Послан к судовому журналу «Сисоя», в котором должна была быть запись о точном времени открытия огня носовой башней. Пришлось отправлять в Петербург запрос, ответ на который пришел только утром следующего дня, подтвердив правоту русской стороны. Но к тому времени в этом уже не было никакой необходимости. К утру оба спорящих офицера (по совместному приказу меня и Руднева в его версии это выглядело как «хоть спои его насмерть, но помирись», а в моей «делайте, что хотите, но завтра вы должны быть не врагами, а друзьями») уже выпили по паре бутылок как саке, так и водки и готовы были верить друзьям на слово во всем, кроме рыбалки, войны и любви. Кстати, о любви… Первая реакция Ямамото на попытку Витгефта напиться вместе была резко отрицательная – он был убежденным трезвенником. Но русский капитан хитро напомнил ему о моем прямом приказе, и Ямамото пришлось пить. Но предварительно он, подтвердив свою репутацию весьма мстительного и изворотливого офицера, взял с Витгефта слово, что после первой допитой бутылки тот тоже пойдет с ним куда угодно. В результате отнекиваться пришлось уже русскому, когда тот обнаружил себя у дверей лучшего в Йокосуке дома гейш. В ответ на слабые протесты Витгефта о молодой и любимой жене, Ямамото злорадно напомнил тому о «прямом приказе адмирала помириться» и поинтересовался, как именно принято в русском флоте выполнять приказы. Хмурый Витгефт неохотно, но решительно направился наверх, в комнату любимой гейши самого Ямамото. Так или иначе к утру оба офицера имели весьма помятый вид, но зато больше не имели претензий друг к другу. [17]17
  Из лекции адмирала Нимица в военно-морской академии США, 1945 год: «Наилучшим примером взаимодействия двух флотов разных государств является битва при Мидуэе. К сожалению, этот пример вовсе не взаимодействия нашего флота и англичан под командованием Хелси, а противостоящие нам авианосное соединение Ямамото и русская крейсерская эскадра под командованием Витгефта. Совершенно не сплаванные эскадры не имели даже общего шифра, так как начало войны застало русских в море. Единственная перехваченная радиограмма была послана Ямамото открытым текстом. Каким именно образом эта пара адмиралов смогла организовать скоординированную атаку двух эскадр на хвост и голову нашего соединения, я до сих пор не могу понять. Ведь полный текст телеграммы гласил всего лишь: „Йокосука, Мияко сан, второй подход. На этот раз на три часа позже, и я спереди“».


[Закрыть]

Пока «Адзума», пережившая в реальности войну, виртуально (это интересное слово ввел в оборот адмирал Руднев специально для случаев моделирования) заваливалась на борт, ее убийца «Сисой» все более отставал от русской колонны. Оказавшись между линиями, он принял на себя всю ярость сосредоточенного огня японского флота и… Самый маленький из русских броненосцев упорно отказывался тонуть. Самое смешное, что быстро отправиться на дно ему мешали сами японские снаряды. Не успел он лечь на левый борт и опрокинуться, как новая порция попаданий уже в правый борт вызвала затопления ряда отсеков и спрямила крен. [18]18
  Несколько раз в процессе моделирования я реально чувствовал себя… несколько неуютно. Случай с «Сисоем» один из них – в процессе совершенно случайного моделирования процесс гибели этого корабля зеркально повторил гибель этого же броненосца при Цусиме. Тогда после дневного боя корабль тонул носом всю ночь и вряд ли бы дожил до утра, утонув со всей командой, но… Во время ночной атаки японский миноносец влепил торпеду в КОРМУ броненосца. Обширные затопления кормовой оконечности, на которые русские в здравом уме никогда бы сами не пошли, не позволили кораблю опрокинуться ночью. А ведь при неизбежной панике в темноте потери экипажа были бы близки к ста процентам. Утонувший ТАК «Наварин» унес с собой в пучину СЕМЬСОТ моряков. Выжило ТРОЕ. Утром с небоеспособного «Сисоя» сняли команду японские вспомогательные крейсера, после чего он утонул на ровном киле. Потери экипажа составили шестьдесят человек, двадцать из которых погибли еще в дневном бою.


[Закрыть]Находящийся к тому времени уже посреди японской колонны броненосец на остатках пара попытался пойти на таран «Фудзи». «Конго» от огня русских броненосцев в упор уже почти лег на борт, а мой «Мияко», получив попадание в котельное от не желавшего выходить из боя «Сунгари», оказался под атакой пары русских эсминцев без хода. С востока накатывались корабли Камимуры, а ушедшие на север русские «Пересветы» оставались вне свалки и на выбор расстреливали сосредоточенным огнем один броненосец за другим. Дальнейший ход боя я вынужден был наблюдать в качестве зрителя, ибо даже если бы я пережил попадание в мое маленькое авизо русской торпеды (одной из четырех выпущенных), управлять боем со спасательной шлюпки я уже точно не мог. Я молча, ведь покойники не говорят, даже если они адмиралы, наблюдал гибель «Адзумы», «Конго» и то, как после взрыва носовой башни «Сикисима» нырнула подобно новомодной «подводной лодке». Как чуть опоздавшие крейсера Камимуры атаковали наконец русский флот торпедами и сами попали под убийственный огонь крупнокалиберных орудий в упор.

Начали тонуть и русские броненосцы – «Победа», «Петропавловск» и броненосный «Баян» пали жертвами торпед. Непотопляемый «Александр Третий» был протаранен «Цусимой», что лично у меня вызвало сомнение, но «мертвых» адмиралов никто не спрашивал. За этот успех японцы заплатили добитым артиллерией «Ясимой» и пораженными при атаке броненосцев двенадцатидюймовыми снарядами «Идзуми» и «Акаси». «Цусима» также не пережила таран броненосца и медленно погружалась носом. Кроме того, миноносные корабли японского флота пали в битве практически все.

На этом месте я, не в силах наблюдать за гибелью (пусть и «виртуальной») вверенного мне флота, попросил прекратить моделирование, сославшись на то, что мне уже ясен ответ на мой вопрос. Да, я действительно мог в тот переломный момент поступить подобно идеальному самураю – в отыгранном при моделировании варианте соотношение потерь было более благоприятным для Императорского флота, но… При том количестве кораблей первого ранга, которые с честью пали бы за Императора, встречать русскую Третью эскадру было бы уже просто нечем. Не менее тяжелыми были и потери в крейсерах и миноносцах. После прихода нового подкрепления русских летом 1905 года Япония фактически теряла контроль за морем. Это был бы классический случай, когда, победив в битве, [19]19
  Даже в описанном уважаемым адмиралом Того варианте моделирования победа японским флотом все же не была достигнута. Была все та же ничья, но со счетом более благоприятным для японской стороны. Да, соотношение потерь кораблей линии было бы более благоприятно для японской стороны. Но у Камимуры, атакуй он русские линкоры вместо имевшей в реальности атаки на транспорты, не было бы и тени шанса помешать доставке в Артур так необходимого конвоя с продовольствием, из которого дошла ровно половина. Но в целом с выводами X. Того об итогах битвы и исходе ее возможного варианта я согласен.
  Комментарий контр-адмирала В. Ф. Руднева.


[Закрыть]я бы приблизил поражение своей страны в войне.

И на этом примере я, как преданный вассал своего императора, считаю своим долгом призвать всех командиров Империи восходящего солнца к размышлению. Когда во время следующей войны, которая рано или поздно случится, выбор между «путем самурая» и «путем даймио» встанет перед вами, вы готовы найти в себе силы выбрать правильный путь? Да, война еще не идет, но, как поют наши когда-то враги, а теперь союзники русские, «если завтра война, если завтра в поход», что будет тогда? И для того чтобы принять верное решение, находясь под обстрелом вражеских орудий, вам, новым командирам страны Ямато, надо готовиться к принятию таких решений уже сегодня. И наиглавнейшим критерием для вас должно стать не сбережение собственной чести самурая, а принесение наибольшей пользы Императору и Японии.

Глава 3
ФЕДЯ, Я ПОЙМАЛ МЕДВЕДЯ!

Ноябрь 1904 г. Траверс полуострова Шантунг, Желтое море

– Федя, я поймал медведя!

– Так тащи его сюда!

– А он не идет…

– Тогда брось его и иди сюда сам!

– А он и меня не пускает!

Под этой немудреной и старой как мир шуткой могли подписаться к полудню адмиралы как японского, так и русского флота. Макаров мечтал о часе передышки в непрерывной перестрелке с Того, чтобы завести наконец пластыри на пробоины и погасить пожары на своих броненосцах, но… Но дай он Того этот час, тот гарантированно навалится всеми силами флота на тройку русских броненосных крейсеров, застрявших к югу от японских поврежденных броненосцев. Сейчас крейсера ВОКа, уже не способные разогнаться до скорости хотя бы в 12 узлов из-за повреждений, вяло перекидывались снарядами со столь же поврежденными японскими броненосцами и отрядом старых кораблей. Их поддерживали четыре крейсера под флагом Руднева.

Сейчас «Громобой», «Баян» и «Рюрик» при поддержке четырех крейсеров Руднева с переменным успехом перестреливались с японцами. Будь «Микаса», «Хатсусе» и «Фусо» полностью боеспособны – все три русских крейсера уже давно были бы на дне. Впрочем, сохрани русские крейсера свой полный ход, они столь же давно обежали бы кусачие японские броненосцы по дуге и присоединились бы к главным силам Макарова. Увы, принцип «пойманного медведя» действовал и тут, во втором очаге боя. Русские не имели хода, чтобы оторваться от японцев, японцы потеряли слишком много артиллерии, чтобы их добить. Но подойди сюда Того с относительно целыми кораблями, судьба наглых крейсеров была бы решена. Со сбитыми трубами даже столь быстрый утром «Баян» не мог дать более двенадцати узлов, а «Рюрик» вообще тащился на восьми. «Громобой» был пока чуть быстрее, но поднявший на нем флаг Рейценштейн никогда не бросил бы два корабля, чтобы спастись самому. Вокруг медленно отходящих русских вертелись старые японские бронепалубные крейсера, наседая на них с кормы. С носа им угрожал совсем уже антикварный, но несущий четыре двенадцатидюймовых орудия «Чиен Иен». Именно этим пушкам, даже не прошлого, а позапрошлого поколения, был обязан своим бедственным положением «Баян». Его лихой командир, Вирен, решил воспользоваться большей скоростью своего корабля и большей скорострельностью новых орудий. Полчаса назад при расхождении с «Чиен Иеном» на контркурсах он попытался приблизиться к «старичку» на дистанцию торпедного выстрела. Увы, надежды на невысокую скорострельность и точность древних орудий китайского броненосца не оправдались – первым же залпом на «Баяне» были сбиты две трубы.

Все современные и быстроходные легкие крейсера сейчас вслед за «Идзуми» неслись на перехват русских транспортов, пытаясь оторваться от преследующих их пары «Пересветов» и «России». И этот клубок огня и стали, наперегонки летящий на север со скоростью 15 узлов, был третьим локальным местом боя. Камимура надеялся любой ценой найти и уничтожить транспорты, а русские – не дать ему этого сделать. Также любыми средствами. Сражение окончательно распалось на схватки отдельных отрядов и кораблей, и ни один из адмиралов не мог повлиять на действия кораблей, не входивших в его отряд. Всякое централизованное управление боем было потеряно, и теперь исход сражения зависел от действий командиров отдельных кораблей и отрядов.

Йэссен перешел с тонущего «Корейца» на борт «Бесстрашного» и тотчас приказал поднять на мачте маленького кораблика контр-адмиральский флаг. Да, он должен был командовать отрядом броненосных крейсеров, но уж коли он волею судеб оказался самым старшим по званию из стоящих на мостике миноносцев… Ничто не помешает ему выполнять свой долг и тут, а это значит – принять командование миноносцами. Вскоре ему представился шанс этот самый долг выполнить – броненосцы Того повернули на юг, очевидно решив уничтожить опрометчиво оторвавшиеся от Макарова владивостокские крейсера. Между медленно ползущими на запад избитыми крейсерами и броненосцами Того были только шесть русских миноносцев. По приказу Йэссена они повернули в лоб на японскую колонну из семи линкоров, чтобы заставить их отвернуть к востоку и дать крейсерам время на бегство. Или умереть, пытаясь это сделать. Каждый русский миноносец весил примерно столько же, как совокупный вес снарядов главного и среднего калибра на каждом из японских броненосцев. При полной бункеровке каждый из японцев мог принять угля в четыре раза больше водоизмещения любого из русских корабликов, отважно выходящих сейчас в лобовую атаку. Каждый из семи японских атакуемых линкоров был раз в сорок больше русского эсминца. Со стороны порыв русских эсминцев выглядел как попытка кучки котят остановить атаку стада кабанов. Но у этих котят были ядовитые зубки, и кабаны об этом знали. Несмотря на отвратительные характеристики русских торпед, [20]20
  Калибр русских торпед был на четыре дюйма меньше японских. Как следствие – в полтора раза меньшая дальность хода – стрелять русскими торпедами со сниженной скоростью можно было только с девятисот метров. Со скоростью 29 узлов, когда был шанс попасть по движущейся мишени, торпеды шли всего шестьсот. Да и попав, они наносили гораздо меньший ущерб, чем японские, ибо заряд тоже был в полтора раза меньше. Доэкономились.


[Закрыть]попадание одной скорее всего выводило броненосец из строя. А две, весьма вероятно, его топили.

Когда командир головного «Конго» увидел, что всего в тридцати кабельтовых на него строем фронта летят шесть русских дестроеров, он стал судорожно оглядывать горизонт в поисках мелких японских кораблей, способных их отогнать. Но все авизо и японские эсминцы держались на почтительном расстоянии из-за четырех русских крейсеров Руднева. И сейчас по русским корабликам могли стрелять только носовые орудия самого «Конго», которых было слишком мало, чтобы сорвать атаку. Капитан Като перебежал на правое крыло мостика и вперил линзы бинокля в «Мияко», на котором держал флаг Того. Если тот промедлит с сигналом о повороте еще пару минут, то придется или отворачивать самовольно, или рисковать торпедной атакой с носовых углов, где почти вся артиллерия выбита русскими снарядами. Не восьмидюймовыми же снарядами отгонять миноносцы. К облегчению Като, Того умел прочитывать ситуацию не хуже его, и на мачте «Мияко» уже взвился сигнал «к повороту». Спустя минуту японская колонна стала поворачивать вправо к берегу, разворачиваясь к атакующим корабликам полными левыми бортами.

На мостике идущего впереди клина миноносцев «Бесстрашного» Йэссен раздавал все новые приказы по отряду. «Разомкнуться в строе фронта на пять кабельтовых». «Эсминцам со снятыми с „Корейца“ и „Новика“ экипажами пускать торпеды с десяти кабельтовых. Остальным сближаться до семи». Ни за что бы единственный штатный сигнальщик «Бесстрашного» не смог отсемафорить столько сообщений почти одновременно, но сейчас на трех русских дестроерах из шести сложилась оригинальная ситуация. Они были переполнены матросами, снятыми с «Корейца» и «Новика». Большинство из них так и не остыло от азарта боя, когда их крейсер сначала потопил японский броненосец, а потом сам был торпедирован. Они горели желанием продолжать бой, и никогда еще ни один миноносец русского флота не был столь избыточно укомплектован. С мостика «Бесстрашного» семафорили флагами и рейтером на соседние корабли несколько офицеров штаба Йэссена, штурманы и сигнальщики с «Корейца». В кочегарках «Бесстрашного», «Блестящего» и «Властного», небывалый случай, было слишком много кочегаров и механиков. Большинство членов машинных команд «Корейца» и «Новика» были согласны кидать уголь в топки, лишь бы не быть в бою не при деле. Просто некоторым так было бы еще страшнее, а некоторые вошли в раж и остановиться уже не могли. На верхних палубах мичманы и лейтенанты, где вежливо, а где и не очень, отставляли в сторону матросов-наводчиков от орудий и становились к прицелам трехдюймовок сами.

На «Блестящем» в числе последних снятых с «Корейца» была и пара «героев дня» – Диких с Тыртовым после перехода на миноносец поначалу нашли себе тихое местечко под мостиком. По предложению Тыртова они по памяти пытались составить отчет о стрельбе «по горячим следам». Платон несколько поворчал, но взялся за карандаш и спустя пяток минут даже увлекся.

– Дмитрий Иванович, а ведь что забавно. Мы на ручной наводке из пяти выстрелов попали два раза. На гидравлике, я думаю, мы больше пяти процентов попаданий не добились, как думаешь, почему?

– А чего тут удивительного, Платон Иванович? Стреляли-то с меньшей дистанции, мне проще было выставлять возвышение. При стрельбе по миноносцам вообще только крен «Корейца» надо было скомпенсировать…

– Да нет, я не про вертикальную наводку говорю. Мне показалось, что я на ручной могу наводить точнее по горизонту. Вручную башня поворачивается медленно, и можно точнее определить момент совмещения целика с мишенью. А так, на гидравлике, иногда приходится то ждать, пока цель сама влезет в прицел, то гонять влево-вправо по несколько раз. Все проскакивает, зараза…

Составление отчета было прервано донесшимся с мостика тихим матом командира миноносца капитана второго ранга Шамова:

– Это они что, совсем охренели? Вшестером атаковать колонну броненосцев днем, в лоб, да еще когда на половине кораблей давка хуже, чем в питерском трамвае утром?

Повернувшись, Тыртов увидел, что миноносцы поворачиваются к югу с явным намерением атаковать японцев. Неожиданно хлопнув его по плечу, Платон Диких огорошил его вопросом:

– Ну что, товарищ лейтенант, в орлянку будем играть или как?

– А зачем? – не понял подоплеки вопроса Тыртов.

– Так сейчас начнется такая каша, – весело проговорил Диких. – Так хоть пострелять напоследок вволю. Если угадаешь – твое носовое орудие, мое – кормовое. Все одно мы порукастее будем, чем эти пацаны-наводчики на миноносцах. Сюда, не в обиду им будет сказано, никогда нормальных командоров не присылают. Все, что получше, на крейсера да броненосцы разбираются.

– А может, у командира разрешения спросим? – вспомнил о субординации Тыртов.

– Ага, ему сейчас все равно, кто стреляет из этих пукалок. У него есть дела поважнее, не стоит его отвлекать. Ну так что, орел или решка?

Не угадавший Тыртов побежал на корму, успев услышать, как Платон матом понижает наводчика носового орудия до подносчика снарядов, заодно отчитав того за тугие маховики наводки. Как он вспоминал позднее, это был последний раз, когда он слышал голос Платона Диких.

По мере сближения русские миноносцы с каждой минутой обстреливались все сильнее, но до пуска торпед существенных повреждений не получил ни один из них. Слишком много орудий противоминной артиллерии было выбито в артиллерийском бою. Да и их расчеты на многих кораблях были не на своих местах. Кто подменял прислугу орудий более крупного калибра, уже валившуюся с ног, кто тушил пожары, а кто помогал кочегарам поддерживать пары, что при сбитых трубах тоже требует дополнительных рук. В дневном артиллерийском бою линейных кораблей расчеты мелкой артиллерии было зачастую принято использовать не по назначению. И теперь орудия на многих кораблях открыли огонь с запозданием. Но по мере пристрелки то один, то другой русский эсминец получал попадания разного калибра и разной тяжести. Как ни странно, но вызывающе идущий в атаку под контр-адмиральским флагом «Бесстрашный» проскочил через огонь почти без повреждений, потеряв только пять человек от осколков близких разрывов. Выпустив торпеду из носового аппарата, он отвернул вправо, чтобы отстреляться и из пары поворотных. Вслед за флагманом маневр дисциплинированно повторили и еще два переполненных спасенными миноносца. В момент поворота «Блестящий» получил попадание восьмидюймового снаряда с «Конго» в носовое орудие. [21]21
  Когда при моделировании один из русских эсминцев выжил после попадания 8-дюймового снаряда, стало ясно, что это мог быть только «Блестящий». В Цусимском сражении он получил снаряд калибра 8 дюймов и тоже после этого остался на плаву и сохранил ход. Хотя для миноносцев тех времен считалось смертельным и одно попадание 6-дюймового снаряда, в два раза более легкого. Как именно маленький кораблик смог после попадания снаряда весом в 80 килограммов не только продержаться на плаву еще более суток, но и сохранить ход… Но он, оправдывая свое имя, «блестяще» продержался до утра. И только после того, как его команда перешла на другой миноносец, он позволил себе затонуть.


[Закрыть]Из расчета носового орудия и находившихся на баке не уцелел никто, на мостике погибла половина всех, кто там был, включая командира корабля. Старшим из выживших на мостике оказался лейтенант с «Корейца», по приказу которого «Блестящий» шел прямо до тех пор, пока не были выпущены торпеды из кормовых аппаратов, после чего израненный корабль отвернул на запад, выходя из-под обстрела.

Полтора часа спустя, когда окончательно потерявший плавучесть «Блестящий» поднял сигнал «Терплю бедствие», к нему подошел «Алмаз». В суматохе эвакуации и переноски раненых Тыртов оторвался наконец от прицела и решил пойти поискать Платона Диких. Он слышал, что после взрыва носовое орудие так и не возобновило стрельбу, но заставлял себя верить, что его товарищ и друг просто ранен. Сейчас, доковыляв по кренящейся уже под 20 градусов палубе до носа, он понял, что наводчик носового орудия выжить не мог даже теоретически. Через полтора часа нос миноносца был красным от крови, а от носового орудия не осталось даже тумбы основания. Только дыра в палубе с торчащими бимсами. В ушах лейтенанта звучали слова георгиевского кавалера прапорщика Диких о плавности ручной наводки. Это, казалось, было последнее напутствие старшего товарища, и идея настолько крепко засела в голове молодого и упорного лейтенанта, что имела далеко идущие последствия. [22]22
  В 1907 году молодой офицер Королевского флота пришел в патентное бюро, чтобы зарегистрировать свое изобретение «гидромеханический редуктор и демпфер, гасящий движения башни», которую он в честь своей девушки хотел назвать «муфтой Дженни». Но после проверки его заявки он получил обескураживающий ответ, что подобная конструкция уже была запатентована парой русских офицеров, адмиралом Рудневым и капитан-лейтенантом Тыртовым. По непонятной прихоти эта пара азиатов присвоила ей непроизносимое имя «муфта Диких».


[Закрыть]

После пуска с трех русских эсминцев девяти торпед Того был вынужден приказать довернуть еще на два румба, чтобы избежать возможных попаданий. Теперь японские броненосцы шли уже не за «Рюриком», а скорее от него. Но атака, призванная дать поврежденным кораблям время на спасение, еще не закончилась. Тройка русских корабликов, не отягощенная спасенными с «Новика» и «Корейца», продолжала преследовать японские линкоры. На острие атаки оказался эсминец «Безупречный»…