Текст книги "«Пощады никто не желает!» АнтиЦУСИМА"
Автор книги: Глеб Дойников
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Больше пяти это итальянское корыто с такими пробоинами не продержится, – ответил на вопросительный взгляд командира трюмный механик и, уже сбегая с мостика, прокричал, не снижая скорости: – Я попытаюсь затопить все отсеки правого борта, что только успею, тогда мы хоть не опрокинемся, а уйдем на ровном киле. Это даст вам лишние пару минут для погрузки раненых на миноносцы…
Больше капитана Корпуса инженеров-механиков Бориса Владимировича Вернандера никто не видел… Он до последнего оставался в низах корабля, манипулируя клапанами затопления и перепускания, пытаясь продлить агонию обреченного корабля и не допустить его опрокидывания. [10]10
В нашем мире капитан Б. В. Вернандер погиб в Цусимском сражении, где до последнего руководил борьбой за живучесть флагманского броненосца «Князь Суворов». Небывалая по меркам начала XX века непотопляемость этого броненосца очень удивила японцев, так и не сумевших его утопить артиллерийским огнем.
[Закрыть]
На мостике последнего оставшегося на плаву «Циклона», «Саги», его командир лейтенант Иокова смотрел на медленно оседающий все глубже русский броненосный крейсер. Все офицеры и матросы их отряда до последнего выполнили свой долг перед Японией и императором. Его корабль, пробитый пятеркой мелких снарядов, уже потерял ход и вот-вот должен был быть добит пятеркой русских дестроеров. Они прекрасно выполняли работу, для которой создавались, – уничтожение более мелких миноносцев противника. Но «Саги» был одним их двух миноносцев, которые успели развернуться к «Корейцу» левым бортом и выпустить последнюю торпеду, так что русские эсминцы фактически «махали кулаками после драки». Кто-то из матросов еще отстреливался из кормовой пушки, но это был просто еще один способ уйти в вечность. Свою главную роль полторы сотни моряков японских миноносцев уже выполнили – «Асахи» отомщен, и убивший его русский крейсер переживет свою жертву не более чем на четверть часа. Неожиданно ему, не большому поклоннику классической поэзии, в голову пришла хокку, наиболее точно описывающая их сегодняшнюю атаку:
Из ста шестидесяти матросов и офицеров экипажей сводного отряда японских миноносцев из воды после атаки было спасено пятеро. Единственным офицером из них был лейтенант Иокова. Его, потерявшего сознание от переохлаждения и потери крови, подняли из воды на русский эсминец «Бесшумный», который после снятия экипажа с «Корейца» уходил от огня преследующих его японских кораблей. Его командир рискнул и приказал замедлить ход до малого и выловить плавающего на спасательном круге человека, так как принял его за русского матроса.
На мостике «Варяга» молча досмотревший атаку миноносцев до конца Руднев медленно сложил подзорную трубу.
– Как показывает теория и практика, дневная атака эсминцев, и тем более миноносцев, на военные корабли не может быть успешна, если цель сохранила орудия и ход, – как будто отрицая только что виденное, медленно проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Исключение, однако, составляют те случаи, когда команды миноносцев сознательно идут на смерть, с самого начала атаки не заботясь о своем выживании. Что мы с вами, товарищи, только что имели честь наблюдать в исполнении японцев… Очень редко несколько кораблей сразу могут решить атаковать, настолько не заботясь о собственном выживании. Но, пожалуй, для каждого народа может найтись ПРИЧИНА, к такой атаке ведущая. В случае с британцами – командиры миноносцев пойдут в такую атаку, чтобы поддержать репутацию лучшего флота в мире. Японцы и немцы – из-за долга перед императором, а мы, русские… А хрен его знает почему, но мы тоже пойдем. А больше пока, пожалуй, никто на такое не способен…
На мостике все больше заваливающегося на левый борт «Корейца» Беляев командовал эвакуацией команды. К более низко сидящему левому борту подошли два поврежденных в быстротечной схватке с японскими коллегами русских миноносца. Третий подранок уже снимал команду с тонущего «Новика». Удачно отослав на первый миноносец Йэссена, которого он попросил «присмотреть за погрузкой раненых», командир «Корейца» был уверен, что теперь его замыслу никто помешать не сможет. Он прекрасно понимал, что из пяти с половиной сотен членов экипажа на момент утопления крейсера в живых осталось человек четыреста. Понятно, что кто-то не успеет или не сможет вовремя подняться на верхнюю палубу, кого-то уже на ней достанет осколок снаряда, ведь японцы так и не перестали обстреливать его корабль, но это не меняло главного. Снять всех на два маленьких эсминца, да еще и за столь короткий промежуток времени, шансов не было. Значит, ему, как командиру корабля, который ОБЯЗАН покидать корабль последним, уходить с него тоже нельзя. Иначе он не сможет потом смотреть в глаза другим офицерам флота. Примерно это он и сказал поднявшемуся на мостик Франку, который в своей извечной манере, не выпуская папиросу изо рта, сначала пошутил, «что его не оставляет чувство, что все это с ним уже было», а потом поинтересовался, «не пора ли и нам направляться к „Быстрому“, из машинного и котельного ушли, кстати, все?».
– Вы уверены, что это правильно? А что по этому поводу сказал Йэссен? – невинно поинтересовался у командира Франк, прислонившись, как и Беляев, к броне рубки и держась за поручни мостика – из-за все нарастающего крена стоять на ногах было все труднее.
– Знаете, Валерий Александрович, я как-то забыл у него спросить разрешения, а никаких приказов он мне не отдавал. И сейчас уже точно не отдаст, ибо уже перешел на «Быстрый», – отозвался Беляев, для которого вторая за год гибель вверенного ему корабля, снова сопровождающаяся потерями в команде, очевидно, была слишком большим потрясением. – Вам же я приказываю покинуть корабль. Это касается и вас, – обратился он к паре мичманов, все еще остающихся на мостике.
На палубе разорвался очередной шестидюймовый снаряд с «Хатсусе», изрядно проредивший толпу спасающихся матросов и заставивший пригнуться на мостике четверку офицеров. Подняв головы, мичманы увидели стоящего над бесчувственным телом Беляева Франка, который сжимал в руке полуметровый обломок поручня мостика. Вырванный железными пальцами богатыря кусок стали весил не менее пяти килограммов. Конец импровизированной дубинки был испачкан чем-то красным, подозрительно совпадавшим по цвету с пятном, которое быстро набухало на тыльной стороне фуражки лежащего ничком командира «Корейца». Франк, под оторопелыми взглядами молодых офицеров, обеспокоенно склонился к лежащему командиру:
– Я не переборщил часом, рука-то у меня тяжелая, да и у самого нервы ни к черту, – проворчал он, проверяя пульс у командира и убедившись в том, что тот дышит, повернулся к мичманам. – Так, господа-товарищи офицеры. Если кто-то из вас хоть когда, хоть кому, кроме своих внуков, расскажет, что это НЕ прилетевший от взрыва обломок контузил командира… пусть прыгает за борт прямо сейчас, ясно? Могу даже колосник к ногам привязать, по дружбе, чтоб не мучались. А то второй раз я действительно могу чуть-чуть и переборщить с силой удара…
Для верности Франк покачивал куском поручня в такт своим словам, что, безусловно, придавало им дополнительную вескость.
– А почему внукам можно? – не понял молодой штурман, прибывший из Севастополя на замену старого, получившего под свое командование вспомогательный крейсер «Обь». – И что нам теперь делать с Беляевым?
– Если вы, даст бог, доживете до внуков, то тогда уже можно будет рассказать о «делах давно минувших дней». И Беляеву и мне уже точно будет все равно, так как нас просто в живых не будет к тому моменту, – объясняя ситуацию, Франк легко подхватил тело командира на плечо и бегом понесся с мостика вниз по трапу. – А командира мы, как он и приказал, эвакуируем в первую очередь. Как «тяжелораненого, находящегося в бессознательном состоянии». В чем вам бы неплохо мне помочь, господа, быстренько прихватите вахтенный журнал и догоняйте!
В носовой башне тонущего корабля тоже ругались двое. Диких уговаривал молодого Тыртова, что спускаться в погреба башни – самоубийство. При попытке передать приказ «выходить наверх и спасаться» по трубе амбрюшота из раструба переговорника забил фонтанчик воды. Тыртов несколько удивился, что вода из затопленного погреба смогла подняться на 10 метров вверх, и чуть было не побежал вниз спасать вверенный ему личный состав погребов башни. Но старый и опытный Диких поймал его за рукав и потащил в сторону миноносца, выкрикивая на бегу объяснения. О том, что времени на «добежать туда, а потом до миноносцев точно не хватит, а погреба уже наверняка затоплены, и если кто и не успел выбраться, то им уже не помочь». В процессе короткого, но бурного объяснения пара офицеров успела все же добежать до «Блестящего», последнего миноносца, отходящего от борта обреченного броненосца.
Ход сражения окончательно вышел из под контроля как Того, так и Макарова. Сейчас вместо «правильного» боя кильватерных колонн эскадр имели место бои отдельных кораблей и отрядов друг против друга. «Ретвизан» по-прежнему с переменным успехом перестреливался с парой «Идзумо» и «Конго». Но когда Щенснович разглядел, что на подмогу к японцам несутся два отряда бронепалубных крейсеров общей численностью восемь килей, ему стало несколько неуютно. С парой броненосных крейсеров при поддержке полудюжины более мелких «собачек» одинокому броненосцу было не справиться. Они неизбежно сначала выбивали его артиллерию огнем многочисленных орудий среднего калибра, а потом и топили его совместной торпедной атакой. Кажется, теперь и «Ретвизану» пришла пора отходить, и успех этого отхода был под большим вопросом, Щенснович понимал, что несколько увлекся. Если никто из русских броненосцев его не поддержит, то в одиночку его съедят. Хотя это и будет скорее всего стоить японцам одного-двух бронепалубных крейсеров, но размен будет явно в их пользу. Кроме Щенсновича ситуацию просчитал самый молодой из русских командиров броненосцев Эссен. Его «Севастополь» вывалился из кучи уходящих на север русских кораблей и пошел навстречу пытающемуся уйти от быстроходных японских крейсеров «Ретвизану» на предельных для его изношенной машины 14 узлах. По иронии, в атаку на японцев пошел самый медленный и старый броненосец русской колонны. Но на мостике «старика» стоял самый молодой и бесшабашный капитан первого ранга в русской эскадре, Эссен. [12]12
Перед сдачей Порт-Артура Эссен ЕДИНСТВЕННЫЙ из командиров крупных кораблей готовился к прорыву на своем броненосце. А ведь «Севастополь» был самым тихоходным из кораблей первого ранга эскадры. При начале прицельного обстрела гавани осадными мортирами он сначала «спрятал» свой корабль за стрелами портовых кранов, а потом ночью увел его в бухту Белого Волка. Там «Севастополь» готовился к выходу, принимая на борт припасы и отправленных на берег матросов. Но после многочисленных атак японских миноносцев и минных катеров получил торпедное попадание и повреждения от нескольких близких взрывов торпед в сетях, прикрывающих борт. По крайней мере, в отличие от остальных кораблей первой эскадры «Севастополь» затопили на приличной глубине, и он не был впоследствии поднят японцами.
[Закрыть]
В быстрой перестрелке на контркурсах относительная победа осталась за русскими броненосцами. Они потеряли, пусть большей частью временно выведенной из строя, примерно половину артиллерии и получили многочисленные пробоины в трубах, испятнанных восьми– и шестидюймовыми снарядами. После потери тяги и из-за затопления в оконечностях, недостаточно прикрытых броней, оба броненосца больше не могли разогнаться даже до 12 узлов. Но зато японцы, в свою очередь, не рискнули атаковать торпедами успевший пристроиться в кильватер к «Севастополю» избитый до полусмерти «Ретвизан». Пример «Кассаги», который шел головным и получил всего одно попадание двенадцатидюймового снаряда, заставившее его временно выйти из боя для спешного ремонта, был слишком ярок. Камимура решил попытаться действовать по первоначальному плану. Он развил недосягаемую для поврежденных русских кораблей скорость в 17 узлов и стал по большой дуге обходить их с востока, направляясь к главной цели японского флота – к транспортам. «Конго» тянул за флагманом сколько мог, но в носовой части, изрядно продырявленной русскими снарядами, стали сдавать переборки, и с разрешения Камимуры он снизил ход и отвернул на юго-запад, к основным силам японского флота.
Того в это время получил наконец информацию о ходовых характеристиках своих броненосцев. Кроме его «Микасы» на 14 узлах могли идти в атаку почти не поврежденная «Сикисима», пара довольно старых броненосцев – «Фудзи» и «Ясима» и пара броненосных крейсеров – «Адзума» и «Якумо». Последний, правда, уже серьезно пострадал от огня русских, но… «Самураю не престало жаловаться на остроту своего меча». Если командующий флотом запрашивает о скорости корабля, то командир ответным сигналом доложит именно о скорости. А не о пробоинах в поясе и вышедшей из строя артиллерии… В голове Того вызрело два варианта того, как ополовиненный японский флот еще может переломить ход сражения. Он мог или всеми силами продолжать атаковать русские крейсера Владивостокского отряда и наверняка добить хоть один из них, неизбежно теряющий ход под обстрелом всего японского флота. Но это никак не могло помешать русским провести в Артур транспорты с провизией. Или… Или шесть линкоров во главе с «Микасой» могли попытаться прорваться мимо дезорганизованных и, кажется, более медленных из-за повреждений броненосцев русских. Увы, уже после поднятия сигнала (что тоже было весьма сложно из-за сбитой на флагмане фок-мачты) на самой «Микасе» сдала правая машина и начали пропускать воду из-за полного хода переборки в носу. Остальные корабли японского флота уже вытягивались в кильватер, направляясь на север, и у командующего оставался только один шанс угнаться за ними и не потерять управления боем. На грот-мачте осевшего носом японского флагмана взвился сигнал – «Авизо „Мияко“ приблизиться для принятия катера». Через пару минут адмиральский флаг на «Микасе» был спущен, а спустя четверть часа авизо под адмиральским флагом догнал атакующую колонну. Пристроившись на правом траверсе идущей головной «Сикисимы», Того снова мог нормально руководить боем. До тех пор, пока русские не обратят внимание на идущий под адмиральским флагом маленький небронированный кораблик. На мостике «Фудзи» кто-то из молодых и романтически настроенных офицеров записал в журнал: «Наш командующий был подобен средневековому даймио, возглавляющему атаку своей бронированной конницы на врага, хотя его собственную грудь защищало одно кимоно».
На мостике «Александра» Макаров в момент начала новой атаки японцев производил «опись имущества». Поврежденные корабли рапортовали о скорости, которую могли развить, и об исправных орудиях. В отличие от своего японского коллеги он находился в еще худшем положении. На «Александре» были сбиты ОБЕ мачты. Если сигналы Того поднимались с задержкой, вызванной беготней сигнальщиков с мостика к грот-мачте по искореженной палубе, то Макарову все распоряжения приходилось сначала голосом передавать на приблизившуюся «Оку». Он уже не раз удивился тому, насколько прав был Руднев, когда убедил его выделить ее и «Алмаз» в репетичные суда. Они во время всего боя держались за линией и исправно дублировали сигналы адмирала, а теперь стали просто незаменимы. Когда Макарову доложили, что Того опять идет в атаку, он на пару секунд впал в состояние неконтролируемой ярости. Что вылилось в поток столь не свойственной для него ругани:
– Да что же это такое, три молодых контр-адмирала, Руднев, Йэссен и Рейценштейн, которые хотят и могут воевать, этим и занимаются. Забыв обо всем на свете и оторвавшись от остального флота, как мальчишки безусые! Мы с Небогатовым застряли на избитых, потерявших ход лоханках, а на его «Петропавловске» вообще затеяли заводить пластырь на корме, для чего застопорили машины. Единственный адмирал, оставшийся с броненосцами на исправном корабле, – Ухтомский. И именно он оказался единственным адмиралом, который умудрился сломать строй линии в момент японской атаки! Просигналить на «Оку» – приблизиться к борту «Александра», быть готовыми к приему адмирала. Сигнальщики, кто помоложе! Обрежьте-ка вон тот обрывок фала, что с рея свисает, или пошлите кого за бухтой каната… Охота мне попробовать, как там у Руднева с корабля на корабль на ходу мешки с углем перебрасывали…
– Степан Осипович, вы-то не мешок с углем! Как можно в ваши годы даже думать об этом! Ведь можно спустить катер, – попытался было воззвать к голосу разума адмирала Бухвостов, но Макаров закусил удила:
– Да? А это не наш единственный паровой катер весело и ярко догорает на шканцах? А с «Оки» катер еще надо спустить, для чего она должна застопорить ход. Он нас должен догнать, потом со мной на борту подойти к «Оке», которая опять должна стопорить машины… Пока я там подниму флаг, Того уже перетопит половину броненосцев, а Камимура доберется до транспортов! Нет уж, сначала пару матросиков помоложе перебросим, а потом уж и меня, старика… Авось не рассыплюсь!
Спустя четверть часа и три сломанных ребра у попытавшегося перепрыгнуть на «Оку» первым матроса, над маленьким корабликом взвился вице-адмиральский флаг. Почти без задержки на мачте «Оки» подняли первые сигналы, и русский флот начал осмысленно готовиться к новому бою с японскими линкорами. Которые в это время уже подошли на дистанцию прицельного огня по отставшим «Трем Святителям»… Того казалось, что его план должен сработать. На его пути пока был только один русский броненосец. За ним, правда, подтягивались еще три типа «Пересвет», с висевшей на хвосте «Россией», а дальше по носу дымила без всякого подобия строя пара «Сисой» и «Петропавловск». Тройка в составе «Александр», «Цесаревич» и «Полтава» была восточнее и, с учетом потери хода, уже не могла встать на пути его отряда, идущего на скорости в 14 узлов. Впятером они должны были быстро смести со своего пути этот… Этих… даже мысленно выговорить «Три Святителя» Того был не в состоянии и весьма приблизительно помнил его характеристики. Этот броненосец был построен на Черном море, и теоретически его тут быть вообще не могло. Выбивания сосредоточенным огнем «Святителей» для пяти быстрых линкоров, вернее, уже шести – в хвост идущей концевой «Ясиме» пристроился отставший от Камимуры «Конго» – минутное дело. Потом последовательно проходим мимо «Пересветов», которые могли их догнать, но не могли выдержать артиллерийского боя, и пары «Сисой» – «Петропавловск». Те были явно тяжело повреждены и, кажется, совершенно потеряли ход. Даже если их не удастся потопить до подхода отставших «Александра» и «Севастополя» с «Ретвизаном», дорога к транспортам будет открыта. Правда, на левом траверсе под берегом куда-то несется узлах на 16 одинокий русский броненосный крейсер, который ДОЛЖЕН был называться «Ниссин», а теперь носил имя «Сунгари»… Но что он может сделать один против шести? Как и «Три Святителя» – наверняка ничего. С этими мыслями Того приказал открыть огонь, помня при этом об ограниченном количестве оставшегося боезапаса.
В России начала века было две фактически независимые школы линкорного кораблестроения – Балтийская и Черноморская. На Балтике корабли строили для гипотетической войны с Британией, которая планировалась крейсерской. В этой войне, которой всерьез никто не ждал, и главное, в угрожаемый период перед войной, русские крейсера и желательно броненосцы должны были выйти в океан и стать неуловимыми рейдерами на безграничных британских коммуникациях. Исходя из этого балтийские линкоры имели огромный запас хода, хорошую скорость, приемлемое вооружение и слабое бронирование. Венцом творения этой школы стали полуброненосцы-полукрейсера типа «Пересвет». На Черном море все обстояло иначе… Там возможный противник был один – Турция, запечатывавшая выход русских кораблей из этого моря уже 200 лет. И война против нее считалась неизбежной, а планы десантной операции для захвата Босфора разрабатывались и корректировались постоянно. В этой войне у черноморских линкоров цель была простая, как мычание, и практически невыполнимая. Они должны были сначала своими бронированными лбами проломить стену обороны турецких береговых батарей. Это при том, что пушка на берегу, по выражению Нельсона, «стоит корабля в море», а потом… Потом им предстоял лобовой бой в узостях с ожидавшейся британской эскадрой. При поддержке своих береговых орудий, за своими минными полями, если, конечно, все это успеют доставить и установить ДО прихода британцев… Поэтому для черноморской школы приоритеты были другие. Дальность… А куда нам ходить из моря, которое заперто противником? Скорость… Так, мишень номер один, она на берегу, неподвижная. Зато на бронировании и вооружении линкоров на Черном море почти никогда не экономили. Сейчас самому яркому представителю этой школы предстояло устроить сюрприз японскому флоту.
Того сначала с ожиданием, потом с нетерпением, а следующие пять минут с ужасом смотрел на расстреливаемый в шесть кораблей русский броненосец. «Три Святителя» был почти постоянно скрыт от наблюдения столбами воды от взрывов японских снарядов. На нем поочередно замолкали орудия и появился дифферент на нос, он снизил скорость, а вся его носовая оконечность представляла собой море огня. Но… При всем этом ОН НЕ ТОНУЛ и, кажется, совершенно не собирался это делать! Как будто его гвоздили сейчас ВСЕ боеспособные японские линкоры, он сначала принял в кильватер отряд «Пересветов». Потом, так же неторопливо, он сам встал в кильватер «Петропавловска», который вдруг дал ход в 6 узлов! Мирно шедший до этого слева «Сунгари» открыл огонь из орудий среднего калибра по «Мияко», и теперь управлять боем приходилось с авизо, которое периодически виляло для сбития русской пристрелки. А по носу маячила пара русских бронепалубных крейсеров «Паллада» и «Светлана». Они уже начали обстрел головной «Сикисимы», и Того, прекрасно помня рассказ Камимуры об аналогичных действиях русских бронепалубников под Кадзимой, понимал, что оттуда они уже не слезут. Учитывая, что отряд во главе с «Александром» тоже подтягивался к месту боя и вот-вот должен быть открыть огонь, шестерке японских кораблей придется иметь дело не с парой разрозненных отрядов русских кораблей, а сразу с дюжиной линкоров. Которые хотя и повреждены, но ни тонуть, ни покидать место боя явно не собираются. Оставался еще шанс попытаться прорваться под берегом, и Того приказал принять на два румба левее, заодно это должно было оттянуть русских от отряда Камимуры. Его «Идзумо» и быстрые бронепалубники еще могли обойти место, где сцепились отряды линкоров, и устроить транспортам резню, но… Сначала пришел доклад о том, что у «Якумо» затоплен нос и он не может поддерживать ход больше 10 узлов. А потом два «Пересвета» и сопровождающая их «Россия» увеличили ход до 17 узлов и стали отрываться от японцев, курсом строго на север. В этот момент Того понял две вещи – во-первых, Макаров считает, что он справится с его отрядом и без трех своих самых целых и быстрых броненосных крейсеров. А во-вторых, Камимуре придется прорываться к транспортам с боем сквозь эту тройку, ведь, идя курсом на север, «Пересветы» оказывались между вторым японским отрядом и транспортами. Похоже, Макаров раскусил и этот его замысел… Последней каплей для Того стало открытие «Сунгари» огня из всех четырех орудий главного калибра, совпавшее с попыткой торпедной атаки «Сикисимы» парой русских крейсеров. До этого момента на одинокий русский броненосный крейсер, крадущийся под берегом в сопровождении пары миноносцев, не обращали особого внимания. Ведь с него могла стрелять только пара шестидюймовок, и, как казалось, он был не опасен. Гоняться за ним тоже было бесполезно, он со своими 16 узлами был явно быстрее, чем большинство японцев, но теперь… Самого Того спасло только то, что русские не соблазнились адмиральским флагом на маленьком авизо, а выбрали себе «противника своего размера». Зато на «Якумо», получившем восьмидюймовый снаряд, облегчения Того не разделяли.
Капитан первого ранга Миклухо-Маклай, командир «Сунгари», с удовольствием смотрел на дело рук своих. Вернее, на дело рук своих комендоров – снаряды ложились у борта «Якумо» кучно, и если тот не начнет маневрировать, то с пистолетной дистанции в 25 кабельтовых его удастся нашпиговать еще пятью-шестью восьмидюймовыми снарядами. После чего погреба обеих башен опустеют уже по-настоящему. Похоже, что именно так японцы расценили молчание восьмидюймовок его крейсера, когда подпустили его на убийственные 25 кабельтовых, обстреливая только редким огнем из орудий среднего калибра. Вообще с остатком восьмидюймовых снарядов именно на «Сунгари» творилось что-то, чего Миклухо и сам понять не мог. Стоило ему сообщить Йэссену, что у него «осталось мало снарядов ГК», как тот приказал ему с парой поврежденных эсминцев отходить на север полным ходом. На запрос «прошу остаться в строю» адмирал его послал… В общем, не на север, а гораздо дальше. Сигнальщик, принесший расшифровку сигнала, даже пробормотал, что не знал, что «эдакое можно передавать флажным кодом». Только в Артуре в приватной беседе с Йэссеном Миклухо-Маклай выяснил, что его рапорт «осталось мало снарядов главного калибра» по пути к адмиралу трансформировался в «не осталось снарядов главного калибра». После чего адмирал решил не рисковать и убрать почти безоружный корабль из боя, невзирая на мнение командира этого самого корабля. [13]13
В нашей истории подобный случай с докладом об остатке боеприпасов приключился с Камимурой. Он тогда приказал прекратить преследование уходящих «России» и «Громобоя».
[Закрыть]Весьма удачно, почти одновременно с открытием огня орудиями Миклухи, свое слово решила сказать и пара русских бронепалубных крейсеров. До этого они весь бой болтались под берегом, пресекая попытки японских легких сил пройти к транспортам, обойдя сцепившиеся колонны броненосцев. Последние пять минут они пытались обстреливать головную «Сикисиму», повторив удачный маневр Руднева при Кодзиме.
Разглядев в подзорную трубу, что носовая башня головного японца прекратила огонь, командир «Паллады» Сарнавский решил атаковать противника торпедами. Увы, «Паллада» и «Светлана» были вооружены стандартными для русского флота торпедами калибра 15 дюймов, с весьма небольшой дальностью хода. Из-за этого сближение на дистанцию выстрела заняло у них слишком много времени. На «Сикисиме» успели привести в порядок носовую башню, временно «контуженную» попаданием 6-дюймового снаряда, и отстреляться по «Палладе» в упор, с 10 кабельтовых. Обе стороны отделались тяжелым испугом – японцы при уклонении от трех торпед сломали последнее подобие строя, русские… Даже при стрельбе на циркуляции японцы всадили в «Палладу» один 12-дюймовый фугас и полдюжины шестидюймовых снарядов. От немедленной гибели русский крейсер спасло только то, что попавший 12-дюймовый снаряд был фугасным. Он сделал огромную пробоину, через которую мгновенно затопило две угольные ямы и куда следом влетел один из попавших снарядов среднего калибра. С креном на правый борт «Паллада» медленно начала поворот от японской колонны. Следующая за ней «Светлана» пока попаданий не получила, так как японцы вели огонь по более опасной «Палладе». Если бы на «Светлане» тоже был носовой торпедный аппарат, то от двух торпед в первом залпе и от двух во втором «Сикисима» или «Фудзи», наверное бы, не увернулись. Но «Светлана» была попыткой построить в «одном флаконе» крейсер и комфортабельную яхту для наместника Дальнего Востока. В результате, как и большинство гибридов «ужей и ежей», она не была ни достаточно колючей, ни необходимо длинной. Несмотря на авральное обдирание роскошной отделки и довооружение перед выходом из Кронштадта, «Светка», как ее фамильярно называли на эскадре, все же так и осталась полуяхтой. Но своей неудачной атакой русские бронепалубники добились весьма неожиданного результата.
Того машинально посмотрел на часы – 11.42. Надо было на что-то решаться, и реально у него осталось два варианта действий. Или командовать первому отряду разворот на юг, выводить броненосцы из боя, попутно оттягивая за собой и броненосные корабли Макарова. Это, с одной стороны, даст свободу Камимуре, ведь три русских «Пересвета» никак не смогут помешать атаковать транспорты и Камимуре и третьему боевому отряду: одним отрядом два более скоростных не остановить. А у младшего флагмана ведь есть еще и приданный отряд эсминцев… С другой стороны, есть хорошие шансы поймать тройку русских броненосных крейсеров, которые сейчас, очевидно, завязли в перестрелке с «Микасой», «Фусо», «Хатсусе» и кучей старых кораблей. При подходе основных сил японского флота эти наглецы окажутся зажатыми между двух огней. И если Руднев со своими более быстрыми «шеститысячниками» скорее всего успеет сбежать, то поврежденные и потерявшие ход «Рюрик» и «Баян» можно и утопить до подхода Макарова. Но есть и второй вариант… Если скомандовать Камимуре атаковать главные силы русских с востока, а его линкорам пойти в торпедную атаку, чего русские от него уж точно не ждут, то тогда между этих самых огней окажется весь русский линейный флот! Да, каждый из атакующих отрядов слабее кораблей Макарова, но русский адмирал не может позволить себе сближаться с японцами, у которых более дальнобойные и мощные торпеды. И если Камимура сможет подойти одновременно, то в получившейся каше можно подорвать несколько русских броненосцев! Но какой ценой? Что останется от Объединенного флота, и с чем ему, или его преемнику (если «Мияко» не переживет торпедной атаки на русский флот), придется встречать идущую с Балтики Третью эскадру русских?? А ведь в нее входят четыре броненосца типа «улучшенный „Цесаревич“», который вместе с «Александром» полчаса терпели сосредоточенный огонь всего японского флота, а сейчас после короткого ремонта опять в строю и идут в атаку…
– Поднять предварительный сигнал «к повороту», – отдал он приказ молодому командиру авизо и вперился в русские броненосцы биноклем, словно пытаясь разглядеть там единственный верный ответ.
Как всегда, когда судьба ставила его перед выбором из нескольких неочевидных вариантов действия, Того применил старую семейную хитрость, которой его, еще молодого лейтенанта, идущего в первый поход, научил дед. Он поднес бинокль к закрытым глазам и мысленно воззвал к Оми Ками Аматерасу. В первый раз он вспомнил рассказ старика о благоволении богини матери к их роду, командуя «Нанивой» во время войны с Китаем. Тогда он перехватил транспорт, полный китайских солдат, который шел под британским флагом… С одной стороны – очевидный вражеский десант требуется уничтожить. С другой – осложнения с Британией – главным поставщиком кораблей, орудий, котлов для японского флота – из-за оскорбления ее флага… На мгновение поддавшись панике и в попытке оттянуть принятие решения, не отнимая от глаз бинокля, он зажмурился и отчаянно воззвал к богам. Практически мгновенно перед его закрытыми глазами возник образ несущегося в атаку на врага всадника-самурая, а в ушах зазвучали слова из Хаге Куре: «Если не уверен – атакуй!» Тогда он, утопив транспорт, добил всех барахтающихся в воде китайских солдат и вытащил из воды только английского капитана. Еще пару раз подобная практика выручала его в разных переделках, но на этот раз… Что может означать привидевшаяся ему история о Даймио, который, пробираясь в родной замок на телеге под грузом дров с единственным самураем в роли возницы, попался вражескому патрулю. Тогда бдительный ассигару вражеского клана стал тыкать в дрова мечом, чтобы убедиться, что под ними никого нет. Он проткнул Даймио бедро, но тот, не издав ни звука, вытер платком кровь с меча и продолжил свой тайный путь. Что, гадские демоны, хотят сказать ему боги, послав сейчас именно это видение? Никогда еще их совет не был столь неразборчив… И тут Того вспомнил, как, прочитав эту притчу в первый раз, побежал к отцу с вопросом «А почему Даймио, великий воин, не выскочил из-под дров и не зарубил наглеца?» Слова его почтенного отца, а не сама легенда, вот в чем ответ на его вопрос…
