Текст книги "Месть Гора"

Автор книги: Ги Раше

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

6

Пришло время ужина, и слуга объявил, что столы накрыты. Хети, к сожалению тех, кто его слушал, прервал рассказ.

В эти праздничные дни царь Астерион принимал в своем дворце-храме гостей: правителей двух могущественных городов-царств острова Каптара – Фастоса и Кидонии, а также посольства с эгейских островов, которые египтяне называли «Острова посреди моря». На большинстве островов, расположенных в южной части этого моря, проживало множество переселенцев с Каптары. И они, и коренное население вели с Кноссом оживленную торговлю. Кроме правителей на царское застолье были приглашены вельможи, чиновники и крупные землевладельцы. В огромном центральном дворе дворца были расставлены столы, вокруг которых рассаживались приглашенные. Сотни слуг сновали между столами. Это был первый из пяти дней, посвященных празднованию прихода Нового года и возвращения весны, а значит, это был праздник в честь Великой богини, Матери Земли и людей, повелительницы природы и диких животных.

На протяжении нескольких дней, предшествовавших празднику, царская чета встречалась с гостями, которых поселили по соседству с дворцом. Хотя дворец-храм Астериона и Алкионы представлял собой целый комплекс построек, сгруппированных вокруг огромного центрального двора, в нем не нашлось свободных комнат для гостей. Кроме личных покоев царской семьи и жриц, парадных зал и огромных хранилищ, полных провизии, имелись еще многочисленные комнаты, в которых жили либо исполняли свои должностные обязанности кносские чиновники.

Хети на правах почетного гостя поселили в комнате, примыкавшей к покоям царских детей – Явы и его сестры Акакаллис. Он делил с царской четой трапезы и рассказывал им свою историю, однако еще не был официально представлен гостям Астериона. Царь решил сделать это сегодня, в первый день празднования. С момента прибытия Хети в Кносс царь знал, что его гость – приемный сын царя гиксосов, наследный царевич империи, охватывающей земли Ханаана и Египта – двух стран, с населением которых (кто – в прошлом, а кто – и до сих пор) вели торговлю кефтиу и жители эгейских островов.

Царский стол был установлен недалеко от дворцовых ворот, которые вели в тронную залу. Царица и царь заняли место во главе длинного прямоугольного стола. Их тронные кресла стояли рядом, вот только то, что принадлежало Алкионе, было повыше и кроме спинки имело подлокотники. Хети, имевшего статус почетного гостя, усадили справа от царицы, а Ява занял место слева от отца. Так много во дворе было столов и так много между ними сновало слуг, которых то и дело подзывали гости, что над пирующими стоял непрекращающийся гул. Однако как только царица Алкиона поднялась со своего трона и вскинула руки, слова замерли у всех на устах и настала тишина, которую нарушали только птичий щебет и воркование священных голубиц, рассевшихся на крышах. И вот царица заговорила:

– Царь Астерион желает говорить со своими гостями!

Все взоры обратились к царю, который встал на ноги и указал на Хети:

– Царевич, которого вы видите рядом с нами, – сын царя Шарека, повелителя могущественного народа, который зовет себя царями-пастухами. Он наш гость, поэтому прошу вас оказывать ему почести, достойные царевича страны, с которой мы ведем торговлю. Но Хети не просто царевич, он – Повелитель змей. Змеи служат ему, и он с легкостью может показать вам свое мастерство. Талант его, без сомнения, свидетельствует о том, что он любим великой богиней Реей и ее дочерью Диктиной, повелительницей Дикте. Мы считаем, что к нашим берегам его привела воля богини, поэтому он оказал нам большую честь своим присутствием на этом праздновании Нового года.

Астерион представил Хети гостей, восседавших за царским столом, среди которых находились и цари Фастоса и Кидонии. Но Хети во все глаза смотрел на сидевших за тем же столом, напротив него, шесть молодых жриц, которых увидел сегодня, проснувшись после полуденного сна на поляне. Среди девушек была и та, что заговорила с ним, а до того долго рассматривала его и спросила у Явы, кто он такой. Хети уже знал, что ее зовут Амимона. Она была дочерью ремесленника. Ремесленниками в Кноссе называли всех, кто что-то делал руками, будь то каменотес, гончар или, как Кедалион, отец Амимоны, художник и скульптор.

Жриц в храм богини отбирали не по социальному статусу, а по красоте и силе. Все они были высокими и стройными. Служительницами культа избранницы богини становились по достижению половой зрелости, когда тела их становились женственными. А еще жрица непременно должна была иметь красивый голос, чтобы петь хвалу богине. Еще их обучали священным танцам, в числе которых был очень сложный для исполнения танец с быком: сначала жрица танцевала перед животным, а когда его ярость достигала предела и он бросался на свою жертву, она должны была подпрыгнуть и, сделав кувырок и оттолкнувшись от хребта быка, приземлиться на ноги позади него. Это было последнее испытание. Шесть девушек, прошедших его, становились жрицами и служительницами культа богини на ближайший год, начинавшийся с приходом весны.

Сначала девушки тренировались на некоем подобии быка, сделанном из дерева и обтянутом шкурой. И только достигнув мастерства в обращении с «куклой», будущая жрица могла попробовать свои силы в танце с живым быком, рога которого были сточены, чтобы уменьшить вероятность несчастного случая. Для первых тренировок на арену выводили давно привыкших к людям животных, которых к тому же досыта кормили, чтобы у них не было ни малейшего желания нападать. Кандидатки понемногу отсеивались, пока не оставалось шестеро, которым и предстояло на ближайший год стать жрицами Реи. Избранницы богини селились в храме и начинали спешно готовиться к религиозным церемониям, которые им предстояло проводить во время празднования Нового года. Не стоит и говорить, что через столь опасное испытание проходили только самые сильные, гибкие и смелые девушки.

Об этом ритуале рассказала Хети Пасифая – жрица, которая отбирала претенденток и руководила их тренировками. Она сидела за царским столом рядом со своими воспитанницами. Хети не мог не восхищаться юными жрицами, и в особенности… очаровавшей его с первого взгляда Амимоной.

Праздничные церемонии должны были начаться только завтра. Сегодняшнее застолье было организовано царем для того, чтобы гости города смогли получше узнать, какие церемонии и развлечения их ожидают, и познакомиться с их непосредственными участниками. Поэтому пиршество, начавшись после полудня, продолжалось до глубокой ночи. Каждый мог покинуть место, на котором начал пировать, и подсесть за любой стол, чтобы познакомиться с новыми людьми.

Но Хети меньше всего хотелось покидать свое место: он не видел никого, кроме Амимоны. Девушка, которая отнюдь не была глупа, заметила, с каким интересом смотрит на нее чужестранец. Она иногда отворачивалась, и Хети не знал, было ли тому причиной смущение или нарочитое пренебрежение, и все же ее взгляд часто встречался с его взглядом. Сначала она даже улыбалась ему, но вскоре – возможно, виной всему была его излишняя настойчивость – ее лицо стало серьезным, и ему показалось, что в ее взгляде читается упрек. Хети охотно беседовал с теми, кто подсаживался к нему, но с Амимоной заговорить не решался. Она сама обратилась к нему с вопросом:

– Хети, а это правда, что ты умеешь говорить со змеями и не боишься их укусов?

– Да, поэтому меня и называют Повелителем змей…

– Наш господин, царь Астерион, представил тебя гостям, назвав наследным царевичем, сыном царя гиксосов. Значит, ты еще и служитель культа вашей богини?

– Я верю, что богини моей страны – египетская Изида и ханаанейская Анат – покровительствуют мне, но я никогда не был жрецом. Хотя в Египте царь считается земным воплощением бога Гора, сына великой богини Изиды. Что до жрецов, то их у нас великое множество, и они служат нашим богам.

– Неужели их действительно так много?

– Ты спрашиваешь о жрецах или о богах?

– О богах, потому что в такой огромной стране жрецов и должно быть много.

– Их много, но в действительности все они – проявления одной божественной сущности. У египтян каждый бог или богиня имеют свое имя и атрибуты, но существует еще слово, которое обозначает «божество», это слово нетер. Под ним подразумеваются все боги.

– Но эта божественная сущность – она мужского или женского рода?

– Ее имя мужского рода.

– Значит, это божество – все-таки мужского пола?

– Ты задала вопрос, на который я не сумею ответить, потому что, как я уже сказал, я не жрец. У нас в стране только жрецы знают то, что от умов простых смертных скрыто покровом тайны.

– Я слышала, в Ханаане почитают одного великого бога, повелителя неба. Его называют Эл. Правда ли, что, кроме него, нет других богов и что он не имеет воплощений женского пола?

– И на этот вопрос я не знаю ответа. Хотя, как я мог убедиться, жители Ханаана почитают и богинь, например богиню Анат.

– Хорошо, если так.

– Почему? Ведь это боги чужой страны.

– Да, чужой. Но я думаю, что невесело было бы жить в мире, которым управляет единственный бог-мужчина, отдавая предпочтение особям мужского пола, будь то люди или животные. А ведь все живое на свете создано так, чтобы жили вместе самцы и самки!

– Амимона, ты молода, но я восхищаюсь твоими суждениями, – сказала царица Алкиона. – Но если эти ханаанеи, о которых ты говоришь, почитают единственного бога-мужчину, они не заслуживают нашего внимания. Ведь очевидно, что земля-кормилица – женского рода, а богини, покровительствующие нашему острову, есть проявления высшего божества, явившего себя в виде земли, чтобы на ней могли кормиться и размножиться люди. Наш бог Яссон всего лишь оплодотворяет Мать-Землю. Он не имеет настоящей власти, и именно поэтому мы живем открыто и мирно и не окружаем наши города высокими стенами, как наши соседи, чтобы защищать себя от нападений тех, кто почитает богов-мужчин – богов, жаждущих войн, завоеваний и крови.

7

Царь Астерион и его супруга с нетерпением ожидали продолжения рассказа о приключениях Хети. Поэтому, когда с появлением на небе россыпи звезд гости разошлись, Астерион, Алкиона, Ява и Акакаллис пригласили Хети в маленькую залу, в которой царская чета принимала своих приближенных, где уже были расставлены светильники, кувшины с местным вином и кубки. Все молчали, ожидая, когда Хети заговорит. Он напомнил собравшимся, что в числе других рекрутов попал на службу к номарху Дома Царского Ребенка:

– Нас разместили на территории храма Хери-Шефета[8]8
  Это один из второстепенных богов, больше известный под греческим именем Харшеф, которое означает «тот, кто над озером». Обычно изображался в виде мужчины с человеческой головой с бараньими рогами. Греки отождествляли его со своим мифическим героем Гераклом, в честь которого город и был назван Гераклеополем. (Примеч. автора.)


[Закрыть], бога-покровителя города. Об этом боге я услышал впервые, а позже, в святилище, увидел его изображение – мужчина с головой барана. Мне сказали, что он – супруг богини Хатор, поэтому я решил, что, если представится возможность, пожертвую ему что-нибудь. Старший жрец храма, пришедший нас навестить, призвал всех встать на защиту наших богов и храбро сражаться с ненавистными гиксосами, пришедшими с Севера, как ураган Сета. Выполняя данное Иуфни обещание, служители храма раздали будущим солдатам набедренные повязки и парики. Но на территории храма находились сотни людей, и многие уже получили причитающуюся им долю этих щедрых даров. На мне уже была узкая повязка, да и голову надежно защищала от солнца собственная густая волнистая шевелюра, поэтому я остался ни с чем, но ни капли об этом не жалел. Я ждал, когда же нам раздадут драгоценное оружие. И вот наконец каждый получил короткое копье, наконечник которого был сделан не из металла, а представлял собой обтесанный камень, попросту примотанный к древку.

Еще мы получили циновки и, вопреки обещанному, улеглись спать тут же, на просторном дворе храма, под открытым небом.

Утром пришли трое писцов и стали записывать нас в свои регистры. Рекруты подходили к ним и называли свое имя, имя своего отца и место, где родились. Знайте, царица Алкиона и царь Астерион, что люди в Египте во всем ценят точность и аккуратность: храмы, правители номов и владельцы больших усадьб содержат целые армии писцов, которые ведут всему учет, записывают все события и происшествия на свитках папируса, и записи эти потом бережно хранятся в специальных помещениях. Нас, рекрутов, переписали затем, чтобы поставить каждого на довольствие (рацион солдат состоял из муки для приготовления лепешек, овощей, фиников и пива), пересчитать нас и сообщить Себекаи, каким количеством солдат он располагает.

– Вот пример действенного управления, – одобрил услышанное Астерион. – У нас тоже есть писцы, но они ведут учет только тому, что поступает в дворцовые хранилища.

– Разумеется, я не стал называться настоящим именем, – продолжал Хети. – Я сказал, что меня зовут Сехемре. А чтобы не запутаться, если меня вдруг снова станут расспрашивать, местом рождения назвал Шедет, город бога-крокодила Собека, в окрестностях которого прошло мое детство.

Обучать нас солдатскому ремеслу начали на следующее же утро. Но проводилось это обучение такими методами, что хорошими воинами мы ни за что не стали бы, даже если бы очень захотели. Нас несколько раз прогнали пешим ходом по дороге, уходившей к пустыне, чтобы проверить на выносливость, но не слишком далеко, потому что командиры наши были ленивы. Потом нас разбили на пары и приказали драться с помощью наших копий. И вот до этого дня не державшие в руках оружия крестьяне стали сражаться друг с другом, орудуя копьями, словно простыми палками. В результате их тела скоро покрылись синяками и даже ранами, потому что иногда кончик каменного острия все-таки задевал кожу. Я не хотел, чтобы Иуфни, которому было поручено обучать приведенных им людей, догадался, что я умею обращаться с копьем, поэтому старался выглядеть неуклюжим и тыкал копьем в противника наугад, стараясь, однако, уклоняться от встречных ударов. А когда мы боролись врукопашную, я позволял противнику повалить себя на землю и стонал так жалобно, словно поломал все кости.

Прошло несколько дней, но ничего нового я не узнал. Однако ценным было уже то, что я воочию убедился в слабости армии местного номарха. Еще я узнал, что подобные нашему отряды рекрутов собраны в других деревнях этой провинции, да и соседних номов тоже. Иуфни, которого я расспрашивал с самым невинным видом, сообщил, что в распоряжении номарха находится около десяти тысяч солдат, и их количество удвоится с приходом армии его величества, которой, как говорят, командует талантливый военачальник.

Я решил, что мне незачем дольше оставаться в Нен-Несут, тем более что столь долгое мое отсутствие могло обеспокоить царя и мою дорогую Аснат.

Тренировки рекрутов проходили на ближайшем поле, однако это не причиняло его владельцу, храму Хери-Шефета, никакого ущерба, поскольку второй урожай в ожидании скорого разлива уже собрали и успели спрятать в кладовые.

Я решил бежать, воспользовавшись беспорядочной толкотней сражавшихся друг с другом новобранцев. Однако мой напарник побежал за мной, спрашивая, куда я собрался. Я молча оттолкнул его и пустился со всех ног. Но на моем пути уже встало несколько рекрутов, меня поймали и отвели к Иуфни. Он обвинил меня в попытке сбежать, считая, что причина такого поступка очевидна: «Ты слабый, как шакал, и подлый, как гиена!» Я оправдывался, объясняя, что захотел напиться и бежал к бурдюкам с водой, которые были сложены на меже.

Иуфни мне не поверил, а скорее, не захотел верить. Я предоставил ему прекрасную возможность показать остальным, что их ждет, приди им в голову мысль о побеге. Меня отвели к номарху Себекаи, который приговорил меня к порке – наказанию, чаще всего применяемому к строптивым крестьянам. Наказывали меня прилюдно, прямо во дворе храма. С меня сняли повязку, уложили на живот на землю, и кто-то из солдат, выбранный из толпы наугад, отпустил мне двадцать ударов палкой. Мой случайный палач не был жесток и старался не бить слишком сильно, думая, наверное, о том, что, окажись он на моем месте, хотел бы, чтобы так же пощадили и его. Наказание это болезненное, даже если удары наносятся не в полную силу, и унизительное. Вероятно, мои палачи решили, что мало кому захочется последовать моему примеру. Позже Иуфни сказал мне, что это лишь малая толика того, что ждет меня, если я повторю попытку. «Не жалостливый крестьянин будет тебя пороть, – заверил он меня, – а настоящий палач, сломавший о спины таких, как ты, не одну палку!» И добавил, что после следующей порки я уж точно не смогу сражаться с врагом, потому что мне переломают все кости.

8

Хети выдержал паузу, которой воспользовался, чтобы осушить кубок вина с добавлением душистого меда, а потом спросил у царицы, не утомил ли ее рассказ и не пора ли ложиться спать.

– Хети, – ответила Алкиона, – знай, нам очень хочется узнать, что случилось дальше, поэтому я прошу богиню избавить меня от усталости и сонливости, чтобы услышать продолжение твоего рассказа. Говори и не бойся, что утомишь нас.

– Можете представить, как происшедшее меня огорчило, – продолжил он. – Однако я не отчаивался, потому что был уверен: Изида меня не оставит. Я решил подождать несколько дней, чтобы о моей попытке сбежать перестали вспоминать. К тому же мне нужно было хорошенько подумать о том, как безопаснее покинуть ловушку, в которую я так неосторожно дал себя заманить, совсем как птица, привлеченная видом плода и садящаяся на смазанную клеем ветку.

Сначала я решил, что замысел мой лучше привести в исполнение ночью. Однако оказалось, что стены храма слишком высоки и без веревки на них не взобраться, а единственная дверь на ночь запирается и ее охраняют несколько солдат. Значит, нужно было бежать днем, рискуя быть замеченным. Вся надежда была на быстроту моих ног. Сдерживая нетерпение усилием воли, я решил ждать подходящего случая.

Шло время, а такой случай все никак не представлялся. И вот однажды нас собрали во дворе храма, и номарх обратился к нам с речью. Себекаи стоял на помосте, окруженный командирами и старшими жрецами храма. Вид у него был радостный. Он громогласно объявил, что прибыл гонец от его величества царя Дидумеса, восседающего на троне Гора в Городе Скипетра. Нужно сказать, что в этом году разлив запаздывал. И вот, зная, что большая часть армии этого презренного выходца из Хару, этого ненавидимого всеми царя-пастуха занята разорением северных областей Черной Земли, царь решил не дожидаться, когда Нил выйдет из берегов. Сильная, хорошо подготовленная армия двинулась на север под руководством сына визиря по имени Небкауре. Себекаи с восторгом отозвался о командующем армии, он заявил, что это лучший военачальник его величества. И добавил, что нам приказано поторопиться с подготовкой, потому что как только армия Небкауре прибудет в Нен-Несут, наш отряд вольется в нее и все египетское войско двинется на Мемфис, чтобы «очистить наши земли от крыс, пришедших из страны Хару». Правитель Мемфиса, по словам Себекаи, располагал «жалким маленьким отрядом, одержать победу над которым не составит труда». Он призвал нас храбро сражаться, чтобы прогнать захватчика, «уничтожить в зародыше эту гиксосскую напасть».

И я возблагодарил Изиду, свою покровительницу, за то, что она не послала мне случая бежать, потому что эта новость была очень важной. И теперь мне нужно было как можно скорее попасть в Мемфис.

Я давно понял, что от копий, которыми нас вооружили, в бою было бы мало толку: даже если удар наносила опытная рука, каменный наконечник мог поранить противника, но убить его – вряд ли. Случалось, что плохо прикрепленный камень просто соскакивал с древка при ударе. Поэтому я решил что-нибудь придумать, чтобы достать себе хорошее копье с бронзовым наконечником. Такие были у командиров и солдат, руководивших нашими занятиями. Когда кто-то из рекрутов совсем уж неловко управлялся с оружием, инструктор, желая преподать урок, царапал его кожу острым концом своего копья. Этим я и решил воспользоваться и создать благоприятную ситуацию для побега.

Однажды утром, сражаясь с напарником, я постарался казаться как можно более трусливым и неуклюжим. Я все время промахивался, нанося удары, но в то же время старательно уворачивался от ударов соперника, я спотыкался и падал, делая вид, что пытаюсь избежать стычки. И неизбежное случилось: командир, руководивший занятиями, подошел к нам, приказал моему напарнику отойти в сторону и заявил, что сейчас научит меня сражаться как мужчина, а не как обезьяна. Он с угрожающим видом двинулся ко мне. Я прикинулся, что умираю от страха, потом бросился бежать, но не слишком быстро и петляя, как заяц. Мой преследователь приказал остановиться и защищаться, угрожая в противном случае наказать меня палками так, что я никогда не смогу встать на ноги.

Когда я понял, что отбежал достаточно далеко, я остановился и повернулся к нему. Я сделал вид, что дрожу от ужаса, и стал умолять, чтобы он не причинял мне больно. В ответ он презрительно расхохотался. Когда же он приготовился поразить меня своим оружием, я отпрыгнул в сторону и сильным движением вонзил свое копье ему в грудь. Потекла кровь, и он упал, испустив громкий крик, а я схватил его копье и побежал к краю поля, на котором проходили тренировки. Двое или трое солдат пытались встать на моем пути, чтобы меня остановить. Но с хорошим копьем я чувствовал себя уверенно: одним точным и сильным ударом я поражал солдат, которые надеялись, схватив меня, заслужить благодарность своих начальников, и они падали с ранами на груди, нанесенными моим копьем. Смертоносная мощь моего оружия и скорость бега отвратили тех, кто все еще стоял у меня на пути, от попыток вмешиваться в происходящее. Застыв от страха и удивления, они провожали меня взглядами.

Своей внезапной атакой я привел собравшихся на поле в смятение. Все были настолько удивлены, что никто и не подумал меня преследовать. Без остановки я добежал до Нила. Вода еще не поднялась, поэтому я без труда перебрался через реку вплавь, а потом помчался дальше, оставив между собой и возможной погоней водную преграду.

Вечером следующего дня я входил в Мемфис. Я направился прямиком в крепость Белые стены, в которой были расквартированы солдаты-гиксосы.

Мой господин Шарек очень обрадовался, увидев меня. Он сказал, что уже стал думать, что меня убили или взяли в плен номархи южных провинций. Я ответил, что его предположение очень близко к правде, и рассказал, что со мной случилось, в том числе и о намерениях противника.

– Если мы ничего не предпримем, чуть больше чем через месяц сюда придет армия, численностью в пять раз превышающая ту, что сейчас собрана в Мемфисе. Она придет вместе с разливом, а река отрежет от нас армию Якебхера. И мы будем сидеть в стенах Мемфиса, окруженные водой и египетскими солдатами.

Вот, вкратце, что я сказал царю. Я не хотел посвящать его в свои сомнения и планы, чтобы не подталкивать к очевидному для меня решению. Я посоветовал ему хорошенько обдумать услышанное и спланировать дальнейшие действия, добавив, что предпринять, сказав, что считаю его не только лучшим правителем, но и лучшим военачальником нашего времени, и верю, что решение ему подскажут боги и его мудрость. Я говорил так не из желания ему польстить, но потому что именно так и думал: у меня была возможность убедиться в том, что царь – умнейший правитель и прекрасный стратег.

Я ушел, предоставив ему возможность решать по собственному усмотрению. Я не боялся взять на себя ответственность, но хотел убедиться, что он выберет тот же план действий, который и мне представлялся наилучшим, который я бы предложил, если бы он спросил моего мнения. На следующий день утром он приказал позвать меня, и я услышал именно то, что надеялся услышать:

– Хиан, – обратился он ко мне, потому что теперь звал меня только этим, гиксосским именем, – ночью, во сне, ко мне явился бог Сутек. Он посоветовал мне отдать под твое командование армию, которая находится в Мемфисе. Охранять меня и город останется тысяча солдат. Этого количества воинов хватит, чтобы держать город в повиновении. Я отдаю под твое начало армию не только потому что ты – мой сын и наследник, но и потому что ты лучше, чем кто бы то ни было, знаешь сильные и слабые стороны наших врагов. И только ты один знаешь, как добраться до города, о котором ты мне рассказал, того, в котором живет номарх. Нужно напасть на них как можно скорее и разбить их армию, пока не пришло подкрепление из Великого Города Юга. Расправившись с частью сил противника, ты сможешь победить и оставшиеся войска.

Царь высказал вслух то, на что я втайне надеялся. Разбить египетскую армию можно было только по частям. Да, каждая из этих двух частей численностью превосходила наши силы, но мои солдаты, закаленные в боях и приученные к строгому порядку, имели все шансы разбить противника. А победа заставит гиксосов уважать меня, и это уважение послужит противовесом авторитету Якебхера, который заработал его, разрешая солдатам грабить захваченные земли.

Как я уже говорил, в этом году река не торопилась выходить из берегов. Разлив сильно запаздывал. Многие египтяне увидели в этом неблагоприятное предзнаменование. Но так ли уж неблагосклонны были боги Египта к завоевателям-гиксосам? Или, наоборот, – я не замедлил обратить на это внимание царя – это добрый знак, потому что смещение природных циклов мешает армии Небкауре выйти из Великого Города Юга, что для нас является несомненным преимуществом…

Царь приказал спешно собрать солдат, отданных под мое командование. Я попросил его дать мне в помощники Житрана, с которым мы познакомились во время моего пребывания в царском дворце в столице империи Шарека Мегиддо, а потом вместе шли в Египет с арьергардом царской армии, которым я командовал. Боевые колесницы были отданы под командование моего давнего приятеля, хиттита Лупакку. Напомню вам, что верные мои сподвижники, гиксосы Зилпа и Яприли остались в Аварисе. Я доверил им управление провинцией – обязанность, возложенная на меня моим государем. Три моих приятеля-хабиру – Тарибатум, Кушар и Шукрия – тоже остались в Аварисе. Хуррит Келия вместе с нами прибыл в Мемфис: царю Шареку нравилось слушать его игру на лире и его пение. По этой причине он и остался во дворце, в то время как я вместе с армией отправился в путь. Ты, друг мой Ява, настоял на том, чтобы пойти вместе со мной, и я был очень этому рад.

Аснат пожелала отправиться в поход со мной, заявив, что будет моим возницей вместо Жимны. Но ее отец запретил ей рисковать жизнью. Он напомнил дочери, что нам предстоит серьезное сражение и ее могут убить. На это она возразила, что я тоже подвергаю свою жизнь риску, и добавила, что если, паче чаяния, со мной случится несчастье, она вряд ли это переживет. Я расцеловал ее, услышав такие речи, но, как и отец, принялся умолять остаться, убеждая, что, увидев ее раненной, я тотчас же перестану мыслить здраво, а значит, проиграю битву.

Себекаи, номарха провинции Дом Царского Ребенка, уведомили о приближении нашей армии местные крестьяне, которые заметили нас первыми. Я вел свою армию в ускоренном темпе, чтобы оставить противнику как можно меньше времени на организацию обороны и сбор людей в соседних провинциях, которые могли бы усилить их сопротивление. Однако номарху, похоже, сообщили, что наша армия насчитывает всего лишь пару тысяч солдат, к тому же утомленных долгой дорогой. Поэтому он преисполнился уверенности, что без труда нас одолеет. И вместо того чтобы предусмотрительно укрыться за стенами города, он развернул свои войска на равнине и выстроил у нас на пути. Я увидел, что основную часть его армии составляют крестьяне, набранные такими же командирами, как и Иуфни.

Я выстроил своих людей в несколько рядов, колесницы оставил на левом фланге. Лупакку получил распоряжение вступить в бой только тогда, когда боевой порядок противника будет сломлен. К тому времени я уже пришел к выводу, что колесницы очень уязвимы, если врагов много и они еще полны сил и решимости, тем более что их у нас было не более двадцати.

Я приказал двигаться на противника, сомкнув ряды, и ни в коем случае не переходить на бег, чтобы не растратить силы перед сражением. Каково же было мое удивление, когда египтяне, вместо того чтобы дождаться нашей атаки, толпой бросились к нам, испуская отчаянные крики. Я понял, что этот самодовольный глупец Себекаи был так уверен в своей победе, что отправил своих плохо подготовленных людей в лобовую атаку. И вот после беспорядочного бега они напоролись на наши копья, натолкнулись на щиты. Сам я был в первом ряду на своей колеснице и с нее поражал стрелами бегущих впереди. Когда они приблизились, я соскочил на землю и стал орудовать копьем.

Египтяне налетели на нас, как рой разъяренных пчел, но, увидев, что их собратья по оружию падают под ударами наших копий, не успев даже нарушить наши ряды, они показали нам спины, ища спасения в бегстве. Я отдал приказ своим воинам пуститься вдогонку, в то время как Лупакку со своими колесницами напал на несчастных с фланга, забрасывая их стрелами, что усилило панику.

Жимна следовал за мной на колеснице, я запрыгнул на нее и приказал ему преследовать бегущих, а сам схватил лук и стал опустошать свой колчан. Вышло так, что на пути мне встретился сам Себекаи, явившийся на поле битвы в надежде присутствовать при стремительном разгроме противника. Вместо этого ему пришлось наслаждаться видом беспорядочного отступления своей жалкой армии крестьян. Я догнал его и спрыгнул с колесницы, чтобы встать с ним лицом к лицу. Сперва он не узнал меня и упал на колени, выкрикивая «Шалем!», так как решил, что я, военачальник, командующий армией гиксосов, несомненно, ааму. Не зная о том, что я понимаю его родной язык, он стал молить о помиловании на языке Ханаана.

Я приказал ему подняться.

– Смотри-ка, – сказал я ему по-египетски, – сегодня ты меня не узнаешь. А ведь это меня ты приговорил к двадцати ударам палкой, приняв за нищего крестьянина, не способного держать оружие!

Он снова упал на колени, умоляя простить ему незаслуженное наказание. Я снова приказал ему встать на ноги и сообщил, что родился в Египте, но являюсь приемным сыном царя Мааибре, который правит в Мемфисе, и его наследником. Я добавил, что прощу и помилую его только при условии, что он перейдет на сторону царя, возведенного на трон жрецами Птаха, отказавшись служить узурпатору, захватившему трон Гора в Великом Городе Юга.

У него не было выбора, поэтому он принял мои условия. Во главе победоносной армии я вошел в Нен-Несут, а Себекаи шел своим ходом перед моей колесницей.

Приказав группе моих людей сопровождать его, я отправил Себекаи в Мемфис, чтобы там он мог поклясться в верности своему новому монарху. Командир отряда сопровождения должен был сообщить царю о моей победе и о том, что наше войско направляется на юг, навстречу армии узурпатора из Города Скипетра.