Текст книги "Месть Гора"

Автор книги: Ги Раше

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

20

Издалека донесся шум, в котором угадывался звон металла. По мере его приближения стало ясно, что это – громкое пение, в котором низкие голоса сплетаются с высокими, пронзительными, а звон издают кимвалы. Ученики Хети, юноши и девушки, которые, разбившись на пары, постигали тонкости вольной борьбы, замерли и все как один обернулись к широкой каменистой дороге, ведущей к морю. Пение приближалось, и вот из-за поворота дороги показались люди, шедшие во главе процессии.

– Это жнецы! – закричал один из юных учеников.

– Это жнецы, они несут морю в подарок первые снопы своего урожая, – подхватили другие.

Позабыв об упражнениях, ученики сорвались с места и с приветственными криками присоединились к процессии. Жнецы, пританцовывая, шли по дороге. Одни пели, другие орали во всю глотку. Одни бренчали бронзовыми бубенчиками, напомнившими Хети египетские систры, посвященные Изиде, другие били в кимвалы, третьи несли на плечах трезубые вилы или пучки длинных гибких прутьев, служивших цепами при молотьбе.

Хети стоял и смотрел, пока все участники процессии не прошли мимо. Он уже во второй раз провожал глазами жнецов. Вот уже шестнадцать месяцев живет он на Каптаре, около двух лет назад узурпатор Якебхер убил его приемного отца-царя и Аснат, его супругу, и с той поры правит в Мемфисе. Время от времени Хети вспоминал о них, хотя его жизнь с Амимоной была счастливой и безмятежной, быть может, даже слишком безмятежной. Последние жнецы скрылись из виду. Они ушли к побережью, к Амнисосу, чтобы там бросить сотни снопов в море – родную стихию великой богини-созидательницы, над которой она танцевала, творя этот мир.

На учебной площадке он остался один: все ученики присоединились к процессии, желая принять участие в ритуальном жертвоприношении богине моря. Он знал, что изображать богиню в этой церемонии будет молоденькая девушка, которая ждет прихода жнецов, сидя в маленькой лодке недалеко от берега. Когда колосья нового урожая будут брошены в море, она нырнет и подплывет к берегу. Обнаженная, она появится в пене волн, отжимая руками намокшие волосы, и выйдет на прибрежный песок под приветственные крики собравшихся, как если бы была настоящей богиней. Но ведь она и будет для всех, кто ее увидит в тот момент, настоящей богиней, земным воплощением богини моря… В прошлом году эту роль играла Амимона, потому что в таком ритуале должна была участвовать фиада, которая весной этого же года выбирала своего Яссона.

Хети пошел вслед за жнецами. Он знал, что увидит Амимону на берегу недалеко от порта, именно там должна появиться «богиня». Амимона входила в число фиал, которым предстояло войти в море и встретить перевоплощенную богиню, которая на этот раз звалась Посидеей. Это было еще одно имя Диктины, «богини с сетью». Легенда говорила, что богиню вытащили из моря рыбаки, в чьи сети она попала. Поэтому стоило девушке, исполнявшей роль богини, приблизиться к берегу, как фиады устремлялись к ней, чтобы завернуть в широкую сеть, служившую ей в дальнейшем платьем. Сами фиады оставались обнаженными, разумно полагая, что божества моря, называемые океанидами и нереидами, прекрасно обходились без одежды.

По дороге Хети снова утонул в размышлениях. Вот уже много месяцев они с Амимоной живут в доме, подаренном ее отцом, и все же ему так и не удалось зачать с ней дитя, а ведь этого ей хотелось и хочется больше всего на свете. Однако ему нельзя было поставить в вину недостаточное рвение – все свободное время он посвящал этому приятному занятию. Он чувствовал, что начинает от этого уставать, а ведь усталость может обернуться отвращением… Он думал о том, что не преуспел в этом и с Аснат, да и Исет за долгие годы брака подарила ему только одного сына… Было бы несправедливо обвинять трех жен в бесплодии. Значит, в том, что союз тел не приносит плодов, виноват он сам. Быть может, покровительствующая ему богиня желает тем самым напомнить ему, что у него уже есть сын, и она не хочет, чтобы другая женщина родила ему второго, которому он мог бы отдать предпочтение? Но если так, то почему боги не помогают ему в поисках его единственного сына, который теперь вырос и, наверное, стал красивым юношей?

Амимона ни разу не упрекнула его, а об обвинениях и речи не было. Она только вздыхала, говоря, что Илифия, богиня деторождения, должно быть, решила испытать их терпение. Святилище этой богини находилось в пещере недалеко от Амнисоса, и Амимона часто преподносила ей дары, прося явить свою милость. Чаще всего подарками были змеи, которых ловил Хети. Очевидно, эти дары не пришлись богине по вкусу. И когда Хети думал об этом, ему казалось, что Илифия – не более чем миф, плод людской фантазии. Размышлял он и о том, возможно ли, что все боги, которых почитают люди, – всего лишь порождения их сознания, и порождения жестокие? Ведь если они существуют на самом деле, то почему не вмешиваются в судьбы людей, когда дело доходит до преступления? Почему сухими из воды выходят предатели, почему власть имущие притесняют слабых, почему жестокие и кровожадные цари благоденствуют и спокойно умирают от старости в своей постели?

По правде сказать, ответ на эти вопросы он искал не впервые. Раньше ему случалось успокаивать себя мыслью, что существует божественное правосудие и грешники никогда не попадут в Поля Иалу. Их души поглотит демон Аммит, Поглотитель умерших, а значит, они просто превратятся в ничто. Но сколько на самом деле правды в рассказах Мерсебека, жреца храма Собека? Когда Хети рассказывал о суде Озириса представителям других народов – ханаанеям, вавилонянам, сирийцам, а теперь и кефтиу, все с сомнением качали головой и говорили, что все это – красивые сказки, которые египтяне придумали, чтобы без страха встречать смерть.

А что, если они правы и там, за порогом смерти, даже самые закоснелые грешники не понесут наказания? Верят же люди Ханаана в то, что умершие превращаются в бездушные тени, то есть в ничто, и возвращаются в сумрачный мир, каким был и наш мир до акта творения, в мир, где нет места даже богам! И какое тогда дело смертным до того, есть боги или их нет, раз им, людям, позволено поступать так, как им заблагорассудится, и нет жизни после смерти…

Подходя к берегу, он увидел большую толпу. Хети постарался прогнать мрачные мысли и торопливо присоединился к собравшимся. Их было так много, что ему удалось продвинуться лишь на один ряд вперед. Но ростом он был выше, чем большинство кефтиу, поэтому ему удалось рассмотреть происходящее. Хети пришел как раз в тот момент, когда девушка, которой выпала честь изображать богиню, спрыгнула с лодки и поплыла к берегу. Вскоре она показалась из воды, вот уже волны ласкают ее талию… Фиады вошли в воду и направились ей навстречу. В руках у Амимоны была рыбацкая сеть. Поравнявшись с девушкой-«богиней» Бритомартис, она с помощью одной из фиад накинула сеть ей на голову, потом фиады завернули «богиню» в сеть и стали, подталкивая, тянуть к берегу. Как только нога «богини» коснулась земли, собравшиеся на берегу почтительно подняли руки в знак приветствия.

Подчиняясь общему порыву, Хети также поднял руки. И в то же мгновение ощутил толчок. Тот, кто это сделал, находился у него за спиной. Хети обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, что стоящий позади него мужчина приготовился ударить его мечом. Природная быстрота реакции, обостренная годами тренировок, позволила Хети на лету перехватить запястье нападавшего. Тот на мгновение растерялся, он не ожидал сопротивления. Хети сильным ударом выбросил его из толпы, и они, сцепившись, покатились по песку. При этом никто из стоявших рядом не вмешался, как если бы речь шла о случайной стычке, которая никого, кроме этих двоих, не касалась.

Несостоявшийся убийца первым вскочил на ноги, но Хети удалось провести захват, чтобы заставить его выпустить из руки оружие. Тот закричал от боли и, наконец уразумев, что обезоружен, бросился наутек. Прыжком подхватившись на ноги, Хети увидел на земле оружие нападавшего. Это был короткий меч, который… Да, это был его хиттитский меч со стальным клинком. Он нагнулся, поднял его и только тогда пустился вдогонку за обидчиком.

Все это случилось в считанные секунды. Нападавший меньше всего хотел привлечь к себе внимание зрителей, он выбрал момент, когда все взгляды были прикованы к «богине» и фиадам. Шум борьбы утонул в песнопениях и приветственных криках толпы.

К несчастью нападавшего, который надеялся добраться до первых домов северного предместья Кносса и там спрятаться, на дороге появился Ява. Царский сын, с опозданием отправившийся на берег посмотреть на ритуал появления Бритомартис из волн, вдруг увидел бегущего человека, за которым гнался… Хети! На убегавшем была удлиненная набедренная повязка гиксосов, поэтому Ява понял, что это – не ученик Хети, и гонка не имеет ничего общего с занятиями бегом. Поэтому он побежал ему наперерез, а когда догнал, набросился, и они покатились по земле. Драка не была долгой: Ява уже давно освоил приемы египетской борьбы, поэтому, когда Хети подбежал к ним, его противник лежал на спине с залитым кровью лицом – так силен был нанесенный Явой удар в нос.

Хети остановился рядом с другом, и тот спросит:

– Что случилось? Кто этот человек?

– Он пытался убить меня моим собственным мечом, – ответил Хети, показывая ему свое оружие.

Он поставил ногу на грудь поверженному противнику и, склонившись над ним, спросил:

– Ты ведь гиксос… Из какого племени?

Не заставив себя упрашивать, тот ответил ему на языке гиксосов, точнее, на одном из ханаанейских наречий:

– Ты должен бы догадаться, Хети, что я из племени нашего царя Якебхера.

– Твой законный царь – не узурпатор, чье имя ты назвал, а я, Хиан, наследник Шарека. И ты знаешь, какое наказание ждет того, кто осмеливается поднять руку на царя пастухов.

– Господин Хиан, я это знаю, и когда я об этом вспомнил, занося над тобой меч, я задрожал и толкнул тебя, и это спасло тебе жизнь.

– Но если при мысли об этом преступлении ты дрожишь, зачем же ты взялся его совершить?

– Господин мой, позволь мне встать и смыть кровь, которая слепит мне глаза и заливает рот, и я расскажу тебе правду, чистую правду, клянусь!

Довольный покорностью наемника, избавлявшей его от необходимости применять силу, Хети согласился. Взяв в помощники Яву, он снял с гиксоса повязку и сандалии, зная, что это, во-первых, унизительно для него, а во-вторых, напомнит ему, что он – всего лишь презренный пленник. Вдвоем они привели его во дворец, а точнее – в комнату дворцовой стражи. Вход в нее охраняли двое стражей, у каждого в руке было длинное копье, конец древка которого упирался в пол. Стражники поприветствовали Хети и Яву, и один из них спросил, уж не получил ли раненый свое увечье на занятиях борьбой.

– Можно сказать и так, – ответил на это Хети.

Прямо у входа стояла емкость с водой, чтобы стражники при необходимости могли обмыться. Хети наполнил водой небольшую лохань и позволил пленнику умыться. Утерся тот своей же набедренной повязкой.

– Господин, меня зовут Эфрон, – сказал пленник, получив разрешение сесть на циновку. – Твой отец Шарек был справедливым человеком, а Якебхер оказался правителем жестоким и кровожадным, и дела его противны богам. Однако он всегда был милостив к воинам своего племени, ставших опорой его трону.

– То, что ты говоришь, меня не удивляет, – сказал Хети. – Но я не понимаю, почему ты, соплеменник, плохо говоришь о нем и почему другие племена пастухов не восстали против его власти.

– Они не восстали потому, что царь оказался достаточно хитер и сумел перессорить между собой командиров всех отрядов. Он сформировал новые отряды, взяв за правило подбирать в них солдат из разных племен, часто противоборствующих. Поэтому нечего было опасаться, что они сговорятся между собой и замыслят заговор. Ему пришлось прибегнуть к этой уловке, потому что люди очень скоро стали выражать недовольство его жестоким правлением. Его воины, разделив между собой богатства египтян, награбленные во время кампании в Дельте, быстро их растратили и стали требовать новой платы за свою верность. Поэтому-то, когда богатства захваченной страны иссякли, Якебхер перегруппировал отряды, чтобы, посеяв вражду между племенами, сохранить царский венец. Тем более что два года засухи, постоянные грабежи и плохое управление превратило в пустыню недавно процветающие земли.

Не знаю, рассказывал ли кто тебе об этом, но царь знает, что ты жив и что ты живешь у кефтиу, что царь Кносса принял тебя с почестями. И хотя эта новость его не порадовала, куда больше он обеспокоился, узнав, что кефтиу и правители ближайших островов строят много кораблей, намереваясь переправить на берега Нила мощную армию, которая поможет тебе вернуть трон. Еще мы узнали, что в Кносс со всех городов и островов стекаются сильные юноши и ты со своими учениками обучаешь их искусству борьбы и военному делу. На всех островах ремесленники заняты непривычным для них делом – изготавливают стрелы и древки копий, а кузнецы делают для них бронзовые наконечники и куют мечи.

– Оказывается, этот злополучный Якебхер знает более чем достаточно. И я радуюсь при мысли, что он уже дрожит на своем троне, полученном ценой предательства. Он приказал тебе меня убить?

– Не буду отрицать – это очевидно. Но я прошу господина дослушать до конца. Когда-то я служил в Аварисе под началом Акирума. Я был в числе тех солдат, которые попали к тебе в плен во время захвата крепости. Ты приказал нас отпустить, хотя твои командиры советовали казнить пленных.

– Но это не помешало тебе согласиться исполнить приказ, – негромко заметил Хети.

– Я расскажу тебе, почему именно меня выбрал Якебхер и почему я согласился. Вернувшись в Мемфис, мы с товарищами пришли во дворец. Там нас чуть было не постигла кара, которую мы могли бы принять от твоих людей. Однако приближенные царя, начиная с Мансума, стали его отговаривать казнить нас, настаивая на том, что это ожесточит соплеменников. И вот было решено наказать нас так, чтобы это стало унижением для нас, а для остальных воинов-гиксосов – наукой. Нас приговорили к двум годам работ, которые обычно исполняли рабы и пленные. Конечно же, и одежду, и оружие у нас забрали. Мы обтесывали камни, рыли каналы, прислуживали, как рабы, нашим товарищам-солдатам. Но через два года нас освободили, снова определив в солдаты.

Став снова воином-гиксосом, я женился на женщине, привезенной в Мемфис из Ханаана, и у нас родился ребенок. Из Якебхера вышел никчемный правитель царства. Он предпочитал проводить время в пиршествах и удовольствиях, позабыв об обязанностях царя. Поэтому, вместо того чтобы расширить границы империи на юг, Якебхер заключил мирный договор с Дидумесом. Этот Дидумес, от армии которого твоими усилиями, господин мой, остались жалкие крохи, боялся нового нападения, поэтому согласился признать себя слугой самозванного царя гиксосов. Но все это только на словах, потому что он не платил Якебхеру дань и не отчитывался за свои поступки. Но, заключив этот договор, Якебхер получил полное право хвастаться, что теперь он – полноправный хозяин Египта.

Солдаты, не найдя себе никакого занятия (никто даже и не думал их тренировать, хотя воинское искусство – наше ремесло), стали ссориться и даже драться между собой. В одной из таких ссор я убил соплеменника ударом меча. До этого дня в ссорах, бывало, разбивали носы или ломали руки, но все их участники оставались живы. И вот меня привели на суд к Якебхеру. Он сказал, что мой проступок карается смертью, а потом предложил выбор: либо смерть от ударов копий, либо согласие исполнить одно задание. Как ты уже догадался, мой господин, я без колебаний выбрал второе, надеясь остаться в живых. Задание было простым – найти тебя и убить. Якебхер, узнав о том, что жители островов намереваются помочь тебе вернуть трон, понял, что ты – опасный соперник. Я должен был убить тебя, а выбор орудия убийства не был случайным. Мне рассказали, что у тебя есть особенное оружие – меч, подаренный колдуном-хиттитом. Он сделан не из бронзы, а из более прочного металла, и к тому же очень острый, поэтому легко разбивает бронзовые щиты. Люди думают, что этот волшебный меч защищает тебя в сражении и благодаря ему ты одержал победу над царем Юга, который правит в Городе Скипетра. Мне было приказано завладеть этим мечом, убить тебя с его помощью – наверняка одним ударом, а потом привезти меч в Мемфис, потому что Якебхер хотел оставить его себе. Это оружие, которому нет подобных, стало бы лучшим свидетельством твоей смерти. А чтобы я не надумал бежать или укрыться в безопасном месте, Якебхер взял в заложники мою жену и сына-младенца. В спутники он дал мне египтянина, верность которого купил бесчисленными подарками. Египтянин этот знает язык кефтиу – он помогал торговцам-островитянам найти общий язык с местными купцами в каком-то порту. Точно не помню, но, по-моему, речь шла о Мемфисе. Во время выполнения задания этот человек был моим переводчиком. Отплыв от берегов Египта, мы сначала отправились на острова, чтобы проверить, правду ли нам рассказали и готовятся ли тамошние жители к войне. Десять дней назад мы прибыли в Кносс, чтобы найти тебя и выполнить приказ.

Мне никак не представлялось удобного случая: то ты был со своими учениками, то в своем доме, ставни на окнах и двери которого на ночь запирались на засовы. И тогда мы решили подстеречь тебя на этом празднике, посвященном какой-то богине, мой напарник знает ее имя. Воспользовавшись твоим отсутствием, я проник в дом, который днем всегда остается открытым, украл меч, пришел сюда и попытался тебя убить. Но теперь, даже зная, какой опасности я подвергаю свою семью, я благодарю богов за то, что они не пожелали, чтобы я замарал себя ужасным злодеянием.

Эфрон замолчал. Хети тоже помолчал немного, а потом задал ему вопрос:

– Знаешь ли ты, где теперь предатель-египтянин, который приплыл на остров с тобой?

– Мы условились, что он будет ждать меня в лодке в Амнисосе. Я обещал вернуться к нему, как только справлюсь с заданием. Мы хотели проплыть вдоль побережья острова Каптара и пристать к берегу соседнего острова. Оттуда мы бы двинулись к северным островам, а потом добрались до ханаанейского города Унгарит, где наверняка нашли бы корабль, который переправил бы нас в Египет.

– Если так, не будем ломать ваши планы, – сказал Хети. – Ты возьмешь мой меч и вернешься к своему спутнику. Ты покажешь ему оружие и заверишь, что вонзил его мне в спину. Я вижу, у тебя все еще идет носом кровь. Измажь ею клинок, рукоять меча и свои руки и покажи эту кровь своему подельнику. Скажи, что это моя кровь, и постарайся его убедить в том, что тебе удалось убежать прежде, чем кто-то заподозрил неладное. Если все получится, как я сказал, ты вернешься к Якебхеру и отдашь ему меч в доказательство того, что я тобою убит. И твой спутник подтвердит правдивость твоих слов.

– Н-н-неужели… Господин мой, царь мой! Сказал ли ты это с Маат на языке, как говорят твои соотечественники? Ты согласен расстаться с волшебным мечом и позволяешь мне вернуться в Мемфис, мне, который пытался ударить тебя в спину?

– Да, позволяю. И я хотел бы надеяться, что ты не обманешь моего доверия. Отныне в твоих интересах сообщить узурпатору о моей смерти и отдать ему как доказательство мой меч. Тебе вернут жену и ребенка, а Якебхер забудет о своих страхах. Но мой тебе совет: после этого немедленно уходи в Ханаан и спрячься там, где Якебхер тебя не найдет. Ведь когда я высажусь на берег Нила с армией островитян, Якебхер узнает, что я жив, и гнев его будет страшен.

Не помня себя от счастья – ведь обстоятельства приняли столь неожиданный и благоприятный оборот, – Эфрон торопливо измазал меч своей кровью, потом еще раз умылся, надел свою повязку и вслед за Хети вышел из комнаты стражей.

Хети напутствовал его такими словами:

– Иди, не мешкая, в порт, и как можно скорее покинь наш остров. Я полагаюсь на твою честность. И знай, если я в тебе обманулся и ты останешься здесь и возобновишь свои попытки, я своими руками сверну тебе шею, клянусь, и мой друг тому свидетель.

– Мой господин может быть спокоен: я потороплюсь вернуться в Египет и стану всем рассказывать о том, что убил тебя и твоя душа улетела в страну, которую вы, египтяне, называете Прекрасным Аменти!

Стоило ему отойти, как Хети попросил Яву и одного из стражей проследить за Эфроном и убедиться в том, что он вернулся к своему спутнику и они вместе покинули остров. Он решил, что эта мера предосторожности не будет лишней, хотя был уверен: Эфрон сделает, как ему приказано, прежде всего потому, что это нужно ему самому.