Текст книги "В бурях нашего века (Записки разведчика-антифашиста)"
Автор книги: Герхард Кегель
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)
"...А ЗАВТРА МЫ ЗАВОЮЕМ ВЕСЬ МИР"
ПУТЬ К КАТАСТРОФЕ
С передачей в январе 1933 года господствовавшими в Германии силами монополистического капитала и крупного землевладения государственной власти фашистам началась систематическая, целеустремленная, непосредственная подготовка второй мировой войны. Теперь это, конечно, виднее, чем в то время, когда приходилось сталкиваться с огромным количеством противоречивых сообщений и с целенаправленной дезинформацией. Тем большее значение приобретает тот факт, что в Германии существовала партия, которая открыто и ясно заявила немцам и всему миру: "Гитлер – это война!", "Тот, кто голосует за фашистскую партию, голосует за войну!" Этой партией была Коммунистическая партия Германии, которая хорошо понимала, что цель Гитлера означала путь к катастрофе войны, говорила народу правду, чистую правду, хотя большинство немцев, в том числе и противники Гитлера, не хотело ей верить.
Новые заправилы в Берлине не скрывали своих стратегических планов насильственное присоединение Австрии и раздел Чехословакии, ликвидация и аннексия Польши, захват крупных областей Советского Союза, установление господства германского империализма в Европе и во всем мире.
Свой путь к катастрофе второй мировой войны гитлеровская Германия разделила на ряд этапов. На нервом этапе абсолютный приоритет отдавался кровавому подавлению любого проявления внутренней оппозиции, вооружению, созданию служащей агрессивным целям вымуштрованной и хорошо оснащенной армии. Офицерские и унтер-офицерские кадры, достаточные для миллионной армии, были подготовлены в рамках создания 100-тысячного войска во времена Веймарской республики. При этом, разумеется, оказались нарушенными все решающие положения Версальского договора. Но западные державы, в особенности Англия, даже помогали фашистской Германии достигнуть цели ее первого этапа готовности к войне. Это делалось, например, путем заключения англо-германского морского соглашения в 1935 году и других соглашений, дававших гитлеровцам возможность безудержно вооружаться.
Еще до того, как была полностью достигнута первая цель, началась реализация мероприятий и второго этапа. Речь идет о военном захвате демилитаризованной Рейнской зоны, который осуществили в 1936 году. Это чувствительно затронуло интересы безопасности Франции. И именно поэтому такая операция оказалась весьма подходящей как проба, чтобы посмотреть, какой может быть реакция империалистических западных держав на более крупные военные акции гитлеровской Германии в будущем. Кроме нескольких словесных протестов реакция западных держав, и прежде всего Великобритании, была в основном такова, что они стали еще более уступчивыми, сделав заманчивые предложения все быстрее вооружавшемуся агрессору.
Затем последовала военная оккупация и "присоединение" Австрии. Потом расчленение Чехословакии и включение части ее в состав фашистского рейха. Правительства Франции и Великобритании приняли чрезвычайно активное участие в организации капитуляции и расчленения буржуазной Чехословакии. Шантажируя свою союзницу, они фактически выдали ее гитлеровской Германии.
Диаметрально противоположной этой губительной линии была политика СССР, направленная на объединение и обеспечение единства действий всех государств и народов, заинтересованных в сохранении мира и отпоре агрессии.
Политика умиротворения и капитуляций, проводившаяся Великобританией и Францией, являлась прямой поддержкой агрессора. Крайне антисоветские империалистические силы этих стран хотели не пресечь стремление гитлеровской Германии к войне и захватам, а направить его на Восток, против Советского Союза.
Некоторые руководящие представители фашистского рейха, прежде всего военные, тогда еще оценивали первый и второй этапы пути ко второй мировой войне как чрезвычайно опасные. Решительное "нет" Великобритании и Франции вместе с другими подвергавшимися угрозе со стороны гитлеровского фашизма странами, к чему терпеливо, выдвигая множество различных конструктивных предложений, стремился Советский Союз, могло бы положить конец агрессивной политике фашистов, не доводя дело до мировой войны. Но империалистические западные державы и после мюнхенского сговора хотели, чтобы гитлеровская Германия развязала войну против Советского Союза. Они были готовы и на второй Мюнхен, на сей раз за счет своей союзницы – Польши. Однако Гитлер и его генералы уже не желали второго Мюнхена, они желали только войны, чтобы стереть Польшу с географической карты и включить ее в состав великогерманского фашистского рейха.
Исходя из опыта, приобретенного на первом этапе осуществления своей экспансионистской политики, Гитлер надеялся, что Великобритания и Франция примирятся с военным захватом Польши в надежде на скорое военное столкновение гитлеровской Германии с Советским Союзом. Но на "польском этапе" гитлеровский план уже не сработал. Германские империалисты задумали поначалу несколько изолированных войн с ограниченными целями. Но их жажда захватов намного превосходила их способность трезво оценивать развитие политической обстановки и реальное соотношение сил в мире. И в результате они получили то, что сам Гитлер в своей книге "Майн кампф" расценил как губительную, даже смертельную опасность для своего рейха, – мировую войну, которую Германии пришлось вести на два фронта. После более двенадцати лет ужасного фашистского террора эта война принесла фашистской Германии бесславный конец. Эпилогом стал судебный процесс над группой главных нацистских военных преступников, проведенный в Международном военном трибунале в Нюрнберге.
Антинародная роль режима Пилсудского
Правительство в Варшаве как до смерти Пилсудского, так и после нее не могло не знать о планах и намерениях фашистского правительства в Берлине. В конце концов, тираж книги Гитлера "Майн кампф" составлял миллионы экземпляров. К тому же буржуазная Польша издавна имела в Германии хорошие источники информации. Но ни Пилсудский, ни его коллега Бек совсем не хотели расхлебывать столь круто заваренную кашу. Кроме того, они чрезвычайно нереалистически оценивали собственные силы. И, наконец, даже когда у них не могло оставаться сомнений в том, что Польша избрана следующей жертвой фашистской агрессии, у них не хватило сил отказаться от своей антисоветской политики.
Уже 2 мая 1933 года, писал впоследствии французский посол в Варшаве Леон Ноэль в своей книге "Нападение Германии на Польшу", Пилсудский направил своего посланника в Берлине Высоцкого к Гитлеру, чтобы получить от него заверение, что "ни он сам, ни правительство рейха не намерены нанести какой-либо ущерб интересам Польши в вольном городе Данциге" (теперь Гданьск). Гитлер заверил польского посланника в своей любви к миру. В докладе Высоцкого своему правительству о беседе наряду с прочим говорилось: Гитлер заявил, что у него "нет никаких намерений изменить существующие договоры, и это он считает для себя обязательным; он не хочет, чтобы внешняя политика его правительства когда либо оказалась запятнанной кровью; это полностью противоречило бы его идеологии; он желает... улучшения германо-польских отношений". А в опубликованном коммюнике об этой беседе было сказано: "Рейхсканцлер подчеркнул твердое намерение правительства Германии определять свою позицию и действия строго в соответствии с существующими договорами. Рейхсканцлер выразил пожелание, чтобы обе стороны еще раз беспристрастно обсудили свои общие интересы".
Какая безграничная лживость политики фашизма! Но это явно произвело на Варшаву нужное Гитлеру впечатление.
17 мая 1933 года Гитлер сделал в рейхстаге заявление по внешнеполитическим вопросам. О восточной границе Германии, по вопросу, который больше всего интересовал Польшу, он заявил: "...никакое правительство Германии не пойдет по своей инициативе на нарушение согласованных обязательств (Версальского договора. – Авт.), которые нельзя ликвидировать, не заменив их лучшими!" Пилсудский и его министр иностранных дел клюнули на эту приманку. Они не хотели видеть, что своими показными миролюбивыми заверениями и жестами дружелюбия в отношении Польши Гитлер хотел лишь обеспечить себе спокойную обстановку на Востоке, обезопасить тылы для первых основополагающих этапов своей экспансионистской политики.
Тем временем Пилсудский и Бек назначили посланником в Берлине пользовавшегося их особым доверием господина Липского, личность во многих отношениях сомнительную. Он считался поклонником Гитлера, другом Геринга и докладывал в Варшаву прежде всего то, что там хотели слышать и что поэтому шло на пользу его собственной карьере. 26 января 1934 года Липский и министр иностранных дел гитлеровского правительства фон Нейрат подписали вызвавшее сенсацию соглашение, предусматривавшее отказ от применения силы в двусторонних отношениях, срок действия которого поначалу предусматривался на десять лет. Пилсудский и Бек считали, что нападение гитлеровской Германии не грозит им по крайней мере в течение указанных десяти лет. За этим последовало подписание 7 марта 1934 года "Протокола об экономическом мире" между Германией и Польшей. В октябре 1934 года миссии в Берлине и Варшаве были преобразованы в посольства. Одновременно начался поток визитов высокопоставленных нацистских заправил в Варшаву. Все эти господа, от Геббельса и Геринга до Риббентропа и ставшего впоследствии "генерал-губернатором Польши" Франка, фигурировали позднее в качестве обвиняемых на Нюрнбергском процессе военных преступников. Геббельс, правда, лично на процессе не присутствовал – в конце войны он покончил с собой, но это не помешало тому, что его фамилия и преступления часто назывались на процессе в Нюрнберге. Всех их я видел в Варшаве тридцатых годов в непосредственной близости.
Геринг имел личное поручение Гитлера с особым вниманием следить за развитием германо-польских отношений. Не реже одного раза в год он приезжал в Польшу на охоту. Эти поездки Геринг всегда использовал для того, чтобы усыпить бдительность правительства Польши. Как пишет Ноэль, в январе 1935 года Геринг, например, на охоте в Беловежской пуще говорил заместителю статс-секретаря МИД Польши графу Шембеку о том, что Германии нужна сильная Польша, чтобы создать прочный заслон против СССР. Польша, говорил Геринг, является связующим звеном между Черным и Балтийским морями, и для Польши откроются в будущем широкие возможности на Украине.
Конечно, всю эту информацию и другие сведения, которые нам удавалось получить, мы передавали нашим советским друзьям в Москву, ибо их, безусловно, не могло не интересовать, сколь беззастенчиво уже говорилось о разделе обширных районов Советского Союза.
Во время упомянутой выше охоты Геринг говорил без обиняков. "В этой связи, – пишет Ноэль, – он сказал, что Украина должна войти в зону влияния Польши, а северо-западная Россия – Германии".
В ходе этого визита в Польшу Геринг в беседе с Пилсудским поднял вопрос о "совместном польско-германском походе на Россию, подчеркнув выгоды, которые могла бы получить Польша на Украине в результате подобной акции". Как следует из сделанной графом Шембеком записи этой беседы, Пилсудский в ответ заметил, что он не может долгое время стоять с примкнутым штыком на столь протяженной границе, какой является граница между Польшей и Россией.
По мнению Пилсудского, предложение о совместном военном нападении на Советский Союз шло, стало быть, слишком далеко. По-видимому, он представлял себе, что значило бы для Польши ее превращение в соучастника гитлеровской Германии и поставщика пушечного мяса для ее агрессии против Советского Союза. Но ввиду постоянных дружественных заверений со стороны правительства Гитлера тогдашнее польское правительство, которое после смерти Пилсудского в мае 1935 года стал представлять, и не только в области внешней политики, авантюрист полковник Бек, убаюкивало себя тем, что безопасность страны обеспечена. Своими многими политическими действиями оно поддерживало усилия правительства Гитлера, направленные на то, чтобы любой ценой сорвать достижение договоренности о создании действенной системы европейской безопасности с должными гарантиями против военной агрессии. И дело при этом не ограничивалось только дипломатическим маневрированием.
Заправилы фашистской Германии в польской столице
Одним из самых отвратительных типов среди нацистских заправил, которые в те годы наносили в Варшаву визиты и которых я наблюдал в непосредственной близости, был, несомненно, Герман Геринг. К тому времени он стал одним из самых влиятельных фашистских представителей германского империализма. Жестокость и моральная беспринципность сочетались у него с поистине безудержным стремлением к обогащению и развращенностью. В качестве сопровождающего он привез с собой генерала по имени Мильх, который как своим богатством, так и генеральским чином был обязан Герингу. К этому генералу Мильху, между прочим, относилось известное изречение Геринга, которое он повторял и стремился претворять в жизнь до самого конца "третьего рейха": "Кто еврей, а кто – нет, решаю я!" Мильх, сотоварищ Геринга со времен первой мировой войны, являлся в соответствии с фашистской расовой теорией, жертвами которой стали многие миллионы мужчин, женщин и детей еврейской национальности, "полуевреем", и другие нацистские заправилы не раз хотели его расстрелять. Таким образом, он находился в абсолютной зависимости от Геринга.
В поездках Геринга Мильх, по-собачьи ему преданный, обычно сопровождал его. Он обладал также незаурядной способностью удовлетворять жажду Геринга к обогащению и коррупции, устраивать для него различные грязные сделки.
Таким же был и адъютант Геринга Боденшатц.
Тогдашний советник-посланник посольства Германии в Варшаве фон Шелиа, который, будучи отпрыском старинного дворянского рода, несколько свысока относился к семье посла фон Мольтке, принадлежавшей, как он считал, к чиновному дворянству, имел в Берлине отличные связи с крупными промышленниками и консервативными политическими руководящими кругами. Как-то раз он вернулся в Варшаву из Берлина, где провел несколько дней, буквально кипя от гнева. Он позвонил товарищу Гернштадту и договорился о встрече с ним – ему хотелось излить кому-то свою душу, не подвергая себя опасности. Дело в том, что в Берлине он наряду с прочим "из абсолютно надежного источника" узнал о том, какими методами второй по положению человек в нацистской Германии "организует" себе подарки.
Незадолго до дня рождения Геринга, рассказал фон Шелиа, генерал Мильх или адъютант Боденшатц регулярно обзванивали по телефону промышленных и финансовых магнатов, владельцев концернов, банкиров и других людей подобного калибра и говорили им в сугубо личном порядке, под большим секретом примерно следующее: "Я знаю, дорогой X, что вы уже давно подумываете о том, что бы такое подарить нашему глубокоуважаемому Герману Герингу к его предстоящему дню рождения. Мне хотелось бы несколько облегчить вам муки выбора, поскольку я могу точно сказать, чем вы могли бы действительно порадовать господина премьер-министра (или господина генерал-полковника, или господина генерал-фельдмаршала)". Затем следовали конкретные предложения насчет дорогих ковров, драгоценных украшений, еще более дорогих картин старых мастеров и вплоть до небольших охотничьих замков или морских яхт. И поскольку этим получившим столь "деликатный" намек людям в свою очередь была крайне необходима доброжелательная поддержка Геринга в осуществлении их зачастую нечистоплотных сделок – ведь от него многое зависело, – дорогой новорожденный получал морскую яхту, охотничий замок, собрание картин кисти старых мастеров и тому подобное. Ведь, в конце концов, речь шла о сделке таких масштабов, что они вполне оправдывали дополнительные расходы на упомянутые подарки. Но когда эти господа оставались одни в собственном кругу, они нередко без всяких околичностей обменивались своими весьма нелестными оценками поведения господина Геринга, который без их активной поддержки никогда не добился бы таких высоких чинов и положения, а теперь несколько перегибал, выкачивая у своих покровителей денежки.
Мне уже не раз, когда я работал репортером в Бреслау, доводилось видеть Геринга на крупных фашистских сборищах. Здесь же, в Варшаве, я впервые увидел его совсем близко – он пригласил аккредитованных в Варшаве представителей немецких газет на "пресс-конференцию", которая состоялась в просторном рабочем кабинете посла фон Мольтке.
Это была довольно странная пресс-конференция, такой я еще не видел. Геринг красовался на видном месте, у большого черного рояля. Для корреспондентов в кабинете поставили несколько рядов стульев. Когда корреспонденты собрались в назначенное время, их глазам представилась следующая картина: опершись левым локтем на крышку рояля, Геринг водил самопишущей ручкой по каким-то лежавшим перед ним бумагам. При этом он стоял, повернувшись своим необъятным задом к рядам стульев, где сидели около 15 корреспондентов и некоторые сотрудники посольства. Рядом с Герингом находился Мильх в подобострастной позе покорного слуги и каждый раз, когда Геринг делал какое-нибудь замечание, вытягивался в струнку со словами: "Так точно, будет сделано, господин премьер-министр!" Ни журналисты, ни другие участники "пресс-конференции" не были удостоены обоими ни словом, ни взглядом.
Через некоторое время я понял, что Геринг редактировал текст коммюнике о своем посещении Кракова, где он в качестве представителя фашистской Германии участвовал в похоронах Пилсудского в костеле на Вавеле. Геринг непрерывно давал Мильху указания, как следует улучшить или дополнить текст. Например: "Мильх! Здесь написано: "Граждане Кракова, собравшиеся у гостиницы, приветствовали Германа Геринга". Это слишком неуклюже! Лучше скажем так: "Многочисленная толпа людей, которая в течение нескольких часов терпеливо ждала у гостиницы Кракова появления Германа Геринга на балконе, встретила его восторженной овацией".
В таком духе это продолжалось около получаса. Геринг оставался все в той же позе, и для вызванных на пресс-конференцию людей не оставалось ничего иного, как любоваться его толстым задом. Наконец Геринг выпрямился, обернулся к присутствовавшим и заявил: "Собственно, мне больше нечего сказать вам. Вы получите текст коммюнике, и вам следует передать его в свои редакции. Но вы не должны ничего менять в тексте. Мне же нужно немедленно ехать. Хайль Гитлер!" Нацистские корреспонденты, обожавшие Геринга, на сей раз открыто выражали свое возмущение столь недостойным его поведением. Этот факт широко обсуждался.
Боевой пост на важном политическом участке
Польша играла важную роль в антисоветской политике империалистических держав. Она являлась одним из главных элементов их "санитарного кордона" в целях изоляции и военного окружения Советского Союза. В ходе уже начатой непосредственной подготовки новой большой войны она кроме всего прочего стала страной, в которой сталкивались многие затрагивавшие вопросы воины и мира течения, велись политические интриги и маневры, касающиеся европейской политики тех лет, хотя, конечно, главные решения принимались не здесь.
Варшава превратилась в важный участок политической борьбы и наблюдательный пункт. Отсюда можно было лучше следить за рядом процессов, прежде всего закулисных, чем в ряде других столиц Европы, которые имели значительно больший политический вес. В Варшаве, например, нам удавалось выяснить не только многое из того, что польский режим предпринимал или намеревался предпринять по важнейшим текущим вопросам. Здесь можно было также немало узнать, подтверждая установленное фактами, о том, что задумывалось в Берлине и как к этому относились Лондон и Париж. Посольства гитлеровской Германии, Франции и Великобритании получали от своих правительств или от друзей в министерствах иностранных дел подробную информацию по отдельным проблемам и сведения о тех или иных шагах и маневрах. Ведь какое-либо неуместное суждение, обусловленное неосведомленностью о том, что происходит за кулисами, и высказанное в дипломатических кругах Варшавы в столь напряженной предвоенной обстановке, могло иметь весьма неприятные политические последствия.
Поэтому моя деятельность в качестве сотрудника посольства Германии в Варшаве, то есть в сфере гитлеровского министерства иностранных дел, являлась в тех условиях ценным дополнительным источником информации для нашей небольшой антифашистской подпольной группы. Нашу политическую работу, нашу разведывательную деятельность мы строили на основе хорошо продуманного разделения задач, таким образом, чтобы обеспечить максимальную полноту и надежность получаемых сведений и их анализа, подкрепленных, насколько возможно, соответствующими документами, и должную личную безопасность всех участвовавших в этой работе товарищей. В течение многих лет такой работы в Варшаве у нас не было провалов. Мы совершенно не пользовались радиопередатчиком – тогда подпольная радиосвязь легко обнаруживалась средствами радиоперехвата служб контрразведки, в результате чего многие антифашисты-подпольщики оказались в руках гестапо. У нас существовали другие возможности регулярной передачи в Москву полученных сведений, связанные со значительно меньшим риском.
После 1945 года были опубликованы документы различных правительств, в которых раскрывалась предыстория второй мировой войны и которые содержали строго секретные в свое время записи и информацию о закулисных переговорах и достигнутых договоренностях. Я, конечно, с особенно большим интересом читал указанные публикации, поскольку некоторые из этих документов проходили и через мои руки в Варшаве. Среди них наряду с другими были записи секретных переговоров, которые в течение ряда предвоенных лет вплоть до нападения гитлеровской Германии на Польшу вели правительства Великобритании и Германии. Речь шла, по сути дела, о широком империалистическом переделе сфер влияния и "интересов", о действиях, направленных против Советского Союза. И это происходило даже в то время, когда Лондон под давлением общественного мнения официально, хотя, разумеется, лишь для вида, вел с Советским Союзом переговоры о совместных военных мерах по предотвращению исходившей от гитлеровской Германии угрозы агрессии. Британское правительство, конечно, и не подозревало, что Советский Союз хорошо знал о происходившем за кулисами в Лондоне.
"Великодушие", проявлявшееся представителями британского империализма в секретных переговорах с Гитлером в отношении, например, Украины и Прибалтики, которые без зазрения совести предлагались гитлеровской Германии, выглядит сегодня вроде даже смешным. Но тогда правительство Великобритании стремилось убедить фашистскую верхушку в Берлине в том, что Лондон считал бы военное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз с целью лишить его Украины, Прибалтики и других частей страны законным и весьма желательным. И в то время это имело чрезвычайно важное значение.
Информировать Советский Союз о том, какие интриги плелись за ширмой официальной политики правительств против дела мира и против первой страны социализма, являлось почетным долгом нашей маленькой группы борцов-антифашистов, как и множества других патриотов и интернационалистов. И я испытываю чувство большого удовлетворения в связи с тем, что добытыми нами сведениями, которые всегда были достоверными, мы внесли наш, хотя, конечно, и небольшой, вклад в борьбу миллионов поборников мира против преступного гитлеровского фашизма.
Мюнхенский сговор
прелюдия ко второй мировой войне
В мою задачу не входит излагать предысторию, ход и итоги позорной мюнхенской конференции, результатом которой явились раздел и ликвидация Чехословакии и которая послужила не укреплению мира, а лишь приблизила вторую мировую воину. Эта тема в литературе затрагивалась уже неоднократно. Всесторонне раскрыто поведение буржуазного правительства Чехословакии и поведение империалистических западных держав, которые за сущую безделицу продали гитлеровскому фашизму своего союзника.
В тогдашней кризисной обстановке, явившейся прелюдией ко второй мировой войне, лишь Советский Союз из связанных с Чехословакией договорами о взаимной помощи государств был готов выполнить по отношению к ней все свои обязательства и сделать даже больше того. Как известно, по предложению правительства Чехословакии оказание обещанной Советским Союзом военной помощи в случае агрессии было ограничено оговоркой, что эта помощь будет предоставлена лишь при условии одновременного оказания военной помощи и Францией. Когда оказалось, что правительство Франции предпочло выполнению своего союзнического долга капитуляцию перед гитлеровским фашизмом, Советский Союз заявил о своей готовности оказать Чехословакии военную помощь даже без участия Франции при условии, что правительство в Праге обратится к Советскому Союзу с просьбой о такой помощи и Чехословакия сама окажет сопротивление агрессору.
С нашего "наблюдательного поста" в Варшаве, естественно, особенно хорошо были видны те аспекты трагических мюнхенских событий, которые прямо или косвенно имели отношение к действиям тогдашнего польского правительства. Правительство Польши, которое представлял полковник Бек, крайне недооценивало размах экспансионизма фашистского германского империализма, что сопровождалось самоубийственной переоценкой собственных сил и своей роли на международной арене. И на решающем этапе подготовки фашистской Германией второй мировой войны Бек сделал все, что мог, чтобы сорвать создание системы коллективной безопасности в Европе, то есть создание реальных предпосылок для обуздания агрессора. Без активного и, конечно, равноправного участия Советского Союза создание такой системы было бы невозможно. Но даже в тех редких случаях, когда западные державы проявляли готовность учитывать это, правительство в Варшаве выступало с возражениями, что, понятно, вызывало у Гитлера лишь одобрение. Польша категорически отказывалась от участия в договорной системе коллективной безопасности с участием Советского Союза.
Когда в самый разгар чехословацкого кризиса Советский Союз заверил находившуюся под угрозой со стороны гитлеровской Германии Чехословакию в своей решимости выполнить договорные обязательства, правительство в Варшаве заявило даже о том, что оно будет силой оружия противодействовать любой попытке Советского Союза оказать Чехословакии военную помощь. Тем самым оно, разумеется, лило воду на мельницу фашистов, а также французских и английских капитулянтов.
Еще в марте 1936 года, когда войска Гитлера заняли демилитаризованную Рейнскую зону, Варшава уведомила Париж, что Польша готова принять участие в совместных военных мерах против этого нарушения Версальского договора. И когда Франция ничего не сделала для обеспечения собственных интересов, Варшава, естественно, была чрезвычайно обеспокоена. Теперь она стала еще больше ориентироваться на сепаратную сделку с Гитлером. Затем в 1938 году части нацистского вермахта вступили в Вену. Было объявлено о "присоединении" Австрии к "третьей империи". Население Польши охватила тревога. Но полковник Бек, который за несколько недель до того побывал у Гитлера и получил от него успокоительные заверения, считал, что экспансионистские устремления фашистской Германии будут направлены не на восток, а на юг. Бек был настолько убежден в искренности "дружественных заверений" Гитлера в отношении Польши, что он не только остался на своих антисоветских позициях, но и выступил против интересов Франции, оказав гитлеровскому фашизму активную политическую и дипломатическую поддержку в подготовке раздела Чехословакии. В конце концов он даже добился того, что при разделе добычи к Польше была присоединена важная в экономическом и транспортном отношении часть Чехословакии. Между прочим, аналогичную политику проводила и тогдашняя фашистская Венгрия.
В целях подготовки к участию в разделе добычи Бек в январе 1938 года поставил в варшавском сейме вопрос о польском национальном меньшинстве в чехословацкой Тешинской области, побудив его представителей в пражском парламенте выдвинуть требование автономии, которое являлось почти идентичным притязаниям судетских немцев из "пятой колонны" гитлеровского рейха. Эти акции варшавского режима были уже серьезной прямой поддержкой политики фашистского германского империализма, направленной на ликвидацию Чехословакии.
В течение какого-то времени Бек даже надеялся, что в качестве награды за свою активную поддержку Гитлера в деле ликвидации Чехословакии он кроме Тешинской области получит согласие фюрера на нечто вроде присоединения к Польше Словакии на основе федерации. В Варшаве устроили пресс-конференцию, на которой словакам рекомендовалось требовать не только автономию, но и полную независимость от Праги.
Оказавшись под совместным давлением и подвергаясь шантажу со стороны фашистской Германии, Великобритании и Франции, Прага в конечном итоге была вынуждена отдать гитлеровцам судетские области. Но позорный мюнхенский диктат шел еще дальше. Бек, по согласованию с Гитлером, в направленной правительству в Праге ноте впервые выдвинул официальное требование передачи Польше Тешинской области вместе с железнодорожным узлом Богумин.
Гитлер дал согласие на оккупацию Польшей Тешинской Силезии вместе с чехословацким железнодорожным узлом Богумин, во-первых, потому, что ему еще был нужен варшавский режим Бека, во-вторых, потому, что он был уверен: Варшаве недолго предстоит тешиться своими новоприобретениями. К планам Бека в отношении Словакии Гитлер всегда относился отрицательно, поскольку как раз на польско-словацкую границу были нацелены клещи его агрессии на юге.
Поначалу Прага отказывалась удовлетворить требование Польши, заявив о своей готовности к переговорам лишь после вмешательства Великобритании и Франции. Но вот правительству ЧСР был предъявлен ультиматум с требованием "принять до 12 часов дня субботы, 1 октября, территориальные претензии Польши в их совокупности". Тем временем в Варшаве была начата шумная кампания по "вербовке добровольцев" с целью насильственного "освобождения" чехословацкой области, на которую претендовала Польша. Под давлением своих империалистических союзников Праге пришлось капитулировать и здесь.
2 октября 1938 года польские войска вступили в Тешинскую область и в Богумин. 1 октября 1938 года началась оккупация частями гитлеровского вермахта определенных в Мюнхене районов Чехословакии. Порядок передвижения войск фашистской Германии и Польши был согласован между генеральными штабами вооруженных сил обеих стран. Незадолго до того Гитлер выступил во Дворце спорта в Берлине с заверениями: "Это последнее территориальное требование, которое я выдвигаю в Европе... Я... повторяю здесь еще раз, что, если эта проблема будет решена, у Германии больше не будет территориальных проблем в Европе".