Текст книги "Очерки истории цивилизации"

Автор книги: Герберт Джордж Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 80 страниц)

Глава двадцать девятая
История Азии во время упадка Западной и Византийской империй

1. Юстиниан Великий.

2. Сасанидская империя в Персии.

3. Упадок Сирии при Сасанидах.

4. Первая весточка от ислама.

5. Зороастр и Мани.

6. Гуннские народы в Центральной Азии и Индии.

7. Династии Хань и Тан в Китае.

8. Интеллектуальные особенности Китая.

9. Раннее китайское искусство.

10. Путешествия Сюань-Цзана

1

Европейские писатели со своей западнической предвзятостью склонны слишком преуменьшать мощь Восточной империи, которая сплотилась вокруг Константинополя. Эта империя воплощала в себе традицию более древнюю, чем римская. Начиная с VI в., ее официальным языком был принят греческий и стало ясно, что перед нами всего лишь номинальное ответвление Римской империи. В действительности это Греческая империя, о которой мечтал Геродот и которую основал Александр Великий.

Она называла сама себя «Римской», а свой народ – римлянами, «ромеями». И по сей день современный новогреческий язык иногда называют ромейским. Константин Великий не знал греческого, и Юстиниан говорил на нем с сильным акцентом. Но эти поверхностные явления не могут изменить того факта, что эта империя в своей сути была греческой, с прошлым в шесть столетий ко времени Константина Великого, и когда собственно Римская империя полностью развалилась за четыреста лет, эта греческая «Римская империя» простояла еще более одиннадцати веков – с 306 г., начала императорства Константина Великого, до 1453 г., когда Константинополь был взят турками-османами.

И пока на Западе происходило полное разложение общественной системы, на Востоке подобного развала не было. Города, большие и малые, процветали, наделы в деревнях старательно обрабатывались, продолжалась торговля. На протяжении многих веков Константинополь был крупнейшим и богатейшим городом мира.

Мы не станем тратить время на пересказ того, кто и когда правил этой империей, на имена и причуды императоров, на их преступления и интриги. Как и большинство монархов крупных государств, не они направляли движение своих империй, это империи увлекали их за собой. Мы уже говорили о Константине Великом (306–337), упоминали Феодосия Великого (379–395), которому удалось на непродолжительное время объединить прежнюю Римскую империю, а также о Юстиниане I (527–565). В дальнейшем мы еще будем говорить о византийском императоре Ираклии (610–641).

У Юстиниана, как и у Константина, возможно, текла в жилах славянская кровь. Он был человеком великого честолюбия и великих организаторских способностей. Ему повезло и в том, что он взял в жены женщину не меньших, если не больших дарований. В молодости будущая императрица Феодора была актрисой сомнительной репутации.

Но честолюбивые усилия императора Юстиниана восстановить былое величие Империи привели к тому, что он истощил налогами свои ресурсы. Как мы уже рассказывали, он отвоевал провинцию Африку у вандалов и большую честь Италии у готов. Он также вернул в состав Империи юг Испании. Юстиниан построил величественный и прекрасный храм святой Софии в Константинополе, основал университет и издал свод законов, так называемый кодекс Юстиниана. Этому следует противопоставить то, что он закрыл школы в Афинах.

В это время великая эпидемия чумы опустошала весь мир, и после его смерти возобновленная и расширенная его усилиями Империя лопнула, как мыльный пузырь. Большая часть его итальянских завоеваний была утрачена с нашествием лангобардов. Италия в те времена лежала в полном запустении. Летописцы лангобардов утверждают, что они пришли на пустовавшие земли. Авары и славяне двинулись из придунайских земель к Адриатике. Так славяне осели на землях Сербии, Хорватии и Далмации, став предками нынешних южных славян. Более того, началась упорная и изматывающая борьба Византии с Сасанидской империей.

Но прежде чем рассказать об этой борьбе, в которой персы были трижды близки к тому, чтобы взять Константинополь, и которая завершилась поражение персов у Ниневии (627), необходимо сжато обрисовать историю Персии с парфянских времен.

Мы уже не раз сравнивали краткие четыре столетия римского империализма и упорную живучесть империализма Междуречья Тигра и Евфрата. Мы имели возможность бегло взглянуть на эллинизированные Бактрийскую и Селевкидскую монархии, которые на протяжении трех веков процветали в восточной половине покоренных Александром территорий, и рассказали, как в Месопотамии появились парфяне в последнем столетии до нашей эры. Мы описывали битву при Каррах и конец Красса. С этого момента и на протяжении двух с половиной веков на востоке правила парфянская династия Аршакидов, противостоящая Риму. Сирия и Армения оказались в приграничном положении; эти границы сдвигались то на запад, то на восток, по мере того как одна из сторон становилась сильнее.

В 226 г. в Персии произошло восстание, и Аршакидская династия уступила место более энергичной Сасанидской, представленной коренными персами. Первым из ее правителей был царь Ардашир I. В одном аспекте империя Ардашира представляла собой любопытную аналогию империи Константина Великого столетие спустя. Ардашир предпринял попытку консолидировать ее, установив религиозное единство, и сделал государственной древнюю персидскую религию Зороастра, к которой мы позднее еще вернемся.

Эта новая Сасанидская империя сразу же проявила агрессивный характер, и при Шапуре I (241–272), сыне и преемнике Ардашира, захватила Антиохию. Мы уже говорили, что император Валериан был тогда разгромлен персами (260) и взят в плен. Но возвращаясь после своего победоносного марша в Малую Азию, Шапур пал от руки Одената, арабского правителя Пальмиры – крупного торгового центра, расположенного в одном из оазисов Сирийской пустыни.

На непродолжительное время при Оденате и затем при его вдове Зенобии Пальмира превратилась во влиятельное государство, балансировавшее между двумя империями. В 272 г. его взял император Аврелиан, который в цепях увез Зенобию, чтобы отпраздновать свой триумф в Риме.

На протяжении всего этого времени война между Персией и Восточной Римской империей опустошала Малую Азию не меньше чумы. Этот период также был временем быстрого распространения христианства, которое первоначально преследовалось персидскими правителями. После христианизации Рима персидский монарх остался единственным «божественным» правителем на земле, и он видел в христианстве не более чем пропаганду своего византийского соперника. Константинополь привычно выступал в защиту христиан, а Персия – зороастрийцев. В договоре 422 г. одна империя согласилась терпимо относиться к зороастризму, а другая – к христианству.

В 484 г. от православной церкви откололись христиане Востока, сплотившись вокруг несторианской церкви, которая, как мы уже отмечали, посылала своих миссионеров по всем уголкам Центральной и Восточной Азии. Это отделение от Европы, освободившее епископов Востока от власти византийских патриархов, сняло с несторианской церкви подозрения в политической неблагонадежности и послужило причиной абсолютной толерантности к христианству в Персии.

При Хосрове I (531–579) наступил последний период мощи Сасанидской империи.

Хосров был современником Юстиниана, и его правление было вполне сопоставимо с правлением константинопольского императора. Хосров провел налоговую реформу, восстановил ортодоксальный зороастризм, расширил границы своей державы в Южную Аравию (Йемен), которую избавил от правления эфиопских христиан, продвинул свои северные границы в Западный Туркестан и провел несколько войн с Юстинианом. Слава о нем как о просвещенном монархе была так велика, что когда Юстиниан закрыл философские школы в Афинах, последние греческие философы нашли себе пристанище при его дворе. Они хотели найти в нем царя-философа; эту иллюзию в свое время питали Конфуций и Платон. Однако атмосфера ортодоксального зороастризма пришлась этим философам еще меньше по вкусу, чем ортодоксального христианства, и в 549 г. Хосров милостиво позволил им вернуться в Грецию, оговорив особым пунктом в своем договоре с Юстинианом, чтобы их не преследовали ни за их языческую философию, ни за их временное увлечение Персией.

Именно в связи с Хосровом мы узнаем, что в Центральной Азии появился новый гуннский народ, тюрки, которые сначала вступили в союз с ним, а затем с Константинополем.

Хосрова II (591–628), внука Хосрова I, ожидали самые невероятные колебания фортуны. В самом начале своего правления он добился удивительных успехов в борьбе против Византийской империи. Трижды (в 608, 615 и 626 гг.) его войска доходили до Халкидона, от которого рукой подать до Константинополя. Он занял Антиохию, Дамаск и Иерусалим (614) и из Иерусалима увез в свою столицу Ктесифон крест, о котором говорили, что это был подлинный крест, на котором распяли Иисуса. Хотя существует версия, что тот же или еще один из подлинных крестов был уже перевезен в Рим.

В 619 г. Хосров II захватил Египет. Этому победному шествию положил конец император Ираклий (610), который принялся восстанавливать подорванную военную мощь Константинополя. Какое-то время Ираклий избегал решительного сражения, накапливая мощь. Он вышел на поле боя в 623 г., когда уже чувствовал, что ему по силам справиться с персами. Персы дали несколько неудачных сражений, кульминацией которых стала битва при Ниневии (627). Но ни у одной из сторон не хватало сил, чтобы окончательно сокрушить противника.

В 628 г. Хосров II был низложен и убит своим сыном Кавадом. Спустя год две истощенные империи были вынуждены примириться, вернувшись к своим старым границам. Персы возвратили крест Ираклию, который с пышными церемониями восстановил его на прежнем месте в Иерусалиме.

Вот так выглядят основные события в истории соседних Персидской и Византийской империй. Что для нас более интересно, хотя и не так просто поддается изложению, – это те перемены, которые происходили в жизни широких масс населения этих великих империй в то время. Автору удалось найти немного описаний великой чумы, которая опустошала мир во II–IV вв. н. э. Несомненно, эти эпидемии резко уменьшали численность населения и серьезно расшатывали общественный порядок – как нам известно, это произошло с Римской и Китайской империями.

Сэр Марк Сайкс[51]51
  Сайкс М. (1879–1919) – английский дипломат и путешественник


[Закрыть] оставил нам «Последнее наследие калифа» – живописное описание жизни Ближнего Востока того периода, который мы рассматриваем. Рассказывая о первых веках нашей эры, он пишет: «Несмотря на самую отвратительную тиранию пьяниц, самодуров, сумасшедших, дикарей и покинутых женщин, которые время от времени держали в своих руках бразды правления, многолюдное население Месопотамии и Сирии продолжало процветать. Огромные каналы и дамбы поддерживались в порядке, торговля и архитектура процветали, несмотря на частые нашествия враждебных армий и постоянную смену правителей. Приход армии неприятеля иногда воспринимался с удовлетворением, если была уверенность в его победе и в том, что поставки для его армии будут оплачены.

Но набеги с севера,[52]52
  Туранцев из Туркестана или аваров с Кавказа.


[Закрыть] по всей видимости, были смертоносны. Поселянам в таком случае приходилось укрываться за городскими стенами, откуда они могли наблюдать дым пожарищ, который говорил о разрушении и ущербе, причиненном кочевниками. До тех пор, однако, пока в неприкосновенности оставались каналы (они строились, конечно же, с максимальным тщанием и прочностью), кочевники не могли нанести непоправимого ущерба…

В Армении и Понте условия жизни были совершенно противоположны. Это были горные районы, населенные свирепыми племенами, возглавляемыми влиятельной местной знатью под властью царя, чья власть была неоспорима, в то время как в долинах и на равнинах миролюбивый земледелец предоставлял им необходимые экономические ресурсы…

Киликия и Каппадокия были полностью подчинены греческому влиянию, с многочисленными богатыми и высоко цивилизованными городами, также располагавшими и значительным торговым флотом. Проход от Киликии к Геллеспонту и все Средиземноморское побережье были усеяны богатыми городами и греческими колониями, космополитичными по духу и языку, со всеми теми местными амбициями, которые так присущи греческому характеру. Греческое влияние распространялось от Карий к Босфору и вдоль побережья вплоть до Синопа на Черном море, где постепенно сходило на нет.

Сирия представляла собой причудливый, словно лоскутное одеяло, узор княжеств и городов-государств, начиная с почти варварских государств Каркемиша и Эдессы (Урфа) на севере. На юг от них находился Гиераполь, с огромными храмами и жрецами-правителями. Ближе к берегу более плотное население теснилось вокруг независимых городов Антиохии, Апамеи и Эмесы (Хомс).

В это же время среди пустыни великий торговый город Пальмира поражал всех богатствами и величием, оставаясь нейтральным местом торговли Парфии и Рима. Между Ливаном и Антиливаном мы обнаруживаем в самой вершине своей славы Гелиополь (Баальбек), сохранившиеся руины которого даже теперь вызывают наше восхищение… Мы видим чудесные города Герасу и Филадельфию (Амман), которые связывались крепкими мощеными дорогами, а воду к ним подводили гигантские акведуки…

Сирия по-прежнему настолько богата остатками этого времени, что совершенно несложно представить, как выглядела эта цивилизация. Искусства Греции, завезенные уже давно, развились в непомерное величие, подавлявшее чернь. Богатство отделки, непомерность трат, нарочитость богатства – все это говорит о вкусах сластолюбивых и артистичных семитов.

Вокруг больших городов сельское население, должно быть, жило примерно той же жизнью, что и в наши дни, в глинобитных хижинах или домах из кирпича-сырца. На отдаленных пастбищах бедуины приглядывали за своими стадами в полной свободе, подчиняясь только набатейским царям (их столицей была Петра) из своего же собственного народа, или служили проводниками и охранниками торговых караванов.

А за пределами земель пастухов лежала выжженная пустыня, служившая непроницаемой преградой в обороне Парфянской империи, где за Евфратом расположились великие города Ктесифон, Селевкия, Хатра, Нисибин, Харран и сотни других, чьи имена теперь забыты. Население этих крупных городов зависело от огромных зерновых богатств Месопотамии, щедро орошаемой в те времена каналами. Давно миновало величие Вавилона и Ассирии, наследники Персии и Македонии уступили место Парфии, но люди и земледелие оставались такими же, как и тогда, когда Кир-Завоеватель впервые покорил эти земли. Язык многих городов был греческий, и образованные граждане Селевкии могли беседовать о философии и трагедиях Афин.

Сравним теперь это с положением дел в конце VII в.

«Сирия оставалась разоренной, истощенной страной. Ее великие города, хотя и по-прежнему обитаемые, почти сплошь лежали в руинах, снести которые не хватало средств. Дамаск и Иерусалим не оправились от последствий долгих и ужасных осад. Амман и Гераса пришли в упадок и превратились в жалкие селения, полностью подвластные бедуинам. Хауран, вероятно, все еще сохранял признаки былого процветания, которыми он был отмечен во времена Траяна.

Убогие строения, безграмотные надписи того времени – все это указывает на гнетущий и тягостный упадок. Среди пустыни стояла опустевшая и покинутая Пальмира, лишь немногочисленный гарнизон продолжал охранять ее крепость. На побережье и в Ливане еще была заметна слабая тень былых богатств и коммерции. Но руины и запустение были обычной картиной северных земель, которые с неизменной регулярностью подвергались набегам на протяжении ста лет и еще пятнадцать лет были в безраздельной власти войск неприятеля. Земледелие переживало глубокий упадок, население заметно сократилось из-за чумы и тех потрясений, которые ему довелось пережить.

Каппадокия незаметно скатывалась к варварству, великие базилики и города, которые грубые поселяне не могли ни отстроить, ни восстановить, сровняли с землей. По Анатолийскому полуострову огнем и мечом прошли персидские армии, его величественные города были захвачены и разграблены».

Когда Ираклий был занят восстановлением порядка в опустошенной Сирии, после смерти Хосрова II и перед окончательным замирением с Персией, ему доставили необычное послание. Гонец принес его к пограничному имперскому посту в пустыне на юг от Дамаска. Письмо было написано на арабском, малоизвестном семитском языке кочевых народов из южной пустыни. Императору, скорее всего, принесли только перевод – и, вероятно, с уничижительными примечаниями переводчика.

Это был странный вызов, написанный невразумительным, цветистым языком. Отправил его некто, называвший себя «Мухаммед Пророк Бога». Этот Мухаммед, судя по всему, требовал от Ираклия признать единого подлинного Бога и служить Ему. Уяснить что-либо определенное из этого послания оказалось совершенно невозможно.

Но в Ктесифоне об этом Мухаммеде знали больше. Говорили, что этот назойливый лжепророк принялся настраивать Йемен, богатую провинцию в Южной Аравии, восстать против Царя царей. Пока что персидскому царю Каваду было недосуг заниматься этим делом. Он низложил и убил своего отца Хосрова II, и теперь все его время поглощала реорганизация персидской армии. Каваду принесли такое же послание, как и то, что получил Ираклий. Происшедшее только разозлило царя персов. Он порвал письмо, швырнул обрывками в посланника и приказал тому убираться прочь.

Когда об этом доложили тому, кто отправил все эти послания из далекой Медины, убогого грязного городишки, тот был очень разгневан. «Да будет так, о Аллах! – вскричал он. – Так отбери же у него его царство!» (628)

Но прежде чем продолжить рассказ о том, как ислам пришел в мир, завершим наш краткий обзор общественных условий в Азии в начале VII в. Стоит также сказать пару слов и о религиозном развитии персидского общества в Сасанидский период.

Начиная с дней Кира, зороастризм взял верх над древними богами Ниневии и Вавилона. Зороастр (греческая транскрипция иранского «Заратустра»), как и Будда, был арием. Нам не известно доподлинно, в каком именно веке он жил – одни авторитеты относят время его жизни к X в. до н. э., другие считают его современником Будды и Конфуция. Столь же мало нам известно о месте его рождения и о том, из какого именно народа он происходил.

Учение Зороастра сохранила для нас «Авеста», но мы не станем детально рассматривать это учение, потому что оно не играет значительной роли в современном мире. Центральная часть зороастрийской религии сводилась к противостоянию двух богов: бога добра Ормазда – бога света, правды, прямоты, солнца, и бога зла Аримана – бога лжи, тайных заговоров, хитрости, дипломатии, тьмы и ночи. Когда зороастризм впервые появился на исторической арене, он уже был окружен церемониальной и жреческой системой. У него не было изображений, но были жрецы, храмы и алтари, на которых горел священный огонь и на которых совершались священные ритуалы этой религии. Среди других отличительных черт – запрет на погребение или сожжение умерших. Парсы Индии, последние оставшиеся зороастрийцы, до сих пор выносят своих умерших в особые открытые башни, Башни тишины, куда слетаются грифы.

При Сасанидских царях, начиная с Ардашира (227), эта религия стала государственной, ее глава был вторым человеком в государстве после царя, а сам царь, совершенно как в древние времена, считался божественным и состоящим в особом родстве с Ормаздом.

Но религиозное брожение, начавшееся в мире, пошатнуло бесспорное главенство зороастризма в Персидской империи. Сказалось не только мощное распространение христианства на восток, на что мы уже обращали внимание, но и в самой Персии появились новые секты, впитавшие в себя новшества и представления своего времени.

Одним из ранних ответвлений зороастризма был митраизм. Он распространился в Европе в I столетии до н. э., после восточных походов Помпея Великого. Он был исключительно популярен среди солдат и простонародья и вплоть до времени Константина Великого продолжал оставаться серьезным соперником христианства. Митра был бог света, «происходящий» от Ормазда и рожденный чудесным образом, во многом напоминающим то, как исходит третья ипостась христианской Троицы от первой. Об этой ветви зороастрийского ствола больше нет необходимости говорить. В III столетии н. э., однако, появилась еще одна религия, манихейство, которая заслуживает некоторого внимания.

Мани, основатель манихейства, родился в 216 г. в добропорядочной семье в Эктабанах, древней индийской столице. Образование он получил в Ктесифоне. Его отец был своего рода религиозным чиновником, и Мани воспитывался в атмосфере философских и религиозных дискуссий. Затем к Мани пришло убеждение – движущая сила всех зачинателей религий, что он, наконец, обрел окончательное просветление. Мани решил, что настало время познакомить мир со своими взглядами. В 242 г., после восшествия на трон Шапура I, второго Сасанидского монарха, он принялся проповедовать свое учение.

Вполне показательно для того времени, что его учение не избежало теокразии. Он не пришел, говорил Мани, чтобы проповедовать что-то новое. Великие основатели религий до него все были правы. Моисей, Зороастр, Будда, Иисус Христос – все они были подлинными пророками, но только ему было предначертано прояснить и увенчать их неправильно понятое учение. Делал он это, используя зороастрийские символы. Он объяснял сложности и противоречия жизни конфликтом света и тьмы. Ормазд был Бог, а Ариман – Сатана. О его идеях про то, как был создан человек, как он пал из света во тьму, как он будет освобожден из-под власти тьмы, и о той роли, которая Иисусу была отведена в этой необычной смеси религий – мы не сможем рассказать здесь, даже если бы это было в наших силах. Наш интерес к этой доктрине – исторический, а не богословский.

С исторической же точки зрения чрезвычайно интересен тот факт, что Мани не только исходил весь Иран, проповедуя свое новое и, как он считал, окончательное учение. Он побывал также в Туркестане, в Индии и, перейдя через горные перевалы, – в Китае. Следует обратить внимание на эту свободу передвижения и потому, что Туркестан, как мы видим, больше не был страной свирепых кочевников. Теперь это была страна, в которой процветали города и люди обладали образованием и досугом, достаточным для богословских диспутов.

Идеи Мани чрезвычайно быстро распространялись на Восток и на Запад, став питательной почвой для ересей по всему христианскому миру почти на целое тысячелетие.

Где-то около 270 г. Мани вернулся в Ктесифон и многих обратил в персидской столице в свою веру. Это навлекло на него гнев государственной религии и жречества. В 273 г. правящий монарх приказал распять его. С его тела, неизвестно зачем, содрали кожу, и начались неистовые преследования приверженцев новой религии. Тем не менее манихейство сохраняло на протяжении нескольких веков свое положение в Персии наряду с несторианским христианством и ортодоксальным зороастризмом (маздаизмом).

Совершенно очевидно, что в V и VI столетиях н. э. не только Персия, но и весь регион нынешнего Туркестана и Афганистана был значительно цивилизованнее Франции и Англии того же времени. Покров неизвестности над историей этих регионов был приподнят в начале нашего века; была открыта очень значительная литература, написанная не только на языках тюркской группы, но и на согдийском и еще на одном из арийских языков. Эти рукописи, дошедшие до наших дней, датируют временем, начиная с VII в. Их алфавит – адаптированный вариант арамейского, принесенного манихейскими миссионерами. Многие из открытых манускриптов – лоскуты пергамента, которые еще совсем недавно вставляли в оконные проемы вместо стекла, написаны в изящном стиле и не уступают любому манускрипту, вышедшему из-под руки бенедиктинского монаха-переписчика. Среди обширной манихейской литературы во множестве встречаются переводы из Священного Письма христиан, а также буддийские тексты. Многое из этого материала еще ожидает своего изучения.

Эта область Центральной Азии оставалась все еще преимущественно арийской по речи и культуре, а ее искусство тяготело к индийским и персидским образцам. Все это говорит о том, что эти века, в которые Европа оказалась отброшенной назад, были временем сравнительного прогресса Центральной Азии к востоку от Китая.

Из-за благоприятных климатических изменений азиатская цивилизация в то время переживала период развития и утонченности. В Берлине можно видеть коллекцию фресок из Туркестана того периода, на которых изображены костюмы и утварь, предвосхищающие самым удивительным образом одежду и утварь Франции и Германии XIII в. (то есть шести столетий спустя). Также на этих картинах можно увидеть знакомые фигурку и символы королей, королев и валетов из карточной колоды. Культурная жизнь этого региона в VI–VII вв. сравнима с расцветом европейского средневековья. На сценах, представленных на этих картинах, светловолосые и темноволосые люди соседствуют с множеством рыжеволосых, что говорит о межрасовом смешении.

Западная миграция к северу от Каспия гуннских народов, которых теперь называли татарами и тюрками, все еще продолжалась в VI в., но теперь ее следует воспринимать скорее как отток избыточного населения, чем переселение целых народов. Мир от Дуная до китайских границ был по-прежнему преимущественно кочевым, и города, большие и малые, вырастали лишь на основных торговых путях.

Мы уже упоминали о том, как юэчжи переселились в Индию, подобно индоскифам (индопарфянам) во II столетии. Остатки этих юэчжей кочевали в Центральной Азии, становясь все более многочисленными в степях Туркестана. Теперь их знали как эфталитов, или белых гуннов. После того как они три века оставались постоянной угрозой для персов, эфталиты начади вторгаться в Индию по следам своих сородичей – примерно в 470 г., менее чем через четверть столетия после смерти Аттилы. Они не мигрировали в Индию, а лишь совершали периодические набеги, оставляя после себя разграбленные города и села, и возвращались с добычей в свою степную родину. Так и гунны, обосновавшись на просторной Дунайской равнине, опустошали оттуда Европу.

На Индию этих семи столетий, которые мы сейчас рассматриваем, огромное влияние оказали вторжения юэчжей и индо-скифов, которые, как мы уже говорили, стерли последние следы греческого правления, а также эфталитов. До индоскифов еще одна волна снявшихся со своих мест кочевников, саков, нахлынула на Индию. Таким образом, Индия пережила три волны варварских вторжений: в I в. до н. э., в начале II в. н. э. и около 470 г. Но только второе из этих вторжений представляло собой постоянное завоевание и заселение захваченных земель. Индоскифы осели возле северо-западной границы и дали начало Кушанской династии, которая правила большей частью Северной Индии, вплоть до Бенареса на востоке.

Наиболее заметным среди кушанских монархов был Канишка (датировка неизвестна, вероятно, начало II в.), который присоединил к Северной Индии Кашгар, Яркенд и Хотан. Как и Ашока, Канишка был ревностным буддистом и одним из величайших покровителей буддизма. Канишка способствовал распространению буддизма, и Кушанская империя на севере Индии, должно быть, привела Индию к более тесным и частым контактам с Китаем и Тибетом.

О последующих дроблениях и слияниях государств в Индии сложно рассказать в нескольких словах. Временами Индия походила на лоскутное одеяло, распадаясь на множество мелких владений. А иногда империи, подобные империи Гуптов, распространялись на значительные территории. Империя Гуптов достигла расцвета в IV–VI вв., под ее покровительством возник современный индуизм. Этот период отмечен также значительной литературной активностью. Но все это мало сказывалось на повседневной жизни индийских народов. Брахманизм уживался с буддизмом, две религии процветали бок о бок. Основная масса населения жила тогда во многом, как и сейчас: одевались, возделывали землю и строили дома почти так же, как и в наши дни.

Вторжение эфталитов запомнилось не столько своими долговременными последствиями, сколько жестокостями, которые они совершали. Эти эфталиты очень напоминали гуннов Аттилы в своем варварстве. Они просто разоряли и грабили и не создали ничего, подобного Кушанской монархии. Их вожди после набегов возвращались на свои стойбища в Западном Туркестане. Михиракулу, их наиболее заметного предводителя, даже называли Аттилой Индии. Одно из его любимых развлечений, как говорит предание, было не из дешевых – он приказывал сбрасывать с кручи слонов, чтобы наблюдать затем за их мучениями. Эти зверства довели его данников – индийских князей до восстания, и Михиракула был изгнан из Индии (528).

Но конец набегам эфталитов в Индию положили не индийцы, а тюрки, которых поддержали персы. Они разорили главное становище эфталитов на реке Оке (Амударья) в 565 г., и после этого разгрома эфталиты полностью и очень быстро растворились в окружающем населении, как и европейские гунны после смерти Аттилы столетием раньше. Кочевники без своих пастбищ должны рассеяться, иначе и быть не может.

Мы не сможем проследить здесь, как выглядело развитие индийского искусства от дней Александра до пришествия ислама. Эллинистическое влияние на индийскую скульптуру и архитектуру было значительным, мастера, и в особенности художники, постоянно перемещались между Персией, Центральной Азией и Индией. Буддийскому искусству присущи заметные эллинистические черты, и когда во II и последующих столетиях нашей эры буддизм, как мы уже говорили, распространялся в Китае, изящество и неповторимые особенности греческой скульптуры сказались и на китайских изображениях Будды, и на китайском религиозном искусстве в целом. Но индийский климат оказался прямо-таки губительным для произведений искусства, оказавшихся в забвении, – династии, теперь почти совершенно забытые, жили прекрасной и утонченной жизнью, но мало что дошло до нас от всей их красоты.

Один из совершенно завораживающих памятников того времени, который дошел до нас, – пещерная живопись Аджанты недалеко от Хайдарабада. Со II по VII вв. н. э. там находился буддийский монастырь, с величественными залами и галереями, вырубленными прямо в скалах. За этот период, главным образом в V и VI вв., эти пещеры были украшены фресками, созданными на пожертвования монархов и состоятельных людей несколькими умелыми художниками.

Сегодня мы с изумлением взираем на эти свидетельства, настолько красноречиво они передают пышную, блистательную и чувственную жизнь при дворе, которая в противном случае совершенно бы стерлась из памяти людей. О том, что именно изображено на многих из них, в наши дни нет однозначного мнения. На одних представлены сцены из жизни Будды и преданий, связанных с ним. Другие, похоже, посвящены богу Индре, а на некоторых просто показана повседневная жизнь при дворе индийских правителей. Одна сцена, как считают, изображает прием послов от Хосрова II. Эти пещеры посетил во времена Мухаммеда Сюань-Цзан, китайский путешественник, о котором мы подробнее поговорим чуть позже.